– Каспер Стиглиц.
– О, Каспер, привет.
– Что, черт возьми, случилось с тобой?
– Ничего особенного.
– Ты напугала меня до чертиков. Гортензия ненавидела это выражение.
– Я работаю, только и всего.
– Кого сегодня распинаешь? Она проигнорировала его вопрос.
– Какова причина твоего звонка, Каспер?
– Я звоню, чтобы пригласить тебя на обед в воскресенье. Небольшой прием в моем доме.
Как и все в городе, Гортензия знала, что Каспер Стиглиц катится вниз и давно не в почете, и готова была отказаться.
– Жюль и Паулина Мендельсоны придут, и еще несколько человек, – сказал Каспер, не дожидаясь ее ответа. В голосе Каспера безошибочно можно было услышать нотку гордости, когда он назвал имя Мендельсонов.
Гортензия была ошеломлена. Никак не могла поверить, что ее приглашают на прием, где будут присутствовать Мендельсоны. Из соседнего офиса опять послышался громкий хохот Сирила Рэтбоуна, бурно отреагировавшего на услышанную о ком-то сплетню. Она знала, как Сирил Рэтбоун добивался личного знакомства с Паулиной Мендельсон, и как Паулина Мендельсон отвергла его домогательства и никогда не приглашала его на свои приемы, чтобы он писал о них. Перспектива того, что Сирил узнает о приглашении ее на прием, была настолько привлекательна, что она впервые со времени получения письма с отказом от Деррика Лэфферти почувствовала радость.
– Позволь мне заглянуть в еженедельник, Каспер, – сказала она, хотя этого ей не требовалось, поскольку у нее вообще не было никаких планов, если не считать выступлений в «Мисс Гарбо», но она потянула время, прежде чем ответить. – Когда это будет?
– В воскресенье, – сказал Каспер.
– Придется изловчиться, но я смогу, – сказала Гортензия.
– В восемь часов. После обеда будет фильм.
– Великолепно, Каспер.
* * *
Фло Марч лежала на новеньком шезлонге около бассейна, обставленного новой мебелью для бассейна, в точности такой, как у Перл Сильвер, о чем ей сообщила Нелли Поттс, декоратор. Верхнюю часть купальника Фло спустила и лежала так, чтобы лучи предзакатного солнца, уже не такие сильные, как днем, падали на ее спину и плечи. На столике рядом с шезлонгом стоял таймер, чтобы звонком подсказать, что двадцать минут прошли, именно таким временем советовал ей ограничиться ее тренер по аэробике. Белый телефон с длинным проводом также стоял на столике на случай, если позвонит Жюль, а она знала, что он наверняка позвонит. Тут же стояло ведерко со льдом, несколько банок «коки», лосьон для загара, лежал последний номер «Малхоллэнда», открытый на странице с колонкой Сирила Рэтбоуна, золотой портсигар с ее именем, выложенным сапфирами, золотая зажигалка и бинокль. Фло, более одинокая, чем сама себе признавалась, пристрастилась наблюдать с помощью бинокля за соседями, живущими на холме над Азалиа Уэй.
Она задремала, но плачущий вой маленькой собачки разбудил ее. Открыв глаза, она сняла большие темные очки и увидела смотрящего на нее белого вестхайлендского терьера.
– Ну и ну! Привет! – сказала Фло собачке. – Что ты здесь делаешь? Ты чья? – Она похлопала в ладоши, и собачка запрыгнула к ней на шезлонг. – Какая ты премиленькая собачонка. Потерялась? – Она села, натянула купальник. – Пить хочешь? Хочешь воды? – спросила она. Она встала и прошла к дому, где лежал аккуратно свернутый ее новым садовником-мексиканцем садовый шланг, налила немного воды в красный глиняный поддон для горшочков с геранью, которые садовник расставил вокруг террасы. – Иди сюда, попей воды! – крикнула она собачке. Когда собачка подбежала, Фло села на стоявший рядом стул и стала наблюдать, как она пьет. Закончив, собачка прыгнула на колени Фло, которая прижала ее к себе, как ребенка. – О, какое ты ласковое существо, – сказала она. Так она сидела с собакой, испытывая удовольствие.
