– "За всю свою жизнь я ни разу не охотился на женщину, – сказал он, – женщины за мной охотились, а я убегал и скрывался от них, как лиса, затравленная гончими. Хищные создания", – добавил он, выплевывая виноградные косточки. "Ну хватит, хватит. Время от времени всем приходится охотиться. Женщины охотятся на мужчин, чтобы добыть себе мужа, ну и что ж в этом плохого? А мужчины охотятся на женщин просто потому, что хотят затащить их в постель", – я присела на второй свободный стул в комнате. "Вы весьма остроумная дама, – сказал он. – Я всегда ценю остроумие. Вы умненькая и хорошенькая, но это не дает вам права занимать мое время. Благодарю вас за виноград". Я взглянула на часы. Оставалось еще больше минуты. Необходимо было продолжить разговор. "Хорошо, я уйду, – пообещала я, – но взамен винограда мне бы хотелось получить автограф на одной из ваших знаменитых открыток". Он потянулся за открыткой и подписал ее. "Ну а теперь уходите, – сказал он, – я и так уже потратил на вас слишком много времени".

– "Ухожу", – сказала я, вставая и пытаясь растянуть секунды. Девять минут уже прошли. О жук, милый, дорогой жук, где же ты, почему ты меня подводишь? И в этот момент, Освальд, благодарение Богу, наконец-то жук на него подействовал.

– Ура! Ну и он на него подействовал как следует?

– Не забывай, что это была тройная доза. Первая фаза была совершенно сокрушительной, – сказала Ясмин. – Как будто бы он сидел на электрическом стуле, а кто-то повернул выключатель и дал миллион вольт. Его тело, застывшее и оцепеневшее, словно оторвалось от стула и повисло в воздухе; глаза вылезли из орбит, все лицо перекосилось. Он сотрясался в конвульсиях, был парализован и совершенно задыхался. Он не мог говорить.

Внезапно он вернулся снова на землю, заморгал, посмотрел на меня, издал чта-то вроде индейского воинственного клича, вскочил с кресла и начал срывать с себя одежду. "Ирландцы наступают! – кричал он. – Пора препоясать чресла, мадам, и приготовиться к битве!"

– А потом что? – спросил я.

– Полный хаос, деревянный пол, ужасные синяки. Но что интересно, Освальд… Ты знаешь, он толком не знал, что делать, пришлось ему показать.

– Он действительно был девственником?

– Похоже, что так. Но он оказался очень способным учеником. Никогда не встречала такого энтузиазма в мужчине шестидесяти трех лет.

– Что значит вегетарианская диета!

– Может быть, – сказала Ясмин, подцепив вилкой кусочек почки и отправляя его в рот, – но не забывай, что у него все было новое, совершенно неизношенное.

– Что именно?

– Ну все. Большинство мужчин его возраста уже более или менее изношены. Ведь все вещи рано или поздно приходят в упадок, амортизируются.

– Так ты хочешь сказать, что тот факт, что он был девственником…

– Именно так, Освальд. Все это его оборудование было новехоньким, поэтому он был совершенно неутомим.

Вот что рассказала мне Ясмин. А теперь я могу продолжить ее рассказ, начиная с того момента, когда в наступающих сумерках я тихо сидел в своей машине недалеко от "Уголка Шоу". Внезапно выскочила Ясмин; ее волосы развевались, когда она галопом мчалась по садовой дорожке.

– Заводи! – кричала она. – Заводи, он гонится за мной!

Я включил зажигание. Ясмин рухнула на сиденье рядом со мной, крича: "Давай вперед, скорей!" Но прежде чем я успел включить нужную передачу, я услышал вопли, доносящиеся из сада, и в сгущающихся сумерках увидел высокую, похожую на привидение фигуру, совершенно голый, с белой трясущейся бородой, он выскочил на нас с воплем: "Вернись, блудница, я с тобой еще не кончил!"

Я включил передачу, отпустил сцепление, и мы рванули с места. Последнее, что я увидел, обернувшись назад, был мистер Шоу, подпрыгивающий на тротуаре под газовым фонарем, совершенно голый, если не считать пары носков, с бородой вверху и бородой внизу и с огромным розовым органом, который, как морковка, торчал из нижней бороды. Это зрелище я не скоро забуду.

