Девушка покраснела и уронила неожиданно для себя куриную ножку в пластиковую тарелочку.
– Почему же нет, есть, конечно, но я туда сегодня уже не попаду. Вы разве не знаете, что все рейсовые автобусы отменили из-за снегопада? Придется теперь здесь ночь куковать. Или вы думаете, что мне действительно доставляет удовольствие эта еда? Да я и сама знаю, что это гадость… У нас в общежитии и то лучше готовят, я имею в виду в буфете…
– Я здесь учусь в пединституте. Квартиру снимать больно уж дорого, так мы с подружкой доплачиваем коменданту общежития, чтобы к нам никого не подселяли, короче – живем вдвоем.
– Странный вы какой-то… Снегопад, понимаете? Завтра первый рейс будет в шесть утра, я просто не доберусь сюда утром из-за снега… Уж лучше здесь как-нибудь прокантуюсь, лишь бы на автобус успеть, У меня и билет есть. Все? Вопросов больше нет?
Но он уже почувствовал, что зацепил ее, дурочку молоденькую, что теперь она никуда от него не денется. Вон как смотрит своими голубыми глазищами! Да ей до смерти хочется говорить с ним, просто находиться рядом…
Интересно, у нее уже есть парень, с которым она спит, или же она бережет себя для какого-нибудь деревенского мужика, за которого собирается отдать замуж ее отец?
Ведь она откуда-то из района, из деревни, пожалуй… Только там рождаются такие вот крепкие и здоровые дурехи с румяными щеками и большой грудью. Вот только шубка больно дешевая, стало быть, у родителей не так уж много денег, чтоб содержать дочку в городе, да еще и одевать хорошо.
– Да, в Москву. Но только через неделю. У меня там дела.
– Да здесь поблизости есть отличный книжный магазин, я книги заказываю, мне и привозят…
Он говорил, не задумываясь, понимая, что она все равно ничего, кроме фразы «книжный магазин», не воспримет. Он ей наверняка представится городским интеллигентом, забредшим на вокзал случайно и случайно же повстречавшим в кафе ее – несмышленыша в кроличьей шубке. Разве может она знать, что он целый день прождал здесь в поисках этого лица, этого СВЕЖЕГО И РУМЯНОГО лица, этой запрятанной под шубку и вязаные кофты девичьей плоти, которую он себе уже успел представить и от этой фантазии возбудиться? Нет, она еще ничего не знает. Она ждет, когда он пригласит ее куда-нибудь в более приличное заведение. В ресторан или хотя бы частное кафе, где подают курицу не на пластиковых тарелках, а в дорогой посуде и где вместо лимонного дешевого напитка она попробует настоящий армянский коньяк.
– Тебя как звать-то? – он перешел на «ты», чтобы сближение шло быстрее, чтобы дать ей возможность привыкнуть к этому обращению, а заодно и к той легкости в разговоре, при которой исчезает недоверие.
– Лена. Елена, – теперь уже и она улыбнулась. Ей нравится, что к ней обращается взрослый мужчина. Это ведь означает, что она внешне привлекательна, что ему интересно разговаривать с ней и, быть может, у него постепенно появится к ней чувство! И как будет приятно, если он влюбится в нее, если он увидит в ней не просто деревенскую девчонку, за взятку поступившую в пединститут, а взрослую женщину, с которой можно будет в дальнейшем связать свою жизнь! – А вас как?
– Сергей. – Он знал, что всем женщинам нравится это нейтральное и вместе с тем какое-то мужественное имя. Именно «Сергей», а не «Сережа».
– Да нет… – Она снова покраснела и расстегнула верхнюю пуговицу шубки – ей стало жарко от собственных мыслей и фантазий. – Нет, с чего вы взяли?
– Да я пошутил. А если серьезно, то я разведенный.
И в Москву мне как раз нужно по делам, связанным с разводом. Вот я тебе все и рассказал. Как на духу.
– Так уж и на духу… – Лена отодвинула от себя тарелочку с недоеденной курицей и сделала несколько глотков ядовито-желтого напитка. Поморщилась.
