Глава 15

ШИРОКИЙ ЖЕСТ

Вход на рудники представлял собой дыру в скале высотой в два человеческих роста и такой ширины, что в нем бы могли разъехаться, не зацепившись осями, две королевские кареты. Огромные дубовые ворота были распахнуты настежь, и перед ними сидели прямо на земле, скрестив кривые ноги, и резались в кости два подвыпивших орка. Оружие — пара алебард и две кривые сабли — отдыхало, прислоненное к створкам ворот. Глядя на блаженные физиономии охранников и их полусонные глазки, можно было подумать, что рудники — самое мирное и спокойное место во всем Фаргорде.

— Стой! — лениво крикнул один из орков, когда я направился мимо них внутрь громадной пещеры, которая смутно угадывалась за широкими воротами.

— Куда прешь? Здесь королевские рудники! — подхватил второй.

Разговаривать с орками я считал ниже своего достоинства так же, как и убивать безоружных, поэтому просто не обратил внимания на охрану и продолжил свой путь. Орки прокричали мне вслед что-то невразумительное, кряхтя, поднялись, подхватили оружие и потрусили за мной, вопя во все горло три грязных слова из своего языка, с помощью разнообразных сочетаний которых их раса обычно выражает почти все свои мысли. На крики орков выбежало еще четверо, на ходу надевая шлемы и доставая сабли из ножен. Мне сразу стало весело, особенно после того, как подбежавший ко мне первым орк помчался дальше с той же скоростью, но уже без головы, нелепо размахивая руками. Меня охватил боевой азарт, такое замечательное состояние, когда я совершенно не чувствую усталости, а все вокруг меня движется настолько медленно, что иногда кажется, что все, кроме меня, застыли на месте, а шевелиться способен только я один. Я прикончил остальных орков за несколько коротких мгновений, а потом уже, когда драться стало больше не с кем, подумал, что надо было оставить одного в живых и заставить показывать дорогу, а то самому мне, пожалуй, придется плутать по подземным лабиринтам до скончания жизни. Но все орки, охранявшие вход на рудники, были перебиты, а остальные охранники находились где-то далеко, вероятно, сторожили каторжников, так что мне пришлось обследовать обширные пещеры, именуемые королевскими рудниками, самому.

В огромном подземном зале царил полумрак, рассеиваемый ярким светом, падавшим из входного тоннеля, и чадным пламенем четырех факелов, закрепленных на противоположной от него стене, под каждым из которых темнело прорубленное в породе ответвление. Людей видно не было. В глубине пещеры стояла непривычная тишина, ни пения птиц, ни шума деревьев на ветру, но, прислушавшись, я услышал множество других, непривычных звуков. Откуда-то издали раздавался стук, как будто несколько кузнецов работали одновременно, из ближайшего ко мне левого прохода слышался скрип, шаркающие шаги и звон, кажется, цепей, но уж точно не оружия, а рядом со мной, срываясь с влажного потолка, монотонно падали капли воды. Я снял со стены факел и направился в левый тоннель, откуда доносились шаги.

Вскоре мне встретился изможденный каторжник с глубоко запавшими глазами, редкими грязными волосами и бледной обвисшей кожей. Он толкал перед собой деревянную тележку, полную тускло переливающихся самородков.

— Неплохо! — хмыкнул я. — Это вы за день столько наковыряли? А отец говорит, что ему золота не хватает.

Каторжник остановился и непонимающе уставился на меня.

— Я — принц Рикланд, ищу Гунарта Сильного. Ты не знаешь, где его можно найти?

Вместо того чтобы спокойно ответить, каторжник вдруг бухнулся на колени и начал судорожно целовать мой перепачканный глиной сапог. При этом он так крепко вцепился в мою ногу, что попытки освободиться привели к тому, что я чуть не потерял равновесие.

— О благородный принц, боги услышали мои молитвы и послали тебя! Освободи меня с этой каторги, умоляю! Все говорят, что ты всегда выручаешь безвинно обиженных.

— А ты что, попал на рудники просто за красивые глазки? — спросил я, с трудом выворачивая свою ногу из его цепких пальцев. — Прекрати пачкать мой сапог своими слюнями, он и без того грязный!

