Ни одного орка я не встретил, зато наткнулся на слугу, который меня будил. Он, видно, решил убедиться, что я все-таки пойду к отцу. Раньше я его никогда не видел, наверное, его наняли недавно. Это был мальчишка примерно моего возраста, лет пятнадцати или шестнадцати, но какой-то хилый. Себя-то я считал взрослым мужчиной, а этого хлюпика можно было назвать не иначе, как сопливым мальчишкой. Он прятался в нише и. кажется, считал, что я могу его не заметить. Тут мне пришла в голову идея, я решил устроить ему проверку на храбрость, все-таки призрака он не испугался, значит, не такой уж трус, каким кажется. Я остановился и с самым свирепым видом, на какой только был способен, начал медленно подходить к мальчишке. Он присел, сжался в комок и стал запинаясь умолять, чтобы я его пощадил и не убивал. Я-то думал, он проявит чудеса героизма и попытается защищаться, а он распустил сопли, как наша старая кухарка Фарисса, когда ее побьет муж. Даже противно! Наверно, ему просто никто не сказал, что в Закатной башне живет призрак. Веселые слуги решили посмотреть, как трусливый мальчишка придет в лакейскую с полными штанами и будет, заикаясь, рассказывать о страшном привидении. А вот почему Роксанд не стал пугать этого мальчишку, я вообще понять не мог. Не иначе как решил, что мне необходим личный слуга. Я бросил пареньку монетку и сказал, чтобы он купил себе платок вытереть сопли и что зря он испугался, потому что я не убиваю женщин и детей. Но он совершенно не обиделся, а стал благодарить и даже попытался целовать мне руки, так что пришлось взять его за шкирку, поставить на ноги и отправить целовать руки ближайшей статуе.
В королевских апартаментах горело множество свечей в золотых канделябрах, жарко пылал камин и сновали многочисленные слуги. Отец сидел в удобном, обитом темно-зеленым с золотом бархатом кресле, в котором обычно проводил большую часть своего времени. Маски на нем не было, и можно было увидеть его изуродованное лицо, представлявшее собой один сплошной жуткий шрам.
Отец отослал слуг и обратился ко мне:
— У тебя замечательная способность наживать себе врагов, Рикланд, — вздохнул он, — но вчера ты явно переборщил. Неужели ты до такой степени не ценишь собственную жизнь?
Что же я вчера такого натворил? — судорожно пытался я вспомнить, но в голове царила первозданная пустота. Припомнить хоть что-нибудь, кроме того, что я несколько уменьшил неприкосновенные запасы лучшего вина в королевских винных погребах, не удавалось. Тем временем отец продолжал:
— Ты можешь мне объяснить, чем тебе так не угодил черный колдун, что ты сломал его посох и чуть не убил его самого?
Я чуть было не спросил, «а при чем тут черный колдун?», но внезапно вспомнил все до мельчайших подробностей. Хорошо, что отец заставил меня все вспомнить, а то я бы так до конца жизни и разыскивал свой меч, который уничтожил злобный старик. Я даже не удержался и сказал отцу «спасибо». Отец посмотрел на меня, как на ненормального, и поинтересовался:
— Как ты себя чувствуешь, Рикланд? С тобой все в порядке? — Кажется, он решил, что наш Повелитель тьмы лишил меня рассудка.
— Со мной всегда все в порядке, — заверил я. — Лучше поинтересуйся у черного колдуна, как он чувствует себя без волшебного посоха.
— Ты дурак, Рикланд! — Отец презрительно скривил губы. — Сделать себе новый посох для мага пустяковое дело, а вот ты нажил себе такого врага, с которым вряд ли справишься. Даже я не смогу тебе помочь. Вчера ты остался в живых только потому, что существует древний договор между королями Фаргорда и черными колдунами, по которому колдун просто не имеет права убить члена королевской фамилии.
— Я этого не знал.
— Теперь будешь знать. Так вот, убить тебя он не может, но зато может сделать с тобой кое-что такое, что будет для тебя хуже смерти.
— Например?
