Сводные тетради - Тетрадь первая
ModernLib.Net / Цветаева Марина / Тетрадь первая - Чтение
(стр. 9)
Автор:
|
Цветаева Марина |
Жанр:
|
|
Серия:
|
Сводные тетради
|
-
Читать книгу полностью
(423 Кб)
- Скачать в формате fb2
(169 Кб)
- Скачать в формате doc
(177 Кб)
- Скачать в формате txt
(161 Кб)
- Скачать в формате html
(170 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15
|
|
После него — Ионафан и Егорушка. Ионафана — дай Бог кончить к 1-му января 1923 г.!
* * * Для М?лодца: II ворота — задача — ее любовь (тяготение) и его любовь (отказ).
* * * Маруся — М?лодцу: — Пей, пей мою кровь!
* * * Еще две встречи. Сегодня только предупреждает (искушает). — Можешь от меня легко отделаться, только скажи, что видела и мигом сгину и никогда не вернусь. А не скажешь: мать помрет.
[…] Слов не внемлет. Тихим голосом (в себя): — Лучше в землю.
* * * Последняя встреча.
Маруся, я загубил брата и мать, черед за тобой. Я в себе не волен. Земно прошу тебя: скажи правду. Скоро пробьет полночь, я буду спрашивать. А потом — беги к попу, мой дом на самом конце, с краю (чтоб легче вставать!) пусть выроют и вобьют мне в глотку осиновый кол. — Маруся, я люблю тебя пуще…
* * * Блаженная смерть — рожь — звон — пчела — она цветок — душу пьет — одна кровиночка. — Эту оставлю. — (NB! на разживу!)
Последние слова Маруси: — Я великая грешница. Выносите меня, девки, под порогом и похороните на перекрестке. — Голубок. —
* * * NB! Третьи ворота: уже после смерти матери (продав). — Вспляшем! — Пляска. Она пуще его. (Как всякая она — всякого его.) — «Приходи». Смерть от него — блаженство.
* * * NB! дохлятина
(проклятия)
* * * Моя русая коса! Зачем, русая, росла?
* * * Дальше: Под порогом.
Пляска (столбняк: огненный столп) — вспляшем! — ужас девок — пляшет одна (одни). — Черед за тобой! — Откажись! — Мой дом на погосте — четвертый с краю, пусть выроют, да вобьют мне в глотку осиновый кол. — Беги к попу! — Не хочу я твоей кровки красной, не хочу я твоей муки смертной, я тебя пуще жизни… Отталкивает. Она закидывает ему руки вокруг шеи. — Полночь. — Вопрос. — Ответ.
Ночь. Луч. — Жужжание. — Шмель. — Цветок. — Блаженная смерть. Последняя кровиночка: «А вот эту оставлю. На разживу».
Утро. Девки. — «Как я грешница великая пред Богом — Выносите меня, девки, под порогом!»
Вынос: Мать с братцем — на кладбище, Марусю на перекресток. Братнин гроб полегчал. — Голубок.
* * * Слова: скоропомощный, тишать, мирственный, жестоко полюбить, подрумяночка, блудяга, виноватиться, игольны ушки, вреда (существ<ительное>).
* * * И снова утро сливами И листьями увенчано. Забытое! — счастливое! — Девичество! — Младенчество!
От всей глубокомыслицы Столичной — душу выправить. Уже в живых не числиться: Зарытой быть! Забытой быть!
Такою нищей женщиной обуться | Уснув — одеться | не во что! схватиться не за что Проснуться — дом бревенчатый! — Такой богатой девочкой
В синь широковетвистую | — и с листьями | Рви — ибо тысячи! Улыбчивая истина: Девичество! Мальчишество!
* * * Девичество! — Девчончество! не кончится
* * * (В лесу, на дереве. Дальше начало «Деревьев»: В смертных изверясь, — 5-го нов<ого> сент<ября> 1922 г. Когда обидой опилась. Дальше — опять М?лодец.)
