Несколько дней спустя Камилла Ибери спросила Паулину, нельзя ли пригласить Киппи сыграть несколько сетов в теннис в игре двое на двое. «Я рассказала Филиппу, что боковую подачу Киппи делает лучше всех», – сказала Камилла. Паулина сообщила, что Киппи вернулся во Францию, в лечебницу в Лионе, которую очень рекомендовал директор школы «Ле Росей» в Швейцарии, откуда Киппи дважды исключали, несмотря на то, что Жюль предложил построить новую библиотеку для школы в Гштаате. Паулина казалась спокойной, как всегда, и даже не напряглась при упоминании имени Киппи, и Камилла решила задать несколько вопросов о Киппи в перерывах между игрой в триктрак.
      – Я думала, что он закончил лечение в Лионе, – сказала она.
      – О нет. Он должен пробыть там, по крайней мере, еще три месяца. Это входит в программу, – сказала Паулина.
      – Зачем же он приезжал домой? – спросила Камилла.
      – Посетить дантиста. Он случайно сломал передний зуб. Подрался, я думаю, ведь он такой некоммуникабельный. Ты же знаешь его. И он наотрез отказался идти к этим французским дантистам, особенно в Лионе, и я не виню его. Доктор Шей всего за несколько приемов имплантировал ему новый зуб, ни за что не подумаешь, что это не его. Затем он уехал.
      – Как у него дела?
      – О, ты знаешь Киппи. Такой обаятельный. Блонделл ужасно его балует. Повариха обожает его, готовила ему картофельное пюре с рубленной курицей и всякие блюда, которые он мог есть без зуба. Дворецкий не знал, как угодить ему. Жюль и Киппи вечно не ладят. Так уж получилось. А я пыталась играть роль миротворца. – Она помолчала, потом добавила, – Но он ведет себя хорошо. Ему, кажется, не терпелось вернуться во Францию, для меня это сюрприз.
      – Чем он собирается заниматься, когда выйдет из лечебницы? – спросила Камилла.
      – Он подумывает открыть ресторан, можешь себе представить? Во всяком случае, таковы были его планы на этой неделе.
      И они вернулись к игре в триктрак.

* * *

      Неделю назад, в вечер приема у Мендельсонов, Киппи Петуорт позвонил матери, чтобы сообщить, что он вернулся в Лос-Анджелес. Эта новость была для нее полной неожиданностью. Паулина в этот момент слушала бывшего президента, сидевшего справа от нее и рассказывавшего длинный анекдот о перебранке его жены и жены советского лидера, который Паулина слышала уже несколько раз, когда к ней подошел дворецкий Дадли. Положив локти на стол и грациозно подперев подбородок одной рукой, она все внимание сосредоточила на своем госте, будто слушала его историю впервые, улыбалась и смеялась в подходящих местах рассказа. Она показала рукой дворецкому, чтобы он помолчал, пока бывший президент не дойдет до кульминации анекдота.
      – Действительно, очень смешно, – сказала она, когда рассказ был закончен, смеясь от души вместе с другими гостями. Президентский анекдот вызвал веселье, соответствующее его положению, хотя та же история, будь она рассказана менее значительным человеком, осталась бы незамеченной и показалась бы насмешкой. Наконец она повернулась к Дадли, ожидая, что он сообщит ей о проблемах на кухне или с оркестром, приглашенным для танцев.
      – Это Киппи, – шепнул ей на ухо Дадли.
      – Киппи? – спросила она. В голосе ее прозвучало удивление, но даже ее другой сосед по столу, Симс Лорд, адвокат ее мужа, не догадался, что Паулина предчувствует семейные неприятности.
      – Звонит по телефону, – прошептал Дадли. – Я сказал ему, что у вас прием, но он настаивает на разговоре с вами.
      – Он звонит из Франции?
      – Не думаю. Скорее всего, он здесь, – ответил Дадли.
