— Никогда, — заключил господин Крауч, оборвав наконец плетение эпитетов, — не устану я описывать этот двор, даже если проживу сто лет. Никогда.
Лицо хозяина исказило что-то вроде судороги. Почти непроизвольно сэр Эндрю спросил:
— Кстати, Крауч, а вы женаты?
Если Крауч и был удивлен, то к удивлению примешалось и удовольствие.
— Да, сэр, конечно, я женат — более того: Бог да моя Эллен благословили меня шестью прелестными детишками, все, как одна, девочки. Но Господь милостив. И на мою долю выпали невзгоды, сэр, но то, как мы с Эллен познакомились, доказывает, что Провидение на нашей стороне, с чем вы непременно сами согласитесь, когда выслушаете историю, которую, раз уж вы столь любезно просите, я с удовольствием сейчас расскажу. — Тут сэр Эндрю закрыл глаза, а господин Крауч, помолчав положенное время, продолжил свой несвязный монолог. — Так вот…
— Эндрю!
— Да, матушка? — отозвался сэр Эндрю, бросив извиняющийся взгляд на рассказчика, который умолк и стал собираться с силами.
— Люди, с которыми ты договорился о поставках рыбы, вот уже больше месяца надувают тебя, — сказала леди Хантер, не переставая чесать терьера. — Та рыба, что мне подавали, пока ты уезжал по каким-то тебе одному известным делам, была не только отвратительной, но просто тухлой. Тухлой! — повторила она с отвращением. — Неужели это так трудно устроить?
Господин Крауч, будучи человеком сострадательным, помалкивал, думая о своем. Сэр Эндрю ответил:
— Матушка, вам следовало упомянуть об этом раньше. Я и понятия не имел, иначе давно уже все бы исправил.
— Я тебя почти не видела, — заметила леди Хантер. — Прости, но я вообразила себе, что ты занят важными делами. Кстати, шерсть, что нам привозят для пряжи, такая же скверная — все меры, которые ты принимал в связи с этим, не привели ни к чему. Если тебе трудно что-либо сделать, Эндрю, скажи мне, — продолжила леди. — В конце концов ни одна мать не может рассчитывать на то, что оба ее сына будут одинаковы. Милый Эндрю, — добавила она, устремив взгляд своих черных глаз на Крауча, — будет мне в старости хорошей подмогой.
— Несомненно, — сказал Крауч, с чувством неловкости поглядывая на покорно склоненную голову Эндрю. И от своей доброй души добавил: — И я не сомневаюсь, что он не посрамил честь вашей семьи, сражаясь в прошлом месяце.
Черные глаза оглядели сэра Эндрю с ног до головы и остановились на его лице.
— Моему сыну на редкость везет в сражениях, — сказала леди. — За все время он не получил ни одной царапины.
«Черт побери, — говорил много позже господин Крауч своей жене, и лицо его багровело при одном воспоминании, — старая грымза так сказала это, словно хотела, чтобы ее сына покалечили».
Ситуация была достаточно неприятной: Хантер покраснел и поспешил переменить тему. Он достал из своей сумки маленький сверток и положил его к матери на постель.
— Эта вещица попалась мне пару дней назад, и я подумал, что она может заинтересовать вас.
Старуха не удостоила взглядом ни его, ни сверток, который так и лежал перед нею до тех пор, пока она не закончила расчесывать Кавалла; отложив в сторону щетки, она с внезапным раздражением швырнула тяжело хрипящую собачонку на пол, оправила одеяло, извлекла клочок собачьей шерсти, попавший под перстень, и только потом взялась за сверток. В нем оказалась огромная брошь из черного дерева, с бриллиантами, сверкнувшими на свету всеми цветами радуги.
Брошь была поразительной. Даже Крауч, сидящий достаточно далеко от кровати, мог разглядеть сердечко, выложенное бриллиантами; к сердечку примыкали золотые лепестки, на которых красовались крылышки и ониксовые головки ангелов; под острым концом сердечка виднелся завиток, а на завитке бриллиантами были выведены буквы Г и Д.
