Глава девятнадцатая. ИСПОВЕДЬ САЙМОНА

Невозмутимая наглость этого человека была ошеломляющей. Впоследствии, когда я ближе познакомился с основными чертами его характера, я стал в большей мере относить ее на счет расчетливого мужества и самообладания. Но тогда я просто остолбенел, и лишь резкое движение рядом со мной, когда сэр Ричард выхватил пистолет, привело меня в чувство. Однако, прежде чем он успел навести оружие на цель, длинный плащ Саймона распахнулся и из-под него сверкнула сталь пистолетного дула.

— Я такой же хороший стрелок, как и вы, сэр Ричард, — сказал Саймон. — Но полноте, сэр, время ли сейчас устраивать дуэли? В вашем желании убить меня имеются две стороны. Так что извольте, сэр, выслушать сперва мою исповедь и после этого принимайте решение.

Разумеется, было бы опрометчиво убивать сейчас носителя столь ценной для нас информации. Усталость гребцов (баркас был рассчитан по меньшей мере на шесть пар весел), раненый на борту — все это свидетельствовало о какой-то тайне. Слава Богу, мне не понадобилось удерживать сэра Ричарда, который сам сумел взять себя в руки.

— Выходите на берег, Левисон, — сказал он. — Мы выслушаем, что вы хотите сказать.

Гребцы понемногу пришли в себя, и с помощью наших людей баркас был вытащен на берег. Раненого со всеми предосторожностями подняли и усадили поближе к огню. Он был одет в тонкого сукна камзол особого покроя, принятого среди морских офицеров, шкиперов и капитанов, и смерть, казалось, уже простерла над ним свою костлявую длань. Один из гребцов — молодой юноша, почти мальчик, — происходил из того же племени, что и Саймон, а второй был крепким загорелым моряком с лысой головой, наспех перевязанной окровавленной тряпкой.

Горячая волна воспоминаний внезапно нахлынула на меня, парализовав сознание и волю. Я вспомнил мерзкую ухмылку Симпкинса, плюнувшего на меня сквозь открытый люк желоба вербовщика, дезертирство команды в Плимуте, обломок ножа в нактоузе судового компаса, нападение Фуншальского Пита, мертвых матросов — и жгучая, неодолимая ненависть охватила меня при виде стоящего передо мной «делового партнера» сэра Ричарда. Я едва удержался, чтобы не броситься на него и не вцепиться ему в горло. Саймон молча взглянул на меня со своей неизменной печально-иронической улыбкой.

— Глоток холодной воды нам всем не помешал бы, — спокойно произнес он.

Матросы принесли им воды из ручья. Человек в капитанском камзоле уже не мог глотать. Когда я поднес ему кружку к губам, челюсть отвисла, и я молча спустил его на песок.

Саймон, наблюдавший за моими действиями, подошел к умершему и встал рядом с ним на колени.

— Значит, они все же убили вас, Томпсон? — проговорил он, взяв его за руку и пытаясь прощупать пульс. — Еще одна единица к общему счету!

Он отпустил мертвеца и поднялся с колен — строгая и полная достоинства фигура. В нем чувствовалась сила, недооценивать которую я не мог, несмотря на всю мою неприязнь к этому человеку. В сущности, мне до сих пор даже не удалось обнаружить в нем недостаток, в разной степени присущий всем нам, — поклонение Золотому Тельцу, — столь развитый в его народе, благодаря, вероятно, многовековому угнетению.

— Мы похороним его утром. Он был отважным и честным человеком, — сказал Саймон. — Вижу, у вас есть и свои покойники… — Он покосился туда, где лежали тела погибших товарищей Майкла, ожидая погребения. — А пока, сэр Ричард, думаю, мне следует многое объяснить всем и сообщить кое-что лично вам.

Саймон подошел к костру и сел у огня, помешивая длинной веткой раскаленные угли.

— Команда моего судна взбунтовалась. Они захватили нас врасплох при подходе к Мадейре. Какой-то прохвост сбил прицел на наших пистолетах. На судне находились два отпетых негодяя и один не менее отпетый дурак. Дураком был я, негодяями — Симпкинс и Фентон, оба хорошо знакомые вам…

— Фентон? — не удержался я. — Так значит, он отправился с вами?