– Простите, мэм, – послышался голос из-за высоких кустов, отделявших дом Фло от соседнего дома. Фло, хотя и слышала голос, но не отвечала, поскольку ее никогда не называли «мэм».
– Мэм? – повторил голос.
– Вы ко мне обращаетесь? – крикнула Фло, хотя никого не видела за высокими кустами.
– Вы не видели нашу собачку?
– О, да, она здесь, – сказала Фло.
– Вы не будете возражать, если я зайду к вам и заберу ее, мэм? Мисс Конверс очень рассердится на меня, если она снова убежит. В мои обязанности входит присматривать за ней, но я не могу вести дом мисс Конверс и одновременно следить за маленькой Астрид.
– Конечно, конечно, заходите, – сказала Фло. Она поднялась со стула и подошла к шезлонгу, где лежал ее махровый халат от «Портхолта», гармонирующий с ее купальными полотенцами.
– Вот ты где, озорная собачонка, – сказала служанка, которая, обойдя сад, вошла в ворота. – Извините, что она побеспокоила вас, мэм.
– О, нет, не ругайте ее. Она меня совсем не побеспокоила. Она замечательная, такая дружелюбная, не правда ли, дорогая? Как, вы сказали, зовут ее?
– Астрид.
– Какая странная кличка для собаки, – сказала Фло.
– Назвали так в честь какой-то звезды конькобежного спорта, которая умерла, или что-то в этом роде. У меня и так голова забита, чтобы еще помнить историю собаки. Как бы то ни было, моя хозяйка мисс Конверс получила ее от миссис Роуз Кливеден, ее приятельницы, после того, как миссис Кливеден сломала ногу, когда упала, запнувшись об Астрид, на ленче сразу после похорон, а она в свою очередь получила собаку в наследство от Гектора Парадизо, который пять раз в себя стрелял, хотя говорят, что это было самоубийство. Или что-то такое. У этих людей никогда ничего толком не поймешь. – Служанка покачала головой с сердитым выражением.
Фло смотрела на нее зачарованно.
– Вы имеете в виду, что это собака Гектора Парадизо? – спросила она.
– Будьте с ней осторожны, потому что она отгрызла кончик пальца одному молодому человеку, – сказала служанка. – Забыла его имя.
– Но она самая ласковая из всех собак, что я видела. Не могу поверить, что она может наброситься на человека, – сказала Фло. Собаку она держала на руках. – Как вас зовут? – спросила она.
– Глицерия, мэм. Извините, что мы побеспокоили вас.
– Нет, нет, не побеспокоили, – торопливо сказала Фло. Она ни с кем не разговаривала, кроме Жюля, с тех пор как два дня назад у нее побывала Нелли Поттс, которая наблюдала, как развешивали шторы стоимостью в сорок тысяч долларов. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить? – спросила она Глицерию, не желая отпускать ее.
– Выпить? О, нет, мэм, – сказала Глицерия.
– Я не имею в виду выпить спиртное, а что-нибудь, вроде «коки» или чая со льдом, или что-то еще.
– Что ж, может быть, чай со льдом, только я не услышу отсюда телефонные звонки, а мисс Конверс это не понравится, – сказала Глицерия.
– Какая мисс Конверс? – спросила Фло с любопытством.
– Как какая? Мисс Фей Конверс, конечно, – ответила Глицерия.
– Фей Конверс? – воскликнула Фло. Она с трудом сдержала себя. – Кинозвезда? Фей Конверс живет рядом со мной за этой живой изгородью?
– Вы не знали этого? Разве вы не заметили, что каждый день мимо нас проезжают туристические автобусы?
– Нет, не знала. Не могу придти в себя. Фей Конверс – моя соседка. С трудом верится.
Она бросилась в дом, напевая от счастья, открыла банку чая со льдом для служанки Фей Конверс.
– Вы можете оставлять Астрид у меня в любое время! – крикнула она из дома. – Я присмотрю за ней, если вы очень заняты. Всю жизнь мне хотелось иметь собаку.