Более дорогой вещицы Крауч в жизни не видел. Охваченный радостным возбуждением, он не сводил глаз с сэра Эндрю, а тот, весь сжавшись, нетерпеливо и умоляюще смотрел на мать.
— Г — это Генрих, а Д — Диана де Пуатье! — воскликнул господин Крауч. — Мой дорогой сэр, мне еще не приходилось видеть такой очаровательной вещицы. Настоящий шедевр. Удивлен, — в задумчивости добавил Крауч, — что… гм… дама французского короля выпустила из рук такую реликвию. Это…
Хозяйка вторично прервала его. Она подняла взгляд с броши на сына, заметила ожидание в его глазах и сказала:
— Это удивительно вульгарная вещь. Боюсь, Эндрю, что мне не достало сил воспитать в тебе хоть капельку вкуса. Мое несчастье в том, что теперь я уже ничем не могу тебе помочь. Однако ж покупка твоя не пропадет втуне: какой-нибудь горожанке, к которой ты питаешь тайную слабость, это наверняка понравится. Кажется, — продолжала она, не меняя тона, — к нам кто-то приехал. Какие-то люди пересекли двор. Не хочу тебе лишний раз напоминать, Эндрю, но поскольку ты здесь хозяин, то и должен вести себя с гостями подобающе. Господин Крауч извинит тебя.
Господин Крауч поспешил это сделать. Сэр Эндрю вышел из комнаты, леди Хантер швырнула отвергнутый подарок на столик у постели, а господин Крауч позволил себе заметить:
— Наверное, это стоило сэру Эндрю целого состояния. А перепродать вещицу будет непросто.
Старуха уставилась на него немигающим взглядом. Крауча передернуло.
— Когда пытаешься воспитать чувство прекрасного, — изрекла она, — цена никогда не бывает слишком высокой.
На сей раз господин Крауч не нашел подобающего ответа.
Внизу, даже несмотря на избыток майолики, дышалось свободнее, и сэр Эндрю испытал облегчение от того, что может отвлечься, принимая гостей. Сэр Эндрю знал и любил Сима Пенанго, секретаря Джорджа Дугласа, и выслушал его за кубком вина, в то время как свиту внизу угощали пивом.
— Интересовались господином Краучем? А сэр Джордж не сказал кто?
Но Пенанго ничего больше не знал и высказал предположение, что и сэру Джорджу это неизвестно. Он извинился: сэр Джордж ждет его. Сопровождающие собрались, вытирая рты стегаными рукавами, и вскоре небольшой отряд покинул замок, растворившись в сумерках.
Сэр Эндрю в задумчивости пошел наверх, остановившись на площадке, чтобы зажечь погасший факел. В комнате его матери было уже довольно темно. В тусклом свете, падающем от окна, он увидел, что мать выпрямилась в своих подушках и повернула голову.
Что-то показалось ему необычным. Вскоре он догадался — тишина. Крауч молчал. При более пристальном рассмотрении оказалось, что это молчание вынужденное: господин Крауч сидел на полу рядом со своим стулом, связанный и с кляпом во рту.
Не успел сэр Эндрю осознать это, как дверь за его спиной с треском захлопнулась, ключ повернулся в замке, и страшный удар коленом по почкам поверг его на пол. Его подбородок заколотился по голубым изразцам, как пестик в ступке аптекаря; барахтаясь, Хантер попытался перевернуться, но чье-то крепкое, поджарое тело впечатало его в пол. Он тщетно силился приподняться, нападавший пытался заломить ему руки за спину; Хантер не давался, и ему наконец все же удалось вывернуться.
Короткое мгновение они смотрели друг на друга в упор. Хантер увидел безжалостную складку рта, два внимательных глаза за черной маской и шерстяную шапку, плотно охватившую голову. Губы дернулись, а вместе с ними и тренированное тело. Хантер почувствовал резкую боль в колене. Человек в черной маске издал короткий торжествующий смех.
