Дорога в рай

Всю свою жизнь миссис Фостер почти патологически боялась опоздать на поезд, самолет, пароход и даже в театр. В прочих отношениях она не была особенно нервной женщиной, но при одной только мысли о том, что куда-то может опоздать, приходила в такое возбужденное состояние, что у нее начинался тик, – в уголке левого глаза принималась дергаться кожа, словно она кому-то тайком подмигивала, – и больше всего ее раздражало, что тик исчезал лишь спустя примерно час после того, как она благополучно садилась в поезд или самолет.

Удивительно, как у некоторых людей обыкновенная вещь, вроде боязни опоздать на поезд, перерастает в навязчивую идею. Не меньше чем за полчаса до того, как покинуть дом и отправиться на вокзал, миссис Фостер уже была готова. Не в силах усидеть на месте, она спускалась на лифте – в шляпе, пальто и перчатках – или же беспокойно металась из комнаты в комнату, покуда муж, который, должно быть, понимал ее состояние, не появлялся наконец из своего кабинета и не говорил холодным и сухим голосом, что пора бы, пожалуй, и трогаться, не так ли?

Быть может, мистер Фостер и имел право быть недовольным столь глупым поведением своей жены, но с его стороны было все же непростительно увеличивать ее страдания, заставляя пребывать в мучительном ожидании. Впрочем, никак нельзя утверждать, что он поступал так намеренно. И все же всякий раз он всего-то и медлил минуту-другую, но рассчитывал время так точно и держался столь любезно, что было трудно поверить, будто он неумышленно изводит гаденькой пыткой свою несчастную супругу. Правда, одно он знал наверняка, а именно: она никогда не посмеет раскричаться и сказать ему, чтобы он поторапливался. Он ее слишком хорошо воспитал. И еще он, должно быть, знал, что если пропустить все сроки, ее можно довести почти до истерики. В последние годы их супружеской жизни бывали случаи, когда казалось, что он только того и добивался, чтобы они опоздали на поезд, тем самым увеличивая страдания бедной женщины.

Возможно, муж и виноват (хотя уверенности здесь нет), однако его действия выглядели вдвойне безрассудными еще и потому, что, если исключить эту неукротимую слабость, миссис Фостер всегда была доброй и любящей женой. Более тридцати лет она служила мужу преданно и верно. Вне всяких сомнений. Она и сама, будучи весьма скромной женщиной, долгие годы отказывалась допустить, что мистер Фостер когда-нибудь станет сознательно мучить ее, но в последнее время ловила себя на том, что задумывается об этом.

Мистер Юджин Фостер, которому было почти семьдесят лет, жил со своей женой в большом шестиэтажном доме в Нью-Йорк-сити, на Шестьдесят второй улице, и у них было четыре человека прислуги. Место мрачное, их мало кто навещал. А в то январское утро дом ожил, в нем поднялась суматоха. Одна служанка доставала кипы простыней, другая разносила их по комнатам и укрывала мебель от пыли. Дворецкий спускал вниз чемоданы и составлял в холле. Повар то и дело выглядывал из кухни, чтобы перекинуться словечком с дворецким, а сама миссис Фостер в старомодной шубе и в черной шляпе на макушке летала из комнаты в комнату, делая вид, будто руководит общими действиями. На самом деле она только о том и думала, что опоздает на самолет, если ее муж скоро не соберется и не выйдет из своего кабинета.

– Который час, Уокер? – спросила она у дворецкого, проходя мимо него.

– Десять минут десятого, мэм.

– А машина уже пришла?

– Да, мэм, она ждет. Я как раз собрался сложить в нее багаж.

– До Айдлуайлда целый час добираться, – сказала миссис Фостер. – Самолет вылетает в одиннадцать. Мне нужно там быть за полчаса, чтобы пройти все формальности. Я наверняка опоздаю. Просто уверена, что опоздаю.

– По-моему, у вас много времени, мэм, – любезно проговорил дворецкий. – Я предупредил мистера Фостера, что вы должны выехать в девять пятнадцать. У вас еще пять минут.