* * *
Жюль Мендельсон впервые увидела собачку по кличке Астрид в доме Гектора Парадизо, когда приехал туда рано утром после звонка, сообщившего, что Гектор умер. Фло он об этом не рассказал, а потому не разделял ее энтузиазм в отношении Астрид, и собачка, в свою очередь, упорно проявляла антипатию к Жюлю. Хотя она не набрасывалась на Жюля, как сделала это с Киппи, но лаяла на него с такой злобой, когда он навещал Фло, что Жюль приходил в ярость, которую Фло никогда в нем раньше не замечала.
– Я прихожу сюда, чтобы расслабиться. И вовсе не желаю, чтобы это злющее отродье лаяло на меня, – говорил Жюль, уставившись на собаку и тяжело дыша.
– Эта собака Фей Конверс, Жюль. Она заходит ко мне в гости, – ответила Фло, подчеркивая известность имени хозяйки собаки, что, но ее мнению, должно было усмирить ярость как ее любовника, так и собаки. Фло с большим удовольствием упоминала имя Фей Конверс в разговорах, особенно после того, как узнала, что Фей – ее ближайшая соседка. Тот факт, что знаменитая кинозвезда даже не знает о ее существовании, не играл для нее роли.
– Иди сюда, непослушная собачонка, и перестань лаять, – сказала Фло Астрид, показывая рукой, чтобы собачка заняла место рядом с ней на ее заново обитой софе, материал на которой, как ей рассказала Нелли Поттс, был в точности такой же, как на мебели в гостиной Роуз Кливеден.
– Убери ее отсюда, – зло сказал Жюль, указывая на Астрид. – Не хочу здесь никаких собак.
После этого Фло, заслышав шум машины Жюля на подъездной дорожке, отсылала Астрид через дыру в живой изгороди во двор к Фей Конверс, опасаясь, что Жюль запретит ей общаться с Астрид. Собачка стала играть важную роль в жизни Фло. Каждое утро по возвращении с собраний «анонимных алкоголиков» Фло свистом звала Астрид, и собака через известную ей дыру в изгороди, отделявшую участок Фло от участка Фей Конверс, прибегала на ее зов. Видно было, что собаку ее хозяйка мало ласкает, а потому Фло без устали носила ее на руках, гладила, разговаривала с ней. Она купила для нее специальную миску и разного сорта собачьей еды. Ей нравилось брать с тарелка кусочек еды и подбрасывать его в воздух, чтобы Астрид ловила.
Частенько Глицерия приходила к ней, чтобы выпить чашечку кофе или стакан чая со льдом, в зависимости от погоды, и поболтать. Фло, жадная до новостей о своей знаменитой соседке, восторженно внимала пикантным подробностям, которые Глицерия рассказывала ей о Фей Конверс. Иногда по ночам, оставшись одна, Фло наводила бинокль на дом Фей Конверс и наблюдала за кинозвездой (если она была в городе), принимавшей нескончаемый поток гостей. Как хотелось Фло Марч оказаться среди знаменитых и изысканных людей, но она прекрасно понимала, что ей предназначена только одна роль – роль любовницы Жюля Мендельсона.
Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 13.
«Еще я занималась теннисом. Я выросла в окружении, где не играют в гольф или теннис. Что касается тенниса, то мне всегда представлялось, что эта игра для людей «первого сорта». И еще мне нравилась одежда для тенниса: короткие шорты, кепка с козырьком. Поэтому по утрам, три раза в неделю, я брала уроки тенниса на корте отеля «Беверли-Хиллз». И знаешь, что? У меня очень хорошо получалось. Инструктор по теннису говорил, что у него никогда не было ученицы, которая бы так быстро освоила эту игру.
Когда Фей Конверс уехала на выездные съемки очередной ее картины, Глицерия сказала, что я могу без проблем пользоваться кортом Фей, которой был расположен рядом с домом. Для меня это было все равно, что иметь свой собственный корт. Но проблема все-таки существовала: мне не с кем было играть.»
