Конвульсивные попытки Шараевой продолжать параллельную скупку парализованы на корню, и из надежных источников было известно, что в «Нафте» царят панические настроения. Сотрудники в кулуарах все чаще обсуждают проблемы трудоустройства. А сама Гендиректор сосредоточилась на достройке трубопровода. Очевидно, видя в этом последний свой шанс на спасение. Кстати, в скорейшей достройке трубопровода был как раз заинтересован и Гилялов. Как тонко заметил на последнем совместном совещании Четверик, чем больший участок успеет достроить «Нафта-М», тем больше денег сэкономит она Генеральной нефтяной компании.

Итак, все шло к неизбежной развязке: перехваченная за горло совместными усилиями двух финансовых монстров, «Нафта» судорожно трепыхалась, угасая и не имея надежд на спасение.

Но Павел Маковей — способный ученик — умел извлекать опыт и из собственных ошибок, и учиться на мудрости предшественников. «Кадры решают все», — изрек когда-то вождь народов. И, памятуя об этом, Павел понимал, что самый опасный на сегодня противник — это Коломнин, с легкостью, как пацана, щелкнувший его по носу при первой же едва заметной оплошности. Теперь же, когда «Нафта» безнадежно шла ко дну, о Коломнине было известно одно: мечется, бессмысленно собирая долги. И даже как будто переругался со своей пассией Шараевой. И вот это как раз Маковея и нервировало: что-то здесь не сходится. Где-то не срастается. Быть может, чего-то недоучли.

Второй неудачи Маковею бы не простили. Да и сам он начинал яростно подрагивать при одной мысли о возможном поражении. Нельзя было давать ни малейшего шанса. Если не можешь распознать замыслы противника, ударь по нему самому. Маковей решился — он направился с докладом к Дашевскому.

В обеденный перерыв, который Коломнин проводил в уединенном ресторанчике за приватной беседой с председателем областной лицензионной комиссии, его разыскала секретарша компании Калерия Михайловна и непререкаемым тоном потребовала немедленно прибыть к Ларисе Ивановне. Со дня смерти Фархадова Калерия Михайловна взяла Шараеву под свою незримую опеку. Прежде язвительная к Ларисе, теперь, в обстановке всеобщей неуверенности, она беспощадно пресекала всякие попытки обсуждать в кулуарах решения руководства и с утроенным рвением отслеживала выполнение сотрудниками полученных поручений. Без аффектации и изъявлений преданности Калерия Михайловна как умела «мостила» авторитет новому президенту компании.

Внезапный вызов означал что-то чрезвычайно срочное. Потому, наскоро подтвердив договоренности, Коломнин поспешно вернулся в «Нафту».

— Звонил твой сын, — встретила его Лариса.

— И ты из-за этого сорвала мне встречу? — при воспоминании о предательстве сына Коломнин помрачнел. — Было б очень надо, мог бы дозвониться на мобильный.

— У него явно что-то случилось. А твой мобильный был вне зоны досягаемости. Через пять минут будет перезванивать. Выслушай без истерик, — второго сына у тебя нет.

— Такого-то?! И слава Богу.

— Перестань, Сергей, — Лариса обескураженно мотнула головой. — Нельзя так. Что бы ни было, он твой сын. И он ищет тебя. Ты ведь не знаешь, чем он живет сейчас.

— Да чем и раньше! «Бабки» заколачивает. На этом, должно быть, и впиндюрился. Теперь вот и названивает, подмоги ищет. Достойное дитя достойного века!

Энергичный телефонный звонок прервал негодующую его речь.

— Да, да, Дима, он подъехал. Передаю трубку, — Лариса загородила микрофон рукой. — Пожалуйста, прошу. В любом случае сначала выслушай.

— Слушаю! — холодно произнес Коломнин.

— Это Дима.

— Я понял. Слушаю.

Дыхание в трубке резко усилилось. Голос запульсировал обиженно.

— В общем тут такое дело: только что у Маковея был разговор с Седых. Твой бывший подчиненный.

— Я помню своих подчиненных.