– Да, Уокер, я знаю. Однако поторопись с багажом, прошу тебя.

Она слонялась взад-вперед по холлу и всякий раз, когда мимо нее проходил дворецкий, спрашивала у него, который час. На этот рейс, без конца повторяла она про себя, никак нельзя опоздать. У нее не один месяц ушел на то, чтобы уговорить мужа разрешить ей уехать. Если она опоздает, он запросто может решить, что ей все это не нужно. А беда еще и в том, что он сам настоял, чтобы проводить ее до аэропорта.

– О боже, – громко произнесла миссис Фостер, – я опоздаю. Я знаю, знаю, знаю, что опоздаю.

Кожа в уголке левого глаза безумно задергалась. Казалось, из глаз вот-вот брызнут слезы.

– Который час, Уокер?

– Восемнадцать минут десятого, мэм.

– Теперь я точно опоздаю! – воскликнула она. – Скорей бы он выходил!

Для миссис Фостер это было важное путешествие. Она совсем одна отправлялась в Париж, чтобы навестить свою единственную дочь, которая была замужем за французом. Француз не очень-то интересовал миссис Фостер, а вот дочь она обожала и, кроме того, истосковалась по трем своим внукам. Она их знала только по фотографиям, которые расставила по всему дому. Они были красивые, эти ее внуки. Она в них души не чаяла и каждый раз, когда получала новую фотографию, уносила ее в свою комнату и долго сидела, выискивая в детских лицах приметы того кровного сходства, которое так много значит. А в последнее время она все больше и больше осознавала, что желает проводить остаток своих дней рядом с детьми, – ей нужно видеть их, брать на прогулку, покупать им подарки и смотреть, как они растут. Она, конечно же, понимала, что думать так, покуда муж жив, нехорошо и в некотором смысле нечестно. Муж уже не был так активен в своих предприятиях, но ни за что не согласился бы оставить Нью-Йорк и поселиться в Париже. Удивительно, что он вообще отпускал ее туда одну на шесть недель. А ей так хотелось поселиться там и быть рядом с внуками!

– Уокер, который час?

– Двадцать две минуты десятого, мэм.

Едва он ответил, как дверь открылась и в холл вышел мистер Фостер. Он постоял с минуту, внимательно глядя на жену, а она, в свою очередь, смотрела на него – на этого тщедушного и все еще подвижного старика с бородатым лицом, столь удивительно похожего на Эндрю Карнеги[62] на старых фотографиях.

– Так-так, – произнес он, – нам, пожалуй, лучше поторопиться, если ты хочешь успеть на самолет.

– Да, дорогой, да! Все готово. Машина ждет.

– Вот и хорошо, – сказал мистер Фостер.

Склонив голову набок, он пристально глядел на жену. Он имел обыкновение вытягивать шею, а потом быстро и едва заметно дергать головой. По этой причине, а также по тому, как он стискивал пальцы, подняв руки до уровня груди, он походил на белку – на проворную умную белку, которую можно увидеть в парке.

– Вот и Уокер с твоим пальто, дорогой. Одевайся.

– Через минуту вернусь, – сказал он. – Только руки вымою.

Она принялась ждать. Высокий дворецкий стоял рядом с ней, держа пальто и шляпу.

– Уокер, я опоздаю?

– Нет, мэм, – ответил дворецкий. – Думаю, успеете в самый раз.

Затем мистер Фостер появился снова, и дворецкий помог ему надеть пальто. Миссис Фостер торопливо вышла из дома и уселась в нанятый ими "кадиллак". Муж вышел вслед за ней, но по ступенькам спускался медленно. Посреди лестницы он остановился, чтобы взглянуть на небо и вдохнуть холодный утренний воздух.

– Похоже, небольшой туман, – произнес он, усаживаясь рядом с ней в машине. – А в аэропорту в таких случаях обычно бывает еще хуже. Не удивлюсь, если рейс уже отменили.

– Не говори этого, дорогой, прошу тебя.

