Когда, наконец, все гости разошлись, Паулина вернулась в библиотеку. Прежде всего она сняла все украшения и убрала их в сейф. Вынула предсмертную записку Гектора и положила в сумочку. Затем позвонила по внутреннему телефону в комнату Жюля.
      – Да? – ответила мисс Туми.
      – Позвоните доктору Петри, мисс Туми, и сообщите о смерти мужа, – сказала Паулина. Она говорила властным голосом, словно давала инструкции своей горничной, дворецкому или повару.
      – Да, миссис Мендельсон. Затем Паулина позвонила Дадли.
      – Да?
      – Не мог бы ты зайти ко мне в библиотеку, Дадли?
      – Да, миссис Мендельсон.
      Когда Дадли через несколько минут вошел, она сказала:
      – Мистер Мендельсон только что умер, Дадли.
      – О, миссис Мендельсон. Примите мои соболезнования.
      – Благодарю, Дадли. И спасибо тебе за то, что ты сделал, когда мужа привезли из больницы. Ты практически один занимался домом, и мой муж был очень признателен тебе, и я тоже. Теперь предстоит много хлопот, и я очень нуждаюсь в твоей помощи.
      – Да, миссис Мендельсон. – Дадли отвернулся, чтобы Паулина не видела его лица. Она поняла, что он плачет. Паулину всегда восхищало, что люди, работавшие на Жюля – его дворецкий, сторож, шофер, секретарь, парикмахер, адвокат, – проявляли о нем заботу и работали с ним в течение многих лет. Она знала, что он занимался их личными делами – покупал им дома, давал возможность обзавестись собственным делом, оплачивал расходы на лечение, помогал дать образование их детям.
      – Не скажешь ли ты об этом слугам, Дадли? – спросила Паулина. – Кроме Блонделл. Я сама ей скажу. Скажи Джиму, Смитти, Джерти и людям на кухне, да еще этой маленькой служанке, не помню ее имени, той самой, из-за которой я расстроилась сегодня.
      – Кармен.
      – Да, конечно, Кармен. Скажи, чтобы она не сердилась на меня из-за жвачки. Я была огорчена. Весь вечер беспокоилась о мистере Мендельсоне. Сожалею, что не отменила прием сегодня днем, когда он вернулся из больницы.
      – Мы все понимаем.
      – Олаф покинул дом?
      – Да.
      – С вещами?
      – Да. Он сказал, что вы уволили его.
      – Да, я его уволила. Он это заслужил.
      – Могу я узнать, что он сделал?
      – Да, но не сейчас. Сестра Туми позвонила доктору Петри. Он скоро приедет. Предупреди Смитти о его приезде. Доктор Петри боится собак. Они набросились на него в последний раз. Возможно, приедет машина «скорой помощи» или катафалк. Не знаю, чем они воспользуются. Не можешь ли ты позвонить мисс Мейпл и попросить ее дозвониться в похоронную контору, чтобы предупредить их? Мы воспользуемся услугами «Братьев Пирс», конечно. Попроси мисс Мейпл приехать сюда утром, как можно раньше. Не принесешь ли мою телефонную книгу из кабинета? Я должна позвонить Симсу Лорду и поговорить с ним, но не помню его домашнего номера телефона.
      – Да, миссис Мендельсон, – сказал Дадли. Он подошел к столу и записал все ее просьбы. Его не удивило, что даже в горе и печали Паулина Мендельсон остается спокойной и организованной.
      – Еще одно, Дадли.
      – Да, миссис Мендельсон?
      – Пожалуйста, предупреди слуг и мисс Мейпл также, что никто, я подчеркиваю, никто не должен выносить эту информацию за пределы дома. Я не хочу, чтобы пресса узнала о смерти мужа до похорон.
      – Когда состоятся похороны?
      – Если возможно, то завтра. И они будут частные. Оставшись одна после ухода Дадли, она посмотрела на часы. Было без десяти двенадцать. На пальцах она подсчитала, какой теперь час в Париже. Без десяти девять утра. Она знала, что Юбер уже встал, поскольку около семи делает гимнастику перед уходом в свое ателье. Она всегда звала своего парижского портного по имени. Он шил для нее двадцать пять лет, и она хорошо его знала.
      – Хьюбер, – сказала она, когда он ответил на ее звонок в своей квартире. Она произнесла его имя «Хьюбер». Она рассказала ему, что случилось.
      – Сожалею, Паулина, – ответил он.
      – Спасибо, Хьюбер, – сказала она и перешла к цели своего звонка, потому что не хотела выслушивать выражение соболезнования.
      – Ты мог бы сделать несколько вещей, черных и серых тонов, и, может быть, что-нибудь белое? Здесь так жарко, а мне надо их носить несколько месяцев. Полагаюсь на твой вкус. Ничего выше колен. Что бы ты ни предложил, все будет хорошо, пару черных платьев мне нужно немедленно. Я пошлю самолет. Да, вот еще что, Хьюбер, Мне нужна черная вуаль. Очень густая. Как ты считаешь?

