Будущее — неуживчиво!
      Где мотор, везущий — в бывшее?
      В склад, не рвущихся из неводов
      Правд — заведомо-заведомых.
      В дом, где выстроившись в ряд,
      Вещи, наконец, стоят.
 
      Ни секунды! Гоним и гоним!
      А покой — знаешь каков?
      В этом доме — кресла как кони!
      Только б сбрасывать седоков!
 
      А седок — знаешь при чем?
      Локотник, сбросивши локоть —
      Сам на нас — острым локтем!
 
      Не сойдешь — сброшу и тресну:
      Седоку конь не кунак.
      В?т о чем думает кресло,
      Напружив львиный кулак.
 
      Брали — дном, брали — нажимом —
      Деды, вы ж — вес не таков!
      Вот о чем стонут пружины —
      Под нулем золотников
 
      Наших… Скрип: Наша неделя!
           …Треск:
      В наши дни — много тяж?ле
      Усидеть, чем устоять.
 
      Мебелям — новое солнце
      Занялось! Век не таков!
      Не пора ль волосом конским
      Пробивать кожу и штоф?
 
      Штоф — истлел, кожа — истлела,
      Волос — жив, кончен нажим!
      (Конь и трон — знамое дело:
      Не на нем — значит под ним!)
 
      Кто из вас, деды и дяди,
      В оны дни, в кресла садясь,
      Страшный сон видел о стаде
      Кресел, рвущихся из-под нас,
 
      Внуков?
             Штоф, думали, кожа?
      Что бы ни — думали зря!
      Наши вещи стали похожи
      На солдат в дни Октября!
 
      Неисправимейшая из трещин!
      После России не верю в вещи:
      Помню, голову заваля,
      Догоравшие мебеля —
 
      Эту — прорву и эту — уйму!
      После России не верю в дюймы.
           Взмахом в пещь —
      Развеществлялась вещь.
 
      Не защищенная прежним лаком,
      Каждая вещь становилась знаком
            слов.
      Первый пожар — чехлов.
 
      Не уплотненная в прежнем, кислом,
      Каждая вещь становилась смыслом.
      Каждый брусок ларя
      Дубом шумел горя —
 
      И соловьи заливались в ветках!
      После России не верю в предков.
      В час, как корабль дал крен —
      Что ж не сошли со стен,
 
      Р?шащихся? Половицей треснув,
      Не прошагали, не сели в кресла,
      Взглядом: мое! не тронь!
      Заледеня огонь.
 
      Не вещи горели,
      А старые дни.
      Страна, где всё ели,
      Страна, где всё жгли.
 
      Хмелекудрый столяр и резчик!
      Славно — ладил, а лучше — жег!
      По тому, как сгорали вещи,
      Было ясно: сгорали — в срок!
 
      Сделки не было: жгущий — жгомый —
      Ставка ?чная: нас — и нар.
      Кирпичом своего же дома
      Человек упадал в пожар.
 
      Те, что швыряли в печь —
      Те говорили: жечь!
      Вещь, раскалясь как медь,
      Знала одно: гореть!
 
      Чт? не алмаз на огне — то шлак.
      После России не верю в лак.
      Не нафталин в узелке, а соль:
      После России не верю в моль:
 
      Вся сгорела! Пожар — малиной
      Лил—и Ладогой разлился!
      Был в России пожар — молиный:
      Моль горела. Сгорела — вся.

* * *

      Тоска называлась: ТАМ.
      Мы ехали по верхам
      Чужим: не грешу: Бог жив,
      Чужой! по верхам чужих
 
      Деревьев, с остатком зим
      Чужих. По верхам — чужим.
 
      Кто — мы? Потонул в медв?дях
      Тот край, потонул в полозьях.
      Кто — мы? Не из тех, что ездят —
      Вот — мы! а из тех, что возят:
 
      Возницы. В раненьях жгучих
      В грязь вбитые за везучесть.
 