— Например, лишит тебя зрения или силы. Или наконец заставит без движения сидеть в кресле, как сижу я. Ты думаешь, моя жизнь лучше смерти? Если бы не забота о судьбе королевства, я бы сам попросил тебя взять меч и убить меня. Думаю, ты сделал бы это с удовольствием.
— Неправда! — возмутился я, но отец резко оборвал меня:
— Не перебивай, я еще не закончил! Я хочу передать тебе, что сказал черный колдун: еще одна подобная выходка, и ты будешь умолять его о смерти.
— Спасибо, что предупредил. Боюсь, что теперь еще одной подобной выходки он просто не переживет.
Не сказать, чтобы я совсем не испугался угрозы черного колдуна, но очень уж я не любил, когда мне угрожают. Отец, однако, не понимал, что на угрозу я могу ответить только ударом или, на худой конец, тоже угрозой. Наверно, он ждал, что я начну плакать и умолять его спасти меня.
— Скажи мне, Рикланд, ты хотя бы иногда думаешь, прежде чем что-то говорить? Любому, даже не очень сильному колдуну ничего не стоит в одно мгновение разделаться с таким выскочкой, как ты! Даже не пытайся связываться с Повелителем темных сил! Это мой приказ! — Отец не на шутку рассердился, он терпеть не мог, когда я начинал хвастаться.
В глубине души я понимал, что отец прав, но меня понесло, и остановиться я уже не мог.
— С чего ты взял, что черный колдун справится со мной, этот жалкий старикашка, который от старости позабыл все заклинания? Да он у меня… — Я сжал кулак и чуть не взвыл от боли, я совсем позабыл о своей обожженной ладони. Но боль только разожгла мою ярость, и я, сунув покалеченную руку прямо отцу под нос, заорал: — Ты видишь, что со мной сделал этот старый пень! Такого я никому не прощаю, и плевать я хотел на твои приказы!
С этим я развернулся, чтобы по обыкновению уйти, не попрощавшись, как вдруг отец тихо спросил:
— Тебе что же, уже не нужен меч гномов?
Я, не останавливаясь, оглянулся:
— Зачем ты спрашиваешь, все равно ведь никогда не отдашь его мне?
— Почему ты так решил? — удивился отец. — Я думаю, что лучшего владельца для этого меча мне вряд ли удастся найти. Но справедливости ради можно устроить турнир…
Услышав про турнир, я пришел в такой восторг, что готов был расцеловать отца.
— Ой, Ролмонд, ты самый мудрый король! Давай устроим турнир! — закричал я и проехался, как по льду, по отшлифованным до блеска мраморным плитам пола до самого отцовского кресла.
— О боги, Рикланд, когда ты научишься скрывать свои эмоции? Ты ведешь себя, как мальчишка!
— Ладно, я буду невозмутимым, как каменная глыба, — сказал я и сделал соответствующее выражение лица.
— Вот так-то лучше, — проворчал отец. — А теперь послушай все-таки, что я хотел тебе сказать. И постарайся поменьше перебивать. Итак, я решил устроить турнир и пригласить на него всех лордов Фаргорда. Будет справедливо, если меч достанется победителю, не так ли?
— Само собой! — согласно кивнул я.
— Вижу, ты считаешь, что меч уже твой.
— Не сомневаюсь!
— А если приедет Ленсенд?
— Ну и что? Если ты пригласишь Ленсенда, это будет здорово! Сто лет его, не видел! — Я изо всех сил старался сдерживаться, но получалось это у меня не очень хорошо. Неужели Энди ошибся? Вот было бы здорово, если б отец помирился с Ленсендом.
— Ты хочешь сказать, что победишь и Ленсенда? — прервал мои мечтания отец.
— Почему бы и нет? Чем Ленсенд лучше других?
— Когда-то он был первым мечом Фаргорда. Не думаю, что за последний десяток лет он забыл все свои навыки. Так что на турнире у тебя может появиться серьезный соперник. Что ты будешь делать, если меч достанется Ленсенду?