* * * Варианты:
Чтоб ни спых ни сполох Потревожить не мог Промеж тех четырех Прямохожих дорог…
* * * 1. Чтоб вам кровушки не высосала жильной — Схороните меня, девки, на развилье 2. Как я честн?й не заслужила — Схороните меня, девки, на развилье 3. Как виновному не велено с безвинным — Хороните меня, девки, на развилье 4. Чтобы душенькам не снилася безвинным — Хороните меня, девки, на развилье 5. Чтобы дождички следы мои | размыли — скорей меня | Схороните меня, девки, на развилье 6. Чтобы дождички грехи мои замыли — Схороните меня, девки, на развилье 7. Как я горенки не выслужила зимней — Хороните меня, девки, на развилье 8. Как я с нежитью и в смерти неразрывна — Хороните меня, девки, на развилье
* * * ан — порх голубок На сестрин гробок
* * * Мечта о 2-ой части
(Дай Бог кончить к Рождеству!)
* * * Действующие лица:
Маруся
Барин
Слуга
Голубок
Белый стан:
Барин, Голубок (потом — сын)
Темный:
Слуга, Гости.
Гости здесь то же что девки в 1-й части. Слуга — тайный слуга (орудие) М?лодца, враг Голубка (братца). Голубок над Марусей (четою). Слуга — гонитель Голубка. Единственная (кроме Голубка) явная невинность — Барин.
Барин: веселый, трезвый (непременно соединить!), исполняющий все желания Маруси, задаривающий и т. д.
Три условия Маруси: 1) никогда гостей, ничего красного в доме и пять лет (годов) без обедни. К концу пятого года у нее рождается сын. (Братец простил!) Вместо голубка — люлька. К концу (катастрофе) сгущение всего: Маруся, стосковавшись, нарушает обет и становится цветком (м. б. соблазн — слуги?), слуга доносит, барин, раздосадованный, зовет гостей — все гости в красном! — (бесы!) — похвальба — издевка гостей, барин заставляет Марусю идти в церковь — крестить сына — и: Херувимская. Херувимская: апофеоз М?лодца. Явный отлет в ад.
* * * II часть
(Начата 12/25 Октября 1922 г. — С Богом!)
* * * Эй, звоночки, звончей вдарим! и т. д.
Варианты:
…Нов у барина глазок, Скок у барина легок Брови сдвинув, рот разинув на белом на снежке NB! : розан размалинов | розмаринов В разлазоревом горшке
* * * Где крестом дорога Сошлась — с снегом вровень, Глядит барин: розан намалеван…
* * * Где крестом дорога Сошлась — дар дарован! Глядит барин: розан Точно намалеван.
* * * Посередь снегов — столбок, Под столбом — глаза ожег!..
* * * — На всё, барин, очередь, На всё, барин, заповедь! Спешит барин — мочи нет! — Цветочек выкапывает
Полны варежки нагреб, По коленочко в сугроб
— Инде ж, барин, писано, Чтоб саван — весну рожал? С цветочками, с листьями, А сам-то — что уголь-жар!
* * * В обе рученьки бьет, К самой душеньке жмет
* * * На всю жызть, моя сласть! Кажный листик обтряс.
* * * Шапка наземь, шубка настежь — К самой душеньке прижал!
* * * Жесты: распахнуть шубу, спрятать цветок.
NB! усилить перекресток и жар цветка.
* * * Постепенность
(без сына)
I глава — Барин. Барин — слуга — Цветок. Слуга указывает, барин выкапывает и увозит.
II глава: Цветок. В двух словах любовь барина к цветку (муравленый горшок, поливка, не надышится). На сцену — слуга: «Ты вот так-то и так-то, а попробуй-ка не поспать нынче ночью…» Барин не спит. Превращение. Дает ей пройтись по комнатам (спящая), хватает за обе руки, разговор. Три Марусиных условья: пять лет без обедни, изгнать красный цвет, не принимать гостей: А цветок мой — от соблазну — сожги. Барин соглашается. — Спят.
III глава: Барин уезжает. Слуга заманивает Марусю в «особую светелку» где цветок. Маруся не удерживается и ночью становится цветком. («Зачем не сжег?!»)
IV глава: Приезд барина, донос слуги, гнев барина: враз нарушает все три условия, или — барин приезжает в ночь, застает Марусю цветком — объяснение — угрозы и вечером: пир.
