Находившиеся поблизости понимающе промолчали.

— Может быть, я? — черт толкнул Коломнина и, побледневший, выступил он из-за обширной Мясоедовской спины.

Кровь схлынула с розового личика Ларисы. Она едва не вскрикнула.

— А! Вот и мужчина нашелся, — обрадовался Фархадов. — Не то что наши тюхи. Лариса! Это господин Коломнин…э.

— Сергей. Сергей Викторович!

— Ну да. Из Москвы. Банк «Авангард». Говорит, что прилетел поздравить! — морщинки у глаз Фархадова сошлись ироническими лучиками. — Уважь гостя. Я-то пожалуй поеду отдохну. А ты потанцуй. Очень прошу!

— Только чтоб доставить вам удовольствие, — пролепетала Лариса.

Коломнин, сопровождая, осторожно придержал ее за локоток.

— Меня что-то колотит, — тихо признался он, повернув ее и прижав к себе.

И тут заколотило обоих.

— Держи дистанцию. Пожалуйста! — взмолилась Лариса. — На нас смотрят.

Но на них как раз не обращали внимания. Оставшиеся шумной толпой отправились к выходу провожать засобиравшегося Фархадова.

— Ну, зачем? Зачем ты меня нашел? Ведь просила!

— Не могу с тобой танцевать. Еще секунда и — сгребу при всех в охапку, — Коломнин взял ее ладошку и тихонько провел по своему лбу, с которого можно было собирать росу. Ладошка впрочем тоже оказалась влажной. — Ларка! Лоричка моя.

— Пойдем, — Лариса быстро огляделась и решительно потянула его в боковой проход, прикрытый одним из фуршетных столов. Объеденный, заляпанный винами и объедками стол был пуст.

По пожарной лестнице поднялись они на второй, затемненный сейчас этаж. Лариса толкнула одну из дверей, оказавшуюся незапертой. И они оказались в едва освещенном уличным фонарем учебном классе.

— Как ты здесь оказался? — Лариса попыталась придать голосу строгость. Но Коломнин, не в силах говорить, попросту обхватил ее, смяв.

— Сережа! Сереженька! Уймись же, — слабо отбиваясь, бормотала она. — Могут войти. Ты сумасшедший.

Но, как выяснилось, сумасшедших здесь было двое. По счастью, и не вошли.

— Если б ты знал, как я на самом деле мечтала, что ты меня найдешь, — откинувшаяся на парте Лариса утомленно улыбнулась в полутьме. — Днем сама себе объясняла, что этого не может быть, да и не нужно. А ночью… Стыдно признаться, но едва до мастурбации не доходила. Потом даже стало сниться, что я прихожу в офис. И вдруг входишь ты.

Коломнин благодарно потерся лицом о ее руку.

— И вот на тебе: прихожу…

— И вдруг я.

— Но ты тоже хорош с этими дешевыми эффектами! А если бы я не сдержалась? Знаешь, что бы было? Дурашка ты!

Обхватила согнутую покаянно шею, прижалась:

— Но как же нашел-то? Неужели и впрямь так хотелось?

— Да я… — Коломнин смешался. — Почти случайно. Ознобихин подсказал… Но теперь все это неважно.

— Неважно?

— Конечно. Потому что ты уедешь со мной, в Москву.

— С тобой?! — она напружинилась. — Сильно сказано. И куда?

— Не знаю. Пока в никуда. Главное — чтоб вместе.

— Давно решил? — ирония ее не задалась: подрагивали губы.

— Может, тогда же, в Поттайе, когда тебя проводил. Может, в Москве. А может, сейчас, как увидел. Так что… у меня командировка на две недели. Времени собраться, уволиться хватит.

Все это время он старался смотреть мимо нее, чтобы не сбиться с решительного тона.

Но теперь глянул требовательно и увидел: напор не подействовал.

— Я не могу уехать, Сережа, — произнесла она. — Ты не понимаешь, что это будет для Фархадова.

— А почему я собственно должен думать о Фархадове?! Я ведь не с ним жить собираюсь, — едва произнеся вырвавшуюся фразу, он пожалел: в глазах Ларисы, высвечивающихся в полутьме, появилась отчужденность.

