ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ ФЕВРАЛЯ

Наконец я дотащил до дома этот чемодан. Я отдышался, посмотрел на часы: половина второго.

Придя домой, я в первую очередь сбросил с себя всю грязную одежду и залез под душ. Хотя была глубокая ночь, спать мне совершенно не хотелось. Усевшись на софу, я долго смотрел на кожаный, обитый железом чемодан, стоявший посреди комнаты. Все вокруг было испачкано землей, но сейчас мне на это было наплевать. Из ящика с инструментами я достал молоток, клещи и пассатижи. Осмотрев железный засов, я сначала обмотал стальной проволокой металлический язык замка, а потом молотком и пассатижами стал подтягивать его вверх; это стоило мне больших усилий. За долгие годы, проведенные в земле, замок заржавел, но в конце концов я открыл его.

В тот миг, когда засов подался, мои руки вдруг обмякли. Я тяжело перевел дыхание, чтобы умерить сердцебиение, и просидел без движения несколько минут. А потом медленно, очень медленно открыл чемодан.

Там была Она.

Передо мной лицо.

Лицо женщины лет двадцати.

Нет, голова женщины лет двадцати.

Дрожащими руками я осторожно вытащил голову из чемодана. У нее была белоснежная кожа, иссиня-черные волосы рассыпались, но не по плечам, а по полу, глаза закрыты, выражение лица спокойное, невозмутимое. У меня не хватало слов, чтобы описать ее. Ясно было лишь одно – она красива, безумно красива. И никакие другие слова не нужны.

Ее красота превосходила красоту Сянсян и Хуан Юнь, превосходила красоту всех женщин на свете.

Это была Императрица.

Императрица императора Тунчжи, женщина, покончившая с собой в 1876 году.

Я держал ее голову, мои пальцы ощущали изуродованный обрубок шеи, такой мягкой и нежной, с тонкой упругой кожей. Я не мог оторвать взор от ее лица, от ее закрытых глаз, ее яркого рта. Должен признать: она обладала чарующей силой, завораживавшей каждого, кто ее видит. Именно эта сила погубила множество людей у Желтого источника.[8] Только тогда я понял, какие невозможные фантазии, страх и ужас порождала она в этих людях.

Если бы я писал историю династии Цин, то обязательно вставил бы в нее такие слова: императрица госпожа Алутэ – прекрасная монгольская волшебница.

Край шеи был неровным, очевидно, то были следы от зубцов пилы. На обнаженном срезе отчетливо виднелись сосуды и дыхательные пути.

Я поставил голову на стол и продолжил любоваться ею. Если смотреть только на лицо, просто невозможно представить, что она давным-давно умерла. Казалось, что женщина спит – никакой боли, никакого страдания на лице. Хотя на самом деле она не только при жизни, но и после смерти вынесла величайшие страдания, какие только есть на свете. Во всех ее страданиях виноваты мы – живые люди, постоянно нарушающие ее покой даже в могиле, где она смогла воссоединиться с любимым мужем.

Я потерял контроль над собой. Я больше не думал ни о чем. Я ласкал ее волосы и лицо; ее мягкая, нежная кожа, ее прекрасное лицо манили меня. Я потрогал свое лицо – никакой разницы, только ее кожа намного мягче и нежнее моей. Лишь теперь я наконец поверил: все, что мы прочитали в архивных записях, – правда. Да, она живая! Да, она безумно прекрасна! Да, в нее невозможно не влюбиться!

В конце концов я нашел то, что она хотела получить.

Включив компьютер, я зашел на сайт «Блуждающие души древних могил» и снова углубился в последнюю игру – лабиринт. Пройдя несколько шагов по лабиринту, я написал в диалоговом окне:

Я: Нашел то, что вам надо.

Через несколько секунд появился ответ:

Блуждающие души древних могил: Ты правда нашел?

Я: Да, нашел. Я все знаю. Ты не моя Сянсян. Вы императрица.

Блуждающие души древних могил: Ты смелый и умный. Ты помнишь памятник Пушкину? Приходи туда через полчаса. У подножия памятника возврати мне то, что мне нужно.

Я: Хорошо.

Блуждающие души древних могил: Я буду ждать тебя.