V глава — Херувимская.
* * * Постепенность:
III глава. К концу пятого года. Рождение сына. (Кто-то простил.) Барин советуется со слугой, как бы порадовать барыню: назови гостей, устрой крестины — развеселится.
IV Пир
V Херувимская
* * * 1. Как с двенадцатым, с последним — в самый звон Как встряхнется-встрепенется стебель-сон 2. Как с двенадцатым, с последним — следом в след — Как встряхнется-встрепенется стебель |-цвет зелень | 3. Как с двенадцатым, с последним, сроком в срок, Как встряхнется-встрепенется стебель-сок
* * * Красное приданое, Бусы коралловые Стан запрокидывает, Руки выламывает
* * * Платье одергивает, Дрему отряхивает
* * * С красного сборчатого Дрему отряхивает
* * * Белы | Светлы | мраморные стены, А ее стена — без тени
* * * — да с костью ль? Страшная гостья!
* * * Светлы месячные игры. Посередке: стол неприбран
* * * Востры бариновы лыжи
* * * 2-го ноября по-новому — переезд в чудную — почти аю-райскую — хату, предпоследнюю в деревне, почти в лесу. (Наша лесная дорога: въезд.) Низкая, три окошка, кафельная печка (белый с голубым изразец) — старик и старушка, причем старушка глуха и глупа.
Здесь я непременно должна кончить М?лодца. — К Рождеству.
— Дай Бог! —
* * * В щечки — ладошками Вперлась —
* * * Зал в два света
* * * — в два цвета, Зал в два света
* * * Ручки стиснула Месяц | — ливнями, Слезы | Ну поистину — Дева дивная
* * * Платье — красного атласа … Красным морем пролилася Середь лунных | морей мертвых |
* * * Ручку правую сдружила А и с левой рукой…
* * * Белизну я воспринимаю не как отсутствие цвета, а как присутствие.
* * * Куды ни глянь — Вьется! Вот-вот В лунную стклянь Рыбой уйдет
Куды ни кинь — Клином! Вот-вот В лунную хлынь | синь | Дымом уйдет…
* * * 1. Подивился барин дичи… — Может грех какой девичий: Co-сна, во-сне… — Не знаю, н?…
2. Подивился барин сдаче: — Может грех какой ребячий: …во сне… — Не зна — ю, не…
3. Подивился барин вздору: — Может грех такой, который
* * * Долго ль — вместе лечь? (Дольше — вести бечь!)
* * * Мой последний сказ — В нужный день и час…
* * * Листья ли с древа рушатся, Розовые да чайные? То | Нет | — с покоренной русости Ризы ее, шелка ее.
Ветви ли в воду клонятся К водорослям да к ржавчинам? То | Нет | — без души, без помысла Руки ее упавшие.
Смолы ли в траву пролиты, В те ли во льны кукушечьи? То | Нет | — по щекам на коврики Слезы ее, — ведь скушно же!
Барин, не тем ты занятый, А поглядел бы зарево! То в проваленной памяти Зори ее: глаза его!
* * * Расставаться — ленятся…
* * * (Конец первой черновой М?лодца: черная тетрадка с белой наклейкой.)
ВТОРАЯ ЧЕРНОВАЯ МOЛОДЦА
(черная средней толщины, без наклейки)
Черновая для М?лодца
(Тетрадь подарена Сережей 1/14 ноября 1922 г. в Чехии, в Горних Мокропсах, близь Праги. Начата 2/15 ноября 1922 г., в день рождения моей матери. Ей сейчас было бы 53 года. Сейчас, когда переписываю — почти 63 г.)
* * * II ч<асть>
Глава третья
Ровно выстрел пушечный Часы-сроки грянули, — И в снегах подушечных Молодая барыня
* * * Никого не слушавши Часы-сроки грянули…
* * * Из письма к Б. П.
(NB! Обе черновые М?лодца приходятся посредине зеленой с черным тетради, т. е. тогда Б. П. еще не уехал.)
…Мой любимый вид общения — потусторонний: сон. Я на полной свободе.
…Письмо не слова, а голос. (Слова мы подставляем.)
