Мечта о некоей субстанции, которая преображала бы действительность, глубоко укоренена в человеческом воображении. В ведической литературе не раз упоминается мистическая жидкость, называемая сома, — нектар богов, дарующий бессмертие всякому, кто его попробует. Той же силой в греческой мифологии обладает амброзия. В ветхозаветной Книге Исхода израильтяне погибали в пустыне от голода, но Бог послал им манну, падавшую с небес, как снег, а на вкус бывшую лучше всякой пищи, какую можно себе представить.

Некоторые библейские эпизоды помогают нам понять, что такое пристрастие — в частности, пристрастие к наркотикам. Наркотическая зависимость овладевает людьми, жизнь которых подобна блужданию в пустыне и лишена всяких удовольствий и духовной пищи. Когда находится что-то такое, что обещает перенести этих людей в совершенно иную реальность, многие из них соглашаются на это просто потому, что на их взгляд ничто другое не обещает им ничего подобного. Но как мы уже видели в случае алкоголя, в этом и состоит ирония пристрастия — то, что начинается как поиск наслаждения, вскоре превращается в длительную борьбу за то, чтобы избежать страдания.

В случае далеко зашедшей наркотической зависимости причиняемые прекращением приема наркотика мучения намного превышают удовольствие от получаемой эйфории — да и та, когда организм к наркотику привыкает, становится практически недостижимой. В скором времени оказывается, что человек принимает наркотики только для того, чтобы избежать этих мучений. То, что казалось вратами рая, в конечном счете ведет лишь в другую пустыню.

Представление о пристрастиях как о тщетных, но понятных исканиях противоречит некоторым аспектам теории, лежащей в основе многих лечебных программ и полагающей аддиктивное поведение болезнью. Эта теория делает упор на генетическую предрасположенность к «инфекции аддиктивного поведения», которая действует на свою жертву совершенно так же, как любая другая заразная болезнь. Некоторые сторонники подобных взглядов утверждают, что одно-единственное употребление наркотика вызывает в мозгу человека необратимые химические изменения, порождая тем самым неустранимое стремление к новым порциям зелья. Прием наркотика в этом случае уподобляется укусу комара, переносящего малярию или желтую лихорадку, — как только это случилось, дальнейший ход действий предопределен.

Однако между развитием наркотического пристрастия и развитием инфекционного заболевания имеются совершенно очевидные отличия. Для развития болезни от жертвы комариного укуса не требуется никакого сознательного участия. Наркоману же требуется совершить целый ряд более или менее целенаправленных действий, причем на каждом этапе для него имеется возможность «выхода», по крайней мере физическая. Ведь он должен найти поставщика, деньги для оплаты, а нередко еще и выполнить целый ряд приготовлений к употреблению наркотика. Наркоману также приходится принимать решение, заниматься ли ему деятельностью, которая всячески ограничивается обществом и в правовом, и в моральном смысле, а потому может повлечь за собой суровое наказание. Все эти этапы требуют выбора. Я предпочитаю думать, что этот выбор всякий раз сознательный, ведь это означает, что на каждом из названных этапов он может оказаться и иным.

Именно выбор, по моему мнению, может послужить основой для лечения. Он должен присутствовать на каждом из уровней человеческого бытия — от сознательных мыслей, направляющих поведение в макроскопическом мире, до биохимического выбора, совершаемого миллионами клеток во всем организме. Как заметил психоаналитик Томас Шаш, за свою историю человеческое общество изобрело множество способов осуждения так называемых извращенных способов поведения. Чаще всего такое осуждение опиралось на религиозную почву, хотя за принуждением к религиозной добропорядочности стояло стремление укрепить политическую власть и контроль над людьми. Наша же нынешняя вера в науку порождает другую терминологию неодобрения, и употребление наркотиков рассматривается уже не как богохульство, а как болезнь.

По моему убеждению, подход к пристрастию как к болезни нам следует применять с куда большей осторожностью и всегда помнить, что целительная сила кроется в пациенте, а не в том или ином враче, врачебном приеме или лекарстве. Подлинная задача врача — создать условия для эффективной деятельности врожденных целительных сил пациента, условия, в которых тело и дух пациента могли бы естественным образом предпочесть здоровье болезни и счастье страданию.

