- Нет, не то чтобы новая, но не старше шестидесяти.
      - Нет, старше, - настаивал Рамминс. - Берт, где та бумажка, которую ты откопал в глубине одного ящика? Ну, помнишь, старый счет.
      Парень продолжал глядеть на отца с бессмысленным видом.
      Мистер Боггис открыл было рот, но тут же закрыл его, не произнеся ни звука. Его начало буквально колотить от волнения, и, чтобы успокоиться, он отошел к окну и уставился на упитанную коричневую курицу, рывшуюся на заднем дворе в поиске зерен.
      - Бумажка лежала в глубине ящика под кучей силков для кроликов, повторил Рамминс. - Иди достань и покажи пастору.
      Когда Берт шагнул к комоду, мистер Боггис обернулся. Он просто не мог не наблюдать за ним. Берт вытащил один из больших ящиков в средней части комода, и мистер Боггис отметил, как дивно скользит ящик. Он увидел, как Берт запустил руку внутрь и начал шарить среди всяких проволочек и бечевок.
      - Эта, что ли? - Берт поднял вверх сложенную пожелтевшую бумагу и отдал отцу, который развернул ее и поднес к самым глазам.
      - Только не говорите мне, будто эта писанина не старая. - С этими словами Рамминс протянул бумагу мистеру Боггису, который и взял ее трясущейся рукой. Бумага уже сделалась хрупкой и слегка затрещала под его пальцами. На ней длинным наклонным каллиграфическим почерком стояло:
      "Счет
      Эдуарду Монтагю, эсквайру,
      от Томаса Чиппендейла
      за большой стол-комод древесины самого превосходного качества, с богатой резьбой, поставлен на ноги с продольными желобами, два длинных хорошей формы ящика в средней части и по два таких же по сторонам, богатой чеканки медные ручки и орнаменты, вся работа выполнена с отменным вкусом..... 87 фунтов".
      Мистер Боггис крепился изо всех сил, стараясь подавить возбуждение, которое как смерч крутилось у него внутри, вызывая головокружение. Бог ты мой, это же замечательно! Благодаря счету цена поднимается еще выше. Сколько же за него можно теперь выручить? Двенадцать тысяч фунтов? Четырнадцать? Может, пятнадцать или даже двадцать? Как знать?
      Потрясающе!
      Он небрежным жестом бросил бумагу на стол и сухо сказал:
      - В точности как я вам и говорил - подделка викторианской эпохи. А это просто описание, которое продавец, сам делавший комод и выдававший его за старину, дал своему покупателю. Я много таких видел. Заметьте - он не говорит, что сам делал вещь. Иначе он выдал бы себя.
      - Говорите что хотите, - провозгласил Рамминс, - а документ старый.
      - Конечно, конечно, дорогой друг. Викторианский, поздневикторианский. Примерно восемьсот девяностого года. Стало быть, комоду шестьдесятсемьдесят лет. Я таких сотни видел. Как раз в те годы многие краснодеревцы только и делали, что занимались подделкой изысканной мебели прошлого века.
      - Послушайте, пастор, - Рамминс наставил на мистера Боггиса толстый грязный палец, - не скажу, что вы мало чего смыслите в мебельном деле, а только вот что: откуда вы так уверены, что это подделка? Вы даже не видали, чего там под краской!
      - Идите-ка сюда, - сказал мистер Боггис. - Идите сюда, я вам кое-что покажу. - Он постоял около комода, поджидая, пока все придвинутся ближе. Так, есть у кого-нибудь нож?
      Клод протянул складной нож с роговой ручкой, мистер Боггис взял его и открыл самое маленькое лезвие. Потом с кажущейся небрежностью, а на самом деле с крайней осторожностью, выбрав одно маленькое местечко на столешнице, принялся счищать белую краску. Краска отходила легко со старинной затвердевшей полированной поверхности. Подчистив примерно три квадратных дюйма, он отступил на шаг и сказал:
      - А теперь смотрите сами!
      Какое оно было красивое, это пятнышко, излучавшее тепло настоящего красного дерева, светившееся, как топаз, глубоким темным цветом своих двухсот лет.