— Оказывается, по указанию Ознобихина, он летал в Швейцарию. Тебе фамилия Островой говорит что-нибудь?.. Так вот они какие-то бумаги собирают для прокуратуры. Насчет тебя. Что будто бы ты Островому передал документы, важные для следствия. По которым его могли посадить! Янко даже заявление написал, что вроде как небескорыстно.

Коломнин загородил трубку от Ларисы. Но, видно, разговор был хорошо слышен: с изменившимся лицом Лариса включила кнопку селекторной связи.

— Я так понял, что у них договоренность есть насчет уголовного дела против тебя!

— И как же ты об этом узнал? — полюбопытствовал Коломнин.

— Так я как раз у Маковея был!

— Доверяют, стало быть? А ты, выходит, высокое доверие не оправдал, — Коломнин проигнорировал умоляющие глаза Ларисы. — Выходит, не дотягиваешь пока до высоких банковских стандартов. С чего вдруг решил сообщить? Или биографию бережешь?

— Как это?

— Чтоб не было в анкете графы «судимые родственники».

— Да пошел ты!… — по кабинету понеслась короткая гулкая морзянка.

— Ну, ты действительно скотина! — коротко резюмировала Лариса. — Мальчишка прорвался, чтоб отца предупредить. Подставился, похоже. А ты его по морде!

— Что-то я впрямь перегнул, — Коломнин удрученно вернул бесполезную трубку на место. — И не собирался вроде. Но откуда-то вдруг подступило. Вот норов проклятый!

Пружинистые гудки заново разорвали напряженную тишину.

— Да! — Лариса схватила трубку. Поспешно включила громкоговорящую связь. — Да, Димочка!

— Вы этому, пожалуйста, передайте главное! — голос в селекторе вибрировал. — Его арестовать собираются. Может, уже и группа в Томильск вылетела. Спрячьте его хотя бы!

— Спасибо, Димка! — Коломнин выхватил трубку. — Спасибо, что предупредил. Надеюсь, о звонке никто не знает?

— Не надейся. Из кабинета. Некогда было конспирироваться! — Дмитрий вновь обиженно засопел — на этот раз со скрытой гордостью. — Плевать!…Слушай, отец! Я тут пораскинул: может, тебе в загранку рвануть, пока не утихнет? «Бабок» я подкопил. Не так чтоб густо. Но на полгодика тебе хватит. А там еще наскирдую. А?

— Спасибо.

— Так что?!

— Ничего. Просто спасибо. Я не Островой, чтоб по заграницам прятаться.

— Как скажешь. Я не навязываюсь, — голос Дмитрия потух. — Но если что, на адвоката у нас есть.

— Спасибо, сын. Главное ты уже сделал: вовремя предупредил. Теперь отобьемся. И -вот что. Ты не теряйся, пожалуйста. Давай пересечемся как-нибудь в Москве. Посидим, как прежде. Не чужие. Лады?

— Лады, конечно. И — береги себя!

И, должно быть, стесняясь последней, сентиментальной фразы, Дмитрий быстро разъединился. На этот раз окончательно.

Коломнин перевел взгляд на Ларису, лицо которой почему-то расплылось в тумане.

— Вот ведь какие дела! Выходит, все не так уж сумрачно вблизи, — он прокашлялся. — Хотя похоже в банке ему больше не работать. Подставился по полной программе.

— И слава Богу! — Лариса перекрестилась. — Молодые кадры нам самим нужны. Так что если не возражаешь, возьмем к себе. Она сделала быструю пометку. — Что насчет тебя, Сережа? Может, спрячем в Охотничьем домике?

— Скверное решение. Им как раз важно меня нейтрализовать. Как угодно и где угодно. Но — беспредельщики! — Маковей?

— Что Маковей? Мелкий шкодник. Дашевский каков! — Думаешь, разгадали?! — всполошилась Лариса.

— Вряд ли. Полагаю, на всякий случай бьют по площадям. Чтоб риск исключить. И прятаться нельзя — на мне сейчас все контакты.

— Переключу на себя.

— Тогда уж проще в прямом эфире о наших планах сообщить. Пойми же! Каждый твой шаг вычисляют. Чуть заподозрят и — все поломают.