– Я же говорю – гадость. Я бы мог тебе показать одно место, где хорошо кормят, но ты же не согласишься поехать со мной… Вы же, девчонки, в каждом мужчине видите сексуального маньяка, я даже статью где-то про это читал. Вот поэтому-то у нас так мало браков…
Он знал, что слово «брак» действует на женскую психику как бокал шампанского. Вот и Лена подняла голову и посмотрела на него искоса, словно проверяя себя, не ослышалась ли она, и неужели действительно этот мужчина заговорил с ней о браке? А что, если он одинок, если его бросила жена и укатила с другим мужчиной в Москву и теперь треплет ему нервы телефонными звонками или письмами, настаивая на разводе? А ему сейчас так не хватает женской ласки и любви?
Еще он знал, что она разглядывает его одежду, прикидывая про себя, сколько может стоить его куртка и шапка, его английские башмаки на меху и кашемировые брюки. Все деревенские такие, практичные…
И тут вдруг он почувствовал легкое томление, приятное до боли внизу живота… Он испытывал страшное и неотвратимое стремление к этой распаренной деревенской девке, желание, которое затуманивало мысли и действовало уже только физически, неумолимо… Он уже видел, как она извивается на кровати, изгибаясь всем своим пышным телом с покачивающимися, как молочный студень, округлыми грудями и маленьким влажным животиком… От страха они почему-то потеют и начинают издавать терпкий, характерный запах…
– Какое? – Он вернулся из плена мечты на вокзал, за столик кафе, и тряхнул головой, сбрасывая с себя приятное оцепенение.
– Ну.., где хорошо кормят.
– А… Да нет, надо сесть на троллейбус и проехать всего пять остановок. Но я могу подвезти тебя и на такси, не разорюсь.
Все. Пошли-поехали разговорчики о щедрости, о денежках. Ей необходимо знать, не блефует ли он, есть ли у него постоянный заработок и что он может себе позволить в плане подарков.
– У меня только доллары, поэтому лучше всего прокатиться на троллейбусе, да и тебе не так страшно… – Это был самый идеальный способ успокоить того маленького зверька, который еще живет в ней и зовется страхом. И доллары есть, и не надо рисковать, садясь в чужую машину или такси.
– Ладно, уговорили. Тем более что после ваших слов я уже не могу спокойно смотреть на эту курицу… Но только я предупреждаю сразу – у меня денег нет. Последние отдала за билет. Поэтому если вы думаете, что я, как американская женщина, буду платить сама за себя, то здорово ошибаетесь. Я русская девушка, а значит – безденежная. Это ничего, что я так откровенна с вами?
Она не покраснела, говоря эти слова, и он понял, что она ведет такие разговоры не первый раз, что она уже научилась разговаривать с мужчинами, и что она вообще – женщина, и что у нее было уже несколько партнеров, которые наверняка давали ей деньги… И у нее есть, конечно, деньги, но она их копит, вполне вероятно, на новую шубку или золотой перстенек… Но он уже очень скоро узнает об этом.
– Поедем. Тем более что вы – не сексуальный маньяк.
Она пожала плечами и состроила уморительную гримаску. Она КОКЕТНИЧАЛА! Блеск!
Глава 3
– Крымов, ты опоздал на целых пять часов, – встретила его Юля в агентстве, даже не взглянув на него, словно обращалась к стене.
Щукиной не было – она уехала улаживать дело, связанное с новым сотовым телефоном, и обещала прибыть с минуты на минуту, вот почему Юля могла так свободно разговаривать с Крымовым.
– Извини, зайчонок, но я едва откопался…
Крымов отряхивался прямо в приемной, как шесть часов назад то же самое проделывал на лестничной площадке Жанниного дома красавец Борис. Но если тот был русоволосым, славянского типа мужчиной, то Крымов был брюнетом, породистым, с голубыми глазами, которые в последнее время все чаще стали приобретать какой-то странный зеленоватый оттенок.