— Конечно, — Саймон обернулся, чтобы привлечь и меня к числу слушателей своего повествования, адресованного до сих пор только сэру Ричарду. — Ах да, ведь вы же еще ничего не знаете! Он явился ко мне перед самым отплытием из Лондона и предложил включить его в состав команды как единственного свидетеля, знающего место, где Тауни зарыл свои сокровища.

— Ах негодяй! — воскликнул сэр Ричард. — Двуличный предатель! Так он дважды продал свой секрет?

— Он уверял, будто вы не заплатили ему условленную сумму за координаты и карту острова, — пожал плечами Саймон. — Я согласился взять его на выгодных для нас обоих условиях. Но я не знал тогда об его истинных намерениях…

Он помолчал, словно восстанавливая в памяти события недавних дней.

— Они держали нас заложниками, — продолжал он, — меня, моего секретаря, одного оставшегося верным матроса и капитана Томпсона, погибшего при выполнении долга. Никто из мятежников не умел управлять судном, и они предложили Томпсону в обмен на нашу жизнь и свободу привести шхуну к острову. У нас не было выбора, и капитан согласился.

По дороге мы не заходили ни в один из портов, и лишь сутки простояли на Фуншальском рейде, причем во время стоянки всех нас, включая и капитана, держали взаперти в кают-компании…

— Вот как? — прервал я его. — Значит, это не вы сходили со шхуны на берег в Фуншале?

— Я? Нет конечно, — снова пожал плечами Саймон. — Да и зачем?

В голове у меня закружился дикий водоворот мыслей. В самом деле, зачем? Откуда Саймон мог знать Фуншальского Пита, да еще настолько близко, чтобы уговорить его пойти на рискованную попытку захвата «Золотой Надежды»? Вот Фентон — другое дело. Хитрый лис ловко обстряпал свое дельце. Фуншальский Пит связался с Джекобсом будто бы по поручению Саймона Левисона, и наивный капитан бесславно погиб, считая, что выполняет распоряжение своего патрона! Но зачем им понадобилось все это?

— Они заключили между собой тройственный союз против меня и вас, — словно в ответ на мои мысли продолжал Саймон. — Третьим был Сэм Пайк. Двое из них плавали с Тауни; впрочем, это для вас не является новостью. Существенно то, что заговор им удался. Они захватили мое судно и, как я полагаю, ваше тоже. Несомненно, таков и был их первоначальный план. Вы, по всей видимости, крепко застряли здесь, на этом диком берегу. Сегодня утром мятежники, кажется, намеревались высадиться на противоположной стороне острова. Похоже, Фентон неплохо знает здешние места. По моим расчетам, они должны были объединиться с Сэмом Пайком, чтобы помочь ему одолеть вас, затем прибрать сокровища к рукам и либо оставить нас на острове, либо перерезать нам глотки, либо заставить прогуляться по доске за борт. Все эти и подобные им варианты негодяи обсуждали во всеуслышание, сидя под запертой дверью нашей каюты. Поэтому мы забаррикадировались изнутри и попытались оказать им сопротивление, но, как видите, безуспешно… Когда с залива послышались выстрелы, они резко поменяли курс и обогнули остров с востока. Мы могли лишь догадываться об их действиях по доносящимся до нас звукам, но, кажется, они встретились с вашей баркентиной, обменялись сигналами, после чего спустили шлюпку и отправили нас на все четыре стороны, куда нам или дьяволу будет угодно. Я разглядел отблеск вашего костра, и мы постарались подойти ближе, все время держась в тени, пока не убедились, что вы не дикари.

Бандиты, вне всякого сомнения, считают, что каннибалы съедят вас или вы станете жертвами для заклания на языческом капище. Они убеждены, что именно такой будет наша кончина после того, как мы окажем им последнюю услугу, перестреляв как можно больше дикарей и таким образом облегчив мятежникам высадку на остров, когда они явятся за сокровищами. Но здесь нас, — он взглядом пересчитал всех, сидящих у костра, — тринадцать человек; несчастливое число, как говорят, однако, на самом деле, ровно на одну единицу более счастливое, чем дюжина, — и мы сумеем еще предъявить свой счет к оплате. Я вижу, вы неплохо вооружены. А где мальчик?