Я пишу эту книгу, а в Америке разворачивается новая кампания против героина, возглавляемая «Партнерством за Америку без наркотиков» — некоммерческим союзом средств массовой информации и рекламных фирм, который в течение ряда лет создавал и спонсировал агитационные выпуски соответствующей тематики. Очередной анонсированный ими цикл включит в себя как печатную, так и телевизионную продукцию. Это будут свидетельства бывших наркоманов, ироничное сопоставление действительных последствий употребления наркотиков с иллюзиями, которые, возможно, питают на этот счет потенциальные их потребители. Эта кампания поднимает весьма важные вопросы. И в той мере, в которой она изображает употребление наркотиков как тщетный поиск наслаждения или личной силы, она, по-моему, нацелена куда нужно.

Однако я считаю, что акцентирование внимания на ужасах, которые несут с собой наркотики, не принесет желаемого эффекта, точно так же как вероятность угодить в тюрьму мало страшит большинство тех, кто совершает преступления. Люди, употребляющие героин, в этом обществе не особенно страшатся того, что с ними может произойти. Их пугает и подавляет то, что с ними уже произошло, пусть даже они, возможно, не вполне это осознают. В их жизни так мало источников истинного наслаждения, что поверхностное удовольствие, которое доставляет героин и другие наркотики, на этом фоне кажется чем-то особенным. Эти люди глубоко страдают еще до того, как впервые прикоснутся к героину. Им не хватает счастья — счастья в подлинном смысле этого слова. О страданиях же они и так знают достаточно.

С точки зрения Аюрведы, отсутствие в жизни человека счастья есть важнейшая причина и одновременно главнейшее следствие его пристрастия. Вместе с тем существует также ряд вполне определенных признаков привыкания к употреблению наркотиков, проявляющихся в повседневной жизни наркомана. На них стоит обратить внимание как в целях диагностики, так и потому, что они могут сообщить многое о психологическом состоянии такого человека.

Перечень веществ, в принципе способных вызвать привыкание, весьма обширен. Различные вещества, кроме того, существенно отличаются по своим биологическим, психологическим и социальным характеристикам. Кокаин в порошке, например, как правило считается наркотиком средней и высшей категории. По своему воздействию на организм он отличается от родственного ему, но более дешевого крэка, популярного в основном среди менее обеспеченных людей. Амфетамины чаще используются водителями дальних рейсов и студентами университетов, в то время как опиаты, в частности героин, в той или иной степени применяются практически всеми слоями населения. Однако несмотря на различия между наркотическими веществами и употребляющими их людьми, существуют определенные ключевые элементы, характерные для пристрастия как такового. Поэтому вместо того, чтобы рассматривать отдельно каждый наркотик или их фармакологическую группу, сосредоточимся на общих моментах, характерных для аддиктивного поведения в целом.

Как и в случае алкоголя, употребление наркотиков с целью изменения состояния сознания или для «расслабления» многие тысячи лет было частью всех человеческих культур. Анализ текстов глиняных табличек, изготовленных без малого семь тысяч лет назад в Шумерском царстве, позволяет связать значение одного из иероглифов с опиумом. Контекст показывает, что это слово, кроме того, имело смысл веселья и радости. Имеются также свидетельства, что озерные жители Швейцарии, чья культура зародилась около двух с половиной тысяч лет до нашей эры, ели маковые зерна, являющиеся естественными источниками опиума и его производных. Говоря о том, что наркотики использовались с древнейших времен, я, однако, вовсе не намерен их использование оправдывать.

Стремление человеческого общества ограничить или запретить определенные образы поведения ничуть не менее древнее, чем желание употреблять наркотики или алкоголь. Одно из первых тому свидетельств мы обнаруживаем в библейской истории Адама и Евы, нарушивших запрет Бога и вкусивших плод с Древа Познания. Таким образом, мы не можем оправдывать употребление наркотиков на основании того, что для человека это совершенно «естественно», ведь для него столь же естественно считать одни поступки добром, а другие злом. Порой, однако, эти ярлыки навешивались совершенно произвольно, и то, что считалось добром в одном столетии, в другом превращалось во зло. Поэтому, чтобы говорить об употреблении наркотиков разумно и объективно, нам потребуется принимать во внимание не только переменчивые социальные и исторические обстоятельства, но и медицинские и психологические факторы.