      Везло! Через Дон — так голым
      Льдом! Брат — так всегда патроном
      Последним. Привар — нес?лон,
      Хлеб — вышел. Уж так везло нам!
 
      Всю Русь в наведенных дулах
      Несли на плечах сутулых.
 
      Не вывезли! Пешим дралом —
      В ночь — выхаркнуты народом!
      Кто — мы? Да по всем вокзалам…
      Кто — мы? Да по всем заводам…
 
      По всем гнойникам гаремным, —
      Мы, вставшие за деревню,
      За дерево…
 
      С шестерней как с бабой сладившие,
      Это мы — белоподкладочники?
      С Моховой князья, да с Бронной-то,
      Мы-то — золотопогонники?
 
      Гробокопы, клополовы —
      Подошло! подошло!
      Это мы пустили слово:
      — Хорошо! хорошо!
 
      Судомои, крысотравы,
      Дом — верша, гром — глуша,
      Это мы пустили славу:
      — Хороша! Хороша —
      Русь.
 
      Маляры-то в поднебесьице —
      Это мы-то — с жиру бесимся?
      Баррикады в Пятом строили —
      Мы, ребятами.
           — История.
 
      Баррикады, а нынче — троны,
      Но всё тот же мозольный лоск!
      И сейчас уже Шарантоны
      Не вмещают российских тоск.
 
      Мрем от них. Под шинелью рваной —
      Мрем, наган наставляя в бред.
      Перестраивайте Бедламы!
      Все малы — для российских бед!
 
      Бредит шпорой костыль. — Острите! —
      Пулеметом — пустой обшлаг.
      В сердце, явственном после вскрытья,
      Ледяного похода знак.
 
      Всеми пытками не исторгли!
      И да будет известно — там:
      Доктора узнают нас в морге
      По не в меру большим сердцам!

* * *

      У весны — ни зерна, ни солоду,
      Ни ржаных, ни иных кулей.
      Добровольчество тоже голое:
      Чт?, весна или мы — голей?
 
      У весны — запрягать, так лешего! —
      Ничего кроме места ввысь!
      Добровольчество тоже пешее:
      Чт?, весна или мы — дрались?
 
      Возвращаться в весну — что в Армию
      Возвращаться, в лесок — что в полк.
      Доброй воли весна ударная,
      Это ты пулеметный щелк
 
      По кустам завела, по отмелям…
      Ну, а вздрогнет в ночи малыш —
      Соловьями как пулеметами
      Это ты по …… палишь.
 
      Возвращаться в весну — что в Армию
      Возвращаться: здор?во, взвод!
      Доброй воли весна ударная
      Возвращается каждый год.
 
      Добровольцы единой Армии
      Мы: дроздовец, вандеец, грек —
      Доброй воли весна ударная
      Возвращается каждый век!
 
      Но первый магнит —
      До жильного мленья! —
      Березки: на них
      Нашивки ранений.
 
      Березовый крап:
      Смоль с мелом, в две краски —
      Не роща, а штаб
      Наш в Новочеркасске.
 
      Черным п? белу — нету яркости!
      Белым п? черну — ярче слез!
      Громкий голос: Здор?во, марковцы!
      (Всего-н?всего ряд берез…)
 
      Апрель — май 1926

1

      Лопушиный, ромашный
      Дом — так мало домашний!
      С тем особенным взглядом
      Душ — тяжелого весу.
 
      Дом, что к городу — задом
      Встал, а п?редом — к лесу.
      По-медвежьи — радушен,
      По-оленьи — рогат.
      Из которого души
      Во все очи глядят —
 
      Во все окна! С фронтона —
      Вплоть до вросшего в глину —
      Чт? окно — то икона,
      Чт? лицо — то руина
      И арена… За старым
      Мне и жизнь и жилье
      Заменившим каштаном —
      Есть окно и мое.
 
      А рубахи! Как взмахи
      Рук — над жизнью разбитой!
      О, прорехи! Рубахи!
      Точно стенопись битвы!
 
