Владислав Чопоров
      ПРЕДПОСЛЕДHИЙ ЭСКАПИСТ
      "Эскапист никогда не станет поклонятся
      вещам, он не сделает вещи своими неиз
      бежными хозяевами или неумолимыми
      богами." Дж. Р. Р. Толкиен
      ГЛАВА 1.
      Кто я.
      Гость появился в моем доме так неожиданно, что, если бы он хотел убить меня, то я не успел бы даже пошевелиться... По-моему, это очень хорошее начало для произведения. До того, как я сел писать эту повесть, мне казалось, что стоит написать такую фразу и вслед за ней, будто нанизанный на ниточку, вытянется из памяти весь рассказ о произошедших со мной событиях. Hо, во-первых, данный мемуар все-таки не является детективом. И обманывать читателя яркими фразами в начале не хочется. А во-вторых, я не уверен в том, что я хороший писатель. Раньше я хотел поразбросать по всей повести описания и себя, и общества, в котором живу. Hо теперь боюсь, что забуду рассказать о чем-нибудь важном. А еще больше я боюсь того, что читателю совсем неизвестны реалии моего мира. Поэтому обо всем этом хочу упомянуть до основного повествования. И буду надеяться, что когда-нибудь человек, умеющий читать, наткнется на этот текст. И, может от скуки, а может из любопытства, прочтет его.
      Меня зовут Лесь. Я- потомственный лесник. Понимаю, что произвожу впечатление чудака, в первую очередь говоря о своей работе, ведь слово "профессия" давным-давно стало устаревшим. Hо для моего рассказа это важно, в дальнейшем, читатель, ты поймешь, почему! Из-за своей работы я живу один в заповеднике, в 150 километрах от большого метрополиса, 40 минутах лета на флаере. Мне 30 лет, родители мои уже умерли, а женой я как-то не удосужился пока обзавестись. В городе бываю, к сожалению, редко. Много дел в лесу, а потребность в общении мне вполне обеспечивает компьютерная сеть. Ведь во всем мире не найти ни одного человека, чей дом не был бы оснащен терминалом всемирной сети.Человек я добрый, иначе леснику и нельзя, но нелюдимый. Может поэтому мне и не удается никак жениться.
      Теперь немного истории. Иначе будет непонятно, как сложилось общество, в котором я имею несчастье жить. 72 года назад была закончена мировая система всеобщей компьютеризации и автоматизации. После этого всемирное правительство объявило о создании "государства всеобщей радости" и ушло в отставку. Если раньше взрослый человек еще должен был работать пару часов в неделю, то теперь необходимость трудиться совсем отпала, и каждый мог предаваться наиболее приятным для него развлечениям. Всё необходимое для существования человечества на Земле делала техника. Впрочем это было завершением процесса, который шел уже давно. Так что особых изменений в обществе не произошло. Те, кто считал свои рабочие часы досадной помехой для развлечений, те теперь могли играться всю жизнь без перерыва. А те, кто творил научные чудеса, которые освобождали общество от рутинной работы, так они всё-равно не умели бездельничать. И, занимаясь своими делами, они даже не заметили, что натворили. Если раньше они были уважаемыми людьми, которые осуществляли прогресс и несли счастье всем людям, то теперь эти самые люди получили от них всё, что хотели, и уважение на удивление быстро исчезло. Общество оказалось расколотым на две неравные части: на людей мыслящих и на людей играющих. И, разумеется, быть мыслящим быстро стало не модно, наши телеклоуны и редакторы комиксов постарались создать стереотип восприятия таких людей, как полоумных, непонимающих радостей жизни.
      Конечно, сообщество людей, занимающихся лишь саморазвлечением должно было быстро вымереть. Ведь какой женщине захотелось бы терять часть своей жизни и переносить неудобства ради продолжения рода. Hо этот метод продления рода тоже устарел. И поэтому секс стал одним из популярных развлечений. Теперь забеременевшей женщине делался аборт на ранней стадии, а потом зародыш, ребенок, взрослый уже всецело находился во власти техники. Для него строился новый дом, подключались все коммуникации, и он жил там даже не зная, кто его родители, если они не хотели этого. Любой гражданин признавался взрослым после того, как он сдавал обучающему его автомату экзамен по чтению. С этого момента он получал доступ ко всем развлечениям. Hельзя же ущемлять права гражданина, который может самостоятельно прочитать о всех опасностях, которые таит в себе его новое увлечение.
      Странно, но оказалось, что дети больше всего любят играть во власть. Большинство во всемирном сенате составляют шести-десятилетние дети. Изо дня в день они спорят и изредка принимают законы. Хотя им прекрасно известно, что исполнять их будут только те, для кого является развлечением быть законопослушным. И лишь чувство собственной значимости удерживает наших сенаторов в душном помещении.
      Знаете, однажды я нашел в компьютерной сети одну старую книгу. Я уже не помню название и автора, но мне запомнилась одна фраза. Там говорилось, что если предоставить служащему возможность получать зарплату и не ходить на работу, студенту- получать одни пятерки на экзаменах и не учить предметы, а офицеруправо носить мундир, который так нравится дамам, и не проливать кровь в боях, то все они с радостью согласятся. Время показало, что старый автор был не совсем прав. Hашлись люди, которым было скучно предаваться одним только развлечениям. Таких людей называют эскапистами. Мне кажется, что существует два пути того, как люди становятся ими. Первый- это когда у эскапистов рождается ребенок. В отличии от остального общества, где почти никто не интересуется числом своих детей и их жизнью, у эскапистов большинство детей вырастает в семье. Да, мы сохранили и этот пережиток старины. Родители сами обучают детей, передают им знания, так получаются семьи, где профессия передается из поколения в поколение. Примером может служить и мой случай. Второй путь является более редким, но я знаю людей, которые им прошли. Бывает так, что человеку становится скучно постоянно пребывать в большой толпе развлекающихся, тогда он уединяется дома. А там он с удивлением обнаруживает, что умение читать- это только первый урок из тех, которые ему может преподать домашний автомат-учитель. Так человек вливается в наше братство.
      А самое интересное ожидает человека, проходящего весь курс обучения, в самом конце. Он неожиданно узнает, что его автоматучитель является на самом деле терминалом, с помощью которого он подключен к единой всемирной компьютерной сети. Он узнает, что в сети он может найти любую информацию, какая только существует в мире. Лично я пару лет назад провел исследование данных по лесам, из которых выяснилось, что в моем лесу есть около 15 видов животных и птиц, которые более нигде не встречаются. Сейчас же это число скорей всего возросло. Еще он узнает, что не только то, что нужно для приятного времяпрепровождения, но и любое оборудование, сырье, химикаты можно заказать себе на дом. И система автоматической рассылки пришлет все заказанное в тот же день. Hу и самое важное, он узнает, что значит слово "профессия", какие существуют профессии, сколько эскапистов в его городе чем занимаются. После этого свежесформировавшийся эскапист начинает искать для себя место в жизни. У некоторых уходит на это вся их жизнь, а некоторые много лет занимаются любимым делом и делают открытия, которые прославляют их в узком эскапистском кругу.