Так, кофе в современном западном обществе не считается запрещенным наркотическим веществом, невзирая на тот факт, что крепкий кофе может вызывать как физические, так и эмоциональные расстройства. Когда в XVII веке кофе впервые появился в Европе, он сразу стал чрезвычайно популярен. Гражданские власти попытались ограничить, а то и запретить его употребление, но это оказалось им не под силу. По всему континенту кофейни превратились в излюбленные места собраний. Любителями кофе были Вольтер и другие деятели Просвещения, а французский романист Бальзак в буквальном смысле умер вследствие своего пристрастия к этому напитку, которое было столь сильным, что под конец жизни он пил кофе, по густоте не уступавший супу.

Сегодня любовь, и даже пристрастие к кофе в Соединенных Штатах и Европе — явление обычное. У его любителей, внезапно лишенных возможности употреблять этот напиток, вполне можно наблюдать абстинентные симптомы. При этом, однако, мы считаем кофе не наркотиком, а просто напитком. Точно так же под многие критерии наркотического пристрастия подпадают заядлые любители шоколада и сладостей, однако мы интуитивно относим их и потребителей кокаина с героином к разным категориям.

Тот факт, что некоторые вещества относятся к числу запрещенных, пожалуй, является одной из основ их привлекательности. Решив употреблять эти вещества, человек отвергает ценности большей части общества, отстраняется от них и присоединяется к подгруппе, чья жизнь определяется наркотическим пристрастием. Это основополагающий элемент психологии употребления наркотиков. Если бы завтра героин или кокаин были легализованы (за что я отнюдь не ратую), я уверен, что многие наркоманы по-прежнему находили бы повод приобретать наркотики нелегальным путем, равно как и способы это делать.

Современные критерии наркотического пристрастия четко определены в опубликованном Американской психиатрической ассоциацией четвертом издании «Диагностического и статистического руководства по умственным расстройствам» (ДСР-IV), и нам, прежде чем говорить о пристрастии к тому или иному конкретному веществу, было бы полезно коротко обсудить каждый из этих критериев в отдельности. Какая-либо комбинация четырех или более приведенных ниже образов поведения является основанием для подтверждения психиатрического диагноза пристрастия.

Вне зависимости от того, идет ли речь о пристрастии к азартным играм, героину, рафинированному сахару или кокаину, такого рода опыт сродни катанию на американских горках — краткие периоды удовлетворенности погружены в более обширный контекст мучительного ожидания исполнения желания. Однако в случае, когда предмет пристрастия относится к числу запрещенных, ситуация оказывается более психологически сложной. Вовлеченность в противоправную деятельность неизбежно возводит между таким человеком и чуждыми этой деятельности людьми серьезную преграду. С точки зрения пристрастившегося к незаконному, все люди, с которыми он контактирует, подразделяются на своих и чужих — на тех, кто может помочь ему достать наркотик, и тех, кто может выдать его полиции. Каждый человек либо друг, либо враг — при этом большинство людей оказываются врагами, просто в силу противоправного характера деятельности пристрастившегося.

Пристрастие к противозаконному веществу становится определяющей частью жизни наркомана. Именно сквозь эту призму он рассматривает свое существование. Это не является ни биохимическим свойством пристрастия, ни особенностью вызвавших его веществ. В больницах нередки случаи привыкания пациентов к морфию или другим используемым в курсе лечения обезболивающим препаратам, однако эти люди не приходят к психологии «я против всего мира», свойственной нелегальным наркоманам, для которых антисоциальный и таинственный аспекты пристрастия являются фундаментальной составляющей этого опыта. Как пишет по этому поводу один исследователь, «Тем, кто никогда не испытывал пристрастия к [противозаконным] препаратам, трудно понять то значение, которое наркоманы придают своему излюбленному наркотику... Не так уж редко пристрастившиеся к кокаину признают, что, если им придется выбирать, они предпочтут кокаин друзьям, возлюбленным и даже своей семье».

