- Что ты ему сказала?
      Мы остановились возле куста белой сирени, над которым порхали желтые бабочки, и, пытаясь оттереть лиловые узоры с ладони, Жора пояснила:
      - Я сказала, что ставлю крест на своей будущей карьере. Что хочу выйти за тебя замуж и посвятить всю свою жизнь тебе.
      В сиреневом кусте возились и попискивали какие-то маленькие серые птички. С единственного балкона на желтой глухой стене ближайшего дома на нас смотрел брюхатый старик в оранжевой майке.
      - У меня нет московской прописки. Я живу у знакомого в коммунальной квартире. Когда приходит участковый, я прячусь...
      - Куда?
      - Запираюсь в туалете и сочиняю стихи.
      - Прочитай мне хоть одно свое стихотворение.
      - Пожалуйста. "Как приятно в просолнченной выси гоготать, кукарекать и лаять, а потом, спустившись на землю, всё на свете огульно охаять!"
      - Я очень тебя люблю.
      - Я тунеядец...
      - Не беспокойся, мой отец - капитан дальнего плавания. У него хватит денег, чтоб содержать нас. У отца есть дом в Ялте. Мы с тобой поселимся там. Будем ходить на пляж голышом и есть вареную кукурузу...
      Однако у меня были другие намерения. Я планировал сделаться великим поэтом, а потом, конечно, покончить с собой.
      Об этом, в общих словах, я и сообщил Жоре.
      - Жаль, - вздохнула она и вдруг у меня на глазах начала таять...
      Ветер, громыхнув жестяной кровлей, спикировал сверху. Отшвырнув бабочек, смял сиреневый куст. И рассеял прозрачное голубоватое облачко, колеблющееся в воздухе передо мною.
      Я перевел взгляд на старика в оранжевой майке. У него, как, наверное, и у меня, отвисла челюсть, а глаза сделались круглыми и белыми, словно вареные яйца.
      Она таскала в кармане мармелад и имела странное выражение лица. Имя у нее было Жора...
      Великодушный
      Сельская свадьба в полном разгаре. Во дворе на ноябрьском мокром снегу толпятся разгоряченные выпивкой и танцами парни и девки. Курят, громко хохочут. Некто Васька, приехавший из города, замечает стоящий во дворе под старой елью турник. С сигаретой во рту подходит к нему, подпрыгивает, хватается за перекладину и начинает выделывать на турнике чудеса... Смех смолкает. Парни и девки глядят на городского. Все поражены. Вдруг правая рука гимнаста соскальзывает с перекладины, и со всего размаха городской врезается в перекладину лицом. Вначале - взрыв хохота, затем сочувствующие, в основном девичьи, голоса:
      - Разбился! Эй, Васька, ты как?..
      Васька поднимается с земли, выплевывает выбитый зуб, черпает пригоршнями, ест, чавкая, снег.
      Его окружают со всех сторон, уводят в дом. Там за столом гости, не слыша друг друга, орут:
      Ой, мороз, мороз!..
      Не морозь меня!
      Не морозь меня!
      Моего! Коня!!
      Во главе стола - рыжая невеста и чернявый жених. Лицо у новобрачной заплаканное, злое. Жених почти трезв, пытается улыбаться, курит, стряхивая пепел в блюдце.
      - Горько! - кричат за столом.
      Жених и невеста встают, целуются, причем видно, что у невесты огромный живот, а жених щупл, низкоросл, с узкими плечами и широким тазом.
      В сенях, усиленно куря, разговаривают двое пожилых мужиков.
      - Че, он дурак, что ли, на Катьке женится?
      - Мишка? Не, не дурак...
      - А на фига он на ней женится? Дурак...
      - Да не дурак он, тебе говорят...
      - А что?
      - Просто они так договорились: сыграют свадьбу, а потом разойдутся.
      - А для чего?
      - Вишь, она беременная. Неизвестно от кого. Вот, значит, Мишка и женится, чтоб у ребеночка отец был.
      - Вот оно как... Ну, ладно, посмотрим.
      - Поглядим.
      В избе вновь начинаются танцы. Пьяные, потные музыканты бьют в бубен, дуют в пищики, растягивают гармонь. Гости топают ногами в пол и взвизгивают. В общей сутолоке невеста выбирается во двор, идет за дом, наклоняется над низким штакетником, отделяющим огород...
      Освещенный лунным светом, из-за угла дома появляется городской. Оглянувшись, он на цыпочках подкрадывается к молодой и, вдруг обхватив ее обеими руками за плечи, тащит в дровяной сарай.
      Минут через двадцать невеста возвращается в дом. Фаты на ней нет. Рыжая грива вываляна в опилках.
      Общее веселье достигло уже той стадии, когда люди начинают не смеяться - стонать, и всеми вдруг овладевает желание грабить, жечь, убивать...
      Но вместо этого все сидят за столом и ревут хором:
      Я вернусь домой!
      На исходе дня!
      Обниму!
      Жену!
      Напою!! Коня!!!
      - Я видел, - улучив момент, шепотом говорит Михаил новоиспеченной жене.
      - Что?
      - Все.
      - Ну и?
      - Нехорошо, Катя.
      - Знаю.
      ...Они прожили вместе двадцать три года. Выучили дочь на зубного врача, выдали ее замуж.
      Затем Екатерина убила мужа. Способ выбрала какой-то нерусский. Когда Михаил спал, воткнула ему в ухо вязальный крючок.
      На суде убийца сказала:
      - Изменяла я ему на каждом шагу, а он все прощал. Ну, вот и не смогла больше великодушия его вынести... Двадцать три года крепилась, и вдруг не стало мочи! Иссякло терпение, гражданин судья...