ГЛАВА 14
Для Гектора Парадизо было бы непостижимым представить, что его когда-нибудь забудут, ведь пока он был жив, то все в нем нуждались, он всегда был заметной фигурой, всегда о нем говорили, его одинаково любили и ненавидели. Но факт оставался фактом: после его кончины память о нем стала быстро исчезать, поскольку после себя он не оставил людям ничего, что напоминало бы о нем: ни наследников, так как никогда не был женат, ни дела, так как никогда серьезно ничем не занимался. Не осталось у него и родственников, если не считать племянницы.
Сидя в постели, больная Роуз Кливеден не переставая говорила по телефону. Отвязаться от нее было невозможно. В монологи вмешивались лишь звуки кубиков льда, ударяющиеся о стенки бокала.
– Недавно кто-то спросил меня: «Ты помнишь Гектора Парадизо?» Боже мой! Представь только, если когда-нибудь дорогой Гектор услышал бы, как спрашивают «Ты помнишь Гектора Парадизо?» Ты слушаешь меня, Камилла?
– Да, я слушаю, Роуз, – ответила Камилла.
– Тогда скажи что-нибудь.
– Могу повторить то, что сказала пять минут назад, Роуз: я должна повесить трубку.
Филипп поцеловал Камиллу на прощанье.
– Как бы мне хотелось пойти с тобой, – сказала Камилла.
– Никудышная идея, – сказал Филипп.
– Просто хочется посмотреть, как выглядит порнозвезда, – сказала Камилла.
– Подумать только, как вы изменились, миссис Ибери, – сказал Филипп.
Когда Лонни Эдж давал согласие на встречу с Филиппом Квиннеллом в кафе «Вайсрой» на Сансет-Стрип, то поставил условие: никаких разговоров о Гекторе Парадизо. Филипп согласился.
– Речь пойдет о рукописи, что есть у тебя. Рукописи Бэзила Планта, – сказал Филипп. – Почему ты ее не принес?
– Не могу допустить, чтобы эта рукопись исчезла из моего поля зрения, приятель, – сказал Лонни. С тех пор, как Филипп Квиннелл намекнул, что рукопись может стоить уйму денег, он стал рассматривать стопку измятых листов как чулок с деньгами, на черный день. С распространением СПИДа желающих поразвлекаться с мальчиками становилось все меньше, и Лонни, возраст которого приближался к тридцати, начал подумывать о своем будущем. Рукопись он убрал со стола в гостиной, положил в папку и спрятал за стопкой сорочек в гардеробе.
Керли, управляющий кафе «Вайсрой», где когда-то работала Фло Марч, кивнул Лонни, когда тот вошел в кафе.
– Давненько тебя не было видно, – сказал он. Лонни кивнул в ответ.
– Пришел повидаться с мистером Квиннеллом, – сказал он, осматривая помещение опытным глазом.
– Он ждет тебя в кабине номер тринадцать, – сказал Керли.
– Бывшая кабинка Фло, – сказал Лонни.
– Точно. Скучно здесь без рыжей. Она разбогатела, как я слышал.
Когда Лонни сел за столик Филиппа, они заказали кофе подошедшей официантке.
– Хочешь позавтракать? – спросил Филипп.
Лонни родился в бедной семье и привык не отказываться от предложения получить что-нибудь за чужой счет, и сейчас, несмотря на то, что он уже завтракал, ответил утвердительно:
– Конечно, закажи мне несколько пирожных, яичницу с ветчиной, гренки. Пожалуй все.
– Значит, ты не принес?
– Что?
– Рукопись Бэзила Планта.
– Я же сказал, что не хочу упускать ее из виду.
– Но я не могу сказать, стоит ли она чего-нибудь, пока не прочту, – сказал Филипп.
– Я думал, что ты прочел ее у меня дома, пока я принимал душ.
– Я только на минуту взглянул на нее. Я думаю, что она и есть та рукопись, пропавшая рукопись знаменитого романа, но я должен знать это наверняка, прежде чем делать какие-то выводы. Ты не заметил, на страницах есть какие-нибудь пометки?
– Какие пометки?
– Записи? Вставки? Что-нибудь в этом роде. Написанное на полях от руки?
Лонни пожал плечами.
– Не знаю. Вообще-то я даже никогда не читал всю эту чертовщину. Как ты думаешь, сколько она стоит, если окажется тем, чем ты думаешь?
