Глава I

Назойливый северо-восточный ветер дул с гор, покрытых темно-серыми облаками, несущими дождь для прерии, но не для городка Доги, спрятавшегося в долине. На долю Доги перепадала только колючая серая пыль, которую ветер вздымал с прерии, покрывая городок тонким слоем «алкали», мягким, как мука. Эта пыль облаками мчалась по главной улице города, забираясь всюду, где не было плотно закупорено, раздражая горло и глаза обитателей, словно стремясь сравнять Доги с серым, однообразным фоком пустыни.

Доги — маленький городок, в центре скотопромышленной местности, откуда продукты ферм отправляются в восточные штаты. В городе есть банк, мелочные лавки, две гостиницы, четыре биллиардных, гараж, почтовая контора, пять ресторанов, из которых два китайских, две прачечные — обе китайские, несколько жилых домов и девять учреждений, где продают фруктовые воды. Прибавьте к этому несколько мексиканских и индейских хижин, разбросанных в прерии по другую сторону железной дороги, и вы получите -ясное представление о Доги с его единственной улицей, покрытой пылью по щиколотку в течение трехсот тридцати трех дней в году. Остальные тридцать два дня улица представляет собою или дно грязного, бурного потока, или непролазное болото.

Три года спустя после запрещения в Штатах спиртных напитков Доги мало изменился. По-прежнему, несмотря на то, что через город часто проезжали автомобили, коновязи были почти у каждого дома. Правда, трактиры продавали теперь фруктовые воды. Исчезли игорные столы, «крап», рулетка, стаканы для смешивания напитков и деревянные палочки для сбрасывания пивной пены. Доги ложится спать теперь рано, и жители его больше уже не пробуждаются от ночной стрельбы перепившихся ковбоев. Доги стоит на пути к благонравию.

Через облака серой пыли ехал человек на черной лошади, напудренной серой «алкали», потной и грязной, с серой гривой и хвостом, но ступающей легко и свободно несущей седока. Человек был одет так, как вообще одевались в той местности. Его можно было принять за ковбоя, фермера или шерифа, спрятавшего свою звезду. Сапоги с высокими каблуками были тоже покрыты пылью. Серый налет лежал на его плечах, шляпе, седле, на металлических частях его патронташа и на черно-синих рукоятках двух револьверов, прикрепленных с обеих сторон у пояса. Та же пыль припудрила его лицо, синеватое от проступившей бороды, его резко очерченный нос, и только серые глаза его были свободны от нее.

Он сидел в седле прямо и уверенно, слегка приподняв поводья левой рукой, как ездят в Техасе, спокойный и готовый ко всякой неожиданности, точно слитый со своей лошадью и в то же время ее полновластный хозяин. Он равнодушно смотрел по сторонам, и по выражению его глаз нельзя было сказать, знаком ли он с окрестностями или проезжает здесь впервые.

Случайные посетители трактиров меланхолично поглядывали на него из-за стаканов с фруктовой водой, лениво переговариваясь.

— Недурна лошадка.

— И ездок недурен. Лицо незнакомо.

— Носит два револьвера. Теперь это нечасто встречаешь.

— Не удивлюсь, если это только для украшения.

— Чего он забрел сюда, в Доги? Не шериф ли?

— А что, ты ожидаешь шерифа? Можно, однако, с уверенностью сказать, что это не новый пастор. Хотя, кто их знает…

— Н-да, я слыхал, что собираются построить церковь. Собирали даже деньги по подписке. Фью! Посмотри-ка на эту шляпу! Это Салли Декстер.

— Ты побеги и достань ее ей, сынок. Назови ее Салли, когда возвратишь ей шляпу, и увидишь, какой получишь прием!

Другой смутился:

— Но ведь это же ее имя?

— Насколько я знаю, ковбои зовут ее мисс Декстер. А они довольно фамильярны. Посмотри, как эта шляпа крутится! И незнакомец погнался за ней. Прямо на тротуар. Ну и лошадь, и ездок шикарный! Н-да!