Честно говоря, я не знал. Мне даже в голову не приходило, что отец может отдать меч кому-нибудь из моих друзей, тем более Ленсенду. Я, не задумываясь, убил бы за этот меч любого из отцовской свиты, а вот Ленсенда вряд ли. Поэтому я просто пожал плечами и ответил:
— Я постараюсь победить.
Не знаю, насколько мой ответ понравился отцу, уж он-то как никто умел скрывать свои чувства. Во всяком случае, меня он наконец отпустил.
— Можешь идти, Рикланд, — сказал отец, — а то опоздаешь на охоту. И постарайся при послах вести себя достойно, не забывай, что ты наследник престола, а не солдат удачи. Когда-нибудь ты станешь королем, и тебе не помешает, если мнение о тебе в высших кругах Гилл-Зураса будет положительным. Потому-то я и хочу, чтобы именно ты сопровождал гномов. Я знаю, что ты умеешь очаровывать людей, так что произвести хорошее впечатление на послов для тебя не составит труда, если только ты не явишься на охоту пьяным, не станешь сквернословить, издеваться над лордом Готридом или бить Имверта. И, во имя богов, не превращай королевскую охоту в охоту на орков!
Меня так и подмывало обернуться и объяснить отцу, что мне плевать на то, какое мнение будет обо мне в Гилл-Зурасе, потому что, когда я стану королем, я его обязательно завоюю, и что я не могу не издеваться над Готридом, потому что он сам напрашивается. А бить Имверта я перестану, только когда убью совсем. Только это случится не скоро, потому что еще в детстве я поклялся, что не обнажу против него меча, а убить такого бугая кулаком не так-то просто. Естественно, всего этого я говорить не стал, просто молча поклонился и направился к выходу.
— И еще одно, — добавил отец, когда я был уже в дверях. — Держись подальше от черного колдуна, иначе не видать тебе меча!
Я ушел от отца, не зная, радоваться мне или злиться. Похоже, Энди все-таки ошибся, а может, отец передумал. Как бы там ни было, про то, что я должен убить Ленсенда, разговора не было. Мне очень хотелось верить, что отец действительно устроит турнир и отдаст меч победителю, только вот почему-то не верилось. Слишком хорошо я знал двадцать третьего короля Фаргорда Ролмонда Калеку, чтобы ему верить.
Час, оставшийся до рассвета, я провел на кухне, сидя на разделочном столе и жуя запеченного лебедя, приготовленного, как выяснилось позже, на завтрак королю. Одновременно я красочно описывал молоденьким кухаркам и поварятам взятие неприступного замка Урманда и к их восторгу сшибал огромными кухонными ножами с тяжеленными рукоятками и никуда не годным балансом маленькие дикие яблоки, которые придурковатый лакей кузена Имверта по прозвищу Хвост гордо ставил себе на макушку. Эту идиллию нарушила наша старая кухарка Фарисса, которая ворвалась в кухню, как разъяренная фурия, и, осыпая меня самыми изысканными проклятиями, на которые только способна женщина столь солидного возраста, стала гоняться за мной, размахивая недовыпотрошенным судаком и попадая его мокрым хвостом по всем, кроме меня. Шум, визг и хохот, наверное, перебудили весь замок, у меня же окончательно выскочило из головы, что я наследник престола и отважный герой Рикланд Быстрый Клинок, пока, перескакивая со стола на стол, я увертывался от ударов этой милой толстой бабулечки, которая в пору моего раннего детства не раз вытирала мне сопли своим белоснежным фартуком. Отомстить мне за слегка испорченный королевский завтрак Фариссе так и не удалось, а на меня напало такое дьявольское веселье, что я потом целый день прыскал по любому поводу, как последний придурок.
Глава 6
ГНОМЬЯ ОХОТА
С восходом солнца я спустился во двор замка, где уже собралось общество, состоявшее из дядюшки Готрида, кузена Имверта, у которого под глазом красовался здоровенный синяк, пяти гномов из королевского рода Гилл-Зураса, нескольких не особенно знатных лордов, постоянно живших в Черном замке, и слуг.
