1

      Обронил орел залетный — перышко.
      Родился на свет Егорий-свет-Егорушка.
 
      Ликом светлый, телом крепкий,
      Грудью — ёмкий, криком — громкий.
 
      Обоймет — задушит.
      Десять мамок сушит.
 
      Поет мамка над колыской,
      Поет нянька над колыской:
      «Ты лежи, сыночек, тихо,
      Серый волк, сыночек, близко!
 
      Придет серый волчок,
      Схватит <Ерку> за бочок!
      Так уж спи, мой свет-Егорий!»
      А сосун из люльки вторит:
 
      «— Придет серый волчок,
      Схватит няньху за бочок!»
 
      — Спи, сынок, голубок!
      Тот встает на дыбок.
 
      — Спи, сыночек! — А тот
      Няньке пятками в рот.
 
      И на том спасибо:
      Всех зубов не выбил!
 
      Ходи тихо, ходи низко —
      У Егорья три колыски.
 
      Перва ивова была:
      Сама матушка сплела.
      Так ее наш сок?л
      Всю по прутику расплел.
 
      Расписная да резная —
      Вот колысочка вторая.
      Часу в ней не пролежал:
      Разом в щепья изломал!
 
      Увязала гривну в узел,
      Пошла матушка на кузню:
 
      — «Наших слез поубавь.
      Колыбелочку нам справь,
      Чтоб сыночек наш пригожий
      Ее в год не раскорежил!»
 
      Пошла в кузнице горячка,
      Идет мать-молодка с качкой:
      Красной кованою —
      Кузнецовою.
 
      Весом: пять пудов с половиной.
      Положила в нее сына.
      — Ходи вверх, ходи вниз! —
      Как скорлупочку разгрыз.
 
      И глядит на свет Господень
      Оком огненным.

2

      То не ветер расшумелся над ветлами —
      Вспоминает молода — орла залетного.
 
      Не простого-то орла — златопёрого,
      Ну, с которым-то она — от которого…
 
      Вспомнить — грудь кипит!
      Позабывши стыд —
      Волком взвыть бы, да нельзя: сыночек спит!
 
      Не кричит — знать сыт.
      — Вспомнить — грудь кипит! —
      Что ж так тихо нынче спит-не храпит?
 
      С лавки скок: — Сы — нок!
      Качку толк: Что — смолк?
      Да вся кровь с лица: колыска пуста!
 
      Туды-сюды:
      Под качкой — нет,
      Под лавкой — нет,
      Скок н? печь — нет!
 
      Аж в кадку — дно
      Пытать багром
      Пошла, аж вилами навоз
      Перетрясла — как волк унес!
 
      Аль Полунощница в нору
      Сгребла, зажав в переднике?
      И — воем — по всему двору:
      — Мой первенький! — Последненькый!
 
      Месяц ясный,
      Звезды частые,
      Беда-беда страшная!
 
      Заколи меня, несчастную,
      Заря-заря красная!
 
      Ох, знак на правом на плече
      Родимый, щечки-зарева!
      При светлом месячном луче
      Как есть — по травочке одной —
      Все сено перешарила.
 
      В хлев толканулася: петух
      В сердцах вскричал. — Овечий дух
      Ей в нос — с какой-тo смесью.
 
      Взошла — за нею месяц.
 
      И тычет ей перстом: Гляди!
      Глядит: а хлеву посреди
      — Так в нос и вдарил запах! —
      Сама — с Егоркой в лапах!
 
      А малый-то ее в живот!
      Так приналег — аж треск идет!
      Причмокивая лихо,
      Егор сосет волчиху.
 
      А рядом — полукругом в ряд —
      Шесть серых волченят.
 
      А она-то его, уж она-то его.
      Сосет — а та, знай, облапливает!
      Уж мало ей лап четырех своих, —
      Хвостом норовит, анафема!
 
      Тот чмокнет, а эта хвостищем: мот!
      И в нос-то его язычищем — раз!
      Да тела всего — язычищем — вдоль
      Сто раз — да еще сто раз.
 
      А кр?гом, в маменьку впиясь:
      Дюжина красных глаз.
      А кругом, — промеж дохлых кур —
      Дюжина овчьих шкур.
 
      Застолбенела, не ступнет:
      Аж гири у лодыжек:
      А этот себе, знай, сосет,
      А та себе, знай, лижет!
 
      Как вздрогнет тут — и шесть носов
      Ввысь — от овечьих шкур.
      И хором шестеро бесов
      За волченихой: уррр!
 
      — Егорушка! — И частокол
      Ощеренных клыков.
      — Егорушка! — Седых боков
      Дых — и седин — дыб.
 
      — Егорушка! — И через всех
      Бесов — на сына прямо!
      А тот — от матери-то — в мех:
      Анафеме-то: — Мама!
 