– Не могу сказать. Только три главы рукописи опубликованы, остальное после смерти Бэзила не смогли найти.
– Бэзил был жуткий пьяница. Когда пьет, становится совсем плохим. В остальное время был лучшим парнем на свете. И все-таки, хотя бы приблизительно, сколько она может стоить, как ты думаешь?
– Не знаю. Могу только предполагать. Может быть, и много, но я должен быть уверен, что это не подделка, прежде чем заняться ею.
Объясняя Лонни все сложности идентификации пропавшей рукописи, Филипп поднял глаза и увидел Жюля Мендельсона, входящего в кафе с «Уолл-стрит Джорнэл» в руке. Лонни, сидевший спиной к входу, не видел его. Филипп проследил, как Керли, разговаривал с Жюлем словно с хорошо знакомым, но уважаемым человеком, провел его к столику у окна. Сев за стол и развернув на нем журнал, Жюль принялся за чтение. Он даже не взглянул на подошедшую официантку, которая поставила перед ним чашку кофе.
– Извини, – сказал Филипп Лонни, когда к ним подошла официантка, принесшая завтрак для Лонни. – Я сейчас вернусь.
– Это там, оранжевая дверь рядом с кассой, – сказал Лонни, показывая, где находится мужской туалет.
Филипп кивнул и направился к туалету. Через минуту он вышел и подошел к столику Жюля.
– Мистер Мендельсон, – сказал он.
Жюль оторвал взгляд от журнала, но сделал вид, что не узнал Филиппа.
– Я Филипп Квиннелл, – сказал Филипп.
– Да, – сказал Жюль, продолжая читать и всем видом показывая, что вести с ним разговор не намерен. Он возненавидел Филиппа с того дня, когда статуэтка балерины Дега упала и потрескалась, в чем, по его мнению, был виновен Филипп, а не его собственная раздражительность.
Словно прочитав его мысли, Филипп сказал:
– Я сожалею об инциденте со статуэткой балерины Дега. Я написал миссис Мендельсон записку с извинениями.
– Она говорила, мне, – сказала Жюль, не поднимая глаз.
– Не ожидал, что вы завтракаете в подобном заведении, – сказал Филипп.
– Я не завтракаю, а пью кофе, – ответил Жюль. – Я прихожу сюда в это время читать газеты. – Он постучал пальцем по газете, давая понять Филиппу, чтобы он ушел.
– Здесь, как я вижу, бывает много клиентов, – сказал Филипп. – Посмотрите на того парня, уплетающего оладьи. В джинсах, майке и ветровке.
– Кто он?
– Проститутка. Порнозвезда.
Жюль кивнул, не проявив интереса, и уткнулся опять в газету.
– Не понимаю, к чему вы клоните, – сказал он, фыркнув.
Филипп улыбнулся и продолжал:
– Вы знаете, что о нем говорят, не так ли?
– Конечно же, я знаю. Я не из тех, кто заглядывается на мужчин.
– Говорят, этот парень убил Гектора Парадизо. Жюль натянуто улыбнулся.
– О, это – избитая тема. Гектор Парадизо покончил с собой, мистер Квиннелл.
– Нет, он не убивал себя, мистер Мендельсон.
– Вам достаточно заглянуть в полицейский протокол.
– В тот вечер, после приема у вас, Гектор отправился в бар под названием «Мисс Гарбо». Это один из баров, где богатые малые решают вопросы финансового характера, чтобы получить молодого компаньона. Есть несколько свидетелей, которые могут подтвердить, что Гектор покинул бар в компании этого молодого человека. Я просматривал полицейский протокол. Этого факта в нем нет. Вы все еще будете утверждать, что Гектор Парадизо отправился с вашего приема прямо домой, чтобы всадить в себя пять пуль?
– Разыгрывать детектива – вероятно, самое главное занятие в вашей жизни, Квиннелл, но для меня это не имеет абсолютно никакого значения, – сказал Жюль. Он медленно перевернул страницу и продолжал читать статью об освобождении из тюрьмы после пяти лет заключения финансиста с Уолл-стрит Элиаса Рентала.