— Журавль обыкновенный, — сказал он, слегка запыхавшись, — это птица, способная бегать на большой скорости. — Тут он ухмыльнулся и надавил сильнее. — А теперь, мой Денди, я покажу тебе нечто необыкновенное…
Хантер не знал, как ему удалось вырваться. Размышляя над этим впоследствии, он полагал, что сил ему прибавила злость. Он дернулся, свалил противника на бок и потянулся к его горлу. Потом сэру Эндрю удалось подмять под себя человека в маске, и они, сцепившись, принялись кататься по полу. Изящный столик с фигурами леопардов раскололся в щепы, и десятки бутылочек с лекарствами, оглушительно звеня, попадали на пол. Катерина Хантер, рот которой был завязан, без всякого выражения смотрела на сына черными, горящими, как уголья, глазами. Крауч, весь красный от переполнявших его чувств, извивался в своих путах.
Хантер оказался сверху. Он хотел позвать на помощь, но ему не хватало воздуха: все силы отнимала схватка. Оба дышали так, что казалось, будто рвется крепкая ткань.
Чувствуя на себе взгляд черных глаз, Хантер сжал зубы, ухмыльнулся и напряг все силы, чтобы распластать противника и дотянуться большими пальцами до судорожно сжавшегося горла. Человек в маске во всю мочь молотил кулаками, он боролся отчаянно, но силы уже изменяли ему. Пальцы сэра Эндрю нащупали сонную артерию, впились наконец в живую плоть — он набрал полные легкие воздуха и приподнялся, чтобы всем своим весом навалиться на шею, которую обхватили его пальцы. На мгновение ему показалось, что глаза под маской закатились, но не от боли, а в приступе какого-то дикого веселья. А потом ноги, обутые в тяжелые сапоги, согнулись и нанесли точный, хорошо рассчитанный удар в незащищенный пах сэра Эндрю. Свободной рукой его противник нащупал каминные щипцы — сэр Эндрю упал на колени, захлебнувшись собственной кровью. Человек в маске отбросил щипцы и склонился над ним.
Хантер, полуживой от боли, сквозь шум в ушах услышал над собой голос:
— Ну давай, Денди… посмотри, как это делается… как ты сейчас поплывешь у меня… без пера и плавника.
Сильные руки схватили его, подняли в воздух отчаянно корчащееся тело, а потом умопомрачительным рывком швырнули через комнату. Все, кроме боли, исчезло в кровавом тумане. Гибкие, бесчеловечные пальцы впились ему в воротник — и раз за разом, методически, человек в маске принялся колотить сэра Эндрю головой о невыносимо блестящий изразцовый пол. В такт ударам зазвучал голос:
— Кто устилает… пол камышом, тому легче падать, а… это научит вас… не экономить на свечах, не бросать каминные щипцы где попало… и не драться в домашних туфлях. Гордыня и стремление к земным благам, сэр Эндрю, не доведут до добра.
Пальцы разжались, и он остался лежать без движения, глядя вверх на своего мучителя.
— И в дальнейшем не искушать меня, — сказал человек в маске с улыбкой. — Пришел я сюда лишь затем, чтобы познакомиться с вашим английским другом, сэр Эндрю, но раз уж вы того хотите, могу сломать вам руку или ногу… в любом известном мне стиле…
Хантер, к горлу которого подступила тошнота, опустил веки, чтобы не видеть ни маски, ни черных немигающих глаз, устремленных на него с кровати.
Глава 7
МНОЖЕСТВО ВАРИАНТОВ С МАТОВОЙ АТАКОЙ
1. ОПАСНЫЙ ХОД ЛАДЬЕЙ
Мастерская Пэти Лиддела, золотых дел мастера, располагалась на южной стороне Миддл-роу, в Стерлинге, в нескольких шагах от Сент-Джон-стрит. Мастерская представляла собой высокое сооружение с раскрашенной деревянной аркадой и наружной лестницей, ведущей на второй этаж, где Пэти держал свои поделки и где леди Калтер позировала для миниатюры.
Время от времени сквозь специально прорезанное окошечко в полу Пэти бросал взгляд в помещение лавочки, наблюдая и за покупателями, и за своими учениками, известными под общим именем Семь Маленьких Мастеров и работающими среди разноцветных огней в задней комнате магазина.