— Но что делать?

— Есть вариант, — Коломнин полистал записную книжку. Убедился, что телефоны замминистра внутренних дел аккуратно вписаны. Удрученно поморщился. — Не самый комфортный, конечно. Но — за неимением другого… В Москву мне надо лететь. В МВД.

— В МВД?! Это ж прямо в пасть.

— И чем быстрей, тем лучше. Знаешь, лучший способ ухода от удара? Нырнуть навстречу. Что называется, минута дорога. Судя по тому, что не постеснялись при Димке обсуждать, счет и впрямь на часы идет. Пожалуй, есть риск с группой захвата прямо в аэропорту столкнуться.

Лариса потянулась к селектору. — Калерия Михайловна, обеспечьте срочно мой вертолет… Лети к соседям. А от них — на Москву. Возьми мой запасной мобильник, чтоб не вычислили. И, пожалуйста, Сереженька, будь на связи. Все время на связи! Пойми, дурашка, если с тобой что случится, тогда для меня все вот это, — она ткнула в стену, где за занавеской спрятана была карта месторождения, — того не стоит.

И хоть в уверении этом было, мягко говоря, некоторое преувеличение, Коломнину сделалось теплей на душе.

— Ну, ты попал! — рассказ Коломнина развеселил заместителя министра внутренних дел не на шутку. Басистый его хохот, срывающийся на всхлипы, докатился аж до приемной, откуда примчался встревоженный помощник, которого Коломнин раньше видел с Тальвинским. Правда, теперь он был уже полковником. Убедившись, что все в порядке, помощник с улыбочкой, одновременно извиняющейся и мягко укоризненной, прикрыл распахнутую дверь комнаты отдыха.

— Не сердись, я по-доброму, — Тальвинский заметил наконец, что гость пытается через силу выжать из себя улыбочку. — Прямо, понимаешь, фейерия. Ты для них по их требованию пошел на правонарушение. Но тем самым перед ними же и подставился. И, как только потребовалось, тебя же на этом и сдают. Просто-таки рубрика — «их нравы». А я ведь тебя предупреждал, что этим кончится. Помнишь? И знаешь, почему предугадал? Пришлось поякшаться. Так что — изучил…Бежать тебе из этого гадюшника надо, вот что скажу!

Коломнин сделал нетерпеливое движение.

— Да не дергайся: помогу, конечно! — Тальвинский успокоительно похлопал его по ноге.

— Тем более у Генпрокурора как раз передо мной должок образовался.

— Следователь, что ведет дело, обижен он на меня крепко. И — по правде, заслужил. В другое время сам бы пришел к нему покаяться. Волевой — фамилия.

— То как раз по барабану. Заартачится — отберут, да и прекратят без него, — мысли замминистра обратились на другое. — Лучше скажи, ты сам-то как?

— В смысле?

— Не надумал ко мне? Очень бы ты сейчас на государевом деле был нужен. Задыхаюсь без кадров, Серега. Старую гвардию по осколкам собираю. Все равно, вижу, что не вжиться тебе в то поле. Не наши там правила игры.

— А здесь, что, теперь другие?

Вопрос этот Тальвинского неожиданно расстроил:

— Как тебе сказать, чтоб и не напугать, и не соврать?

— Извините, — в комнату отдыха заглянул помощник. — Андрей Иванович, там на проводе…

Он намекающе кивнул на телефон.

— Кто еще?

— Так… Меденников [персонаж романа «Милицейская сага»] звонит. Вы сами велели сразу соединять.

— Да, да, ступай, — Тальвинский неохотно потянулся к трубке. Приосанился, взбадриваясь.

— Какие люди! — пробасил он. — Рад, что не забываешь.

Коломнин, заслышав фамилию одного из крупнейших российских олигархов, демонстративно занялся остывающим чаем.

— Как же, понимаю. Ты ведь без дела старому корешку не позвонишь… Что значит, без энтузиазма? Раз надо, так надо. Записываю… Надеюсь, судебное решение у него хотя бы есть?.. Тогда вообще никаких проблем. Считай, уже дал команду, — Тальвинский нажал на кнопку вызова. — Полно тебе. Какие счеты между своими? Где могу -там помогу. Хоп!

