Пятно на потолке было мне незнакомо, как и окно с темными занавесками, и скудная мебель. Я терпеть не мог просыпаться в незнакомых местах, особенно в дешевых гостиницах.
      Встал с кровати, на которой валялся одетым, и распахнул окно. Дождь, серый свет, переулок с невысокими домами, мимо которых бурный водный поток, отражаясь в мусорных контейнерах и припаркованных машинах, тащил к канализационной решетке обрывки бумаги и рыбные останки. Куда бы я ни кинул взгляд, это был явно не Милан. Ничего похожего на мой симпатичный город. Я сел у столика, взял в руки листочки, исписанные мелким почерком моего Компаньона. Первая же фраза помогла определить координаты в пространстве:
       «Добро пожаловать в Римини». Дальнейший текст примирил меня с отвратительным пробуждением. Из текста следовало, что визит на виллу оказался не такой уж глупой затеей. Компаньон был вынужден это признать, после того как обнаружил в одной из книжек серии «Harmony»бумажку с номером телефона отеля «Ривамаре» в Римини. На этом же клочке имелся и номер комнаты – двенадцать.
      Мой Компаньон, полагая, что эту записку оставили Алиса или Труди, сел в поезд и покатил в Римини, надеясь разузнать побольше. Ему показалось невероятным, чтобы номер в такой гостинице снимал Скиццо, а тем более кто-нибудь из семейства Гардони: слишком роскошный для первого и слишком убогий для второго. Тогда кто его снимал?
       Сегодня в 16.25 я переговорил с портье. Он сообразил, что нам нужна помощь, скажем так, неафишируемая. Его зовут Бенито, лет шестидесяти, волосы седые и редкие, коричневый костюм и очки в роговой оправе. У тебя с ним встреча в 19.30 в баре гостиницы. В это время заканчивается его дежурство. Придумай историю как можно более правдоподобную. Пойди и возьми деньги в банкомате. Они тебе пригодятся, если я правильно просчитал этого господина.
      Придумать правдоподобное вранье – задача не из легких. Вот сукин сын! Мог хотя бы дать мне какую-нибудь подсказку, раз такое дело. Я сполоснул лицо над облупленной раковиной и внимательно рассмотрел собственную физиономию в маленьком зеркале, прикрепленном к стене. Ссадины почти прошли и были скрыты недельной щетиной. Бровь тоже казалась почти зажившей, хотя все время чесалась. Я постарался понять, выгляжу ли, хотя бы на первый взгляд, интеллигентным человеком, но оставил это занятие, чтобы не впасть в уныние.
      Натянул плащ и пошел по улице в поисках банкомата, прикрыв голову от дождя газетой и прыгая через лужи. Получил деньги и в условленный час в баре гостиницы нашел нужного человека, сидящего в одиночестве за одним из столиков. Он листал спортивную газету, сдвинув очки на лоб. Я сел рядом, вытирая стекла очков бумажной салфеткой.
      Бенито оторвал взгляд от чтения.
      – Слегка промокли, синьор Дациери? – поприветствовал он меня хриплым, видимо, от повсеместной сырости голосом.
      – Ходил полюбоваться местными красотами. Чуть позже переоденусь в плавки и пойду искупаюсь.
      Он подал знак бармену, пожилому усачу, чтобы тот принес кофе. А я заказал третий бурбон за этот день.
      – Сезон в этом году рискует закончиться намного раньше обычного: если погода не изменится, все клиенты сбегут отсюда. Но вы, как мне кажется, здесь не на отдыхе. Или я ошибаюсь?
      Я улыбнулся:
      – Не ошибаетесь. Именно поэтому я нуждаюсь вашей помощи.
      Подошедший бармен поставил передо мной стакан, в котором было больше льда, чем виски. Я пригубил.
      – Слушаю вас, – сказал Бенито.
      – Вы знаете, что девчонки иногда убегают из дома… – начал я издалека.
      – Бывает.
      – Я друг одной синьоры, которая очень переживает за свою дочь, которая сбежала. Быть может, это глупо, но моя подруга не находит себе места. Вы понимаете?