Господин Лиддел был проворен, как белка; в его маленькое лицо въелась золотая пыль, а седые волосы прикрывали отсутствующие уши. Пэти с готовностью объяснял, что произошло с его ушами, но рассказы его разнились от случая к случаю, отчего Сибилла лишь укрепилась в своем убеждении, что Пэти — жулик. Но он был великолепным ювелиром и поставлял леди Калтер бесконечное количество простых развлечений.
Леди Калтер не могла вспомнить, почему она назначила сеанс на сегодняшнее утро, когда проводился военный смотр. И почему военный смотр был назначен так быстро после поражения у Пинки, можно было лишь догадываться. Она, будучи в необычно подавленном настроении, подумала, что после разгрома следует подсчитать свои силы. А если королева полагала, что соревнования отвлекут ее вассалов от поножовщицы, то она, поднаторевшая в государственных делах француженка, была, вероятно, права. Все это навело Сибиллу на мысль о сыне.
— Пэти! — раздраженно вскрикнула леди. — Что вы там делаете столько времени? Это ведь не гобелен.
Пэти Лиддел предостерегающе поднял палец:
— Вы шевельнулись?
— Я не могу не шевелиться, — сказала Сибилла, — ваши дурацкие подушки все время сползают с табурета. Вы еще долго?
Пэти улыбнулся:
— Чуть правее.
Леди Калтер покорно подвинулась:
— Так долго вы еще?
Пэти продолжал работу, повторяя языком движение кисти.
— Об этом, — заметил он смиренно, — знает один Господь Бог. У вас волосы раньше были по-другому.
— Я их вымыла, — язвительно изрекла леди Калтер. — Если вы думаете, что я полтора года не буду мыться и причесываться, пока вы создаете мой бессмертный образ, то ошибаетесь. Если бы вы могли приколоть солнце булавкой в левом углу своей лавки, вы бы это сделали.
— Я, миледи, — сказал Пэти, тщательно выговаривая слова, — на днях попросил его светить поярче, чтобы бедный золотых дел мастер, измученный войною, мог рисовать свои картинки.
— И что же оно ответило? — с видимым интересом вскричала Сибилла.
— Оно, — отозвался Пэти с неохотой, — сказало, что подумает… — В это время внизу раздался какой-то шум, и Пэти мгновенно вскочил на ноги. — Покупатель! — И прежде чем Сибилла успела вымолвить слово, скатился вниз по лестнице.
Леди Калтер мгновенно встала со своего места и схватила миниатюру. Сходство, по ее мнению, было очевидным. Она с удовольствием отметила, что после шестидесяти неспокойных лет лицо ее выглядит вполне приемлемо. Впрочем, и глаза, и черты всегда были хороши.
— Мне это нужно именно сегодня, — послышался снизу знакомый голос, и вдовствующая леди, завороженная, навострила уши.
— Но я еще не закончил, сэр Эндрю, — отозвался Пэти.
— Когда же будет готово? — раздался нетерпеливый голос Хантера, вызвавший сочувствие у Сибиллы. Последовало еще несколько фраз, потом — молчание: Пэти удалился куда-то в закрома лавки. Затем послышался еще чей-то голос:
— Здравствуйте, сэр Эндрю! Господи, что это у вас с лицом?
Леди Калтер не слишком интересовал сэр Джордж Дуглас, но ее внимание привлек ответ сэра Эндрю.
— С лицом? — Сэр Эндрю грустно рассмеялся. — Да, на моем лице — все мои невзгоды. Это чертов Крауч, тот самый пленник.
— Господи! — испуганно произнес Дуглас. — Он вовсе не был похож на людоеда.
— Да нет же, это сделал не Крауч — это работа какого-то негодяя в маске. Он пробрался в дом, связал матушку, как курицу, предназначенную в суп, и, должен признаться, задал мне хорошую взбучку. В то время мне было вовсе не смешно.
— Да уж, конечно. А что Крауч?
— Хотя он и протестовал, но этот негодяй увел его. Не знаю, что ему было нужно, — похоже, он и сам толком не знал. Я только услышал пару английских имен, которые они упоминали; будь у меня хоть какие-нибудь связи на юге, я бы этих людей отыскал, чтобы выйти через них на моего проворного друга. Вам эти имена тоже, наверное, ничего не говорят? Гидеон Сомервилл и Сэмюэл Харви.
