9

Комиссариат я разыскал с большим трудом. После несчастного случая дорогу мне показывал полицейский, а я был в таком состоянии, что не обращал никакого внимания на улицы, по которым мы ехали. Но все-таки я добрался до нужного мне здания.

Оно было погружено во тьму, и большинство дверей заперто. Однако из-за одной двери доносились голоса. Светящаяся голубоватым светом надпись гласила: "Дежурная часть". Я вошел. Большое грязное помещение было похоже на берлогу. Несколько полицейских играли в карты, попивая при этом кофе прямо из горлышка термоса.

Мой приход раздосадовал их. Старший, высокий тип с волосами, росшими у него едва не из надбровных дуг, спросил меня:

– В чем дело?

– Комиссариат закрыт?

– А что, вы думали, он будет работать всю ночь?

– Я думал, что дежурный...

– Начиная с определенного часа, дежурства нет. Что вы хотели?

Я почувствовал, что любая моя просьба будет встречена им враждебно, и предпочел ретироваться.

– О! Ничего не поделаешь, я зайду завтра.

– Завтра – праздник! И потом, завтра...

Он показал на висевшие на стене часы:

– ...Это уже сегодня.

Его смех был так же отвратителен, как визг трамвая на повороте. Я вышел, отдав ему честь.

Дверь еще не закрылась за мной, когда один из полицейских подобострастно сказал своему начальнику:

– Ну, ты его и отбрил, этого офицера-америкашку!

Ответа старшего я не расслышал, но по его тону и смеху, последовавшему затем, было понятно, что там как следует прошлись по адресу всей армии США.

Поскольку мой визит в полицию оказался безуспешным, я решил все бросить и ехать к Салли на бульвар Ричарда Уоллеса. Консьержка должна уже была возвратиться из своих ночных странствий, и я надеялся, что она не очень бурно отпраздновала Новый год и сможет быть мне полезной.

Часы показывали половину первого, движение транспорта прекратилось. Это был рубеж ночи: время, когда заканчиваются спектакли, а гуляки отправляются поужинать в ресторан. Покачиваясь, шлялись по тротуарам пьяные. Кто-то пел, другие подтягивали, и собственное пение ужасно веселило певцов.

Куда делась Элен? Встретилась ли она с мистером X? Что с машиной Массэ? Все эти вопросы не давали мне покоя. Но из тысячи таких вопросов особо занимал меня вопрос о "мерседесе". Я не мог понять, зачем девушка отправилась за машиной своего... кузена, скажем так. Этот поступок казался мне нелогичным и неосторожным. Или же, наоборот, данное действие соответствовало некоему четкому плану? Чертова машина играла какую-то существенную роль в этой истории. Но какую?

Резко затормозив, я остановился у решетки неизвестного мне сада. Я вспомнил о счетах за гараж, найденных в бардачке "мерседеса". Вытащил их из кармана, где они совершенно смялись, и прочел "шапку". Во всех фигурировал один и тот же гараж, находившийся на проспекте Нейи. Неподалеку от дома Массэ.

И я отправился по адресу, указанному на квитанциях. Гараж занимал целый блок домов и был многоэтажным. Это оказалось действительно большое заведение: с выставочным залом для новых машин, ремонтными мастерскими, станциями техобслуживания и магазинами сопутствующих товаров. И у него имелось одно существенное преимущество перед комиссариатом: его дежурный работал всю ночь! Когда я остановился, из стеклянной будки появился маленький хилый человечек, униформа на котором так и болталась.

От бессонной ночи его глаза покраснели, а щеки заросли щетиной. Казалось, ему было тяжело тащить свою кожаную сумку.

Прежде чем обратиться к человечку со своими вопросами, я позволил ему залить мне полный бак бензина: я надеялся, что хорошие чаевые приведут его в нужную форму. Но за три монеты, каждая по сто франков, был удостоен лишь легкого кивка.

– Скажите, вы здешний ночной сторож?

Он бросил на меня злобный взгляд.

– Ну и что из этого?