      – Чего тут не понять. Как зовут девочку?
      Я прокрутил в голове список имен в поисках подходящего и назвал первое попавшееся:
      – Валентина, шестнадцать лет. Рыжеволосая, с веснушками.
      Бенито покачал головой:
      – Нет, не помню. Вы полагаете, она останавливалась в нашей гостинице?
      – Не исключено. Моя подруга обнаружила в ее вещах телефон вашей гостиницы и номер комнаты. Или же девочка звонила кому-то, кто снимал комнату. Если б нам удалось узнать, кто это был, мы смогли бы спросить у него, вдруг он знает, где она может быть.
      Мой собеседник прищурил глаза:
      – То есть вы хотите знать, кто снимал этот номер в гостинице?
      – Именно.
      Он вновь покачал головой:
      – Мне очень жаль, но это против правил. У меня могут быть неприятности.
      – А если девочка в опасности?
      – Обратитесь в полицию. Они будут рады помочь вам.
      – Мне бы не хотелось обращаться в полицию. Девочке это может не понравиться, и она окончательно порвет отношения с матерью. Знаете, как это бывает у молодежи…
      – Тогда я хотел бы поговорить с матерью.
      – Я предпочел бы, чтобы она ничего не знала. – Я подпустил в голос мелодраматичности. – Это моя личная инициатива, и я не хотел бы вселять в нее обманчивых надежд…
      Бенито с любопытством уставился на меня.
      – Знаете, что я думаю? – спросил он мгновение спустя.
      – Догадываюсь.
      – Все равно я вам это скажу. Я уверен, что не существует никакой девочки и никакой матери. Вы просто хотите подставить меня.
      Я засмеялся:
      – Вам следует больше доверять людям. На этом вы можете заработать.
      – Заработать? – Выражение его лица не изменилось.
      – Да, заработать. Я был бы рад компенсировать риск, которому вы себя подвергаете.
      Портье инстинктивно огляделся по сторонам. В зале никого не было, только бармен, который, казалось, задремал у кофейной машины.
      – Кто вы такой? Частный детектив?
      – Нет, только друг семьи. То, что я делаю, противозаконно и для меня тоже. Поэтому у меня нет намерения болтать об этом на всех углах.
      Он задумался на пару секунд, затем встал:
      – Ладно. Пойдемте со мной.
      Сразу за стойкой портье находился отделанный деревом маленький кабинетик с телефоном, факсом и шкафом с регистрационными карточками. На стене в деревянной рамке – фотография восточноевропейской овчарки.
      – Сначала деньги, – сказал он, едва закрыв дверь. Я протянул три сотенных банкноты. Если бы этого ему показалось мало, я был готов дать мздоимцу по физиономии, но он поспешил сунуть деньги в карман.
      – Время пребывания и номер комнаты? – спросил он, подходя к шкафу.
      – Время – прошлый месяц, комната – двенадцать.
      Бенито повернулся ко мне:
      – Двенадцатая?
      – Что-то не так? – встревожился я.
      Он уселся на край письменного стола:
      – Нет необходимости искать карточку.
      – Это почему же?
      – Комнаты двенадцать, тринадцать и четырнадцать предназначены для проживания персонала гостиницы, поскольку расположены в еще не отреставрированном крыле здания…
      Мамма миа! Уж если мой «отреставрированный» номер мало отличается от крысиной дыры, то как выглядят эти комнаты!
      – В двенадцатой ночевал Рене, один из наших работников, помощник официанта, помогавший убирать со столов. В середине месяца он отпросился на день и с тех пор больше не появлялся. Хозяин гостиницы попытался отыскать его, даже звонил родственникам, но те сказали, что понятия не имеют, где он может быть.
      Я почувствовал, как в моей голове зазвонил колокол: впервые проклюнулось что-то существенное.
      – И вы о нем больше не слышали?
      – Нет, – твердо ответил Бенито. – Он оставил здесь все свои вещи и не пришел даже забрать заработанные деньги. Ему их, конечно, отдали бы, хотя он этого и не заслужил: сбежал в самый разгар сезона, поставив нас в трудное положение. Так что для него же лучше, что он не появился.