– То есть?
– Еле-еле откопал ворота гаража, затем пришлось прокладывать себе дорогу от гаража до ворот, ну и так далее и тому подобное… Короче, я запер свой дом – до конца снегопада поживу в городской квартире. Я туда уже и Зосю командировал.
– Кто такая Зося? – Юля наконец подняла голос и теперь уже посмотрела на Крымова в упор. Зося! Этого еще не хватало, чтобы он так вот спокойно при ней говорил о своей очередной пассии!
– Успокойся, мышонок!
– Да прекратишь ты называть меня зайцем или мышью?! Ты сам-то кто?
– Тес… – Крымов приложил палец к губам. – Тес…
Успокойся.
Подошел к Юле и, запрокинув ей голову, поцеловал долгим поцелуем в губы.
– Вот так-то лучше будет. – Он отпустил ее и шумно выдохнул, словно поцелуй забрал последний воздух из его легких. – Я опоздал, конечно, я свинья, но я ласковая свинья.., и к тому же – породистая. То бишь умная.
А Зося – это моя домработница. Ей за пятьдесят.
– Лет или месяцев?
– Веков. Это моя хорошая знакомая, она работает в одной семье уже лет пятнадцать. Это я к тому, что ей можно доверять. Ты же знаешь, что я не умею убираться, что я эти две недели, что принимал вас у себя, чуть не поседел от одного только вида грязной посуды и пылесоса…
– Ну ты, Крымов, точно свинья: разве не мы со Щукиной мыли посуду и пылесосили?
– Вы, ну и что с того? Я все равно чуть не поседел…
Все, успокойся… А то я еще раз тебя поцелую…
– У нас появились новые дела, мы с Надей уже вовсю работаем, а ты у себя за городом сочиняешь дурацкие записки… Мне нужна твоя помощь.
– Я весь внимание.
Юля рассказала ему про Жанну.
– Что ей нужно и сколько она собирается нам заплатить… Правда, я так и не понял, за что?
– Думаю, мы должны выяснить, кто эта Марина и что ее связывает с Жанной. Что касается денег, то они у нее есть, но ты не собираешься ограбить мою портниху?
– Передай ей, что она может расплатиться со мной натурой, тем более что я совсем одичал… И вообще, Юлечка, если бы ты только знала, как я одинок… – Крымов явно начинал дурачиться…
– Ты неисправим. Я подключила к делу Корнилова – он поручил своим людям узнать о женщинах-заключенных, которые после Нового года вышли из тюрьмы…
– Думаю, что их отпускали ПЕРЕД Новым годом, – заметил уже вполне серьезно Крымов. – Да и то навряд ли…
– Почему это?
– Да потоку, что месяц тому назад была амнистия.
Вот отсюда и надо бы плясать. Как Корнилов-то?
– Ничего, держится…
Виктор Львович весной схоронил жену. Все думали, что он уйдет из прокуратуры, поговаривали даже о том, что он переедет к сестре в Петербург, но Корнилов остался и после недели отпуска снова вернулся на работу.
– А я стараюсь лишний раз не видеться с ним… Не могу… – Крымов вздохнул, но потом, переключившись на Жанну, спросил:
– Она не звонила?
– Нет. Но я сама позвонила ей, чтобы убедиться, что телефон работает и что в случае необходимости она сможет дозвониться до меня…
– Слушай, а ты не могла бы сейчас раздеться?
– Ненавижу! – Папка с документами полетела Крымову в голову.
– Поехали в «Тройку», я же умираю с голоду! У меня все мысли только о еде, а ты мне про каких-то зечек ненормальных рассказываешь. Все это чепуха – поверь мне. Никто к твоей портнихе больше не придет. Можешь ей так и передать. И пусть она спокойно шьет себе дальше. Уверен, что она-то уже пообедала, в отличие от тебя, ретивой работницы. Бросай все к чертовой бабушке, и поехали поужинаем. А то сейчас еще Щукина приедет, напросится, чтобы я и ее пригласил.