В середине апреля мы вернулись домой через Швецию и Данию, к тому времени успев собрать еще и сперму восьми королей.

– Теперь я хочу в отпуск, – сказала Ясмин. – Я хочу отдохнуть как следует.

– На очереди Америка, – сказал я.

– Сначала я хочу в отпуск, – сказала Ясмин. – Я никуда не поеду, пока как следует не отдохну.

– Долго?

– Месяц.

Сойдя на берег с датского парохода в Харвиче, мы поехали прямо в Кембридж и теперь сидели в гостиной Данроумина. Потирая руки, вошел Уорсли.

– Поздравляю вас, – сказал он, – вы неплохо поработали с королями.

– Ясмин просит отпуск на месяц, – объявил я. – Лично я думаю, что было бы лучше сначала сделать Америку.

Уорсли, пыхтя своей отвратительной трубкой, посмотрел на Ясмин и сказал:

– Я согласен с Корнелиусом. Кончим дело, потом отдохнете.

– Нет, – отрезала Ясмин.

– Почему нет? – спросил Уорсли.

– Потому что не хочу, вот и все.

– Ну что ж, в конце концов вам решать, – сказал Уорсли.

– Да уж, конечно, я решаю, – ответила Ясмин.

– Разве тебе это не нравится? – спросил я.

– Уже приелось, – сказала она. – Вначале действительно было занятно, просто здорово. А сейчас я вдруг поняла, что с меня хватит. Оба вы забываете, что каждый раз, когда вам требуется сперма этих проклятых гениев, именно я должна бросаться в бой. Все ложится на мои плечи!

– Ну не совсем на плечи, – заметил я.

– Не пытайся острить, Освальд. Она сидела, нахмурившись. Уорсли ничего не говорил.

– Если ты сейчас возьмешь месяц отпуска, – спросил я, – то потом поедешь со мной в Америку?

– Хорошо.

Уорсли вынул трубку изо рта:

– Мы уже собрали замечательную коллекцию, Корнелиус, поистине замечательную. Когда начнем продавать?

– Не надо торопиться, – сказал я. – Мне кажется, что не стоит пускать в продажу сперму мужчины, пока он не умер. Умершие великие люди всегда интересуют всех больше, чем живущие. После смерти они становятся легендой.

– А кто займется продажей, когда придет время? – спросил Уорсли.

– Я, – сказал я. – Кстати, если на меня легла коммерческая сторона дела, то имею право на большую часть прибыли.

– Ай, – воскликнула Ясмин, – прекрати эти разговоры, Освальд.

– Мы договорились, что делимся поровну, – враждебно заметил Уорсли.

– Успокойтесь, – улыбнулся я, – я пошутил.

– Надеюсь, что пошутил, – сказала Ясмин. – На самом деле я думаю, что больше других должен получить Артур, это он изобрел всю процедуру, – сказал я.

– Должен признать, что это очень великодушно с вашей стороны, Корнелиус, – сказал Уорсли расцветая.

– Сорок процентов изобретателю, и по тридцать Ясмин и мне, – предложил я. – Согласна, Ясмин?

– Не уверена, – сказала она. – Мне таки пришлось потрудиться. Я хочу свою треть.

Чего они, разумеется, не знали, так это того, что я давно уже решил, что в конечном счете наибольшая доля достанется мне. Ясмин, в сущности, много не требуется, она любит хорошо одеться, вкусно поесть, но в общем-то это и все. Что же касается старика Уорсли, то я вообще сомневался, будет ли он знать, что делать с большой суммой денег, даже если он ее и получит. Трубочный табак – единственная роскошь, которую он себе позволял. Я – совершенно иное дело. Тот стиль жизни, к которому я стремился, требовал огромного состояния. Я не мог смириться с посредственным шампанским или недостаточным комфортом. Мне представлялось, что если я каждому дам по десять процентов, оставив себе восемьдесят, то они должны быть счастливы. Сначала, конечно, они взвоют, закричат "караул", но когда поймут, что ничего не поделаешь, то очень скоро успокоятся и с благодарностью примут эту маленькую милость. Существовал единственный способ, который бы мне позволил диктовать свои условия: я должен завладеть Банком спермы со всеми сокровищами, там хранящимися. Затем нужно его перевезти в надежное и секретное место. Это будет нетрудно. Как только мы с Ясмин вернемся из Америки, я найму фургон, съезжу в Данроумин, когда там никого не будет, и заберу драгоценный сейф. Никаких проблем. Кто-нибудь из вас, возможно, подумает, что это грязный трюк, нечестная игра и вообще так поступать непорядочно, но на это я скажу – чушь. В этом мире вы ничего не добьетесь, если упустите свой случай.