* * *

      Олаф Педерсон ехал на машине с горы из «Облаков». Мисс Туми, недолюбливавшая его за то, что он сблизился с Жюлем, не понимала, почему должна была сказать ему об увольнении. Ей хотелось, чтобы он остался и помог, когда приедет доктор Петри. Олаф не сомневался, что распоряжение о его увольнении исходило от Паулины Мендельсон, потому что она слышала, как он разговаривала с Фло Марч по параллельному телефону. Он почувствовал, что кто-то взял трубку, а потом повесил. Он очень привязался к Жюлю Мендельсону за те недели, что провел с ним в имении, и понимал все сложности его жизни. Олаф Педерсон был порядочный человек. Он сожалел, что огорчил миссис Мендельсон, но он обещал Фло, что позвонит ей и сообщит о состоянии Жюля. Его дом находился в районе Сильвалейк, но по пути он свернул в каньон Коулдуотер и остановился у дома на Азалиа Уэй. Он сообщил Фло, что ее любовник умер.

* * *

      Когда прибыла машина «скорой помощи», чтобы забрать тело Жюля, Паулина находилась в библиотеке с Дадли и Блонделл. Затем она со слугами вышла в холл посмотреть, как спускают Жюля Мендельсона по винтовой лестнице в последний раз. Когда санитары проходили мимо третьей из шести картин Моне, один из них плечом задел позолоченную раму знаменитой картины и сдвинул ее набок. «Осторожно!» – крикнула Паулина. Санитарам было неясно, относится ее замечание к заботе о покойном или о картине с водяными лилиями.