      - Ну и что с ним не так? - вопросил Рамминс.
      - А то, что древесина была специально обработана! Это всякому видно.
      - И откуда вам это видно, мистер? Ну-ка скажите нам.
      - Да, не скрою, объяснить это довольно трудно. Это дело опыта. Мой опыт говорит мне, что, вне всякого сомнения, древесина была обработана известью. Ее используют для того, чтобы придать красному дереву темный, будто бы потемневший от возраста цвет. Для дуба используют калиевы соли, для каштана - азотную кислоту, для красного дерева всегда употребляют известь.
      Троица придвинулась поближе, чтобы всмотреться в дерево. У них явно пробудился некоторый интерес. Всегда ведь заманчиво услышать о каком-то новом способе обмануть или смошенничать.
      - Вглядитесь внимательно в текстуру. Видите оттенок оранжевого среди темновато-коричневого? Это и есть признак обработки известью.
      Они по очереди пригнулись вперед, буквально прижав нос к дереву, сперва Рамминс, потом Клод, затем Берт.
      - Ну и еще есть патина, - продолжал мистер Боггис.
      - Что-что?
      Он объяснил им значение этого слова применительно к мебели.
      - Дорогие мои друзья, вы и представить себе не можете, на что только не пускаются эти негодяи, чтобы имитировать прекрасную стойкую бронзового цвета настоящую патину. Ужасно, просто ужасно, мне противно даже говорить об этом.
      Он прямо брызгал слюной, с таким ожесточением срывались слова с его языка, он кривил губы, изображая свое крайнее отвращение. Трое молчали в ожидании новых откровений.
      - Сколько времени и усилий готовы потратить иные, дабы обмануть доверчивых! - воскликнул мистер Боггис. - Возмутительно! Знаете ли, что они вытворяли с этой вещью, друзья мои? Я прослеживаю их действия с точностью. Я буквально вижу, как они это делают, вижу долгий сложный процесс: как они натирают дерево льняным маслом, покрывают его умело окрашенной французской полировкой, шлифуют пемзой и маслом, втирают пчелиный воск с примесью пыли и грязи и, наконец, нагревают, чтобы полировка потрескалась и приобрела двухсотлетний вид! Я просто не могу спокойно взирать на такое мошенничество.
      Троица продолжала пялить глаза на кусочек темного дерева.
      - Потрогайте! - потребовал мистер Боггис. - Положите на это местечко пальцы. Ну? Как вам кажется - теплое оно или холодное?
      - Холодное, - ответил Рамминс.
      - Именно, друг мой! А все дело в том, что поддельная патина на ощупь всегда холодная. Настоящая же почему-то имеет теплый оттенок.
      - Да она нормальная, - запротестовал Рамминс, готовый затеять спор.
      - Нет, сэр, холодная. Но тут, конечно, требуется палец с тренированной чувствительной кожей, чтобы вынести правильное суждение. От вас же нельзя требовать, чтобы вы судили об этом, как от меня - судить о качестве вашего ячменя. Все в жизни, дорогой сэр, решает опыт.
      Слушатели уже не с такой подозрительностью глядели на этого странного круглолицего пучеглазого священника, потому что он и в самом деле вроде бы разбирался в мебельном деле. Но о доверии к нему еще не было и речи.
      Мистер Боггис нагнулся и указал на одну из металлических ручек.
      - Вот и еще одно место, над которым работают подделыватели, - заметил он. - У старой меди обычно свой особый цвет и особые свойства. Известно ли это вам?
      Они не спускали с него глаз, ожидая от него раскрытия все новых секретов.
      - Беда только в том, что они научились чрезвычайно искусно подделывать старую медь. В сущности, придают ей почти полное сходство со старой. Невозможно отличить старую медь от поддельной. Не скрою, мне приходится в таких случаях только гадать. Так что нет смысла соскабливать краску с ручек. Нам это ничего не даст.
      - Как это можно сделать, чтобы новая мебель казалась старой? - подал голос Клод. - Медь-то не ржавеет.
      - Вы совершенно правы, друг мой. Но у этих мерзавцев есть свои тайные способы.
