Роальд Даль
      Звуковая машина
      Однажды жарким летним вечером Клаузнер прошел через ворота, обогнул дом и очутился в саду. Добравшись до маленького деревянного сарайчика, он отпер дверь и закрыл ее за собой.
      Стены внутри были некрашеные. Слева стоял длинный деревянный верстак, а на нем среди груды проводов и ба-тарей, среди острых инструментов чернел ящик длиною фута в три, похожий на детский гробик.
      Клаузнер подошел к ящику. Крышка у него была под-нята; Клаузнер наклонился и начал копаться в бесконеч-ных цветных проводах и серебряных трубках. Он схватил лежавший рядом листок бумаги, долго рассматривал, поло-жил обратно, заглянул в ящик и снова стал перебирать провода, осторожно подергивая их, чтобы проверить соеди-нения, переводя взгляд с листка на ящик и обратно, прове-ряя каждый провод. За этим занятием он провел почти час.
      Потом он взялся за переднюю стенку ящика, где было три шкалы, и начал настройку. Следя за механизмом внутри, в то же время он тихонько говорил сам с собой, кивал головой, иногда улыбаясь, между тем как его паль-цы продолжали быстро и ловко двигаться.
      - Да... да... Теперь вот это... - говорил он, скривив рот. - Так, так... Но так ли? Да, а где моя схема?.. Ах, вот... Конечно... да, да... Все правильно... А теперь... Хорошо... Да... Да, да, да...
      Он весь ушел в работу, движения у него были быстры-ми, чувствовалось, что он сознает важность своего дела и едва сдерживает возбуждение.
      Вдруг он услышал, что по гравию кто-то идет, выпря-мился и быстро повернулся. Дверь открылась, вошел чело-век. Это был Скотт. Всего лишь доктор Скотт.
      - Ну и ну, - произнес доктор. - Так вот куда вы прячетесь по вечерам!
      - Привет, Скотт, - сказал Клаузнер.
      - Я проходил мимо и решил - зайду-ка узнаю, как вы себя чувствуете. В доме никого не было, и я прошел сюда. Как сегодня ваше горло?
      -Все в порядке. Прекрасно.
      - Ну, раз уж я здесь, я мог бы и сам взглянуть.
      - Пожалуйста, не беспокойтесь. Я здоров. Совершен-но здоров.
      Доктор ощутил некоторую напряженность. Он взгля-нул на черный ящик на верстаке, потом на Клаузнера.
      - Вы так и не сняли шляпу, - заметил он.
      - Да неужели? - Клаузнер поднял руку, стянул шля-пу и положил ее на верстак.
      Доктор подошел поближе и наклонился, чтобы загля-нуть в ящик.
      - Что это? - спросил он. - Вы монтируете приемник?
      - Нет, так кое-что мастерю.
      - Что-то довольно сложное.
      - Да.
      Клаузпер, казалось, был возбужден и озабочен.
      - Но что же это такое? - снова спросил доктор.
      - Да есть тут одна идея.
      - Но все же?
      - Кое-что, воспроизводящее звук, и только,
      - Бог с вами, дружище! Да каких только звуков за целый день работы вы не наслушаетесь?!
      - Я люблю звуки.
      - Похоже на то, - доктор направился было к двери, но обернулся и произнес: - Ну, не буду больше вам ме-шать. Рад слышать, что у вас все в порядке.
      Но он продолжал стоять и глядеть на ящик, очень за интересованный тем, что мог придумать его чудак-па-циент.
      - А в самом деле, для чего эта машина? - спросил он. - Вы пробудили во мне любопытство.
      Клаузнер посмотрел на ящик, потом на доктора. Наступило недолгое молчание. Доктор стоял у двери и, улыба-ясь, ждал.
      - Хорошо, я скажу, если уж вам так интересно.
      Снова наступило молчание, и доктор понял, что Клауз-нер не знает с чего начать. Он переминался с ноги на ногу, трогал себя за ухо, смотрел вниз и наконец медленно заговорил:
      - Дело в том... принцип тут очень простой. Человече-ское ухо... Вы ведь знаете, что оно не слышит всего; есть звуки, высокие или низкие, которые наше ухо не в состоя-нии уловить.