      – Он исчез числа пятнадцатого, верно?
      Шестнадцатого был обнаружен труп Алисы.
      – Вероятно, вам известно больше, чем вы рассказали, но это меня не касается.
      – Могу я посмотреть на вещи Рене?
      Он пожал плечами:
      – Ничего не было бы проще, да вещей у нас больше нет. Мы попросили его родителей забрать их, иначе пришлось бы их выбросить в мусорный ящик. Нам нужна была комната для нового официанта.
      – Очень жаль. Но я и без того благодарен вам за помощь. Я узнал много полезного. Надеюсь, теперь смогу помочь моей подруге.
      – Оставьте ваши глупости, я не первый год живу на свете. Я был уверен, Рене что-то натворил, а после разговора с вами только утвердился в этой мысли. Я и вы – мы с вами никогда не встречались, и на этом закончим.
      Я развел руками:
      – Как пожелаете, только дайте мне адрес паренька.
      – Да бога ради!
      Он обошел стол и начал рыться в ящике. Минуту спустя достал оттуда какой-то сверток.
      – Мы забыли передать семье его рабочую книжку, я случайно обнаружил ее позавчера в моем ящике. Могу отдать ее вам, там все его данные. Однако это будет стоить чуть дороже. – В его свиных глазках вспыхнул огонек. – В качестве компенсации за беспокойство.
      Пританцовывая от радости, я поспешил в свой номер. Горячо, горячо, горячо… На этот раз слишком много совпадений. Я не знал ни кто такой этот Рене, ни какие отношения связывали его с Алисой, но он стал главным кандидатом в ее убийцы. В рабочей книжке я прочитал: Ренато Джермани, 20 лет, проживает в Риме, переулок Пелличчиани, 10. Если его семья до сих пор живет там, я уверен, что смогу вытащить из родственников полезную информацию, которая помогла бы мне отыскать его или понять вероятную связь с убийством Алисы.
      Номер телефона на листочке в книжке Алисы, записанный перед самым бегством, и парень, который исчезает за день до убийства, – все сходится. Видимо, Алиса должна была сбежать не со Скиццо, а с другим своим дружком. Неизвестно, когда и где она с ним познакомилась, а панку, конечно, ничего не сказала, чтобы не вызвать у него ревность. Хорошо бы узнать, знаком ли Рене с клиентами Блондина. Скорее бы Усатый оказался у меня в руках! Он-то мне все выложит. А потом уж пусть полицейские ломают головы.
      Мне необходимо было поделиться с кем-нибудь своей радостью. Пришло время взломать блокаду любой ценой. Я набрал номер телефона и, развалившись на жалкой постели, стал ждать сообщения равнодушного автоответчика.
      В трубке щелкнуло. Не дожидаясь ответа, я с пафосом плохого актера начал декламировать:
 
Ты помнишь, Сильвия, еще
Твоей земной и смертной жизни время,
Когда сияла красота
В твоих глазах смеющихся и ясных …
 
      – Прекрати издеваться над Леопарди, засранец! – перебил меня на половине строфы голос Вале. – Руки прочь от моего любимого поэта, урод!
      – Извини, но это был единственный способ вытащить тебя на свет божий. Я хотел только узнать, когда ты позволишь гнусному типу, коим я являюсь, преклонив колени на рассыпанном горохе, принести тебе смиренные извинения…
      – Сходил бы в туалет, прежде чем читать стихи…
      – Не согласен, у меня получилось не хуже, чем у твоего любимого актера Витторио Гасмана. Так когда ты снизойдешь до меня и обратишь свой надменный взор на мою жалкую личность?
      – Хватит ныть! Я сама собиралась тебе позвонить. – Мне показалось, что она смилостивилась. – Я больше не злюсь на тебя. Ну, только если чуть-чуть.
      – Ты меня еще любишь?
      – Давай только без этой муры. Скажем так, я еще не решила послать тебя к такой-то матери. И лишь потому, что мне жаль твоего Компаньона, который мне ничего плохого не сделал. Бедняжка.