– Вы знаете Жан-Пьера Массэ?

– Архитектора?

– Да.

– Знаю.

– Он здесь обычно ставит свою машину?

– Когда возвращается...

Ну и что мне давали полученные сведения? Я выяснил у сторожа все, что тот мог мне сказать: он знает Массэ, и Массэ ставил свою машину в этот гараж. Ну и что? Что нового в этой информации? Я строил иллюзии, а на деле... но может быть, мой инстинкт, направляя меня сюда, не ошибался?

– Он до сих пор не вернулся? – спросил я.

– Нет. Он живет на бульваре Ричарда Уоллеса, а там можно без опаски оставлять тачку на ночь.

– А прошлой ночью он ставил ее в гараж?

– Возможно.

Информация была нулевой. Но мое подсознание, пусть даже с легким опозданием, продолжало работать, мне подумалось, что, может быть, когда Массэ днем забирал отсюда свою машину, вместе с ним был мистер X... Но ночной сторож не мог, конечно, подтвердить или опровергнуть это.

Мои расспросы, похоже, заинтриговали сторожа, и он смотрел на меня, как глядел бы таможенник на туриста, разъезжающего на машине из чистого золота.

– Интересно, – проговорил он. – А почему вас так интересует все это?

– У меня есть причина.

– Вы американец?

Говорят, что французы – картезианцы, то есть должны верить тому, что видят, но с тех пор как я живу во Франции, по меньшей мере человек двадцать спрашивали меня, не американец ли я, хотя на мне всегда американская военная форма.

– Самый настоящий американец! – в сердцах ответил я. – Мой отец был американцем, мой дед был американцем, а также мой прадед. Поверьте, у американцев редко бывают прадеды американцами.

Мой эмоциональный ответ обескуражил его, но не так-то просто было сломить этого человечка. У него имелись собственные мысли, и – что более важно – в них прослеживалась определенная логика.

– Вы служите в полиции?

– Нет.

– Вы приятель Массэ?

– Приятель на жизнь и на смерть, как говорите вы, французы!

Он внезапно улыбнулся, показав при этом редкие зубы. Затем, посерьезнев, спросил:

– С ним что-то случилось?

– Почему вы так думаете?

– Потому что, совсем недавно, его "мерседес" поставила в гараж одна дама, а не он сам, и она была в ужасном состоянии.

Я схватил сторожа за лямку его сумки.

– Расскажите-ка мне подробнее, старина! Кто-то приехал на машине Массэ?

– Да, одна девушка, но не его жена, ту-то я видел раньше.

– Когда это было?

– Минут двадцать тому назад...

– На ней было леопардовое манто?

– Да. Бы ее знаете?

– Она ушла отсюда пешком?

– Пешком, как и все люди, поставившие свою тачку в гараж.

Дама, поставившая машину Жан-Пьера Массэ в гараж, была Элен.

– В какую сторону она направилась?

– К площади Майо, кажется. Но не уверен.

Если бы я не потерял столько времени, разыскивая комиссариат, я мог бы застигнуть ее здесь! Двадцать минут! Я пришел в ярость. Какое идиотство!

Я уже хотел тронуться в сторону площади Майо, но передумал.

– Я хотел бы взглянуть на машину Массэ.

– С какой это еще радости? – заартачился сторож.

– Только одним глазком!

И я сунул тысячу франков в его сумку.

– Поверьте мне, старина, это не простое любопытство, у меня есть на то причины.

Он кивнул.

– Она стоит на первом этаже, четвертый ряд, в глубине, предпоследняя машина.

Бросить свою бензозаправку сторож не мог, но занял пост у входа в гараж, откуда и следил за мной.

Мои шаги гулко раздавались под сводами гаража, точно так же, как два часа тому назад в больничном морге. "Мерседес" стоял там, где и сказал сторож. Какую тайну мог он скрывать, прав ли я был, собираясь осмотреть машину? И если да, то что обнаружу? Я был совершенно уверен, что, если мне удастся узнать, почему Элен отправилась за автомобилем на место происшествия, почему затем поставила ее в гараж, все прояснится. Должна ли она была что-то взять в машине? Или, наоборот, положила туда что-то?