– Так когда же вы едете в Америку? – спросил Уорсли.

Я достал календарь:

– Встречаемся здесь пятнадцатого мая, через четыре недели. Я закажу каюты в "Мавритании".

– Прекрасно, – сказала Ясмин, делая запись в своей книжечке.

– А там мы возьмем за шиворот старика Генри Форда, мистера Маркони, Рудольфа Валентине и всех остальных янки.

Я отвез Ясмин на вокзал, поцеловал ее на прощание и отправился в Лондон в свой дом на Кенсингтон Сквер. Я чувствовал себя прекрасно. Похоже, что великий план действительно воплощался в жизнь. Я уже представлял, как сижу лет через пять с какой-нибудь богатой дурой и она мне говорит: "Я бы выбрала Ренуара, мистер Корнелиус, обожаю его картины. Сколько он стоит?"

– "Ренуар – семьдесят пять тысяч, мадам".

– "А какой-нибудь король?"

– "Это смотря какой".

– "Ну вот этот, темненький, хорошенький, король Альфонс Испанский".

– "Король Альфонс – сорок тысяч, мадам".

– "Вы хотите сказать – дешевле, чем Ренуар?"

– "Ренуар – великий человек, мадам, его сперма ценится исключительно высоко".

– "А вдруг она не сработает, мистер Корнелиус? Я хочу сказать, вдруг я не забеременею?"

– "В таком случае вы ничего не платите".

– "А кто будет производить оплодотворение?"

– "Старший гинеколог, мадам. Это должно быть сделано по всем правилам".

– "А мой муж не узнает?"

– "Откуда же он узнает? Он будет думать, что это он".

– "Ну конечно, он так подумает, почему бы и нет", – тут она начинает хихикать.

Да, с началом продажи мне предстояла масса удовольствия. Но сейчас передо мной был целый месяц развлечений. Почти всю зиму я гонялся за королями по Европе, и сейчас настало время всерьез заняться женщинами. Я ударился в загул, да еще в какой!

… Вернулся домой аккурат пятнадцатого мая. Когда я стоял перед дверью и рылся в карманах в поисках ключа, я заметил конверт, приколотый к дверям, он был адресован мне:

"Дорогой Освальд, Артур и я поженились на той неделе…"

Что за черт, какой Артур!

"Мы уехали далеко, и я надеюсь, что ты не станешь возражать против того, что мы забрали с собой весь Банк спермы, почти все, за исключением Пруста".

Господи! Боже мой! Артур – это же Уорсли!

"Да, мы решили оставить тебе Пруста. Все равно этот гомик мне никогда не нравился. Все пятьдесят его соломинок надежно хранятся в походном контейнере в подвале, а письмо Пруста – в ящике письменного стола. Все остальные письма находятся в полной безопасности в наших руках".

У меня закружилась голова, я пошатнулся и не смог дальше читать. Я отпер дверь, ворвался внутрь, нашел бутылку виски, налил себе стакан и проглотил его одним махом.

"Если ты все хорошенько обдумаешь, Освальд, то я уверена, что ты согласишься с тем, что мы не поступили с тобой нечестно. Я объясню тебе, почему: Артур говорит…"

Плевать мне на то, что говорит Артур! Они украли драгоценную сперму! Она же стоит миллионы! Я готов был спорить на что угодно, что это козел Уорсли подбил Ясмин.

"Артур говорит, что, в конце концов, это он разработал процедуру, не так ли? А я выполнила всю тяжелую работу по сбору материала. Артур шлет тебе наилучшие пожелания, Ку-ку. Ясмин Уорсли".