      - Какие, к примеру? - не отставал Клод. По его мнению, любые сведения практического свойства были полезны. Как знать - вдруг да пригодится.
      - Все, что требуется, - продолжал мистер Боггис, - это положить ручки на ночь в ящик со стружками красного дерева, пропитанными нашатырем. Металл от нашатыря зеленеет, но, если стереть зелень, под ней обнаружится нежный серебристый блеск, свойственный очень старой меди. Ох, какие они творят бессовестные штуки! А вот с железом они проделывают другой фокус.
      - А что они делают с железом? - осведомился завороженно слушавший Клод.
      - Ну, с железом проще. Железные замки, пластинки, дверные петли попросту погружают в обыкновенную соль, и они становятся изъеденными ржавчиной и щербинами.
      - Ладно, - сказал Рамминс, - значит, вы признаете, что про ручки не можете сказать точно. Так почем вы знаете - может, им не одна сотня лет. Правильно?
      - Э-э-э, - понизив голос, проговорил мистер Боггис, вперив в Рамминса выпуклые карие глаза. - Вот тут-то вы и ошибаетесь. Глядите.
      Из кармана своего пасторского пиджака он достал маленькую отвертку. И при этом (хотя никто этого не заметил) достал маленький медный шурупчик, который зажал в ладони. Затем он выбрал один из шурупов на ручке ящика (а каждая ручка была привинчена в четырех местах) и принялся осторожно соскабливать следы белой краски с головки. Покончив с этим, он стал медленно вывинчивать шуруп, приговаривая:
      - Если это настоящий старинный медный шуруп восемнадцатого века, винтовая линия будет слегка неровная, и вы ясно увидите, что ее нарезали напильником вручную. Но если медь - подделка более позднего периода, викторианского или еще позднее, тогда и шуруп будет, естественно, изделием машинного, массового производства того же времени. Любой отличит шуруп, сделанный машинным способом. Так, сейчас поглядим.
      Мистеру Боггису не составило труда, вытаскивая старый шуруп, подменить его новым, зажатым в ладони. Это был еще один маленький трюк собственного изобретения, и мистер Боггис уже не один год пользовался им с большим успехом. В карманах его пасторской одежды всегда содержался запас дешевых медных винтиков различных размеров.
      - Пожалуйста. - Он протянул Рамминсу новенький шурупчик. - Рассмотрите его. Замечаете абсолютно ровную резьбу? Видите? Конечно видите. Обыкновенный дешевый шуруп, какой, вы сами можете сегодня купить в любой сельской давке.
      Шуруп обошел всех троих по очереди, и каждый внимательно изучил его. Теперь даже Рамминс находился под впечатлением увиденного.
      Мистер Боггис положил отвертку назад в карман вместе с шурупом тонкой ручной выделки, вывинченным из ручки комода, после чего повернулся и медленно пошел мимо троих к выходу.
      - Мои дорогие друзья, - сказал он, помедлив у двери в кухню, - вы проявили такую доброту, дав мне заглянуть в ваш славный домик, такую доброту. Право, я очень надеюсь, что не наскучил вам до смерти.
      Рамминс, изучавший шуруп, поднял голову.
      - Вы нам так и не сказали, сколько вы хотели предложить за него.
      - Ах да, - спохватился мистер Боггис. - Совершенно верно. Кажется, и вправду не сказал. Что ж, если говорить откровенно, боюсь, с ниш было бы слишком много возни. Пожалуй, я оставлю эту затею.
      - Но сколько бы вы дали?
      - Вы имеете в виду, что на самом деле готовы с ним: расстаться?
      - Я не сказал, что хочу расстаться. Я спросил - сколько бы вы дали?
      Мистер Боггис бросил издали взгляд на комод, склонил голову на одну сторону, потом на другую, нахмурил брови и вытянул вперед губы, затем пожал плечами и небрежно махнул рукой, будто говоря, а стоит ли эта вещь того, чтобы над ней раздумывать?
      - Ну, скажем... десять фунтов. Достаточно, я думаю.
      - Десять фунтов! - воскликнул Рамминс, - Ну уж не смешите меня, пастор, сделайте одолжение!