Я не люблю встреч в жизни: сшибаются лбами. Две глухие стены. (Брандмауэра, а за ними — Brand!
) Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой, еще лучше — радугой, где под каждым концом — клад. (O? l’аrc en ciel a pos? son pied…
)
Но тем не менее — захудалое, Богом забытое (вспомянутое!) кафэ — лучше в порту (хотите? (Nordsee!)
), с деревянными залитыми столами, в дыму — локоть и лоб —
Но я свои соблазны оставляю тоже в духе.
* * * Сейчас расстаются на слишком долго, поэтому хочу — ясными и трезвыми словами: — на сколько и когда. Потому что я — так или иначе — приеду. Теперь признаюсь Вам в одной своей дурной страсти: искушать людей (испытывать) непомерностью своей правдивости. Давать вещь так, как она во мне и во вне — есть.
Испытание правдой. Кто вынесет? Особенно если эта правда, в данный час, — Осанна! Моя Осанна! Осанна моего данного (вечного) часа. Я не умеряю своей души (только — жизнь). А так как душа — это никогда: я, всегда: ты (верней — то) — то у другого или руки опускаются (трусливое, хотя тоже правдивое: «да ведь я не такой!») или земля ходит под ногами, а на земле — я, и ноги по мне. Принимаю и это.
Я знаю, что в жизни надо лгать (скрывать, кроить, кривить). Что без кройки платья не выйдет. Что только устрашишь другого потоком ткани. Что в таком виде это не носко — и даже невыносимо. Но мои встречи — не в жизни, вне жизни, и — горький опыт с первого дня сознания — в них я одна (как в детстве: «играю одна»).
Потому что ни другому, ни жизни резать не даю. Моя вина — ошибка — грех, что средства-то я беру из жизни. Так ведя встречу нужно просто молчать: ВСЁ внутри. Ведь человек не может вынести. (Я бы могла, но я единственный из всех кого встретила — кто бы могла! Я всему большому о себе верю. Только ему. Нет — слишком большого!)
А потом меня обвиняют в жестокости. Это не жестокость. Свет перестал брезжиться (пробиваться) через тебя, через эту стену — тебя, ты темный, плотный, свет ушел — и я ушла.
К чему сейчас всё говорю? А вот. (Соблазн правдой!) — Вы сейчас мой любимый русский поэт, и мне нисколько не стыдно сказать Вам, что только для Вас и именно для Вас сяду в вагон и приеду. Ездят же чтобы купить себе пальто.
Никогда не поверю, что Вы есть. Вы есть временами, потом Вас нет. (Ваше исчезновение на кладбище.)
То, что Вы пишете о себе (русло, наклон, плоскость) правильно. Вы — слушайте внимательно — как сон, в который возвращаешься (возвратные повторные сны). Не сон, действующее лицо сна. — Или как город: уезжаешь — и его нет, он будет когда ты вернешься.
Так, в жизни я Вас наверное не пойму, не соберу, буду ошибаться, нужен другой подход — разряд — сонный. Разрешите вести встречу так: поверьте! Разрешите и отрешитесь.
Не думайте: мне всё важно в Вашей жизни, вплоть до нового костюма и денежных дел — я ведь насквозь-сочувственна! и в житейских делах проще простого (родней родного!), быт — это ведь общий враг, в каждом костюмном деле мы — союзники! Я не занимаюсь лизанием сливок (с меня их всегда лизали, оставляя мне обездушенную сыворотку быта, топя меня в ней! Подыхай, т. е. живи как хочешь, будь прохвостом, только пиши хорошие стихи, а мы послушаем (полижем!)), но — пока я Вам (о чем очень, глубже чем Вы думаете, горюю) в бытовой жизни не нужна — будем жить в вне-бытовой. Но если бы Вам — предположение — почему-либо понадобилось приехать в Прагу, я бы узнала нынешнюю валюту, и гостиницу — и всё чего не знаю.
* * * Глава IV Пированьице
— Здор?во! Здор?во! С морозу! С морозу! Живи да не вдовствуй! С морозцу! С морозцу!
— С морозу — да угости! — С дороженьки поднеси!
Пр?мерзли, продр?гли! С д?роги! С дор?ги!