Выйдя из Сети, я отключил компьютер. Я завернул голову императрицы в большой шелковый платок, положил ее в тот же обитый железом кожаный чемодан и вышел из дома.

Было три часа утра. Решив дойти до памятника пешком, я шагал по абсолютно безлюдной улице: за полчаса успею. Я нес чемодан не за ручку, а прижав к груди, словно ребенка. Я крепко обнимал его руками, будто обнимал голову императрицы.

На улице – все тот же лунный свет и холодный ветер. Мне припомнился роман «Голова любимого». В нем говорится о том, что в древние времена мужчине отрубили голову, а его красавица жена унесла голову в бамбуковую рощу. Там она совершила волшебную церемонию бальзамирования и с той поры жила с человеческой головой.

Эта голова не менялась со временем, навечно сохранив молодое лицо, а вот сама женщина старела. Через несколько десятков лет эта женщина стала старухой и со временем упокоилась в могиле вместе с головой своего по-прежнему молодого мужа.

Я сейчас был похож на эту женщину. Я иду к своей могиле, неся вечно молодую голову Красы Ненаглядной.

Ночная тьма постепенно отступала, эхо моих шагов гулко отдавалось в безлюдных городских улицах, а к груди я крепко прижимал чемодан. Ее голова была как раз напротив моего бешено колотящегося сердца. Может быть, она чувствовала это, а возможно, ей были известны и все мои мысли.

Наконец я пришел туда, где одиноко посреди улицы высился памятник Пушкину. Я вспомнил, как, явившись мне в обличье Розы, Она сказала, проходя мимо статуи: «Камень тоже может быть одушевленным. Если есть форма, значит, есть и жизнь. Памятник тоже способен размышлять, у него есть чувства и рассудок, и с этой точки зрения он живой. Но только вечный – бессмертный. Потому что жизнь существует вечно».

Вот почему, наверное, она выбрала именно это место.

Вокруг в лунном свете танцевали тени деревьев. Пушкин пристально глядел на меня и на мою драгоценную ношу, прижатую к сердцу. Подойдя к подножию памятника, я стал ждать ее появления, не выпуская чемодан из рук.

Вдруг – порыв ледяного ветра, тень среди деревьев.

Она пришла.

Она здесь.

Вся в белом, лицо Сянсян, ночной ветер пропитан ее естественным ароматом, на губах играет улыбка. Она подошла ко мне. Я невольно попятился.

– Ты боишься меня? – грустно спросила Она.

– Нет, я… – Мне было трудно вымолвить хоть слово.

– Не бойся, я просто обыкновенная женщина.

Она протянула ко мне руки. Ее белоснежные пальцы в лунном свете казались серебряными.

– Я не могу причинить тебе зла, – продолжила она. – В конце концов, ты второй в моей длинной жизни мужчина, который по-настоящему любил меня.

Ее слова хлестнули меня, как резкий удар, сердце сжалось и заныло. Второй мужчина. Первым был сам император Тунчжи, а теперь – я. Мне трудно даже представить такое, это невозможно, это какой-то бред! Я перебил ее:

– Извините, прошу вас, не говорите больше ничего.

Она ласково сказала:

– Ты вспомнил Хуан Юнь? Поверь, во мне ты никого не замещаешь. На самом деле это я, к сожалению, замещаю в твоем сердце Сянсян.

Я был изумлен, просто потрясен. Я не ослышался? Она сказала «к сожалению»? Я испытывал к ней глубокое уважение, но меня пугало то, как легко она проникала в мои мысли. Она просто читала их как с листа.

Тут я вспомнил еще об одном, глубоко вздохнул и все же решился:

– Прошу вас, скажите, как вас зовут?

– Сяочжи. Это значит «маленькая веточка», иероглиф для ветки дерева.

Алутэ Сяочжи – наконец-то я узнал ее имя!

– Возьмите. Это то, что вы искали. – Я отдал ей чемодан, который так нежно прижимал к груди.

Она не стала открывать чемодан, только осторожно погладила его и прошептала:

– Спасибо тебе.

– Нет-нет, не благодарите меня! Я только надеюсь, что больше не будет беспричинных смертей, потому что все ныне живущие не виноваты перед вами.