Больше они не произнесли ни слова, пока машина не оказалась в Лонг-Айленде.

– С прислугой я все обговорил, – сказал мистер Фостер. – С сегодняшнего дня все свободны. Я выплатил им половину жалованья за шесть недель и предупредил Уокера, что пришлю ему телеграмму, когда они нам снова понадобятся.

– Да-да, – сказала она. – Он говорил мне.

– Сегодня же вечером переберусь в клуб. Приятно иногда переменить обстановку.

– Да, дорогой. Я напишу тебе.

– Время от времени я буду заходить домой, чтобы проверить, все ли в порядке, и забирать почту.

– А тебе не кажется, что Уокеру лучше остаться в доме и присматривать за ним? – робко спросила она.

– Ерунда. Это совершенно не нужно. И потом, мне придется платить ему полное жалованье.

– Ах да, – сказала она. – Ну, конечно.

– Скажу больше, никогда не знаешь, чем они занимаются, когда оставляешь их в доме одних, – заявил мистер Фостер и с этими словами достал сигару. Отрезав кончик серебряными ножницами, он прикурил ее от золотой зажигалки.

Миссис Фостер сидела неподвижно, крепко стиснув под пледом руки.

– Ты будешь мне писать? – спросила она.

– Посмотрим, – ответил муж. – Но вряд ли. Ты же знаешь, я не очень-то люблю писать, когда мне нечего сказать.

– Да, дорогой, знаю. Поэтому выброси это из головы.

Они ехали вдоль Королевского бульвара, и, когда приближались к болотистой местности, на которой возведен Айдлуайлд, туман начал сгущаться, и ехать пришлось медленнее.

– О боже! – воскликнула миссис Фостер. – Теперь я наверняка опоздаю! Который час?

– Прекрати суетиться, – сказал старик. – Теперь это ни к чему. Рейс наверняка отменили. В такую погоду не летают. Не понимаю, зачем вообще нужно было выходить из дому.

Ей показалось, что в голосе его неожиданно прозвучали новые нотки, и она обернулась. Трудно было различить какую-либо перемену в выражении бородатого лица. Главное – рот. Ей захотелось – как бывало и раньше – увидеть его рот. Глаза его никогда ничего не выражали, кроме тех случаев, когда он приходил в ярость.

– Разумеется, – продолжал мистер Фостер, – если он вдруг все-таки полетит, тогда я согласен с тобой – ты наверняка опоздала. Почему бы тебе с этим не примириться?

Она отвернулась и стала смотреть в окно, за которым висел туман. Чем дальше они ехали, тем больше туман сгущался, и теперь она видела только край дороги и полоску травы, тянувшейся вдоль нее. Она чувствовала, что муж по-прежнему наблюдает за ней. Глянув на него, она заметила, что он внимательно смотрит в уголок ее левого глаза, где, как она чувствовала, у нее дергается кожа. Ей сделалось страшно.

– Так как? – спросил он.

– Что как?

– Как насчет того, чтобы примириться с тем, что ты наверняка опоздаешь на самолет? Есть ли смысл нестись в такой мгле?

После этой фразы мистер Фостер умолк. Машина двигалась все дальше. Желтые фары освещали дорогу, и шофер вглядывался в нее. Впереди из тумана выплывали огни, то белые, то желтые, а за ними все время следовал свет, казавшийся особенно ярким.

Неожиданно шофер остановил машину.

– Ну вот! – вскричал мистер Фостер. – Мы застряли. Я так и знал.

– Нет, сэр, – сказал шофер, обернувшись. – Мы приехали. Это аэропорт.

Не говоря ни слова, миссис Фостер выскочила из машины и торопливо направилась через главный вход к зданию аэропорта. Внутри было множество народу. Несчастные пассажиры столпились вокруг стоек, где проверяют билеты. Миссис Фостер протолкалась между ними и обратилась к работнику аэропорта.

– Да, – сказал он. – Ваш рейс временно отложен. Но, пожалуйста, не уходите. Мы ожидаем, что погода в любую минуту улучшится.