      - Да, - произнес доктор. - Это так.
      - Ну, вот, короче говоря, мы не можем услышать вы-сокого звука с частотой свыше 15 тысяч колебаний в се-кунду. У собак слух гораздо тоньше, чем у нас. Вы знаете, наверно, что можно купить свисток, издающий такие высо-кие звуки, какие вы сами не услышите. А собака тотчас же услышит.
      - Да, я когда-то видел такой свисток, - подтвердил доктор.
      - Конечно, есть звуки и еще более высокие, выше, чем у этого свистка! На самом деле это вибрации, но я привык называть их звуками. Разумеется, вы тоже не мо-жете их услышать. Есть и еще более высокие, еще и еще бесконечная последовательность звуков... Миллион колебаний в секунду... и так далее, насколько хватит чи-сел. Это значит - бесконечность... вечность... за пределы звезд...
      С каждой минутой Клаузнер все больше оживлялся. Он был тщедушным, нервным, его руки находились в не-престанном движении, большая голова склонялась к лево му плечу, словно у него но хватало сил держать ее прямо. Лицо его было безбородое, бледное, почти белое, он носил очки в железной оправе. Выцветшие серые глаза смотре-ли озадачивающе, отрешенно. Это был слабый, жалкий человечек, блеклая человеческая моль. И вдруг она забила крылышками и ожила. Доктор, глядя в это странное блед-ное лицо, в выцветшие серые глаза, почувствовал в этом чудаке что-то неизмеримо чуждое, словно дух его витал где-то очень далеко от тела.
      Доктор ждал. Клаузнер вздохнул и крепко стиснул руки.
      - Мне кажется, - продолжал он теперь уже гораздо свободнее, - что вокруг нас существует целый мир звуков, которые мы не можем слышать. Возможно, там, в неуло-вимо высоких сферах, раздается музыка, полная изыскан-ных гармонических созвучий и страшных, режущих ухо диссонансов. Музыка столь могучая, что свела бы пас с ума, если бы мы только могли ее услышать. А может быть, там нет ничего...
      Доктор все еще стоял, держась за ручку двери.
      - Вот как, - произнес он. - Так вы хотите это прове-рить?
      - Не так давно, - продолжал Клаузнер, - я построил простой прибор, доказывающий, что существует множест-во не слышимых нами звуков. Частенько я наблюдал, как стрелка прибора отмечает в воздухе звуковые колебания, в то время как я сам не слышал ничего. Это именно те звуки, которые я мечтаю услышать. Хочу узнать, откуда они и кто или что их издает.
      - Так эта машина па верстаке и позволит вам их ус-лышать? - спросил доктор.
      - Может быть. Кто знает? До сих пор мне это не уда-валось. Но я внес в нее кое-какие изменения. Сейчас их нужно опробовать. Эта машина, - он прикоснулся к ней, - способна улавливать звуки, слишком высокие для челове-ческого уха, и преобразовывать их в слышимые нами.
      Доктор взглянул на черный, продолговатый, гробообразный ящик.
      - Значит, вы хотите перейти к эксперименту?
      - Да.
      - Ну, что ж, желаю удачи. - Он взглянул на часы. - Боже мой, я должен спешить! До свидания.
      Дверь за доктором закрылась.
      Какое-то время Клаузнер возился с проводкой внутри черного ящика. Потом он выпрямился и взволнованно про-шептал:
      - Еще одна попытка... Вынесем наружу... тогда, может быть... может быть... прием будет лучше.
      Он открыл дверь, взял ящик, не без труда вынес его в сад и осторожно опустил на деревянный столик на лужай-ке. Потом принес из мастерской пару наушников, включил их и поднес к ушам. Движения его были быстрыми и точ-ными. Он волновался, дышал шумно и торопливо, открыв рот. Порой он снова начинал заговаривать сам с собой, уте-шая и подбодряя себя, словно боялся и того, что машина не сработает, и того, что она будет работать.