Она ничего не сказала, а только кивнула в ответ.

Вдруг я услышал голос Сянсян:

– Возможно, мы еще встретимся с тобой, – и лицо Сянсян нежно улыбнулось мне.

Потом она отвернулась и посмотрела куда-то в сторону. Я тоже посмотрел туда.

А когда она снова повернулась ко мне, я понял, что передо мной опять императрица Алутэ Сяочжи. Я спросил:

– Вы не откроете чемодан, чтобы посмотреть?

– Зачем? Я верю тебе. – Ничего больше не сказав, она повернулась и вышла из парка. Ее фигура растворилась в ночной тьме. Может быть, она наконец ушла из моей жизни?

Однако в воздухе остался неповторимый аромат Сянсян.

Положив руку на сердце, я убедился, что теперь оно билось абсолютно ровно. И прежнего ужаса в нем не было. Я посмотрел на Пушкина: поэт размышлял. Подумав с минуту, я вышел из парка, но пошел не домой, а начал бесцельно бродить по шанхайским улицам.

Не знаю, долго ли я ходил. Наконец я увидел на востоке на фоне темно-синего неба светлую полоску. Ускорив шаг, я пошел туда – к солнцу. Когда я вышел на набережную, на востоке уже вовсю бушевала заря, темно-синее ночное небо постепенно светлело, яркое утреннее зарево стремительно поднималось над рекой Хуанпу. Эта странная ночь все-таки закончилась. Небо быстро голубело, множество белых чаек прилетело из устья Янцзы на Хуанпу, громадный теплоход, разрезая речную гладь, спешил покинуть эти воды и уйти в океан. На востоке среди частокола небоскребов появился красноватый солнечный диск, а на другой стороне небосклона продолжала свое дежурство луна.

Громко пробили часы на башне морской таможни. Их отдаленный бой еще долго звенел в моих ушах.

Я люблю этот город.

ПЕРВОЕ МАРТА

Я жив.

Весь день я скитался по Сети. «Блуждающих душ древних могил» больше нет. Сайт исчез. Вирус, поразивший все порталы, самоликвидировался, все ссылки восстановились в своем прежнем виде.

В дверь позвонили. На пороге стоял посыльный. Он вручил мне картонную коробку и привычно затараторил:

– Здравствуйте! Экспресс-почта. Вам посылка, прошу расписаться.

– Мне? – Я удивленно осмотрел коробку – упакована надежно, большая, тяжелая.

– Позвольте узнать, а кто отправитель? – осведомился я у посыльного.

– Извините, не знаю. – Он пожал плечами и улыбнулся.

Я расписался на бланке, и посыльный ушел.

Я закрыл за ним дверь, взгромоздил коробку на стол и долго смотрел на нее. Наконец решился и вскрыл упаковку.

В коробке лежала человеческая голова.

Знакомое лицо.

Сянсян!

Голова Сянсян.

Императрица возвратила мне голову Сянсян. Все правильно. Она обрела собственную, поэтому голова Сянсян ей больше не нужна.

Да, она должна была вернуть мне голову Сянсян, она поступила правильно.

Я вынул голову из коробки. Точно так же несколько дней назад я вынул из старого чемодана голову императрицы. Глаза Сянсян были закрыты. Опять я ощущал столь знакомый аромат. Я прижал голову к груди, крепко-крепко обнял ее и снова потерял всякую власть над собой: слезы ручьями потекли из моих глаз.

Сянсян. Сянсян. Моя Сянсян.

Я вообразил, что любил тебя в ту ночь, а на самом деле ты давно навеки рассталась со мной.

Сянсян, я вечно буду помнить тебя.

ЦИНМИН

Еще не рассвело. Небо было усыпано звездами. Как в ту ночь, когда мы с Сянсян сидели возле озерца и звезды падали на нее с неба.

На кладбище никого не было. Я перелез через ограду и медленно пошел среди густого леса могильных стел. Наконец я дошел до могилы Сянсян. Она, как всегда, улыбалась мне с портрета. Я открыл чемодан, в котором покоилась голова Сянсян.