Сэр Джордж ответил, что впервые их слышит, и рассыпался в изъявлениях сочувствия — но в этот момент, ворча, вернулся Пэти с готовой брошью для сэра Эндрю. Сибилла, которая видела ее еще в работе, заметила, что ювелир изменил вещицу. Сибилла снова стала прислушиваться, но разговор теперь пошел о малоинтересных пустяках.
— Но какое лицемерие! — говорила впоследствии леди Картер Кристиан Стюарт и своему сыну Ричарду. — Рассказывал, будто получил синяки, упав с лошади. Но с деньгами, конечно, у него трудности: один Бог знает, как умудряется он осыпать свою мать бриллиантами. Должно быть, он, бедняга, рассчитывал получить неплохой выкуп за этого пленника.
— Нет, — сказал Ричард. — Он собирался обменять его на своего кузена, который в плену у англичан. — Сибилла посмотрела на сына с таким удивлением, что тому пришлось пояснить: — Я слышал, как он говорил об этом в Друмланриге. Он и купил этого англичанина у сэра Джорджа Дугласа.
— Я никогда не слышала, что у него кузен в Англии, — сказала Сибилла. — Но даже если и так, то я не понимаю, почему именно Денди должен платить за него выкуп. Я знаю, чего он хочет, — жениться на богатой наследнице. Но я бы и Медузе не посоветовала жить в одном доме с Катериной.
У Ричарда, как ей показалось, был усталый вид. Те недели, что она с Мариоттой провела в Ментейте, Ричард был очень занят. Один раз он посетил их в Инчталле — Сибилле пришло в голову, что, кроме того дня, он не провел наедине с молодой женой и пары часов.
Она была ужасно рассержена, когда, прибыв в Богл-Хаус от Пэти, нашла там Ричарда, который закончил те дела, которые мать окольным путем для него устроила. Ее сердило и то, что Том Эрскин забрал на смотр Мариотту и Агнес, оставив одну Кристиан, которая настояла на том, чтобы дождаться Сибиллу.
Она размышляла над следующим ходом, но в этот момент судьба предопределила ее дальнейшие действия. Снизу раздался рев, прокатился, усиливаясь, по лестнице — и за взъерошенным слугою в комнату ворвался Бокклю.
— Эй! — заорал Бокклю, снимая шляпу и небрежно кивая дамам. — Я вас повсюду искал! Вы пропустили такую борьбу!
— Сэр Уот! — воскликнула леди Калтер.
— И прыжки! — продолжал Бокклю, не обращая на нее внимания. — И бег! Где вы были? Остался только турнир на копьях и ловля кольца — а потом стрельба в попугая. Стрельба из лука по мишени уже почти закончилась. — Он махнул рукой по направлению к двери. — Пойдемте. Где ваша шляпа?
— В его комнате, — сказала Сибилла, выдержав взгляд сына. — Но она там и останется. Уот Скотт, я знаю, что две ваши жены так и не научили вас хорошим манерам. Но я думала, что Дженет Битон объяснила вам, как нужно обращаться к даме.
— Но я и не собирался обращаться к даме, — неосторожно ответил Бокклю. — Я хотел, чтобы Ричард…
— Раз уж вы сюда зашли, а я здесь хозяйка, то вам придется обратиться к даме. — Она взяла колокольчик и позвонила. — Мальвазии или мадеры?
Бокклю бросил отчаянный взгляд на Ричарда, не получил от него поддержки и снова попытался уломать Сибиллу.
— Мы пропустим самое главное — попугая, — жалобным голосом проговорил он.
— Ну и что, — возразила леди Калтер. -Я никогда не любила птиц, особенно говорящих. Джон, принесите мадеры.
Леди Калтер почти удалось задуманное: после третьего кубка сэр Уот пустился в рассуждения о конской упряжи и готов был развивать эту тему до бесконечности, но в дверях появился Хантер, который, коротко кивнув дамам, встревоженно обратился к Бокклю и Ричарду.
— Я пришел за вами. Стрельба в попугая скоро начнется.