Среди сотен других машин в этом гараже черный "мерседес" был для меня особенным: он таил в себе загадку. Открыв задние двери, я тщательно обследовал эту часть машины. Не менее тщательно я осмотрел и все впереди. Все поиски оказались тщетными, в том числе и под сиденьями и в бардачке, хотя я и подсвечивал себе фонариком. Оставалось осмотреть багажник. Вытащив ключи из замка зажигания, я открыл крышку багажника. Внутренне я был готов чуть ли не к тому, чтобы обнаружить там труп. Если бы так случилось, я бы не моргнул и глазом – настолько возможным казалось мне в этом деле все что угодно. Да только багажник был пуст. Кроме запасного колеса и сумки с инструментами, там ничего не было. Ничего!

Раздосадованный своей неудачей, я вставил ключи обратно в замок. И в этот момент я увидел.

Я обнаружил коробочку, набитую пробковой стружкой, благодаря тому, что упала моя фуражка; на этот раз, помня о той незначительной неприятности, я держал голову прямо – и все увидел. По ветровому стеклу, прямо за рулем, бежали три буквы и четыре цифры – номер телефона: ЭТУ 13-61.

Надпись была сделана губной помадой. С какой целью? Для чьих глаз она предназначалась? Переписав номер телефона на клочок бумаги, я задумался. По всей вероятности, писала Элен. Хотела ли она запомнить этот номер, или это было послание, адресованное мистеру X? Если верным было второе предположение, то, значит, мистер X должен прийти в гараж. Может быть, он должен поставить сюда свою собственную машину.

Сторож, когда я вернулся к входу, буквально пожирал глазами мои руки и карманы. Если он не обыскал меня, то лишь потому, что опасался получить прямым в челюсть.

– Успокойтесь, – буркнул я. – Я ничего не взял. Скажите-ка, телефонная станция ЭТУ, это – площадь Этуаль?

– Конечно.

– А можно узнать адрес только по номеру телефона?

– Посмотрите в специальном телефонном справочнике. Дать вам его?

– Обязательно!

– О'кей.

Последние слова он произнес с явным желанием подкупить меня своим знанием английского языка, надеясь выудить из моего кармана еще одну купюру.

В его будке было тепло, стены выкрашены в белый цвет, рекламные календари расхваливали разные сорта масел, шин и аккумуляторов.

– Давайте поищу. Какой номер?

Я сунул ему под нос клочок бумаги. Напустив на себя важный вид, сторож почесал свои щетинистые щеки.

– Интересно! Что-то этот номер мне напоминает...

Поскольку этого "что-то" было для меня недостаточно, он решил все-таки заглянуть в справочник в желтой обложке. Прежде чем перелистнуть страницу, этот человечек кончиком розоватого языка слюнявил пальцы. Когда он, наконец, нашел то, что требовалось, в книге было больше микробов, чем адресов.

– То, что я и думал: это – отель!

– Какой отель?

– На авеню Терн. Взгляните сами.

Он протянул мне справочник, отчеркнув ногтем с траурной каемкой: отель "Ланцелот", 88, авеню Терн.

10

Это был типичный парижский отель средней руки. Наверное, большинство его постояльцев, снимавших комнаты помесячно, были служащие, приезжавшие в Париж, или более или менее состоятельные холостяки. Отель выглядел чистым, его внешний вид внушал доверие, а стоило зайти внутрь, как это доверие укреплялось еще больше. Все здесь было новым и светлым: свежевыкрашенные стены, мебель и занавески. За стойкой, отделанной под красное дерево, стоял лысый мужчина в хорошем костюме и аккуратно завязанном галстуке. Когда я вошел, он колдовал над коммутатором.

– Клиника Жаннен? Не вешайте трубку!

При слове "клиника" все во мне встрепенулось. Портье сунул красную фишку в углубление телефонного диска и повернулся ко мне. Он-то, несомненно, разбирался в американской военной форме, потому что проговорил с любезной улыбкой:

– Что угодно господину полковнику?