Она тоже не изменилась со временем – возможно, благодаря могучим чарам императрицы. Прошло уже больше месяца – никаких перемен. Все это время голова была у меня дома. Я никак не мог расстаться с ней.

Сянсян. Любовь моя.

В конце концов я решился захоронить ее. Пусть она возвратится в землю. Пусть ее те-ло обретет свою голову. Нельзя, чтобы повторились события, идущие наперекор естественным законам природы. Жизнь есть жизнь. Смерть есть смерть. Смерть – это исчезновение души и тела. Исчезновение без тени, без следа, без призраков и нетленных тел.

Жизнь не должна длиться вечно.

Вечна только смерть.

Я уже сделал выбор.

События последних дней избавили меня от страха перед смертью, я даже приобрел какой-никакой навык в рытье могил. Ломом я поднял мраморную могильную плиту под стелой Сянсян. Ее «подземным дворцом» было узкое – в несколько десятков сантиметров – пространство, посередине которого покоилась урна с прахом.

Я осторожно вынул голову Сянсян из чемодана и бережно положил рядом с урной. Пусть ее голова обретет свое тело.

Я быстро сбегал к ближайшей клумбе, накопал там земли и принес ее на могилу Сянсян. Я насыпал землю в миниатюрный «подземный дворец». Черная сыпучая земля протекала сквозь мои пальцы, закрывая лицо Сянсян, ее волосы, уши, рот, потом глаза и нос. В последний раз я видел лицо Сянсян, такое безмятежное и спокойное, источавшее удивительный аромат. Когда последний комок земли проскользнул меж моими пальцами, голова Сянсян полностью скрылась из глаз. Больше я никогда не увижу ее.

Я привел в порядок могилу Сянсян, дабы никто не заметил, что кто-то сдвигал могильный камень.

На прощание я поцеловал фотографию Сянсян.

В окрестном лесу запели птицы, предвещая скорый рассвет. Последний прощальный взгляд на могилу.

Прощай, Сянсян.

Прощай, любимая.

До встречи, любимая.

Я ушел с кладбища. Дорога к автобусной остановке шла через поле. Я месил ногами грязь, порой попадалась желтая, как золото, глина. А в воздухе мне все чудился аромат Сянсян.

Я слишком долго пробыл на кладбище. Сейчас – ранним утром – меня окружает множество людей.

Сегодня праздник Цинмин – день поминовения. Поэтому многие приходят в такую рань на кладбище, чтобы воздать память своим усопшим родственникам. Повсюду к небу тянутся голубоватые дымки сжигаемых поминальных денег.

День поминовения – праздник Цинмин.

День поминовения – зимнее солнцестояние.

Как странно: все началось в день поминовения. И все закончилось в день поминовения.

Как это странно.

Я стою среди цветущего рапса и вспоминаю все, что случилось со мной. Уже наступил Цинмин, а мне все это представляется одним длинным кошмарным днем.

Все должно завершиться.

Е Сяо уже сказал мне, что за последний месяц в нашем городе, как и по всей стране, не было ни одного беспричинного, немотивированного самоубийства, число которых в предыдущие два месяца множилось с каждым днем.

Вирус, одно название которого пугало интернетчиков, исчез будто сам собой. Никто больше не будет так страшно умирать, потому что Она обрела то, что желала получить.

«Да, – думал я, – кошмар закончился».

В десять утра вместительный автобус, битком набитый возвращающимися с кладбища людьми, привез меня в город.

Я снова ощутил вкус большого города. Мне надо было проехать еще несколько станций на метро. Я спустился под землю. Подошедший поезд был переполнен.

Из открывшихся дверей вышло множество людей. И вдруг среди мужских и женских лиц, которые мелькали передо мной в круговороте толпы, я увидел знакомое.

Неописуемо прекрасное, ни с кем не сравнимое лицо.

Императрица!

Это ее голову я откопал в старом дворе. Прекраснейшая женская головка прочно сидела на плечах. Никакого рубца или шрама не было на нежной шее.

Ее имя – Алутэ Сяочжи.

Она увидела меня и радостно улыбнулась.

Я неподвижно стоял в толпе. Меня толкали со всех сторон, а я стоял и смотрел на нее.