      Он стоял в саду возле деревянного столика, бледный, маленький, худой, похожий на высохшего, старообразного ребенка в очках. Солнце село. Было тепло, безветренно и ти-хо. С того места, где Клаузнер стоял, он видел через низ-кую ограду соседний сад. Там ходила женщина, повесив через плечо корзинку для цветов. Какое-то время он маши-нально наблюдал за ней. Потом повернулся к ящику на столе и включил свой прибор. Левой рукой он взялся за контрольный переключатель, а правой - за верньер, пере-двигавший стрелку на полукруглой шкале, вроде тех, ка-кие бывают у радиоприемников. На шкале виднелись циф-ры - от пятнадцати тысяч до миллиона.
      Он снова нагнулся над машиной, склонивши голову на-бок и внимательно прислушиваясь, а потом правой рукой начал поворачивать верньер. Стрелка медленно двигалась по шкале В наушниках время от времени слышалось сла-бое потрескивание - голос самой машины. И больше ни-чего.
      Прислушавшись, он ощутил что-то странное. Будто его уши вытянулись, поднялись вверх и будто каждое соеди-нено с головой тонким, жестким проводом, который все удлиняется, а уши уплывают все выше и выше, к некоей таинственной, запретной области ультразвуков, где они никогда еще не были и, по мнению человека, не имеют
      права быть.
      Стрелка продолжала медленно ползти по шкале. Вдруг он услышал крик страшный, пронзительный крик. Вздрогнул, уронил руки, оперся о край стола. Огляделся, словно ожидая увидеть существо, испустившее этот вопль. Но вокруг не было никого, кроме женщины в соседнем са-ду. Кричала, конечно, не она. Нагнувшись, она срезала чайные розы и клала их в корзинку.
      Крик повторился снова - зловещий, нечеловеческий звук, резкий и короткий. В этом звуке был какой-то минор-ный, металлический оттенок, какого Клаузнер никогда не
      слышал.
      Клаузнер снова огляделся, пытаясь понять, кто же кри-чит. Женщина в саду была единственным живым сущест-во в поле его зрения.
      Он увидел, как она нагибается, берет в пальцы сте-бель розы и отрезает его ножницами. И снова услышал
      короткий вопль.
      Крик раздался как раз в то мгновение, когда женщина
      перерезала стебель.
      Она выпрямилась, положила ножницы в корзинку и со-бралась уходить.
      - Миссис Саундерс! - громко, в волнении закричал
      Клаузнер. - Миссис Саундерс!
      Обернувшись, женщина увидела своего соседа, стояв-шего на газоне, странную фигуру с наушниками на го лове, размахивающую руками; он окликнул ее таким прон-зительным голосом, что она даже встревожилась.
      - Срежьте еще одну! Срежьте еще одну, скорее, про-шу вас!
      Она стояла, словно окаменев, и всматривалась в него. Миссис Саундерс всегда считала, что ее сосед большой чу-дак. А сейчас ей казалось, что он и вовсе сошел с ума. Она уже стала прикидывать, не побежать ли ей домой, чтобы вызвать мужа. "Но нет, - подумала она, - уж до-ставлю ему такое удовольствие".
      - Конечно, мистер Клаузнер, если вам так хочется. Она взяла ножницы из корзинки, наклонилась и среза-ла розу.
      Клаузнер снова услышал в наушниках этот необычный вопль. Он сорвал наушники и подбежал к ограде, разде-лявшей оба сада.
      - Хорошо, - произнес он. - Достаточно. Но больше не нужно. Умоляю вас, больше не нужно!
      Женщина замерла, держа в руке срезанную розу, и смотрела на него.
      - Послушайте, миссис Саундерс, - продолжал он. - Я сейчас скажу вам такое, что вы и не поверите.
      Он оперся на ограду и сквозь толстые стекла очков стал всматриваться в лицо соседки.
      - Сегодня вечером вы нарезали целую корзинку роз. Острыми ножницами вы кромсали плоть живых существ, и каждая срезанная вами роза кричала самым необычным голосом. Знали ли вы об этом, миссис Саундерс?
      - Нет, - ответила она. - Конечно, я ничего не знала.