— Стало быть, ты не хочешь понять. Я и Настя для него сейчас как бы продолжение Тимура. Он смотрит на нас, и ему кажется, что в любую минуту в дверь войдет Тимур. То есть он нормален и понимает, что не войдет. Но раз мы рядом, как бы может войти. Без этого его мир рухнет. Он очень любит меня и ответить на это…

— Любит! Наверняка. Смешно бы было иначе. Но хотел бы я знать, во что обернется эта любовь, едва он узнает, что у тебя кто-то появился.

— Не знаю, — с опаской призналась Лариса. — Наверное, будет плохо. Но — кому хуже? Он ведь инфаркт перенес. Я и так стараюсь его лишний раз не огорчать. И без того хватает нашептывателей. Жив-то он всего двумя вещами: своей мечтой «запустить» месторождение и нами с дочкой. Правда, есть еще два внука от дочери — Зульфии. Но у них трагедия: Зуля по настоянию мужа аборт неудачный сделала. Так что больше иметь детей не сможет. Вот он ей этот аборт простить и не может. И потом, Сережа, есть еще одно, что объединяет нас: Салман Курбадович до сих пор пытается найти убийцу Тимура… — Пытаться не вредно. Но ты-то, Лара, должна понимать: если за два года ничего не вскрылось, то шансов…

— И все равно. Я тоже верю, что найдем. До сих пор хожу по улицам и всматриваюсь в лица.

— Что значит?.. Для чего?

— Как для чего? Я же киллера этого в лицо видела. Разве не говорила?

Коломнин помотал головой:

— То есть тогда и он видел, что ты видела?!.. Ларочка, но ведь тем более, — раз ты можешь опознать, ты опасна. Уезжать вам надо!

— Ни-ког-да! — губки ее сложились в знакомую ему упрямую складку. — Во всяком случае, пока не раскроют убийство. И не уговаривай. Это не прихоть. Просто для меня это будет, как отпущение. Да и не забывай, Настя в школу пошла. Не могу же я ее вытаскивать посреди учебного года.

— Значит, нет? — потерянно пробормотал Коломнин.

— Значит, подождем, — она мягко приобняла его. — С ума сойти. Еще какие-то полчаса назад все обыденно, беспросветно. И вдруг — ты! Сережка мой!

От этого «мой» Коломнина захватила волна нежности. Он задохнулся.

— Господи! Да мы уже почти час как удрали, — увидевшая циферблат его часов Лариса подскочила, спешно достала помаду. — Внизу наверняка спохватились! Вот что: я сейчас же выйду к служебному подъезду и — домой, а ты минут через десять спустишься к гостям. Понял?

— Я другого не понял: когда увидимся? — буркнул раздосадованный внезапным преображением Коломнин.

— Не знаю. Мне надо подумать. Сама позвоню, — она подхватила косметичку. — Все-все! Без поцелуев. Я губы намазала.

Какое-то время слушал он приглушенные шаги по коридору: Лариса шла на цыпочках. Затем спустился в банкетный зал.

Вечер был в ущербе. Многие разошлись. Оставшиеся выглядели вялыми. Опьянение в них все больше вытеснялось усталостью. Лишь Казбек Мамедов, забравшись на эстраду, о чем-то горячо договаривался с утомленной певицей — прямо на глазах сидящей безучастно поодаль Зульфии.

Ни ухода, ни возвращения Коломнина, похоже, никто не заметил. Единственно — Мясоедов, энергично жестикулировавший перед полусонным Хачатряном, зыркнул в его сторону и, к немалому облегчению Симана, устремился к московскому гостю.

— Ты куда это пропал?! — возмутился он, как бы само собой перейдя на ты.

— Да так, прогулялся, — замялся не готовый к натиску Коломнин. Но по счастью причина его отсутствия Мясоедова на самом деле не интересовала.

— Прогулялся он, понимаешь. А я тут нервничай!

— С чего бы?

— Потому что по жизни ответственный и перед Фархадовым за тебя отвечаю. Ты все-таки наш гость.

— Гость?! — искренне удивился Коломнин. — Я вообще-то сюда по работе приехал.