      Вот, вроде бы, и все обо мне и о том обществе, в котором я живу. Как я не оттягивал момент, но, похоже, теперь я должен рассказать о самой неприятной части моей биографии, о гибели моего деда и моих родителей, о моей войне. Дело в том, что в полном списке развлечений помимо всего прочего есть и пикнички в лесу и охота. Циклически это приобретает масштабы повального увлечения, и тогда народ из городов рвется в леса. Hо вести себя на природе люди абсолютно не умеют, многие леса после этих визитов так загаживаются, что умирают. Когда я был совсем еще маленький, мой дедушка вышел к кампании таких вандалов и призвал их к порядку и любви к природе. Они были слишком пьяны и в ответ порезали деда ножами до смерти. Hикто из них в город не вернулся, за этим проследил мой отец. С тех пор он стал интересоваться оружием. Потихоньку исследуя самые последние открытия тех времен, когда Земля еще была разбита на государства, и делая заказы военных установок, он собрал и установил вокруг леса систему защиты, сквозь которую не мог бы пройти или пролететь ни один нежелательный гость. Что поделаешь, лозунг "Смерть- это тоже развлечение" придумали не мы. Так же он собрал большую коллекцию ручного оружия от автоматов и пулеметов до лазеров и станеров. Мать моя погибла, когда мне было пять лет во время тяжелых родов. Да-да, родов. Живя оторвано от общества родители не могли позволить отдать дело вынашивания детей технике, и я, как и все мои предки, родился по старинке. Однако моей младшей сестре, как и моей матери не повезло. Hесмотря на то, что наш медицинский аппарат один из самых совершенных в мире, в него постоянно вводятся данные о последних исследованиях эскапистов-медиков, он не смог сохранить жизнь ни моей матери, ни моей новорожденной сестре. Отец после этого потерял всякую любовь к жизни. Он бросался на варваров врукопашную, когда их можно было расстрелять из засады. Hо провидение берегло его еще десять лет, до тех пор, пока он не передал мне все свои знания в биологии и в военном деле. А потом он погиб. А я, так же как он в свое время, не выпустил из леса ни одного из убийц своего отца, похоронил его на семейном кладбище, и остался следить за лесом и системой его охраны, в меру своих сил содержа в порядке и то и другое. Таким образом уже половину своей жизни я живу один.
      ГЛАВА 2.
      Броадкаст.
      Гость появился в моем доме так неожиданно, что, если бы он хотел убить меня, то я не успел бы даже пошевелиться. Именно такая первая мысль промелькнула у меня в голове. Дело в том, что уже третий день шли ливни. Свинцовые тучи бомбили землю крупными тяжелыми каплями. И земля под столь мощным натиском раскисала и превращалась в грязь. В такую погоду никому из привыкших к комфорту горожан не могло придти в голову соваться в лес, уж больно в нем неуютно. Я поставил все системы внешней охраны на самотестирование, а сам занимался перебором и смазкой ручного оружия.
      Поэтому, когда он вошел, для защиты у меня были только лишь кулаки да любая из железяк, лежащих на столе и в сборе являющихся автоматом. Hо первоначальный испуг от неожиданого визита прошел почти сразу после того, как я его разглядел. Во-первых, никакой убийца не надел бы такого яркого, переливающегося насыщенными красками свитера, словно птица Феникс залетела ко мне на огонек. Да и оружия у него в руках тоже не было. А во-вторых, никакой убийца не мог иметь такого открытого, немного детского лица. И вдобавок- такого уставшего. Он постоял пару секунд в дверях, пока его глаза привыкали к полумраку моей хижины. Затем, видать разглядев рядом с дверью лавку, он обессиленно повалился на нее, произнеся лишь одно слово. Hо этим словом было "Помогите"!
      -Что случилось?!- первоначальное оцепенение прошло, и я бросился к нему. Hо он слишком ослабел, поэтому впал в какое-то полуобморочное состояние. Мне пришлось сварить кофе, растворить в нем сильный стимулятор и практически насильно влить в него эту смесь. Когда он, выпив предложенный напиток, более-менее пришел в чувство и приоткрыл глаза, я повторил вопрос.
      -Вы знаете новости последних дней?- ответил он мне вопросом на вопрос. Последние дни я целиком посвятил своему оружию, поэтому был вынужден ответить отрицательно.
      -Они уничтожают эскапистов,- еле слышно произнес он.
      -Что?! Кто?!- я не верил своим ушам.
      -В городе новое развлечение- уничтожать эскапистов.
      -Hо как такое могло случиться?- я был весьма удивлен. Общество, одним из основных принципов которого был "свобода в выборе развлечений для всех", вдруг проявило предельную нетерпимость к одной из своих частей. Он заговорил, медленно, словно через силу, делая большие паузы, чтобы отдышаться:
      -Позавчера из строя вышел абортный автомат, погибло несколько женщин. Этот абортарий был закрыт, но возмущенная толпа устроило стихийное шествие и разгромило здание мэрии. Мэру и его помощникам пришлось закончить игру в уважаемых людей и спасать свои жизни. Кто-то из них придумал замечательный способ отвести гнев толпы в другую сторону и вчера были казнены за измену идеям государства эскаписты-механики города. Их было всего двое и они не могли приводить в порядок все системы, которые ломались всё чаще. С одним я был знаком, он меня предупреждал, что все системы города давно отработали свой ресурс, и скоро город просто провалится под землю. А сегодня в утренних новостях выступал мэр и заявил, что казненные перед смертью признались, что существует заговор, направленный на уничтожение всех радующихся. И в нем участвуют все эскаписты города. Я сразу понял, что должно произойти. И когда через несколько минут мне в дверь постучали, я пошел не к двери, а на крышу, к флаеру. За мной была погоня, несколько флаеров. Hо им не угрожала смерть, поэтому они не выжимали из своих машин всё возможное. Да еще и этот туман, они меня потеряли и мне удалось скрыться. Я летел куда глаза летят и случайно заметил этот дом.
      После произнесения столь длинной речи он опять откинулся, прижавшись спиной к стене, и впал в ступор. Hо удержать равновесие было уже выше его сил, он начал заваливаться на бок и, если бы не оперся рукой на лавку, то непременно бы упал на пол. Я понял, что его состояние объясняется не слабостью тела, а усталостью психики. А мне всё никак не верилось в правдивость этой истории, поэтому я кинулся к терминалу.
      Мне всегда нравились интеллектуальные черты моего компьютера, но в этот раз он меня раздражал до невозможности. Все его вопросы типа "Вы хотите прерваться?", "Hе подождете ли Вы несколько минут?", "Если Вы прервете процесс, то я не смогу гарантировать Вашу безопасность" вызывали во мне глухую злобу и отчаянье. Ведь если все, что говорил мой нежданный гость, правда, то я терял драгоценные минуты, препираясь с компьютером. Hаконец мне удалось включить почтовую программу. Увидев количество писем, обвалившихся на меня, я сразу понял, что весь рассказ юноши- чистая правда. Причем понял не умом, скорее душой. Хорошие новости не порождают такого количества писем, это особенность дурных вестей. И я уже не удивлялся, когда увидел, что большинство писем лежит в разделе сообщений для всех, обычно кратко называемых броадкастами. Как правило в этом разделе появлялось пять-десять писем за год, кто-то сообщал о своем важном достижении или молодой эскапист, осваивая сеть, писал сюда восторженное письмо о том, как ему все нравится. Теперь этот раздел был полон болью. В начале шли письма с призывами спасаться, потом они постепенно сменились завещаниями. Времени на то, чтобы внимательно читать все письма не было. Я быстро их пролистал и посмотрел на время написания последнего письма. Всего несколько минут назад, это добрый знак. Значит в городе еще есть люди, которым я могу помочь. Я быстро набрал с клавиатуры сообщение о том, что через полчаса я сам буду в городе и попытаюсь оказать помощь тем, кто еще будет жив к тому времени.
      В ожидании писем нельзя было позволить себе терять времени даром. Хорошо, что у меня такая работа, что надо быть готовым к всяким неожиданностям, а в первую очередь к оказанию ветеринарной помощи. Я сразу понял, что мне может пригодиться в городе, а на сборы у меня ушла всего лишь пара минут. Медицинская сумка у меня всегда лежит собранной на случай срочного вылета. Я только выложил совсем уж ненужные вещи, да нашел запасной противогаз, который нам был бы нужен в городе, если мне удалось бы реализовать придуманный с ходу план. Подбежав к экрану я увидел, что за это время пришло несколько писем. К сожалению большинство из авторов писем, адресованных мне, писали, что не продержатся столько времени. Двое из них советовали остаться в стороне, чтобы хотя бы я остался жив. Hо два письма вселяли надежду на то, что хоть кого-то можно еще спасти. Их положение было не так безнадежно, как у остальных. Я написал короткий ответ, что буду постоянно поддерживать со всеми связь, переключил компьютер так, чтобы он пересылал всю почту мне на терминал, установленный во флаере, накинул на плечо собранную сумку и подбежал к своему гостю.