* * *

      Его преподобие доктор Руфус Броунинг из епископальной церкви «Всех Святых» в Беверли-Хиллз был приглашен для совершения обряда отпевания во время погребальной службы, носившей частный характер. Доктор Броунинг уверил вдову, что ее желание сохранить службу в тайне будет скрупулезно выполнено.
      – Но Жюль не принадлежал к епископальной церкви, – заметил Симс Лорд, когда его пригласили на службу.
      – И ни к какой другой тоже, – ответила Паулина и добавила. – Не было необходимости напоминать мне об этом, Симс. В конце концов, я была замужем за Жюлем двадцать два или двадцать три года. Я прекрасно знаю, что он не принадлежал к епископальной церкви, но он всегда с уважением относился к Руфусу Броунингу, когда бы он ни приходил к нам в дом, и он всегда был щедр в отношении церкви «Всех Святых». Руфус все сделает быстро и тихо. Я хочу, чтобы с этим было покончено до того, как эта ужасная женщина узнает, где проходит служба. Я не желаю, чтобы похороны превратились в цирковое представление.
      – Вы могли бы его кремировать, – сказал Симс. – В этом случае не было бы гроба, содержимое которого могло бы привлечь внимание.
      – Кремировать? Да. Так и сделаем. Он должен быть кремирован, – проговорила Паулина, ухватившись за идею.
      – О, нет, миссис Мендельсон, – сказала мисс Мейпл, оторвавшись от бумаг. – Он ненавидел кремацию. Всегда так говорил. Он хотел быть похороненным в Вествуде. У него есть участок земли для двоих: для вас и для него, рядом с мавзолеем Арманда Хаммера. Я права, мистер Лорд? Разве об этом не говорится в завещании?
      Симс Лорд согласно кивнул.
      – Что ж, он не будет похоронен в Вествуде, – сказала Паулина. – Он будет кремирован. Иначе эта женщина созовет фотографов, чтобы они сфотографировали ее, рыдающую над могилой. Я знаю подобных женщин, поверьте мне.
      Мисс Мейпл взглянула на Симса Лорда, но Симс отвел взгляд. От них не ускользнуло, что Паулина теряет здравый смысл из-за Фло Марч.
      – Вы представляете, люди будут говорить обо мне: «Она вдова человека, любившего другую женщину»?
      – Нет, они так не скажут, Паулина, – ответил Симс. – Жюль любил тебя, я знаю.
      Словно не слыша его, она продолжила свою мысль:
      – Или: «Ее муж умер на руках любовницы»?
      – Он умер не на руках любовницы, Паулина, – сказал Симс. – Он умер здесь, в своем доме.
      – Фактически он умер в ее доме. Сердечный приступ у него случился на ее руках. А вчера после больницы он ездил к ней повидаться. Этот двуличный Олаф возил его к ней домой. Вы знали об этом, Симс?
      Симс Лорд умел контролировать выражение своего лица и сдерживать краску стыда. Он отрицательно кивнул головой на вопрос Паулины. Накануне, зная, что дни Жюля сочтены, он вышел из «бентли», когда Олаф проезжал мимо отеля «Беверли-Хиллз», так как не хотел оказаться в машине, когда она вернется в «Облака». Для него было важно, чтобы Паулина не узнала, что он участвовал в обмане.
      Паулина, ничего не подозревавшая, продолжала:
      – Я глубоко уверена, что если бы мой муж не ездил вчера к этой женщине, то был бы до сих пор жив. Доктор Петри сказал, что кардиосканирование подтвердило, что он идет на поправку.
      Дадли открыл дверь и вошел в библиотеку.
      – Если меня спрашивают по телефону, Дадли, то меня ни для кого нет дома, за исключением отца и сестер, – сказала Паулина, – или, конечно же, для Белого дома, но я не думаю, что они уже знают.
      – Это Киппи.
      – Киппи? – Она недоуменно посмотрела на Дадли. – Из Франции?
      – Да.
      – Он знает?
      – Да.
      – Кто ему сказал?
      – Я решил, что вы пожелали бы, чтобы он узнал, миссис Мендельсон.
      – Да, да, конечно, Дадли.
      – Вы хотите, чтобы мы вышли, Паулина? – спросил Симс.
      – Да, пожалуйста.
      – Слуги хотели бы пойти на похороны, миссис Мендельсон, – сказал Дадли, выходя из комнаты.
      – О, – произнесла Паулина. Она подошла к телефону, но трубку не взяла. – Но только ты, Блонделл и Джерти, Дадли. Я хочу, чтобы было как можно меньше народу. Чем меньше это будет привлекать внимание, тем лучше.
      – Да, мэм, но Смитти и Джим работают у мистера Мендельсона столько лет.