Гномы оказались странными ребятами. Высотой с десятилетнего парнишку, они были шире меня в плечах, у всех имелись длинные бороды, ухоженные, расчесанные, а у двоих даже заплетенные в косы. Одеты они были, как стражники на посту, в серебряные доспехи и вооружены до зубов, у каждого торчал боевой топор за богатым поясом и короткий меч за спиной. Я. естественно, прыснул:
— Вы что, на войну собрались?
Гномы, похоже, обиделись. Наверное, у них в Гилл-Зурасе не принято друг над другом посмеиваться. Есть такие народы, которые любую шутку воспринимают как личное оскорбление. В общем, гномы посмотрели на меня довольно хмуро, и только самый молодой из них, рыжебородый — его, как выяснилось позже, звали Рэди — сердито проворчал:
— Почему на войну, на охоту. На войну мы бы шлемы надели да щиты захватили. Рассказывают, у вас тут в Фаргорде медведи да вепри дикие прямо на людей бросаются. Сам-то ты тоже небось меч захватил.
— Так я еще и лук взял, а меч у меня всегда с собой.
— Точно, — тут же встрял Имверт. — Принц Рикланд с мечом никогда не расстается. Он с ним даже спит.
— С чего это ты взял? — удивился я. — Ты что, когда-нибудь видел, как я сплю?
— В детстве у нас с тобой была общая спальня, забыл? — ехидно ухмыльнулся кузен. — Или призрак отучил тебя от детских привычек?
— Призрак тут ни при чем. Просто в Закатной башне нет таких проблем, как подлый кузен, который только и думает, как бы стянуть чужой меч.
Имверт что-то ответил, но конюхи подвели лошадей, и я пропустил его слова мимо ушей.
Самое забавное, что гномы, как оказалось, ни разу в жизни не ездили верхом. Увидев лошадей, самый старший из них — его звали Олди — решительно запротестовал:
— Вы что, господа фаргордцы, смеетесь над нами, что ли! Не сяду я на эту зверюгу, чтоб мне лопнуть! Еще в телегу запрячь — куда ни шло, а на ейную спину лезть — да ни за что! Она ж мне башку отъест.
Остальные гномы выразили полную солидарность со своим предводителем. Они многозначительно закивали и начали переговариваться между собой на своем языке, который я так и не смог выучить, сколько меня ни мучили учителя. Впрочем, смысл их разговора был ясен и без слов: чтобы посадить гномов на лошадей, нам пришлось бы по меньшей мере их связать. Толстая физиономия дядюшки Готрида, который явно не ожидал такого поворота событий, заметно вытянулась. Кузен Имверт занервничал. Он попытался вырвать с корнем свои и без того не отличавшиеся густотой усы, потом зачем-то несколько раз дернул себя за нос, а убедившись, что и нос, и усы держатся у него на лице крепко, оторвал пуговицу от куртки младшего конюха, который, по его мнению, нарочно заставил лошадь показать зубы, чтобы напугать почтенного Олди. Имверт обожал королевскую охоту и так расстроился, что можно было с уверенностью сказать: если она не состоится, конюх вряд ли отделается оторванной пуговицей. А вот я ни капли не огорчился, даже наоборот — развеселился еще сильнее. Смех так и разбирал меня, сколько я ни старался его сдержать. Ну как можно бояться этих смирных и послушных лошадей, которых привели гномам? Я еще понял бы, если бы им предложили проехаться на моем Счастливчике. К нему даже конюхи близко не подходят, боятся. Но гномам подвели самых спокойных кобыл во всей королевской конюшне, а у гномов такой вид, будто мы их сейчас к этим кобылам за руки и за ноги привяжем и на четыре части разорвем. Нет, очень странные ребята эти гномы! Сейчас небось скажут, что пойдут на охоту пешком, и будут семенить потом за оленями на своих коротких ножках. Удержаться от смеха было просто невозможно. Я начал понимать, что произвести на гномов хорошее впечатление, как хотел отец, мне вряд ли удастся, если, конечно, я не удержу на лице серьезную мину, как это делает шут Брикус, который может отпустить такую шуточку, что все вокруг от хохота готовы лопнуть, а сам при этом остается унылым, как покойник. Я до крови прикусил нижнюю губу и стал старательно вспоминать что-нибудь печальное.