По желтоватым белкам его глаз и землистому цвету лица было ясно видно, что печень портье не справляется с нагрузками.

– Прошу прощения... Не остановилась ли у вас одна молодая женщина, брюнетка со светлыми глазами, зовут ее Элен, и она носит леопардовое манто?

Он нахмурил свои густые брови так, что они образовали над глазами прямую линию.

– Да, остановилась.

– Она сняла номер сегодня в конце дня, не так ли?

– Именно так.

– И это она звонит сейчас во все больницы и клиники западного предместья?

– Все правильно. Что-то приключилось с кем-то из ее родственников?

– Да. Я хотел бы увидеть ее.

– Сейчас, я доложу о вас.

– Не стоит. В каком номере она остановилась?

Видно было, что его одолевают сомнения. Но я взглянул на щит коммутатора. Телефон был подключен к гнезду с номером 18.

– Восемнадцатый! – выдохнул я. – Это на втором этаже?

– Послушайте, господин полковник, может быть, будет лучше...

– Да нет же!

Не обращая внимания на портье, я двинулся по лестнице с блестящими медными перилами.

Когда я постучал в дверь, она разговаривала по телефону. Я услышал взволнованный дрожащий голос:

– Жан-Пьер Массэ! Он архитектор! Несчастный случай произошел около шести часов, и...

Она прервалась, чтобы крикнуть мне "входите". Я толкнул дверь. На Элен было в высшей степени элегантное платье пастельных тонов, ярко блестела золотая цепочка. Манто валялось на кровати. Чемоданы, которые тащила горничная во время моего первого появления на бульваре Ричарда Уоллеса, неразобранные, лежали один на другом рядом с умывальником. Элен сидела на застланной кровати, при моем появлении она выпрямилась, в течение нескольких секунд продолжала держать телефонную трубку у уха, затем повесила ее.

Я закрыл за собой дверь.

– Здравствуйте, мадемуазель. Вы узнаете меня?

– Да, я вас видела...

У нее был замечательный, волнующий, слегка хриплый голос. Я никогда не встречал более ясного взгляда.

– Только никак не могу вспомнить, где.

Меня колотила нервная дрожь. На этот раз ключ от тайны был совсем близко, в этой изящной комнате, впрочем безликой, как любой гостиничный номер.

– Мы столкнулись на лестничной площадке дома, где живут Массэ, сегодня вечером, в семь часов. Хотя... скорее вчера вечером, потому что сейчас уже первое января.

– Кто вы?

– Полковник американской армии Уильям Робертс, я служу в штабе войск НАТО.

– А что вы хотите от меня?

– Мне нужно получить от вас кое-какие объяснения, мадмуазель.

– Но как же вы разыскали меня? – вдруг вскрикнула она.

Хотя мой визит был для нее полнейшей неожиданностью, этот вопрос не пришел ей в голову раньше.

– Я был там, на улице, когда вы приехали на автобусе за машиной Массэ.

Ее чудные глаза как будто остекленели. Этим простым сообщением я нанес ей страшный удар: значит, мне многое известно. Ситуация была в моих руках.

– Я хочу знать, почему вы ждали целых сорок пять минут перед клиникой Святой Жанны д'Арк, прежде чем отправиться туда, чтобы спросить, там ли находится Массэ! Я хочу знать, почему вы поставили в гараж машину и записали номер телефона вашей гостиницы на ветровом стекле! Я хочу знать также многое другое, но начните с этих вопросов!

Я говорил с ней жестко, и в этом заключалась моя ошибка. Хотя она и покраснела, ей все же удалось овладеть собой.

– Значит, вы шпионили за мной!

– Отвечайте!

– Вы сказали мне, что вы американец, не правда ли?

– Все правильно.

– Ну и оставайтесь им! По какому праву вы вмешиваетесь в то, что вас не касается? – И она вздрогнула, как минуту тому назад, когда спросила меня, как я узнал ее адрес. – Действительно, по какому праву?