      Наговорив друг другу приятных вещей на двадцать тысяч лир, на следующие тридцать я поведал ей о моих блестящих результатах. Опуская, разумеется, рассказ о визите на виллу Гардони.
      – Уже второй раз в этом году ты ездишь на море. Будь осторожен, как бы не вошло в привычку, – сказала она, выслушав.
      – Не беспокойся, я смертельно скучаю по Милану. Ты же знаешь, если я не подышу смогом, плохо себя чувствую.
      – Разве ты не отправишься в Рим, чтобы поговорить с родителями официанта?
      – Думаю, мне надо заняться кое-чем другим. А навестить его родственников попрошу кого-нибудь из римских друзей.
      – Пусть они сделают это как можно скорее. – Тон ее стал серьезным. – Если ты еще не общался с Мирко, я расскажу ему, как идут дела. Новость для тебя: Скиццо пытался покончить с собой. Он вскрыл вены и сейчас находится в тюремном лазарете.
      – Черт! И как он себя чувствует?
      – С ним все в порядке, он вне опасности, порезы были не очень глубокими. Он добыл лезвие, разломав безопасную бритву…
      Меня передернуло:
      – Ну, тогда это словно ожог лосьоном после бритья.
      – Не смейся. Мирко говорит, что, если не удастся добиться освобождения под подписку о невыезде, он постарается обосновать необходимость психиатрической экспертизы Скиццо и помещения его в психиатрическое отделение при тюрьме Сан-Витторе, хотя и это не самое лучшее место. А когда Скиццо окажется там, можно попытаться добиться на суде признания его психически невменяемым.
      – То есть как невменяемым? А я тогда для чего корячусь?
      – Понятия не имею. Как бы то ни было, Мирко считает, что с тем нулем, который вы крутите в руках, это единственный способ избежать пожизненного заключения.
      Я представил себе Скиццо, привязанного к кровати, в окружении белых халатов и масок со зловеще сверкающими инструментами, готовыми сверлить его черепушку.
      – Алло, алло, ты еще здесь? – вернул меня к действительности голос Вале. – Или опять впал в один из твоих обычных приступов паранойи?
      – Хотел бы посмотреть на тебя на моем месте, – огрызнулся я.
      – Кончай давить на жалость, не дождешься. Оставайся таким, какой ты есть, по крайней мере, сойдешь за эксцентричного. Пока, я прощаюсь.
      – О'кей. Ты не против, если я навещу тебя, как только приеду?
      Она задумалась, потом ответила:
      – Лучше не надо.
      Я опешил:
      – Почему?
      – До тех пор пока тянется эта история, нам лучше не видеться. Ты по уши завяз в ней, а когда ты в таком состоянии, я предпочитаю держаться от тебя подальше.
      – Я не слишком ею занят. Работа как всякая любая. Правда, скажем так, немного труднее…
      – Можешь вешать лапшу на уши кому хочешь, только не мне. – Она вновь стала жесткой. – Ты что, не помнишь, сколько лет мы знакомы?
      – Конечно помню.
      В те дни она готовилась к сдаче прокурорского экзамена, и это был настоящий кошмар. Я тотчас же влюбился в нее по уши.
      – Хотя это бессмысленный вопрос, ты же никогда ничего не забываешь. Ну так вспомни, ты тогда еще работал на отдел маньяков и был не человек, а какой-то клубок обнаженных нервов: то дрожал от возбуждения, то впадал в депрессию. Я просто не могла выносить общение с тобой! К счастью, ты ушел из отдела, и это прекратилось. Сейчас, мне кажется, ты опять в таком состоянии. Из-за этой гребаной истории, в которую тебе захотелось влезть во что бы то ни стало.
      – Мне захотелось? Да я мог бы спокойно обойтись без нее.
      – И ты хочешь, чтобы я тебе поверила? Хватит с меня и прежних приступов твоей детективной паранойи!
      – По-моему, ты преувеличиваешь.
      – Нет! – отрезала она тоном, не терпящим возражения. – Я знаю тебя лучше, чем ты себя, это уж точно.
      – Большое спасибо за моральную поддержку.