Грустного в моей короткой жизни было с избытком, недаром проклятие, которым наградил наш род далекий предок Данквил, звучало примерно так: «Ты будешь терять всех, кого любишь, пока сам не умрешь от руки собственного сына, и пусть это проклятие преследует всех королей Фаргорда, пока… » Что «пока», Данквил сказать не успел, потому что умер от руки собственного сына Ознабера, первого короля Фаргорда, которому это проклятие и предназначалось. Энди говорит, что если узнать, что скрывается за этим «пока», то проклятие можно будет снять. Но вытащить из лучшего мира душу Данквила и спросить, что он там думал, когда проклинал Ознабера, ему пока не удалось, а мне поэтому приходится терпеть издевательства судьбы. И зачем этому Данквилу понадобилось проклинать весь род? Ну, проклял бы Ознабера, раз уж так приспичило, и успокоился. А теперь вот страдают совершенно невинные люди. Это я не о себе, меня невинным можно назвать разве что когда я сплю на королевском совете, а о братишке Риле, например, или о моем друге детства Кристе, который на моих глазах упал в Бездну, или еще об одном друге, молодом наемнике Лемаре, который, хоть и владел оружием не хуже меня, не убил в своей жизни ни одного человека, ни даже орка, и совершенно бестолково погиб в пламени, когда мы подожгли замок Килбера.
Мысли, которые я всегда отгонял от себя, как назойливых нищих, обычно пристававших ко мне, как слепни к потной лошади, на этот раз оказали мне неоценимую услугу. Смеяться расхотелось, и я смог даже подойти к гномам и попытаться наладить отношения.
— Гномы разве не разводят лошадей? — поинтересовался я у Рэди, показавшегося мне самым общительным.
— Почему не разводят? Еще как разводят! Только гномьи лошади нормальных размеров. Мы их зовем пони. Они ростом с гнома, на них, по крайней мере, можно спокойно сесть. Только мы на них редко ездим. У нас их для работы используют, в тележки запрягают — руду возить. А как вы на этих своих зверюг залазите? И где, кстати, твоя лошадь? Хотел бы я посмотреть, как ты будешь на нее карабкаться. Ты вроде не такой длинный, как этот принц Имверт.
— Имверт такой же принц, как я — гоблин. Не знаю, как у вас, гномов, а в Фаргорде принц — это сын короля. А моего коня, боюсь, придется долго разыскивать, вчера я сказал ему, что он свободен до завтрашнего вечера. Так что он пасется где-то в лесу.
— Кому сказал, коню? — не понял Рэди.
— А кому еще, Имверту, что ли? Конечно, коню — Счастливчику. Мы с ним на днях совершили небольшую прогулку в одно место и очень торопились вернуться к королевскому совету. Понимаешь, отец всегда так переживает, когда меня не бывает на этом треклятом совете, что нам со Счастливчиком пришлось скакать три дня почти без отдыха. Напиться вдоволь ему еще удавалось, а вот наесться — нет. Ну, я его и отпустил. Отдыхай, говорю, Счастливчик, все равно я никуда в ближайшее время не поеду. И надо же было отцу эту охоту придумать. Зачем она вам понадобилась, вы же даже лошадей боитесь?
— Ничего мы не боимся, — обиделся Рэди. — Ты вот сам подумай, как мы будем смотреться на этих ваших лошадях?
— Ничуть не хуже, чем я в детстве. Может, попробуешь, Рэди? Прокатись на этой лошади, покажи своим друзьям, кто из вас, гномов, самый смелый. Ее зовут Ласточка. Смотри, какая она добрая!
Ласточка поняла, что речь идет о ней, подошла и положила голову мне на плечо. Рэди встал на цыпочки и осторожно погладил ее теплую мягкую морду.
— Уж больно она здоровенная, эта Ласточка, — с сомнением проговорил он. — Я бы, может, и попробовал на ней проехаться, только… — Рэди посмотрел на лошадь, потом на меня и задумчиво почесал в затылке.