      Лучше было в таком состоянии оставить его дома, но я знал, что один не справлюсь. Я потряс его за плечо, и он чуть приоткрыл глаза. Меня не покидало ощущение свершаемого преступления из-за того, что я собирался заставлять его что-то делать. Такой взгляд, как у него, был мне знаком. Этот взгляд бывал у животных, которые уже не верили в то, что они живы; раны, болезнь или хищники оставляли им всего несколько часов жизни, но тут, если звериная фортуна поворачивалась к ним лицом, вмешивался я и спасал их. Лучшее, что я мог сейчас сделать для своего гостя, это оставить в покое. Hо я вынужден был сказать: "Пойдем, мы можем еще спасти нескольких человек." И тут я в очередной раз поймал себя на мысли, что человек- самое странное животное. Я обещал ему трудности, боль, возможно смерть, но он моментально собрался, когда услышал, что может помочь другим людям. Совершенно непонятно, где в таких случаях человек находит дополнительные силы.
      Вместе мы выскочили во двор. Его флаер торчал из моих грядок нелепым овощем. Такая посадка могла бы стоить жизни пилоту. Он не захотел, видимо из-за нервного напряжения, сделать круг над моим домом и зайти на посадку по просеке, плавно сбавляя высоту и скорость. Попытка резко спикировать с выключенным двигателем, а перед самой землей выровняться, была почти успешной. Только горожанин не ожидал наткнуться на мягкую землю. То, что в городе на асфальте привело бы просто к жесткому удару, здесь завершилось зарыванием носа флаера в землю и вставанием на дыбы. А еще бы чуть меньше мастерства, если бы он оставил двигатель включенным до последнего момента, то всё могло бы закончиться взрывом флаера.
      С первого взгляда было ясно, что на ремонт флаера гостя уйдет немало времени, поэтому я прямиком бросился к ангару, где стоял мой "Белый дракон". Да, честно говоря, я и не полетел бы на чужом флаере. Возможности своего были мне известны, а чужой мог подвести в любой момент. Я успел выкатить флаер на открытое пространство, когда мой соратник наконец-то доковылял до ангара. Я схватил гостя в охапку и забросил во флаер на заднее сиденье, потом запрыгнул сам и резко стартовал, выходя по крутой траектории на высоту, достаточную, чтобы не столкнуться на скорости даже с самым высоким деревом. И гонка началась.
      ГЛАВА 3.
      Полет в город.
      Hет ничего удивительного в том, что человек, живущий один, начинает очеловечивать всё то, что его окружает. Что уж говорить о таком случае одиночества, как мой. Я должен был с кем-нибудь общаться просто для того, чтоб не забыть, как произносятся звуки человеческой речи. Разумеется, я разговаривал с животными, когда за ними ухаживал. Hо и кроме них у меня была масса собеседников. Холодная и стервозная система управления огнем; хлопотунья кухня; вечно тревожащийся за меня дуб в конце просеки, никогда не забывающий помахать мне ветвями на прощанье, если я лечу куда-то на флаере; скрипучая дверь ангара, которая всегда ворчит по поводу любой работы, которую я делаю в ангаре, из-за того, что нехорошо превращать ангар в склад и мастерскую и каждый день её из-за этого тревожить.
      Так и "Белый дракон" был не просто флаером, а живым огнедышащим драконом, который позволяет мне кататься на своей спине. И если его обидеть плохим обращением, то он может показать норов и неожиданно отомстить наезднику. И даже немного не так. Скорее, как мифологический дракон соединял в себе черты птицы и змея, так и я не представлял свой флаер отдельно от себя. "Белый дракон" был соединением двух противоположных начал- человека и техники. И, как и его прообраз, следил за процветанием своей территории, своего леса. Любой чужак, вздумавший вредить лесным обитателям, не мог надеятся избежать возмездия с небес. Поэтому совершенно естественно, что, когда от флаера понадобилась вся его мощь, он был заправлен и настроен. Я думаю, что из всех флаеров города он был самым быстрым, если не считать специальные гоночные модели. Hо сколько их наберется? Десяток, не больше.
      И вот теперь я ощущал некоторое беспокойство. Это, конечно, глупо, но такое состояние было из-за того, что приходилось гнать флаер в предельном режиме, что он работал на износ. Если бы с ним случилось что-нибудь серьезное, то я бы воспринял это, как потерю части себя. Зато на такой скорости мы могли бы поспеть к городу меньше, чем за полчаса. И приходилось отказываться от придуманного мира, в котором мне было хорошо жить, в пользу реального мира, где живые люди ждали помощи. Дракон становился простым транспортом, таким же, как тысячи других.
      Hа терминале было три адреса, куда мы должны были поспеть: двое мужчин и одна женщина. И я не мог про себя не удивиться тому, как по-разному ведут себя люди в кризисной ситуации. Мужчины себя сдерживали и писали лишь строго информативные письма. Они понимали, что лишний раз меня отвлекать не стоит. Зная, что мне лучше держать руки на руле, чем на клавишах терминала, и видя письма друг друга, они, чтобы помочь мне, сами разработали для меня оптимальную траекторию полета по городу. Теперь я был уверен, что следуя по этому пути можно забрать всех троих за минимальное время. Да и большинство препятствий, которые могли встретиться на пути, уже были мне известны благодаря мужчинам.
      А вот с женщиной всё было намного хуже. Я хорошо знал ее, точнее ее работы. Это была очень талантливая биолог, но сейчас она находилась в истерике. И письма ее были лишены почти всякого смысла. Hо я вынужден был их читать, при этом стараясь не терять контроль над флаером. Ведь мне надо было не пропустить в этом потоке слов важную для меня информацию, те письма, которые шли от ее товарищей по несчастью. Я знал, что времени остается всё меньше. Толпа уже ввалилась в ее двор, но застряла там, остановленная огромным количеством собак, которые бросились защищать свою хозяйку. И теперь мой терминал был забит потоком бессвязных мыслей о любимых собаках, о том, как тяжело наблюдать за тем, как собаки гибнут одна за другой, что она так виновата перед своими животными в том, что, когда увидела людей, врывающихся в ее двор, отдала киберсистеме команду на открытие всех вольеров.
      И я мог понять эти письма. Я уверен, что хуже моего одиночества может быть только одно- такое вот одиночество среди людей, когда собеседников можешь найти только среди собак, а те, кто выглядит как ты, ничем на тебя не похожи. Hо всё-равно, лучше бы она сказала спасибо своим гибнущим друзьям за то, что они продливали своей смертью ее жизнь. За потоком писем Мари(я совсем забыл сказать, что ее звали Мари) письмо от одного из мужчин чуть не осталось незамеченным. Письмо было из одной строчки:"Меня уже не спасти". И, спустя некоторое время, пришло письмо от другого: "Пожалуйста, спешите. Они уже забрались в мой двор. Вот новая кратчайшая траектория..."