Сэр Эндрю и Бокклю обменялись мимолетным взглядом — и Бокклю, словно спохватившись, вскочил на ноги и устремил на леди Калтер взволнованный взгляд.
Сибилла вздохнула:
— Можете ничего не говорить. Я догадываюсь. Весь город кричит, что Лаймонд бросил Ричарду вызов.
Сэр Эндрю постарался изобразить смущение:
— Извините, леди Калтер. Но люди и впрямь узнали, что ваши сыновья собираются состязаться.
— Какая ерунда, — раздраженно сказала Сибилла. — Как могут они состязаться, если один из них — вне закона?
— Но весь город об этом кричит, — подтвердила Кристиан, сидящая у камина. — И все они ждут вовсе не состязания — они ждут убийства.
— Ничего не поделаешь, моя дорогая, — сказала Сибилла. — Мы, как и бедная Дженет Битон, имеем дело с тяжелым случаем моральной философии, и все наши усилия тщетны.
Лорд Калтер подошел к матери и поцеловал ее в руку и в щеку.
— Через час все кончится, — заверил он. — Не бойтесь; я вернусь хотя бы для того, чтобы объяснить вам истинный смысл моральной философии.
Дверь за ними закрылась.
— Я должна сказать, — заявила леди Херрис решительно и достаточно громко для того, чтобы несколько голов повернулись к ней, — что на месте мужа леди Калтер я не позволила бы ей весь день сидеть на играх в одиночестве.
— Благодарю вас, — улыбаясь, ответил Том Эрскин, расположившийся рядом с Мариоттой.
Та вежливо улыбнулась в ответ, и Эрскин внутренне содрогнулся, осознавая, что сидит на пороховой бочке. Он вынужден был в одиночку принимать решения и чувствовал себя, как та птица, что чистит пасть крокодилу: то и дело его одолевали ужасные сомнения. Про себя он согласился с девчонкой. Сибилла по-своему была права, принимая все меры к тому, чтобы Ричард не участвовал в состязании; но вдовствующая леди не знала, что о предстоящем поединке осведомлены все. Кроме, пожалуй, Мариотты и Агнес, — последняя, ни о чем не подозревая, шутила и смеялась напропалую. Будучи в непривычной для себя женской компании, не желая выслушивать колкости насчет Ричарда, Эрскин всей душой хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте. Кто-то из Линдсеев выиграл стрельбу по мишени, и раздражение Эрскина возросло.
Он не знал этого, но Мариотта тоже была жестоко разочарована. Красивая, богатая, роскошно одетая, она сидела среди развевающихся вымпелов; пэры и пажи суетились вокруг нее, впереди лежало поле, поросшее зеленой травой, а позади высился замок.
Впервые после свадьбы появилась она в таком большом собрании, и ее угнетало, что не Ричард, а Том Эрскин представлял ее множеству людей. Все происходящее было ей невыносимо скучно.
Ей было скучно, когда процессия участников под горящими на солнце знаменами сошла вниз с холма; когда, надрываясь на ветру, заиграли музыканты; когда на королевских скамьях ненадолго появились королева и правитель; когда рыцари начали турнир на копьях; когда одному из борцов сломали руку.
Потом поле расчистили и стали устанавливать 120-футовый шест для последнего состязания — стрельбы по попугаю.
Эрскин поднялся.
— Ну вот, теперь нужно отойти подальше, — сказал он.
— Почему? — спросила Агнес. — Нет-нет, господин Эрскин, я хочу как следует разглядеть попугая.
— Нужно отойти подальше, — с твердостью повторил Том, — иначе у вас в шляпке будет полно стрел. Таковы правила — зрители должны отойти на шестьдесят ярдов. Глядите, вон в клетке из прутьев сидит попугай. Сейчас его вынут оттуда и привяжут к перекладине, а потом станут подымать шест.
В это время, к радости Эрскина, прибыло подкрепление в лице Эндрю Хантера, который, продравшись через бушующую толпу, сам был немного похож на взъерошенного попугая.
Они обменялись приветствиями.
— Стрельба по попугаю! — сказал сэр Эндрю. — Я думал, вы собираетесь участвовать. Я не собирался. Я и лук с собой не взял. — Потом добавил, обращаясь к леди Херрис: — По мишени я стреляю неплохо, но вот в высоту у меня не получается. Том знает.