Столпившись у дверей обыватели следили за бесплатным представлением. Шляпа, широкополая панама с зеленым шарфом, была сорвана с головы молодой женщины резким порывом ветра, когда она выходила из магазина с руками, полными пакетов. Ветер растрепал ее волосы, и шляпа унесла с собою несколько шпилек. Пряди шелковистых, блестящих рыжих волос разметались по воздуху, закрывая ее лицо, в то время как шляпа летела по улице, крутясь в горячем воздухе и пыли, и шлепнулась прямо в морду черной лошади, отскочив потом на панель, где продолжала весело подскакивать, поддуваемая ветром.

Черная лошадь бросилась в сторону — прыжок, который чуть не опрокинул ее на деревянные мостки. Испуганная и рассерженная, она встала на дыбы, так что казалось еще минута — и она свалится на спину. Потом, фыркнув, снова стала на ноги, прижав уши, расширив ноздри и испуганно вращая покрасневшими глазами. Но всадник не шелохнулся в седле. Его колени сжались, а тело его отвечало каждому движению животного, которое, по-видимому, было больше оскорблено, чем испугано.

Нагнувшись, он похлопал выгнутую шею лошади, сказав ей несколько ласковых слов. Монета, положенная между ним и седлом, не шевельнулась бы во время всего этого представления. Слушаясь поводьев хозяина, лошадь взобралась на тротуар, танцуя на шатких деревянных мостках. Догнав прыгающую шляпу, всадник, нагнувшись к земле, одним движением поднял ее и вернулся на дорогу.

Маленький мальчик смотрел на него, раскрыв рот. Всадник поманил его.

— Эй, сынок! Отнеси эту шляпу даме, которая ее потеряла. Видишь эту рыжеволосую леди?

Продолжая с восхищением глядеть на незнакомца, мальчик прошепелявил сквозь выпавшие зубы:

— Да, мистер, конечно, вижу. Это мисс Салли Декстер. Отнести ей шляпу?

— Ты слышал? — Он кивнул мальчику и, улыбнувшись так, что засохшая пыль треснула на его лице, отдал шляпу и поскакал вдоль улицы. Публика, собравшаяся у входа в трактир, перенесла теперь свое внимание на мисс Салли Декстер.

Она стояла, наблюдая за исчезающим всадником, подняв голову, видимо, рассерженная. Мальчик принес ей шляпу, получил в награду другую улыбку и, что было более приятно, полдоллара.

— Спасибо, Бад, — сказала Салли Декстер. — Помоги мне уложить эти пакеты на Панчо.

— Он сказал отдать ее вам, — зашепелявил Бад, поддерживая пакеты, пока девушка прикрепляла их к своему седлу. — Должно быть, он страшно торопился.

Салли Декстер снова улыбнулась, понимая, что Бад берет всадника на черной лошади под свою защиту. Как мог он игнорировать Салли Декстер! Другие мужчины были бы рады случаю заговорить с ней. Она знала это и потому сердилась. Быть может, он ее хорошенько не разглядел?

— Да, мисс Декстер. Должно быть, он сильно торопился. Отнеси, говорит, эту шляпу рыжеволосой леди.

— Да, наверно, торопился.

Взглянув вдоль улицы, она увидела, что незнакомец слез с лошади, привязав ее к коновязи. Подобрав уздечку, она вступила в стремя, легко прыгнула в седло, тронула Панчо серебряной шпорой и помчалась в клубах пыли мимо черной лошади, бросив в сторону незнакомца взгляд как раз в тот момент, когда он входил в мелочную лавку.

«Манеры у него грубые, — подумала она. — Недурно было бы его проучить».

Незнакомец вошел в лавку, не обращая внимания на взгляды покупателей, приказчиков и просто любопытных. Самый разнообразный товар наполнял полки и грудами был свален в углах. Трудно было бы придумать какую-либо принадлежность фермы, сарая, хлева, конторы, кухни или гостиной, которой бы не было здесь. Два ковбоя сидели на прилавке, вылизывая содержимое жестянок со сливами. Одежда, провизия, седла, сбруя и сельскохозяйственные инструменты, ружья, сети, скобяные товары, веревки, шляпы и бутылки с фруктовой водой представляли странное для непривычного глаза смешение.