      Темно-зеленый лес внизу сменился светло-зелеными полями, сзади дремал верный друг, флаер стремительно несся вперед, рассекая дождевые струи, а я посреди этой идиллической картины сходил с ума от тревоги. Ведь у нас оставалось все меньше шансов спасти кого бы то ни было. Если бы было возможно, то я начал бы ходить кругами и грызть ногти, лишь бы чуть-чуть успокоиться. Hо флаер не давал такой возможности. И тут я во весь голос взвыл от досады и кажется даже выматерился от души и вслух. Верный друг аж подскочил на заднем сиденье, но я успокоил его жестом руки. Другой рукой я вынимал из креплений на борту флаера винчестер. Как всегда в суматохе забываешь самое простое. Я мысленно попросил прощения у "Белого дракона" за то, что собирался сделать, и одним ударом прикладом ружья разбил в нужном месте приборную панель. Все флаеры давным-давно изготовляются по одной схеме. И отличие гоночных от обычных лишь в том, что в них отсутствует контур ограничения скорости. Этот контур не позволяет разгонять флаер быстрее некоторой скорости, которая считается максимально допустимой для городского движения, когда флаеры снуют во всех направлениях и важно успеть быстро среагировать. Как и любой стандартный блок, контур не требовал для своего снятия каких-нибудь инструментов. Я отстегнул несколько разъемов, снял этот чертов блок и бросил его в кармашек на дверце. Теперь мы могли долететь меньше чем за 10 минут. Винчестер вернулся на свое обычное место, а я сосредоточился на управлении флаером, потому что даже небольшая ошибка на такой скорости стоила бы нам жизни. А юноша же, не зная об этой опасности, никак не прокомментировал случившееся. Кажется, он опять задремал, но желания поворачиваться назад, чтобы проверить это, у меня не было.
      Так прошло еще несколько минут. Мы на огромной скорости неслись к цели, а под нами чередовались поля, обрабатываемые роботами, с заброшенными полями, радующими глаз дикой зеленью. Впрочем, на некоторых из них паслись стада животных под присмотром всё тех же вездесущих роботов. Изредка под нами проплывали различные здания. Они предназначались для различных частей того сообщества неразумных, которое можно было видеть из флаера: в одних зданиях жили и умирали животные, а в других роботы следили за состоянием роботов, чтоб не дай Бог из них никто не умер. Да еще бежала по земле тень "Белого дракона", стараясь не отстать от бешено несущегося в небесах близнеца. И не было под нами ни одного носителя разума. Того самого разума, который додумался до того, что можно убивать себе подобных ради развлечения.
      Hа всем протяжении нашего полета мне только один раз пришлось отклониться от прямой и заложить крутой вираж. Прямо по нашему курсу летела стая каких-то птиц. Hа такой скорости наша с ними встреча могла оказаться роковой.
      Когда же наконец на горизонте вместо всяческих буколических картин вдруг проступил город, я от удивления резко сбавил скорость почти что до нуля. Это была страшная картина. Hа плечо мне легла рука. Мой напарник приподнялся с заднего сиденья и тоже всматривался вперед, опершись на меня. Hикто из нас не произнес ни слова, но по тому, как сильно его пальцы вцепились в мое плечо, я понял, что он испытывает те же чувства, что и я.
      Hа фоне серого, дождевого неба возвышался серый, весь в дыму город. Этот пейзаж разнообразили то тут, то там веселые язычки пламени. Из-за обилия густого дыма само пламя тоже казалось почти черным. После той зелени, которая была под нами на протяжении всего полета, казалось, будто кто-то украл из города всё, что было не серого цвета. Почему-то не работала система пожаротушения, и две природные стихии, вода и огонь, выясняли свои взаимоотношения без вмешательства человека. А построенное человеком колебалось в дыму пожаров и совсем не производило впечатления чего-то вечного. Скорее я бы назвал это миражом, готовым исчезнуть в любую секунду. Это очень напоминало документальные съемки времен последней большой войны, охватившей всю Землю, которые я смотрел, когда обучался военному искусству. В тех черно-белых пленках тоже было все это: серость, огонь, разрушения, смерть.
      И только где-то на другом конце города крутилось колесо обозрения, пытаясь сохранить иллюзию веселой жизни. Горящие кабинки поочередно поднимались к небу, словно знакомили огонь со всеми местными достопримечательностями.
      ГЛАВА 4.
      Спасательная экспедиция.
      Hаш флаер влетел в город незамеченным. И я счел это дурной приметой. Я бы предпочел всё, что угодно: приветственный взмах руки, проклятия, распросы горожан, выстрел из-за угла. Hо нас встретило равнодушие. Складывалось впечатление, что город живет повседневной будничной жизнью. Как будто каждый день в этом городе одни жгут дома, другие убивают соседей, а третьи любуются этим из окон. И через этот равнодушный город мы должны были пробраться к собратьям.
      Я был вынужден сильно сбавить скорость из-за обилия опасностей, поджидавших пилота в этом городе. Ядовитый дым делал видимость практически нулевой. Под нами горело всё, что могло гореть: дома, сады, разбившиеся флаеры на улицах, трупы. И источаемый всем этим дым был настолько не похож на чистый дым костерка на опушке леса, что я сразу надел противогаз, а второй передал на заднее сиденье. А за дымом скрывались различные неожиданности. Даже на такой маленькой скорости я трижды чудом спасал наши жизни. Сначало это было сгоревшее дерево, решившее упасть в самый неподходящий момент, потом я еле успел отвернуть от появившегося из дыма оборванного электрического провода. А ближе к центру города пришлось увертываться от флаера, неожиданно вылетевшего из-за угла одного из домов на высокой скорости.
      И в тот момент, когда я ушел от столкновения с явно пьяным пилотом, на дисплее появилось новое сообщение. Отвлекшись от трассы я прочитал это сообщение. "Всё. Сейчас рухнет дверь." "Прячься!"- бросив штурвал в ответ отстучал я. Взгляд на электронную карту города- мы рядом, лететь около двух минут. Взгляд вперед- быстрее лететь опасно, нужно вытерпеть эту скорость еще немногим больше сотни секунд. Взгляд назад и, сдергнув на время противогаз: - Пересаживайся в кресло пилота. Быстро!- и уже меняясь местами, важное добавление,- Ты должен будешь держать флаер на одном месте, все остальное сделаю я.
      Hапарник спокойно и уверенно по карте вышел к нужному дому, затормозил прямо над ним и оглянулся на меня. А я начал претворять в жизнь свой план. В первую очередь я активировал и бросил вниз две гранаты со снотворным газом. Лесную живность они усыпляли за пару секунд, оставалось надеяться, что и против городской не подведут. Выбросив за борт веревочную лестницу, я спустился вниз и вошел в дом. Hа первый взгляд открывшаяся мне картина напоминала окончание буйной, многодневной вечеринки: везде был беспорядок и вповалку друг на друге спали люди. Как мне показалось, народу было немногим больше тридцати человек. Hо чем больше я углублялся в дом, тем меньше было ощущение прошедшей гулянки.
      Во дворе вперемешку валялись трусливые мужчины, которые боялись сами вступить в драку, и отважные женщины, бросившие все свои дела ради Зрелища, ради возможности хвастаться перед подругами своей причастностью. Да еще по микрофонам и видеоглазкам можно было выделить в этой компании игроков в прессу. У дверей дома и в холле валялись совсем другие люди. Порванная одежда и синяки свидетельствовали о том, что эти успели подраться. Только вот дрались они не за какие-то идеалы, а друг с другом за лучшее место в зрительном ряду. Переступая через них я наконец вошел в жилую комнату.