      – Да, конечно, Смитти и Джим могут пойти тоже. Я просто не подумала, – сказала Паулина. Она повернулась к Симсу Лорду. – Я считаю, что надо пригласить Камиллу Ибери тоже. Я позвоню ей. Но только не Роуз. Я не могу сейчас иметь с ней дело. И потом, она всем расскажет. Она выбалтывает все и всем.
      – Как насчет приятеля Камиллы Ибери? – спросил Симс.
      – Филиппа Квиннелла? Нет, Филиппа не надо. Он не был другом Жюля. Только Камилла. Жюль обожал Камиллу. Больше никого.
      Оставшись одна, она подняла трубку телефона.
      – Алло?
      – Mere? Это Киппи.
      Наступила пауза, потому что Паулина смотрела на телефон и не отвечала.
      – Mere? Ты слушаешь?
      – Да, слушаю, – наконец ответила она.
      – Послушай, я очень сожалею, Mere. Я знаю, что мы с Жюлем не ладили, и, возможно, в этом моя вина, но я сожалею.
      – Да.
      – Я прилечу к службе. Заказал билет на завтра на «Конкорд».
      – Нет, не прилетай.
      – Не прилетать? – повторил он удивленно.
      – Не прилетай. Служба к тому времени кончится. И он уже будет кремирован.
      – Но повидать тебя можно? Я хочу побыть с тобой.
      – Не надо, – сказала она тихо.
      – Мам, в чем дело? Понимаешь, я теперь совсем исправился. Не принимаю больше наркотики. Я покончил с ними. Я тебе не доставлю хлопот, обещаю.
      Паулина не отвечала.
      – Мам, ты слышишь меня? Плохая связь, что ли?
      – Я знаю, Киппи. Жюль рассказал мне. Я знаю все. Киппи не совсем понимал, что она имела в виду.
      – Ты имеешь в виду Фло Марч?
      – Да, и о Фло Марч между прочим.
      – Чем прочим?
      – О тебе.
      – Обо мне?
      – И Гекторе.
      – А что о Гекторе?
      – Что это сделал ты.
      Наступило долгое молчание. Паулина слышала, как сын тяжело дышит. Затем она заговорила глухим голосом:
      – Почему? Ну, почему? Гектор Парадизо был моим другом.
      – Но это неправда, – сказал Киппи и начал говорить торопливо. – Там был один шустрый парень, светловолосый фокусник, которого он подцепил в баре для голубых, называется «Мисс Гарбо». Твой дружок Гектор не был старым уха-жором, как ты думала, Meгe. Он вел очень сложную жизнь, а люди, ведущие подобную жизнь, попадают в неприятности с тем сортом людей, с которыми они выделывают куберты по ночам. Ты живешь не настолько изолированно в «Облаках», чтобы не знать о подобных вещах.
      – О, не надо меня учить, Киппи, не надо. Я сейчас не в том настроении. Жюль Мендельсон не пошел бы на все, придумывая загадочную историю самоубийства, ради какого-то парня из бара для голубых, поверь мне. И когда-нибудь все выйдет наружу. Ты знаешь это.
      – Мам, как ты не понимаешь.
      – Что я должна понимать?
      – Я не мог сделать это. Я не мог стрелять в Гектора пять раз. Это невозможно.
      – О, Киппи, пожалуйста, не лги мне. Гектор оставил записку. На ней кровь и твое имя.
      – Но, мам, послушай меня. Та собачонка, ну, собака Гектора, как ее звали?
      – Астрид?
      – Да, Астрид. Астрид укусила мой указательный палец. Ты разве не помнишь? Как можно стрелять в кого-то пять раз, если не можешь пользоваться указательным пальцем, Mere?
      – О, Киппи, не принимай меня за дурочку. Это случилось потом. Собака укусила твой палец на следующий день, здесь, в «Облаках».
      – Но об этом знаешь только ты, Mere, и ты просто забыла, – сказал Киппи.
      Она молчала, понимая, что сын сейчас сказал то же, что когда-то говорил ей муж.
      – До свидания, Киппи, – сказала она. – Не прилетай домой. Ни сейчас, ни когда-либо. Я вешаю трубку. У меня много дел.
      – Мам, пожалуйста, пожалуйста, мам! – кричал Киппи. Но Паулина опустила трубку на рычаг. Она открыла сумочку и вынула записку Гектора. Затем взяла коробок спичек из пепельницы и зажгла одну. Держа листок над пламенем, она подожгла записку и наблюдала, как она горит, пока полностью не сгорела. Затем подошла к дивану и легла лицом вниз. Уткнулась в подушку, стараясь скрыть сначала слезы, а затем рыдания – горькие, безудержные. Когда Симс Лорд, мисс Мейпл и Дадли вернулись в библиотеку, чтобы продолжить обсуждение планов похорон, они были тронуты тем, что скорбь об умершем муже наконец разрушила стоическое спокойствие Паулины Мендельсон.