«Осторожно, двери закрываются!» Поезд тронулся и, набирая скорость, скрылся в туннеле. Постепенно платформа опустела. Вокруг никого.

Только она и я.

– Здравствуй, – сказала она мне.

На ней было красивое белое платье. Именно такие можно увидеть в витринах модных магазинов на авеню Хуайхайлу. Она была точно такой же, как и многие двадцатилетние девушки на шанхайских улицах. Только очень красивая.

От смущения я, как всегда, не мог произнести ни слова. Я даже не знал, как мне следует обращаться к ней. Императрица или Сяочжи?

Единственное, что я сумел выдавить из себя, это:

– Как тесен мир. Ужасная банальность.

– Да. Ты в порядке?

– Все хорошо. А ты?

– Я же говорила тебе, что сейчас работаю в фирме информационных технологий, – сказала она с улыбкой.

– О, все может наладиться, – выдал я в ответ. Я и сам не понял, что я такое сказал.

В это время подошел следующий поезд. Я решил, что мне лучше уйти, и попрощался:

– До свидания.

– Мы еще непременно увидимся, – сказала она.

В битком набитом вагоне я протиснулся к дверям и прилип лицом к стеклу, чтобы еще раз увидеть ее, оставшуюся стоять на платформе.

Она была прекрасна.

Она помахала мне рукой на прощание.

Я помахал ей в ответ. Поезд медленно тронулся и, постепенно набирая скорость, окунул меня в темноту тоннеля.

Расширившимися глазами я смотрел в темное окно.

Я больше не боялся темноты.

ОТГОЛОСКИ

Моя жизнь похожа на стакан кипятка:[9] я снова живу скучно и тихо.

Мой роман так и не сдвинулся с места. Все, что тогда – еще в той, безмятежной жизни – виделось мне важным и интересным, оказалось глупым и пустым. У меня родилась мысль: написать обо всем, что произошло со мной за эти три месяца. Этот роман будет памятником тем, кто покинул меня и ушел навсегда.

Я включил компьютер и набрал:

«ВИРУС»

Долго я смотрел на открытую передо мной чистую страницу, не зная, что писать дальше. Я робел, будто начинающий каллиграф, не решающийся взмахнуть кистью.

От раздумий меня отвлек звонок в дверь. Я открыл. Передо мной стоял незнакомый мужчина лет пятидесяти.

– Здравствуйте. Вы ко мне?

– Да.

– Кто вы? – спросил я его.

– Меня зовут Хуан Дунхай.

Хуан Дунхай? Откуда он? Я так долго искал его. Я так хотел его встретить, а теперь от изумления лишился дара речи. Я попятился и неловко пригласил его войти.

Он был худощав, скуласт, глаза его ярко блестели. А лицо было все так же печально. Да, это Хуан Дунхай. Как я мог не узнать его? То же лицо, что и на фотографии в альбоме его родителей и на фотографии, стоящей на тумбочке в доме его покойной дочери. Только много седины в волосах, и кожа задубела, она намного темнее, чем на снимке. Мой гость вручил мне визитку, на которой было написано: «сотрудник Научно-исследовательского института биологии Хуан Дунхай».

– Заранее прошу прощения за беспокойство. Молодой человек, я только что возвратился после долгого отсутствия. Однако мне известно все, что случилось здесь за последние несколько месяцев.

У него был грубый хрипловатый голос, слова он выговаривал медленно.

– Нет, ничего, – как всегда невпопад сказал я.

– Мне известно, что вы были знакомы с моей дочерью Хуан Юнь. Она умерла. Ее смерть – это возмездие. Это кара за мое злодеяние, – печально сказал он.

– Почему вы бросили жену и ребенка? – дерзко спросил я.

– В то время я не знал, что у меня должна родиться дочь. Я уехал из Шанхая. Мне казалось, что тому есть очень веская причина.

– Вы скрывались?

– Нет, от кого мне скрываться? От себя не уйдешь.

Он вдруг заговорил быстро, громко и бессвязно:

– Исследования… Двадцать лет я потратил на исследования… Исследование одной тайны… Этого вам не понять!..

– Напротив, я понимаю.

– Нет, молодой человек, вы ничего не можете понять. Вы вообразили, что все закончилось?