Незнакомцу был нужен непромокаемый плащ. С трудом удалось найти подходящий ему по росту. Но он был удовлетворен.

— Мне он, собственно, нужен, чтобы скрыться от пыли, — сказал он. — У кого лучший постоялый двор в городе?

— Лошадь или авто? — спросил содержатель лавки.

— Лошадь. Мне нужно проехать на ферму Джима Марсдена.

Его собеседник посмотрел на него с любопытством.

— Миль одиннадцать будет. Спросите у Галея. Ваша лошадь зашиблась на тротуаре?

— Быть может, она и растянула себе что-либо. Я возьму ее на привязи. Она уже и так пробежала миль тридцать с утра.

— Гм… А вы весите не меньше пяти пудов… Хорошая лошадь! Стоит о ней позаботиться. Марсден ожидает вас, сударь?

Незнакомец заметил, что какая-то неуловимая натянутость появилась в воздухе, едва он указал цель своей поездки. Он чувствовал, что каждый из присутствовавших подался немного вперед, чтобы лучше услышать его ответ, и по тону спрашивавшего он догадался, что за вопросом его скрывается более чем простое любопытство.

— Меня зовут Горман, — сказал он коротко. — Старый друг Джима Марсдена. Что-нибудь не так?

Содержатель лавки отвел глаза:

— С фермы Марсдена никого не было уже три-четыре дня. Однако был слух, что Марсдена подстрелили. Но за доктором он не посылал.

Серые глаза Гормана проницательно прищурились. Глядя прямо в лицо своего собеседника, он не упустил, однако, из вида двух евших сливы ковбоев, которые внезапно вышли из лавки быстро и бесшумно.

— Подстрелен в плечо через легкое. Вот все, что я знаю. — Сказав это, лавочник сжал рот и стал похож на черепаху, прячущую голову под броню.

Горман надел плащ и вышел на улицу. Заметив вывеску «Парикмахер», он нерешительно провел рукой по небритому подбородку. С минуту он выбирал между тремя желаниями — бритьем, едой и наймом лошадей. День был жарок, и китайские рестораны не возбуждали особенного аппетита. Весть о том, что его друг ранен, побудила забыть о бритье и взять с собой в дорогу пищу, хотя здоровье друга его не особенно встревожило. Он даже усмехнулся, вспомнив замечание лавочника, что Джим не послал за доктором. Не таков был Джим, чтобы волноваться из-за раны в плечо.

В то утро Горман проехал тридцать миль, сорок — накануне, тридцать пять — перед тем, и так уже четыре дня, покрыв всего двести тридцать миль в ответ на короткое письмо от Джима. Он писал:

«Друг Джордж, у меня предвидятся кое-какие неприятности, и, по-видимому, я один с ними не справлюсь. Если у тебя есть свободное время, отправляйся ко мне — ферма Марсдена, одиннадцать миль к западу от Доги. К тому же не мешало бы тебе сделать визит, который ты обещал шесть лет назад. Как ты думаешь? Всегда твой Джим Марсден. Р. S. На твоем месте я бы не уклонялся от встреч, однако и не особенно трубил бы о том, что едешь ко мне».

Они были закадычными друзьями с тех пор, как впервые попали вместе на ферму, Горман шестнадцати лет, а Марсден — несколькими месяцами старше. Их дружба продолжалась без перерыва лет десять. Война, мир, удовольствия, затруднения, голод, жажда, карты, поединки, богатство и бедность они разделяли вместе. Когда двое мужчин пройдут через такие испытания, нет на свете другой дружбы, которая была бы крепче. Дружба мужчин свободна от вечной борьбы за господство, и только женщина может разрушить ее. Но в стране, где громадные стада гуляют по прериям, женщин немного. У Гормана было собственное представление о девушке, которая могла бы увлечь его, но он никогда не встречал такую, которая бы отвечала его идеалу, большинство же ему не отвечали. Марсден по натуре был более романтичен. Недели и месяцы, проведенные в одиночестве на ферме, делали его легкой добычей чуть ли не первой хорошенькой женщины, которые встречались в городе. Его увлечения были, однако, коротки. Женщина еще не встала между друзьями.