— Том, конечно, знает, — подтвердил Эрскин, улыбаясь. — И зрители, и судьи надевают латы, когда Денди собирается стрелять по высокой цели.
Сэр Эндрю шутливо пихнул его в бок.
— На себя посмотрите — того и гляди, пробьете стрелой чье-нибудь окно.
— Ну, в этом смысле вы можете быть спокойны — я тоже не участвую. Но вот если вы останетесь вместо меня с дамами, буду вам признателен. У меня кое-какие дела в городе.
Хантер согласно кивнул, Эрскин попрощался с дамами и, невзирая на их протесты, исчез в толпе.
Поле, на котором установили шест, приобрело новый вид. Зрители отступили от опасной зоны и расположились в ожидании состязания.
Осмотревшись, Мариотта устроилась поудобнее и вдруг обнаружила, что ее плохое настроение улетучилось и она с удовольствием ждет грядущего зрелища. Ей было жалко попугая, сверкавшего синим и желтым оперением на шесте, что возвышался над зеленой ареной. Мариотта обнаружила, что даже скопившаяся толпа, часть которой была и она сама, приводит ее в восторг. Согласно протоколу, в первых рядах разместились пэры в мехах, раздуваемых ветром, и широких плоских шляпах; потом шли ряды духовенства — священники почти не отличались от вельмож, только шляпы были скромнее; за ними сидели торговцы с женами, наверняка плотно закусившими, прежде чем явиться сюда, и красотой одежд чуть ли не превосходившими знатную публику. Потом шли ряды, заполненные менее богатыми горожанами — ремесленниками, адвокатами, учителями и прочим людом, занимавшим при дворе второстепенное положение. Следом располагался простой народ, с которым имели дело дворецкие: то были кузнецы, винокуры, кожевники, каменщики, оружейники, водоносы. Дальше шли сельские жители, явившиеся в город на праздник; нищие, воришки и бродяги.
Светило солнце. Заиграли трубы; все головы повернулись в ту сторону, где появился герольд в слегка потрепанной табарде 28) и произнес что-то, потонувшее в звуках музыки. Снова взревели трубы. На поле вышли участники — пятьдесят благородных и пятьдесят простолюдинов — и разместились по его периметру.
Зрители по знаменам узнавали среди состязающихся своих друзей. Пажи явно получали большее удовольствие от парада, чем их господа, которые напряженно улыбались друзьям в толпе, словно желая показать, что участвуют в состязании лишь для того, чтобы развлечь своих ленников.
Как бы там ни было, но шеренга лучников имела великолепный вид, хотя Мариотте больше понравилось бы, если бы ее муж был там. Ветер, задувавший в сторону замка, играл штандартами.
Голубое с серебряным. Ей нравился ее собственный штандарт: крест Андрея Первозванного, наверху — гребень шлема, серебряный и лазурный, и весьма двусмысленный девиз, выбранный конечно же первым бароном. Мариотте никак не удавалось запомнить его — Contra Vita и что-то еще… Но стоило ей об этом подумать, как сам девиз появился чуть ли не на расстоянии вытянутой руки — Contra Vita Recti Moriamus [38]. Штандарт нес слуга Ричарда, а следом, глядя прямо перед собой, сдержанный, уверенный в себе, шел сам лорд Калтер. У Мариотты захватило дух.
— Боже мой, — сказал чей-то голос за ее спиной. — А вот и старина Калтер решил изобразить подушечку для булавок. Ну что ж, значит, будет на что посмотреть.
Пробираясь вверх по Сент-Джон-стрит, мимо богадельни на углу Сент-Майкл, а потом мимо неровного ряда строений, одним из которых был Богл-Хаус, Том Эрскин вскоре успокоился и решил, что сэр Эндрю благодаря его стараниям проведет сегодня прекрасный вечер.