      – Извините, мистер президент, – сказала Паулина, кладя салфетку на стол и поднимаясь, – кажется, на кухне небольшие проблемы с суфле.
      – Женская работа никогда не кончается, – сказал экс-президент, и все рассмеялись, оценив его шутку.
      – Я попрошу Роуз Кливеден пересесть сюда и покараулить мое место, – сказала Паулина и пошла через комнату к выходу. – Я пройду в библиотеку, Дадли. Не постоишь ли ты у двери, чтобы никто не вошел? – Несколько гостей оказались на ее пути, когда она проходила через атриум, и на каждое приветствие или поклон она отвечала очаровательной улыбкой, но не остановилась. «Какое прелестное у тебя платье, – сказала она Мэдж Уайт, чья дочь забеременела от ее сына, когда им было только по четырнадцать. – Спасибо, Сэнди, я рада, что тебе здесь нравится, – сказала она Сэнди Понду, чья семья владела «Лос-Анджелес Трибьюнэл» – Фэй, если в дамскую комнату выстроилась очередь, можешь воспользоваться моей ванной комнатой наверху. Блонделл проводит тебя», – сказала она Фэй Конверс.
      – Паулина, я должен поговорить с тобой, – сказал Гектор Парадизо, схватив ее за руку.
      – Ах, ты, озорник, Гектор, поменял карточки, – сказала она ему на ходу. – Зачем ты сделал это? Жюль будет в ярости.
      – Я чувствую себя лишним на том месте, где ты меня посадила, – сказал Гектор.
      – Я перестану сердиться, если ты пообещаешь мне потанцевать с Роуз. Мне кажется, что бы обидел ее.
      – Но, Паулина, я должен тебе что-то сказать.
      – Не сейчас, Гектор. – Она вошла в библиотеку и закрыла за собой дверь, оттолкнув его, когда он попытался войти вслед за ней. Как всегда, она первым делом посмотрела на картину Ван Гога «Белые розы», висевшую над камином, и чувство беспокойства вернулось к ней. Она взяла телефонную трубку.
      – Алло? Алло? Киппи, это мама.

* * *

      Киппи звонил из дома Арни Цвиллмана, хотя матери об этом не сказал. Если бы даже и сказал, то она все равно не знала, кто такой Арни Цвиллман, хотя Жюль Мендельсон, отчим Киппи, наверняка знал. Арни Цвиллман в глазах таких людей, как Мендельсоны и их друзья, был нежелательным лицом, возможно, поэтому-то Киппи и тянуло к нему. Когда-то Арни был владельцем гостиницы «Вегас Серальо» в Лас-Вегасе, и страховка, полученная после пожара в «Вегас Серальо», оказалась начальным капиталом состояния Арни. Если кому-нибудь вздумалось бы вызвать гнев у Арни, а в гневе Арни был страшен, то достаточно было сказать, что Арни сам поджег «Вегас Серальо» ради получения страховки. Многие поступали так, и многие потом сожалели об этом. Но в остальном Арни был, как говорили его друзья, «хорошим парнем, какого редко встретишь».
      Когда гости восхищались его домом, Арни всегда говорил, что дом – старый особняк Чарльза Бойера, но люди, знавшие особняк при Чарльзе Бойере, с трудом узнавали его, так как все архитектурные детали исчезли, целые стены заменили на стеклянные раздвижные двери, деревянную обшивку – на зеркала от пола до потолка, на месте библиотеки соорудили сауну с бассейном. Бирюзовый, розовый и оранжевый – любимые цвета Глэдис Цвиллман, четвертой жены Арни, доминировали в «декоре» – как выражалась Глэдис. К данному моменту Глэдис исчезла, ее сменила Адриенна Баскетт, которая питала надежду сохранить внимание и нежные чувства Арни до того времени, когда все юридические формальности по разделу имущества с Глэдис будут закончены, и она станет пятой миссис Арни Цвиллман.