— Остался на судне, — хмуро ответил сэр Ричард. — Он и Питер. Вы рассказали нам любопытную историю, Левисон. Похоже, она не расходится с истиной. Но одна сторона в ней вызывает у меня сомнение. Вы сказали: «мы». Значит ли это, что вы намерены присоединиться к нам и заявить свои права на долю в добыче?

— Ну, чтобы перейти реку, надо сначала добраться до моста, а пока еще и брода не видно, — резонно заметил Саймон. — Кстати, а почему не «мы»?

Майкл издал яростное рычание, но я жестом успокоил его.

— Почему не «мы»? — взорвался сэр Ричард. — Черт побери, Саймон! Да потому, что вся эта затея — моя! Я купил карту. Здесь сидят мои люди, десять против вас троих. Мы прибыли сюда, невзирая на все ваши коварные уловки. И прибыли первыми! Как видите, для ваших претензий совсем нет оснований.

В воздухе запахло грозой. Стоило лишь Саймону сделать резкий жест или проявить признаки беспокойства, как Майкл с остальными набросились бы на него. Я заметил краем глаза, что они уже потянулись за оружием.

— Минутку, — невозмутимо произнес Левисон. — Это вопрос, который должен быть улажен между мною и сэром Ричардом. Мы обсудим его в частном порядке. Кстати, у меня тоже есть карта — не так ли, сэр Ричард? Неплохо было бы их сравнить. Клад не принадлежит никому, пока его не откопали. А что касается денег, потраченных на вашу экспедицию, то и они могут оказаться любопытной темой для частной беседы. На пару слов, сэр Ричард, если вы не возражаете…

Оба отошли в сторону, подальше в тень от освещенного костром пространства, и стали прохаживаться взад и вперед у подножья крутого обрыва. Молодой секретарь и раненый моряк с «Сокола» пристально следили за ними, а я следил за Майклом; все напряглись до предела, словно свора злобных собак, только и ждущих, когда их спустят с поводков, чтобы вцепиться друг другу в загривки. Наконец сэр Ричард и Саймон возвратились к костру.

— Мы пришли к соглашению с мистером Левисоном, — сдавленным голосом произнес сэр Ричард. — Он останется с нами. Каждый человек для нас сейчас на вес золота!

Край неба за мысом на востоке затрепетал, готовый вот-вот вспыхнуть ослепительными красками зари. Я приказал матросам выкопать в песке глубокие могилы, куда мы опустили погибших, и над местом их последнего упокоения вместо надгробий водрузили тяжелые каменные валуны. Когда я, сэр Ричард и Саймон вернулись к костру после исполнения печального долга, Дон опять — в который уже раз за эту ночь! — насторожился, сердито заворчал и, громко лая, исчез в зарослях мангровых деревьев. Оттуда до нас донесся отчаянный вопль, шум борьбы и злобное рычание пса. Майкл с двумя матросами отправились к нему на выручку и вскоре появились, ведя за собой перепуганного упирающегося туземца. Он был совершенно гол, если не считать узкой набедренной повязки из белого холста; кровь капала у него с кисти правой руки, прокушенной собакой, в левой он все еще держал лук и стрелы, а выпученные от страха глаза его, сверкая в предрассветной темноте, неотступно следили за Доном, который прыгал вокруг него, виляя хвостом и всем своим видом подчеркивая, что это именно он поймал такую славную добычу.

— Заложник, — коротко бросил Майкл, подводя туземца к костру.

Саймон внимательно посмотрел на пленника и, приблизившись к нему вплотную, произнес несколько слов на незнакомом языке. Тот внезапно рухнул на колени и быстро залопотал что-то, умоляющим жестом протягивая к Саймону руки, вращая глазами и испуганно косясь на Дона. Саймон заставил туземца сесть у огня на корточки и внимательно осмотрел его рану. Затем, промыв искусанную руку кипяченой водой, он туго забинтовал ее, для чего использовал свой собственный чистый носовой платок, разорвав его пополам. Во время всей этой процедуры он перебрасывался с пленником короткими гортанными фразами. Мы молча сидели, в недоумении наблюдая за происходящим.