      - Так вот, это правда. - Он старался совладать со своим волнением. - Я слышал, как они кричали. Каждый раз, когда вы срезали розу, я слышал крик боли. Очень высокий звук - примерно 132 тысячи колебаний в секунду. Вы, конечно, не могли его услышать, но я - я слышал.
      - Вы и вправду его слышали, мистер Клаузнер? - Она решила как можно быстрее ретироваться.
      - Вы скажете, - продолжал он, - что у розового кус-та нет нервной системы, которая могла бы чувствовать, нет горла, которым можно было бы кричать. И вы будете пра-вы. Их нет. Во всяком случае, таких, как у нас. Но откуда вы знаете, миссис Саундерс... - Он перегнулся через огра-ду и шепотом взволнованно заговорил: - Откуда вы знае-те, что розовый куст, у которого вы срезаете веточку, не ощущает такой же боли, как вы, если бы вам отрезали ру-ку садовыми ножницами? Откуда вы это знаете? Куст
      живой, разве не так?
      - Да, мистер Клаузнер. Конечно, так. Доброй ночи. Она быстро повернулась и побежала к дому. Клаузнер вернулся к столу, надел наушники и опять принялся слу-шать. Снова он слышал только неясное потрескивание и жужжание самой машины. Наклонился, двумя пальцами взял за стебелек белую маргаритку, росшую на газоне, и медленно тянул, пока стебелек не оторвался.
      С того момента, как он начал тянуть, и пока стебелек не оторвался, он слышал - явственно слышал в наушни-ках - странный, тонкий, высокий звук, какой-то совсем неживой. Он взял еще одну маргаритку, и снова повтори-лось то же. Он снова услышал крик, но на этот раз не был уверен, что в нем выражается боль. Нет, это была не боль. Скорей удивление. Но так ли? Похоже, что в этом крике не ощущалось никаких эмоций, знакомых человеку. Это был попросту крик, бесстрастный и бездушный звук, не выражающий никаких чувств. Так было и с розами. Он ошибся, назвав этот звук криком боли. Куст, вероятно, не ощущал боли, а что-то другое, неизвестное нам, чему нет
      даже названия.
      Он выпрямился и снял наушники. Сгущались сумерки, и только полоски света из окон прорезали темноту.
      На следующий день Клаузнер вскочил с постели, чуть только рассвело. Он быстро оделся и кинулся прямо в мас терскую. Взял машину и вынес, прижимая к груди обеими руками. Идти с такой тяжестью было трудно. Он миновал дом, открыл калитку и, перейдя улицу, направился к парку.
      Там он остановился и огляделся, потом продолжил путь. Дойдя до огромного бука, остановился и поставил ящик на землю, у самого ствола. Быстро вернулся домой, взял в са-рае топор, принес в парк и тоже положил у ствола дерева.
      Потом он снова огляделся, явно нервничая. Вокруг ни-кого не было. Стрелка часов приближалась к шести.
      Он надел наушники и включил прибор. С минуту при-слушивался к уже знакомому топкому жужжанию. Потом поднял топор, пошире расставил ноги и изо всех сил уда-рил по стволу дерева. Лезвие глубоко ушло в кору и за-стряло. В самый момент удара он услышал в наушниках необычайный звук. Этот звук был совершенно новый, не похожий ни па что, до сих пор слышанное. Глухой, гулкий, низкий звук. Не такой короткий и резкий, какой издавали розы, но протяжный, как рыдание, и длившийся не менее минуты; наибольшей силы он достиг в момент удара топо-ром и постепенно затихал, пока вовсе не исчез.
      Клаузнер в ужасе вглядывался туда, где топор глубоко ушел в толщу дерева. Потом осторожно взялся за топор, высвободил его и бросил наземь. Прикоснулся пальцами к глубокой ране па стволе и, стараясь сжать ее, шептал:
      - Дерево... ах, дерево... прости... мне так жаль... но это заживет, обязательно заживет...