Я кивнул.

– Вы ошибаетесь. Вы совершили ошибку. Очень страшную ошибку.

При этом он посмотрел на меня таким странным взглядом, что ко мне вновь вернулся страх.

Страх и ужас.

– Ошибку? – растеряно переспросил я.

– Зачем вы вернули ей ее голову? Зачем?!!

– Ради спасения жизни множества людей.

– Нет, все наоборот! Вы не должны были исполнять ее желание. Вы совершили ошибку, большую ошибку. Рано или поздно вы это поймете, – торжественно заявил он.

– Я не верю. Она всего лишь слабая женщина, обыкновенная женщина со странной судьбой. Ей выпало пережить величайшую трагедию. Она ни в чем не виновата. Она только жертва. Истинные виновники – человеческие злоба и алчность. Это они принесли ей страдания, а потом довели ее до мести всему человечеству. В конечном счете, люди сами накликали на себя беду. Теперь она обрела то, что ей было нужно; она может мирно и спокойно жить среди людей и никому не будет причинять зло.

– М-да, раньше я тоже так думал. Но за долгие годы скитаний я понял, что это не так. Я знаю, что она очень красива, а красота всегда привлекает людей. Молодой человек, вам надо опомниться.

– Почему вы считаете себя вправе давать мне советы? Почему?

Хуан Дунхай медленно и очень четко произнес:

– Перед отъездом из Шанхая я взял с собой образцы ее волос, потому что я уже тогда знал, что настанет день, и я раскрою ее тайну. Я узнаю, кто она, каково ее подлинное обличье.

– И теперь вы знаете, каково ее подлинное обличье? – Я скептически поджал губы.

У него на лице опять появилось странное выражение.

– Да, в течение нескольких лет я в своем институте проводил анализ ее ДНК.

– ДНК? – Я ничего не понимал.

– Да. Благодаря исследованию образцов, взятых двадцать лет назад, я получил ошеломляющий результат. Ее хромосомный набор совершенно иной, нежели у любого обычного человека.

– Вы хотите сказать, что она – не человек? Вот уж чудо небес и ночной тьмы! – усмехнулся я.

Он пропустил мимо ушей мой возглас и продолжил:

– Все эти годы я непрерывно изучал исторические документы и несколько месяцев назад наткнулся на архивные записи одного из княжеских домов Пекина. Согласно документальному свидетельству одного из астрономов цинской династии, в четвертый год правления императора Сяньфэна, в ночь на восемнадцатое число десятого месяца по лунному календарю, в ночном небе над Пекином появился загадочный объект.

– Вы хотите сказать, НЛО? – удивленно переспросил я.

Хуан Дунхай кивнул.

– Вот прочитайте, что сказано в материалах того времени. – Он протянул мне несколько листков.

«Ночью 18-го дня 10-й луны 4-го года правления Сяньфэна в северной стороне неба над столицей внезапно явился светящийся предмет, пролетел с запада на восток, по форме он как огромное яйцо красного цвета. Он пересек половину небосвода, двигаясь очень медленно. На короткое время этот светящийся шар остановился над резиденцией Чун Ци, знаменного человека из войск монгольского чисто-голубого знамени. Спустя время, достаточное для приготовления пищи, он ушел в сторону востока и более был невидим…»

– Этот знаменный человек Чун Ци из войск монгольского чисто-голубого знамени был отцом Алутэ – будущей императрицы императора Тунчжи. Согласно материалам, которыми я располагаю, госпожа Алутэ императрица Тунчжи родилась на пятый год правления Сяньфэна, то есть в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году, по лунному календарю – на тридцатый день седьмой луны, – пояснил он.

Мысленно сосчитав, я переспросил:

– Значит, вы хотите сказать, что более чем через девять месяцев после того, как неопознанный летающий объект был замечен в небе над домом Чун Ци, родилась госпожа Алутэ?

– Правильно. А теперь скажите, только честно, о чем вы подумали сейчас? – потребовал от меня ответа Хуан Дунхай.

Я недоверчиво покачал головой и, запинаясь, сказал:

– Неужели она инопланетянка? Нет, не могу даже представить себе такого!