Каторжник мне не понравился, у него была самая что ни на есть воровская физиономия, и он до того громко скулил, что вся стража, какая только была на рудниках, должна была услышать и сбежаться на его вопли. К тому же я терпеть не мог подхалимов и еле сдерживался, чтобы не дать ему хорошего пинка. Полосина королевского двора просто тает, когда перед ними вот так пресмыкаются, у меня же такое поведение вызывает только чувство омерзения.

— О благородный принц, я жертва, несчастная жертва, — причитал каторжник, глядя на меня снизу вверх глазами провинившейся собаки. Казалось, у него сейчас появится хвост и он начнет им вилять. — Я был честным купцом, но на мой караван напали разбойники. Все мое добро разграбили, а меня продали на эти проклятые рудники. Освободи меня, и я буду до гроба служить тебе, отдам за тебя жизнь, если прикажешь!

Очень я сомневался, что этот тип может отдать свою жизнь за кого-нибудь вообще и за меня в частности, но за неимением лучшего проводника приходилось довольствоваться этим.

— Ладно, жертва, считай, что в твою историю я поверил. Можешь встать. А теперь скажи, ты знаешь, где мне найти Гунарта Сильного?

— Я думаю, где-нибудь в нижних ярусах. Туда ведет крайний правый тоннель. Я могу показать, где это, я все здесь знаю!

— Хорошо, показывай. Кстати, как тебя зовут?

— Кэттан, благородный принц.

— Ну что ж, Кэттан, вперед, навстречу свободе! — с пафосом воскликнул я и взмахнул мечом. Эффектно получилось, даже тусклые глаза бедолаги Кэттана вспыхнули воинственным огнем.

Я повернулся, чтобы идти дальше на поиски Гунарта Сильного, как вдруг меня остановил отчаянный вопль Кэттана:

— А кандалы! Я не могу идти в этих кандалах! Нужен кузнец. Ты ведь не бросишь меня, правда?

Действительно, ноги каторжника были закованы в цепи. Бросать его я не собирался. Раз уж я сказал, что он свободен, значит, будет свободен! Но как снимают кандалы, я не имел ни малейшего представления, поэтому, вспомнив рассказ Клариса о том, как его освободил Гунарт Сильный, поднатужился и сломал железные браслеты на ногах Кэттана. Тот рассыпался было в похвалах, но я прервал его словоизвержение, и мы отправились выполнять мою клятву.

Кэттан, похоже, знал рудники не хуже, чем я Черный замок. За время, проведенное тут, он успел поработать везде, начиная с самой тяжелой и опасной работы на самых нижних ярусах, где воздух был наполнен ядовитыми газами и свод грозил свалиться на голову каждое мгновение, и кончая той, что считалась самой легкой и престижной, как раз от нее я его и избавил. Гунарта, как предполагал Кэттан, надо было искать в самом низу. Его сила и непокорный нрав были вескими аргументами в пользу этого предположения.

На нижние ярусы рудников вела крутая каменная лестница, начинавшаяся почти у самого входа в правый коридор.

— Это место называют Зачарованная лестница. Если по ней спускаться, у нее тысяча шестьсот семьдесят три ступени, а если подниматься, то тысяча шестьсот семьдесят две. Я сам считал, и не один раз, — сообщил Кэттан. — Лестница построена еще темными эльфами в незапамятные времена.

— А как же вы поднимаете свои тележки с рудой по таким крутым ступеням? — удивился я.

— Для руды есть специальный подъемник, деревянная площадка с веревкой, перекинутой через блок наверху. Когда внизу тянут за веревку, площадка поднимается. Это находится в том коридоре, где осталась моя тележка.

— Пошли-ка обратно, Кэттан, прокатимся с ветерком! — тут же предложил я, уж больно не хотелось пересчитывать ступени бесконечной древней лестницы, да еще к тому же заколдованной.

— Как обратно? Ты с ума сошел! На подъемнике никто не спускается, это опасно, — испуганно запричитал Кэттан.

Мне очень быстро надоело его нытье, и я сказал, что, собственно говоря, обойдусь и без него, а он может оставаться наверху или вообще пусть идет на все четыре стороны. Кэттан размышлял недолго. В один миг сообразив, что первый же надсмотрщик или стражник, которого он встретит, водворит его на место, он заявил, что, хотя и считает меня безрассудным смельчаком, все равно готов идти со мной куда угодно, хоть в брюхо к дракону.