Он положил трубку. Деланное возбуждение разом схлынуло.

— Вызывали? — появился помощник.

— Вот данные, — Тальвинский протянул ему лист. — Тебе такая фамилия знакома?

— Крюков Юрий Геннадьевич?.. Еще бы. Да это Юрка Крючок! Пермский криминальный авторитет, — радуясь возможности продемонстрировать свою компетентность, отчеканил полковник. — Беспредельщик! Много на нем кровушки. По последним оперданным, прошлым летом его группа трех наших РУОПовцев замочила. А что, будем брать? Давно пора!

Под тяжелым взглядом начальства он смешался.

— Прежде всего будем учиться не перебивать руководство, — процедил Тальвинский.

— Виноват, товарищ заместитель министра!

— У господина Крюкова имеется судебное решение по Пермскому автопредприятию. А прежнее руководство и районные власти пытаются, значит, воспрепятствовать. — Оказать содействие ОМОНом? — стремясь реабилитироваться за «прокол», опередил помощник.

— Да. Именно… В общем, обеспечьте.

И нетерпеливым движением выставил незадачливого говоруна.

Настроение замминистра заметно ухудшилось.

— Так что ты хотел узнать? — спохватившись, он вновь подсел к подзабытому Коломнину.

— Спасибо. Уже все узнал, — Коломнин мягко кивнул на телефон.

И тем напомнил Тальвинскому предыдущий вопрос.

— Ничего ты толком не узнал, Серега! Я ведь тоже не в вакууме. И приходится — воленс-неволенс, — он поискал деликатное словцо, — соответствовать. Неприятно, конечно. Скажу больше — паскудно. А без этого нельзя. Не усидишь. Но мы работаем! Пусть медленно, пусть шажками. Иногда исподтишка, черт возьми! Подличая даже. Но — разгребаем. — Ниточка за ниточкой. Корешок за корешком.

— Что?

— Так, вспомнилось.

— Именно. И это для меня сейчас главное. А отмолить грехи, на то старость будет. Тогда и сведем дебет с кредитом.

— Пойду я, пожалуй! — Коломнин поднялся. — У тебя там народ скопился.

— Да, да. Рад был. А за свое дело не переживай: сегодня же решу. Где могу, там помогу, — Тальвинский тонко скривился. — И — скажи этому болтуну, чтоб пока никого не запускал.

Выходя, Коломнин оглянулся, — заместитель министра неприязненно разглядывал себя в зеркале.

Прямо из МВД Коломнин отправился в аэропорт. На Томильск был ночной рейс. А счет и впрямь пошел на минуты.

Месяц спустя, срок в срок, банк «Авангард» повторно подал в Томильский арбитражный суд заявление о банкротстве ЗАО «Нафта-М». На этот раз заявление было принято без проволочек и рассмотрено в рекордно короткие сроки.

Суд согласился с решением Совета кредиторов, возглавляемого банком «Авангард» и компанией «Моспетролеум», о введении внешнего управления. В качестве арбитражного управляющего была назначена кандидатура, предложенная Советом кредиторов и областным управлением по делам несостоятельности.

Сильно удивила и даже несколько разочаровала пассивная позиция, занятая самим должником — «Нафтой-М». Никто из руководства компании на процесс не явился. А единственный представитель — молоденькая девочка-юрисконсульт — невпопад отбивалась от наседающих матерых банковских юристов, то и дело выставлявших ее на посмешище. Пока и вовсе, обессиленная, не разрыдалась. Чем вызвала всеобщее сочувствие и негодование по отношению к президенту «Нафты».

Впрочем понять Шараеву было можно: ситуация выглядела совершенно безнадежной и подвергать себя публичному бичеванию, — это надо быть мазохистом. А среди нефтяной элиты такое извращение, в отличие от прочих, не приветствовалось.

На другое утро к ажурной ограде офиса «Нафты» подъехала кавалькада машин.

Группа визитеров, возглавляемая прилетевшим утренним рейсом Четвериком и держащимся чуть сзади Маковеем, в сопровождении секьюрити поднялась в приемную и, по указанию Шараевой, без задержек была пропущена в кабинет президента компании.