Пр?стыли, захолодали! , топи баню!
безназв?нные! | Здравствуй, гости, князья-други безымянные! |
Ручьи-реки-дожди-ливни разливанные…
(Вино)
* * * Линия: Барин велит барыне выйти с сыном. Слуга без барыни: один, без канпаньи. «Говорит: не слышу. Говорит: не выйду». Три слова еще — тебе на ушко. Смех гостей: уродка! Барин сам за ней, приводит. — Хороша да некрещёна! Дворянское слово.
* * * …Как не первенца качаю, А меньшого | братца родного |
* * * Записи.
Я в жизни никогда не делала того, что не хочу и никогда — того, что хочу.
* * * Обед не ст?ит, чтоб его готовили. (Лучше — сырой!)
* * * Когда-то, С. М. В. — мне: «Комната, где готовят — кухня, поэтому не: „Какая грязная комната“, а: „Какая чистая кухня“».
* * * Я не могу делать то, чего не хочу.
Могу только не делать того, что хочу.
* * * Как невозможно мне делать то, чего не хочу!
И как легко не делать того, что хочу!
* * * Делать то, чего не хочу для меня — невозможность.
Не делать того, что хочу — обычное состояние.
* * * Так, не могу сказать, что не хочу готовить обеда, могу только сказать, что пока готовлю обед страстно хочу писать стихи.
Только потому обед и сварен.
* * * Сейчас, 10 л. спустя, даю такую формулу: все мои не хочу были духовные: у меня не было физических не хочу — очевидно из-за глубокой демократичности тела, до меня привыкшего…
А так как обед — и мытье полов — и так далее — и очень далее, ибо конца этому нет — вещи порядка явно-физического, я их безропотно и делала, и делаю, и буду делать.
Я ни к чему не чувствую отвращения, кроме — Но это бы заняло десять томов.
* * * Летаргия: усиливающийся звон, скованность (мертвость) тела, единственное живое — дыхание, единственное сознание: дышать. И вдруг — сразу — отпускает. Это не сон: <пропуск двух-трех слов> только полная беззащитность слуха и тела: не хочу слушать и не могу прервать, хочу двинуться и не могу начать. Раздвоение сущности: тело — мертво и существует только в сознании. На кровати ничего нет кроме страха перестать дышать.
Отличие от сна: во сне я — живу, о том что я сплю — только вспоминаю, кроме того во сне (сновидении) я свободна: живу призрачным телом. А здесь умираю живым.
Это у меня с двенадцати лет, и это у меня двенадцати лет называлось карусель.
Варианты: возглас (чаще издевательский), иногда — одна интонация (от которой — холодею) — среди полного бдения (но всегда в темноте) иногда впрочем и посреди чтения — интонация издевки или угрозы — затем: постель срывается, летаем — я и постель — вокруг комнаты, точно ища выхода окна: простор, постели нет, я над городом, лесом, морем, падение без конца, знаю, что конца нет.
Либо: воздушное преследование, т. е. я по воздуху, те — по земле, вот-вот достанут, но тогда уже я торжествую, ибо — те не полетят.
Но всё: и только звон, и полет с постелью, и пасть-не упасть и погоня — всё при полном сознании скованности тела лежащего на постели — даже когда я с постелью вылетела в окно — всё как спазма, меня свело и, если не отпустит — смерть. И сквозь всё: погоню, полет, звон, выкрики, единственный актив и физический звук собственного дыхания.
Когда мне было четырнадцать лет мне наш земский тарусский врач (Иван Зиновьевич Добротворский, свойственник отца) в ответ на рассказ сказал, что от глаз — зрения. Но я тогда уже поняла, что глаза не при чем, раз всё дело в слышимом и — больше! — раз ничего не вижу. Другие (не врачи) клонили к отделению астрального тела и прочему, но им я тоже не верила, видя, что я живая, попадаю в теорию, мой живой — смертный — страх в какой-то очень благополучный (и сомнительный) разряд. Не зная ни медицины ни мистики вот что
— сердце, мстящее мне ночью за то, что делаю с ним днем (тогда, 12-ти лет — наперед мстящее: за то, что буду делать!), вернее платящееся за мою <сверху: нашу> дневную — исконную — всяческую растрату. И наполнение этого ужаса — звуковыми, т. е. слуховыми, т. е. самыми моими явлениями. Если бы я жила зрительной жизнью (чего бы быть не могло) я бы этот ужас видела, т. е. вместо интонаций — рожи, м. б. даже не рожи, а мерзости без названия, словом то, что в зрительной жизни соответствует интонации (голосовому умыслу).