      Бой за су — ще — ство — ванье.
      Так и ночью и днем
      Всех рубах рукавами
      С смертью борется дом.
 
      Не рассевшийся сиднем,
      И не пахнущий сдобным.
      За который не стыдно
      Перед злым и бездомным:
 
      Не стыдятся же башен
      Птицы — ночь переспав.
      Дом, который не страшен
      В час народных расправ!
 
      В этом доме, ведомом
      К …… из pyк,
      В этом призраке дома —
      Жили бабка и внук.
      …………………………
      …………………………

2

      И так как речь — о русских,
      То будет быль — проста.
      Внук был, конечно — грузчик,
      А бабка, бабка — «ста
 
      Лет — как дождусь — так кончу
      Шить…» (жить не подскажи!)
      У ней на счастье слончик
      Стоит, глаза — свежи
 
      И живы, руки — спросу
      Ждут, всё-то ей — добро!
      У той старушки — косы
      Живое серебро!
 
      А щеки — и с морозу
      Таких не наживу!
      Внук приходил с извозу.
      Сажала бабка розу
      — В саду — и на канву.
 
      Но всё ж — не будем проще,
      Чем жизнь — имущим зрак.
      Внук был, понятно — возчик,
      Но непонятно — как,
 
      Им будучи, сверх м?чи
      Трудясь за хлебный грош —
      Был тот чернорабочий
      Собой — как день хорош!
 
      Хребтом — как тополь — статен,
      Зрачком — как цвет — лучист,
      Платком — как франт — опрятен,
      Лицом — как месяц — чист,
 
      Ну, просто — жить приятней,
      В калитке повстречав.
      И вовсе непонятно:
      К?к этот лебедь — шкаф
      Несет?

3

      Сидели — парой,
      Кот разводил муры.
      Сидели, ждали — пара,
      А чайник ждал — поры
 
      Своей. Почти что смеркся
      День. Кот сидел, как гость.
      Вдруг — потолок разверзся
      И хлынул в келью — дождь
 
      Нот! За пиджак! за кофту!
      Так грянул, так хватил,
      Что разом и спиртовку,
      И душу затопил!
 
      На ангельские звуки —
      Чт? сделала чета?
      Сложила бабка руки,
      Внук приоткрыл уста…
 
      И в яме той, в квартире
      Посмертной — с дна реки —
      Воздвигнуто четыре
      Молитвенных руки —
 
      Как с пальмами. В предзнаньи
      Неотвратимых мук,
      С пасхальными глазами
      Сидели: бабка, внук —
 
      Покамест лба и лица
      Не поглотила тень.
      То верхняя жилица
      В дом въехавшая в день
      Тот…
 
      И стало у них как в церкви
      В Светлый праздник, в речной разлив.
      Стала бегать старуха к верхней,
      Внуку — слова не проронив.
 
      — Не наскучу и не нарушу,
      Только рученьку Вам пожму!
      Пойте, пойте! Ласкайте душу
      Внуку бедному моему.
 
      В нашей жизни — совсем уж дикой —
      Вы — родник для него, магнит.
      Как с извозу придет — так лику
      Не умыв — в потолок глядит!
 
      Да, великое Ваше дело!
 
      За высокое Ваше l? —
      В ножки кланяюсь старым телом.
      Молода была — тоже пела,
      И — сама молода была!

4

      Не ветхой лестницей, где сер?
      От дыма и пахнет ближним —
      На крыльях голоса своего
      Спустилась верхняя — к нижним.
 
      В сие смешение пустыря
      Со складом, костра — с затоном,
      На круглом облаке ниспаря,
      Как феи во время ?но.
 
      С той разницей, что у фей — из рук
      Алмазы, для глаз — соблазны.
      — «Мой внук любезный, — а это — друг
      Заглазный: наш звук алмазный!»
 