      Услышав звонок в дверь, Адриенна подошла и включила наружное освещение. Дверь была сделана из пуленепробиваемого стекла, высотой в пятнадцать футов, и снаружи украшена металлической узорчатой решеткой. Сквозь нее Адриенна увидела красивого юношу со светлыми волосами. Изо рта у него текла кровь. «Обаятельный», – подумала про себя Адриенна. Женщины всегда находили Киппи Петуорта обаятельным.
      – Где Глэдис? – спросил юноша, когда она открыла дверь.
      – Где ты был? – спросила Адриенна, тоном давая понять, что Глэдис уже давно исчезла из этого дома.
      – Во Франции, – ответил он.
      – О, ля-ля, – сказала Адриенна. – Рот у тебя выглядит хреново.
      – И чувствую я себя хреново, – сказал Киппи. – Арни дома?
      – Как мне сказать, кто его спрашивает?
      – Киппи.
      – Он ждет тебя?
      – Спроси у него и узнаешь. – Он улыбнулся улыбкой, которая как он знал, была обольстительной, но не открывая рта. Один из передних зубов у него был выбит.
      Адриенна закрыла дверь, оставив его стоять снаружи. Он оглянулся, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают, и сплюнул кровавую слюну на терракотовый вазон с японским деревцем, стоявший рядом с дверью. Когда Адриенна вернулась, она широко распахнула дверь и впустила его.
      – Арни выйдет через минуту, – сказала она, – он в сауне. Могу я что-нибудь тебе предложить?
      – Коробочку с пластырем, – сказал Киппи.
      – Что случилось? – спросила она, указывая на его рот.
      – Не могла бы ты принести пластырь, а потом мы поболтаем? – спросил Киппи, теряя терпение.
      – Ты ведешь себя как избалованный отпрыск, – сказала она.
      – Я и есть избалованный отпрыск, – ответил он.
      Она вошла в туалетную комнату, дверь которой выходила в холл, и вернулась с бирюзовой коробочкой, в которой был розовый пластырь.
      – Ради Бога, не капни на ковер, – сказала Адриенна, – Арни взбесится.
      В этот момент в комнату вошел Арни. Он был очень загорелый, одетый в махровый халат. Расческой он приглаживал мокрые седые волосы. Бриллиант поблескивал в кольце на мизинце. Киппи находил его красивым, типичным красавцем из Лас-Вегаса. Он пристально посмотрел на Киппи.
      – Представить не могла, кто может придти в десять вечера, – сказала Адриенна, прерывая молчание.
      – Оставь нас, – прорычал Арни, кивком головы и взмахом руки показывая, чтобы она ушла. Адриенна скрылась в другую комнату, не сказав ни слова. – Пойдем в сауну, – сказал он Киппи, – там поговорим, и, ради Бога, не капни кровью на мой белый ковер. Идя впереди Киппи, он поправил две висящие на стене в пластиковых рамках картины и стер пылинку со столика, сделанного из стекла и бронзы.
      – В какую переделку попал? – спросил Арни, когда Киппи разделся и вошел с ним в сауну.
      – Кто тебе сказал, что я попал в переделку?
      – Не дури мне голову, юнец.
      – Тебе-то что?
      – Могу помочь тебе выбраться, вот что мне.
      – Каким образом?
      – На предварительном допросе был судья Кварц, верно?
      – Да, откуда ты знаешь?
      – Знать такие вещи – мое занятие. Я узнал все через десять минут после того, как они тебя повязали. Мой приятель летел тем же самолетом из Парижа. Они искали то, что вез он, а вместо этого обнаружили то, что вез ты.
      – Не могу понять, почему они прицепились ко мне, – сказал Киппи, – У меня, собственно, ничего и не было, так, пара сигарет с марихуаной, а они вцепились в меня, будто у меня целый груз из Колумбии. Ты бы видел, что они сделали с моим багажом.
      – Эти задницы схватили не того парня, вот и все, – сказал Цвиллман.
      – Мои родители убьют меня.
      – Сломал зуб?
      – Да.
      – Как?