Исконная и северная Wilde Jagd
сердца, которого в своей простоте не знает — и не может знать — латинская раса.
Вся мистическая, нет — мифическая! — Wilde Jagd крови по жилам.
Так — умру.
* * * Предисловие к М?лодцу:
Эта вещь написана вслух, не написана, а сказана, поэтому, думаю, будет неправильно (неправедно!) читать ее глазами.
Спойте вслед!
Что могла — указала ударениями, двоеточиями, тирэ (гениальное немецкое Gedankenstrich
, та <пропуск одного слова> морщина между бровями, здесь легшая горизонталью).
Остальное предоставляю чутью и слуху читателя: абсолютному слуху абсолютного читателя.
* * * Зная только одни августейшие беды, как любовь к нелюбящему, смерть матери, тоску по своему семилетию, — такое, зная только чистые беды: раны (не язвы!) — и всё это в прекрасном декоруме: сначала феодального дома, затем — эвксинского брега — не забыть хлыстовской Тарусы, точно нарочно данной отродясь, чтобы весь век ее во всем искать и нигде не находить — я до самого 1920 г. недоумевала: зачем героя непременно в подвал и героиню непременно с желтым билетом. Меня знобило от Достоевского. Его черноты жизни мне казались предвзятыми, отсутствие природы (сущей и на Сенной: и над Сенной в виде — неба: вездесущего!) не давало дышать. Дворники, углы, номера, яичные скорлупы, плевки — когда есть небо: для всех.
То же — toutes proportions gard?es
— я ощущала от стихов 18-летнего Эренбурга, за которые (присылку которых — присылал все книжки) — его даже не благодарила, ибо в каждом стихотворении — писсуары, весь Париж — сплошной писсуар: Париж набережных, каштанов, Римского Короля, одиночества, — Париж моего шестнадцатилетия.
То же — toutes proportions encore mieux gard?es
— ощущаю во всяком Союзе Поэтов, революционном или эмигрантском, где что ни стих — то нарыв, что ни четверостишие — то бочка с нечистотами: между нарывом и нужником. Эстетический подход? — ЭТИЧЕСКИЙ ОТСКОК.
* * * У женщины — творчество всегда нарушенная норма. — А у мужчин, очевидно, обычное состояние?
* * * Ж. Занд на Майорке, пиша свои многотомные — прекрасные — романы, учила детей, чинила и готовила.
Шопен просто сходил с ума.
* * * Скифская страсть к бессмертью. (Мое — «отыграюсь!».)
* * * Сон про Ахматову. (Волосы — лес — раздорожье.)
* * * Сон про Блока. (Два шага по земле, третий — в воздух.)
* * * Люди не требовательны, но я — требовательна. Потому так пишу (из жил).
Люди требовательны, но я — не требовательна. Потому так хожу (одеваюсь).
* * * Я сню свои сны (волевое).
* * * Снить, тьмить. Мра (смерть).
* * * Мне сон не снится, я его сню.
* * * Попытка главы десятой и последней — «Херувимская»
(Дай Бог!)
Рай проспишь
* * * Вставай, барыня! Рай проспишь!
* * * Линия:
Слуга будит барыню.
Перед рассветом: голоса, голос — над барыней и над барином (спят врозь). Барыне голос: не езди, не сдавайся и — чем больше голос убеждает — тем она (обратное). («Сыном поплатишься» (Проклятьице). — Трижды.) — Над барином: Спьяну хвастал. Брось дворянскую спесь. (Слово.)
Слуга стучит к барыне:
— Вставай, барыня, — Рай проспишь! Сначала к барину: — Обедню проспишь. Царство проспишь. Барин: — Не поеду. Барыня: — Не поеду. Слуга — лицемерно — потакает (что дворянское слово — ветер носит!).