* * *

      – Жюль умер, – сказала Камилла, повесив трубку телефона.
      – Когда? – спросил Филипп.
      – Прошлой ночью, очевидно.
      – Как случилось, что об этом не сообщили в новостях?
      – Послушай, Филипп. Это секрет. Никто не знает. Паулина не хочет, чтобы об этом узнали до похорон.
      – Когда состоится служба?
      – В четыре часа. Филипп кивнул.
      – Хочешь знать, Камилла?
      – О чем ты?
      – Думаю, он умер вчера вечером, когда мы были там на обеде.
      – Не глупи, Филипп.
      – Ты помнишь, как Паулина встала из-за стола и долго не возвращалась? Думаю, тогда он и умер.
      – Не может быть. Она же вернулась.
      – Паулина – хладнокровный человек.

* * *

      Тайное всегда становится явным, как бы хорошо ни была спланирована стратегия соблюдения этой тайны. В машине «скорой помощи», перевозившей тело Жюля Мендельсона в крематорий, оказался санитар Фаустино, тот самый, который перевозил тело Гектора Парадизо в другой крематорий десять месяцев назад и который сообщил об этом факте Джоэлю Циркону, голливудскому агенту, находившемуся в баре «Мисс Гарбо» в то же время, что и Гектор Парадизо за несколько часов до своей смерти.
      Смерть Жюля Мендельсона, как и смерть любого богатого и известного человека, вызвала любопытство у Джоэля Циркона. Он расспросил у Фаустино каждую деталь, чтобы потом пересказать их Сирилу Рэтбоуну и другим друзьям. В рассказе Фаустино ему особенно понравилось описание момента выноса тела известного финансиста по лестнице, когда Фаустино ударился плечом о картину с изображением водяных лилий и чуть не уронил ее, к ужасу вдовы, Паулины Мендельсон, закричавшей: «Осторожно!». Фаустино был уверен, что она беспокоилась больше о картине, чем о его ушибленном плече или о теле, которое они выносили.
      На следующее утро за завтраком в кафе «Вайсрой» на бульваре Сансет Джоэль Циркон довел Керли, управляющего, чуть не до истерики, изображая Паулину Мендельсон, пронзительно кричавшую из-за чуть не упавшей картины, пока Фаустино нес носилки с телом Жюля Мендельсона по витой лестнице. «Она настоящая Харриет Крейг, вот она кто», – сказал Джоэль о Паулине.
      Парикмахер Пуки поинтересовался, о чем так весело беседуют Джоэль Циркон и Керли. Историю пересказали и ему. Он невольно подумал о Фло, которой только накануне делал прическу для ее званого ленча, задаваясь вопросом, знает ли она о случившемся. Сирил Рэтбоун, не заговаривавший по утрам ни с кем, пока не выпьет три чашки кофе, сидел за столиком, читая голливудские газеты. Он с раздражением спросил, над какой шуткой так громко смеются у стойки бара и мешают читать газеты. И тогда Джоэль в третий раз пересказал историю, еще больше приукрасив портрет Паулины Мендельсон.
      Сирил Рэтбоун бросился к телефону-автомату, позвонил Люсии Борсоди, редактору «Малхоллэнда», подняв ее из постели, и рассказал о последних событиях в мендельсоновской саге. Люсия тут же приняла решение. «Вызови фотографа, – сказала она Сирилу. – Посмотрим, удастся ли нам получить снимок Фло Марч, которую прогоняют от ворот «Облаков».
      Когда Пуки позвонил Фло, чтобы сообщить новость, она уже все знала от Олафа Педерсона, приезжавшего к ней накануне вечером. Но ей было неизвестно, куда отправили тело Жюля, и Пуки сказал ей, что он находится в крематории в Вествуде. Фло понимала, что Паулина никогда не позволит ей увидеть еще раз Жюля, поэтому она решила поехать в крематорий и попросить разрешения повидать его в последний раз. Жюль ведь выполнил все свои обещания позаботиться о ней, и на руках у нее были бумаги, доказывающие это.
      – Как ты думаешь, они разрешат мне войти, Пуки? – спросила она.
      – Представься родственницей. Веди себя, как светская дама. Тогда они впустят тебя. Еще слишком рано, чтобы они стали звонить Мендельсонам и проверять.
      Двадцать минут спустя, когда она, одетая в черный костюм от «Шанель», с тюльпанами, которые Петра фон Кант принесла, чтобы украсить стол для прощального ленча с Жюлем, уже собиралась уходить, зазвонил телефон. Это был Сирил Рэтбоун.
      – Боюсь, что сообщу вам печальную новость, мисс Марч, – сказал он. Его голос звучал очень мрачно, так как он готовился ей сказать о смерти любовника. Ручку и блокнот он держал наготове, чтобы записать ее реакцию.
      – Я уже знаю, что вы собираетесь мне сказать, мистер Рэтбоун.
      – Да? – Он был расстроен тем, что оказался не первым, принесшим ей эту новость, и его интересовало, сколько же еще людей знают о случившемся. – Кто вам сказал?
      Фло не ответила.
      – Не могу ли я зайти к вам, чтобы лично выразить свои соболезнования? – спросил он. – Я испытываю особый интерес, потому что был в вашем доме месяц назад и оказался свидетелем сердечного приступа.
      – Извините, мистер Рэтбоун, – сказала Фло, – но мне надо уходить.
      – Едете в «Облака»? – спросил он с волнением. – Вы собираетесь поехать в «Облака»?
      – Нет, мистер Рэтбоун.
      – Я могу сделать вас знаменитой, мисс Марч.
      – Я не хочу быть знаменитой, мистер Рэтбоун.
      – Только один снимок для моего журнала. У ворот «Облаков» в ожидании новостей. Только один снимок. Он облетит весь мир.
      – До свидания, мистер Рэтбоун. Фло положила трубку.
      Сирил, получив отпор, не переставал думать, куда могла направиться Фло так рано, когда еще не было восьми часов. На всякий случай он позвонил фотографу, которого Люсия Борсоди прикомандировала к нему на целый день, и попросил его «пулей лететь» к крематорию в Вествуде. «За Уилширом. Поверни налево у театра», – сказал он нетерпеливо. – Там обрабатывали Мэрилин Монро, Натали Вуд, Питера Лоуфорда, всех», – добавил Сирил. Он терпеть не мог людей, которые не понимали столь важных вещей.
      – Обрабатывали? Как обрабатывали? – спросил фотограф.
      – Замораживали, бальзамировали, идиот! Быстро отправляйся туда.
      – Ты хочешь, чтобы я сфотографировал мёртвое тело?
      – Нет. Я хочу, чтобы ты сфотографировал красивую рыжеволосую женщину, около тридцати лет, одетую, вероятно, в костюм от «Шанель», когда она будет входить или выходить из крематория.