— Что только, Рэди? — Кажется, я понял, о чем думал гном. Примерно такое же выражение лица бывало у мальчишек из окрестных деревень, когда им очень хотелось, чтобы я прокатил их на Счастливчике, а попросить они не решались. — Ты хочешь, чтобы для начала я проехался с тобой, да?
— Если тебе не трудно. — Гном смотрел на меня с виноватой улыбкой. Глаза у него были небесно-голубого цвета, с огромными ресницами и какие-то по-детски наивные. Я подумал, что по гномьим меркам Рэди совсем еще молодой, наверно, на родине его тоже все время называют мальчишкой, хотя всю нижнюю часть его лица закрывала курчавая бородка.
Естественно, мне было нетрудно прокатить Рэди на лошади. Я вскочил на Ласточку и протянул ему руку. Рэди уцепился за нее сразу двумя руками, и я втащил его на лошадь. Мы проехались по внутреннему двору замка сначала шагом, потом рысью. Наконец Рэди позволил мне слезть и проехался один. Он был в бурном восторге, хотя, признаться, гном верхом на лошади действительно выглядел не то чтобы очень смешно, но не очень элегантно.
Лорд Готрид между тем пытался втолковать остальным гномам, что лошади смирные и если они хотят посмотреть на фаргордскую Королевскую охоту, то им обязательно нужно сесть на лошадей, иначе они отстанут и заблудятся в лесу, даже если будут бежать очень быстро. Но гномы оставались непреклонны. Они сказали, что на охоту с радостью посмотрели бы, но здоровье им дороже и на лошадей они не полезут. Каково же было их удивление, когда они увидели Рэди, гордо восседающего на Ласточке.
— Эй, Олди, — весело крикнул Рэди, — ну так кто из гномов самый смелый?
— Клянусь топором Гарди, это же наш Рэди! — Олди выглядел совершенно ошарашенным. Похоже, он не подозревал, что в мире есть такая сила, которая может заставить уважающего себя гнома сесть на лошадь. — Как ты туда забрался, Рэди? Что скажут твои почтенные родители?
— Я думаю, они скажут, что он единственный из всех вас не побоялся сесть на лошадь, — ухмыльнулся я, — из чего мы, фаргордцы, сделали вывод, что не все гномы трусливые, а лишь некоторые.
И кто меня за язык тянул! Вечно я ляпну первое, что пришло в голову, причем когда меня об этом никто не просит. Вот и сейчас, кажется, нарвался на международный скандал.
— Ты слышал, Олди, этот безбородый фаргордский принц обозвал нас трусами! — Сердитый гном с черной бородой, заплетенной в две косы и заткнутой за пояс, с черными мохнатыми бровями, нависающими над хмурыми темно-карими глазами, схватился за топор.
Но старый Олди оказался самым умным, а может, просто был наслышан о моей способности вызывать ссоры.
— Успокойся, Энгри, принц Рикланд просто пошутил. Ведь правда, принц?
— Конечно, пошутил. — Я ни капли не испугался сердитого Энгри, но вовремя вспомнил, что если я его убью, то мне не видать гномьего меча как собственных ушей. О том, что Энгри может убить меня, я, естественно, даже и не думал. Этого просто не может быть, потому что быть не может!
Обстановку разрядил расхрабрившийся Рэди.
— Энгри, никто не сомневается в твоей храбрости! — крикнул он с высоты Ласточки. — Давай садись на лошадь, и поехали убивать фаргордских медведей.
Энгри засопел и полез на ближайшую лошадь. Зрелище было презабавное. Я старательно сдерживал подступающий к горлу смех и думал только о том, как бы не фыркнуть слишком громко, когда больше не смогу терпеть, но какой-то слуга догадался помочь, и через некоторое время Энгри хмурился, уже сидя верхом. Остальные гномы поворчали и тоже направились к лошадям, слуги бросились помогать.
Солнце уже поднялось над верхушками сосен, когда мы наконец выехали за ворота замка. Копыта лошадей дружно простучали по длинному каменному мосту через Королевское озеро, окружающее Черный замок. Мост был подъемный и поднимался даже в двух местах — около берега и около ворот замка, но его уже давно не поднимали. Никто не собирался нападать на Черный замок, войны с Фаргордом, самым могущественным королевством, никто не хотел.