Линия голоса: не езди, не сдавайся, сыном ответишь, мужем ответишь. А уж коли — не гляди в левое окно, цельную обедню очи тупь. Дальше — не в моей власти. Был тебе верен. (Без местоимений, просто — голос. Не зовет никак.) А окликну — откажись: не я. (Не я, не я, — другому жена.)
Над барином: — Не неволь жену, пять деньков еще <под строкой: всего> до сроку…
* * * Попытка «Херувимской»
(— Дай Бог!)
Рассвет
* * * Сонных очей — мечтаньице
* * * Рассвет, рассвет!
Что — сер? что — сед?
* * * Что цедят? Молоко, вино — сквозь зубы.
И бражник не цедит
* * * И цыган не кр?дет, И нищий не клянчит
* * * Харчевня, кабак, кабатчик, трактирщик, сбитенщик, кравчий, пивовар, постоялец, постоялый двор, целовальник, бражник, корчмарь, шильник, жид.
* * * Запись: — Тот кто обходится без людей — без того и люди обходятся. Так обходятся, напр., что дали Блоку умереть от голодной цинги. Окруженность в прямой зависимости от зазывания, привлечения. Что делают актеры? Выходят на улицу, сдирают с себя всё: — Вот я! И как хорош! (Бесстыдствуют.) Это делают и поэты, но действуя на более изысканное (глубокое, редкостное) чувство: слух — и душу (если есть!), зазывая к себе в духе, следов<ательно> уже менее окружены. (Есенин, зазывающий цилиндром либо онучами и Байрон — ручными леопардами — уже актеры: актеришки.)
Но и здесь: желание или нежелание привлечь — всё. Даже при соизмеримом даровании, возьмите окруженность Белого и отчужденность Блока.
— «Тебя рвут на части? Ты этого хочешь».
…und suchen sch?ne Bilder Und sind ihr ganzes Leben so allein…
* * * Иуда разрываемый на части зрителями — вот божественность актера.
Орфей разрываемый на части менадами — вот божественность поэта.
Ибо — один против всех.
Всякое иное разрывание на части — бесчестье.
* * * Люди ревнуют только к одному: одиночеству. Не прощают только одного: одиночества. Мстят только за одно: одиночество. К тому — того — за то, что смеешь быть один.
* * * Etre и avoir.
Avoir — не мешает.
Etre — МЕШАЕТ.
Еще: Твое avoir не мешает (не может помешать) другим ?tre, хотя бы потому, что они твоим avoir — хотя бы с краю — пользуются, хочешь-не хочешь — присосеживаются.
Твое ?tre МЕШАЕТ, спать не дает другим, ибо явное имущество и явно недоступное. Явно-недоступное преимущество.
Те кому твое ?tre не МЕШАЕТ — сами сущие, т. е. имущие одного с тобой порядка: недоступного и неотъемлемого.
* * * А может быть (приписка 1932 г.) всё — наоборот, т. е. простая зависть к имущему и глубокое равнодушие к сущему: незамечание его. Мои завистники (естеству) что-то — как будто — из Царства Небесного!
* * * Ни одной вещи в жизни я не видела просто, мне — как восьми лет, в приготовительном классе при взгляде на восьмиклассниц — в каждой вещи и за каждой вещью мерещилась — тайна, т. е. ее, вещи, истинная суть. В восьмиклассницах тайны не оказалось, т. е. та простая видимость — бант, длинная юбка, усмешка — и оказалась их сутью — сути не оказалось! Но тогда я, восьмиклассница, перенесла взгляд на поэтов, героев, прочее, там полагая. И опять — врастя в круг поэтов, героев, пр., опять убедилась, что за стихами, подвигами и прочим — опять ничего, т. е. что стихи — всё, что они есть и могут, подвиги — всё, что они есть и могут, что поэт — в лучшем случае равен стихам, как восьмиклассница — банту, т. е. видимое — своей видимости, что это-то и есть то, для чего у меня — от бесконечного преклонения — никогда не было (и вопреки всему — не будет) — имени. (Говорю не совсем точно, ибо боюсь упустить.)
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15
|