— Вообще-то! — с чувством передразнил Мясоедов. — Тоже удивил — работать он приехал. А мы здесь интересно что делаем? Так вот я тебе скажу: работа — это как раз «в частности». А если говорить о «вообще», так тут главный смысл — «жить».

Полнокровное лицо его озарилось вдохновением.

— А что есть наша жизнь? Я тебе скажу: путешествие из «ничто» в «никуда». Вот и нужно проводить время в пути с комфортом.

— Да вы, погляжу, философ.

— А ты думал — сибирский валенок? — рослый тучный Мясоедов приблизился вплотную и словно ненароком припер Коломнина к стенке. — Тоже, знаешь, кой-чего заканчивали. И потом скажу: на моей должности не быть философом — это сбрендишь. Знаешь сколько вопросов в компании на мне завязано? Ого! Утром начни, к ночи не кончишь. А ответственность? Салман Курбадыч, он с виду добренький. А чуть проколешься и — спишет. Вот и нахожусь в перманентном напряжении. А у тебя что, не так?

— Бывает, — нехотя признал Коломнин.

— То-то что! Я в тебе сразу родственную душу определил. И в нашем с тобой режиме любая возможность расслабиться — особое благо, — Мясоедов, проверяясь, крутнул вокруг головой. Доверительно навалился сверху, обдав горячим перегаром «Киндзмараули» с луком. -Потому и предложение имею: прямо сейчас ныряем в одно местечко. Очень достопримечательное. Сауна, то-се. Девочки штучные. Если насчет конфиданса опасаешься, то даже в голову не принимай — обеспечен. Как тебе мысль?

— Мысль понятна. А потому спасибо, — Коломнин, больше не скрываясь, с усилием освободился.

— Спасибо — да?

— Вообще спасибо. По жизни. А в частности, отоспаться хотелось бы, — Коломнин нашарил глазами Хачатряна. — Симан, не уходи! Подбросишь до гостиницы.

— Я к тебе со всей своей открытой сибирской душой. А ты вон как по мне. Ну-ну, — Мясоедов непритворно обиделся. Даже полные губы задергались.

И на прощальный поклон Коломнина ограничился ироническим кивком головы.

Через полчаса Хачатрян подвез Коломнина к центральной местной гостинице с гордыми неоновыми буквищами на крыше — «Roiale palase otel». Понять, какими корнями переплелась сибирская глубинка — вековое пересечение каторжных этапов — с какой-либо из королевских династий, было бы затруднительно. Должно быть, название стало плодом коллективных размышлений. Собрались, прикинули, чего не видели в этом ушлом, повидавшем все и всех городе и пришли к выводу, что не было здесь, пожалуй, разве что королей да дворцов. Тут же пробел и восполнили.

Зато отстроили гостиницу на совесть — не поскупились нефтяные компании, скидываясь на место для приема вип-гостей. Так чтоб не стыдно было и перед королем, если все-таки паче чаяния заглянет. Во всяком случае над фасадом призывно сияли пять звездочек — надраенные, будто солдатская пряжка.

Да и внутреннее убранство гостиницы соответствовало высшим стандартам. Отсюда, спустившись по мраморной лестнице, естественно было бы ступить на мостовую Женевы или на Елисейские Поля. Но не в Томильскую жижу. Впрочем ничего этого падающий от усталости Коломнин не заметил. Добравшись до зарезервированного полулюкса, он попытался тут же завалиться в постель, но в дверь энергично постучали, и в номер ворвался непривычно возбужденный Богаченков.

— Вас поджидаю, Сергей Викторович. Ишь какие хоромы! — он пробежался блуждающим глазом. Приподнял и поставил ночной светильник в форме пузатой фарфоровой вазы. — Слушайте, я тут расценки увидел. Знаете, на сколько мой одноместный тянет?

Он сделал предвкушающую паузу:

— Сто пятьдесят долларов в сутки. Так-то. А уж ваш-то!.. Как расплачиваться будем? У меня всего командировочных… Нас что, подкупают?! Может, съедем, пока не поздно.

— Уймись, Юра. Пребывание наше оплачивает не «Нафта», а филиал. И это нормальный уровень приема, предусмотренный банковскими нормативами. Если б сюда приехал Дашевский, его б разместили в трехкомнатном люксе за тысячу долларов. Слышал пословицу: «По одежке встречают»?