      А она-то его! Уж она-то его!
      — Сосет, а та, знай, облапливает!
      Гляди, мол, смекай, мол, кто мать ему!
      Аж нос задрала, анафема!
 
      А бабы не слышно,
      — Лижи во все рыло! —
      Тихонечко вышла
      И дверку закрыла.
 
      Только с того часу
      Новым дням черед.
      Просит малый мяса,
      Груди не берет.
 
      Только месяц рожки
      Ткет сквозь рожь-гречиху —
      Кажну ночь в окошко
      За дитем — волчиха.

* * *

      Подрастают наши крылышки-перушки!
      Три годочка уж сравнялось Егорушке,
      Черным словом <всех oкpyг хает>-бр?нит,
      Не ребеночек растет — а разбойник.
 
      Кочны вянут в огороде,
      Цветы голову воротят.
      Цвет не цвет и гриб не гриб —
      Всем головочки посшиб!
 
      Мать — сдобную лепешечку
      Ему, — тот рожу злобную.
      Мать — по носу пуховкою,
      А тот ее — чертовкою.
 
      И снег зачем белый,
      И еж зачем колкий,
      И Бог зачем — волка
      Без крылышек сделал.
 
      Окрошка на стол —
      Подавай ему щей!
      Любимая кошка —
      И та без ушей!
 
      А ростом-то! Вздохом!
      И ввысь-то, и вширь!
      Ни чертом, ни чохом:
      Растет богатырь!
 
      Задать ему порку —
      Вся грудь закипает!
      Да рядом с Егоркой
      Браток выступает:
 
      Попом не крещенный,
      Христом не прощенный,
      Честь-совесть — как сито,
      К нему как пришитый.
 
      У Егорки щеки круглые,
      А у волка впалые.
      У обоих совесть смуглая,
      Сердце в груди — шалое.
 
      У Егорки губы красные,
      А у волка — сизые.
      Оба до овец опасные:
      Одной слюнкой лизаны.
 
      У Егорки башка кольцами.
      А у волка — космами
      Ну а уж мозгами сходственны:
      Одним гребнем чесаны.
 
      У Егорки — штаны рваные,
      А у волка — драные.
      Оба гости — в лесу — званые:
      Одним млеком — пьяные.
 
      Одно слово: братья кр?стные:
      Оба: рвань отборная!
      Из одной лоханки трескают:
      Одной грудью вскормлены!
 
      С зарею — как хлебом накормит мать —
      Заборы ломать да <бока> ломать.
      Где энти прошли: словно вражья рать:
      Вовек уж лесам не встать.
 
      Да друг перед дружкою силой хвастать:
      Овчаров дражнить, по амбарам шастать.
 
      Егорушка вброд — и волчонок вброд,
      Себе чего в рот — и волчонку в рот,
      Почище чем бабы в голодный год
      Московский блюдут черед.
 
      Десятый чугун опростают с братцем —
      Д’ну обниматься, д’ну целоваться!
 
      А баба одна забрела во двор,
      Да к печке — а в печке-то — вой да ор.
      Еще не очнется с тех самых пор,
      Как тот ему спинку тер!
 
      Без щелоку, чай, без мочалки-мыла,
      А так себе — волчьим манером: рылом.
 
      Чуть где коромысло — бабье, держись!
      Ведерки-то с горки, — да вверх, да вниз!
      А поп-то у нас потому и лыс,
      Что тот ему хвост отгрыз.
 
      <А к вечеру, дел переделав тыщу,>
      В овражке лежат, друг у дружки ищут.
 
      Ох синь моя звездная, райский сад!
      Ох ноченька поздня, покров-наш плат!
      У Господа Бога и волк, знать, свят…
      Где свалятся — там и спят.
 
      И сладко так спят, хоть никто не стелет:
      Дыханьице-пар на две части делят.
 
      Храпят себе дружно —
      И дело святое!
      Друг — с другом.
      Блуд — с блудом, —
      Волчонок с дитею!

* * *

      Еще раз сбылась заря, Господень промысел
      Поднялся Егор с волком на промысел.
 
      <Тот и другой
      Без стежек прут — >
      Идут
      На разбой
      И блуд.
 
      Егорка-то: фью,
      Тот ушьми подвижет.
      Егорка-то: тьфу!
      А волчок подлижет.
 
      Идут — горы гудут,
      Идут — лес взором жгут,
      Что пожар — то за спиной кумач раздут.
 
      Пожар — рубаха-то!
      Зато штаны-то!
      Из плису-бархату —
      Как плугом взрытые!
 
      Как рой чертей-бесов
      Bкpyг ног-то крутятся.
      Идут, кpacy с кустов
      Сбивают прутиком.
 
      Дорога дальняя,
      Дорога ранняя.
      Идет с волк?м дитё —
      Заместо ангела.
 