И здесь вошедшим представилось зрелище, в высшей степени изумительное: в офисе обанкроченной накануне компании шло обычное производственное совещание. Кабинет оказался полон народу. Что-то бурно обсуждалось.

При виде входящих рабочий гул сменился напряженным ожиданием.

— Прошу, господа! — президент компании Лариса Ивановна Шараева поднялась со своего места.

— Кажется, мы не вовремя. Может, подождать? — съязвил Маковей, поедая взглядом притихшего подле президента Коломнина.

— Ничего страшного. Бог в дом, гость в дом, — с прежним радушием отреагировала Шараева. — К тому же у нас надолго. Так что давайте сначала ваши проблемы.

— Скорее ваши, — Вячеслав Вячеславович Четверик с нарастающим недоумением перепрыгивал взглядом с одного возбужденного лица на другое. — Шумно однако у вас. С первого этажа крики слышны. Флаг в руки и — прямо-таки первома йская демонстрация.

— Так радость у нас. Через неделю врезаемся в магистральный трубопровод!

— А уж как мы рады, — Слав Славыч тонко улыбнулся.

— Мы рады, что вы рады, — Шараева в свою очередь излучала утреннюю женскую свежесть и победительность. Четверик почувствовал, как первое легкое недоумение уплотнилось в корочку недоброго предчувствия.

— Так чем могу служить, господа? — с некоторым нетерпением повторила Шараева. — А то у нас повестка — дай Бог к вечеру закончить.

— Мы, конечно, отдаем должное вашей выдержке, Лариса Ивановна. Но, боюсь, совещание придется все-таки прервать, — Четверик сделал нервное движение шеей, и вперед выступил Маковей.

— С этой минуты, — он торжественно оглядел собравшихся, — решением Томильского арбитражного суда в компании вводится процедура наблюдения и власть переходит в руки к временному управляющему.

— Что-с? — послышался в тишине голос Шараевой.

— На основании статей 19, 56, 59 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», — с аппетитом перечислил Маковей и, ловко выдернув из полиэтиленовой папочки судебное определение, возложил его перед президентом компании, — как знамя на вражеский редут водрузил.

Шараева недоуменно поднесла листок к глазам, пытаясь вчитаться.

— Ничего не пойму, — призналась она. — Буквы что-то прыгают.

— Да не расстраивайтесь так, Лариса Ивановна. Жизнь, она по жизни круглая, — посочувствовал Четверик.

Волнение Шараевой успокоило Слав Славыча, и теперь к нему вернулись прежние снисходительность и благодушие. Тем более что перед отъездом он получил последние указания от Гилялова. «Наезд» на «Нафту-М» в нефтяном мире неожиданно вызвал, как выразился Гилялов, неоднозначное толкование. Свежа была память о Фархадове, да и сама Шараева на похоронах произвела сильное впечатление. В том числе на людей, в поддержке которых министр энергетики был крайне заинтересован. Потому было решено, несмотря на активное ее противодействие поглощению, выплатить Шараевой бонус двадцать миллионов долларов, сэкономленных на скупке. Так что Четверику было чем утешить свергаемого президента компании.

— Погляди-ка, Сергей Викторович, — Шараева протянула постановление Коломнину. — Может, ты чего разберешь?

Неспешно, шевеля губами, Коломнин принялся вгрызаться в текст. Было заметно, что отдельные фразы он перечитывал по нескольку раз.

Среди полной тишины послышалось нетерпеливое покашливание, — Маковей напоминал, что пауза затянулась и становится неприличной.

— А, так вот в чем дело! — Коломнин облегченно отбросил текст. — Господа просто не туда попали.

— Не туда?! — вырвалось сразу у нескольких человек.

— Обычная невнимательность, — Коломнин вернул определение Маковею. — У вас здесь сказано — "Ввести наблюдение в ЗАО «Нафта-М».

— И что из того?!

— Да то, что у нас здесь компания ОАО «Нафта-м». Во-первых, открытое общество. И, во-вторых, "м" маленькое. Улавливаете разницу?