Это был веский аргумент. Кроме того, Юля за весь день съела лишь бутерброд с сыром.
– А в твоей «Тройке» уху готовят?
– Там готовят все, что я скажу. Они любят меня там до смерти, ведь я помог им разыскать поставщика куропаток, который нагрел их на стоимость «Мерседеса».
– Это он, что ли, заливал их водой и замораживал, как в «Океане» кальмаров?
В машине она рассказала ему про свой телефонный разговор с Шубиным, который обещал на следующее утро привезти в агентство родителей пропавших без вести девушек.
– Пусть везет. Только сдается мне, что эти девушки всплывут весной.., в какой-нибудь речушке или лиса раскопает могилки… Я, честно говоря, уже устал от этих маньяков. Телевизор включишь – маньяки, книжку в руки возьмешь – тоже маньяки…
– ..книжку начнешь писать – и снова про маньяков?!
– А ты откуда знаешь?
– Я видела у тебя на письменном столе книжицу о некрофилах и серийных сексуальных убийцах.
– Правильно. Хвалю за наблюдательность. Только тебе повезло, что ты не успела хотя бы пять минут подержать в руках эти книжечки. Боюсь, что у тебя сразу же отпала бы охота заниматься чревоугодием… Нет, правда, оказывается, я не знал и сотой доли про некрофилов.
Ведь принято считать, что некрофилы – это извращенцы, вступающие в половой контакт с трупами, а на самом деле это далеко не так. Некрофилы – это люди, которые убивают ради того, чтобы убивать… Сначала меня раздражала манера автора объяснять поступки, мне постоянно казалось, что он пытается оправдать этих убийц, но потом я понял, что это более глубокое исследование…
Словом, для того, чтобы уметь искать этих некрофилов среди обычных людей, надо сперва научиться их ПОНИМАТЬ. Именно понимать, а не оправдывать…
– Послушай, Крымов, если ты таким образом хочешь на мне сэкономить, то, может, ты сразу же и отвезешь меня домой?
– В смысле? Что ты хочешь этим сказать?
– А как ты думаешь, мне захочется ужинать после научной лекции про некрофилов?
Крымов извинился:
– Ты прости меня, зайчонок, но все это чертовски интересно… Мы потолкуем с тобой об этом после ужина, хорошо? Тем более что мы уже приехали.
Он остановил машину, вышел из нее, обошел кругом и открыл дверцу со стороны Юли:
– Прошу вас, госпожа Земцова… – Он поймал ее взгляд, обращенный в сторону удаляющейся от дверей ресторана «Тройка» парочки: высокого мужчины в светлой куртке с капюшоном и темных брюках и девушки в черно-белой шубке и красной шапочке. – И кого это мы там увидели, что шейку чуть не свернули?
Юля замотала головой, словно отгоняя наваждение:
– Да нет, это я так, под впечатлением… Мне показалось… – И уже полностью обращаясь только к Жене:
– Значит, так, господин Крымов, ежели начнете при мне за столом про некрофилов рассказывать, я прямо тарелкой в…
– ..харю? – расхохотался Крымов, увлекая Юлю за собой. – Хватит болтать, и не делай таких страшных глаз.., ну груб я, груб, что ж с того? Некоторым женщинам это даже нравится…
И он легонько подтолкнул ее к запорошенному снегом крыльцу.
* * *
Когда она разделась и легла, он убедился в своей правоте: эта деревенская, кровь с молоком, девушка оказалась весьма сговорчивой, и уже после трех рюмок коньяку согласилась поехать к нему на квартиру. Он подошел к кровати и посмотрел на гостью, сравнивая то, что он представлял себе, когда она была еще в одежде, с тем, что он сейчас видел. Да, все было роскошно и по-животному гармонично, ладно, аппетитно. Но вот только не возбуждало, как там, на вокзале. Вот если бы она легла так бесстыдно прямо на посыпанном опилками, загаженном и заплеванном полу, среди чемоданов и баулов, тогда другое дело, может, он и возбудился бы. Но теперь, когда эта груда теплого мяса, от которого исходил аромат мыла и дешевых духов, лежала перед ним, как на подносе, он готов был зарычать от бессилия… Почему? Почему он не может взять ее, набросившись на ее тело, как дикий зверь? Где отыскать силы, чтобы забиться на ней в предчувствии сладкой агонии, где?