– Это чертово дело не имеет никакого отношения к моей жизни, – сказал Филипп. – Какое, черт возьми, мне дело, поймают они убийцу или нет? Если бы в тот вечер я не был у вас в доме и не ушел бы с Камиллой Ибери и не был бы с ней, когда вы позвонили, чтобы сообщить, что Гектор умер, и не пошел бы с ней в дом Гектора, где опознал тело, то, возможно, даже не вспомнил бы о нем, потому что это меня не касается. Меня интересует только одно: почему это дело замяли? Причина может быть в том, что это «убийство на почве гомосексуализма», как его называют бульварные газеты. Он подхватил мальчика в «Мисс Гарбо». Привел этого мальчика в свой дом. Подрался с ним, возможно, из-за денег – говорят, что он был связан, – и был убит. Сценарий не особенно выдающийся, но и не особенно ординарный. Подобное случилось в прошлом году с известным декоратором из Нью-Йорка. Берти Лайтфут. Помните? Уверен, Паулина знала его. И в Сан-Франциско было подобное. С владельцем галереи. Как его звали? Людовик Като, не так ли? Та же самая история. Зарезан ножом таинственным незнакомцем, тоже был связан. Но почему подобное дело замолчали здесь, в Лос-Анджелесе? Вы думаете, люди из вашего привилегированного круга не знали, что Гектор был голубой? Не думаю. В вашем кругу, возможно, об этом не говорили, но знали. Кого вы пытаетесь оградить? У него не было семьи, для которой подобное разоблачение было бы стеснительным. Только племянница, с которой у меня близкие отношения, и теперь она хочет, чтобы это дело был раскрыто.
– Послушай, Квиннелл, – сказал Жюль, наконец оторвавшись от чтения. Голос его прозвучал грубо. Он не привык иметь дело с людьми, которые относятся к нему без почтения.
– Да?
– Слушай меня внимательно, задница. Ты сам не знаешь, о каком дерьме говоришь.
– А, известный коллекционер и филантроп наконец заговорил, – сказал Филипп.
Оба пристально посмотрели друг на друга, и Филипп отошел.
* * *
Иногда, после того, как они кончали заниматься любовью, Жюль – все еще голый, все еще в постели – хватал трубку телефона и звонил в свой офис, чтобы передать мисс Мейпл свои распоряжения. Дважды он разговаривал с президентом в Белом доме, все еще лежа в постели Фло с телефонным аппаратом на груди. Однажды Фло слышала, как он сказал: «Наилучшие пожелание Барбаре» как само собой разумеющееся, как будто эти слова не имели особого значения, о чем она позже рассказала Глицерии. В тот день он жестом попросил Фло принести ему выпить чего-нибудь холодного, не прерывая разговор. Фло восхищалась способностью Жюля вести деловые разговоры по телефону, речь в которых шла о больших суммах денег. Продать это. Купить то. Она была преисполнена сознанием собственной важности только оттого, что слышала, какие огромные суммы денег обсуждаются по телефону из ее дома. Она узнала, что Симс Лорд – адвокат и ближайший помощник Жюля, что Реза Балбенкян – его посредник в Нью-Йорке, что мисс Мейпл – секретарь уже больше двадцати лет, что Жюль иногда называет ее Патокой. Именно мисс Мейпл, которую Фло никогда не встречала, оплачивала ее счета и высылала ей по почте деньги на карманные расходы. Фло протянула Жюлю банку чая со льдом.
– Терпеть не могу баночный чай со льдом, – сказал Жюль. – Вообще-то я ненавижу пить из банок, и точка.
– О, – сказала Фло. Она всегда чувствовала себя обиженной, когда Жюль критиковал то, что она делала.
– Послушай, – сказал Жюль, беря ее за руку. – Как зовут декоратора, услугами которого ты пользуешься?
– Нелли Поттс, – сказала Фло.
– Правильно, Нелли Поттс. Попроси ее позвонить «Штеубену» в Нью-Йорк. Скажи, чтобы она заказала для тебя приличные бокалы и стаканы. По двенадцать штук разного вида. Бокалы для воды, высокие стаканы для виски, бокалы и рюмки в старинном стиле, для красного и белого вина, для шампанского. Вкус выпивки намного лучше, когда пьешь из хорошего бокала.