– Почему же? Разве не странно все, что вокруг нее происходит? А если принять за исходную точку рассуждений, что это просто иная форма жизни, абсолютно отличная от человека, тогда все встанет на свои места. Вот поэтому я и говорю, что вы совершили непростительную ошибку, возвратив ее к жизни.

Хуан Дунхай встал и сказал напоследок:

– Я ухожу, а вы сами решайте, что делать дальше.

Тут я опомнился и закричал ему вслед:

– Нет, прошу вас, не уходите! Однако он уже подошел к двери. Перед тем как уйти, Хуан Дунхай сжал своей сильной рукой мое плечо и тихо прошептал мне на ухо:

– Кошмар еще не кончился. Запомни, кошмар только начинается.

Он быстро сбежал вниз по лестнице.

Я закрыл за ним дверь. Холодный ветер дул из щелей в оконных рамах. Я вдруг почувствовал, что очень замерз. Замерз настолько, что меня била сильная дрожь.

Чтобы отвлечься, я опять сел за компьютер, уставился на заглавие будущего романа – «Вирус» – и постарался спокойно припомнить все, что мне только что сказал Хуан Дунхай.

Я почувствовал, что ко мне снова вернулся ужас. Тот ужас, от которого, как мне казалось, я избавился навсегда. Оказывается, нет, этот страх пребудет с человеком вечно.

Страх и ужас.

Отключив компьютер, я завалился спать.

Мне приснилась женщина.

Лицо ее было прекрасным, кожа – белоснежной. Обнаженная, она шла во мраке, и я ясно увидел тоненький светло-розовый шрам на ее животе. А еще, не знаю как, я отчетливо увидел, что у нее в животе зародилась новая жизнь. Свернувшийся улиткой зародыш сладко спал.

Это была императрица Алутэ Сяочжи.

«Кошмар только начинается…»

ПОСЛЕСЛОВИЕ

«Вирус» – мойпервый роман.

Точнее, мойпервый роман, получившийизвестность.

Я написал егоочень быстро – в общейсложности яработал над нимчуть больше двухмесяцев, исключительнов свободное отработы, а потому весьмаограниченноевремя.

За первый месяця написал тольконачало – тысячдесятьиероглифов, не больше. То ли потому, что мне не нравилось начало, то ли непонятно почему, но потом я стал писать лучше. За две недели я одним духом написал сразу шестьдесят тысяч иероглифов и закончил свой труд в сто с лишним тысяч иероглифов.

Когда заходит речь о мотивации писательского труда, многие авторы в своих ответах избегают ясности. Я поступлю точно так же. Хотя бы потому, что, честно говоря, я сам не знаю, почему взялся за это. Просто одна знакомая как-то сказала мне, что у меня хороший слог, и посоветовала писать статьи для модных журналов. А я нахально ответил, что статьи – это ерунда, я пишу романы в духе Стивена Кинга. Это было вранье. На самом деле ничего я не писал, но ее слова запали мне в душу. Как говорится, сел на тигра – так просто не слезешь. Оставалось сесть и написать этот роман ужасов.

Что же касается самого названия «Вирус», то идеей послужила ставшая необычайно популярной в рождественские дни 2000 года виртуальная женщина-оборотень. Сначала я думал развивать тему запущенного в Интернет компьютерного вируса, но затем полностью отказался от мысли изобразить вирус в образе женщины-оборотня.

Теперь поясню, почему в романе идет речь об императрице. Я где-то прочитал, что в 1945 году вскрыли гробницу императора Тунчжи. Тело императрицы было нетленным. Затем грабители в поисках золота распороли ей живот.

Я прочитал об этом года два назад и с тех пор постоянно вспоминал об этом удивительном явлении. Ничего подобного я и представить себе не мог, это был замечательный материал для романа. Поэтому я и начал писать роман о древних гробницах.

В основу романа я положил факты, почерпнутые мною из научного труда историка Юэ Наня «Закат восточных гробниц». Вероятно, это истинный факт: останки императрицы не подверглись влиянию времени, а остались нетленными.

Но у меня получался роман в стиле Ляо Чжая[10] об истории любви человека и оборотня, а вовсе не роман ужасов.