      (С хвостом ли ангел наш,
      Али с крылом — нам што?
      Лишь бы служил нам кто!
      Лишь бы любил нас кто!)
 
      Идут кустом-леском,
      Идут рекой-мостом,
      Идут холмом-горбом,
      Идут кремнем-песком.
 
      Последня корочка
      Давно проглочена.
      Глядит Егорушка:
      Тын позолоченный.
 
      За тыном — райский сад,
      Глядит: кусты в цветах,
      Меж них — скворцы свистят
      На золотых шестах.
 
      Остановился тут
      Егор — <воззрился> тут.
      — На кой цветы цветут?
      Их и козлы не жрут!
 
      А волк-то вторит, сват,
      Нос сморщив замшевый:
      — На кой скворцы свистят,
      Когда не жрамши мы?
 
      Как красная искра
      Меж них зажглась.
      Волк братцу: — Садись,
      Братец и — раз —
      Козлом — через тын —
      В сад.
 
      А сад — не просто сад:
      В цветах скворцы свистят
      На золотых шестах —
      Знать сад-то — царский сад!
 
      Егоркин — скорый суд,
      Егоркин — грозный вид:
      На кой цветы цветут,
      Раз в брюхе — гром гремит?!
 
      А волк-то вторит, сват,
      Нос сморщив плюшевый:
      «Зачем скворцы свистят,
      Раз мы нe кyшамши?»
 
      И — ну — кусты костить,
      И — ну — шесты трясти!
      А с высоты скворцы
      Над волчьей хитростью
 
      Уж так свистят, свистят
      На золотых шестах,
      Что волк Егорку в зад
      Зубами — хвать в сердцах!
 
      И все растет их злость
      Огнем-соломою.
      Уж все кусты-то в лоск,
      Шесты поломаны,
 
      Егоркин рваный зад,
      Егоркин страшный взгляд.
      В очах-то — красный ад.
      Ну уж и царский сад!
 
           — Ась? —
      Алой рекой — лиясь,
      Белой фатой — виясь,
      В небе — заря взялась,
      В травке — тропа взялась.
 
      И по тропе по той,
      Под золотой фатой,
      Плавной, как сон, стопой —
      Матерь с дитей.
 
      В белых цветах дитя —
      Словно в снегах — дитя,
      В белых <холстах> дитя —
      Как в облаках — дитя,
 
      В pyчкe платочек-плат
      Алый-знать-клетчатый,
      И голубочек над
      Правым над плечиком.
 
      Остолбенел Егор,
      Стоит навытяжку.
      <И тут, потупив взор,>
      Им молвит дитятко:
 
      «Зачем шесты трясти?
      Скворцы — ручные все.
      <Зачем кремень в горсти?>
      Мы здесь родные все».
 
      И ручкой манит их,
      И ручки тянет к ним,
      И на ушко словцо
      Шепочет маменьке.
 
      Побагровел Егор.
      А тот-то: «Братец мой!»
      Побагровел Егор, —
      Да как раскатится!
 
      Да как взгремит в упор:
      — Твой золоченый тын!
      А я — так вор-Егор,
      Егор — ничей я — сын…
 
      А волк-то вторит, сват:
      — Наш невысокий чин.
      Егор он — волчий брат,
      Егор — ничей он сын.
 
      (А сам-то желтый глаз
      Скосил на птиченьку.)
      И серебром смеясь.
      Им молвит дитятко:
 
      — «Ты злость-то брось, родной.
      Ты мне насквозь родной!
      Не только гость ты мой,
      <Не быть нам врозь с тобой…>
 
      Ты приходи, Егор,
      Ко мне по яблочки!»
      Ему в ответ Егор
      С великой наглостью:
 
      — «Что надо — сам беру,
      Мой путь — к чертям в дыру,
      Моя вся кровь в жару,
      Овец сырьем я жру!»
 
      А волк-то вторит, — сват,
      Клыками хвастая:
      — «На кой нам черт твой сад.
      Раз мы зубастые!»
 
      <Глядят на друга друг,>
      Да вдруг — глядите-кось:
      Платочком слёзку вдруг
      Смахнуло дитятко.
 
      Слеза-то крупная,
      Платочек клетчатый.
      И голубочек-Дух
      Вздрогн?л на плечике.
 
      В большом смятенье двор,
      Скворцы всполохнуты.
      <Стоит как столб> Егор,
      Да вдруг как грохнется!
 
      В мох-дёрн-песок-труху
      Всем лбом — как вроется!
      И <голосок> вверху:
      — «Не плачь, — устроится!»
 
      А Дух-то вторит-свят,
      Крылами плёская:
      — «Егор, весь гpex твой снят
      Одною слёзкою!»
 
      Лежит ничком наглец,
      Прах-землю лопает.
      Что в ледоход гребец,