      - Да он как дрова дороже стоит! - с досадой добавил Клод.
      - Вы на квитанцию поглядите. - Рамминс с таким ожесточением тыкал в драгоценный документ грязным пальцем, что мистер Боггис не на шутку встревожился. - Тут точно сказано, сколько он стоит! Восемьдесят семь фунтов! И это когда он новый был. Теперь он старинный, теперь он вдвое дороже стал!
      - Извините, сэр, ничего подобного. Это всего лишь неважная имитация. Но так и быть, мой друг... я поступаю опрометчиво, но ничего не могу с собой поделать... я готов поднять цену до пятнадцати фунтов. Что скажете?
      - Пятьдесят, - отозвался Рамминс.
      Восхитительный трепет иголочками пробежал сверху вниз по ногам мистера Боггиса и пронизал подошвы. Так, все. Комод его. Никаких сомнений. Однако привычка покупать все дешево, так, чтобы дешевле некуда, приобретенная за годы нужды и практики, была так сильна, что не позволила ему сдаться так просто.
      - Дружище, - почти шепотом проговорил он, - мне ведь нужны только ноги. Возможно, когда-нибудь я использую и ящики, но все остальное, как справедливо заметил ваш приятель, это дрова, только и всего.
      - Давайте тридцать пять, - упорствовал Рамминс.
      - Не могу, сэр, ну никак не могу! Вещь того не стоит. И я вообще не должен был позволять себе торговаться так из-за цены. Это нехорошо. Делаю последнее предложение и ухожу. Двадцать фунтов.
      - Согласен, - рявкнул Рамминс. - Он ваш.
      - О Господи. - Мистер Боггис сжал руки. - Опять я не устоял. Я не должен был все это начинать.
      - Нет, пастор, на попятный у вас не получится. Сделка есть сделка.
      - Да, я знаю, знаю.
      - Как вы его заберете?
      - Сейчас, дайте подумать. Может быть, если я заеду на моей машине во двор, вы согласитесь помочь мне погрузить его, господа?
      - В машину? Да он в жизни в машину не влезет! Тут нужен грузовик!
      - Не думаю. Во всяком случае, попробуем. Моя машина осталась на дороге. Сию минуту я приведу ее. Уверен, мы справимся.
      Мистер Боггис вышел во двор, потом в ворота и направился по длинной широкой тропе, которая вела через поле к главной дороге.
      Его разбирал неудержимый смех, внутри было ощущение, будто в животе у него возникают сотни крохотных пузырьков и, поднимаясь вверх, весело лопаются в голове, точно шипучка. Все лютики в поле внезапно обратились в золотые соверены и поблескивали на солнце. Луг был весь усыпан ими, мистер Боггис даже свернул на траву, чтобы идти среди них, ступать по ним и слышать металлический звон, когда он поддает их носком башмака. Он с трудом удерживался, чтобы не бежать бегом. Но ведь священникам бегать не полагается, они ходят медленно. Иди медленно, Боггис. Спокойнее, Боггис. Спешить незачем. Комод твой! Твой - за двадцать фунтов, а стоит он пятнадцать-двадцать тысяч! Комод Боггиса! Через десять минут его погрузят в твою машину, он с легкостью поместится там, и ты поедешь назад, в Лондон, и будешь распевать всю дорогу! Мистер Боггис везет комод Богтиса в машине Боггиса домой. Историческое событие. Чего бы не дал газетчик за возможность сделать такой снимок! А не надо ли устроить это? Да, пожалуй, надо. Подождем, увидим. О, дивный день! О, чудный солнечный летний день! О, хвала Всевышнему!
      Тем временем на ферме Рамминс говорил:
      - Видали, старый шельмец выложил двадцать фунтов за старый хлам.
      - А вы ловко все провернули, мистер Рам, - похвалил его Клод. Думаете, он заплатит
      - А мы не погрузим комод, пока он не отдаст деньги.
      - А что как комод не влезет в машину? - усомнился Клод. - Знаете, что я думаю, мистер Рамминс? Хотите знать мое мнение? Я думаю, этот урод не влезет в его машину, он чересчур большой. И что тогда? Тогда он пошлет комод к черту и уедет без него, и больше вы его не увидите. И денег тоже. Не так уж он его хочет, по-моему.