Наконец Саймон закончил перевязку.

— Его послали следить за нами, — сообщил он. — Он никогда не видел такого страшного пса, с гривой, как у льва!

— Откуда вы знаете их язык? — спросил я.

— Они разговаривают на испорченном арабском, — ответил Саймон. — Я знаю его, поскольку он сродни моему собственному. Арабский язык вообще очень распространен в здешних краях.

— Спросите его, как они собираются с нами поступить? — предложил я.

Последовал оживленный обмен незнакомыми словами между Саймоном и туземцем, сопровождаемый энергичной жестикуляцией. В результате их беседы мы узнали следующее.

Племя, к которому принадлежал наш пленник, дружелюбно относилось к англичанам; их вождь даже научился немного говорить по-английски. Но семь или восемь полнолуний тому назад неподалеку отсюда произошло кораблекрушение, и племя помогло команде спастись, переправило моряков сюда, на остров, кормило их и оказывало им всяческие знаки внимания. В ответ неблагодарные негодяи, воспользовавшись отсутствием большинства мужчин племени, поскольку те находились далеко на юге, совершая набег на враждебную территорию, начали творить невероятные бесчинства. Они грабили жилища, насиловали женщин и убивали немногочисленных мужчин, пытавшихся встать на защиту своих очагов. Когда племя вернулось домой, оно застало на месте поселка лишь головешки от сожженных и разграбленных хижин. Ни одного из оставшихся на острове мужчин не оказалось в живых, и лишь рассказы женщин, сумевших пережить весь этот ужас, раскрыли всем страшную трагедию, разыгравшуюся на острове.

— Он говорит, что самым отъявленным негодяем был лысый человек с красной шишкой за ухом, — закончил свой рассказ Саймон.

— Сэм Пайк? — удивился я. — Но он же уверял нас, будто остров необитаем!

— Конечно, он был в этом уверен после того, как пираты Тауни вырезали здесь почти все местное население, — вмешался сэр Ричард. — Не удивительно, что островитяне приняли нас так враждебно! А известно ли ему о кладе, зарытом под большим камнем?

— По его словам, это священный камень, воздвигнутый в честь их главного божества, Андриаманитры. Он ничего не знает о том, что зарыто под ним. Они поклоняются ему, и лишь жрецы смеют прикасаться к камню во время жертвоприношений.

Я вспомнил рассказы Запевалы Сэма об «Андриаманитре благоуханной», которыми он прожужжал все уши Фрэнка, сидя в сырном сарае.

— Идеальное место для клада, — заметил сэр Ричард. — Тауни был большой хитрец, избрав для этой цели священный камень! Дайте-ка парню немного вина; ему не мешает слегка подкрепиться. Кажется, там, во фляге, еще осталось кое-что.

Действительно, фляга оказалась наполненной на одну треть. Изысканное вино отборных виноградников Мадейры сослужило нам на этот раз лучшую службу за все время путешествия. Майкл отхлебнул глоток и затем протянул флягу туземцу. Тот расплылся в улыбке, причмокивая губами и с наслаждением потирая живот, когда вино разогрело его изнутри. Саймон отцепил один из многочисленных брелоков, висевших у него на цепочке, и вручил туземцу, который тут же вдел безделушку в проколотую мочку уха.

— Я объяснил ему, что люди, устроившие резню на острове, — наши враги, — сказал Саймон, — и что мы сами пострадали от них. По его словам, он понял это сразу, когда увидел, как мы хороним убитых. Он просит прощения за нападение на вас где-то на лесной поляне; но то была священная поляна, и они не могли позволить вам осквернить святыню, прикоснувшись к священному камню…

На прощание мы подарили пленнику остро заточенный нож — у него глаза разгорелись, когда он испытал остроту лезвия большим пальцем, — после чего отпустили его восвояси. Он долго приседал и кланялся, все еще опасливо косясь на Дона, пока не скрылся среди зарослей мангровых деревьев.