      С минуту он стоял, опершись на ствол, потом повернул-ся, побежал через парк и исчез в своем доме. Подбежал к телефону, набрал номер и стал ждать. Он услышал гу-док, потом щелчок - взяли трубку - и заспанный муж-ской голос;
      - Алло, слушаю!
      - Доктор Скотт?
      - Да, это я.
      - Доктор Скотт, вы должны сейчас же прийти ко мне.
      - Кто это?
      - Клаузнер. Помните, я вам вчера рассказывал о сво-их опытах и о том, что надеюсь...
      - Да, да, конечно, но в чем дело? Вы заболели?
      - Нет, я здоров, но...
      - Полседьмого утра, - сказал доктор, - а вы мне зво-ните, хотя здоровы.
      - Приходите, сэр. Приходите поскорее. Я хочу, чтобы кто-нибудь это услышал. Иначе я с ума сойду! Я просто не
      могу поверить, что...
      Доктор уловил в его голосе почти истерическую нотку, совсем такую же, как в голосах тех, кто будил его крика-ми: "Несчастный случаи! Приходите немедленно!"
      Он спросил:
      - Так вам действительно нужно, чтобы я пришел?
      - Да - и немедленно!
      - Ну, хорошо, я приду.
      Клаузнер стоял у телефона и ждал. Он старался вспом-нить, как звучал крик дерева, но не мог. Вспомнил только, что звук наполнил его ужасом. Он пытался представить себе, как кричал бы человек, если бы он стоял вот так, не-подвижно, а кто-нибудь намеренно вонзил бы ему в ногу острое лезвие, и оно заклинилось бы в ране. Это был бы такой же крик? Нет. Совсем иной. Вопль дерева был страшнее всех слышанных им когда-либо людских воп-лей - именно потому, что он был такой сильный и без-звучный.
      Он начал размышлять о других живых созданиях. Тот-час же ему представилось поле спелой пшеницы, по кото-рому идет косилка и режет стебли, по пятисот стеблей в секунду. Боже мой, какой это вопль! Пятьсот растений вскрикивают одновременно, а потом еще пятьсот, и так каждую секунду. Нет, подумал он, я ни за что не выйду со своей машиной в поле во время жатвы. Мне бы потом ку-сок хлеба не пошел в рот. А что с картофелем, с капустой, с морковью и луком? А яблоки? С яблоками другое дело, когда они опадают, а не сорваны с веток. А с овощами - нет. Картофель, например. Он-то уж наверняка будет кри-чать...
      Послышался скрип старой калитки. Клаузнер увидел на дорожке высокую фигуру доктора с черным саквояжем в руке.
      - Ну? - спросил доктор. - В чем дело?
      - Пойдемте со мной, сэр. Я хочу, чтобы вы услышали. Я вызвал вас потому, что вы - единственный, с кем я го-ворил об этом. Через улицу, в парк. Идемте.
      Доктор взглянул на него. Теперь Клаузнер казался спо-койнее. Никаких признаков безумия или истерии. Он был только взволнован и чем-то поглощен.
      Они вошли в парк. Клаузнер подвел доктора к огромно-му буку, у подножия которого стоял черный продолгова-тый ящик, похожий на маленький гроб. Рядом лежал топор.
      - Зачем вам все это?
      - Сейчас увидите. Пожалуйста, наденьте наушники и слушайте. Слушайте внимательно, а потом расскажите мне подробно, что вы слышали. Я хочу удостовериться...
      Доктор усмехнулся и надел наушники.
      Клаузнер наклонился и включил прибор. Потом взмах-нул топором, широко расставив ноги. Он приготовился к удару, но на мгновение замер: его остановила мысль о кри-ке, который должно издать дерево.
      - Чего вы ждете? - спросил доктор.
      - Ничего, - ответил Клаузнер.
      Он замахнулся и ударил по дереву. Ему почудилось, будто земля вздрогнула у него под ногами, - он мог бы по-клясться в этом. Словно корни дерева шевельнулись под землей, но было уже слишком поздно.
      Лезвие топора глубоко вонзилось в дерево и засело в нем. И в тот же миг высоко над их головами раздался треск, зашелестели листья. Оба взглянули вверх, и доктор крикнул:
      - Эй! Бегите скорее!
