- Это всего лишь один из моих учеников. И дополнительные занятия по ридний мови. Тоже за полцены. Откуда у школьника сорок баксов?
      - Сколько же ему, получается, лет? Восемнадцать?
      - Семнадцать.
      - Ах, семнадцать лет, возраст любви. Помню, я в эти годы уже лечил свой первый триппер. За любовь моей отрады три награды я имею: триппер, грипп и себорею... Боже мой, если бы мне было семнадцать, я бы горы сейчас свернул. А мне вчера сказали, что я старый козел, так проходит мирская слава. Ну скажи, разве мне можно дать мои двадцать девять?
      - Кто же это тебя, Егорушка, так обидел?
      - У любопытной Варвары на базаре нос отвалился.
      - Ничего себе, такая тайна! Делать мне нечего, только выпытывать, между кем и кем разрывается сегодня твое сердце. Это, наверное, дочка начальника.
      - Коньячку?
      - Капельку.
      - Ты знаешь, я лишнего не накапаю. Будьмо!
      Они выпили. Джокер налил себе еще. Татьяна пугливо покосилась на дверь и не напрасно - оттуда виднелось длинное лицо Пельменя.
      - Так вот, - Подхватил нить Джокер, - Это она и есть. И наши с ней отношения начинают меня беспокоить. Да что там, они меня пугают! Что бы ты чувствовала, если бы тебя, нормальную женщину, вдруг потянуло на каких-то детей, если бы ты, например, переспала с вот этим. -Он кивнул на Пельменя и тот исчез.
      - А что, ей тоже семнадцать? Для девушки - не так мало.
      - Ей шестнадцать. И она еще совсем кукла. Дитя. До Лолиты не доросла. Боже мой, я - педофил! Пора в Голландию! - И он трагически метнул в себя порцию коньяка.
      - Но послушай, Оле ведь было столько же, а ты ...
      - Ну зачем ты меня сразу попрекаешь. То были ошибки молодости. Печально, что они повторяются с таким ритмическим постоянством. Да и что взять с фотографа? Он еще хуже, чем евнух - даже если кто и даст, все равно как будто ничего и не было. Вот меня недавно звали в Германию, породистых лошадей писать. Надо попробовать. Осточертели манекенщицы, и вся страна осточертела! Наверное, скоро уеду. Меня соседи сверху залили - воды было по колено. Окурки какие-то, фотографии плавали. Крутой сюр. Я даже сделал пару снимков. Но освещение было не очень, да и пленка непонятно, какая. Поди знай...А я заметил, как только меня в мастерской заливают - это точно к отъезду.
      - Но до сих пор, значит, возвращался.
      - Может, возвращался, но так они меня еще не заливали. Ты бы видела потолок, просто светопреставление в масштабе отдельно взятой трущобы! Если бы я увлекался содомским грехом, я бы ей-богу задумался. Так что...
      - Ну и скатертью дорога. Мне-то какое дело. Поезжай хоть к черту на рога, если хочешь.
      - Спасибо, сестра, за тепло, за участие.
      На входе опять замаячил Пельмень. Но теперь он был при деле - обнимал официантку. Та громко хихикала и пыталась привлечь внимание Джокера. Ей это удалось.
      - Вот и Людка туда же. Шустрый какой у тебя ученик. Чему ты их только учишь. Он тебя еще трахнет, попомни мое слово. - И Джокер ей подлил. Они выпили.
      - Нет, Егор, ты меня плохо знаешь, раз такое говоришь.
      - Если я говорю, я знаю.
      - Не знаешь ты ничего. - Таня развеселилась. - Давай на брудершафт.
      - Интересная мысль. Только не здесь.
      - Почему?
      - Ну это же не последняя твоя мысль. Ты у меня умная. А здесь на нас все смотрят. Я стеснительный. Я вообще-то сам на всех люблю смотреть, меня это гораздо больше возбуждает, чем наоборот. Года к суровой прозе клонят, и вообще...
      - А я могу передумать. - Она надула губки и затопала туфелькой.
      - Ты что, зрелище решила устроить? Для учеников? Танька, ты крейзи. Умерь свой эксгибиционизм, дорогая, пора отвыкать. Это им пора любить, а нам пора уже злословить, как сказал один давний друг семьи.