      – Полицейский ударил меня.
      – Полицейские обычно не бьют школяров вроде тебя. Ты, небось, начал перед полицейскими разыгрывать богатенького сынка.
      – Что-то в этом роде.
      – Обозвал его рыжим или латинос? Киппи кивнул.
      – Рыжим.
      Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
      – Я вижу тебя насквозь, Киппи.
      – Там были два здоровенных полицейских, которых позвал таможенник. Они схватили меня за руки и поволокли так, что даже ноги не касались пола, и протащили через зал ожидания Пан-Американ. Не очень приятное зрелище, понимаешь? После этого заставили меня раздеться и запихнули свои пальцы мне в задницу, ища наркотики. Я взбеленился.
      В сауне через переговорное устройство послышался женский голос.
      – Вы готовы для массажа, мистер Цвиллман? Арни повернулся к аппарату и нажал кнопку.
      – О'кей, Ванда. Буду через минуту. Подготовь стол. – Потом повернулся к Киппи. – Как насчет массажа?
      – Нет, спасибо, – сказал Киппи; ему не то что массаж, а даже сауну не хотелось принимать.
      – Эта Ванда хороша, – сказал Арни. – Она приведет тебя в чувство, если тебе плохо.
      Киппи пожал плечами.
      – Хорошо, – сказал он.
      – Как я понял, ты не сообщил Жюлю и Паулине о своем маленьком приключении? – Он произнес имена с преувеличенной четкостью, как бы намекая на их положение.
      Киппи отрицательно покачал головой.
      – Ты лучше позвони им отсюда, – сказал Арни, – только не говори, что произошло. Вообще никому не рассказывай, кроме своего адвоката. Я найду тебе его для защиты. Тебе обойдется это в десять косых.
      – Ты собираешься одолжить мне десять косых? – спросил Киппи.
      – Достаточно того, что я помогу тебе выпутаться, сынок. Моя щедрость не беспредельна.
      – Где же я возьму десять косых?
      – У богатенькой мамочки.
      – Она не даст. Я знаю. Она сказала так в последний раз.
      – Будь обаяшечкой, Киппи, ведь знаешь, как это делается, и она не устоит. А когда предстанешь перед судьей Кварцем в понедельник утром, дело прикроют. Рассчитывай на меня.
      – Что ты за это хочешь, Арни? Не думаю, что ты борешься за это только потому, что я такой мировой парень.
      – Смекалистый малыш.
      – Чего ты хочешь?
      – Познакомиться.
      – С кем, черт возьми, я могу тебя познакомить?
      – С отцом.
      – С отцом? Мой отец живет в Лонг-Айленде, сейчас женат на бывшей Шейле Бошамп и играет в бридж все дни напролет в Саутгэмптоне или на Палм-Бич, или в «Ракке Клаб» в Нью-Йорке, или в «Пайпин-Рок», или еще где-нибудь. По какой причине тебе вдруг захотелось встретиться с Джонни Петуортом?
      – Не пудри мне мозги, маменькин сынок. Я говорю о Жюле Мендельсоне.
      – Он мне не отец. Он отчим.
      – Хорошо, отчим. Я хочу встретиться с твоим отчимом. Киппи заколебался. По своему опыту он знал, что обещать встречу с отчимом он не может.
      – Отчим обо мне не очень высокого мнения, – сказал он спокойно.
      – Ты хочешь, чтобы твое дело прикрыли, и родители не узнали об этом, хочешь?
      – Арни, пожалуйста. Мой отчим никогда не придет в твой дом. Точно знаю.
      – Я знаю это, молокосос. Единственное, чего я от тебя хочу, чтобы ты уговорил родителей придти пообедать и посмотреть фильм в доме Каспера Стиглица. Я тоже там буду, но об этом им ни слова.
      – Кто такой Каспер Стиглиц?
      – Кинопродюсер.
      – Но мать с отчимом не знаются с такими людьми. Не скажу, что это правильно, но это так.