– Есть здесь один момент, который, как мне кажется, вам неизвестен, мадмуазель, – спокойно сказал я. – Увы, это именно я стал причиной смерти месье Массэ. Подобное не дает мне никаких прав, зато накладывает обязанности. В частности, помощь его вдове.

Элен больше не слушала меня. Ее кожа внезапно стала словно прозрачной. Она собралась было поднести правую руку к груди, но та бессильно упала вдоль тела.

– Что вы сказали?

– Я сказал, что Жан-Пьер Массэ попал под мою машину. Хотя я здесь ни при чем. И все же, если бы меня там не было, он, возможно, был бы жив!

Она вскочила и бегом обогнула кровать. Я подумал, что она собирается кинуться к двери, но она бросилась ко мне, остановившись буквально в нескольких сантиметрах.

– Вы лжете! Вы лжете! Он жив! Жан-Пьер жив!

Такой реакции с ее стороны я не ожидал.

– Бы играете отвратительную роль в этой комедии, мадмуазель!

Я схватил ее за руки и сильно встряхнул. Она не сопротивлялась, а только простонала:

– Отпустите меня! Отпустите меня!

Я продолжал ее держать, и она стала более настойчивой:

– Если вы не отпустите меня, я позову на помощь!

– Кого? Полицию?

Она опустила голову.

– Вам прекрасно известно, что он мертв! Неужели вы считаете, что, сыграв роль идиотки, вам удастся выпутаться?

– Этого не может быть! Это невозможно!..

– Я ехал довольно тихо. Но при падении он ударился головой о бордюрный камень. Когда ваша пневматичка была вечером доставлена мадам Массэ (тут Элен нахмурилась), меня охватили сомнения, и я отправился в Нантер, чтобы убедиться, не произошла ли ошибка. Я видел его. Он мертв.

Отвернувшись, она зарыдала и рухнула на кровать. И я сразу вспомнил Люсьенн, как она рыдала в своей спальне. Внезапно мне стало совершенно очевидно: Элен не притворяется, она и в самом деле оплакивает того мужчину, из-за которого плакала Люсьенн. Похоже, она действительно ничего не знала о смерти Жан-Пьера. Но от этого ее поведение становилось еще более непонятным!

И тогда я поступил так же, как и с Люсьенн Массэ: я присел на кровать рядом с ее кузиной и принялся гладить Элен по голове. Я, кажется, полностью вошел в роль профессионального утешителя.

– Ну же! Ну же! Доверьтесь мне, малышка!

Теперь она лишь тихонько всхлипывала. Но вздрагивающие плечи выдавали ее горе.

– Вы можете все рассказать мне, Элен!

Правильно: хорошая идея пришла мне в голову – назвать ее по имени. Нет, действительно, актер я хоть куда.

Она слегка приоткрыла свое прекрасное лицо, залитое слезами.

– На мне форма, Элен, но это не форма полисмена.

Стоп. Она прекратила плакать. Эта девушка была покрепче Люсьенн. Из породы победительниц!

– Вы любили его? – тихо проговорил я.

Она молчала и не шевелилась.

Я убрал руку с ее головы. От нее пахло так же чудесно, как и от ее кузины, только духи были другими. Наверное, Жан-Пьер совсем потерял голову, мечась между двумя такими очаровательными созданиями.

– Я знаю достаточно много, так что можете продолжать молчать, Элен. Да вы и сами видите: мне известно даже ваше имя.

– Жан-Пьер мертв. Жан-Пьер, он...

Она вскрикнула. А может, это был стон? Стон, идущий из самой глубины ее естества? Одним прыжком она уселась на кровати с ногами и посмотрела на меня. От горя она задыхалась, как астматик во время приступа. При этом она как-то странно дергала головой, чтобы восстановить дыхание. Опасаясь, что с ней может случиться истерика, я сходил в ванную комнату, намочил полотенце и приложил его к ее вискам. Ухаживая за нею, я чувствовал, что покров тайны начинает понемногу рваться, а из-под его лохмотьев показывается подлинный облик случившегося. Так бывает, когда тает снег, и из-под него проступают клочки земли, они становятся все больше, соединяются между собой... Наконец, в каком-то озарении я понял главное. Мистером X был не кто иной, как Массэ собственной персоной. На первый взгляд подобное казалось еще более невероятным, чем все остальные версии. Но мысль об этом пришла мне в голову с такой же неизбежностью, как отправленное письмо приходит к адресату.