Она вернулась к мужу, который по-прежнему сидел в машине, и сообщила новости.

– Не жди-ка ты, дорогой, – сказала она. – В этом нет никакого смысла.

– И не буду, – ответил он. – Если только шофер отвезет меня назад. Отвезете меня назад, водитель?

– Думаю, что да, – ответил тот.

– Багаж вы достали?

– Да, сэр.

– До свиданья, дорогой, – сказала миссис Фостер и, просунув голову в машину, коснулась губами его седой бороды.

– До свиданья, – проговорил он в ответ. – Приятной тебе поездки.

Машина тронулась, и миссис Фостер осталась одна.

Остаток дня явился для нее кошмаром. Час проходил за часом, а она все сидела на скамейке, расположившись поближе к стойке регистрации, и примерно каждые полчаса поднималась и спрашивала у служащего, не изменилась ли ситуация. Ответ она неизменно получала один и тот же – нужно подождать, потому что туман может рассеяться в любую минуту. Только после шести вечера наконец-то объявили, что вылет задерживается до одиннадцати часов утра.

Услышав эту новость, миссис Фостер не знала, что и делать. Она еще, наверное, с полчаса сидела на скамье, устало размышляя о том, где бы провести ночь. Ей ужасно не хотелось покидать аэропорт. И мужа видеть не хотелось. Она боялась, что тем или иным способом он помешает ей отправиться во Францию. Она бы предпочла всю ночь просидеть на скамье. Это лучше всего. Но она вконец измучилась и, решив, что негоже так вести себя пожилой женщине, позвонила домой.

Муж как раз собирался в клуб. Трубку он снял сам. Она сообщила ему новости и спросила, есть ли дома еще кто-нибудь.

– Все ушли, – сказал он.

– В таком случае, дорогой, я где-нибудь устроюсь на ночь. И не волнуйся за меня.

– Это просто глупо, – сказал он. – В твоем распоряжении огромный дом.

– Но, дорогой, он же пустой.

– Тогда я с тобой останусь.

– В доме нет еды. Ничего нет.

– Тогда поешь где-нибудь, прежде чем возвращаться. Не будь же такой глупой, дорогая моя. Ты, кажется, только к тому и стремишься, чтобы по любому поводу изводить себя.

– Да, – согласилась она. – Прости меня. Я съем здесь сандвич, а потом приеду.

Туман немного рассеялся, и все же поездка в такси показалась ей долгой. В дом на Шестьдесят второй улице она вернулась уже довольно поздно.

Муж, услышав, что она вернулась, вышел из своего кабинета.

– Ну, – спросил он, остановившись в дверях, – как там Париж?

– Вылет в одиннадцать утра, – ответила она. – Это уже точно.

– Ты хочешь сказать, если спадет туман.

– Он уже спадает. Поднимается ветер.

– У тебя усталый вид, – сказал мистер Фостер. – Ты, должно быть, переволновалась сегодня.

– Да, день был беспокойный. Пожалуй, пойду лягу спать.

– Я заказал машину на утро, – сказал он. – На девять часов.

– О, спасибо тебе, дорогой. И я очень надеюсь, ты не будешь опять провожать меня до самого аэропорта.

– Нет, – медленно произнес он. – Скорее всего, нет. Однако по дороге ты могла бы забросить меня в клуб.

Она взглянула на него, и ей показалось, будто он где-то далеко, будто что-то их разделяет. Он вдруг настолько отдалился от нее, что миссис Фостер не смогла бы сказать наверняка, тот ли это человек, которого она так хорошо знала, или кто-то другой.

– Клуб в центре города, – сказала она. – Это не по пути в аэропорт.

– Но у тебя ведь будет много времени, моя дорогая. Ты что, не хочешь довезти меня до клуба?

– Нет-нет, довезу, разумеется.

– Вот и хорошо. Тогда увидимся утром в девять.

Она поднялась в свою спальню на втором этаже. Усталость, накопленная за день, сморила ее, и она уснула, как только легла.