– Ну что же вы, Сережа? – Она прикрыла глаза. Эта кудрявая и раскормленная шлюха ожидала от жизни – в лице этого крепкого на вид и сильного самца – новых наслаждений.
И вдруг, увидев, что представляет собой ее партнер в сексуальном смысле, тихонько и дробно, как заведенная кукла, мелко засмеялась. Хохотнула. Затем еще громче, и через минуту уже хохотала, трясясь всем своим дородным и белым телом, от чего дрожали мелкой дрожью все нежные складочки на ее животе и колыхались ослепительные, с бледными большими и размытыми сосками, груди. А влажный рот, который он собирался осквернить прямо в ресторане, в курительной комнате, когда там никого еще не было, теперь не вызывал в нем ничего, кроме отвращения…
Перешагнув через упавшие с него расстегнутые брюки, он медленно стянул с себя свитер, белье и, оставшись совсем голым, вдруг кинулся на хохочущую перед ним молодую женщину и задушил ее. На это ушло не больше нескольких десятков секунд. Асфиксия. Быстро и чисто.
И вот теперь, когда она прекратила свой дикий хохот и превратилась из сильной и нахальной девки в безвольную тряпичную куклу с вытаращенными глазами, у него внизу живота возникла жизнь. Словно кто-то невидимый взял его за воспаленную, набухшую плоть и потянул за собой на постель, на эту женщину, вернее, на то, что от нее осталось…
Но она была еще теплая, почти горячая, а губы ее пахли коньяком. Подмышки источали кисловато-хлебный запах пота.
– Сейчас тебе будет хорошо… Отверни головку, вот так…
Он вошел в нее, и животный инстинкт задвигал его телом, неистово жаждущим власти над этой остывающей плотью.
Иногда он оборачивался к висящему на стене зеркалу, чтобы увидеть себя в движении, и появившаяся перед ним эротическая картинка восхищала его своей достоверностью. А ведь это был не он, это был другой мужчина, который так же, как он, жил в этой квартире и смотрел на него из зеркала. Они были очень похожи внешне, но сильно отличались характерами. Один довольствовался жизнью, которую вели подобные ему существа, живущие через стенку, в соседнем доме, на соседних улицах этого города, равно как и в сотнях других городов, а другому выпала высокая миссия решать чьи-то судьбы, отправляя женщин в черный тоннель, зовущийся у простых смертных СМЕРТЬЮ. Ведь на то они и были смертными, чтобы умирать. Но КОГДА им отправляться к своим умершим предкам – знал только один человек во всем городе. У него не было постоянного имени и постоянного места жительства. Он менял и первое, и второе, в зависимости от степени опасности, нависшей над ним и связанной с его миссией.
И когда другой, глядя на него, комфортно расположившегося в зеркале, говорил ему в глаза, что его действия – никакая не высокая миссия, а кровавая дань ненависти к женщинам, которые насмехаются над его мужской немощью, то первый, оскорбляясь, уходил в тень, не считая нужным отстаивать свое мнение. И тогда наступал перерыв для его жертвоприношений. Ведь нелегко, находясь в одной квартире с не понимающим тебя существом, поддерживать в себе силы и дух для дальнейшего исполнения миссии.
Хотя впоследствии они мирились и вместе, понимая всю ответственность и серьезность дела, закапывали трупы, уничтожали вещи жертв. Причем в особых случаях, когда была возможность, отвозили либо отрезанные части тела, либо что-то из одежды погибших женщин куда-нибудь подальше от города, чаще всего в те районные центры и поселки, откуда те были родом. Так было спокойнее и надежнее.
Вот только откуда родом была Лена?