– Скажите, Элен, вы ведь обо всем договорились с ним, не так ли?

Она по-прежнему безучастно смотрела на меня. Я тщательно подбирал нужные слова, мне следовало быть начеку, прежде всего не ляпнуть чего-нибудь опрометчивого, чтобы не поломать того хрупкого подобия доверия, которое сложилось между нами.

– Я хочу сказать... я хочу сказать, что он нарочно бросился под мою машину, так?

Я чуть было не понял все тогда, когда произошел несчастный случай. Из-за взгляда, который бросил на меня Массэ. А затем я встретился с его женой, одна за другой на сцену вышли новые тайны, и я забыл об этом взгляде.

В дверь тихонько постучали. Я ничего не ответил, и дверь отворилась, за ней показался портье. Его большой нос, плохо подстриженные усы, взгляд доброго, но перепуганного человека напомнили мне карикатуры на французов, какие рисуют в американских сатирических журналах.

А я и Элен по-прежнему сидели рядом друг с другом на кровати, и он это не мог не увидеть, как и то, что я продолжал держать полотенце на зареванном лице Элен. Портье прошептал:

– Если вам что-то нужно...

– Нет, спасибо.

Наверное, он хотел бы остаться с нами, чтобы все разузнать. И ему эта ночь не подарила никаких радостей. Всю ночь он провел за стойкой, отдавал постояльцам ключи, принимал их, набирал номера телефонов...

Я сделал ему знак удалиться, и он послушно вышел из номера.

– Послушайте, Элен, теперь мне все ясно. Массэ сделал это нарочно. Он бросился под мою машину именно потому, что я ехал медленно. Правильно?

Снег заблуждений продолжал таять, на солнце появлялась твердая земля истины.

– В его намерения входило разыграть из себя пострадавшего, чтобы его отвезли в клинику, куда вы должны были отправиться за ним. Я не ошибаюсь?

Она тихонько плакала, и если даже слышала меня, то никак не показывала этого. Мешало ли горе ей размышлять? Пыталась ли она выстроить какой-нибудь план защиты, чтобы вывернуться?

Я достал из кармана пневматичку, адресованную Люсьенн.

– Это письмо он написал задолго до несчастного случая, а вы в условленный час его отправили. Здесь-то и находится ключ к отгадке, Элен: все было рассчитано заранее. Все: место происшествия, время, клиника, час, когда вы должны были отправиться за Массэ...

Я глубоко вздохнул. Резким жестом она отстранила полотенце от своего лица. Я встал и повесил фуражку на спинку кровати. Пот ручьями тек по моему лбу. Господи Боже! Никогда в жизни не испытывал я ничего подобного, никогда мне не приходилось произносить слов, требующих подобного физического усилия.

– Что вы подумали, когда монахиня сказала вам, что Жан-Пьера Массэ нет у них в клинике?

Наконец-то Элен хоть как-то отреагировала, пожав плечами.

– Вы, должно быть, подумали, что Массэ, против его воли, отвезли в другую больницу?

– Да.

Она раскололась.

Нельзя было дать ей время собраться. Я расслабил узел галстука. В этом отеле не жалели дров, в номере можно было задохнуться. Правда, для первого января погода стояла необычайно теплая, по всем нормам полагалось быть гораздо холоднее. Я не сомневался, что завтра все газеты будут писать об удивительной оттепели, какой не припомнят с тысяча восемьсот семьдесят седьмого года! Во Франции наводнения, необычайную жару или холод всегда относят к периоду между тысяча восемьсот семидесятым и тысяча восемьсот семьдесят седьмым годами, как будто именно в это время страна познала все возможные природные катаклизмы!