Что уж такое опасное Кэттан нашел в этом спуске, я так и не понял. В Черном замке был примерно такой же лифт, он соединял кухню с обеденным залом, и в детстве я получал бездну удовольствия, катаясь на нем вместе с братом и иногда пугая до полусмерти старую кухарку и ее молоденьких помощниц. Конечно, если бы я отпустил перекинутую через блок веревку, к одному концу которой была привязана площадка лифта, а другой уходил в темную шахту, мы, скорее всего, разбились бы в лепешку. Но я еще не сошел с ума, чтобы так бестолково закончить жизнь. Поэтому мы плавно приземлились, и Кэттан смог наконец открыть свои плотно зажмуренные глаза и облегченно вздохнуть.

Первым, кого я увидел, как только ступил на усыпанный каменной крошкой пол нижнего яруса, был Кларис. Мальчик шел нам навстречу, с усилием толкая перед собой такую же тележку, наполненную золотыми слитками, какая была у Кэттана. Он был таким же худым и грязным, с такими же спутанными волосами, в которых наверняка кишели вши, и даже кашлял точно так же. Сходство было настолько сильным, что я окликнул его по имени:,

— Эй, Кларис!

Мальчишка поднял на меня глаза, и я понял, что это не Кларис. Глаза у него были не серые, а голубые.

— Я не Кларис, — буркнул мальчишка, продолжая толкать свою тележку.

— Постой, парень! — Я поймал его за острый локоть. — Как тебя зовут?

— Нейл, — нехотя ответил мальчишка. — Отпустите меня, дядечка. Если я быстро не вернусь, с меня Упырь шкуру спустит!

— Отпусти его, благородный принц, — вмешался Кэттан. — Пусть продолжает работу. — Увидев, что я собираюсь поговорить с парнишкой, он добавил: — Его жестоко изобьют, если он замешкается. Упырь один из самых безжалостных надсмотрщиков на всех рудниках.

Нейл удивленно посмотрел на Кэттана, потом на меня, молча завез тележку на площадку лифта и повернул обратно.

— Послушай, Нейл, — не выдержал я, — ты не знаешь, где я могу найти Гунарта Сильного?

— А ты что, и вправду принц? — вместо ответа спросил Нейл.

— Правда-правда, — вместо меня ответил Кэттан. — Так что рассказывай все, что знаешь.

— А зачем тебе Гунарт Сильный? — снова спросил Нейл.

— Тебе-то какое дело? — снова упредил меня Кэттан, который, похоже, взялся вести за меня все переговоры. — Если не знаешь, так сразу и скажи.

— Нет, почему, знаю. В Задохлом тупике опять обвал был, так всех сильных мужчин туда отправили, разгребать.

— Тьфу ты, Задохлый тупик — пакостное место, — проворчал Кэттан. — Ладно, мальчик, — он похлопал Нейла по худому плечу, — можешь идти, ты нам больше не нужен, дорогу дальше я и сам найду.

Нейл бегом помчался по коридору, видимо, испугавшись, что задержался, разговаривая с нами.

— Постой, я с тобой! — крикнул я и побежал вдогонку. Почему-то я чувствовал, что мое присутствие там, куда бежит мальчишка, будет просто необходимо. Кэттан затрусил следом, но вскоре отстал.

Прямой как стрела коридор полого уходил вниз. Несколько раз встречались боковые проходы, но Нейл бежал, никуда не сворачивая. Освещения почти не было, только чадящий факел на стене около подъемника да где-то вдали, в самом конце коридора тускло маячил какой-то слабый отблеск. С той стороны доносился приглушенный шум, глухие удары, звон металла и еще какие-то совсем непонятные звуки. Потолок был такой низкий, что мне приходилось время от времени наклоняться, чтобы не удариться головой. Его подпирали полусгнившие деревянные опоры, и меня не оставляло ощущение, что стоит мне посильнее топнуть, и вся скала, находящаяся над нами, тут же обрушится прямо нам на головы. Было невыносимо жарко и душно. Рубашка тут же прилипла к спине, и я испытывал легкую зависть, глядя на обнаженного до пояса Нейла.

Чем ниже мы спускались, тем труднее становилось дышать.

— Как вы можете тут находиться? — удивился я. — Тут же дышать нечем!

— А нас не спрашивают, — буркнул неразговорчивый Нейл.