– Блеск! – сказала Фло в восхищении. – Может быть, сделать на них монограммы? Например ФМ? Я где-то читала, что у Дона Белканто бокалы с монограммами.
– Нет, нет, монограммы – это безвкусица, – сказал Жюль, – и займет много времени. Закажи обычные бокалы. Пусть пошлют их через транспортную контору. Через два дня они будут здесь. И тогда ты сможешь подавать мне выпивку в приличных бокалах.
– Позвоню Нелли позже, – сказала Фло. Ее обрадовала перспектива занять чем-то свое время.
– Кстати, о Нелли Поттс, – сказал Жюль, протягивая руку и беря конец новых штор. – Ты имеешь представление, сколько стоят эти шторы?
– Да, конечно, Жюль, – ответила Фло.
– Не слишком ли много денег ты потратила на шторы, Фло? Ты хотя бы поинтересовалась вначале их ценой?
– Да, Жюль.
– И тебя не смутила чрезмерность цены? Фло удивленно подняла брови.
– Но тебе это по карману, Жюль, – сказала она.
– Дело не в этом.
– А в чем же?
– Этот дом мы сняли в аренду. Тратить сорок тысяч долларов на шторы для дома, который снимаешь, бессмысленно. Ты же не сможешь из взять с собой, когда съедешь отсюда. Эта бывшая телезвезда, у которой ты сняла дом, и так извлечет выгоду из ремонта, сделанного здесь.
– Не надо мне каждый раз тыкать в нос, что мы этот дом арендуем, Жюль. Кстати, переоборудование моей гардеробной, которое сейчас проводят, будет стоить тебе не меньше, – сказала Фло.
– Не могу поверить.
– Разве я этого не стою, Жюль? Каждый раз, когда ты высказываешь недовольство по поводу моих затрат, я готова отказаться от наших договоренностей, – сказала Фло высокомерно.
– Давай-ка прекратим этот разговор, Фло. Я устал. У меня достаточно других забот.
Фло поднялась с постели, где лежала, прижавшись к Жюлю. Взяла халат и надела его.
– Я хочу, чтобы ты купил этот дом для меня, Жюль, – сказала она. – Менеджер Трента Малдуна, говорит, что он готов его продать.
– Сейчас не время говорить о покупке дома, – сказал он. – Я же тебе только что сказал, что устал и у меня много забот.
– Ты постоянно увиливаешь от этого, Жюль. Никак не можешь найти подходящего времени. Мне надо иметь что-то свое, личное. Я живу в доме, который арендован, езжу на машине, взятой напрокат. Что со мной будет, если с тобой что-нибудь случится? Я уже привыкла жить обеспеченно.
– О тебе позаботятся. Симс Лорд все устроит, – сказал Жюль.
– Ты знаешь, Жюль, я целыми днями сижу здесь, ожидая тебя. У меня нет друзей, никто сюда не приходит, кроме служанки, которая работает у Фей Конверс. У меня нет работы. Ты боишься показаться со мной на людях, поэтому я почти не выхожу никуда. У меня тридцать костюмов от «Шанель», эти чертовы шторы, стоимостью сорок тысяч долларов, да еще будет сотни две бокалов без монограммы, вот и все. Но этим жизнь не заполнишь. Поэтому, я повторяю, я хочу, чтобы что-то принадлежало мне, какая-нибудь собственность.
– Хорошо, хорошо, я куплю тебе дом, – сказал он.
– Спасибо, Жюль, и еще я хочу иметь паспорт на собственную машину.
– Я лучше оденусь, – сказал он, поднимаясь с постели и подбирая одежду, раскиданную по комнате.
– Эй, Жюль, не мешало бы тебе спустить жирок на животе, – сказала Фло. – Паулина слишком много водит тебя на банкеты. Когда ты наклоняешься, чтобы завязать шнурки на ботинках, то лицо твое краснеет, а дыхание становится затрудненным.