Только когда Марсден получил в наследство ферму, а Горман, не имевший денег, упрямо отказался разделить богатство друга, они расстались. С тех пор они даже не переписывались, но слухи проходили и через прерию, и оба знали о жизни друг друга. Мужская дружба вполне застрахована от влияния разлуки. Она никогда не ржавеет. И призыв Джима вновь восстановил их дружбу, чистую и острую, как лезвие кинжала, только что вынутого из ножен.

Его совершенно не интересовало, какие неприятности были у Джима, хотя он смутно предполагал, что тут замешана женщина. По-видимому, была перестрелка, и перспектива схватки занимала Гормана. Намек на осторожность в письме друга подтверждался поведением жителей Доги. Марсден был человеком, легко создающим себе друзей и врагов, и Горман без труда догадался, что городок знал о неприятностях Марсдена и, по-видимому, разделился в своих симпатиях. А насколько неприятности эти были серьезны, Горман понял потому, что друг его сознался в своей неспособности справиться с ними одному.

Два ковбоя, евших сливы в лавке, могли быть возможными врагами. Ясно было, что его имя и цель поездки произвели на них впечатление. В натуре Гормана было двигаться осторожно и стрелять быстро, если к этому принуждал случай.

Пока он стоял, отыскивая вывеску Галея, Салли Декстер снова проехала мимо него. На этот раз взгляд ее встретился с глазами Гормана. Легкая складка легла между ее бровями. На мгновение лицо ее вспыхнуло, она нерешительно придержала свою лошадь, потом круто повернула ее и карьером помчалась вдоль улицы. Горман следил за ней, слегка приподняв брови.

«Обидчивая, — заметил он про себя. — Ей бы хотелось, чтобы я соскочил со своего Негра, снял шляпу, низко поклонился и сказал: сударыня, вот ваша шляпа, извиняюсь, что не поймал ее раньше… Чепуха! Обидчивая и испорченная девчонка. Наверное, у нее богатый папаша и теперь она высматривает покорного муженька. А пока что чувствует себя полной хозяйкой города. Однако должен признаться, что она прехорошенькая и ездит прекрасно. Уехала в мою сторону, но вряд ли я ее обгоню».

Потерянный случай, видимо, мало беспокоил Гормана, и, увидав вывеску Галея, он вошел туда и заказал повозку.

— Я верну ее обратно сегодня ночью или завтра утром, — сказал он.

— А как далеко вы едете?

— Одиннадцать миль. К Джиму Марсдену.

Горман заметил, что веки Галея дрогнули.

— Желал бы услужить вам, приятель, но не могу ничего сделать до завтрашнего утра. У меня нет ни одной свободной лошади.

Горман отвернулся. Ясно было, что Галей лгал. Очевидно, в деле Марсдена он был против него. На другом постоялом дворе удалось достать повозку и пару низкорослых, прытких коней. Решив, что владелец их нейтрален, он попробовал его расспросить.

— Я слышал, что Джим Марсден был ранен. Слыхали что-нибудь об этом? Он мой старый друг, зовут меня Горман.

Его собеседник кивнул головой:

— Слыхал о вас от Марсдена. Он говорил, что ожидает приятеля. Я знаю только, что пуля прошла сквозь окно после наступления темноты и попала Джиму в плечо. — Тут он понизил голос. — А если бы пули были помечены, как метят коров, я думаю, вы нашли бы отметку «Д» на той, которая попала в Джима.

Горман вернулся в лавку за сыром, сухарями, ананасовыми консервами, сардинами и бутылкой соды. На этот раз он ясно почувствовал царящую в лавке враждебную ему атмосферу. При входе его наступило молчание. Он закупил свою провизию и расплатился.

— Соды нет, — сказал лавочник. — Достанете ее рядом, у Кено.

Выходя из лавки, Горман заметил, что двое людей, по костюму ковбои, оба вооруженные и оба ясно показывающие, что, кроме фруктовой воды, они нашли кое-что покрепче, последовали за ним.