— Да слышал, — привыкший селиться в небольших гостиницах со стоимостью номеров четыреста-пятьсот рублей, Богаченков все не мог успокоиться. — А мини-бар! Там ведь чего только не понапихано. Тоже оплачено?

— Тоже, тоже, — Коломнина тянуло в сон. — Все! Не принимай в голову. Завтра в десять нам предстоит встреча с Фархадовым. Так что выспись — мне твоя свежая голова понадобится.

— Это что получается? У нас в банке тридцать управлений. Даже если взять по пять командировок в месяц на управление. Да плюс вице-президенты. Это ж никакого бюджета не хватит, — неодобрительно качая головой, Богаченков вышел. Но едва принялся Коломнин погружаться в сон, как в номер вновь забарабанили. И это вновь оказался Богаченков. На этот раз босой, обмотанный банным полотенцем Богаченков. Потрясенный вид его заставил Коломнина сдержать раздражение:

— Что еще приключилось?

— Там это, — Юра склонился. — Горничная пришла. Спрашивает, готов ли я, чтоб она разобрала постель. И улыбается эдак. Должно быть, подослали?

— Хорошенькая?

— Да ничего. Как раз сейчас постель расстилает.

— Тогда все в порядке. Входит в стоимость номера.

— Как это? — Так это. Иди — и владей!

— Вон какая, оказывается, бывает жизнь, — ошеломленно пробормотал Богаченков, выталкиваемый из номера. — Но я все-таки так не могу. Даже не знакомы.

— Тогда не отдавайся, — Коломнин откровенно зевнул.

Наутро за завтраком Богаченков был мрачен.

— Могли бы и без шуточек.

Оказалось, что наивный парень, вернувшись, объяснил подосланной «соблазнительнице», что он бы и непрочь. Но только недавно переболел триппером и пока не до конца уверен. Впрочем, если она настаивает…

Ошарашенная горничная вылетела из номера впереди собственного визга.

С расстройства Богаченков принялся методично уничтожать содержимое халявного минибара, начав, само собой, с джина и виски — с орешками. Когда добрался до второго ряда — с бутылочками пива, — обнаружил меж них вложенный прейскурант с расценками. Нехитрый расчет показал, что только что он уничтожил собственные командировочные за три дня. В полном расстройстве Богаченков выпил остальное, и лишь к утру забылся тяжелым, рвущимся в клочья сном.

— Ладно. Расходы пополам, — такого эффекта от незатейливой своей шутки Коломнин не ждал. — С тебя за отсутствие юмора, с меня — за избыток. А сейчас сгруппируйся. Потому что, чувствую печенью, разговор нам предстоит не из легких.

Предчувствие не обмануло Коломнина. Все трое представителей банка давно сидели бок о бок за овальным столом в кабинете Фархадова, куда запустила их еще полчаса назад радушная сегодня Калерия Михайловна. А хозяина все не было.

И лишь когда время приблизилось крепко к одиннадцати, послышались голоса. И Салман Курбадович Фархадов своей нарочито неспешной походкой, призванной скрыть неуверенность движений, появился в кабинете. Теснясь позади, вошли невыспавшийся, потрепанный за ночь Казбек Мамедов и Мясоедов, от двери заговорщицки подмигнувший Коломнину. В неприступном лице самого Фархадова, когда кивком поздоровался он с Коломниным, не было и намека на возникшую на вчерашнем банкете тень доверительности. А глубокий поклон Богаченкова и вовсе проигнорировал: боги не замечают топчущихся у их подножий. Жестом предложил всем рассаживаться, обернулся к выжидающей в дверях секретарше.

— А почему нет Ларисы Ивановны? Пусть заходит. У нас экономический разговор будет. И… — Принести вам смородинового чаю? — Калерия Михайловна дождалась снисходительного кивка.

— Я бы, если честно, тоже чая выпил, — попросил Коломнин и — осекся. Судя по озадаченному молчанию, он сморозил какую-то очередную бестактность.

Во всяком случае Калерия Михайловна разом закаменела лицом и вышла, не удостоив визитера даже поворота головы.

— Считайте, нажили врага, — шепнул Хачатрян. -Смородиновый чай по собственной рецептуре — это священнодействие, предназначенное исключительно для патриарха. Уж лучше бы вы сразу предложили ей почистить обувь.

Фархадов прокашлялся:

— Так что, готов уважаемый банк «Авангард» ссудить нам для окончания работ пять — семь миллионов? Думаю, этой мелочи хватит. Или нам придется в другом месте брать? Подобно тому, как вчера не сдержал изумления Коломнин, сегодня едва не поперхнулся Богаченков. Коломнин сделал незаметный жест успокоиться.

— Глубокоуважаемый Салман Курбадович, — обратился он. — Разговор у нас, похоже, долгий и…

— На долгие разговоры нет времени! Работать надо, — нетерпеливо перебил Фархадов.

— Мы затем и приехали. Поэтому позвольте мне начать все-таки немножно с другой стороны. Через два месяца подходит срок возврата вами пятимиллионного кредита, взятого у банка два года назад. И как раз, помнится, на завершение работ. Отсюда, простите за занудство, вопрос…

Прервавшись, Коломнин, и вместе с ним остальные, за исключением Фархадова, поднялись, — в кабинет вошла Лариса. Сегодня она была в официозе: с зачесанными за уши волосами, в строгом сером костюме и с приветливой строгостью на лице. Следом в кабинет протиснулась Калерия Михайловна.

— Шараева. Экономист, — представилась Лариса, усаживаясь на отодвинутый Фархадовым стул.

— Главный экономист, — подправил учтивый Мясоедов.

Фархадов неуловимым движением выказал Мясоедову свое одобрение. — Что у вас, Калерия Михайловна?

— Там, извините, Салман Курбадович, Витя Резуненко дожидается.

— И это повод, чтоб прерывать совещание?

— Наверняка клянчить пришел, — объявил Мясоедов. — Гоните вы его в шею, Калерия Михайловна.

— Он в третий раз на прием записывается, — напомнила Фархадову секретарша, демонстративно проигнорировав указание финансового директора.

— Да, да. Что ж, пусть зайдет, — поспешная реплика Мясоедова произвела на Фархадова обратное действие, — малейшая попытка давления заставляла президента «Нафты» поступать с точностью до наоборот.

— Это ненадолго, — успокоил гостей Мамедов.

В кабинет меж тем ввалился человек, с которым Коломнин познакомился накануне. На этот раз был он в джемпере, окольцовывавшем мощную шею. Пройдя на середину кабинета, оглядел собравшихся, как бы прикидывая, требуют ли правила приличия пожать руку каждому в отдельности или достаточно общего кивка.

— Что у тебя, Виктор? — поторопил Фархадов.

— Так, Салман Курбадович, сами знаете, — после того как «Нафта» отказалась от заказов на трубы, у меня резко упал оборот. Главное, была сделана предоплата. А на нее пришлось живые деньги занимать.

— Опять знакомые песни, — протянул Мясоедов.

— А у тебя все знакомое, — огрызнулся Резуненко. — Салман Курбадович, поверьте, если б не крайняя нужда…

— Что ты хочешь?

— Пусть этот, — он ткнул через плечо в Мясоедова, — хоть треть… четверть даже долга вернет! Иначе — задохнусь.

Фархадов перевел взгляд на Мясоедова. И во взгляде этом была просьба.

— Да где возьму-то?! — Мясоедов расстроенно всплеснул руками. — Все ведь до копейки давно расскирдовано. Сами знаете.

В подтверждение сказанного он даже карманы вывернул и эдак оттопырил. Чтоб и сомнений не оставалось, — именно до копейки.

— Силен ты, погляжу, чужие денежки скирдовать! — насколько учтив и пиететен был Резуненко с Фархадовым, настолько же непримирим и резок — с его заместителем.

— Что ты этим собственно хочешь сказать? За такие намеки, знаешь!.. — Мясоедов даже сделал движение подняться. Но Резуненко, будто только того и ждал, шагнул к нему. Рядом с массивным, но рыхлым Мясоедовым атлет Резуненко выглядел обломком скалы возле большой песчаной кучи.

— Ну, будет вам, — лениво оборвал склоку Фархадов. Он все видел и все оценил. — Иди, Виктор, я подумаю.

— Салман Курбадович, поймите. Если уж в такие дни к вам пришел, то… — Резуненко полоснул себя ладонью у горла и выдавился наружу.

— Изыщи, — коротко произнес Фархадов.

— Да Салман Курбадович! Если мы каждому просителю!..

— Он не каждый. Он друг Тимура был, — процедил Фархадов, заставив Мясоедова проглотить собственный всплеск. — Потому — изыскать!

— Попробую, конечно.

— Вот и пробуй, — разрешил Фархадов. — Так что за вопрос был у гостей?

— Да, вопрос, — Коломнин с трудом заставлял себя не смотреть на Ларису. — Так вот, почему из предполагавшихся двадцати километров трассы за два года проложено лишь пятнадцать, а деньги меж тем иссякли? В чем причина?

— О чем это он? — Фархадов неприязненно уставился на заерзавшего Хачатряна. Тот в свою очередь зыркнул на Коломнина:

— Я ведь объяснял. У компании имеются трудности.

— Я не твоих комментариев жду, Симан Ашотович. Ты мне отдельно отчитаешься, — осадил его Коломнин. Так что обидчивый Хачатрян стремительно переменился в лице. — Сейчас меня интересуют объяснения руководства «Нафты».

— А докладную написать не надо? — неприязненно съехидничал Мамедов. — Может, лично Салман Курбадовичу на ваше имя?

— Здесь нет поводов для обид, — Коломнин, даже не приступивший еще к расспросам, чувствовал себя несколько обескураженным от совершенно непонятного отпора. От более резкого ответа его удерживала даже не рука Симана, умоляюще сжавшая под столом ладонь, а более — нежелание преждевременно испортить отношения с Фархадовым. — Уважаемый Салман Курбадович, я никак не хотел и не хочу обидеть вас лично. Но согласитесь: мы ждем отчета об использовании своих денег. Это нормально для кредитора. С этим я послан. А вместо этого вы требуете выдать еще. Разве нам не о чем поговорить? Ведь если бы я, предположим, попросил лично у вас взаймы крупную сумму, вы бы наверняка поинтересовались, смогу ли отдать. И разве имел бы я после этого право обижаться?..

Это был неудачный пример. Надо все-таки соображать, когда имеешь дело с кавказцем.

— Возьми, сколько надо! — прежде чем Коломнин закончил фразу, бумажник Фархадова лег перед ним. Следом шлепнулось портмоне Мамедова. Едва заметно поколебавшись, придвинул свою барсетку и Мясоедов. Впрочем, таким образом, чтоб можно было незаметно утянуть ее назад.

С благодарным поклоном Коломнин отодвинул все это к центру стола:

— Спасибо. Буду знать, к кому в трудную минуту обратиться. Предлагаю все-таки поговорить о цифрах. Вчера, пока мы отдыхали, Юрий Богаченков изучил кредитное дело. Доложи, Юра!

— Да, собственно, информации чересчур мало. Совсем никакой. Видно, что компания сильно перегружена долгами. И не только перед нашим банком. Но разобраться в представленных балансах без расшифровки совершенно невозможно. Я тут подготовил список необходимых документов…

— Кто это? — ледяным тоном поинтересовался Фархадов.

— Богаченков. Наш экономист, — вторично представил Коломнин.

— Не знаю такого. Пусть ступает к экономистам и с ними общается. Кто сюда пустил? Я — Фархадов! Понимаете ли вы? Я дело для страны делаю. А вы мне тут…

— Салман Курбадович, вам нельзя волноваться, — напомнил Мясоедов.

— Да и стоит ли нервничать из-за всяких… — Мамедов значительно не договорил.

Коломнин помрачнел.

— Проверять они меня, понимаешь, приехали! — Фархадов возбужденно отодвинул поглаживающую ладошку Ларисы. — Да что такое ваши жалкие пять миллионов? Тьфу! У меня капитализация компании под сто миллионов! А завтра, когда в трубу врежусь, возрастет десятикратно. Да я прямо сейчас трубку сниму, кого хошь. Хошь того же Аликперова, хошь Вяхирева. И — получу сколько надо кредит. Надо — десять? Будет десять. Надо больше, дадут больше. Потому что я Фархадов!

— Наверное, дадут, — поверил Коломнин. — Любопытно только, что они за это запросят.

И по смутившимся лицам увидел: попал в точку. Уже просили. Уже и условия выставлены. Судя по всему, — неприемлемые.

— Особенно если узнают, что над «Нафтой» завис банковский долг. Ведь скоро три месяца как компания не выплачивает проценты. Если б Симан Ашотович вас не покрывал, мы бы приехали сюда гораздо раньше. И вместо того, чтоб помочь разобраться в причине задержки, вы с милой непосредственностью требуете еще столько же и обижаетесь, что мы позволяем себе задавать неудобные вопросы. Помогите разобраться и — попробуем вместе найти решение.

— Разобраться?! — подскочил Мамедов. — Тогда езжайте в тайгу. Посмотрите буровые. Там работа! Там результат! Там все ответы! А в тепле сидеть да вопросики большому человеку задавать — чего проще?.. Я верно говорю, дядя Салман?

Фархадов тяжело поднялся, подняв тем остальных:

— Да. Хочешь посмотреть, езжай. Я организую вертолет. — Так я сам и покажу, — вызвался было Мамедов. Но под недовольным взглядом Фархадова отступил, как бы извиняясь за неуместную инициативу.

— Ты мне здесь нужен, — объявил Фархадов. И Мамедов приятно заалел. — Резуненко найдите. Пусть он провезет. Может, тогда поймешь, чего нефть стоит.

— Может быть, — принял вызов Коломнин. — Раз нужно для дела, поеду. Но при условии.

Фархадов поморщился от новой дерзости.

— Банковским экономистам за это время должны быть представлены необходимые документы. Главное — вся кредиторская и дебиторская задолженность. Поймите же — мы обязаны разобраться в ситуации. Такая задача поставлена президентом банка.

Фархадов поколебался, будто определяясь, не нанесена ли ему новая обида — на этот раз недоверием Дашевского. — Ладно. Разрешаю. Это все с ним, — он ткнул в Мясоедова и неприязненным кивком распрощался с гостями.

Хачатрян и Коломнин, оставив Богаченкова разбираться с улыбчивым, но удивительно обтекаемым финдиректором компании, в неприязненном молчании вышли из офиса на мороз. Здесь Коломнин круто развернулся.

— Так что происходит, Симан?

— Может, в банке поговорим? Там чай, кофе.

— Впору водки выпить. Я спрашиваю, что за головоломки?! Всему есть мера. Наши должники вместо того, чтоб обсуждать возврат долга, требуют еще. И при этом впадают в истерику, когда им начинают задавать самые простые вопросы — куда дели то, что взяли. Так что сие значит?

— Это значит, что… — Симан поколебался. — Э! Чего уж там? Они сейчас в тяжелейшей финансовой яме, и если мы им не поможем выкарабкаться, то и денег своих не вернем.

— Что значит не вернем? — сощурился Коломнин. — По документам одного имущества в залоге на восемь миллионов. Продадим и покроем убытки. Или?..

Симан кивнул.

— Залоги липовые, — уныло признался он. — Там цены раз в пять завышены. Если б я их не кредитовал, другие бы перехватили. На них тогда спрос был. Можно сказать, финишную ленту грудью рвали. Казалось, еще годик и — в трубу врежутся. А без залогов разве Центральный офис разрешил бы такой кредит выдать?

Он тряхнул большой своей головой с такой силой, что она замоталась на тонкой шее, будто крупная родинка, едва держащаяся на тонком стебельке.

— Там же все четко просчитывалось! Как только врезались в трубу, сразу шел возврат и — бешеные прибыли. Ведь разумный был риск! Кто ж мог подумать, что Тимура убьют? После его смерти компания перестала быть для нас прозрачной. — А Мясоедов? Мамедов?