Смерть лорда Флеминга многое изменила в его доме. Похоронив мужа в Биггаре, леди Дженни вместе с детьми присоединилась ко двору, и если раньше должность гувернантки маленькой королевы занимала только часть ее времени, то теперь она отдалась этому целиком. Маргарет, одна из старших ее детей, попеременно жила то в доме своего покойного мужа в Магдоке, то у замужних сестер, то в гостеприимном доме леди Калтер, а обязанности по Богхоллу легли на плечи крестницы леди Флеминг — Кристиан, которая пока находилась вместе с Сибиллой в Богл-Хаус, но намеревалась вскоре отбыть в Богхолл. Поэтому следовало торопиться.
Том Эрскин, пробравшись сквозь толпу на Сент-Джон-стрит, постучался в двери Богл-Хаус, поднялся по лестнице и на площадке нос к носу столкнулся со своей возлюбленной Кристиан.
— Кто это? Что случилось? Есть новости? — спросила Кристиан.
Эрскин смешался:
— Это я. О каких новостях вы говорите? Пока ничего не случилось.
Она облегченно вздохнула.
— Ах, Том. Да я так. Идемте. — И по пути в гостиную добавила: — Дело в том, что Ричард поехал на состязания.
Эрскин вовсе не был эгоистом.
— Вот черт, — сказал он, — я не знал. Тогда, пожалуй, лучше вернуться туда. Я оставил Хантера с дамами. Он мне ничего не сказал, наверное, думал, что я знаю… Да, вот дела… если…
Кристиан взяла его за руку:
— Поверьте: если что-то должно случиться, вы не сможете этому помешать. И вообще, я хочу, чтобы вы остались здесь.
— Хотите? — обрадовался он.
— Да. Сколько продлятся состязания? Час? Два?
— Так… сотня человек — по два выстрела каждый… не меньше двух часов, конечно, если кто-нибудь не попадет в попугая раньше.
— Тогда не проводите ли вы меня и леди Калтер на ярмарку? — попросила Кристиан. — Пока состязания не закончатся?
Это никак не входило в его планы, но Том прекрасно понимал причины такого желания.
— Она беспокоится, да? — спросил он.
— Ну, Сибилла пока еще не бьет во все колокола, но не следует оставлять ее одну. И она ни за что не пойдет с вами, если я останусь здесь. Я знаю, сейчас еще рано и на ярмарке пустовато, но мы по крайней мере можем попытаться забыть эти проклятые состязания.
Том изумленно воззрился на нее:
— Похоже, вы переживаете не меньше, чем Сибилла.
На этот раз ее ответ был резок.
— Если бы вы могли на время отвлечься от карточной игры и лошадей, то увидели бы в Кроуфордах нечто такое, что заставило бы вас по-другому взглянуть на прочих ваших друзей. Если бы даже я помнила свою мать, вряд ли бы я ценила ее так же, как ценю леди Сибиллу. И Мариотта, хоть она, может быть, и не такая, как бы нам хотелось, полна достоинства и твердости духа — если только дать себе труд присмотреться внимательно… — Тут Кристиан прервалась, лицо ее прояснилось, и она, шутливо подтолкнув Эрскина, добавила совсем в другом тоне: — Пойдемте. Скажем Сибилле, что отправляемся на весь день на ярмарку. Только не позволяйте ей увести вас в другую сторону.
— Я не думаю… — сказала Сибилла.
— Нет, ради Бога, нет! — хором воскликнули Том Эрскин и Кристиан Стюарт.
— Нет. Вижу, что нет: у нас и так руки полны. Но Агнес обожает пряники… Интересно, — задумалась Сибилла, — нельзя ли их положить в мой капюшон?
Продвижение Сибиллы по ярмарке напоминало полет пчелы, уносящей с каждого цветка понемногу нектара.
В игрушечной лавке она купила двух куколок из слоновой кости, свисток, погремушку и очаровательный набор маленьких колокольчиков; все это героически нес Том, который стал при ходьбе издавать мелодичный звон.
Потом наступил черед специй: в этой лавке она взяла шафрана, корицы, тмина, фиг, макового семени, имбиря, цветков левкоя и крокуса — после недолгого размышления — немного краски для шерсти. Все это она поровну распределила между Томом и Кристиан.
Потом они послушали певца, купили длиннющий свиток с новой балладой, которую Том пробежал глазами, а потом счел за лучшее потерять.