На следующее утро миссис Фостер поднялась рано и к половине девятого уже была внизу, готовая отправиться в путь. Вскоре после девяти появился муж.

– Ты приготовила кофе? – спросил он.

– Нет, дорогой. Я думала, ты позавтракаешь в клубе. Машина пришла. Она уже ждет. Я готова.

Они стояли в холле – в последнее время они, похоже, только в холле и встречались. Она была в шляпе и пальто, с сумочкой в руках, он – в нелепо скроенном пиджаке по старинной моде с высокими лацканами.

– Где твой багаж?

– В аэропорту.

– Ах да, – сказал он. – Ну конечно. Если ты хочешь сначала завезти меня в клуб, то, думаю, хорошо бы нам поскорее выехать, а?

– Да! – вскричала она. – Да, да, прошу тебя!

– Я только возьму с собой сигары. Сейчас вернусь. Садись в машину.

Она повернулась и вышла к ожидавшему ее шоферу. Тот открыл дверцу автомобиля.

– Который час? – спросила она.

– Почти четверть десятого.

Мистер Фостер вышел спустя пять минут, и, глядя, как он медленно спускается по ступенькам, она обратила внимание на то, что ноги его в узких, дудочками, брюках похожи на козлиные. Как и накануне, он остановился посреди лестницы, чтобы втянуть в себя воздух и посмотреть на небо. Еще не совсем прояснилось, но сквозь легкий туман уже пробивались солнечные лучи.

– Может, на этот раз тебе и повезет, – сказал он, усаживаясь рядом с ней в машину.

– Поторопитесь, пожалуйста, – сказала она шоферу. – Оставьте в покое плед. Я сама с ним разберусь. Пожалуйста, трогайтесь. Я опаздываю.

Шофер уселся за руль и завел мотор.

– Одну минутку! – неожиданно воскликнул мистер Фостер. – Водитель, подождите-ка.

– В чем дело, дорогой?

Она увидела, как он ищет что-то в карманах пальто.

– Мне бы хотелось, чтобы ты передала Эллен небольшой подарок, – сказал он. – Да куда же он запропастился? Только что держал в руках, когда спускался.

– Я не видела, чтобы у тебя было что-нибудь в руках. Что еще за подарок?

– Небольшая коробочка, завернутая в белую бумагу. Вчера забыл тебе ее отдать.

– Что еще за коробочка! – нервно заговорила миссис Фостер. – Не видела я никакой коробочки!

Она принялась лихорадочно рыскать на заднем сиденье. Муж продолжал ощупывать карманы пальто. Затем он расстегнул пальто и стал осматривать карманы пиджака.

– Черт побери, – произнес он, – должно быть, я оставил ее в спальне. Я мигом вернусь.

– О, прошу тебя! – вскричала миссис Фостер. – У нас нет времени! Пожалуйста, забудь о ней! Вышлешь почтой. Наверное, просто какая-нибудь гребенка. Ты всегда дарил ей гребенки.

– А что плохого в гребенках, позволь узнать? – спросил мистер Фостер, выходя из себя, ибо на этот раз она, кажется, забылась.

– Ничего, дорогой, уверяю тебя. Только...

– Сиди здесь! – велел он. – Сейчас я ее принесу.

– Побыстрее, дорогой! Прошу тебя, быстрее!

Она сидела не шевелясь и ждала, ждала...

– Водитель, который час?

Шофер взглянул на наручные часы.

– На моих почти полдесятого.

– За час мы в аэропорт доберемся?

– В самый раз.

В этот момент миссис Фостер увидела кусочек чего-то белого, застрявшего между спинкой и сиденьем с той стороны, где сидел муж. Она потянулась и достала завернутую в бумагу коробочку, обратив внимание на то, что та была засунута так глубоко, будто ее специально туда затолкали.

– Вот она! – воскликнула миссис Фостер. – Я нашла ее! О господи, да он теперь будет целую вечность там ее искать! Водитель, сбегайте быстрее и позовите его.