Сергей (сегодня он был Сергеем) открыл сумку Лены и без труда нашел в ней паспорт, в котором черным по белому было выведено: «пос. Липовка М-ского района…»
В паспорте были и деньги, как он и предполагал. Полторы тысячи рублей. Что же касается остального содержимого сумки, то это было в основном грязное белье, которое дочка везла домой, чтобы его постирала мама.
Ночью, когда Сергей спал, ему вдруг показалось, что его позвали. Это был голос Лены. И доносился он с дивана, на котором она лежала.
– Ты спишь? – спросила она, откидывая одеяло, которым была укрыта, и вставая с дивана. – Сережа, ты спишь?
Она подошла к нему и присела рядом:
– Подвинься, я лягу. Мне холодно. Согрей меня, пожалуйста… А коньячку у тебя на найдется, а то ноги совсем замерзли?..
* * *
Дома ее не было, в агентстве – тоже. Значит, зря он спешил, зря гнал машину по ночному шоссе… Где она, с кем? С Крымовым?
Шубин поехал к нему. И не ошибся: в окнах крымовской городской квартиры горел свет. Было около часа ночи.
Поднялся, позвонил. И не удивился, когда понял, что ему не хотят открывать. Что ж, каждый волен поступать так, как ему этого хочется. И Крымов не обязан открывать дверь по первому звонку, так же как брать телефонную трубку, если нежданный разговор может помешать его счастью. Хотя для Крымова счастье – держать в объятиях женщину вообще, не важно, зовут ли ее Юлией или Полиной…
Шубин вышел из подъезда, пересек двор и вошел в подъезд дома, стоящего напротив крымовского. Поднялся на четвертый этаж, достал бинокль и направил прямо на светящееся окно спальни. В щель между темно-красными шторами ничего не просматривалось, кроме розовой стены. И вдруг вспыхнуло окно кухни. Оно было задернуто прозрачной занавеской, через которую если днем ничего невозможно рассмотреть, то вечером, когда внутри зажигается свет, можно увидеть все до мельчайших подробностей…
Шубин опустил бинокль. Он был потрясен. Он вдруг почувствовал чужую боль, ЕЕ боль. «Господи, – подумал он, – какое счастье, что ОНА этого не видела!»
Игорь достал из кармана сотовый телефон и позвонил Щукиной. Он видел, как она резко обернулась – должно быть, телефон находился в прихожей или спальне, откуда она пришла на кухню…
– Слушаю, кого это черт принес? – спросила она хрипловатым и крайне недовольным голосом.
Шубин ее уже не видел, должно быть, она стояла сейчас где-то в глубине квартиры и разговаривала с ним так, чтобы ее мог слушать Крымов.
– Это я, Игорь.
– Шубин? Ты уже в городе?
– Да вот приехал пораньше, чтобы проверить, чем это вы здесь без меня занимаетесь… Ты дома, надеюсь, или торчишь до сих пор в агентстве?
– Дома, конечно… – И тут она вплыла на кухню, уселась на стул, кутаясь в длинный черный крымовский халат, почти перед носом Шубина, и сладко потянулась. – Ты разбудил меня, Игорек. Какие вопросы?
Она еще и кокетничала! Разве могла она предполагать, что находится под прицелом полевого бинокля, делавшим ее присутствие на кухне почти что осязаемым…
Шубину так и казалось, что стоит ему сейчас протянуть руку, как он коснется ее плеча и ощутит густой и мягкий ворс халата.
– Где Юля?
– А… Нетрудно было догадаться, кого ты разыскиваешь в такой час… А что, разве ее нет дома?
– Во всяком случае, она мне не открыла, а окна не светятся… Я звонил ей… Но мне показалось, что трубку взяла не она, к тому же телефон сразу же отключился, словно со мной не захотели разговаривать…
– Бесполезно! Она отдала телефон своей портнихе, которая вляпалась в историю с какой-то зечкой… И если Юльки сейчас нет дома, то она может быть у Жанны. Записывай адрес… Так-с, дай-ка вспомнить: Ломоносова, тридцать пять – пятнадцать… А что касается ее нового телефона.., записывай… – она продиктовала ему новый номер и зевнула. – Ну что, все?