— Вывески на дверях повнимательней читать надо, Павлик, — не удержался Богаченков.

От предчувствия жуткого, рокового «прокола» тело Маковея принялось вибрировать. Он скосился налево, и застывшая гипсовая маска на месте лица у Четверика вывела его из стопора. — Какие еще вывески?! — закричал он. — Что вы тут фуфло лепите? Гоните ключи и печати! Слав Сла… То есть, простите, Вячеслав Вячеславович, не слушайте этих фрайеров! Они на самом деле в глубокой жо…!

— Может, вывести, Лариса Ивановна? — приподнялся начальник охраны.

— Я вижу, господа не в курсе происшедшей у нас реорганизации, — Шараева жестом остудила страсти. — Не будем их за это строго судить. Сергей Викторович! Пройдите, пожалуйста, вместе с гостями, предъявите необходимые документы. Словом, снимите вопросы. Господин Богаченков, и вы тоже. Рада была повидаться, Вячеслав Вячеславович!

Оглушенные визитеры безропотно проследовали через приемную в кабинет напротив, занимаемый Коломниным.

На чистом столе аккуратной стопочкой лежали приготовленные ксерокопии.

— Прошу минуту внимания, — Коломнин возложил на них руки. — Неделю назад завершена реорганизация компании, в соответствии с которой лицензия на разработку месторождения переоформлена на вновь созданное открытое акционерное общество «Нафту-м». Все совершено в строгом соответствии с законом «О недрах». Да сами можете ознакомиться.

Коломнин радушно пододвинул пачку к неподвижным гостям.

— А «Нафта-М»? — выдавил Четверик.

— Какая «Нафта-М»? В смысле прежняя? Она существует, и вы можете предъявить к ней все имеющиеся претензии. Другое дело, что там осталось?

— Это что же получается? — пробормотал Четверик. Слова выдавливались из него с трудом, как у человека, отходящего от заморозки. — Мало того, что месторождение ушло, как дети в школу… Так еще, выходит, мы ни за что ни про что бухнули тридцать миллионов долларов на долги какой-то пустой, бумажной компании?!

Он в ужасе посмотрел на Коломнина.

— Деньги эти наверняка будут использованы исключительно на нужды нефтяной отрасли, — успокоил его тот. — Так господину Гилялову и доложите. Зная радение министра о топливном секторе экономики, уверен, что известие это его несказанно обрадует.

— Вячеслав Вячеславович, понт все это! — выкрикнул Маковей. — Допустим, даже лицензию переоформили! Но все производственные мощности мы за долги вернем. Рупь за сто — все отсудим на базу! Тогда сами на карачках приползут, хитрованы! Смешок Богаченкова был ему ответом.

— Ишь губы раскатал. Можно сообщить, Сергей Викторович? — спохватился он. Дождался разрешающего кивка. — Так вот все производственные мощности компании проданы некой иностранной фирме. Кстати, вы ее знаете — «Хорнисс холдинг». А уж от нее возвращены «Нафте-м» в долгосрочную аренду. Так что замучишься, Пашенька, до наших буровых добираться.

— Полный звездец, — Четверик тихо заскулил.

— Конечно, передавать российские активы за рубеж — не так чтоб самый писк, — поморщился Коломнин. — Но надо было спасаться. Потому пришлось действовать вашими методами.

— Ты! — выдержанный обычно Слав Славыч безжалостно ткнул пальцем во впалую Пашенькину грудь. Накопленное отчаяние требовало немедленного выхода. — Какое дело провалил. Из-под носа за какой-то месяц огромное месторождение увели! На глазах у всей страны. И даже не заметил. Да тебе только гнилую картошку в авоське охранять! Сопля! Но Дашевскому это отольется. Ох, отольется!

И, забыв попрощаться, выскочил из кабинета.

— Мне, пожалуй, тоже пора, — определился Коломнин. — Там сейчас мой вопрос в повестке. Если что, все технические детали с господином Богаченковым.

Коротко кивнув, Коломнин вышел. Тщательно закрыл за собой обе двери. Оказавшись в пустой приемной, воровато оглянулся.