* * *

      Частная, необъявленная заупокойная служба по Жюлю Мендельсону в епископальной церкви «Всех Святых» в Беверли-Хиллз резко отличалась от тщательно подготовленной и пышной службы по Гектору Парадизо в католической церкви «Доброго Пастыря», находящейся в двух кварталах на запад от бульвара Санта-Моника, которая тогда была битком набита городской элитой. На Кэмден-Драйв, где находилась церковь «Всех Святых», не было лимузинов, которые могли привлечь внимание любопытных. Джим, шофер Мендельсонов, выводил Паулину Мендельсон, лицо которой прикрывала густая вуаль, за пять минут до начала службы у бокового входа в церковь. Она вбежала, не оглядываясь, в церковь. Не было ни цветов, ни музыки. На службе присутствовали только слуги, служащие из офиса Жюля, проработавшие с ним более десяти лет, мисс Мейпл, его секретарь, Уилли Торрес, его парикмахер, Симс Лорд, его адвокат и ближайший помощник. Из друзей была приглашена только Камилла Ибери. Роуз Кливеден, которая не могла допустить, чтобы ее оставили в стороне от такого события, была уверена, что Паулина собиралась ее пригласить, но в спешке забыла, а потому она явилась без приглашения и скромно опустилась на колени в последнем ряду скамеек почти полупустой церкви. Она склонила голову в молитве, слушая, как преподобный доктор Руфус Броунинг читал молитвы.
      «Я – воскресение и жизнь, говорит Бог, тот, кто верит в меня, хоть и мертвый, то все еще живой, и тот, кто живет и верит в меня, никогда не умрет».
      В этот момент еще одна незваная фигура тихо вошла в церковь. Это была Фло Марч, узнавшая в крематории, что в одно время с кремацией будет проходить заупокойная служба. Фло намеревалась только зайти в церковь, прочесть молитву и уйти до того, как ее могли заметить. До сих пор она никогда не бывала в епископальной церкви и не знала, насколько отличаются ее ритуалы от католических. Она торопливо преклонила колени на католический лад, как ее научили в детстве в приходской школе, и перекрестилась, коснувшись пальцами лба, груди, левого плеча, потом правого, шепча: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». Встав с колена, она прошла в задний ряд скамей. Ее поразило, что церковь была почти пуста. Ей показалось непристойным, что лишь небольшая горстка людей, сгрудившихся в первых рядах, присутствует на службе по такому известному человеку. Удивило отсутствие цветов на алтаре, отсутствие музыки. Она обернулась и посмотрела на хоры. Там была темнота. Орган был закрыт и зачехлен. Она стала слушать, как священник читает молитвы по молитвеннику.
      «Благословенен умерший в вере, ибо так говорит Дух, ибо упокоится он от трудов своих».
      Всю свою жизнь Фло шептала молитвы, но ее шепот нарушил ход протестантского богослужения Роуз Кливеден, стоявшей на коленях позади Фло в последнем ряду. Хотя Роуз тоже была незваной, но, по крайней мере, относилась к друзьям семьи и считала себя более желанной на частной службе, чем незнакомая женщина, сидевшая в соседнем ряду, которую она приняла за репортера. Роуз прочистила горло, громко и по-театральному выразительно, чтобы привлечь внимание молящихся в первых рядах и предупредить их о присутствии постороннего. Никто не повернулся. Она встала и по проходу направилась к первым рядам.
      Паулина в одиночестве сидела в первом ряду. Она держалась прямо, как шомпол, в то время как остальные склонились в молитве. Лицо покрывала черная вуаль, присланная ее портным из Парижа вместе с черным платьем, в которое она и была одета. За ней сидели Камилла и Блонделл. Рядом с Блонделл сидели Дадли и Симс Лорд. Роуз наклонилась и громким шепотом сказала Камилле: «Скажи Паулине, что в задних рядах сидит репортер».
      Шепот Роуз дошел до ушей мисс Мейпл, сидевшей позади Камиллы. Она обернулась и посмотрела в дальний конец церкви. В этот самый момент Фло подняла голову и увидела несколько лиц из первых рядов, оглядывавшихся на нее. Мисс Мейпл протянула руку через плечо Блонделл и коснулась плеча Симса Лорда. Симс обернулся.
      – В задних ряда Фло Марч, – прошептала мисс Мейпл.
      – Черт, – тихо сказал Симс.