      Сам он сорвал с головы наушники и кинулся прочь, но Клаузнер стоял как зачарованный, глядя на огромную ветвь, длиною не меньше шестидесяти футов, медленно клонящуюся все ниже и ниже; она с треском отщеплялась в самом толстом месте, там, где соединялась со стволом. Б последний момент Клаузнеру удалось отскочить. Ветвь рухнула прямо на машину и смяла ее.
      - Боже мои! - вскричал доктор, подбежав. - Как близко! Я думал, вас раздавит!
      Клаузнер смотрел на дерево. Его большая голова скло-нилась набок, а на бледном лице запечатлелись напряже-ние ц страх. Он медленно подошел к дереву и осторожно вытащил топор из ствола.
      - Вы слышали? - едва внятно спросил он, оборачива-ясь к доктору.
      Доктор все еще не мог успокоиться.
      - Что именно?
      - Я про наушники. Вы слышали что-нибудь, когда я
      ударил топором?
      Доктор почесал за ухом.
      - Ну, - сказал он, - по правде говоря... - Он умолк, нахмурился, закусил губу. - Нет, я не уверен. Наушники держались на моей голове не больше секунды после удара.
      - Да, да, но что вы слышали?
      - Не знаю, - ответил доктор. - Я не знаю, что я слы-шал. Вероятно, звук ломающейся ветви.
      Он говорил быстрым, раздраженным тоном.
      - Какой это был звук? - Клаузнер подался вперед, впиваясь в него взглядом. - Скажите в точности, какой это
      был звук?
      - Черт побери! - рассердился доктор. - Я и в самом деле не знаю. Я больше думал о том, чтобы убежать отту-да. И довольно об этом!
      - Доктор Скотт, что именно вы слышали?
      - Ну подумайте сами, откуда я могу это знать, когда на меня падало полдерева и мне нужно было спасаться? Клаузнер стоял, не двигаясь, глядя на доктора, и доб-рых полминуты не произносил ни слова. Доктор шевель-нулся, пожал плечами и собрался уходить.
      - Знаете что, давайте лучше вернемся, - сказал он.
      - Взгляните, - заговорил вдруг Клаузнер, и его блед-ное лицо внезапно залил румянец. - Взгляните, доктор. Зашейте это, пожалуйста. - Он указал на след топора. - Зашейте поскорее.
      - Не говорите глупостей, - отрезал доктор.
      - Сделайте то, что я говорю. Зашейте.
      - Не говорите глупостей, - повторил доктор. - Я не могу зашить дерево. Ну, пошли.
      - Так вы не можете зашить?
      - Конечно. - А у вас в чемодане есть йод?
      - Да.
      - Так смажьте рану йодом. Все-таки поможет.
      - Послушайте, - сказал доктор, снова порываясь уй-ти, - не будьте смешным. Вернемся домой и...
      - Смажьте рану йодом!
      Доктор заколебался. Он увидел, что рука у Клаузнера сжалась на рукояти топора.
      - Хорошо, - сказал он. - Я смажу рану йодом.
      Он достал склянку с йодом и немного ваты. Подошел к дереву, откупорил склянку, налил на вату йод и тщатель-но смазал разрез. Краем глаза он следил за Клаузнером, который стоял с топором в руке, не шевелясь, и наблюдал за его действиями.
      - А теперь другую рану, вот здесь, повыше. Доктор повиновался.
      - Ну, готово. Этого вполне достаточно.
      Клаузнер подошел и внимательно осмотрел обе раны.
      - Да, - произнес он. - Да, этого вполне достаточно. - Он отступил на шаг. - Завтра вы придете снова осмот-реть их.
      - Да, - сказал доктор. - Разумеется.
      - И опять смажете йодом?
      - Если будет необходимо, смажу.
      - Благодарю вас. сэр
      Клаузнер снова кивнул, выпустил из рук топор и вдруг улыбнулся.
      Доктор подошел к нему, осторожно взял под руку а сказал:
      - Идемте, нам пора.
      И оба молча зашагали по парку, торопясь домой.