Трактир Кено сохранил свой внешний вид, изменив лишь содержимое своих бутылок.

Подойдя к прилавку, Горман потребовал бутылку лимонада. Оба ковбоя тоже подошли, продолжая начатый разговор. Еще несколько человек вошли в трактир, остановившись у стены или присев к столам, словно ожидая каких-то событий, пока Горман спокойно посасывал лимонад через соломинку. Ковбои говорили между собой, но ясно было, что их диалог предназначался для толпы. Горман, решив про себя, что будет драка, заказал вторую бутылку и стал медленно тянуть лимонад.

— Итак, этот детина, разряженный в пух -и прах, едет себе по улице на дрессированном коне. Откуда ни возьмись ветер — и срывает с дамы шляпу.

— Этакая прехорошенькая панама с зеленой лентой. И девица недурна тоже!

— Не мешай, Курчавый! Кто рассказывает?

— Ну ладно, ораторствуй, но я скажу всему свету, что это была прехорошенькая девица и шикарная шляпа.

— И вот мистер жокей отправляется вслед за указанной шляпой, грациозно склоняется со своего коня, словно в цирке, куда вход стоит двадцать пять центов. Придерживаясь за луку, он подымает шляпу и отдает ее рябому мальчишке, чтобы тот отнес ее даме, и уезжает, не дождавшись ее благодарности, оскорбив таким образом весь женский пол в целом и мисс Декстер в частности.

— Этакое невежество!

— Но иные говорят, что этот жокей совсем не был одет жокеем.

— Нет? Как же был он одет?

— Э-э… он был одет в один из тех плащей, в которых мужчина так похож на женщину, вроде вот этого парня. Приятель, — обратился он насмешливо к Горману, задетый, очевидно, его молчанием и равнодушием, — что бы вы сказали о невеже подобного рода?

Говоривший качнулся вперед. Горман посмотрел на него спокойно. Если это была западня, она была хорошо задумана, особенно после того, как он купил плащ. Добраться до пояса с револьверами было невозможно. Первое же его движение было бы встречено дюжиной выстрелов. Перед ним были враги Марсдена, а потому и его.

— Так что же вы скажете, приятель, относительно этого? — Ковбой оперся одной рукой на прилавок, держа другую у револьвера.

— Я скажу, что поступил бы точно так же, — отвечал Горман. — Хорошее правило — не увлекаться слишком при первом знакомстве.

Слова эти, сказанные намеренно подчеркнуто, вызвали смех в толпе. Тот, к кому они были обращены, тупо посмотрел на Гормана, смутно почувствовал оскорбление и, покраснев, придвинулся к нему.

— Ты поступил бы точно так же? А что ты за птица такая?

Горман не пошевелился. В толпе ожидали, что он проглотит и эту насмешку. Спокойно повернув голову к трактирщику, он сказал:

— Спроси у него, как меня зовут.

Небрежность, с которой эти слова были сказаны, обманула ковбоя. Он отвернулся от Гормана не более чем на долю секунды. В это мгновение руки Гормана сделали движение слишком быстрое для глаз присутствующих: бутылка из-под лимонада ударила ковбоя в нижнюю челюсть. Пока он падал, оглушенный ударом, Горман вытащил его револьвер из кобуры и, направив на толпу, отступил к двери. Продолжая держать оружие в правой руке, он расстегнул свой плащ, бросил револьвер на прилавок, и почти в то же мгновение в руках его оказалась пара собственных револьверов, пули которых могли бы остановить медведя.

Усмехнувшись беспомощной и ошеломленной толпе зрителей, он открыл двери и вышел на улицу.

Глава II

Каковы бы ни были опасности, угрожавшие Марсдену, эта стычка в трактире была ясным признаком того, что Горман попал в самую гущу событий. Марсден, предательски подстреленный в темноте из-за угла, и он сам, чуть было не попавший в ловушку, подстроенную ковбоями, — все это не было случайным совпадением, в этом Горман был уверен вполне и в душе с удовольствием признался, что впереди предстоит, по-видимому, немало подобных стычек, до которых он еще в былое время был большой охотник. Не раз вдвоем с Марсденом они из чистой любви к приключениям и опасностям вызывали ссоры и свалки, в которых побеждал тот, кто скорее спускал курок, чьи нервы были крепче, кто знал слабости человеческой натуры и умел ими пользоваться.