– Тогда вы решили поставить автомобиль в гараж, подумав, что, в конце концов, он явится за ним сам, когда выйдет из больницы. Правильно?

– Да.

– Вы записали номер телефона отеля, потому что он не знал, где вы остановились, уйдя из его квартиры?

– Да.

Молчание. Я хотел задать ей еще тысячу вопросов, но не знал, с какого начать.

– Как это вышло? – прошептала она так тихо, как будто боялась звука собственного голоса.

– Как вышло, что я оказался в курсе стольких вещей?

– Да.

– Я отправился сообщить мадам Массэ о случившемся. Пока горничная провожала вас до стоянки такси, позвонили из Блю-бара, попросили приехать за Люсьенн.

– Люсьенн! – подскочила девушка.

– Извините меня, знаете, мы, американцы, очень фамильярны! Значит, я поехал туда. Мадам Массэ напилась пьяной и пыталась отравиться таблетками.

– Вот как?

– Я отвез ее домой.

Ее глаза заблестели. Я понял, о чем она подумала.

– Именно, – сказал я. – Именно я ответил вам по телефону, когда вы позвонили во второй раз.

Снова молчание! По улице прошла компания гуляк, распевая во все горло, но никак не попадая в лад.

– А она? – наконец прошептала Элен.

– Люсьенн Массэ?

– Да.

– Так что?

– Она... она не знает?..

– Нет. Я же сказал вам, что она слишком много выпила.

– У себя дома?

– Что?

– Она пила у себя дома?

– Да. А что?

Элен перестала плакать. Казалось, горе у нее сменилось тяжкой тревогой.

– Эй! Отвечайте! Почему вы спросили меня, пила ли она у себя дома?

– Что она пила?

– Виски.

– Со льдом?

– Да уж не помню. Но, черт возьми, вы ответите мне, в конце концов?.. О! Я все понял!

Я вспомнил о коробке с пробковой стружкой, о бачке со льдом, о пустой ампуле – и действительно все понял.

– Он отравил лед, лежавший в холодильнике? Так?

Элен не осмелилась ответить, но ее молчание было вполне красноречиво.

– А причина всей этой комбинации в том, что Массэ хотел убить свою жену?

– Он любил меня! – резко ответила девушка.

Для нее это служило оправданием.

– Он подменил бачок в холодильнике, поставив туда отравленный?

– Я не знаю, как сказать по-английски "синильная кислота"...

Теперь, когда все для нее было кончено, она хотела дополнить мои выводы своими откровениями. Странное дело! Элен как будто испытывала радость, признаваясь во всем. Может быть, признание приносило ей облегчение.

– Это очень сильный яд. Жан-Пьер хотел представить дело так, что произошло самоубийство. Нужно было, чтобы все случилось, пока она одна в квартире. Именно поэтому он устроил сцену и выгнал меня. Он знал, что горничная уйдет в конце дня. Чтобы образовался лед, нужно несколько часов...

– А несчастный случай был нужен, чтобы обеспечить алиби?

– Да.

– Нечего сказать, неопровержимое алиби. Вернувшись домой, он обнаружил бы свою жену мертвой. Он даже позаботился отправить ей пневматичку с просьбой дождаться его. Даже посоветовал ей выпить стаканчик!

– Это было лишним, – холодно сказал Элен, – моя кузина не питает отвращения к виски.

– А потом Массэ поставил бы настоящий бачок на место в морозильник?

– Да.

– Он выкинул бы отравленный бачок, положил ампулу с синильной кислотой, пилочку и обломки стекла рядом со стаканом, из которого пила его жена... а она была бы уже мертва в течение нескольких часов, пока он находился в больнице, а вы, как я предполагаю, на каком-нибудь приеме?

– Именно так.

– Превосходное преступление! Только... В механизм попала песчинка, и убийца погиб раньше своей жертвы!

Она закрыла лицо руками.

– Умоляю вас, не говорите так!