Поскольку мой конь Счастливчик бродил где-то в лесу, мне пришлось взять бестолковую гнедую кобылу по имени Искра. Кобыла была эльмарионская, привыкшая к плетке и шпорам и с точки зрения фаргордского воина с дурным нравом. Королевские конюхи прозвали ее Стервой. В Фаргорде не принято бить лошадей, но эта Стерва могла вывести из себя кого угодно. Правда, меня она почему-то слушалась, наверно, потому что была неравнодушна к Счастливчику. Я обычно брал ее с собой на охоту в качестве вьючной лошади. Она ходила за Счастливчиком хвостом, и на нее можно было вообще не обращать внимания, к тому же она не уступала ему в скорости. Но управлять ею было довольно трудно. Она делала вид, что не понимает человеческой речи, и предпочитала поводья, а я терпеть не мог, когда у меня заняты руки. Поэтому, как только мы въехали в лес, я отправился на поиски Счастливчика. Рэди хотел было увязаться за мной, но я сказал, что поскачу очень быстро и он может отстать и заблудиться.
Где надо искать Счастливчика, я догадывался. Не так уж много в окрестностях Черного замка мест, где конь может спокойно попастись. Лес у нас в основном сосновый, под ногами мягкий ковер мха, а трава растет только в Священной дубраве у Русалочьего озера, на Оленьих горах да в березовой роще у Веселой деревни. Я поехал к Русалочьему озеру. На Оленьих горах водилось слишком много диких животных, в том числе и хищных, а Счастливчик хоть и не был трусом, но от всех животных, кроме кобыл, предпочитал держаться подальше. Деревни он тоже не любил, там всегда находились желающие вытянуть бриллиантовую сережку из его левого уха, и ему приходилось поспешно удирать, предварительно расквасив кому-нибудь копытом физиономию. Местные жители знали Счастливчика и не покушались на его собственность, но в Веселой деревне постоянно бывали ярмарки, где собирались бродяги со всего Фаргорда, и мой конь всегда привлекал внимание желающих стянуть крупный бриллиант.
Пустить Искру в галоп было задачей не из легких. Меня всегда возмущало, как эльмарионцы обращаются с лошадьми, но эта кобыла, похоже, другого обращения не понимала. Она трусила рысью, и сколько я ее ни уговаривал, быстрее двигаться не желала. Пришлось наподдать ей как следует каблуками по бокам, только тогда до этого несообразительного животного наконец дошло, что же от него требуется.
Счастливчик старательно освобождал Русалочью поляну от росших на ней ромашек и клевера, кося черным глазом на престарелую русалку, которая сидела на торчащей из воды коряге. Это только в сказках русалки всегда молодые и красивые. На самом же деле существовала по крайней мере одна старая русалка. Она целыми днями сидела на коряге у берега Русалочьего озера, прямо как старушки в деревнях на лавочках возле своих домов. А сколько их еще было там, под водой, вообще неизвестно. Характер у этой старухи был просто несносный. По-моему, сварливостью с ней могли сравниться только старые ведьмы, продающие на ярмарках разные волшебные снадобья, да Роксанд. Старой русалке, видимо, было абсолютно безразлично, на кого ворчать, поэтому она скрипучим голосом распекала Счастливчика.
— Ну никакой совести у тебя нет! Ты эти цветы сажал? Не сажал! А по какому праву ты их рвешь? Вот сейчас поймаю и уволоку на дно озера, будешь знать, как цветы кушать!
Русалка погрозила коню костлявым зеленым кулаком, но ловить его не спешила. Счастливчик любил пастись на этой поляне, и русалки знали его вздорный характер. Никто, кроме меня, не мог к нему подойти без опасения получить копытом.
Когда мы с Искрой выехали на поляну, Счастливчик радостно заржал и поскакал навстречу. Искра внезапно продемонстрировала необычную для себя скорость и в несколько прыжков оказалась рядом с ним. Старая русалка окончательно взбесилась.