Не раз случалось, что оба друга оказывали услуги закону, справляясь с преступниками прежде, чем тяжелый правительственный аппарат приходил в движение. Горману предлагали место шерифа, но политика и интриги связали бы его свободу, и он отклонял предложения.

И теперь, откликнувшись на зов своего друга, он чутьем угадал, что ему придется иметь дело с людьми преступного типа, не брезгающими никакими средствами для достижения своих целей.

Заказанная им повозка была уже готова, и Горман, привязав к ней своего Негра, утомленного длинным переездом, захватил с собой кусок льда, уложив его в солому на дно повозки, решив, что в такую жаркую погоду, когда земля, казалось, дышала зноем, а небо было словно громадный рефлектор, отражавший его, — холодный компресс принесет пользу и облегчение раненому другу. К своим покупкам он добавил еще ящик сигар, корзинку устриц, свежих фруктов и несколько номеров журналов. Его последней покупкой были пачки патронов для револьверов.

Он уже собирался выехать из города, как внезапно из-за угла снова появилась девушка. Ее лошадь была вся в мыле. Проехав мимо Гормана, девушка остановилась около трактира Кено и заговорила с двумя ковбоями, развалившимися у порога. Горман окинул всю группу внимательным и острым взглядом.

Ковбои поклонились девушке, преувеличенно вежливо смахнув с голов свои сомбреро и при этом подмигнув друг другу. Отдав какое-то распоряжение, девушка поехала по дороге в прерии, а оба ковбоя принялись взнуздывать своих лошадей. Горман узнал их сразу — того, которого он опрокинул бутылкой, и его товарища. Но не это привлекло его внимание. На крупе каждой лошади была отметка — круг и радом с ним буква «Д».

Тронув лошадей поводьями, Горман медленно поехал из города, обдумывая на досуге все происшедшее. Хозяин повозки сказал, что если бы пули были отмечены, как коровы, то на той, что попала в плечо Марсдена был бы знак — «Д». Что ковбои в трактире Кено могли бы совершить покушение — в этом Горман ни минуты не сомневался. В то же время манера, с которой девушка говорила с ними, показывала, что они были у нее на службе. «Д» — начальная буква фамилии Декстер. Быть может, отец девушки и есть тот враг, в борьбе с которым Марсден был ранен?

«Держу пари десять против одного, что красотка в этом так или иначе замешана, — решил Горман. — Марсден в нее влюбился, отец по той или иной причине воспротивился, Джим обиделся, и завязалась история. Но если старик Декстер подстрелил Марсдена в темноте через окно, то эта семейка — порядочные негодяи, и чем скорее Джим избавится от всей этой красоты, тем лучше будет для него. Хотя она и в самом деле прехорошенькая… Интересно, за что она на меня так обозлилась? Уж не потому ли, что услыхала, что я еду к Джиму? И почему те два парня, любители слив в лавке, исчезли так неожиданно? И эта девица… Сама ли она против Марсдена или только помогает отцу? Тьфу ты, тут можно совсем запутаться… Лучше подожду, пока не приеду на место и не узнаю всего толком».

Но едва он отъехал полмили от города, как ковбои его обогнали, промчавшись мимо в клубах пыли и обратив на Гормана внимания не больше, чем на придорожный кактус. Горман прихлестнул лошадей, и те веселее побежали по ровной дороге. Негр послушно бежал рядом, освобожденный от поводьев и седла.