      - Просто мне скучно.
      - Ты говорила, что он тебя не трахнет. А он сейчас, можно сказать, этим занимается. - Джокер оттопырил уши и показал Пельменю язык. Пельмень вспыхнул и отвернулся.
      - Хорошо, идем отсюда.
      Джокер прихватил со стола бутылку, пристроил ее к Тане в сумку, взвалил на себя поклажу и, как верблюд, поплелся к выходу. Татьяна последовала за ним и на выходе ощутила, что Пельмень плотоядно погладил ее по бедру. Впрочем, Джокер в это же время погладил ее по другому бедру.
      Глава 5. ГДЕ РАКИ ЗИМУЮТ
      - Ну почему я такая дура? Зачем я устроила эту идиотскую сцену и выставила себя на посмешище перед Женей? Что он обо мне думает теперь, и куда он пропал? Должен же он был хоть как-то отреагировать на происходящее, если ему это не безразлично! В конце концов, он же берет у меня уроки и я не хотела бы утратить с ним контакты как с учеником. Ведь он способный мальчик, но такой безалаберный...- Так говорила Таня в телефонную трубку на третий день после описанных событий. Она рассчитывала, что Джокер, единственный, кому можно было поплакаться в жилетку, утешит ее и посоветует, как ей быть дальше, но этот человек, умеющий иногда быть таким милым, был холоден и убийственно объективен.
      - С тобой не то, что у парня, у кого хочешь крыша съедет. Я бы не сказал, что ты дура, но с дуры и спрос другой. Сперва находишь себе щенка, у которого мозги еще в эмбриональном состоянии, потом пытаешься ему что-то доказать...выстраиваешь какую-то совсем непонятную проекцию...Если это ты со мной счеты сводишь, то я сам могу за себя ответить. А если ты хочешь свежей крови, то надо было выбрать кого-то пожизнерадостней. Он и без того выглядит, как будто в отпуске из ада. Ты его доконаешь. У него будет классическое параноическое развитие. Вот увидишь. У него и сейчас глаза дикие!
      - Но что же мне...
      - Если ты хочешь знать мое мнение, то радуйся, если он от тебя отстал. Ты хочешь скандал на всю школу? Ты думаешь, никто не узнает? - Таня тяжело молчала. - Пацану повезло, он утвердился как мужчина. Неужели он будет это скрывать? Да он не успокоится, пока не дойдет до шекспировской драмы. От этого зависит его дальнейшая самооценка на всю жизнь. Хороший старт учительница, формирует психологию победителя, дает уверенность в своих силах. Когда мне в свое время довелось переспать со своей первой женщиной учительницей черчения, мне хотелось выскочить на улицу и орать во всеуслышание: я ее трахнул! И тут же появился азарт, я почувствовал власть. Мне все стало удаваться. Такое дикое самодовольство появилось - я мог часами крутиться перед зеркалом и представлять себе, как бы на меня смотрела влюбленная женщина. Сейчас это, конечно, кажется очень глупым. Но особенно я гордился тем, что она меня любит, а я ее - нет.
      - Я и не знала, что ты такое редкое дерьмо. Просто даже слов нет. Знала бы, даже в один трамвай бы с тобой не села. И откуда такая уверенность, что мой Женя такой же индюк самодовольный, как и ты? Если судить о мужчинах по тебе, то лучше сразу удавиться.
      - Увидишь. Мы все одинаковые, только далеко не все такие честные. Это природа, поверь мне.