– Все. Привет Крымову… Извини, я хотел сказать Чайкину…
Он отключил телефон, но продолжал еще какое-то время смотреть в бинокль. Он хотел увидеть и увидел ту растерянность, которая появилась на ее лице после его «привета». Интересно, поняла ли она, что он знает о том, где она проводит эту ночь?
На улице Ломоносова он остановил машину, но перед тем, как выйти из нее, чтобы войти в дом, где жила портниха Юли, решил позвонить сначала по старому номеру сотового, чтобы услышать голос портнихи, а потом уже и по новому, чтобы сообщить, что он здесь, возле дома, и ждет ее.
– Жанна? – спросил он, предполагая, что раз Юля отдала ей свой телефон, то и трубку возьмет она.
– Да. Это ты, Борис?
– Нет, я Шубин. Юля у вас?
– Юля, это тебя…
Он нашел ее, это было счастьем, это было радостью, это было…
– Игорь, ты? – услышал он родной голос и почувствовал, как сердце его постепенно восстанавливает свой прежний, здоровый ритм. – Где ты и как меня нашел?
– Я на Ломоносова…
– Так приходи скорее… Мы здесь просто умираем от страха и боимся выйти… Это просто чудо какое-то, что ты позвонил и что ты вообще в городе… Приходи, мы ждем…
* * *
– С чего вы взяли, что это именно она? Мало ли кто мог звонить в дверь? Вы же сами, Жанна, только что говорили, что к вам мог прийти ваш приятель Борис. Откуда эта паника? Что это с вами, на вас лица нет!
Юля, которая сидела на диване, прижавшись к Жанне, покачала головой – она и сама не поняла, с чего они взяли, что стучавший и около четверти часа звонивший в дверь человек была именно зечка Марина.
– Наверно, это массовый психоз, – пробормотала она, испытывая жгучий стыд за свою трусость. – Ведь мы даже не подошли к глазку, чтобы посмотреть…
– А для тебя, дорогуша, – Шубин, обращаясь к и без того сконфуженной собственным поступком Юле, возмущенно всплеснул руками и хлопнул себя по бедрам, – это вообще непростительно. Ты же профессионал! Ты что, забыла, что у тебя в сумочке пистолет, а в кармане сотовый телефон, по которому ты в любую минуту можешь вызвать милицию?
– Вот в милицию-то как раз Жанна звонить и не разрешила, я же уже тебе объяснила, что ее запугали…
– Послушайте, Игорь, – подала жалобный голос Жанна, вставая на защиту Земцовой, – вы, конечно, мужчина и устроены несколько иначе, чем мы, поэтому вам трудно понять мои чувства. Вам кажется, что все это пустое, что это чуть ли не мои собственные фантазии, но вы бы видели эту страшную особу, от нее прямо-таки исходит смертельный холод… У нее и пистолет есть. К тому же она обещала убить меня… Во всяком случае, должна была прийти ко мне сегодня… Откуда ей известно мое имя? И зачем, спрашивается, она дала мне время на то, чтобы я сама догадалась, за какие такие грехи она собирается меня убить…
– Но если вы и на самом деле были так напуганы, то почему же не пригласили сюда вашего приятели, а ты, Юля, Крымова? А вдруг бы эта ненормальная действительно явилась сюда и начала палить из пистолета?
– Я так и собиралась сделать… – Юля вздохнула и покачала головой, словно ей было мучительно это вспоминать. – Но Крымов, еще в ресторане, где мы ужинали, под самый конец почувствовал себя плохо, он сказал, что у него начались боли в желудке, и это МНЕ пришлось сопровождать его домой, что уж говорить о том, чтобы он согласился провести ночь здесь, с нами…
– Ему стало плохо? – Шубин от злости даже побелел, представляя, насколько же было Плохо Крымову, если он, цинично предложив Юле проводить его, несчастного, до дома, тотчас улегся в постель со Щукиной! – И ты ему поверила?