      Я знаю: вида читатель ждет.
      Читатель, прости за смелость!
      Условившись, что и нос и рот,
      Все, все у нее имелось —
 
      Не хуже нашего, это «все»
      Смахнем, как с подушки волос.
      Зачем певицыно нам лицо,
      Раз вся она — только голос:
 
      Невидимость! Раз видней всего
      Нам небо — сквозь слезы градом!
      От этого ль иль еще чего —
      Но так и не поднял взгляда
 
      От — и не ?тпитой чашки — внук
      Вчерашний, жених навечный.
      Как дева в зеркало, в чайный круг
      Глядится, как в пруд зловещий
 
      Глядится лебедь, и в нем гроза
      Читает
      (Немногим легче порой — глаза
      На гостя поднять — чем руку!
 
      И многим легче, конечно — шкаф
      Дубовый!)
           Сухих ли, влажных —
      Но глаз не поднял и, не подняв,
      Звезд не показал — алмазных.

5

      Ветки тише, птицы тише,
      Тише снежного куста.
      Так стучат, чтоб не услышал
      Тот, к кому стучишься (— тa!).
 
      Капли, падающей с крыши,
      Быть услышанной — испуг.
      Так стучат, чтоб не услышан
      Был в сем стуке — сердца стук.
 
      Врач — в ключицу,
      Грач — в крупицу,
      Страх — стучится,
      Страсть — стучится…
 
      Стук, дыханья осторожней.
      — Дома? — Дома. — Можно?
      — Можно.
      Торс, виденья неподвижней.
      — Это — я: сосед Ваш нижний.
      К Вам от бабушки.
           — Гвоздики
      Жгут — как светоч вознеся:
      — Ну, и тьма ж у вас! — Входите.
      Лампы нет, а свечка — вся.
      Первая пройду. Вы — следом.—
      И наследным, деда — дедом
      Вытянутым коридором,
      Точно бредом, точно — бором,
      Точно — бродом, точно — Рода
      Сводчатым кровопроводом,
      Несомненнее, чем глотом
      Собственным, без оборота,
      Без возврата, тьмы — агатом
      И базальтом — и гранитом…
           В рот — монету
      Взяв — за вход подземный —
           плату —
      Душ подземным водоемом
      За Вожатою — ведомый.
 
      Ну, а дальше? То ли дернул
      Гвоздь за шалевый лохмот,
      То ли просто коридорным
      Ходом оказался грот —
      Словом — стали:
      Он — из стали
      Вылитый, она — но шали
      Кроме, да лезгинской тальи…
      Поздно встали — всё проспали!
      Не застали ничего!
 
      (Если ж, позже, дочь — его
      Именем — ее звалася —
      Это только в память часа
      Полного (Так помнит насыпь —
      Розами.) Никак не мяса —
      Белого — иль смуглого!)
 
      Губы — мела суше. Грушей
      Спелой — пение лилось.
      Пела — слушал. Тело — душу
      Слушало — и слушалось.

* * *

      Так с тех пор и повелось:
      Чт? ни ночь — из тьмы наружной:
      — Дома? — Дома. — Можно? — Нужно.
 
      — Можно? — Можно. (Нежно, нежно…)
 
      1935

      Препонам наперерез
      Автобус скакал как бес.
      По улицам, ?же сноски,
      Как бес оголтелый несся
      И трясся, как зал, на бис
      Зовущий,— и мы тряслись —
      Как бесы. Видал крупу
      Под краном? И врозь, и вк?пе —
      Горох, говорю, в супу
      Кипящем! Как зёрна в ст?пе,
      Как вербный плясун — в спирту,
      Как зубы в ознобном рту!
 
      Кто — чем тряслись: от трясни
      Такой — обернувшись люстрой:
      Стеклярусом и костьми —
      Старушка, девица — бюстом
      И бусами, мать — грудным
      Ребенком, грудной — одним
      Упитанным местом. Всех
      Трясло нас, как скрипку — трелью!
      От тряса рождался — смех,
      От смеху того — веселье
      Безбожно-трясомых груш:
      В младенчество впавших душ.
 