      – Не за что. Полагаю, будет лучше, если мы увидимся, когда вся эта история закончится.
      Я вздохнул:
      – Будь по-твоему. Тогда хоть думай обо мне иногда.
      – Это я тебе обещаю. Я тоже по тебе соскучилась.
      Мы положили трубки.
      Я просмотрел расписание поездов, которое Компаньон принес с собой. Последний поезд на Милан уходил меньше чем через полчаса, и я поспешил на вокзал, надеясь успеть вскочить в него хотя бы на ходу.
      Я подождал, когда поезд отъедет, чтобы позвонить Кастеллини, моему другу – римскому издателю. Чтобы никто не помешал мне разговаривать с ним, я заперся в туалете и достал мобильник. Даже представить не могу, как до сих пор без него обходился. Дома он мне не нужен, там обычный городской телефон.
      – Слушаю! – проорал голос в трубке на фоне дикой какофонии, в которой едва различались голоса и громкая музыка. Мне кажется, я даже узнал мелодию музыкальной заставки «UFO Robot».
      – Это Сандроне. Ты где находишься? – закричал я в трубку.
      – На празднике жуткого отребья! Ловлю кайф от этого бардака!
      Толпа хором что-то скандировала.
      – Найди местечко потише, мне нужно с тобой поговорить!
      – Подожди! – Я услышал звук его шагов, музыка становилась все тише. – Вот, я заперся в сортире.
      – Какое совпадение! Я тоже. Где это ты?
      – На вечеринке. Пляшем под музыку из мультяшек, словно стая обезьян. В следующий раз, когда ты приедешь в Рим, организуем такую же в твою честь.
      – Альберто, тебе уже почти сороковник! Тебе не кажется, что прошло время вести себя как идиот?
      – Ни хрена ты не понимаешь. Здесь полно телок, сегодня вечером одна из них моя. Если бы ты перезвонил мне в другой раз, я был бы тебе очень признателен. Только что закадрил одну классную блондинку, и, если кто-нибудь уведет ее в мое отсутствие, я при встрече сверну тебе шею приемом карате. Я тебе говорил, что начал заниматься карате?
      – Плевать мне на твоих баб, Альберто, поговорим серьезно. Итак, сколько услуг ты мне должен?
      – Да ни одной!
      – Я сейчас приеду и переломаю тебе ноги, каратист недоделанный!
      – Ладно, ладно, с десяток. Чего ты от меня хочешь?
      – Тебе придется кое-куда подъехать и переговорить с одной семейкой. Мне нужна информация об их пропавшем сыне. И если, что мало вероятно, он вернулся домой, сделай вид, что ничего не случилось, и сразу же перезвони мне.
      – А ты к этому каким боком?…
      – Долгая история. Надо вытащить одного парня из тюрьмы. Если сынок еще не дал о себе знать, постарайся разузнать, кто его посещал, перед тем как он исчез, и сколько раз он ездил в Милан. Узнай также, нет ли у него девчонки, кто она, где живет. И постарайся раздобыть ее фотографию.
      – То есть ты хочешь, чтобы я поработал частным детективом. Мне что-нибудь обломится за это или нет?
      – Это услуга за услугу, Альберто! У тебя есть чем записать? Я продиктую фамилию и адрес.
      – Подожди. – В трубке послышалась возня. – Я готов, оторвал кусок туалетной бумаги. Диктуй.
      Я продиктовал и добавил:
      – Только, ради бога, не наломай дров. Дело очень деликатное.
      – Буду вежлив, как учитель танцев! Перезвони завтра вечером. А сейчас я побежал, а то уже вышибают дверь.
      Связь прервалась. Надеюсь, завтра у него хватит ума надеть приличный костюм.
      Я вернулся в свое купе. Заняться было нечем, и я с завистью смотрел на супружескую чету средних лет. Муж и жена, сдвинув головы, похрапывали на кушетке напротив. Я открыл бутылку бренди, которую успел купить в табачной лавке на вокзале, и принялся опустошать ее маленькими глотками, всматриваясь в пейзажи, проносящиеся за окном, и думая о Вале.