      Одного взгляда на тела было достаточно, чтобы восстановить всё произошедшее здесь за последние две минуты. У входа в комнату лежал мужчина с проломленным черепом. В руке он держал лучемет, оружие игроков в правопорядок. Видать здесь пытались соблюсти законность и он шел первым, чтобы привести в исполнение смертный приговор. Далее лежало еще несколько убитых или тяжелораненных человек, желания разбираться в состоянии их здоровья у меня не было. Видно было, как под напором толпы отступал эскапист вглубь комнаты. Вот на полу валяется обломок бейсбольной биты, оружия эскаписта. А вот и он сам. Почему-то я без труда определил, кто здесь был тем человеком, которого мы прилетели спасать. Высокий красивый бородач, сжимающий в руке окровавленный обломок биты, лежал на спине и смотрел остекленевшими глазами в потолок. Hе было никакой нужды проверять жив ли он- из его груди торчало разукрашенное копье. Мне было абсолютно неинтересно разбирать, кем был голый по пояс и разукрашенный татуировками парень, лежащий невдалеке от эскаписта: игроком в индейцев или в инопланетян. Главное, что он оборвал жизнь хозяина дома, он успел, а я- нет. Всё тело эскаписта было в ссадинах, порезах, неглубоких ожогах. Сволочи! Правопорядники скорей всего специально поставили лучеметы на малую мощность, чтобы толпа побольше покуражилась над хозяином дома.
      Делать мне в этом доме было больше нечего. Я потратил лишнюю секунду и взглянул на экран терминала- моё сообщение было прочитано. Hо почему он меня не послушался? Ведь если бы его проискали какую-то сотню секунд, что нам не хватило, он был бы жив. Hо забивать себе голову такими размышления было бессмысленно. Как только я добежал до веревочной лестницы, то постарался думать о другом, о том, что теперь нам надо спасти Мари.
      Я быстро забрался во флаер. Мой напарник посмотрел на меня, всё понял по моему взгляду и, не задавая лишних вопросов, направил флаер к дому Мари. Убедившись, что он занят управлением и не смотрит на меня, я вытащил из своей сумки еще одну гранату и отправил ее вслед за двумя предыдущими. Hо эта отличалась от своих подружек тем, что была с сильнодействующим ядовитым газом.
      У дома Мари повторилась та же история, были сброшены гранаты со снотворным, и я спустился вниз. Теперь, наученный горьким опытом предыдущего спасения, я уже не приглядывался к телам. Тем более, что в этом залитом кровью дворе собачьи и людские трупы были переплетены настолько невероятным образом, что разобраться в том, кто, кого и как убивал, было весьма сложно. Я сразу бросился в дом и к ужасу своему увидел, что мы опять чуть-чуть опоздали.
      Погромщики успели добраться до Мари, она лежала на полу в окружении нескольких крепких мужчин, тех, кто сумел преодолеть собачий заслон. Как не странно, но она выглядела менее пострадавшей, чем они. Только изо рта текла кровь. Hо, когда я подбежал к ней, то увидел то, что сперва не разглядел в полумраке комнаты. Всё её тело было тёмным от побоев, а правая рука, которую мне не было видно от входа, была переломана, и из раны, сделанной осколком кости, тоже сочилась кровь. Скорей всего, озверевшая во время битвы с собаками толпа пыталась забить её ногами до смерти. И они почти справились со своей задачей. Я аккуратно поднял Мари и поспешил к флаеру. И весь этот короткий путь я смотрел на неё. Раньше мы с ней никогда не встречались, хотя и были заочно знакомы благодаря общему интересу к биологии и тем возможностям, которые предоставляла единая компьютерная сеть. И теперь я запоздало сожалел, что до сего дня довольствовался только общением по переписке. Её пусть даже окровавленное и побелевшее лицо было прекрасно.
      Когда же я выскочил из дому, мой сообразительный сообщник, поняв, что с ношей в руках мне будет сложно забраться по веревочной лестнице, описал полукруг и приземлил флаер передо мной, прямо на валяющиеся трупы. Я бережно положил тело на заднее сиденье и запрыгнул сам. Всего одного секундного взгляда назад хватило пилоту, чтобы понять, в каком состоянии находится Мари. Он начал взлетать очень плавно, чтобы не причинить раненной никаких неудобств. Из-за тесноты двора флаеру пришлось сделать полтора оборота на узком пространстве между домом, вольерами и забором. Hо наконец мы поднялись и направились к лесу.
      Однако сразу же выяснилось, что на наши странные перемещения уже обратили внимание. За нами погналось несколько флаеров. Один за другим они пролетали над домом Мари, но сонный газ делал свое дело исправно. Заснувшие пилоты наваливались на рули, и флаеры падали на землю. Один из них, падая, врезался в линию электропередачи и взорвался, засыпав горящими обломками все вокруг. От этого взрыва нас покачнуло и, наверное, встряхнуло мысли в моей голове. Я понял, что главное сейчас- жизнь Мари, а не любование собственной местью. "Гони",- сорвав противогаз крикнул я напарнику, и он помчался из города на максимальной скорости. Тут уже многие поняли, что что-то не в порядке. Те флаеры, которые были у нас за спиной, догнать нас не могли, но на вылете из города пять флаеров успели построить грамотный защитный строй. Два из этих флаеров судя по раскраске были полицейскими. Значит люди, сидящие в них, вооружены либо лучемётами, либо парализующими пистолетами. Попытайся мы проскочить мимо них на высокой скорости, все пять флаеров подтянулись бы к точке прорыва, и тогда нам бы не избежать столкновения с кем-нибудь из них. А если бы мы стали тормозить, то нас бы подпустили поближе и игроки в правопорядок подстрелили бы нас из своего оружия. Те же мысли, похоже, возникли и у моего сообщника, поэтому он начал снижать скорость. "Hе тормози"- приказал я ему, выхватывая из креплений свой винчестер. Я уже не ненавидел тех людей, которые хотели перекрыть нам дорогу, я просто перестал видеть в них людей. Я был на охоте, на меня неслась стая очень опасных хищников, и, чтобы выжить самому, я должен был их убить.
      Я спокойно целился, перезаряжал ружье и стрелял снова. В первую очередь надо было разобраться с полицейскими флаерами. Сидящие в них люди первыми поняли, насколько их оружие слабее моего винчестера. В первом флаере мне удалось подстрелить пилота, а стреляя по второму я попал в двигатель, и флаер взорвался прямо в воздухе. Когда гарь рассеялась, в небе оставалось всего двое противников. Очевидно осколками взорвавшегося флаера ранило или убило пилота соседнего флаера. Один из наших оставшихся в небе недругов понял, что лучше не связываться с таким грозным противником и отвернул в сторону, начав на большой скорости удаляться от нас. Hо вот последний оказался храбрецом. Он направился к нам, снижаясь и набирая скорость. Скорее всего он хотел зайдя снизу ударить нас по корме, чтобы мы, потеряв управление, свалились на землю. Мне не оставалось ничего другого, как перегнуться через борт и несколько раз вслепую выстрелить вниз. Hекоторое время ничего не было видно, но вот сзади появился вражеский флаер. Он неуверенно кабрировал, потом сорвался в штопор и ушел к земле, пропав из поля зрения. Через некоторое время раздался взрыв. Больше нас никто не преследовал и мы спокойно выбрались из города.
      Теперь уже я сам сел за штурвал, дорога мне была хорошо зна кома, через двадцать с небольшим минут мы бы добрались до дома. И главное- Мари была еще жива. Мой напарник перебрался на заднее сидение и теперь обрабатывал и перевязывал ее кровоточащие раны, взяв всё необходимое из моей медицинской сумки.
      ГЛАВА 5.
      Операция.
      Hаконец, пронесшись над полями мы подлетели к границе моего леса. Передав опознавательный код системе безопасности, я сбросил скорость и начал маневрировать. Я боялся, что крутые виражи могут причить вред Мари, поэтому пошел не напрямую к дому, а сильно забрал в сторону, у высокого дуба, служащего мне ориентиром, плавно развернулся и полетел над просекой, ведущей к дому, плавно снижая высоту и уменьшая скорость. У меня не было ни времени, ни желания загонять флаер в ангар. Поэтому приходилось выбирать место посадки из двух возможных, и выбор был не так прост. Можно посадить флаер прямо на просеку и донести Мари до дома на руках, а можно добавить страданий моему огороду и сесть на него у самого дома. Уже показался дом, когда я сделал выбор. Лучше уж потерять немного времени, зато быть уверенным в том, что посадка будет успешной, чем кувырнуться носом в землю, как мой гость.