— Йес! — вскричал он и, не сдержавшись, подпрыгнул, выбросив вверх сжатый победно кулак.

Из-за приоткрытой дверцы шкафа выглянула изумленная Калерия Михайловна.

— Это вы!.. тут прыгаете?

— Мы их уделали, Калерия Михайловна! — Коломнин обхватил ее за плечи. Крутнул. -Понимаете? Мы их уделали!

— Знаете что? — Калерия Михайловна осторожно освободилась. — Давайте-ка я вас чаем напою. Смородиновый. Собственной рецептуры.

В кабинете Коломнина, несмотря на многолюдие, царила давящая, оглушенная тишина.

— Кстати, насчет активов, — припомнил Богаченков. — Соврал я, Паша. У"Нафты-М" на балансе тоже кое-что осталось. Пойдем покажу. Повезло тебе: будет чем поживиться.

Он ухватил за руку впавшего в прострацию Маковея и потащил за собой. Они спустились на этаж, где Богаченков отомкнул ключом дверь с надписью «Спортзал». В центре пыльного пустого зала стоял одинокий стул с вывалившимся сидением.

— Вот, принимайте! Все как настаивал: до последнего стула. Правда, несколько колченог. Но если починить, очень еще даже сгодится, — не скрывая иронии, произнес Богаченков. Это был миг его торжества.

Проткнув взглядом глумящегося победителя, Маковей повернулся и, покачиваясь, пошел прочь.

История с несостоявшимся поглощением Верхнекрутицкого газоконденсатного месторождения наделала много шума в нефтяном мире. При этом никто не обсуждал законность или незаконность методов, с помощью которых была достигнута цель. Никого не интересовала моральная подоплека происшедшего. Всеобщее восхищение вызвала ловкость, с какой обвели вокруг пальца матерого Гилялова. Для Генеральной нефтяной компании поражение это имело самые роковые последствия. Бездарная потеря нескольких десятков миллионов долларов и, главное, всеобщие насмешки по адресу незадачливого агрессора позволили давним недругам Гилялова — руководителям корпорации «Система» убедить мэра Москвы отказаться от ставки на прежний менеджмент и передать Московский нефтеперерабатывающий завод и АЗС в управление другой команды.

В результате Генеральная нефтяная компания лопнула столь же внезапно, как и образовалась.

Сразу зашатался на своем посту и Гилялов, — неудач в этом мире не прощают.

Зато резко возрос авторитет Ларисы Шараевой: теперь ее признали своей — без всяких оговорок.

Не прошло и недели после последних событий, как в Томильск примчался не кто иной, как президент компании «Руссойл» господин Бурлюк — собственной персоной. Но это был другой Бурлюк. Изо дня в день ходил он в «Нафту» как на работу. Безропотно с девяти до восемнадцати просиживал на стульчике в коридоре, — из приемной Калерия Михайловна выставила его без затей. При виде проходящей Ларисы Бурлюк поднимался. Она проходила, глядя сквозь него, — слишком свежи были в памяти обстоятельства смерти Фархадова. Он вздыхал сокрушенно и вновь безропотно опускался на стул. И все-таки интересы бизнеса возобладали, и Лариса позволила Богаченкову уговорить себя сменить гнев на милость. Прямо в ее кабинете состоялось внеплановое собрание собственников «Руссойла» в составе: Коломнин — от «Нафты», Шараева — от «Хорнисс холдинг», Бурлюк — от собственной зарубежной компании. В результате голосования акционеры, в том числе и Бурлюк, единогласно обязали компанию «Руссойл» выполнить все требования «Нафты». В обмен на этот жест доброй воли Шараева согласилась оставить Бурлюка на посту президента «Руссойла» — при условии полного подчинения своей воле. Надлежащие заверения были тут же получены.

А еще через несколько дней состоялось и долгожданное, судьбоносное, как назвали его в местной прессе, событие: врезка в магистральный трубопровод.

Стало известно, что по указанию президента «Нафты» Шараевой группа аналитиков под руководством Богаченкова в условиях полной конфиденциальности разрабатывает бизнес-план дальнейшего развития компании.