— Неплохое вложение капитала, Левинсон, — заметил сэр Ричард. — Думаю, оно принесет нам солидные дивиденды. Ваше знакомство с их тарабарским наречием пришлось очень кстати. Но откуда они так хорошо знают англичан? Неужели наши соотечественники столь часто посещают здешние места, что туземцы даже научились болтать по-английски?

— Пожалуй, скорее всего от жителей Маританы, — сказал Майкл. — Это небольшая флибустьерская колония неподалеку от Восточного мыса на Мадагаскаре.

— Маритана? — впервые со времени прибытия на остров заговорил молодой секретарь Саймона. — Я слышал, как люди на борту «Сокола» упоминали это название, собираясь высадить нас в шлюпку. Кажется, именно там они назначили рандеву с «Золотой Надеждой».

— Да ведь я знаю каждый дюйм в тех краях! — воскликнул Майкл. — Отличная стоянка, очень удобная для кренования. И излюбленное место для деловых свиданий. Говорят, Миссон там встречался с Тигом. И Бауэн заходил частенько. Там сейчас могут быть и другие джентльмены удачи, а могут и не быть. Если нам удастся договориться с черномазыми, мы на этом баркасе под прикрытием их лодок сумеем доплыть до Маританы и напасть на проклятых псов, как гром с ясного неба! Они сейчас, должно быть, сдирают ракушки со своих днищ или бездельничают на берегу, развлекаясь с туземными красотками. Мы захватим их голыми руками, — а, Эмбер? Что скажешь, дружище? Уэллсу будет спокойнее лежать в могиле, да и другим тоже!

— Ты забываешь, Майкл, — вмешался я, — что они, скорее всего, вернутся сюда за кладом. Выждут пару деньков для пущей уверенности в нашей гибели и явятся.

Майкл ошеломленно взглянул на меня.

— Да, я забыл, — пробормотал он. — Я думал не о золоте, а о погибших товарищах.

Я понял его, и с той поры мое уважение к этому человеку еще более возросло.

— Но все равно! — встряхнулся он. — Так или иначе, они не уйдут от нас!

Матросы разбрелись по берегу в поисках съестного; некоторые сделали примитивные удочки и принялись ловить рыбу в устье ручья, другие насобирали целую кучу крабов и моллюсков. За этими заботами мы не заметили, как солнце поднялось высоко в зенит. Было часа два пополудни, когда мы услыхали окрик и увидели нашего недавнего пленника, бегущего к нам по песку. Он сиял белозубой улыбкой и дико вращал фарфоровыми белками глаз. Дон с радостным лаем бросился к нему навстречу, что немного охладило пылкий энтузиазм общительного туземца. Позади него из мангровых зарослей выходила группа островитян, предводительствуемая двумя высокими мужчинами в широкополых шляпах, сплетенных из травы, и в длинных белых льняных балахонах, живописно облегающих их мускулистые статные фигуры. Приближаясь, они приветствовали нас дружелюбными жестами, а один нес в руке большую пальмовую ветвь.

— Торики58, — сказал один из них. — Твоя — англичанин? Моя — хороший друг!

Глава двадцатая. КЛЯТВА НА КРОВИ

Наши новообретенные союзники — именно союзники, ибо они обещали нам свою помощь и поддержку, — провели нас вверх по ручью до боковой расщелины, настолько удачно замаскированной обильной растительностью, что мы накануне миновали ее, даже не заметив. Вскоре мы поднялись на лесистое плато и по хорошо утоптанной и не очень крутой тропе вышли к подножью невысокого холма — бокового кратера конусовидного вулкана, обозначенного на карте как «гора Тауни».

Местность вокруг изобиловала зеленью: кокосовые пальмы, выраженные аккуратными ровными рядами, величаво кивали нам своими кронами; тут и там виднелись плантации маиса и маниока, сладкого картофеля и ямса, и имелись даже рисовые чеки, залитые водой в небольшой ложбине между кратером и склоном горы. Здесь же пасся и скот. Община, судя по всему, была многочисленной и процветающей.

Ближе к вершине холма, где за частоколом виднелись жилые строения, мы пересекли целый ряд глубоких траншей, причем каждый из рвов кольцом окружал холм, создавая надежную линию обороны.