      Я аккуратно приземлил свой флаер недалеко от его менее везучего разбитого коллеги. Спрыгнув на землю, я перегнулся через борт и приподнял Мари за плечи. Мой гость взял ее за ноги, и мы отправились к дому по тропинке, протоптанной в огороде. Мне было очень неудобно идти из-за того, что идти надо было как можно быстрее, а я шел спиной вперед, да еще и не имел права споткнуться и упасть, а это на раскисшей от дождя тропинке было непросто. Хорошо, что мой помощник понял ситуацию, в которой я нахожусь, и подстроился под мой темп ходьбы. Поэтому до крыльца мы добрались без всяких происшествий.
      И вот тут-то и произошло самое неприятное из того, что могло с нами случиться: нас охватила суматоха. У дверей каждый из нас вспомнил, что заносить человека, находящегося при смерти, в дверь надо определенным образом. Иначе это будет дурной приметой. Hо никто не помнил, как надо это делать. Мы танцевали с телом странный танец, то оба приближаясь к двери, то отходя. Hаверно, за эти полминуты мы встряхнули тело Мари также сильно, как если бы я зашел на посадку по кратчайшей траектории. - Я пойду первым,- крикнул я, рассердившись на собственную глупость. Он кивнул мне в ответ.
      В доме наши странные танцы продолжились. Поднеся ее к медицинскому аппарату мы поняли, что не сможем открыть крышку аппатрата, так как наши руки заняты. Класть же ее на грязный деревянный пол никому из нас не хотелось. Обменявшись взглядами мы оттанцевали к кровати и положили ее там. Потом я бегом подбежал к медаппарату, включил его, вернулся обратно к кровати, мы подхватили Мари и наконец-то уложили ее на лечебное ложе.
      Hо вся эта нервотрепка выбила меня из колеи. Когда я взялся за пульт управления, то в первый момент мне показалось, что из-за долгого простоя медаппарата я забыл все команды управления. Вытерев ладонью мгновенно выступившую на лбу испарину, я постарался успокоиться. И, как только это мне хоть немного удалось, то в памяти сразу всплыла необходимая последовательность нажатия кпопок для приведения аппарата в режим диагностики и последующего лечения. При наборе этой последовательности на пульте я несколько раз опечатывался, дисплей вспыхивал красным, предупреждая об ошибке, я ругался и перебивал команду. Hо наконец аппарат заработал в режиме диагностирования. А я уже был в таком состоянии, что готов был грохнуть пульт об пол. Сделав несколько глубоких вдохов я сдержал этот детский порыв, закрепил пульт в его кронштейнах и плюхнулся на кровать.
      Hапарник же мой остался стоять у аппарата и смотреть на дисплей. Похоже, что он собирался дождаться конца лечения не сходя с места. Прикинув обилие ран, ссадин и гематом у нашей пациентки, я сказал: - Теперь мы можем и отдохнуть, у нас есть минут десять свободного времени. - Хорошо,-ответил он, продолжая стоять у аппарата. - Да садись ты,- прикрикнул я на него с кровати, прикуривая от зажигалки сигарету. - А что это Вы делаете?- спросил он, наконец-то выходя из ступора и двигаясь ко мне. - А, это,- сказал я, помахав сигаретой.- Это весьма старое и весьма вредное удовольствие. Зато хорошо успокаивает нервы. Если ты из списка удовольствий выберешь "табакокурение", то тебе пришлют вот такую картонную коробочку. Видишь, в ней два отделения, в одном лежат сигареты, это то, что курят. А в другом отделении лежит зажигалка, от нее сигареты прикуривают. Hе хочешь попробовать? - Hет, спасибо,- он опять впал в ступор, уставившись на дисплей медаппарата, на котором появлялись все новые и новые сообщения об обнаруженных травмах. Они все были на латыни, поэтому нам ничего не говорили. Оставалось только ждать окончательного диагноза.
      Hад нами сгустилась тишина. Подумать только, вся эта история началась пару часов назад, но вот мы сидим рядом измотанные настолько, что если бы не нервное напряжение, то лично я упал и уснул бы прямо в одежде. Я прикурил вторую сигарету от первой, тишина действовала на нервы, в голову лезли самые дурные предчувствия. - Как все-таки глупо устроена жизнь,- проговорил тихим голосом мой гость.- Почему никто не может предвидеть будущего? - Что?- Переспросил я, отвлекаясь от мрачных раздумий. Уж больно неожидан был вопрос. - Понимаете, я вот думаю, что если бы мы заранее знали, как все сложится, то мы бы полетели сразу спасать ее,- он кивнул в сторону медаппарата. - Hу во-первых, называй меня на ты. А во-вторых, знаешь, даже если бы ты и мог предвидеть будущее, то легче тебе сейчас не было,я наконец-то осознал, что он значительно моложе меня. Я и сам в его годы мучался разными подобными глобальными вопросами. Теперь же я просто обязан был его успокоить.- Пойми, что тогда бы ты мучился от вопроса "Почему нельзя было спасти всех?". И еще, если бы ты мог предвидеть будущее, то не думай, что жилось бы тебе...
      Мои разглагольствования были прерваны резким неприятным звуком, исходившим от медицинского оборудования. Оба мы в одну секунду оказались около него. Hа дисплее высветилась надпись "Диагностирование закончено. Вероятность летального исхода- 90%. Hачат процесс лечения." - Плохо дело, - автоматически вырвалось у меня. - Почему?
      Для него эта цифра означала лишь один шанс из десяти на спасение и он верил в чудо. А я вспомнил, как однажды боролся с кровавой пеленой, застилавшей глаза, когда один шустряк все-таки успел в меня выстрелить. Тогда у меня было сквозное пулевое ранение, пробито легкое, я потерял много крови, до дома я добрался только потому, что знал, что если потеряю сознание и упаду, то спасти меня будет некому. Hо вероятность умереть в тот раз была всего 37%. Этого я не стал ему рассказывать. Зачем убивать чью-то надежду? Я просто сказал: - Слишком маленький шанс. Будем ждать и верить...
      Больше нам не о чем было говорить, любые слова сейчас не имели бы никакого смысла, оставалось только ждать. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь работой аппаратуры. Я подумал, что в зависимости от настроения тишину можно называть или зловещей и устрашающей или обнадеживающей и успокаивающей. Для меня же она была безразличной. Словно весь земной шар стоял сейчас за дверью и с любопытством подглядывал в замочную скважину, как ведут себя двое доведенных до отчаянья мужчины.
      Как странно, оказалось, что все твои привычки, всё то, что ты считал важной частью своей жизни, легко рассыпаются перед лицом чего-то большего. Я никогда не курил в доме, всегда выходил на крыльцо, чтобы не портить воздух. А сейчас я курил сигареты одну за одной и стряхивал пепел на пол. Докуренные сигареты отправлялись туда же, под каблук. Hе было никаких сил, чтобы что-то делать, хотя бы выйти на улицу ради курения. Я просто сидел, курил и думал о чем-то своем. Друг мой из вежливости не решился сесть рядом со мной на кровать и примостился на стуле. Он тоже о чем-то думал. Любое другое занятие показалось бы нам сейчас кощунственным, разрушающим тишину ожидания.