      Я — в юность: в души восторг!
      В девичество — в жар тот щёчный:
      В девчончество, в зубный свёрк
      Мальчишества, словом
           — точно
      Не за город тот дударь
      Нас мчал — а за календарь.
 
      От смеха рождалась лень
      И немощь. Стоять не в силах,
      Я в спутнический ремень
      Товарищески вцепилась.
 
      Хоть косо, а напрямик —
      Автобус скакал, как бык
      Встречь красному полушалку.
      Как бык ошалелый, мчался,
      Пока, описавши крюк
      Крутой, не вкопался вдруг.
 
      …И лежит, как ей повелено —
      С долами и взгорьями.
      Господи, как было зелено,
      Г?лубо, лазорево!
 
      Отошла январским оловом
      Жизнь с ее обидами.
      Господи, как было молодо,
      Зелено, невиданно!
 
      Каждою жилою — как по желобу —
      Влажный, тревожный, зеленый шум.
      Зелень земли ударяла в голову,
      Освобождала ее от дум.
 
      Каждою жилою — как по желобу —
      Влажный, валежный, зеленый дым.
      Зелень земли ударяла в голову,
      Переполняла ее — полным!
 
      Переполняла теплом и щебетом —
      Т?к, что из двух ее половин
      Можно бы пьянствовать, как из черепа
      Вражьего — пьянствовал славянин.
 
      Каждый росток — что зеленый розан,
      Весь окоём — изумрудный сплав.
      Зелень земли ударяла в ноздри
      Нюхом — так буйвол не чует трав!
 
      И, упразднив малахит и яхонт:
      Каждый росток — животворный шприц
      В oкo: — т?к сокол не видит пахот!
      В ухо: — т?к узник не слышит птиц!
 
      Позеленевшим, прозревшим глазом
      Вижу, что счастье, а не напасть,
      И не безумье, а высший разум,
      С трона сшед — на четвереньки пасть…
 
      Пасть и пастись, зарываясь носом
      В тр?ву — да был совершенно здрав
      Тот государь Навуходоносор —
      Землю рыв, стебли ев, траву жрав —
 
      Царь травоядный, четвероногий,
      Злаколюбивый Жан-Жаков брат…
      Зелень земли ударяла в ноги —
      Б?гом — донес бы до самых врат
 
      Неба…
             — Все соки вобрав, все токи,
      Вооруженная, как герой…
      — Зелень земли ударяла в щеки
      И оборачивалась — зарей!
 
      Боже, в тот час, под вишней —
      С разумом — чт? — моим,
      Вишенный цвет помнившей
      Цветом лица — своим!
 
      Лучше бы мне — под башней
      Стать, не смешить юнца,
      Вишенный цвет принявши
      За своего лица —
 
      Цвет…
 
      «Седины»? Но яблоня — тоже
      Седая, и сед под ней —
      Младенец…
           Всей твари Божьей
      (Есть рифма: бедней — родней) —
 
      От лютика до кобылы —
      Роднее сестры была!
      Я в руки, как в рог, трубила!
      Я, кажется, прыгала?
 
      Так веселятся на карусели
      Старшие возрасты без стыда:
      Чувствую: явственно порусели
      Волосы: проседи — ни следа!
 
      Зазеленевшею хворостиной
      Спутника я, как гуся, гнала.
      Спутника белая парусина
      Прямо-таки — паруса была!
 
      По зеленям, где земля смеялась, —
      Прежде была — океана дном! —
      На парусах тех душа сбиралась
      Плыть — океана за окоём!
 
      (Как топорщился и как покоился
      В юной зелени — твой белый холст!)
      Спутник в белом был — и тонок в поясе,
      Тонок в поясе, а сердцем — толст!
 
      Не разведенная чувством меры —
      Вера! Аврора! Души — лазурь!
      Дура — душа, на какое П?ру
      Не уступалось — души за дурь?
 