      Контролер, молодой и симпатичный парень, во второй раз проходя по нашему вагону, принял предложение выпить со мной, и, прихватив бутылку, мы переместились в коридор, принялись приветливо беседовать, как это нередко случается с незнакомыми людьми, которые симпатичны друг другу и знают, что вряд ли когда еще встретятся. Выяснилось, что наши вкусы совпадают в том, что касается научно-фантастических фильмов и боевиков со стрельбой в духе Джона By. Когда поезд начал притормаживать у перрона Центрального вокзала Милана, зазвонил мой телефон. Я извинился перед новым знакомым и побежал в тот же туалет.
      – Это Слон. Угадай, кто только что вошел в бар? – сказал он тихо. Я представил себе, как он сидит в машине, согнувшись в три погибели, безуспешно пытаясь сделаться менее заметным.
      – Усатый?
      – В точку! Но он пришел с двумя дружками.
      – Нет ли случайно среди них парня лет двадцати?
      – Нет. Им лет по тридцать, и у них отвратительные рожи. Что мне делать?
      – Оставайся там и ничего не предпринимай. Сейчас позвоню Алексу, и через полчаса мы оба будем рядом с тобой.
      – А если он уйдет раньше? Я не хотел бы торчать здесь еще одну неделю.
      – Если выйдет раньше – это плохо. Постарайся запомнить, какая у них машина, и запиши номер. И не вздумай поехать за ними, они тебя сразу засекут. – При мысли о Слоне в роли сыщика, идущего по следу, меня прошиб холодный пот.
      – Ладно. Только давайте побыстрее.
      И второй раз мне повезло. Видимо, кто-то поставил за меня свечку Мадонне.
      Я набрал домашний номер Алекса, к счастью, он оказался дома.
      – Мы попали в точку, красавчик!
      – Бар?
      – Браво! Срочно двигай туда. Я уже еду от Центрального вокзала. – Именно в эту секунду поезд остановился.
      – О'кей. Бегу. Встречаемся напротив бара, на другой стороне улицы?
      – Нет, не там. Припаркуйся метрах в трехстах дальше, слева, если смотреть на бар. Но не бери свою машину.
      – А чью же?
      – Сам смотри. Не хотел бы говорить лишнего по телефону, вспомни только, как ты выходил из положения в былые годы. Подойдет любая машина с вместительным багажником.
      Он с лету понял мой намек и сразу поскучнел:
      – Ты шутишь?
      – Нет, к сожалению. Ситуация чрезвычайная, Алекс, я бы не просил твоей помощи, если бы машина не была нужна позарез.
      – Ты же знаешь, я с этим давно завязал. И не хотел бы вновь за это браться.
      – Алекс, послушай меня… – торопливо заговорил я, боясь, что он бросит трубку. – Слишком многое поставлено на карту, чтобы деликатничать.
      – Это у тебя слишком многое поставлено, не у меня.
      – У тебя тоже. Ты же сам сказал, что не отступишься. Что-то изменилось?
      – Нет, но у всего есть предел. И не дави на меня!
      – Мне необходима твоя помощь, – настаивал я. – На этот раз мне в одиночку не справиться. Это вынужденная мера.
      – Ты понимаешь, как я рискую?
      – Да, но я доверяю твоей осмотрительности и твоему опыту. Если увидишь, что дело невыполнимое, отступись. Но если есть хотя бы один шанс…
      – Ладно, сделаю. До встречи. – И он положил трубку.
      Я чувствовал себя законченной сволочью и тоскливо сидел в туалете, пока меня оттуда не выгнал пришедший уборщик.
      Выйдя из вагона и шагая к стоянке такси, я набрал номер телефона, который оставил мой Компаньон. На другом конце линии обнаружил парочку персон, которые были счастливы оказать мне помощь.

      – Который час? – спросил Слон, зевнув во весь рот.
      Я нажал кнопку освещения циферблата на своих ручных часах:
      – Половина второго. Что-то Усатый не очень торопится покинуть бар.
      На другой стороне улицы ярко светились витрины бара «Чинечита», но мне не удавалось разглядеть, что происходит внутри. Мы припарковались довольно далеко от бара, вышли из машины и, не сводя с него глаз, делали вид, что увлечены беседой.