      Рамминс молчал, обдумывая эту новую, тревожную перспективу.
      - Ну как такая махина может поместиться? - безжалостно продолжал Клод. - У священников больших машин не бывает. Вы когда-нибудь видали священника с большой машиной, мистер Рамминс?
      - Вроде нет.
      - То-то и оно! А теперь послушайте. У меня есть одна идея. Он ведь нам сказал, что ему нужны только ноги. Сказал ведь? Значит, надо быстренько отпилить их прямо сейчас, пока он не вернулся. Тогда они наверняка влезут в машину. А мы зато избавим его от хлопот, и ему не придется отрубать ноги самому, когда он доедет домой. Ну как? Что скажете, мистер Рамминс? Плоская тупая физиономия Клода тускло светилась от самодовольной гордости.
      - А что ж, неплохая идея, - с одобрением отозвался Рамминс, глядя на комод. - Прямо чертовски хорошая идея. Тогда давайте, надо поторопиться. Вы с Бертом выносите его на двор, а я иду за пилой. Сперва вытащите ящики.
      Через пару минут Клод и Берт вынесли комод наружу и положили кверху ножками на дворе среди куриного помета, коровьих лепешек и грязи. Вдали, в поле, виднелась черная фигурка, шагающая по тропе в сторону дороги. Они постояли, наблюдая некоторое время. В том, как вела себя фигурка, было что-то очень комичное. Она то и дело пускалась бежать мелкими шажками, вдруг сделала что-то вроде тройного прыжка, а один раз до них как будто даже донеслось с луга слабое журчание веселой песенки.
      - По-моему, он псих, - сказал Клод, и Берт злобно ухмыльнулся, вращая своим белесым глазом.
      Рамминс, коренастый, похожий на лягушку, пришел вразвалку из сарая и принес длинную пилу. Клод взял у него пилу и приступил к работе.
      - Пили повыше, - посоветовал Рамминс. - Не забудь, он их к столу собирается приделать.
      Древесина была твердой и очень сухой, и из-под пилы сыпалась мелкая красная пыль и оседала на землю. Ножки отваливались одна за другой. Когда все были отпилены, Берт наклонился и уложил их аккуратно в ряд.
      Клод немного отступил назад, чтобы полюбоваться на результат своей работы. Последовала довольно долгая пауза.
      - Хочу вам задать один вопрос, мистер Рамминс, - наконец медленно проговорил Клод. - Даже и теперь - смогли бы вы запихать эту громадину в машину?
      - Нет, разве только в фургон.
      - Правильно! - вскричал Клод. - А у священников, известно, фургонов не бывает. Так, какой-нибудь мелкий "моррис" или там "остин".
      - Ноги - вот что ему нужно, - согласился Рамминс. - А если остальное не войдет, он может и оставить. Жаловаться ему не на что - ноги он получит.
      - Нет, все ж таки подумайте сами, мистер Рамминс, - терпеливо разъяснял Клод. - Вы отлично знаете, коли он не запихнет в машину весь комод до единого кусочка, так ведь он начнет цену сбавлять. Священники не хуже других большие хитрецы, когда дело до денег доходит, будьте уверены. Особенно этот тип, ну так давайте отдадим ему его дрова и покончим с этим. Где у вас топор?
      - Пожалуй, так будет по-честному, - согласился Рамминс. - Берт, сходи-ка за топором.
      Берт отправился в сарай, принес топор лесоруба с длинным топорищем и вручил Клоду. Тот поплевал на ладони и потер одна о другую. После чего, высоко замахиваясь, с остервенением атаковал безногий корпус комода.
      Работа была тяжелая и заняла у него несколько минут, прежде чем ему удалось более или менее разнести комод на куски.
      - Вот что я вам скажу. - Клод выпрямился и вытер лоб. - Пусть себе пастор говорит что хочет, но эту штуковину сварганил чертовски хороший плотник.
      - Вовремя успели! - провозгласил Рамминс. - Вот он как раз едет!