Это был удар ниже пояса. Я не мог отдышаться. В дикой ярости я начал крушить дом.

Прошло не меньше часа, пока я стал постепенно успокаиваться и наконец рухнул в кресло с большим стаканом ячменного виски в руке. Вы могли уже заметить, что в общем-то я неунывающий человек. Могу взорваться, если меня спровоцировать, но долго это не продолжается. Рано или поздно наступает следующий день, и я выбрасываю все из головы. Более того, ничто так не стимулирует мой интеллект, как сокрушительная катастрофа. В период затишья после бури мой мозг делается необыкновенно активным. Я сразу начал прикидывать планы на будущее. Ну что ж, сказал я себе, значит, меня обдурили. Теперь с этим покончено. Нужен новый старт. У меня остался Пруст, и в будущем я смогу хорошо распорядиться этими пятьюдесятью соломинками, но миллионером от этого не стану. Что же делать? Вот тут-то великая и волшебная идея начала вырисовываться в моей голове. Я сидел неподвижно, позволяя ей пустить корни и принять форму. Это был момент вдохновения. Идея была прекрасна в своей простоте и заключалась в следующем: я должен вернуться в Судан, переговорить с местными коррумпированными властями и получить на откуп местность, где растет дерево хашаб и процветает волдырный жук. Я получу эксклюзивное право на охоту за жуками, соберу всех туземцев-охотников и создам из них организованную команду, буду хорошо им платить, гораздо больше, чем они зарабатывают сейчас, продавая жуков на свободном рынке. Они станут работать только на меня, а все браконьеры будут безжалостно истребляться. Я просто захвачу рынок суданского волдырного жука. А когда буду уверен, что могу рассчитывать на крупные регулярные поставки жука, я построю маленькую фабрику в Хартуме и стану там в больших количествах производить знаменитые пилюли для потенции профессора Юсупова. Они будут расфасовываться на фабрике, а я тем временем открою маленькие тайные агентства по их продаже в Париже, Лондоне, Нью-Йорке, Амстердаме и других городах по всему миру.

Именно так, мои дорогие друзья, или почти так все и произошло. К концу 1923 года моя маленькая фабрика работала на полных оборотах, производя тысячу пилюль в день. К 1925 году у меня были агенты в восьми городах. Я отобрал их очень тщательно. Все без исключения были генералами в отставке.

Эта операция принесла мне фантастическую прибыль, достигавшую астрономических цифр. Через несколько лет мне надоело вести такое большое дело, и я передал его греческому синдикату в обмен на половину прибыли.

И последнее. В 1936 году, то есть через пятнадцать лет после описанных событий, я завтракал в моем парижском доме, просматривая утренние газеты, когда на глаза мне попалась следующая заметка в разделе светской хроники: "Золотой дом" на мысе Кап Ферра, самое крупное частное владение на всем Лазурном берегу, недавно сменил хозяев. Вилла куплена английской супружеской парой – профессором Артуром Уорсли и его красавицей-женой Ясмин. Уорсли приехали во Францию из Буэнос-Айреса, где прожили долгое время, и мы рады приветствовать их на блистающей Ривьере. Они не только приобрели великолепный "Золотой дом", но и вступили во владение превосходной океанской яхтой, способной вызвать зависть у любого миллионера Средиземноморья. Экипаж состоит из восемнадцати человек, а каюты рассчитаны на десять пассажиров. Супруги Уорсли назвали эту яхту "Сперматозоид". Когда я спросил миссис Уорсли, почему выбрано такое довольно необычное название, она сказала, рассмеявшись: "Право, не знаю, может быть, из-за ее подвижности и маневренности".

Ну что ж, надо признать, что Ясмин осталась такой же девчонкой, какой была. Не могу понять, что она нашла в этом старике Уорсли с его учительскими манерами и проникотиненными усами. Говорят, что хорошего мужа трудно найти. Может быть, Уорсли один из них? Но кому на этой земле нужен хороший муж? И кому, кстати, нужна хорошая жена? Во всяком случае – не мне. У меня есть жук…