      В ста метрах от нас остановились и закурили двое моих новых помощников. Мы обменялись взглядами, кивнули друг другу. Я надеялся, что они не забыли, что им делать.
      Слон посмотрел на них с подозрением:
      – Ты уверен, что это они?
      – Они-они.
      – Серьезные ребята, – сказал он и опять зевнул.
      Алекса пока я не видел, но был уверен, что знаю, чем он сейчас занят. Старина Алекс… Мне надо бы купить ему подарок, чтобы загладить вину. Я вспомнил о видеомагнитофоне и сидиплеере, которые стянул из дома Гардони. Компаньон написал мне, что спрятал их за подвесным потолком подвала нашего многоквартирного дома, рядом с отопительной трубой, в ожидании моего решения, что с ними делать дальше. Может, подарить их Алексу? Хотя нет, этот моралист не обрадуется краденым вещам.
      Я заметил какое-то шевеление за витриной бара, и в дверях появился Усатый с двумя приятелями.
      – Приготовились, – шепнул я Слону.
      Щелкнул зажигалкой, подавая знак двум курильщикам, и успел схватить за руку Слона, который уже было дернулся в сторону нашей жертвы. Ноги у меня стали ватными, и засосало в желудке. «Опять ты ввязываешься в авантюру, – сказал я себе. – Хотя одной больше, одной меньше, сейчас это уже не имеет значения».
      Троица огляделась по сторонам и не спеша двинулась по бульвару в направлении улицы, где, как я надеялся, поставил машину Алекс. Я не стал проверять это, зная, что, если он решился, обязательно сделает все, как надо.
      Мы подождали, пока Усатый со своими спутниками отойдет подальше, и вразвалочку потащились за ними по противоположной стороне улицы. Они шли, не оборачиваясь.
      Мои курильщики также перешли через дорогу метрах в ста впереди Усатого. Вдруг они остановились, круто развернулись и побежали ему навстречу. Армейские плащи, в которые они были одеты, скрывали мощное телосложение, а лица, как у бандитов с Дикого Запада, закрывали темные платки, так что виднелись одни глаза. Я, точнее мой Компаньон, хорошо знал этих парней. Это были два брата, самые способные ребята с его курса по выживанию. И самые сговорчивые. Компаньон звал их Молот и Наковальня.
      Они неожиданно затормозили перед носом опешившей троицы, остановившейся так резко, что мы со Слоном едва не воткнулись им в спины. Мы тоже прикрыли лица, использовав для этого мою майку, разорванную пополам. В свете машин, проносившихся мимо, я чувствовал себя словно священник на снегу.
      Из– за спины Усатого я показал пальцем братьям-костоломам на нашу цель. Кивнув мне, Молот изо всех сил двинул кулаком прямо в физиономию типа, стоявшего слева от Усатого, раньше, чем тот успел среагировать. Удар был сокрушительный, и парень мешком осел на землю. Наковальня, не теряя даром времени, борцовским приемом бросил на асфальт второго спутника Усатого. У них была разница в весе килограммов в двадцать и столько же сантиметров в росте. Несчастный грохнулся спиной и завыл от боли и ужаса, пока Молот не наступил ему ногой на горло, заставив замолчать.
      Усатый попытался позвать на помощь, но я не дал ему этого сделать, ударив коленом в солнечное сплетение. Усатый сложился пополам, и мне пришлось подхватить его, чтобы он не воткнулся физиономией в асфальт.
      – Вот так-то лучше, – сказал я ему. – Сейчас совершим небольшую прогулку.
      Мы со Слоном взяли его за руки и поволокли по улице. Молот и Наковальня присоединились к нам, отставая на пару шагов и оборачиваясь, чтобы убедиться, что пара обработанных ими не нуждается в дальнейшем массаже. Я молил Бога, чтобы те остались живы.
      – Еще нужна наша помощь, командир? – спросил Наковальня.
      Командир? Надо бы поговорить с Компаньоном: у него мания величия.
      – Нет, линяйте отсюда.