Он уже не бежал, а еле плелся, да и мне тоже расхотелось спешить. Первый раз в жизни я начал задыхаться от бега. Наконец отблеск в конце коридора приобрел очертания еще одного тусклого факела, в спертом воздухе появился запах человеческого пота и ни с чем не сравнимая, противная вонь орков, коридор резко свернул вправо, и мы оказались в просторной пещере. Пещера была просто забита народом. Люди все, как на подбор, были исключительно грязные, с угрюмыми бородатыми лицами и всклокоченными, нечесаными волосами. Они исступленно колотили по стене кирками, с какими обычно изображают гномов на картинках в эльфийских книгах, а между ними расхаживали несколько орков с длинными кнутами, которыми угощали тех, кто, по их мнению, бил в стену недостаточно увлеченно. Вокруг стоял оглушительный грохот, временами перекрываемый вскриками нерадивых работников, получивших кнутом по спине. Через всю стену проходила толстенная золотая жила, наверно, в локоть шириной, и именно она была причиной всего этого невообразимого шума.

Один из орков с кнутом увидел Нейла и направился к нему. Когда он подошел поближе, стало понятно, что это вовсе не орк, а уродливый сгорбленный человек с невероятно волосатой грудью и гнусным выражением на бородатом лице. У орков бороды не бывает, только это и отличало его от орка. Я сразу догадался, что это и есть тот самый Упырь, которого так боялся Нейл. Если на свете существуют упыри, то, наверно, они выглядят именно так. У него был синюшный оттенок кожи, красные глаза навыкате и зубы, похожие на гнилой покосившийся частокол в покинутой деревне.

Как выяснилось, Нейл опасался не напрасно.

— Сколько можно шляться? — зарычал Упырь. — Небось выдрыхнуться успел за это время!

Он замахнулся кнутом и обрушил бы на спину бедолаги Нейла сокрушительный удар, если бы я вовремя не подставил руку. Кожаный ремень обмотался вокруг запястья, я резко дернул, и кнут оказался у меня. Упырь начал бестолково озираться, не понимая, куда делось его любимое орудие труда, а Нейл так и сидел на корточках, сжавшись в комок, обхватив руками голову и дожидаясь удара. Признаться, я сильно пожалел, что не догадался перерубить кнут мечом вместо того, чтобы подставлять свою многострадальную правую руку. Такого удара от простого кожаного ремня я не ожидал. Вся кожа в том месте, куда пришелся удар, побагровела, вздулась, и каждое движение кистью вызывало резкую боль. Я с сожалением понял, что некоторое время мне придется убивать врагов одной левой.

Упырь недолго оставался в недоумении. Он все еще чувствовал себя хозяином положения, не понимая, что ситуация несколько изменилась. Грязно выругавшись, он выхватил свою кривую саблю и начал размахивать ею перед моим носом и, брызгая слюной, орать:

— А ну-ка дай сюда кнут, ублюдок, или сейчас отправишься к призракам! Я не потерплю, чтобы какой-то сопляк тут распоряжался! Ты что, оглох, мать тво…

Что он думает про мою мать, я дослушивать не стал — быстрым движением левой руки, в которую пришлось переложить меч, перерезал ему горло. Упырь еще больше выпучил глаза, булькнул, медленно осел на пол и, дернувшись, замер. Нейл на четвереньках отполз за мою спину и прижался к стене. Подошел запыхавшийся Кэттан и тоже встал сзади. Кажется, он и вправду собрался отдать за меня жизнь. Оглушительный грохот начал стихать. Каторжники перестали долбить стену, начали перешептываться и поворачивать в нашу сторону изможденные лица, в основном мрачные, но некоторые и со светящейся в глазах надеждой. Надсмотрщики их не подгоняли, они спешили к нам.

— Зря ты ввязался в это дело, принц, — тихо проворчал Кэттан. — Убьют! Надо было сразу в Задохлый тупик идти, там охраны мало, им свое здоровье дороже. А тут точно убьют!

— Я тебя не держу, можешь идти, — равнодушно сказал я, решив, что вряд ли от Кэттана будет польза, когда придется драться.

— Да нет уж, — вздохнул Кэттан. — Видно, судьба моя такая, получить свободу и погибнуть.