«Я могу воздержаться, но не могу соблюдать умеренность», — заявил ученый XVIII века Сэмюэл Джонсон. Считая пьянство аморальным, он перенес свой выбор на чай — и ему случалось выпивать по шестьдесят чашек в день. Однако мало кто из «аддиктивных личностей» отличается джонсоновской проницательностью по части своей неспособности к самоконтролю. Никто не начинает употреблять наркотики с сознательным намерением превратиться в наркомана, а многие из «экспериментирующих» с запрещенными препаратами никогда и не приобретают зависимости. Но обычно пристрастившемуся свойственно переоценивать свои способности к самоконтролю и недооценивать силу возникшей у него привязанности. Пока факт пристрастия не станет неопровержимым, употребляющий наркотики человек чаще всего будет определять наркомана как «того, кто употребляет наркотики больше, чем я».

Зависимость от некоторых наркотиков (таких, например, как крэк) и других веществ ограниченного доступа может возникать быстро и даже мгновенно. Столь же быстро у человека может снизиться восприимчивость к наркотическому воздействию. В прошлом веке в качестве болеутоляющего средства повсеместно использовалась настойка опиума, известная под названием лауданум. Обычная доза составляла растворенные в стакане воды двадцать капель, при норме употребления два или три раза в день. Английский поэт Сэмюэл Тэйлор Колридж, однако, выпивал, случалось, до двух полных кварт [3] лауданума в неделю, а Томас де Куинси, автор «Исповеди англичанина-опиомана», мог принять в день до восьми тысяч капель препарата. Такая доза быстро заставила бы неподготовленного человека переместиться в мир иной.

Феномен низкой восприимчивости наркомана к наркотикам и вытекающая из него потребность в больших дозах делают пристрастие все большей и большей частью его жизни. Вспомним, опять-таки, что поиск наркотиков нередко способствует изоляции наркомана от основной части общества. Заметим, что такая изоляция может быть важным глубинным стимулом его пристрастия.

Со всеми вызывающими привычку веществами, в том числе с кофеином, сахаром и шоколадом, связаны те или иные симптомы, возникающие в случае внезапного прекращения их приема. Порой это наносит жесточайший удар по всему организму. У запойного пьяницы, например, воздержание от алкоголя может вызвать конвульсии и даже смерть. В книгах и кинофильмах «завязывание» с героином часто изображается как нечто в высшей степени болезненное, и это нередко действительно так. Имеются, однако свидетельства, что на ощущения, которые сопутствуют воздержанию от героина, могут влиять и среда, в которой оно происходит, и ожидания наркомана. В обстановке таких лечебных сообществ, где внешнее проявление абстинентных мучений не поощряется, восстанавливающиеся наркоманы испытывают значительно меньший дискомфорт, чем в других заведениях подобного рода. Во многих случаях героиновый абстинентный синдром напоминает тяжелый случай респираторного гриппа.

Несмотря на имеющуюся возможность ослабить абстинентные симптомы с помощью внешних факторов, наркоман часто пользуется своим страхом перед мучениями для оправдания дальнейшего использования наркотиков. Когда удовольствие от зелья становится недостижимым, его употребление может длительное время стимулироваться страхом перед болезненным воздержанием.

Несмотря на то что наркоманы, в особенности на начальных стадиях своего увлечения наркотиками, считают себя способными к самоконтролю, они нередко обнаруживают, что пристрастие засасывает их. При этом они тут же наталкиваются на правовое и моральное неодобрение со стороны общества. Подобная демонизация наркомана, разумеется, может быть болезненной, однако она способна также вызвать мощное чувство сопротивления. С другой стороны, наркоман обычно объединяется с себе подобными, которые поощряют его к сохранению своего пристрастия и чьей дружбы он лишится, если перестанет употреблять наркотики. В результате он в течение даже одного дня слышит множество увещеваний как за, так и против наркотиков. Поэтому неудивительно, что жизнь наркомана бывает полна неудавшихся попыток порвать со своим пристрастием.