      – Уговори их, задница. Ты же не хочешь, чтобы твое имя попало в газеты из-за того, что тебя повязали на рейсе номер три Пан-Амэрикан из Парижа? Не думаю, что Жюлю и Паулине понравится это, особенно накануне конференции в Брюсселе.
      Киппи стоял, смущенный, и только смотрел на Арни Цвиллмана.
      – Что такое «Пайпин-Рок»? – спросил Арни.
      – Клуб, – ответил Киппи.
      – Где?
      – На Лонг-Айленде.
      – Что за клуб?
      – Такой, куда тебя не пустят.
      – Ты имеешь в виду в члены клуба?
      – Даже как гостя члена клуба. Даже на ленч.
      – Как так?
      – Ты – не из их класса. Арни кивнул.
      – А сейчас лучше позвони своей мамочке и скажи ей, что тебе до зарезу нужны десять тысяч долларов. А я пойду на массаж.

* * *

      В последующие несколько дней Жюль, Паулина и Киппи только один раз собрались вместе всей семьей. Несмотря на то, что мертвый Гектор Парадизо лежал в открытом гробу в морге «Пиерс Бразерс», жизнь в городе шла своим чередом, хотя бесконечные пересуды о причине его смерти продолжались. Семейство Фредди Галаванта решило не отменять танцевальный вечер в честь визита бразильского посла. Полли Максуэлл не видела ничего предосудительного в том, чтобы провести показ моделей в отеле «Бель-Эйр» для лос-анджелесской гильдии защиты сирот, хотя Паулина Мендельсон, Камилла Ибери и Роуз Кливеден отказались от участия в нем. Ральф Уайт, вопреки протестам Мадж, не отложил давно запланированный уик-энд с рыбалкой на реке Метоулиос в Орегоне, но обещал вернуться к похоронам в церкви Доброго Пастыря.
      Для Жюля эти дни были насыщены заботами. Шла подготовительная работа к экономической конференции в Брюсселе. Группе сотрудников Национальной галереи из Вашингтона был обещан ленч в «Облаках» и осмотр коллекции вместе с Жюлем в качестве гида. Это обещание нельзя было не выполнить. Одновременно шли приготовления к похоронам Гектора, к которым Жюль проявлял особый интерес. Паулину удивило настойчивое желание Жюля поручить бывшим послам и другим известным в городе людям принять участие в выносе гроба, хотя все они были едва знакомы с Гектором.
      Все эти дни Киппи в основном молчал, делая исключение только для Блонделл и Дадли, которые по-прежнему его любили, или часами гонял мяч на теннисном корте, несколько раз сходил к доктору Шею, который вставил ему новый зуб, да еще к доктору Райту, чтобы подлечить указательный палец на правой руке, от которого Астрид, собака Гектора Парадизо, откусила кончик. Когда Киппи оставался наедине с матерью и отчимом, то бренчал на гитаре, что доводило Жюля до бешенства, но Жюль не подавал виду. До того, как Киппи решил стать владельцем ресторана, он хотел быть гитаристом.
      Секретарь Каспера Стиглица Бетти позвонила секретарю Жюля мисс Мейпл как-то днем и передала приглашение для мистера и миссис Мендельсон на обед и просмотр фильма в воскресенье вечером, делая это заранее, чтобы получить подтверждение о согласии.
      – Откажитесь, – сказал Жюль, когда мисс Мейпл позвонила ему домой, чтобы передать приглашение. – Мы даже не знакомы с Каспером Стиглицем.
      Киппи взглянул на него, оторвавшись от игры на гитаре, потом взял особенно резкий аккорд, отчего Жюль обернулся и раздраженно посмотрел на него.
      – Нет, Жюль, не отказывайся, – сказал Киппи.
      Голос Киппи прозвучал повелительно, и Жюль заметил это. Он прикрыл трубку телефона рукой.
      – О чем ты говоришь? – спросил он.
      – Я говорю, прими приглашение.