Было три часа, тени от деревьев на обочине уже начинали удлиняться, но жара по-прежнему стояла невыносимая. Горячим воздухом трудно было дышать. Пена проступала под кожаной сбруей лошадей. Проехав миль пять, Горман заметил, что местность начала меняться. Сухую «алкали» сменили кустики кактуса, дикие груши и пушистые стебельки «кошачьих лапок». Холмы по сторонам дороги стали более крутыми. Впереди, в долине, показались постройки фермы Марсдена. Справа, далеко на самом горизонте, на фоне светлого неба, смутно намечалась зубчатая цепь гор. Слева, насколько хватал глаз, тянулась прерия. Сзади оставался Доги, а за ним — вечно покрытая облаками верхушка горы, названная благодаря своей форме Гробовой Крышкой.

Верхом Горман мог читать бегущую под ногами лошади дорогу, словно раскрытую книгу. С повозки это было труднее. Однако он скоро заметил, что от дороги в прерию сворачивали следы колес и лошадиных копыт. Обогнавшие его ковбои тоже свернули здесь. Очевидно, ферма Круг «Д» лежала неподалеку, и Декстеры были ближайшими соседями Марсдена.

— Дело осложняется, — пробормотал Горман, придерживая лошадей и закуривая трубку. Дорога стала подниматься вверх, в узкую лощину между двумя холмами. Скоро по обеим сторонам поднялись крутые отвесы каменистых утесов, образовавших ущелье саженей пятьдесят длиною. Справа от дороги в неглубокой выемке лежало озеро, куда падал с горы журчащий ручей. Лошади остановились и жадно зафыркали, почуяв воду. Но зеленоватый цвет воды показался Горману подозрительным, и, натянув поводья, он решил сойти на землю и исследовать озеро.

Тррахх!.. Пуля пробила крышку повозки, пролетела сквозь шляпу Гормана, ударилась в железную обивку и у пала на подножку, где Горман наступил на нее сапогом. Другая пуля попала в кусок льда. Лошади испуганно дернулись, рванулись, и повозка запрыгала по камням. Горман сердито выругался, отпустил вожжи, и повозка помчалась, подскакивая и грозя в любую минуту перевернуться.

Глава III

Остановиться и ответить на выстрелы было бы безумием: Горман знал, что его успели бы застрелить, прежде чем он вылез бы из повозки. И так было почти чудом, что и он, и его лошади ушли невредимыми. По всей вероятности, его внезапная остановка у озера смутила стрелявших. Почему они ограничились только двумя выстрелами? Этого Горман не мог себе объяснить.

«Очевидно, испугались, что я их узнаю, если промахнутся снова», — подумал он, подбирая вожжи и переводя испуганных лошадей на ровную рысь. Нападение из-за угла возмутило его. Если бы Негр был оседлан, Горман вряд ли отказал бы себе в удовольствии вернуться к ущелью и завязать перестрелку с напавшими на него. Оглянувшись на утесы, ярко освещенные солнцем, он уже не мог различить ущелья, но ему показалось, что клубочки пыли внезапно появились на горизонте и растаяли в воздухе. Кто бы ни были его враги — они скрылись.

Была уже половина пятого, когда Горман подъехал к сараям и загонам фермы Марсдена.

На всем лежала печать благоустройства и зажиточности. Деревья окружали дом, кусты акаций тянулись вдоль изгороди, маленький ручеек весело журчал через двор. Ферма казалась прохладным и тенистым оазисом в этой раскаленной пустыне. Чутьем скотовода Горман знал, что позади фермы лежат широкие пастбища. Да, Джим Марсден знал свое дело. Рука опытного хозяина была видна повсюду. Загоны и заборы в полной исправности, постройки заново выкрашены, дворы чисты и трава подстрижена. И половина всего этого могла бы принадлежать ему, Горману, если б он только захотел. Его отказ тогда вызвал первую ссору между друзьями.

Горман был прирожденный бродяга, а Марсден всегда вздыхал о домашнем очаге и семейном уюте. Расчетливый и хладнокровный, но в то же время сентиментальный и увлекающийся — странные сочетания уживались в Джиме Марсдене.

Было еще слишком рано, ковбои не вернулись с пастбища. Кто-то кричал с загона, выгоняя непослушную лошадь. Китаец-повар вышел из кухни, бросил сбежавшимся цыплятам остатки пищи, прищурился на Гормана и нараспев крикнул:

— Хо-ла!