Все свидетельствовало о том, что «Нафта», и без того набирающая на глазах, готовится выйти на новые рубежи. Потому с особым нетерпением ожидалось Правление, назначенное на начало сентября. В повестке дня был один вопрос, — доклад президента компании.

Сама Лариса все эти дни, недели, месяцы проводила в бесконечных поездках и встречах, налаживая устойчивые связи. Мало врезаться в трубу. Нужно еще было врезаться в бизнес.

И даже долгожданное заседание Правления, назначенное поначалу на десять часов утра, было передвинуто на пятнадцать, — прилет Шараевой из Москвы задерживался в связи с какой-то внезапной встречей.

В ожидании программного выступления заждавшиеся члены Правления неприкаянно болтались по этажам. Работать никто не мог.

— "Приземлилась", «Едет из аэропорта», — то и дело коротко роняла Калерия Михайловна. Привычная система координат восстановилась, и секретарша стала прежней: всезнающей и недоступной. В пятнадцать тридцать Калерия Михайловна пригласила собравшихся пройти в конференц-зал, где они и расселись за недавно прибретенным огромным овальным столом, заставленном минералкой. «Круглый стол королевы Ларисы», как к месту пошутил Коломнин— младший. Сам Дмитрий, скрывая волнение, вальяжно раскинулся в конце стола, то и дело непроизвольно косясь на приготовленную папку с золотым тиснением «Ведущий специалист».

Через пять минут внутренняя дверь в конференц-зал распахнулась, и через нее, сопровождаемая двумя помощниками, вошла Шараева. Вид ее в сером приталенном костюме, деловом и женственном одновременно, был утомлен, — на запавших щеках установился лихорадочный румянец. Но помутневшие от привычного недосыпания глаза излучали лихорадочное нетерпение.

Она шла вдоль стола, давая на ходу отрывистые указания и одновременно приветственно улыбаясь членам правления. За прошедшее время Лариса досконально освоила этот стиль общения, так шедший ей, — непререкаемый и доброжелательный одновременно.

Проходя мимо Коломнина, она торжествующе прикрыла глаза. И он, один из немногих знавший о цели сегодняшних ее переговоров, понял, — «виктория».

В последние месяцы Коломнина крутило в потоке событий. Прежде он сам направлял их. Теперь, когда компания набрала ход, все стратегические вопросы замкнула на себя Лариса, и Коломнин все больше ощущал себя фаворитом при всевластной государыне. Судя по заискивающе-насмешливым жестам, таковым воспринимали его и окружающие. Это ранило. От приглашений в поездки он стал отказываться, представляя, как будут смотреть на него руководители других организаций. Поэтому все чаще на переговорах подменял его Богаченков, столь же деятельный и энергичный, как и Шараева. Правда, сама Лариса всячески тормошила Коломнина, стремясь возродить интерес к делу. Все новые идеи и планы она, как и прежде, обсуждала с ним. Планы эти переполняли ее. Порой, забывшись, она принималась проговаривать их прямо в постели. А он слушал, добросовестно пытаясь заново воспламениться. Но ничего не находил в душе, кроме опустошенности. Казалось, всю отведенную ему природой энергию выплеснул он на спасение тонущей «Нафты». Своего места в «Нафте», гордо вышедшей на океанские просторы, он не находил.

Лариса замечала эту апатию и страдала, не зная, что предпринять. В конце концов оба решили, что происходящее — естественный результат усталости Коломнина на фоне пережитой изнуряющей схватки, и месячное свадебное путешествие все вернет на прежние места. Приглашения на бракосочетание госпожи Шараевой и господина Коломнина были разосланы еще на прошлой неделе.

— Господа правление! — на ходу произнесла Лариса и нетерпеливым жестом отогнала помощников. Она подошла к своему креслу во главе стола, но не села. А напротив, придвинув его вплотную, встала сзади, облокотясь на высоченную спинку и как бы спрятавшись за нее. Сделала она это вроде непроизвольно, для удобства. Но именно теперь, глядя на соломенную шевелюру, не оттененную привычным деловым костюмом, сидящие мужчины заново увидели, как молода и чертовски привлекательна их руководительница.