Жюля рассердили ее слова, но в то же время он был тронут ее вниманием. Он не любил, когда напоминали о том, насколько он грузен. Недавно его взбесила статья в журнале, в которой о нем говорилось как о человеке чрезмерно больших пропорций. Но одновременно он был поражен тем, насколько его отношения с Фло отличались от отношений с Паулиной. Дома Жюль одевался и раздевался в своей комнате, Паулина – в своей, и они представали друг перед другом готовыми выйти в свет или отправляясь спать.
Фло подошла к нему и обняла за шею.
– Послушай, меня это вовсе не беспокоит. Я вижу в тебе только то, что люблю.
Кончив одеваться, Жюль прошел в гостиную, где Фло сидела на заново обтянутой софе и читала колонку Сирила Рэтбоуна в «Малхоллэнд». Ему показалось невероятно трогательным то, как Фло двигала губами, когда читала.
– О, ля-ля, – сказала Фло, выставив мизинец на руке таким образом, чтобы это напоминало, по ее мнению, жест великосветской дамы.
– Что такое? – спросил Жюль.
– «Паулина Мендельсон устраивает день открытых дверей в своей оранжерее для лос-анджелесского клуба садоводов», – прочитала она. «Миссис Мендельсон, элегантная жена Жюля Мендельсона, денежного туза, вывела редкий сорт желтой орхидеи – фалэнопсия» Я правильно прочитала название?
Жюль отвернулся. Не не переносил, когда две стороны его жизни случайно накладывались одна на другую.
– Ты же знаешь, Фло, двигать губами, когда читаешь, некрасиво, – сказал он.
– Я двигаю? – спросила она, прикрывая рот ладонью. – Когда я училась в школе «Святого причастия», сестра Андретта, моя учительница, обычно говорила: «Флоретт, ты двигаешь губами», и все дети в классе начинали смеяться. Я думала, что избавилась от этой привычки.
– Завтра я принесу тебе несколько книг, которые ты должна прочитать. Не все же тебе читать колонки сплетен.
– Только, ради Бога, не очень толстые, а то мои губы не выдержат.
* * *
Паулина Мендельсон не стала ничего говорить и устраивать сцен Жюлю по поводу запаха на его пальцах, который она почувствовала, когда поцеловала его руку. Вместо этого она стала внимательнее за ним наблюдать. Никаких выдающихся его признаков, никаких явных следов, таких, как следы губной помады на воротничках сорочек или на носовых платках, она не замечала. Впервые за двадцать два года жизни в «Облаках» их обычай встречаться в «комнате закатов» за бокалом вина перед тем, как идти переодеваться к обеду, был нарушен, когда Паулина несколько дней подряд не появлялась там после неожиданной вспышки ярости. Когда они ехали в машине по дороге на какой-нибудь очередной прием или обратно, она чувствовала, что мысли его витают где-то далеко, но, войдя в дом, где они были желанными гостями, они автоматически разыгрывали роль преданных супругов, и никто, даже самые внимательные наблюдатели, не замечали, что они разыгрывают маскарад. Несколько раз среди ночи Паулина просыпалась и видела, что Жюль лежит, уставившись в потолок, но промолчала. Она знала, что пришло время навестить ее отца в Мэне, но ничего не говорила о своих планах.
Она привыкла к роли жены одной из самых видных фигур в стране и была достаточно рассудительна, чтобы понимать, что довольно трудно найти замену мужу с таким положением даже для дочери Макэдоу. Она решила действовать осторожно. Жюль, обеспокоенный переменой в отношении к нему жены, ее холодностью, чувствовал, что с ней что-то случилось. Он предполагал, что она, вероятно, слышала о его любовной связи, хотя делал все возможное, чтобы это не стало предметом обсуждения и сплетен. Сама мысль о том, что его брак с Паулиной может распасться, казалась ему невероятной, хотя его страсть к Фло была в самом разгаре.
Чувствуя подозрения Паулины, оказавшись перед лицом крушения брака, который он так ценил, Жюль тем не менее продолжал свои послеобеденные визиты на Азалиа Уэй, поскольку его влечение к Фло не ослабевало ни на минуту. Напротив, его эротическая страсть возрастала с каждым днем. Он не мог спокойно видеть ее влекущих к себе грудей и обильно покрытого волосами лобка, которые казались ему более прекрасными, чем лицо. 