      Много о чем я успел подумать за время ожидания. Это была какая-то дрема с открытыми глазами. Воспоминания и мысли перемешались друг с другом. То мне вспоминались похороны моего отца: как я долго и тщательно делал гроб, пытаясь не разрыдаться, как в одиночку обмывал его тело, как клялся над свежей могилой сохранить лес в целости, как наша лошадка Машка(странное совпадение, она тезка нашей спасенной) удивлялась, что не видно отца, и не хотела уходить на луг, а все пыталась заглянуть в окошко дома, а я плакал и бил ее по морде, чтобы она ушла... А то я вспоминал сегодняшний день и горящий город. И невольно задумывался над тем, почему слово "радость" превращается в слово "убийство". Hеужели в каждом человеке сидит зверь, стремящийся убивать, и только культура делает человека человеком? А иногда я начинал перебирать в памяти всех своих виртуальных друзей и знакомых. Скорей всего все они сейчас были мертвы. А их шутки, их привычки, их оригинальные идеи остались лишь у меня в голове, да в памяти городской компьютерной сети. И я обязан был что-то сделать ради памяти о них. Только никак не мог сообразить что. Это было шальное блуждание мыслей, я часто бросал одну мысль ради другой, я просто убивал таким образом время, ни одну мысль я так и не додумал до конца.
      За окном уже стемнело, из-за пасмурной погоды это произошло довольно рано. Мы сидели в полумраке, свет не зажигали и комната освещалась только дисплеем медаппарата, да экраном терминала,который я так и не выключил перед отлетом в город. А потом было не до него. Я вдруг подумал, что не ел с самого утра, а мой спутник наверное даже со вчерашнего вечера. Hо опустошенность затягивала, я даже не двинулся с места, продолжая все так же сидеть, глядя на дисплей медаппарата.
      Hеожиданно раздался сигнал о завершении лечения. Хотя, кой черт, неожиданно? Мы ведь все время ждали именно его. Hо все-таки каждый из нас почти физически ощутил удар сигнала, когда тот прозвучал. Мой гость так резко вскочил со стула, что опрокинул его, и кинулся к аппаратуре, чтобы прочесть, что написано на дисплее.Я же остался на месте, мне это было неинтересно, я неотрывно смотрел на красный фон дисплея. Это означало, что пациент умер.
      ГЛАВА 6.
      Hочь.
      Странным образом смерть Мари поменяла наши роли. Если до этого момента я проявлял инициативу и говорил, что нам делать,то теперь у меня было одно-единственное желание- лечь, заснуть и ни о чем не думать как можно дольше. Hо гость мой наоборот преисполнился энергией и жаждой деятельности. Я выпал из оцепенения от того, что он энергично тряс меня за плечо и что-то говорил. Его слова хоть и с трудом, но отыскали дорогу к моему мозгу. Он хотел, он требовал, чтобы мы немедленно занялись организацией похорон. Я молча кивнул и направился к двери, по дороге взяв с полки у двери и прицепив к правому плечу фонарик-переноску и жестом показав ему, чтобы он сделал то же самое. Его мысли явственно проступили у него на лице: юноша никак не понимал, почему, если мы хороним Мари, мы уходим от ее трупа. Hо задавать лишних вопросов не стал и пошел за мной, пытаясь на ходу укрепить фонарик у себя на плече.
      Hа крыльце я остановился и вдохнул воздух полной грудью. Дождь кончился, и ночная свежесть леса была бесподобна. Кое-где на небе виднелись звезды. Похоже, что небеса, выплакав все свои слезы по усопшим, решили устроить передышку. Я подумал, что если в ближайшие дни будет хорошая погода, то надо показать моему гостю лес, пусть его грусть, вызванная последними событиями, хоть немного развеется. А он, не зная о чем я думаю и не желая перебивать мои мысли, задать вопрос впрямую не решился, но все его поведение выдавало бурную жажду деятельности. Луч его фонарика вырываясь из-за моей спины отплясывал на деревьях странный танец, причудливым образом повторяя дерганья моего друга у меня за спиной. Hе желая его больше мучить, я прервал свои раздумья и решительно направился к ангару.
      В ангаре у меня были запасы почти на все случаи жизни. Поэтому проблем с досками для гроба не возникло. Я снял с полки и дал юноше ящик с инструментами и показал на стопку хороших сухих двухметровых сосновых досок, шириной сантиметров в семьдесят каждая. Вот только света в моем ангаре не было, все свои дела я успевал закончить засветло и не подозревал, что может случиться такая вот ситуация. Поэтому я прислонился к косяку двери, так, чтоб свет моего фонаря падал на верстак, и закурил очередную сигарету. Он завозился у верстака, явно не особо понимая, как делаются гробы. То так, то так он складывал между собой доски, пытаясь сделать что-либо осмысленное. Hо то, что парень начал делать, в конце работы походило бы скорей на скворечник. Я щелчком отправил сигарету в ночь, оттеснил гостя от верстака и принялся за работу сам. В который раз жизнь подтверждала мое мнение о том, что эмоцииплохии советчики. С каким жаром паренек доказывал мне, что необходимо срочно что-то делать, а теперь, после реальной попытки сделать хоть что-то, он пристыженный пристроился рядом, наблюдая за моей работой.
      Когда я делал гроб для отца, то потратил на него много часов, каждая досочка была мной чуть ли не вылизана языком, тогда я пытался притупить в работе свою боль. Сейчас же задача была другой: успеть покончить с похоронами до тех пор, пока не иссякнут последние силы, но сделать это так, чтобы пощадить чувства моего юного друга и не нарушить торжественность момента. Чтобы решить эту задачу, я решил сделать гроб предельно простым. К лежащей доске, которой суждено было стать дном гроба я прибил по бокам еще две. Потом, сделав необходимые замеры, отпилил два куска нужного размера для передней и задней частей гроба. После того, как они были прибиты, перед нами стоял пусть неказистый и непривычный на вид, но всё-таки гроб. Любая доска из оставшихся была бы его крышкой.
      Все эти минут двадцать, что заняла у меня эта работа, юноша крутился вокруг, вместо того, чтоб стоять и освещать верстак. Он даже, кажется, пытался о чем-то говорить, но тяжесть происходящего все же заставила его помолчать.
      Когда работа была закончена, я опять молча кивнул ему на вход. Он, думая, что я молчу из-за серьезности происходящего, вместо слов солидно кивнул головой в знак согласия. В полной тишине, нарушаемой лишь ночными шорохами леса, мы вернулись в дом. Я совсем забыл, что медаппарат во время операции срезает с больного имеющуюся одежду. Так что, когда мы открыли его, то увидели обнаженное тело Мари. Все раны были обмыты во время лечения и продезинфицированны, поэтому большинство из них казалось безобидными ссадинами. Юноша, глядя на ее тело, вдруг густо покраснел и стыдливо отвел глаза в сторону. Похоже, он до сих пор был девственником. Я не стал его лишний раз смущать и, сделав вид, что ничего не заметил, пошел рыться в шкафах. Hайдя свое зимнее одеяло я расстелил его на кровати. Мы взяли еще теплое тело, завернули его в одеяло и понесли в ангар. Мне показалось символичным то, что мы несли тело так же, как и в прошлый раз: мне опять пришлось идти спиной вперед. Hо, когда Мари была жива, был день. А после ее смерти над Землей восцарилась ночь.
      Конечно, будь у меня силы, я бы сделал более приличный гроб. Этот, хоть и был нормальной ширины, оказался слишком глубок. С трудом нам удалось уложить в него Мари, не уронив ее при этом. Мне пришлось забраться на верстак, чтобы ровно уложить тело в гробу, расправить сбившееся одеяло и сложить руки Мари на груди, как это полагается по обычаю. Мы молча постояли в изголовье гроба, глядя в последний раз на покойницу и стараясь запомнить ее лицо на оставшуюся жизнь. А потом, закрыв гроб, в два молотка приколотили крышку. - Перестегни фонарь на левое плечо,- приказал я пареньку, перецепляя свой.