– Ну конечно, а почему бы и нет? Он схватился за живот, и когда я предложила ему остаться с ним или вызвать «Скорую», наотрез отказался, сказав, что такие приступы для него – дело обычное и что ему надо просто побыть одному…
– Ну хорошо, про Крымова мне все как будто ясно.
А что же ваш…
– ..Борис? – спросила Жанна. – Да теперь уже я и сама понимаю, что скорее всего это был он… А мы ему, представляете, не открыли…
– Девочки, по-моему, у вас просто крыша от страха поехала. Значит, так. Вы, Жанна, немедленно звоните Борису – у него есть телефон?..
Она кивнула.
– Вот и отлично. Звоните ему и узнавайте, он это был или нет, то есть он ли ломился к вам? Странно, что вы сами до этого не додумались.
– Додумались, но только его, кажется, нет дома…
Раздался звонок в дверь. Короткий, как звуковой призрак.
– Звонят… – Жанна замерла. – Вот теперь это точно… ОНА…
Шубин достал пистолет и вышел из комнаты в прихожую. Подошел к двери и заглянул в глазок.
– Кто там? – спросил он, глядя через толщу мутного стекла на стоящего за дверью высокого бородатого мужчину.
– Игорь, кто это? – вцепилась в плечо Игоря Юля и повисла на нем. – Женщина?
– Мужик с бородой.
– Это Борис, – услышали они голос Жанны. – Откройте ему, пожалуйста…
Шубин открыл дверь и впустил Бориса.
– Шубин, – представился он, протягивая ему руку. – Я работаю с Земцовой. Вы приходили сюда поздно вечером?
Борис, явно не ожидавший встретить у Жанны так много гостей, заозирался по сторонам, словно не был уверен, что видит перед собой всех присутствующих в этом доме.
– Ну, приходил, а в чем, собственно, дело? – У него был довольно спокойный голос, да и вообще внешний облик его свидетельствовал о том, что ко всему происходящему Борис относится с достаточной долей иронии. – Мне почему-то не открывали, хотя я стучал и звонил в дверь минут пятнадцать. Причем я подавал голос, поскольку понимал, что Жанна может принять меня за ту страшную тетку…
– Так оно и вышло, – сказал Шубин, убирая пистолет и подавая Юле знак, чтобы она собиралась. – Пойдем, Земцова. Думаю, что теперь, когда у Жанны появился защитник, ей уже ничего не страшно.
– Спасибо вам, Игорь. Вы уж простите меня… И ты, Боря, прости нас, мы совсем потеряли голову от страха. – Жанна, оказавшись в объятиях Бориса, прижалась к нему и заплакала.
– Все будет хорошо, – уверил Шубина Борис, пытаясь взглядом показать ему, насколько несерьезно он сам относится к страхам подруги. – Думаю, что через пару дней Жанночка обо всем этом забудет… Ну, не плачь…
Ты же взрослая девочка.
Юля, стараясь не выдать своего волнения, связанного с приходом Бориса – ей все больше и больше нравился этот русый бородач с благородным лицом, – засуетилась в поисках своей шапки и сумки.
– Жанна, позвони мне в агентство завтра утром, хорошо? Ну, все, Игорек, поехали… Счастливо всем оставаться. Спокойной ночи…
– Спокойной ночи, – хором ответили Жанна с Борисом.
На улице Шубин заметил:
– Скажи, Земцова, а ведь тебе понравился этот Борис? Я заметил, как ты на него смотрела…
– Игорь, успокойся. Мужчины меня вообще не интересуют. Я куда больше озабочена тем, что поддалась влиянию Жанны и весь вечер продрожала рядом с ней… Не знаю, что со мной творится. Думала, что после ужина с Крымовым лягу спать и хорошенько высплюсь…
– Как ты сказала: «С Крымовым лягу спать и хорошенько вые…»