— Рикланд! — взвизгнула она. — Мало здесь одной лошади, ты еще вторую привел! Девочкам цветы негде будет собирать. Куда ни ступят, везде твои лошади нагадили! Забирай своего жеребца и уходи! И чтоб я тебя здесь больше не видела!
Отвечать русалке не хотелось. Признаться, я просто не знал, что ей сказать. Все равно Счастливчик будет и дальше пастись на Русалочьей поляне, хочет она этого или нет, и ничего ей с этим не сделать. Но злить старух в мои интересы не входило, поэтому я молча перетащил седло с Искры на Счастливчика и стал затягивать подпругу.
«Интересно, — думал я, — вот сидит эта старая русалка, по воде хвостом лупит, так что брызги фонтаном летят во все стороны. А ведь ночью, когда молодые русалки на поляне танцуют, у них должны быть ноги, как у людей, не на хвостах же им танцевать».
Единственную ночь в году русалки проводят на берегу, никто не знает, когда. Если кто-нибудь в эту ночь оказывается на берегу озера, то пропадает бесследно и уже не может рассказать, когда его угораздило столкнуться с танцующими русалками. Но дотошный Энди прочитал про русалок и их ночные танцы в каком-то фолианте, найденном в библиотеке. Мне вдруг стало ужасно любопытно, действительно ли русалки танцуют по ночам, а если танцуют, то куда девают свои хвосты? Может, снимают, как мы штаны, или используют магию и превращаются в обычных девушек? Вроде бы была какая-то легенда о русалках, которую в детстве нам с братом рассказывала кормилица, но я никак не мог ее вспомнить. А потом я вдруг сообразил, что раз старая русалка так разнервничалась из-за цветочков, то, скорее всего, скоро наступит тот единственный в году день, когда русалки выйдут танцевать на поляну, и у меня будет шанс посмотреть на их чудесные танцы.
— Перестань верещать, — остановил я русалочье словоизвержение. — Я сейчас уеду, только сначала ответь мне на один вопрос. Люди рассказывают, будто русалки умеют танцевать. Это правда?
Лицо старой русалки вдруг расплылось в слащавой улыбке, и она ласково промурлыкала:
— Ах, милый принц хочет посмотреть, как девочки танцуют? Ну конечно, ты же ведь уже мужчина! А я-то, старая, и не заметила, как ты вырос. Приходи на поляну этой ночью! Только приходи один, без своего бешеного коня, без мальчишки-колдуна, без собак и без оружия, если, конечно, не боишься. Придешь?
— Постараюсь, если важных дел не будет. — Я был почти уверен, что приду, но жизнь научила меня ничего никому не обещать. — До встречи! — крикнул я на прощанье, вскочил на Счастливчика и поскакал на звуки Королевской охоты, доносившиеся издали.
Искра бежала следом, я даже не стал привязывать ее к седлу, все равно от Счастливчика она никуда не денется. Уздечку с нее снимать я тоже не стал, Счастливчику она была ни к чему. Все фаргордские кони, кроме уздечки, слушались еще голоса или, если нельзя шуметь, шенкелей, а Счастливчик был вообще выдающейся личностью. Он понимал почти все, что я ему говорил. Поэтому мне даже не пришлось задумываться, какой дорогой лучше проехать, как это было, когда я скакал на Искре. Достаточно было сказать коню:
— Слышишь, Счастливчик, у Оленьих гор собаки лают? Скачи туда, и побыстрее, пожалуйста, а то без меня всю дичь перестреляют. — И Счастливчик вихрем помчался догонять охотников, сам выбирая путь через лес.
Через четверть часа бешеной скачки Счастливчик остановился как вкопанный на еле заметной лесной тропинке, нервно вздрагивая чуткими ноздрями и поводя ушами. Лай собак слышался уже совсем близко. Еще через мгновение из-за деревьев показалась лань. Она бежала прямо на меня. Я с удовольствием подумал о том, как взбесится Имверт, и натянул лук, целясь прямо в темный, полный ужаса глаз.