      Отяжелевшего без причины
      Спутника я, как дитя, вела.
      Спутницы смелая паутина
      Прямо-таки — красота была!
 
      И вдруг — огромной рамой
      К живому чуду — Аз —
      Подписанному — мрамор:
      Ворота: даль и глаз
 
      Сводящие. (В сей рамке
      Останусь вся — везде.)
      He к ферме и не к замку,
      А сами по себе —
 
      Ворота… Львиной пастью
      Пускающие — свет.
      — Куда ворота? — В счастье,
      Конечно! — был ответ
 
      (Двойной)…
 
      Счастье? Но это же там, — на Севере —
      Где-то — когда-то — простыл и след!
      Счастье? Его я искал в клевере,
      На четвереньках! четырех лет!
 
      Четырехлистником! В полной спорности:
      Три ли? Четыре ли? Полтора?
      Счастье? Но им же — коровы кормятся
      И развлекается детвора
 
      Четвероногая, в жвачном обществе
      Двух челюстей, четырех копыт.
      Счастье? Да это ж — ногами топчется,
      А не воротами предстоит!
 
      Потом была колода —
      Колодца. Басня — т?:
      Поток воды холодной
      Колодезной — у рта —
 
      И мимо. Было мало
      Ей рта, как моря — мне,
      И всё не попадала
      Вода — как в странном сне,
 
      Как бы из вскрытой жилы
      Хлеща на влажный зём.
      И мимо проходила
      Вода, как жизни — сон…
 
      И, утеревши щеки,
      Колодцу:— Знаю, друг,
      Что сильные потоки —
      Сверх рта и мимо pyк
 
      Идут!..

* * *

      И какое-то дерево облаком целым —
      — Сновиденный, на нас устремленный обвал…
      «Как цветная капуста под соусом белым!» —
      Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.
 
      Этим словом — гуда громовее, чем громом
      Пораженная, прямо сраженная в грудь:
      — С мародером, с вор?м, но не дай с гастрономом,
      Боже, дело иметь, Боже, в сене уснуть!
 
      Мародер оберет — но лица не заденет,
      Живодер обдерет — но душа отлетит.
      Гастроном ковырнет — отщипнет — и оценит —
      И отставит, на дальше храня аппетит.
 
      Мои кольца — не я: вместе с пальцами скину!
      Моя кожа — не я: получай на фасон!
      Гастроному же — мозг подавай, сердцевину
      Сердца, трепет живья, истязания стон.
 
      Мародер отойдет, унося по карманам —
      Кольца, цепи — и крест с отдышавшей груди.
      Зубочисткой кончаются наши романы
      С гастрономами.
           Помни! И в руки — нейди!
 
      Ты, который так царственно мог бы — любимым
      Быть, бессмертно-зеленым (подобным плющу!) —
      Неким цветно-капустным пойдешь анонимом
      По устам: за цветущее дерево — мщу.
 
      Апрель 1934 — июнь 1936

1

      ……… ежевика,
      Плети, плетень.
      Возле люльки — глади-ка —
      Вторая тень:
      Грудь кумашная, шерсть богатая:
      Нянька страшная, бородатая.
 
      ………….…………
      Сапогом следит.
      В колыбель — дитю
      Бородой глядит.
 
      — Свернись катышком,
      Заткнись пробочкой!
      А н?, матушка!
      А н?, кровушка!
 
      А н?, ……….!
      А н?, милушка!
      Теки, кровушка,
      Домой — в жилушки.
 
      Так на сем тебе слове —
      И крест и ключ.
      (А еще не уймется —
      Еще покличь!)
 
      Ла — зорь,
      Сни — игирь

2

      И опять — стопудовым жерновом
      Половина — какого черного?
      — В голубые пруды атласные —
      Часа — царствованья — сплошь красного!
      Настоящего Моря Красного!
      От Ходынского Поля красного
      До веселого и красивого
      Алексея Кровоточивого
      На последнюю каплю — щедрого!
      Половина — давно ли первого? —