Стрессу непросто дать определение, но распознать его легко. Не будучи столь же конкретным чувством, как любовь или страх, он, однако, постоянно присутствует в нашей жизни и ощущается как физически, так и эмоционально. Мне представляется, что такая вездесущность стресса — отличительная черта именно современной жизни, и совсем недавно в масштабах человеческой истории ничего подобного не существовало. Разумеется, доисторический охотник, пытавшийся поразить своим копьем саблезубого тигра, испытывал острый прилив страха; разумеется, средневековый горожанин, которому грозила эпидемия чумы, испытывал ужас; разумеется, американские фермеры XIX века чувствовали себя беспомощными перед угрозой засухи. Но это, по крайней мере, были чувства, имевшие вполне определенную причину и предсказуемые последствия. Кроме того, та или иная разновидность религии всегда предоставляла объяснения происходящему, как и утешения, позволявшие со всем этим совладать.

Сегодня же страхов, несомненно, поубавилось, но жизнь стала куда более напряженной. Уровень фонового беспокойства уже нельзя назвать низким, а скорее умеренным. Наркотики становятся для наркомана химическим противоядием, позволяющим справиться с проблемой стресса, превращаются в альтернативную реальность, трудности и опасности которой могут оказаться предпочтительней требований повседневной жизни. Это не означает, что всякий потребитель кокаина или героина раз за разом удаляется на несколько дней в какой-нибудь притон в городских трущобах. Нет, он может всего только на несколько минут запирать двери своего офиса. Но когда человек полагается исключительно на такой способ снятия напряжения, ситуация может выйти из-под контроля: то, что начиналось как сознательное действие, направленное на успокоительное наслаждение, превращается в настоятельную потребность избежать мучительной ломки.

«Как хорошо, что вы даже не пробовали этого». Эти слова, часто цитируемые в книгах о злоупотреблении наркотиками, приписываются анонимному наркоману, пытающемуся описать свой первый опыт употребления героина. Его парадоксальное замечание прекрасно свидетельствует о способности некоторых веществ сперва прочно укорениться в сознании человека, а потом не оставить там места ни для чего другого. Платой за наркотический экстаз становится возрастающая апатия ко всему остальному. Это было продемонстрировано экспериментально на лабораторных крысах, приученных к кокаину. Ради получения наркотика животные игнорировали любые другие стимулы, в том числе пищу, воду и полового партнера. Такое сужение интересов — отличительное свойство наркотического пристрастия и один из его наиболее опасных аспектов.

Писатель Уильям Берроуз, которому сейчас уже за восемьдесят, употреблял героин всю свою взрослую жизнь. В своем романе «Наркоман» Берроуз пишет: «Героин — это не увлечение. Это образ жизни». Разумеется, как долголетие Берроуза, так и его способность к плодотворной творческой работе нехарактерны для привыкших к наркотикам людей. Однако он совершенно прав в том, что наркотики — это нечто большее, чем просто ощущение, порожденное цепочкой химических реакций в человеческом организме. Наркомания — это в полном смысле слова отношение к миру, при котором значение всего прочего по сравнению с наркотиком оказывается исчезающе малым. Быть может, в этом даже состоит скрытое намерение, присутствующее в сознании наркомана, для которого физическое «я» становится всем, что он знает, всем, что ему нужно знать, и всем, что он знать хочет. Психоаналитическая интерпретация пристрастия вскрывает источники наркомании в неудовлетворенных потребностях первых лет жизни; человек словно возвращается к уровню ребенка, сосущего грудь или бутылочку. Ничто другое не имеет значения, ничего больше вообще не существует, а перспектива лишиться питательного источника невыразимо кошмарна.

Привычка к употреблению наркотиков начинается со своего рода сделки, где сиюминутное, кратковременное наслаждение достигается ценой риска серьезных и долговременных физических, эмоциональных и правовых проблем. Нетерпеливое предвкушение — ощущений, возбуждения, признания со стороны себе подобных — является характерным элементом поведения человека на ранних стадиях употребления наркотиков. По мере же привыкания такая нетерпеливость часто приобретает неистовый характер, хотя впоследствии может превратиться в тупое апатичное пристрастие. С точки зрения Аюрведы, нетерпеливость, сопутствующая употреблению наркотиков, свидетельствует о неуравновешенной Вате. Вспомним, что Вата происходит от воздушного элемента, и, подобно ветру, эта доша часто меняет направление и силу, будто бы она неспособна успокоиться или удовлетвориться. Для обозначения же спокойного и ясного состояния сознания Аюрведа использует санскритское слово саттва, означающее чистоту.