      Он тоже обернулся и посмотрел на Фло. Узнав ее, он наклонился вперед и прошептал Паулине о присутствии посторонней: «Это, должно быть, Фло Марч», – как будто не знал ее.
      Для Паулины Мендельсон присутствие Фло Марч на похоронах ее мужа было нестерпимо. Самообладание, присущее ее поведению в течение месяцев болезни Жюля, оставило ее при упоминании, что Фло Марч присутствует в церкви на частной службе, запланированной пройти в полной тайне, чтобы избежать именно ее присутствия. Обезумев от ярости, она вскочила с места и, обернувшись, посмотрела на Фло. Увидев ее, встретившись с ней взглядом, она приложила руки к лицу, покрытому вуалью, в ужасе от наглого поведения женщины. Бриллиант де Ламбалль на обручальном кольце сверкнул в лучах полуденного солнца, проникавшего в церковь сквозь витражи на окнах.
      – Не надо, Паулина, сядь, я избавлю тебя от нее, – прошептал Симс, вставая.
      Паулина проигнорировала предложение Симса Лорда. Она прошла мимо него и по проходу решительным шагом, направилась к задним скамьям церкви. Звук ее каблуков эхом отозвался в апсиде церкви. Однако доктор Броунинг продолжал молиться, как будто ничего не произошло.
      «Благодарение всем тем, кто скорбит в истинной вере в отеческую заботу его, который приемлет все их печали на себя, дабы знали они утешение в любви его. Аминь».
      Внимание слуг и служащих переключилось от молитв по умершему к более занимательной драме, разыгрывавшейся перед их глазами.
      – Как вы смели прийти сюда? – спросила Паулина. – Это частная служба.
      Фло, напуганная, смотрела на Паулину. Она не могла разглядеть ее лица сквозь густую вуаль.
      – Я хочу, чтобы вы покинули церковь немедленно. – Голос Паулины поднялся до крика.
      – Извините, я очень сожалею, миссис Мендельсон. Я не знала, что служба частная, – сказала Фло. – Действительное, не знала. Мне сказали в крематории, что здесь будет служба. Я только хотела помолиться.
      – Вон! – закричала Паулина.
      Никто из тех, кто знал Паулину, никогда не видели ее в таком состоянии. Камилла бросилась по проходу к ней и ласково опустила руку на ее плечо.
      – Паулина, дорогая. Вернись на место, чтобы Руфус смог закончить службу, – сказала она. Чтение молитв у алтаря продолжалось.
      «Дай мужество и веру тем, кто лишился ближнего, дабы они обрели силу встретить дни грядущие в утешении скромной и благочестивой надежды, в радостном ожидании вечной жизни с теми, кого любили. Аминь».
      – Кто-нибудь, выведите эту проститутку отсюда, – сказала Паулина.
      Слезы покатились по лицу Фло при слове «проститутка».
      – Извините, – прошептала Фло. Она чувствовала себя такой униженной, что не могла сдвинуться с места.
      Камилла смотрела на двух женщин, пристально глядевших друг на друга. Она подошла к Фло Марч и взяла ее за руку.
      – Идемте, мисс Марч, – сказала она мягко. Одной рукой она обняла ее за плечи, другой взяла ее за руку и повела Фло к выходу.
      У алтаря преподобный доктор Руфус Броунинг начал читать молитву Господня. Симс Лорд отвел Паулину на место. Слуги и служащие стояли потупившись, делая вид, что они ничего не видели.
      Выйдя из церкви, Фло начала плакать.
      – Мне так стыдно, – сказала она. – Не надо было приходить.
      – Да, не надо было, – сказала Камилла спокойно, но не осуждающе.
      – Я думала, похороны такие же, как у Гектора.
      – Нет.
      – Я лучше пойду.
      – Да.
      – Послушайте, Камилла, до того, как уйти, я хочу кое-что вам сказать. Пожалуйста, выслушайте.
      – Конечно.
      – Мне важно, чтобы вы знали. Камилла кивнула.
      – Я не виню ее за то, что она ненавидит меня так сильно, но я хочу, чтобы вы знали. Я по-настоящему любила его. Не из-за баксов, клянусь. Я действительно его любила.
      Камилла посмотрела на нее в своей беспомощности, разрываясь между симпатией к Фло и лояльностью к Паулине.
      – И Жюль часто говорил мне, что любит меня. Правда, правда. В конце концов, он даже сказал, что я была смыслом его жизни.
      Камилла шагнула к ней и обняла. Затем повернулась и вошла в церковь.