      Здесь, повинуясь странному наитию, Таня повесила трубку. Мужчина бы этого не сделал, он бы выслушал все до конца. А трубку повесил бы перед тем, как его любимая попыталась бы оправдаться - " Ничего не желаю знать!" . Мужчины вынуждены казаться сильными, поэтому часто притворяются тупыми. Они отказываются воспринимать любую информацию, кроме самой негативной, потому, что панически боятся быть обманутыми. Ох, как плохо быть мужчиной. Изволь где-то добывать деньги, умей держать в страхе и повиновении жену и тещу, своевременно разоблачай все их козни, пей, не пьянея, дерись так, чтобы не только тебя, но и ты кого-то бил, моги таскать тяжелые предметы, обладай логическим мышлением и, будь любезен, имей мужское достоинство не меньше двадцати сантиметров. Вот просто достань, где хочешь, вынь, да положь. Господи, спасибо тебе, что ты в самый последний момент раздумал сделать меня мужчиной! А то, что ты, Господи, не создал меня блондинкой, не дал длинных ног и пышных форм, не наделил умением сводить мужчин с ума, держать язык за зубами и вести домашнее хозяйство, - это ничего. Мне и так неплохо. Мы, женщины, имеем право на слабость, на любую блажь. Можно оказаться обманутой и на виду у всех рыдать белугой, рот - как скобка. За все платят мужчины! Этот дурацкий "Домострой" , превращая мужчин в напыщенных кретинов, дает нам, женщинам, уникальный шанс для духовного роста. Давайте расти тихонечко, не привлекая внимание общественности. Ведь если женщина станет бороться за равенство, она сама выстроит себе тюрьму - из обязательств, которые она на себя возьмет. Тогда мы лишимся (в идеале, общечеловеческого) права на слабость. Нет уж, пусть мужчина и дальше ведет нас к пропасти с завязанными глазами, пусть это будет его вина, а не наша. Пусть этот непостижимый Пельмень делает, что хочет, но пусть он появится. И в том, что за этим последует, будет виноват лишь он один. А мы просто обнимемся и будем плакать, потому что женщины.
      А телефон, между тем, зазвонил опять. Если бы Таня обладала здравым смыслом, то она бы не стала снимать трубку. Но в ее сердце, не говорю - в голове, промелькнуло, что Джокер слишком себе на уме, чтобы перезванивать женщине, которая не хочет с ним разговаривать. По крайней мере, он не стал бы звонить просто так, чтобы сказать последнее слово, а в его характере было ждать у телефона, в надежде, что его все-таки пожелают. В общем, Таня решила, что это не он. И не ошиблась. Но к изумлению автора, заговорила она по-английски.
      * * *
      Прошло две недели. Пельменников не посещал занятия и под "Белой ласточкой" не оказывался. Причем, Татьяна поймать его не могла, а Джокер видел постоянно, непонятно только, когда. Олександр Мыколаич вызывал ее в кабинет, опять листал журнал и спрашивал снова про Даниленко. Татьяна Дмитриевна уже привычно молчала и только надеялась, что ей прикажут позвонить Пельменю. Увы, увидев вторую "н", шеф только поморщился и с долей одобрения обронил "А, знов прогулюе".
      А на следующее занятие уже и Даниленко явился собственной персоной сквозь толстые очки весь урок напряженно вглядывался в открытое окно. Таня на перемене подсела к нему - это был тот самый виноватый маленький мальчик с веснушками и сказала: " Сереженька, ради бога, не надо прогуливать, я вас не съем. Я могу с вами позаниматься, если хотите... в любом случае, мы сможем договориться". Даниленко важно промолчал. Татьяна Дмитриевна подумала, что он скорее капризен, чем глуп. И посмотрел он на нее как-то нехорошо, лукаво и предательски, словно злобный эльф. Таня сразу поняла, как получилось с той, другой учительницей и ей стало жутко. Ну ее, эту школу. Пусть даже и не подпишут заявление об уходе, можно просто не являться на работу. Почему до сих пор у нее все было нормально, а как попала сюда, сразу начались издевательства? Понятно, когда интриги плетутся вокруг конкурса красоты, это даже не обидно, это само собой разумеется, но какая возня может быть в этом вонючем болоте? Да, она начиталась произведений писателей-сентименталистов начала ХХ века, она откуда-то взяла, что простые люди лучше и чище; что ворона в павлиньих перьях менее гуманна, чем свинья без перьев. Но теперь у нее накопилось достаточно жизненного материала, чтобы признать свою ошибку. Человеку хорошо только среди животных своего вида. Талантливый самородок, выходец из глухого села, взяв штурмом Небеса и поселившись среди небожителей, конечно, затоскует и сопьется, и в блаженных снах ему будет сниться колея от трактора. Но дочь академика, выйдя замуж где-нибудь в Лубнах за алкоголика, завянет еще вернее. Что же до Тани, она просто не смогла до сих пор найти то, что ей надо. Она отработает этот год и продолжит поиски. Так она решила. От себя замечу: подобные поиски не заканчиваются даже в монастыре, потому что цель, ей-богу, того не стоит. Диоген днем с огнем искал человека, но не нашел бы его, даже если бы встал перед зеркалом. Что бы он там узрел? - икру кабачковую, дерьмо циничное. И вряд ли ему помог бы жалкий фонарь, если Александр Македонский лично заслонял ему солнце. Чем же закончились эти поиски? - ощипанным петухом, которого торжествующий циник бросил в лицо Платону: " вот человек! " . Как правило, девичьи грезы о принце тоже заканчиваются пресловутым драным петухом. Потому, что принц никогда не возьмет себе в жены курицу. Ведь он-то знает свое место! А ежели ты - принцесса, то нечего беспокоиться. Жениться по любви - не царское дело.
      Глава 6. ИНЫЕ МУКИ
      - Алло, Женя, это вы?
      - Я-то, это я, а теперь объясни, что ты хотела доказать.
      - э..э...когда?
      - Ну, всей этой историей с тем выделанным гомосеком.
      - Ничего, это просто мой знакомый, неужели не ясно? А ты на уроки не ходишь, застать тебя невозможно, ну что это такое!
      - Что ты, не знаешь, где меня искать?
      - Почему я должна тебя искать? Это у тебя будет весной экзамен, не у меня.
      - Ну ты же не будешь меня валить.
      - Буду!
      - После всего, что между нами было?
      - Тем более, из принципа.
      - Такая ты, значит?
      - Слушай, ты, что ты себе думаешь, поимел училку, молодец такой, теперь можно на диванчике полеживать и в потолок поплевывать? Да? А этого никто не видел. И ты ничего не докажешь. А я уже все забыла. И я думаю, для тебя будет лучше, если ты будешь вести себя уважительно.
      - Подожди, я тут спал и плохо соображаю, что ты хочешь сказать. То же самое, но помедленнее.
      - Чтобы послезавтра был на уроке, ясно?
      - Ясно. Я же не дурак.
      - И будешь мне отвечать две темы, понял?
      - Нет, не понял. Чего это вдруг, я ж болел.
      - Меня не интересует...
      - Но я же пропустил...
      - Сам виноват.
      - Тогда я сейчас приду.
      - Меня дома нет!
      - Так я через час буду, успеешь?
      - Я у мужчины и никуда не спешу.
      - Послушай, что я тебе сделал? Что ты меня терзаешь? Зачем я должен знать, что ты у мужчины, какая мне разница? Если между нами ничего нет, я просто прошу, объясни мне тему. И все. Мне двойка не нужна, понимаешь?
      - Не двойка, а две единицы.
      - Ладно. Понял. Это принципиально. Если ты захотела поставить мне две единицы, то неважно, как я буду отвечать. Тебе не нужны мои знания, а надо только отыграться. Стерва.
      - Дурак. Клац! Пик-пик-пик-пик...
      - Одна ты умная. Клац! Вот коза! Ну, надо же, как повезло...
      Таня повесила трубку и разрыдалась и рыдала до тех пор, пока в дверь не позвонили. Она заметалась, потеряв всякую способность соображать, забросила в шкаф пару вещей, схватила постель и стала с нею бегать, забежала в ванную, увидела себя в зеркале, отнесла постель на место, вернулась, умылась и с полотенцем на плече предстала перед вошедшим Пельменем.
      Его худое лицо просвечивало синевой, глаза пылали всеми эмоциями сразу и вид у него был как у человека, доведенного до последнего предела. Если бы он мог метать молнии, он бы делал это. Когда они увидели друг друга, то остолбенели, и каждый боялся, что если заговорит, то потеряет самообладание. Причем, они образовали единое поле и таким образом не давали друг другу успокоиться.
      Не здороваясь и не сговариваясь, они проследовали на кухню. Пельмень сел на "тронное" место, Татьяна принялась возиться с чайником. Затем, выдержав паузу, Евгений полез в рюкзак и достал конфеты. Выложил их на стол. И тут же, цинично осклабившись, извлек на свет божий бутылку коньяка, точно такую, как была тогда у Джокера. "Они что, споить меня решили?" - мелькнуло в сердце у Татьяны Дмитриевны. А в голове подумалось, что происходящее надо расценивать как сцену ревности. "Это же надо, принести как взятку, чуть ли не швырнуть в лицо... откуда столько злости?" - А ведь еще неизвестно, какие чувства в нем доминируют, ревность или страх за пятерку в аттестате. Наверное, второе ближе к истине.
      Надо сказать, у моей героини есть одна коварная черта - когда ее припирают к стенке, в ней появляются доселе скрытые силы. И поняв, что хуже быть уже не может, она внезапно перешла в нападение. А силы конденсировались в ней все время, пока она ими не пользовалась, то есть очень долго.
      - Что, пляшка? Отлично. Я знала, что мы договоримся. Можете быть свободны. Идите, идите.
      В глазах Пельменя медленно проворачивались шестеренки. Он застыл как каменный вопль. Такого он не планировал. И вообще он устал.
      - Идите, идите. И продолжайте в том же духе. Люблю на досуге пропустить пару бутылок армянского коньяка. Именно три звездочки. Сколько звездочек, столько и баллов. Шучу.
      - Но...- Шестеренки завертелись быстро, - А чай?
      - Как, вы, я так понимаю, хотите у меня выпить чаю? А что вы к нему принесли? - Он вопросительно посмотрел на конфеты.
      - Вы хотите съесть мои конфеты?? Может, вам еще и коньячку налить? - Он молча стал открывать бутылку. Таня почему-то протянула руку, и Евгений вдруг больно схватил ее, сжал и с напором заглянул в лицо. Добившись таким образом внимания, он сквозь зубы процедил:
      - Я не для того пришел.
      - А для чего?
      - Поговорить надо.
      - Отпусти.
      Он отпустил. Татьяна моментально занялась нарезанием хлеба.
      - Сколько живу на свете, еще такого не видел. Вроде бы, все делаю, чтобы ты мне верила, чтобы тебе было хорошо. А ты разве что по потолку не прыгаешь. Ты не можешь прямо сказать, чего добиваешься?
      - Ходи на уроки.
      - Ты же знаешь, что это невозможно. Но когда смогу, я обещаю, что буду стараться не пропускать. Еще что?
      - Я допустила ошибку, когда... я не хочу, чтобы между нами что-то было.
      - Между нами и сейчас что-то есть. Я, например, ни о чем не жалею.
      - Женя, ты не понимаешь, что будет, если кто-то узнает!
      - Если ты не будешь психовать, никто не узнает. Всего-то год продержаться, а там...
      - Но ведь под угрозой только я, не ты. И не тебе решать... Для тебя это только плюс, какой молодец, как высоко задрал ногу. А расхлебывать мне. Может, еще и хвастаться начнешь.
      Тут Евгений Пельменников встал и принялся расхаживать. Он даже опрокинул конфеты, на счастье, запечатанные.
      - Ты что, когда-нибудь слышала, чтобы я хвастался? Ты так могла обо мне подумать? Да? Вот спасибо! Вот спасибо! Нет, я что, давал повод, я что, хоть когда-нибудь сказал или сделал что-нибудь...а? Может, конечно, я и недостойный претендент. Еще бы, Мисс Вселенная, это круто. Куда нам со свиным рылом! Конечно, куда нам до этого гомака, чтобы целоваться на брудершафт!
      - Он что угодно, но только не гомак.
      - Насрать. Я тоже на себя могу всяких фенечек понавешать. Еще неизвестно, кто будет круче. Дай мне хоть школу закончить! Если бы я год не потерял, уже был бы студентом. Я в шесть лет уже знал тригонометрию, а в одиннадцать стал мужчиной.
      Вдруг Таня заметила, что Пельмень одет в свитер практически такого же фасона, как у Джокера. Одинаковый узор, одинаковые нитки, только у одного цвет серый, а у другого -темно-синий. И эта фраза "я тоже могу на себя всяких фенечек понавешать"... Только тут ей пришло в голову, что они примерно одинакового роста и комплекции и даже инициалы у них (Егор Никитич и Евгений Николаевич) одинаковые. И она сдуру воскликнула:
      - Но ведь вы и без того похожи! Вот и свитера у вас одного фасона!
      Эта весть не примирила Пельменя с действительностью:
      - Может, у нас еще что-то одинаковое? Как бы ты нас в постели не перепутала. - И вдруг задумавшись, спросил: - Сколько ему лет?
      - Двадцать девять.
      - У... маразматик.
      - А мне почти двадцать пять.
      - Иди сюда. - Он потянул ее к зеркалу. - Мы смотримся. Мама и сукин сын. Я тебя выше. А у него квартира есть?
      - Есть.
      - И у меня будет. А машина?
      - Есть.
      - Какая?
      - "Рено" цвета мокрого асфальта.
      - Так в чем проблема? Жениться не хочет?
      - Да нет, с разводом тянет.
      Пельмень, все это время прижимавший Татьяну к себе, отпрянул, будто от вампира.
      - Как? Почему ты замужем? Почему ты не сказала? Я совершенно иначе представлял себе ситуацию. Я бы совсем по-другому стал действовать! Меня с самого детства воспитывали в уважении к семейным ценностям. Для меня чужая жена - это табу. Если ты замужем, то носи обручальное кольцо, чтобы не внушать несбыточных надежд. Может я в этом смысле и не современный человек, но если отношения начинаются с вранья, то закончатся они в венерической клинике. - Он задумался на какое-то время. - Но сейчас уже, конечно, поздно отступать... то есть, надо идти до конца. Что было, то было, назад не воротишь. Может, это судьба. Я вообще-то на тебя претендую, как на потенциальную супругу. Но я не готов связывать себя обязательствами, пока не встану твердо на ноги. Ты должна мне пообещать, что будешь ждать меня и больше ничего не предпримешь... Кроме развода, конечно - это не моего ума дело. Вот уж не думал чужую семью разбивать, да еще так нахально.
      - В любом случае, это сейчас уже неактуально. Мы расстались с этим человеком, и я считаю себя свободной. И я продолжаю считать себя свободной даже после твоей последней тирады.
      - Наверное, -Евгений пристально поглядел на отражение Таниных глаз, -Он тебя попросту бросил.
      - Может быть, но вместе с этой квартирой.
      - Ну дела... Он что, ее тебе подарил в память о незабываемых ночах? Видно, сильно нашкодил, раз такой щедрый. Или очень хотел отбрыкаться скорее.
      Почему-то этот широкий жест вызвал на его лице гримасу презрения, будто речь шла о глупом легкомыслии.
      - Да, это компенсация морального ущерба. - Таня, тем не менее, гордилась Джокером и его поступком.
      - В чем же ущерб?
      - А в том, что он такой же гад, как ты.
      - А я гад?
      - И мерзавец.
      - А это его диван?
      - Его.
      - И покрывало его?
      - Его.
      - И халат на тебе полосатый его?
      - Его.
      - Так снимай немедленно.
      - И не подумаю, убирайся!
      - Татьяна Пельменникова, вот ты кто теперь!
      * * *
      И они помирились.
      Глава 7. 22 СЕНТЯБРЯ
      11-Б отмечал знаменательную дату - День Пельменя. В подсобке кабинета математики шли таинственные приготовления. Именинник явился в рабочем костюме - пиджак, галстук, белая рубашка. В коридоре крутилась Наташа Раздобурдина в платье, снятом с куклы Барби. У Татьяны Дмитриевны не было уроков в этом классе. И происходящее к ней не относилось, как бы она ни хотела примазаться. Это не она пекла пирог, не она гладила ему рубашку, не она предоставила подсобку и не она собирала деньги на подарок. Ее никуда не пригласили. В довершение всего, у нее как раз ночевал Джокер, отдавший собственную берлогу во владение каким-то уколотым друзьям из Питера. Вот и вчера он явился среди ночи, открыл дверь своим ключом, долго звенел чем-то на кухне, попытался договориться с сонной Таней, но получил отказ, не стал настаивать и вытащил раскладушку, свою же собственную, фамильную. То же должно было повториться и сегодня, но только с осложнениями. Татьяна отлично знала, что сегодня он ее-таки разбудит и все же попытается соблазнить, по крайней мере, они будут пить зеленый чай на рассвете и ругать украинскую попсу. А потом Женя, оценив цвет лица, сонный вид и мешки под глазами, подумает, что она всю ночь страдала и станет расспрашивать, в чем дело. Она, наверное, ответит честно, что всю ночь проболтала с Джокером. Тогда он разозлится, сожмет губы и закричит: "Ну хватит меня доставать!". В общем, начнется вся эта канитель, которую можно предвидеть, но нельзя предотвратить, потому что Джокеру тоже объяснить ничего нельзя. Он слишком легко ко всему относится. Так Татьяна Дмитриевна с дежурной улыбкой слонялась по школе, потом пришла домой и решила выспаться днем. В результате ей удалось задремать на минутку. И тотчас же проснулась оттого, что над ней склонился Егор. Еще не наступил вечер и в комнате было светло, но он встал специально против света, чтобы не бросалась в глаза его разбитая губа и странная прореха в без того кривом ряду зубов. Однако, стоило Тане издать восклицание, талант рассказчика взял верх над страданиями художника, и раненый заговорил.
      " Как ты думаешь, с кем это я подрался? Именно! Решил заехать в магазин, купить чего-нибудь к ужину, все-таки, вечер с красивой женщиной... с тобой, с кем еще. Выхожу из машины, а навстречу - он. В костюме, с рюкзаком, а оттуда горлышко "Изабеллы" торчит. Ну, не ее, так чего-то в этом роде. И мне его лицо очень не понравилось, такое злое плебейское выражение. Тинейджер, что поделаешь. Галстук и рюкзак... - Джокер воздел глаза к потолку, - Если бы я мог его обойти, я бы обошел. Как говорил мой учитель, если ты можешь убежать, значит, можешь за себя постоять. Но поздно, этот тип валит прямо на меня и достаточно нагло спрашивает:
      - И много сейчас за жопу платят?
      Я расслабился уже, ничего ведь поделать нельзя, отвечаю: - Ни мне здрасьте, ни как зовут, сразу про деньги. Так тебе не за твою детскую попку заплатят, а морду набьют.
      Он осатанел, голосок сделался тоненький, глазки блестят:
      - Уж не ты ли, - говорит, - Мерзавец, гад, редиска нехорошая и прочие эвфемизмы, будешь мне бить морду?
      Я скромненько отвечаю:
      - Нет, разве что сниму штаны да ремешком отшлепаю.
      Тут у него просто крышу сорвало, он ручками размахался и на меня. В результате он действительно сбил меня с ног, я вовремя не оценил степень опасности и как-то вышло, что ... в общем, я сломал зуб об его колено. Не понимаю, как так могло получиться."
      - А он что? - Таня слушала и внимала каждому звуку, изданному Джокером.
      - Он отрубился. Мой зуб застрял у него в болевой точке. Мне пришлось в собственной машине везти его к знакомому врачу.
      - И он согласился?
      - Нет, но и не возражал.
      - Скажи, где он, что с ним?! Это серьезно? Боже мой, я знала, что это добром не кончится!
      - Если человек нарывается, это хорошо не кончается. А он в больнице. Там нужна операция. Не беспокойся, от зуба в колене еще никто не умирал. У меня, - Тут Джокеру стало смешно, - У самого сейчас зуб в колене.
      - Не смейся, у него сегодня День Рождения, к нему гости придут, а ты...- И Таня с ужасом почувствовала, что ее тоже душит смех.
      - Да, это был от меня подарок. Я его ужалил. Как оса.
      - Как пчела! Это пчелы оставляют жало.
      - Ладно, как змея, не будем спорить. Так вот где таилась погибель моя, мне смертию кость угрожала! Из темных глубин гробовая змея... чувствуешь, дедушкой Фрейдом попахивает... шипя!... между тем!...и этим! выползала! А потом заползала! Как черная лента! У-у-у!!! Укушу!
      - " Теперь, когда я вырвал у тебя зубы, ехидна, кусайся, если можешь! " ...
      - Тогда задушу-у-у!
      - Теперь, когда я отбил тебе руки, Венера...
      Тревожно зазвонил телефон. Таня сняла трубку и услышала охрипший от слез голос Наташи:
      - Татьяна Дмитриевна, я звоню, меня Пельменников Женя просил передать, что он заболел...он в больнице, у него нога.
      - Что вы говорите! Как же это он так?
      - Я не знаю, он позвонил домой, просил передать, должны были гости прийти, я его маме помогала...
      Джокер виновато выглядывал из комнаты, тревожно фиксируя про себя перепады Таниного настроения.
      - С ним что-то серьезное?
      - Да, у него травма коленной чашечки, нужна операция...
      - Спасибо, что вы мне позвонили. Я ему грозилась поставить пару единиц за прогулы. Вы вовремя сообщили...Передайте, что все нормально, раз такое дело, я, конечно, не буду...
      - Да вы что, какие единицы! Он все сдаст, честное слово. Он очень хороший ученик, у него только пятерки были... мой папа говорит, что Женя обязательно станет дипломатом.
      - Хорошо, хорошо. Я думаю, излишне обзванивать всех преподавателей, достаточно поставить в известность классного руководителя.
      - Да, я сейчас позвоню.
      - До свидания.
      И Татьяна Дмитриевна обратилась к нашкодившему Джокеру.
      - Скажи, что делать, я должна его сейчас навестить?
      - Давай рассуждать. - Он развалился в позе удобной, но непристойной, на незастеленном диване. - Тебе сообщали адрес больницы, номер палаты и т.д.?
      - Нет, но ты же...
      - Слушай молча. Сейчас к нему поедет мама с вещами и этой, как ее зовут?
      - Наташей.
      - Боже, как их много развелось. С Наташей. Допустим, я везу тебя в больницу, а номера палаты я не знаю и знать не хочу, мы всех подымаем на уши, потом ты с апельсинами входишь к нему и сразу попадаешь в глупое положение.
      - Но я же не могу его не навестить!
      - Без меня, пожалуйста.
      - Тогда скажи адрес.
      - Обойдешься.
      - Но как же я тогда?
      - Если тебе интересно мое мнение, то я пока еще твой муж и мне надоело возиться с этими сопляками, которые ставят мне рога, а потом еще и ломают зубы. Нарушая мне этим обмен кальция в организме. Ты знаешь, почему я принял решение развестись...
      - Потому что кобель и бабник.
      Джокер с интересом посмотрел на нее.
      - Это не мешает мне свято помнить о супружеских обязанностях.
      - Потому, что Снежана почистила зубы моей зубной щеткой, а Ксюша использовала для подбрития лобка и подмышек мою новую бритву.
      - Ну, извини. Мне казалось, дело все-таки не совсем в этом...
      - Знаю, знаю, ты медитировал, тебе открылось, что ты должен все бросить и уйти в буддийский монастырь.
      - Я как бы с тобой советовался... Ш-шит! Опять это проклятое как бы! Но мы с тобой договорились, что между нами останется как бы нить...
      - Ш-шит!
      - И вот сейчас ты встречаешься с этим Пельменем, он распространяет вокруг себя вонищу, - "Вонищей" у него принято было называть особый вид астрального присутствия, - и нарушает мое внутреннее равновесие. Тебе нравится в этом барахтаться - твои проблемы. Но я не могу допустить... мои проказы, по крайней мере, не отражаются на экологии внутрисемейных отношений...э-э...Зубную щетку, в конце-концов, можно спрятать! А бритву я для них теперь завел специальную, так что это не повторится.
      - Куда делось твое кольцо? - Он притих и глазки без темных очков забегали.
      - Ты имеешь в виду, должно быть...
      - Да, которое я подарила. - Чувствовалось, что Джокер преодолевает огромный соблазн соврать, но намерен сказать все, как есть. Наконец, он принял непринужденный вид и проронил:
      - Лолита выпросила. Я дал поносить.