Наркотики оказывают на мыслительную деятельность искусственное, внешнее влияние. В зависимости от рода препарата, результатом такого влияния может быть как притупление, так и временное обострение чувств. Однако конечный эффект всегда состоит в нарушении психического равновесия и в характерных для неуравновешенной Ваты проявлениях беспокойства и непредсказуемости. Вата, кроме того, весьма сухая доша, и мочегонное действие многих наркотиков может обезводить организм. Возникающие при этом запоры и почечные проблемы и без того свойственны людям с неуравновешенной Ватой.

Амфетамины и другие стимуляторы, попадая в человеческий организм, сильно и мгновенно раздражают Вату. Однако даже седативные средства и опиаты, несмотря на кратковременность их воздействия, могут привести к тому же результату. В любом случае, в основе разнообразных симптомов, сопутствующих воздержанию от вызвавших привыкание препаратов, лежат расстройства Ваты, и устранять их необходимо с помощью уравновешивающих Вату техник (представленных в третьей части этой книги).

Питта-доша происходит от элемента огня, и в аюрведической литературе по отношению к ней используются метафоры, связанные с жаром. В организме Питта отвечает за пищеварение и обмен веществ. Большинство расстройств желудочно-кишечного тракта происходит, когда пищеварительный огонь Питты чересчур разгорается или затухает. Стоит отметить, что о последствиях длительного приема наркотиков, особенно амфетаминов и других стимуляторов, а также галлюциногенов вроде ЛСД или марихуаны, часто говорят, что человек сгорел.

Люди с преобладающей Питтой обычно целеустремленны и требовательны к себе. Когда Питта у них оказывается неуравновешенной, эти люди нередко увлекаются наркотиками в надежде, что это поможет им достичь поставленных целей. Так, французский писатель и философ Жан-Поль Сартр много лет принимал амфетамины, стремясь написать как можно больше. Обычным следствием длительного увлечения амфетаминами являются глазные болезни, и Сартр в конце концов потерял зрение.

Депрессия, заторможенность и сидячий образ жизни — традиционные свидетельства неуравновешенной Капхи. Пытаясь совладать с этими симптомами, люди Капха-типа часто прибегают к мощным стимуляторам ради мгновенных выбросов энергии, либо же употребляют опиаты или барбитураты, которые попросту усугубляют естественные склонности этих людей. В любом случае, это не стимулирует, а, наоборот, подавляет источники жизненной силы.

Спустя некоторое время у человека Капха-типа, употребляющего наркотики, развивается неуравновешенность Ваты. Именно эту неуравновешенность следует устранить еще до удовлетворения потребностей доминирующей Капха-доши. Ее бывает трудно распознать, если у человека наблюдаются повышенная сонливость, страсть к чревоугодию и тому подобные явные симптомы депрессии. Однако депрессия и нервозность — в сущности, две стороны одной медали: неуравновешенный человек Капха-типа может спать по двенадцать часов в сутки, ни на минуту не почувствовав себя отдохнувшим. Для людей Капха-типа, как и для представителей всех остальных ментально-телесных типов, первым шагом в восстановлении равновесия, нарушенного употреблением наркотиков, должны стать Вата-уравно-вешивающие техники, описанные в третьей части этой книги.

Роль табака в жизни Америки относится к числу тем, вызывающих сегодня наиболее жаркие дискуссии. В отличие от вопросов, связанных с опасностью употребления запрещенных веществ, например наркотиков, или не запрещенных, но потенциально опасных продуктов, таких, как алкоголь, по поводу статуса табака в нашем обществе нет полного согласия. Практически все врачи осуждают курение, однако существуют мощные финансовые и политические интересы, которые его защищают и рьяно пропагандируют. И что с того, что на каждой пачке сигарет имеется предупреждение министра здравоохранения — табачные налоги приносят властям огромные доходы, из-за чего все правительственные меры против курения неизбежно оказываются в той или иной степени половинчатыми. В итоге (о чем не упускают случая напомнить табачные компании) табак остается легальным продуктом, и на федеральном уровне за много лет не было предпринято ни одной серьезной попытки изменить это положение. Между тем курение непосредственно замешано в смерти более тысячи американцев ежедневно.

Табак и наше к нему отношение порождают дилемму, выходящую далеко за рамки обычных дискуссий об употреблении наркотиков.