      – Что тебе известно об этом приглашении?
      – Скажи мисс Мейпл, чтобы она сообщила о вашем согласии, Жюль, – сказал Киппи.
      Жюль и Киппи пристально посмотрели друг на друга.
      – Отклоните приглашение, мисс Мейпл, – сказал Жюль и повесил трубку. – Твоя мать никогда не пойдет в дом Каспера Стиглица.
      – Пойдет, если ты скажешь ей, что надо идти.
      – Ничего не понимаю, – сказал Жюль. – Ты знаешь этого Каспера Стиглица?
      – Нет.
      – Откуда же ты знаешь о приглашении?
      – Знаю, и все.
      – И что же тебе известно?
      – Кое-кто будет там, потому что хочет встретиться с тобой.
      – Кто?
      – Не могу сказать.
      – Лучше, черт возьми, скажи.
      – Арни Цвиллман.
      – Арни Цвиллман? – Жюль был явно потрясен.
      – Ты знаком с ним? – спросил Киппи.
      – Конечно, нет. А ты?
      – Да.
      – Откуда тебе знакома эта личность?
      – Ты говоришь, как мама, – сказал Киппи, – она всегда говорит: «Откуда тебе знакома эта личность?»
      Жюль не обратил внимания на это замечание.
      – Этот человек – гангстер, – сказал он. – Он поджег «Вегас Серальо» ради страховки.
      – Но его не уличили, – сказал Киппи.
      – И он – карточный шулер. В его комнате для игры в карты в потолке установлена электрическая система подглядывания, а над потолком прячется человек, который с помощью этой системы передает ему электрические сигналы, сообщающие о картах партнера.
      – Ты многое знаешь об Арни, хотя не знаком с ним.
      – Скажи мне, Киппи, что тебя связывает с ним?
      В этот момент в комнату вошла Паулина, одетая в черное. Она только что вернулась из морга, где тело Гектора Парадизо было выставлено для прощания.
      – Ну как? – спросил Жюль.
      – Кошмар, – сказала Паулина. – Бедный Гектор. Он бы все это возненавидел. Такие рыдания. Латиноамериканцы плачут так громко. Молитвы тянулись так долго, что мне чуть не стало плохо. А цветы! Никогда не видела таких ужасных цветов. Розовые гладиолусы. Оранжевые лилии. Как раз те, что я ненавижу. Завтра, на похоронах, будет лучше. Роуз Кливленд и Камилла все организуют сами, а Петра фон Кант сама подберет цветы. – Она повернулась к Киппи. – Как ты себя чувствуешь, дорогой? Как твой зуб? Дай посмотреть. О, прекрасно. Наш доктор Шей хорошо потрудился. Как палец? Сильно болит? Я так рада, что собачку забрали из нашего дома. Налей мне вина, дорогой. Твоя мама совершенно вышла из строя.
      Киппи налил в бокал вина. Подавая ей бокал, он увидел, что она лежит в шезлонге, приподняв ноги.
      – Спасибо, дорогой. Как хорошо, что вся семья в сборе в мое любимое время дня. Как давно мы не были вместе.
      Она посмотрела на мужа и сына и улыбнулась. Не разделяя ее воодушевления, оба кивнули головами в знак согласия. На какой-то момент воцарилось молчание.
      – Каспер Стиглиц приглашает нас на обед, – сказал Жюль.
      – Каспер Стиглиц? Для чего? – спросила Паулина, фыркнув на абсурдность такого предложения.
      – И посмотреть фильм, – добавил Жюль.
      – О, Боже, мы не знакомы со всеми этими людьми, – сказала Паулина. По ее мнению, здесь нечего больше было обсуждать.
      Жюль повернулся к Киппи и пожал плечами, как бы показывая, что он старался, но все напрасно.
      Киппи, взглянув на Жюля, начал перебирать струны гитары.
      – Мое последнее сочинение, – сказал он, – нечто вроде легкой песенки. – Он начал петь низким приглушенным голосом: