Невольное оживление просквозило по залу. И Лариса сдержала довольную улыбку.

— Позвольте начать! Полагаю, сегодняшнее правление для всех нас имеет судьбоносное значение. Мы с вами приступаем к промышленной эксплуатации одного из самых перспективных месторождений России. Упущу цифры. В этой аудитории повторять их бессмысленно. Буду говорить о проблемах. Не так давно нами получена квота на вывоз нашего газоконденсата за границу и реализацию через собственного дистрибьютора — компанию «Руссойл». Таким образом, мы можем поздравить друг друга с вхождением в сонм российских энергетических экспортеров, — жестом оборвала хлопки. — Но увы! Выделенная квота ничтожно мала даже для наших сегодняшних возможностей. Чертовски мала! — послышался лопающийся звук, — Лариса в сердцах прихлопнула кожаную спинку кресла. — А ведь мы только начинаем расширяться. А стало быть, завтра попросту задохнемся без реализации. Потому для нас принципиально важно, чтобы в цепочке «добыча» — «реализация» появилось третье, срединное звено — «переработка». Получив это звено, мы сможем акцентироваться не на торговле сырьем, как поступает большинство, а на продаже собственных нефтепродуктов. То, о чем мечтал родоначальник компании Салман Курбадович Фархадов.

И Лариса, а вслед за ней и остальные, ностальгически посмотрела на огромный, полтора на два метра, парадный портрет Фархадова на стене.

— Короче, мною принято решение, — Лариса не удержалась от эффектной паузы, — купить Белогоцкий нефтеперерабатывающий завод!

— Это ж какие деньжищи! — среди озадаченной тишины прохрипел кто-то.

— Немалые. Причем деньги на покупку — далеко не все. У завода изношенные мощности. Глубина переработки ничтожна. Стало быть, потребуется реконструкция. Да, таких денег у нас сегодня нет! — подтвердила Лариса. — Но и ждать, пока они накопятся, мы не можем! Тех, кто в бизнесе ждет, безжалостно обгоняют. Стало быть, настала пора менять структуру собственности «Нафты».

Зал предвкушающе загудел.

— Как вы знаете, на сегодня сто процентов акций нашего открытого акционерного общества принадлежит моей дочери. Я как опекун принимаю решение: часть акций передать другим лицам. За собой мы оставляем пока пятьдесят процентов плюс одна акция. Десять процентов я передаю, — Лариса помолчала, — Сергею Викторовичу Коломнину!

Коломнин непритворно вскинулся, — ни о чем подобном разговора меж ними не было. И — начал пунцоветь.

— Это собственно не дар! А лишь ничтожная цена за оказанные услуги, — торопливо произнесла Лариса. — Всем вам известно, что само существование компании было спасено в огромной мере благодаря усилиям Сергея Викторовича.

Коломнин хотел возразить. Но его уже похлопывали по плечам ближайшие соседи, другие потянулись с рукопожатиями. И он понял, что всякое негодование будет выглядеть неудачливым жеманством, — для присутствующих Коломнин и Шараева давно означали единую семью, и каждый про себя просто прибавил эти десять к предыдущим.

Лариса кашлянула и тем тотчас восстановила тишину.

— Еще порядка десяти процентов будут со временем переданы ведущим менеджерам компании, — сидящие принялись переглядываться со скрытой ревностью: мысленно начался дележ. — А теперь главное: в Москве среди прочих у меня состоялась встреча с президентом крупнейшей российской нефтяной компании «Паркойл». Как вы помните, в свое время «Паркойл» предоставил «Нафте-М» товарный кредит на сумму сорок миллионов долларов. Мне был задан вопрос, готова ли компания вернуть долг. Я со своей стороны напомнила, что формально новая компания не является правопреемницей прежней «Нафты», а значит, не несет ответственности по ее обязательствам.

Правление одобрительно закивало: необходимость сбросить с себя тяжкое ярмо казалась очевидной.

— Но кредит этот давался под честное слово Салмана Курбадовича! И я подтвердила, что долг непременно будет возвращен.

Вздох разочарования был ей ответом. Лариса улыбнулась: ей нравилось раскачивать ситуацию.

— Однако предложила нашу схему расчета. Президент «Паркойла» взял тайм-аут и сегодня утром на повторной встрече принял наше предложение. Отныне долг перед «Паркойлом» конвертируется в двадцать пять процентов акций «Нафты», которые я ему передаю. Таким образом, у нас появилось то, чего так остро не хватало нашей молодой компании — мощный стратегический партнер. И более того! — теперь Ларисе приходилось кричать, чтоб перекрыть общее возбуждение. — «Паркойл» берет на себя авансовые платежи по покупке завода!

Кто-то в порыве захлопал в ладоши. Кто-то подхватил, от полноты чувств вскочив на ноги. И вот уже конференц-зал, стоя, загремел аплодисментами.

Лариса стояла раскрасневшаяся, радостная, торжествующая. Упоение успехом смыло усталость, и ее васильковые глаза заполыхали, как прежде, так что у восхищенного Коломнина защемило сердце.

— Но и этим наше сотрудничество с «Паркойлом» не исчерпывается! — выкрикнула Лариса. — Отныне все поставки буровых труб на месторождение будет осуществлять дочерняя компания «Паркойла».

Общий гул стих и раскололся на отдельные звуки.

— Как это? — послышался недоумевающий голос Коломнина. — У нас уже есть такой поставщик — господин Резуненко.

— Речь идет о крупнейшей специализированной российской фирме. Мы вступаем в новую эру, Сергей Викторович.

— Да причем тут?!.. Контракт на поставку труб у нас подписан с Резуненко.

— Если на то пошло, хочу напомнить: контракт подписан прежней фирмой.

— Прежней, — согласился Коломнин. — Но нами. Я не понял, Лариса?

Выкрики тотчас утихли. Теперь собравшиеся сладко вслушивались в первый в истории «Нафты» семейный производственный скандал. Общее настроение уловила и Лариса, — от нее ждали решительности.

— Это хорошо, когда первый вице-президент вникает в экономические вопросы, — принялась чеканить она, взглядом пытаясь осадить не к месту заупрямившегося жениха. — Но, может быть, мы организуем ликбез в другое время и в другой обстановке?

— В другой обстановке — пожалуйста. Но — немедленно, — Коломнин тоже закусил удила. Кожа на скулах его натянулась. Глаза недобро сузились.

— Что ж, — Лариса поколебалась. Но она слишком хорошо знала его таким, как сейчас, чтобы продолжить публичную пикировку. — В таком случае, господа, предлагаю прерваться минут на пятнадцать. У членов Правления будет время переварить новую информацию и подготовить вопросы.

— В чем дело, Сережа?! — она едва дождалась, пока последний из выходящих прикроет за собой дверь. — Не мог найти другого места?! Что о нас люди подумают?

— Почему я не знал?!

— Я не успела: ведь только прилетела. Ты же со мной летать брезгуешь. Гордыня замучила. И потом — на самом деле тут нечего обсуждать. Это было условием «Паркойла». Не ломать же договоренности из-за подобной?…

— Мелочи, да?! — закончил за нее Коломнин. — Резуненко — наш друг.

— Компаньон.

— Пусть так. Но тогда — вернейший из компаньонов. Все эти месяцы он был с нами плечом к плечу!

— Сережа! Ты-то знаешь, чей сын сидит на этой чертовой «дочке».

— Я знаю другое — и ты знаешь! — что такое для Резуненко разрыв этого договора. Он же на него все поставил! Вложился до копейки. Сделал предоплаты. Если мы теперь откажемся, для него это крах! Полный! Он разорен.

— Не мучь ты меня. Мне самой до боли жаль Витю. Но что я могу поделать? Я пыталась как могла торговаться. Но — предложение было практически безальтернативным.

— "Практически"! Значит, были и другие? — ухватился Коломнин.

— Не было! — огрызнулась Лариса. — Считай, не было. «Ойл» требовал тридцать три процента. Отступив здесь, я уронила их до двадцати пяти.

— Значит, альтернатива все-таки была?

— Соображай, что говоришь! — взбеленилась Лариса. — Восемь процентов ценнейшего месторождения!

— И какой-то друг.

— Лих ты судить, Коломнин! Думаешь, если тебе твои десять процентов за здорово живешь достались, так они уж ничего и не стоят?! — еще не договорив, она обомлела от невольно вырвавшихся слов. — Прости, Сереженька. Ради Бога, прости! Я не то хотела…

— Что ж, — Коломнин скрежетнул зубами. — Все логично. Но тогда опять же нет проблем: отдай «Паркойлу» восемь из моих. И пусть контракт останется за Резуненко.

— Ребенок! Где-то тертый мужик, а где-то… — Лариса недоуменно затрясла головой. — Твои десять процентов — это не только твои. Но и мои. Это наши! Нашей династии, если хочешь. А с чужими я не то, что за восемь процентов, я за каждую акцию драться буду. Если, конечно, не хотим компанию по ветру пустить.

— Стало быть, Резуненко обречен?

— О чем ты говоришь? Как сможем, смягчим. Придумаем что-нибудь. Где-то поможем деньгами. Предложим должность. Но есть вещи, через которые не переступить. Мы вошли в большой бизнес. И не мы им. Он владеет нами. И определяет ход событий. Ты должен понять это.

— Должен, — подтвердил Коломнин. — Наверное. Но не понимаю. — Зато я понимаю. Ты просто разлюбил меня. — Я?! Лори моя, Лори. Знаешь, о чем тоскую? Правильно — о прошедшей зиме. О Тайланде. О номере в гостинице. О задрипанной квартирке на Юго-Западе. Когда не было меж нами всего этого, — он крутнул пальцем. — Ведь достаточно было просто отойти в сторону, предоставив действовать другим. И жили бы мы сейчас с тобой в Москве. Наверное, счастливо. Потому что не нужно было тогда все это ни мне, ни тебе. Так нет, сам, своими руками из огня вытащил. И не вытащить не мог. Вот ведь парадокс и напасть. А примак, он и при нефтяной королеве — примак. В следующий раз схлопочу, если вовремя не подам тапочки. Помнишь, есть такая сказка про дракона, сидящего на золоте. Рыцари то и дело пытаются убить его, чтоб освободить людей от его власти. Но — дракон вечно жив. Знаешь, почему?

— Знаю, конечно. Победивший дракона сам в него и превращается. Хочешь сказать?..

— Если только дракоша. Из самых что ни на есть очаровательных.

— Чего ты добиваешься? Чтоб я все бросила? — выдавила Лариса.

— Избави Бог! Если б и решилась, ты бы мне этого до конца дней не простила. И конец оказался бы близок! — он невесело засмеялся. — Ты — бизнес-леди. И это тебе, увы, идет. А вот из меня Графа Монте-Кристо положительно не получилось.

— Остановись, Сереженька. Какой-то у нас ненормальный, ернический тон. Допустим, ты перегорел. Допустим, тебе все это обрыдло. Тогда уходи из компании. Займись чем-то другим. Ты же роскошный специалист. Найдешь себя. Главное, чтоб остаться вместе. Поженимся. Будем просто жить семьей. У каждого свое дело. Разве так не бывает?

— Бывает, конечно, — признал очевидное Коломнин. — Но ты же сама понимаешь: здесь совсем другое. Ты прочно села на иглу.

— Но я люблю тебя. Я правду говорю! — вскрикнула она. — Поверь, между нами нет больше даже тени.

— Надеюсь. Но теперь проросло вот это, — он ткнул в сторону карты месторождения. — Одна, но пламенная, так сказать, страсть. И тут уж ничего не поделать. А я, как ты знаешь, ревнив. И не смогу делить тебя. Да если бы хоть делить!..Пойду я, пожалуй, Лара.

Он нежно провел ладонью по горячей, влажной щеке ее.

— Сереженька мой! Но нельзя же так, вдруг, — обхватив ладонь, она принялась целовать ее.

— Ну что ты, Лоричка? Что ты? Ты же умница. Сама давно все поняла. По-другому не выйдет. Это жизнь. Сводит — разводит. Пусти. Ты же не хочешь, чтоб мужчина при тебе плакал, — он тихонько высвободил руку, слизнул соленые капельки.

— Чем же теперь займешься? Не управдомом же.

— Высоко поднимаете. Вернусь на прополку. Работа не пыльная: ниточки разгребать, корешки подрубать.

Усмехнулся невесело встревоженному ее взгляду. Рывком поднялся.

— Удачи тебе, дракошечка.

Она пошла следом, колеблясь кинуться сзади и остановить. Но не останавливала.

Дверь конферен-зала раскрылась. И скопившиеся в приемной нетерпеливо обратили глаза на идущего по проходу с отсутствующим видом Коломнина. Они расступались перед ним, злорадно представляя взбучку, какую получил только что зарвавшийся фаворит.

Лишь набычившийся Богаченков и перепуганный Дмитрий шагнули, преграждая дорогу:

— Сергей Викторович!… — Отец! Неужто… все? — А как же?..

— Оставайтесь. Вы ей нужны, — отреагировал Коломнин на незаданный вопрос. Не останавливаясь, отстранил Богаченкова, потрепал по щеке сына и — прошел дальше.

Да еще сообразительная Калерия Михайловна первой поняла смысл происшедшего и стремительно подошла к привалившейся к косяку Ларисе.

— Вернуть? — она властно обхватила ее запястье и с силой сжала. — Лариса! Что ж ты молчишь? Вернуть, да?!

Лариса недоуменно посмотрела на забывшуюся секретаршу, заставив ее отступить. Облизнула пересохшие губы:

— Распорядитесь, чтоб заходили. Правление продолжается.