Племя, как сообщил нам Саймон, принадлежало к роду Антанкарана, а оба вождя его относились к королевской династии Андриана, происходившей от арабских предков, чем и объяснялся более светлый оттенок их кожи. Попадались также и темнокожие люди, негры, занятые в основном работами на плантациях. Это были «андевос», рабы из Африки, привезенные маврами на Мадагаскар и проданные за золото и драгоценные камни.

Женщины, приветствовавшие нас песнями и цветами, были в большинстве своем довольно привлекательны, грациозны, с тонкими губами, прямыми носами, черными блестящими глазами и горделивой осанкой. Одежду их составляли особого рода фартучки до колен под названием «китомби», поверх которых они надевали короткие жилеты из шелковой материи; мужская же часть племени носила так называемые «ламба», или длинные накидки наподобие римской тоги. Что касается украшений, то они были весьма разнообразны и поразительно искусно выкованы из золота и серебра в виде длинных цепочек и брошей филигранной работы.

По случаю нашего прибытия был устроен праздник, и запахи жареного мяса, аппетитный парок из многочисленных горшков, кипящих на огне, содержимое примитивных пекарен, вырытых прямо в земле и прикрытых пальмовыми листьями, дразнили наши голодные желудки так, что у нас буквально слюнки текли.

Сначала нас угостили «токе» — местным пальмовым вином, более крепким, чем любое из вин сэра Ричарда, — и шипучим напитком из перебродившего сока зеленых кокосовых орехов. Благодаря ломаному английскому языку, которым владели оба вождя, делившие с верховным жрецом власть в этом крохотном королевстве — последний отсутствовал на пиршестве, поскольку готовился к важному обряду, в ходе которого ему предстояло раскрыть «волю богов», — а также помощи Саймона в роли переводчика мы убедились в достоверности истории, рассказанной нам вчерашним пленником.

Как оказалось, Сэм Пайк и Фентон сильно кривили душой, описывая нам обстоятельства своего пребывания на острове. Люди Тауни обошлись с дружелюбными островитянами, как последние негодяи. Сам Тауни обесчестил дочь одного из вождей племени по имени Мушманго; несчастная, не вынеся позора, впоследствии покончила с собой.

По издавна сложившейся традиции, буканьеры, посещавшие Мадагаскар, старались поддерживать с местными жителями дружеские отношения не только ради собственной безопасности, но прежде всего преследуя чисто практические цели: безотказное снабжение провизией и водой, помощь в строительстве блокгаузов и укреплений в местах удобных якорных стоянок, а также оснастке и ремонте судов. Разбойники Тауни первыми нарушили эту традицию, и вожди племени затаили против них непримиримую ненависть и злобу.

Мушманго, казалось, почувствовал ко мне особое расположение и долго, серьезно, вглядываясь мне в глаза, беседовал с Саймоном на своем гортанном наречии. Второй вождь оживленно переговаривался с сэром Ричардом и Майклом при помощи известных ему английских фраз и красноречивых жестов. В конце концов Мушманго поднялся и подал знак к началу пиршества.

— Он сказал, — обратился ко мне Саймон, — что у вас ясные глаза и правдивый взгляд, мистер Пенрит, и, разделив с нами трапезу — по обычаю арабов, — они станут нашими друзьями. Если жрец найдет приметы благоприятными, то вожди помогут нам вернуть наши суда.

После того как мы наелись до отвала, всячески поощряемые нашими гостеприимными хозяевами, на пороге своей «резиденции» появился жрец. Хижины вождей, увенчанные остроконечными кровлями из соломы и пальмовых листьев, были сложены из бревен. Строительным же материалом для большинства остальных хижин служили обожженные на солнце глиняные кирпичи, и жилище жреца тоже было построено из глины. Отличалось оно от других тем, что низкие двери его открывались на восток, а в стены, пока они еще как следует не просохли, были вмазаны сверкающие на солнце многочисленные перламутровые ракушки вперемешку с человеческими костями, высушенными морскими звездами и странными небольшими морскими созданиями, чьи головы напоминали лошадиные.