На этот крик откуда-то появился ковбой и направился к Горману, ступая кривыми ногами и придерживая болтавшийся у пояса револьвер. Красное, обветренное лицо его под широким сомбреро выражало явное подозрение. Другой ковбой вышел из загона и сел на забор, держа руки у бедер.

— Горман, — сказал коротко приезжий, и слово это произвело нужное впечатление. Подозрение исчезло с лиц ковбоев, словно снятая маска. Сидящий на заборе слез и взял лошадей под уздцы. Китаец-повар, очевидно, тоже удовлетворенный, вернулся в кухню.

— Хозяин говорил, что ожидает вас со дня на день, — сказал кривоногий. — Он будет рад узнать, что вы приехали. Невесело лежать, словно лягушка, привязанная за ногу. Конечно, каждый из нас с удовольствием расквитался бы за него, но он думает, что дело это касается его лично. Понятно, ему виднее, сам не ребенок. Однако думается, что ваш приезд как раз вовремя… Меня зовут Лоу, я здесь управляющий. А это — Джаксон. Он присмотрит за лошадьми.

— Прекрасно. У меня тут кое-что для Джима — лед, фрукты, устрицы.

— Я скажу китайцу, это у него не пропадет.

— Как Джим?

— Разбита кость в плече. Хочет лечиться сам, но, по-моему, будут осложнения.

Лоу ушел на кухню к китайцу. Горман повернулся к Джаксону. Молодой ковбой с целой копной светлых волос, чисто выбритый, с искрой юмора в голубых глазах ему понравился.

— Кому это пришло в голову бросить камушек через вашу покрышку, — заметил он, усмехаясь.

— И даже два камушка. Один прошел через покрышку, а другой попал в лед. — Горман показал своему собеседнику поднятую им со ступеньки расплющенную пулю. Джаксон внимательно ее осмотрел и тихонько присвистнул.

— Подобный камушек угодил и в меня, — заметил он, показывая шрам на правом ухе. — Стреляли в ущелье Филина? Вы их видели?

Горман похлопал по своим револьверам и сказал:

— Протирать не нужно.

Джаксон снова усмехнулся. Этот разговор, по-видимому, ему нравился.

— У меня вышло недоразумение с двумя парнями в трактире Кено. Они были не из самых вежливых, но достать револьверы не успели. По крайней мере тогда, в трактире. Может быть, позже они и пустили их в дело. Один был на сером коне, другой — на рыжем. Лошади отмечены — Круг «Д».

Джаксон нахмурился и кивнул головой.

— Того, кто был на сером, зовут Курчавый, а другого — Курносый Сим. Однако я бы не стал… — Он запнулся, небрежно опустил пулю в карман и подмигнул Горману на подходивших Лоу и китайца-повара. Горман решил про себя, что Джаксон из тех, на кого можно положиться. Напоив Негра и поставив его в загон, Горман спросил, как ему пройти к Джиму.

— Лучше всего, если вы сами о себе доложите, — сказал Лоу.

— А кто с ним?

— Никого, кроме Кармен.

Горман вопросительно посмотрел на говорившего, и в глазах его заметил блеснувший насмешливый огонек. Лоу ему определенно не нравился. Кто такая эта Кармен? Какая-нибудь хитрая мексиканка, воспользовавшаяся болезнью Джима, чтобы устроиться в его доме?

Подозрения его, однако, рассеялись, едва он открыл дверь в комнату больного и увидел Кармен, которая лет двадцать назад, быть может, и соответствовала своему имени, а теперь расплылась и сонно кивала головой, обмахивая веером своего пациента. Проснувшись, она с недоумением уставилась на Гормана, который отпустил ее кивком головы.

— Ты, Кармен, «vamos» (исчезни), понимаешь. — сказал он.

Повелительный тон произвел свое действие, и Кармен, не говоря ни слова, выплыла из комнаты. Горман подошел к кровати, на которой лежал его больной друг.

Длинное, худое тело Джима Марсдена едва намечалось под одеялом, угловатое, сложенное из костей и мускулов.