— Ладно, старик, не плачь. Отойди, если боишься, и не путайся под ногами. — Я хлопнул Кэттана по плечу, от чего тот почему-то присел, и протянул ему кнут. — Вот, держи, все равно я этой штуковиной пользоваться не умею, а ты, может, отобьешься, если к тебе кто-нибудь прорвется.

Тем временем на меня яростно налетел первый орк, и мне стало не до Кэттана. Надсмотрщиков было не меньше двух десятков, но, к счастью, они больше привыкли иметь дело с покорными, как скот, каторжниками, чем с опытными воинами. Орки подбегали по одному или по двое и, по-моему, только для виду размахивали саблями или кнутами, после чего подставляли шеи, животы или другие части тела под мой меч и падали мертвыми, добавляя к царившей вокруг вони кислый запах орочьей крови. Под кнуты я больше не лез, а аккуратно перерубал их остро отточенным мечом, оставляя на рукоятке ремешки не длиннее локтя. Вконец осмелевший Кэттан деловито оттаскивал трупы в сторону, чтобы они не мешались под ногами.

Последние несколько орков, спешившие из какого-то коридора на другом конце пещеры, повернули обратно, не добежав до меня.

— За подмогой побежали, сейчас стражу приведут, — мрачно предрек Кэттан. Похоже, будущее ему виделось исключительно в черном цвете.

— Дядечка принц, — раздался жалобный голос Нейла. — а ты Гунарта Сильного тоже убьешь?

— Пока не собираюсь. Я хотел дать ему свободу только для этого мне придется сначала найти то место, где его держат. Как, ты сказал, оно называется? Дохлый тупик?

— Задохлый, — поправил Нейл. — Туда попадешь, — задохнешься и сдохнешь, поэтому так и называется. А если я тебя отведу к Гунарту Сильному, ты меня за это отсюда с собой заберешь? Я мог бы тебе служить, я все умею делать!

— Без тебя справимся, — тут же встрял Кэттан. Он определенно не желал, чтобы я имел дело с Нейлом. — Я и сам покажу принцу, где Задохлый тупик.

— А Гунарта Сильного вы там все равно не найдете, — хитро ухмыльнулся Нейл. — Я вас обманул.

— Зачем? — удивился я.

— Я думал, что вы хотите его убить, или отдать призракам, или еще какую-нибудь гадость ему сделать. А в Задохлом тупике действительно обвал был, так там сейчас вообще дышать нельзя. Кто туда заходит, сразу умирает. Вы, конечно, можете на меня злиться, что я вас чуть было не отправил на верную смерть, но без меня вам все равно Гунарта Сильного не найти!

— Не связывайся с ним, принц, — нахмурился Кэттан. — Давай лучше еще у кого-нибудь спросим.

— Какая разница? Если он знает, где Гунарт, пусть покажет.

— Не нужен нам этот мальчишка, — запротестовал Кэттан. — Здесь на рудниках каждая крыса знает, что он вор.

— Это правда, Нейл? — удивился я.

За свою жизнь я встречал нескольких воров. Одному даже случайно сломал руку, когда тот пытался срезать у меня с пояса кошелек. Но Нейл с его ясными голубыми глазами, в отличие от самого Кэттана, совершенно не походил на вора. Да и сам Нейл тут же начал опровергать утверждение Кэттана. Он чуть было не набросился на него с кулаками.

— Сам ты вор! — закричал он. — Я у тебя что, что-нибудь украл? Не верь ему, дядечка принц, врет он все! — В глазах Нейла стояли слезы. — Ну пожалуйста, возьми меня с собой. — Нейл шмыгнул носом.

— Без сопливых обойдусь, — презрительно сказал я. Сам я плакать просто не умел и совершенно не переносил, когда плакали другие. Нейл потерял для меня всякий интерес.

Я окинул взглядом каторжников. После того как охранять их стало некому, они сами занялись своим освобождением. Одни старательно сбивали с ног кандалы, другие уже избавились от цепей, но уходить не спешили, а выжидающе смотрели на меня. Я был уверен, что многие каторжники попали сюда не за преступления, а просто по несчастному стечению обстоятельств. За каждого нового работника начальник охраны рудников платил немалые деньги, и даже мои наемники, не испытывавшие недостатка в деньгах, не упускали случая продать на рудники пленных мужчин из захваченных нами замков. Именно таким образом попал на рудники Гунарт Сильный. Я подумал, что неплохо было бы разобраться, за что попали на рудники эти люди, и отпустить невиновных на волю, но представил, сколько это потребует времени, и мне сразу расхотелось этим заниматься.