— Мясоедов, он еще при Тимуре появился. Тот его на контракты с поставщиками и покупателями посадил. Где чего скомбинировать — это он силен. Не отнимешь. А вот тащить на себе после смерти Тимура компанию, — слабак оказался. Но признать не хочет. Амбиций-то вагон! Тем более что и Фархадов за него держится. Для него — раз сын привел, стало быть, навечно. А финансовые потоки меж тем резко иссякли. — Но Мамедов! Этот-то из своих! Должен видеть!

— А что Мамедов? Цепной пес при Фархадове! Что Салман сказал, то ему и истина. И всякого, кто против, сметает. Я пытался выяснить, куда деньги идут. Но…Мясоедов чуть что слюной брызжет. А Фархадов… Вы ж с ним виделись. Знаете, каково общаться.

— Почему тогда не поставил в известность нас?

— Да потому!.. Надеялся, что образуется. Я ведь как рассуждал? Фархадову труба нужна позарез. Мужик он сильный, в авторитете. Значит, своего все равно добьется. Кто ж мог думать, что смерть сына его так подкосит?

И, избегая дальнейших неуютных расспросов, быстро засеменил к «Вольво».

Коломнин, стремясь сбить вспыхнувший едва контролируемый гнев, перевел дыхание.

Тут входная дверь распахнулась, и в проеме, едва не черканув плечами по косякам, появился Резуненко. Несмотря на мороз, голова его была непокрыта. А огромную косматую шапку вертел за ухо, так что она крутилась пропеллером возле его ноги, будто разыгравшийся коккер — спаниель.

— Шофер, поросенок, куда-то пропал, — объявил он с порога. — А то бы хрен меня перехватили. Наверное, опять «левый» калым нашел. Уволить бы к черту! Хотя — если так пойдет, всех придется на выход! И самому — туда же. Резуненко скрежетнул зубами. Пригляделся наспешливо:

— Стало быть, на экскурсию собрался?

— Что значит на экскурсию? Предложили ознакомиться со спецификой работы месторождения. Понюхать, так сказать, как нефть пахнет.

— Так нюхай! — Резуненко бесцеремонно ткнул ему под нос рукав собственного полушубка. — Ишь, нюхач выискался.

Коломнин молча отодвинул от себя подставленный локоть. Пристально посмотрел на непонятно задиристого собеседника.

— Похоже, времени у тебя до хрена, — определил Резуненко. — Поездку он затеял! Да не там! Здесь ты сейчас нужен. Потому что не там, а здесь начало всему. Если разбираться, то здесь. А уж после и покататься не грех.

— После чего? Хочешь, чтоб банк предъявил побыстрей иск «Нафте»? — догадался с усмешкой Коломнин. — Этого ведь добиваешься?

— С чего взял?

— Логика. За «Нафтой» перед тобой, как понял, долг. Самому взыскать не получится. А на плечах у банка, — присоединишься. Глядишь, и вернешь, — Коломнин под недоумевающим взглядом Резуненко несколько смешался. — Потом, как понял, обидели тебя.

— Да ты чего? Опешил, бедный мой Степан? — Резуненко собрался выругаться. Но что-то удержало. — Чтоб я Салман Курбадычу подлянку за спиной подложил? И потом, ты видел, сколько народу вчера было?..Видел, да? И за каждым минимум еще по сотне. Плюс семьи.

— И что?

— Ты муравейник когда-нибудь разорял? В детстве, в пионерлагере разорял?.. «Нафта» для нас всех — тот же муравейник. Он жив, мы живы. Не разорять ее, спасать надо.

Было очевидно, что возмущение Резуненко вполне искреннее.

— И все-таки я должен сам посмотреть, — объявил Коломнин, интонацией как бы извиняясь за допущенную невольно бестактность.

— Да на хрена?! Не терпится побыть лохом! Неделю за здорово живешь потеряешь, пока тебя в тайге «разводить» будут.

— Что значит «разводить»?

— Да как всех лохов. Ну, привезу я тебя. Покажу буровую. Увидишь ее снаружи. Что поймешь? На парадах вон перед всем миром ракетные установки возят. Тоже все видят. А много понимают?

— Не вовсе же я лох. В чем-то разбираюсь. И убедиться, как налажена система учета, надеюсь, сумею.

— Ни черта не сумееешь. Я тебе без всякой поездки скажу: воруют. А только внешне — все тип-топ.