* * *

      О смерти миллиардера и коллекционера произведений искусства из Беверли-Хиллз Жюля Мендельсона объявили на следующий день после похорон. «Лос-Анджелес трибьюнэл», «Лос-Анджелес таймс», «Нью-Йорк таймс» и «Уолл-стрит джорнэл» вынесли сообщение на первую страницу. Берни Слаткин, ведущий программы «Вечерние новости» на Эн-би-си, часть программы специально посвятил этому событию, смонтировав фрагменты кинокадров об основных вехах в жизни великого финансиста, включив кадры, снятые во время его дружеских разговоров с президентами Соединенных Штатов и другими мировыми лидерами на различных конференциях по экономике. Несколько еженедельных журналов, в том числе «Тайм» и «Ньюсуик», уделили внимание его блистательной карьере.

* * *

      Гортензия Мэдден проработала несколько недель над статьей о находке потерянной рукописи Бэзила Планта, писателя, умершего в бесчестии от пьянства и наркотиков, не издавшего книгу, которую он считал своим шедевром, романа о фешенебельном обществе, в котором он проводил свое время. Книга, если и существовала, то после его смерти найдена не была. Гортензия отдала должное Филиппу Квиннеллу за участие в обнаружении давно пропавшей рукописи, но в статье в «Малхоллэнде», за которую Люсия Борсоди обещала ей обложку, она была главной героиней, точно определившей, что найденная рукопись именно та, которую издатели Бэзила Планта давно отчаялись отыскать.