Из дальнего коридора послышался стук подкованных железом сапог стражников и звон оружия. Это положило конец моим размышлениям о судьбах окружающих людей, и я громко и вполне по-королевски объявил:

— Эй, народ! Я, Рикланд, наследный принц Фаргорда, объявляю амнистию! Все свободны!

Что тут началось! Вопли восторга слились с лязгом ломаемых кандалов и криками перепуганных или умирающих стражников. Гномьи кирки оказались неплохим оружием, и вскоре шум схватки утих. Бывшие каторжники собрались вокруг меня, кто-то пытался благодарить, слюняво целуя руки и хватаясь за одежду. То и дело раздавались истошные крики:

— Слава принцу Рикланду! Да здравствует король!

Я представил себе, что скажет король, когда узнает, что на золотом руднике не осталось работников, и мне стало как-то не по себе. Но вряд ли я смог бы вернуть все на свои места, даже если бы очень захотел. Толпа собралась немалая, наверное, около сотни человек, и все хотели протиснуться ко мне поближе. «Сейчас меня раздавят, — мелькнуло в голове, — или придется прокладывать себе дорогу мечом». Я огляделся и, заметив неподалеку опрокинутую тележку, вскочил на нее и оглядел толпу. Гунарта Сильного среди освобожденных каторжников видно не было, и что-то подсказывало мне, что найти его самому мне будет не просто.

— Кто-нибудь знает, где мне найти Гунарта Сильного? — Я тщетно пытался перекричать народ, но так и не услышал 'в ответ ничего, кроме радостных возгласов.

Восторги толпы меня особенно не смущали, за свою не очень долгую жизнь я успел вдоволь наслушаться и криков радости, и проклятий. Я прекрасно понимал, что люди не угомонятся, пока не услышат от меня чего-нибудь вроде королевской речи. И почему народ так любит послушать, какой бред приходит в голову особам королевской крови? Лично я терпеть не мог слушать речи, а тем более их произносить, хотя обстоятельства частенько заставляли меня делать и то и другое. Речи отца, к которым он готовился иногда по нескольку дней, я обычно пропускал мимо ушей, а из уроков риторики, по которой всегда имел твердую оценку «неудовлетворительно», я вынес только, что начинать речь, обращенную к народу, следует с фразы: "Мои возлюбленные подданные!» Поэтому, когда какие-нибудь счастливые крестьяне, избавленные мной от своего жестокого лорда, ждали от меня выступления, я нес околесицу, выбалтывал все, что приходило мне в голову. Красноречием я не блистал, но слушатели были без особенных претензий, поэтому мои экспромты воспринимались народом ничуть не хуже тщательно подготовленных речей отца.

Я оглядел обращенные ко мне лица, горящие глаза. Странные люди, взрослые мужчины, некоторые явно сильнее меня, а мало того, что позволили кучке орков запугать себя до полусмерти, так еще и сейчас ведут себя как мальчишки, живущие в окрестностях Черного замка. Те, как увидят меня, сразу начинают орать во всю глотку: «Да здравствует принц Рикланд!» «Придется сказать им несколько слов, а то так ведь и будут кричать, пока не охрипнут, — с тоской подумал я. — Что ж, сам виноват, шел бы себе мимо и не лез не в свое дело».

Я поднял руку, все тут же замолчали и выжидающе уставились на меня. «Вот когда надо спрашивать про Гунарта, — про себя усмехнулся я. — Ладно, не буду разочаровывать восторженную толпу. Вы хотели услышать, как я треплю языком, пожалуйста, получите!»

Тишина стояла полная. Было слышно, как где-то капает вода и шуршат крыльями летучие мыши под сводами пещеры. Хорошо, можно не орать во всю глотку. Я поправил съехавший набекрень золотой обруч и начал:

— Народ Фаргорда! — Фразу «Мои возлюбленные подданные» выжать из себя мне не удалось. Какие они, к демону лысому, возлюбленные — на рудниках-то. К тому же подданные они не мои, а короля. Да и вообще, эта фраза мне никогда не нравилась. — Приветствую вас на свободе!