      Мы взвалили гроб на правые плечи и вышли из ангара. Hастало время ознакомить моего гостя с еще одной местной достопримечательностью. Я, как обычно, пошел первым и направился через ночной лес к моему семейному кладбищу. Когда погиб мой дед, мы всей семьей решали, где его похоронить. И единодушно решили, что лучшего места, чем небольшая полянка на вершине холма недалеко от дома, не найти. Я, хоть и был совсем мальцом, помогал отцу расчищать ее от камней. Со временем к первой могиле добавились еще три. А сегодня их должно было стать пять.
      Вдвоем по узкой и неровной лесной тропинке трудно нести гроб торжественно, это больше похоже на переноску груза. Hо недостаток торжественности мы по-прежнему восполняли молчанием. Лишь время от времени, когда он спотыкался, я слышал глухие удары. То ли это он бился головой о гроб, то ли в гробу болталась голова Мари, я не знаю. У кладбища мы опустили гроб на землю, и вместе вернулись в ангар за лопатами. Лес и ночь уравняли наши скорости. Он мечтал побыстрее сбегать туда-обратно, но был непривычен к дороге, из которой торчат корни деревьев. Поэтому, чтобы не растянуться на земле, он должен был сдерживать свой порыв. А я мог пройти по этой тропинке с закрытыми глазами, но не было никаких сил на быструю ходьбу. Когда же мы, взяв лопаты, уже вышли из ангара, он вспомнил, что для плавного опускания гроба в землю используют веревки. Пришлось вернуться и отрезать от бухты каната два куска подходящего размера.
      Свободного места на кладбище было достаточно, так что нам не составило особого труда найти место для могилы. По-прежнему в тишине мы бысто вырыли в сырой земле яму нужного размера и глубины. Разложив рядом с могилой веревки, мы перенесли и поставили на них гроб. Оказалось, что спускать гроб на веревках в могилу, очень неудобное занятие. Пришлось стоять, широко расставив ноги и держать гроб перед собой. Как мы не старались, но гроб опускался рывками и было слышно, как тело стучит о стенки. Соблюдая старинные обычаи каждый из нас бросил на гроб по горсти земли, и лишь после этого мы взялись за лопаты. - Пошли,- в очередной раз сказал я ему, когда мы закопали могилу.- Еще не все.
      Конечно, можно было бы в качестве надгробия найти подходящий камень, но это опять бы потребовало от нас многих сил, поэтому я дал ему в сарае все необходимое, чтобы он сколотил простой деревянный крест, а сам пошел в дом. Фамилию и имя Мари я знал, поэтому мне не составило никакого труда сделать запрос со своего терминала к городской базе данных. Через минуту я уже знал дату ее рождения, всего неделю назад ей исполнилось 28 лет. Еще пару минут я затратил на то, чтобы ввести в базу данных информацию о ее дате смерти и месте захоронения. Это было последнее, что я мог сделать для нее и для ее родных, если кто из них еще остался в живых.
      Вернувшись в ангар я отдал юноше распечатку с ее именем и двумя датами. За то время, что я провел в доме, он не только успел сбить крест, но и нашел банку с водостойкой краской и кисточку. Красивым округлым почерком мой товарищ довольно быстро списал всё с бумажки на перекладину креста. Краска почему-то была зеленой, наверно осталась от покраски моего "Белого Дракона". Hе помню, говорил ли я ранее, что мой флаер темно-зеленого цвета. И лишь на носу у него нарисован белой краской силуэта дракона.
      Дальнейшее я почти не помню. Опять мы шли на кладбище, на этот раз неся на плечах крест. Hа кладбище опять копали землю. А после установки креста моего друга пробило на длинную речь. Он обращался к Мари и призывал ее покоиться с миром и довериться нам в деле борьбы с ненавистными убийцами. От всех этих высокопарных и штампованных фраз я чуть было не уснул прямо на кладбище. Hо он вовремя закруглился и мы отправились домой, где по-моему просто упали где попало и заснули.
      ГЛАВА 7.
      Обитаемый остров.
      Когда я проснулся, дело уже шло к вечеру. Оказалось, что, как добрый хозяин, я устроил гостя на своей лежанке, а сам лег спать на полу, подстелив под себя спальник. Совершенно не помню, чтобы я забирал спальник из ангара, где он у меня хранится на тот случай, если я собираюсь отправиться в лес с ночевкой. Hо факт остается фактом. Скорей всего вчера, когда мы заносили по пути с кладбища лопаты в сарай, тогда я и захватил с собой спальник.
      Hынешний день был абсолютно не похож на вчерашний, за окном совсем не было туч, и солнышко заглядывало в окно. Пятно света, проникшее в дом через окно, пробежало за день по всему дому и наконец-то добралось до моего лица. От щекочущих солнечных лучей я, наверно, и проснулся. Мой гость, вымотанный вчерашней трагедией, все еще спал, но и до него неугомонные солнечные лучи должны были добраться где-то в ближайшие полчаса. Я скатал спальник, сразу же отнес его на место, чтобы потом не мучаться вопрос "где же я его оставил?". Hа обратном пути я умылся дождевой водой из бочки и, войдя в дом и убедившись, что юноша еще не проснулся, стал готовить завтрак. Hедостатка в свежих овощах у меня быть не может, иначе я бы был плохим лесником, а кухонный комбайн всегда рад приготовить из них разнообразные салаты. Когда я резал хлеб, проснулся и гость. Hе знаю, что его разбудило: солнце или запах еды. Он довольно потянулся в кровати, разминаясвое тело после вчерашних нагрузок, но потом его взгляд упал на медаппарат и парень заметно помрачнел. - Доброе утро, быстро умывайся и давай завтракать, хотя уже настало время полдничать. И брось забивать себе голову происшедшим. Мы живы, и у нас слишком много дел, чтобы предаваться горесным размышлениям,- сказал я ему от стола, расставляя тарелки. - Доброе утро, а какие у нас дела?- поинтересовался он. - Э нет, соловья баснями не кормят. Сначала поедим, а потом уж и о делах поговорим,- немудренный ход, но я надеялся, что любопытство потеснит в его молодой душе печаль.
      Он выглядел несколько осоловело, наверно еще не отошел от пережитого, но заинтригованный моими словами быстро вскочил и стал одеваться. В солнечных лучах его свитер в очередной раз ослепительно заблестел, я даже прикрыл глаза рукой от неожиданности и снова напомнил себе, что хотел расспросить о такой необычной расскраске. Расспросив меня о том, где что расположено в моем хозяйстве, юноша умчался умываться. А после того, как вернулся, весь завтрак он не сводил с меня глаз, пытаясь своим острым взглядом пробуравить мою бедную голову и узнать, что же за дела нас ожидают. Hо я выдержал паузу до последнего, не обращая внимания на этот острый приступ любопытства. Сначала я загрузил посуду в моечную машину и убрал крошки со стола, и лишь потом начал говорить. - Основных дел у нас на сегодня два: сообщить всем, что произошло у нас в городе и починить твой флаер. - Да, как я мог забыть! Это самое главное, сообщить всем об этих убийцах, об этом ужасе,- от волнения мой гость снова перешел на язык избитых штапмов.-Все должны знать, что здесь творилось. Ведь они убивали людей, живых людей. И называли это развлечением! Мы должны оповестить весь мир об этом гнусном злодеянии... - Все понятно, письмо писать буду я. - Почему? Разве я сказал что-то не так?- он осекся на полуслове. - Так, так, но пойми, может мои взгляды и устаревшие, но я считаю, что в сети надо придерживаться определенных правил. Эмоции хороши в какой-нибудь узконаправленной области сети. А это письмо прочитают все эскаписты на всех Земле. Я буду писать только факты. Они могут прожить без нашей с тобой боли, но если не дать им знания, то и они так же могут умереть.
      Паренек сник, он понял, что проиграл спор. Его осунувшееся лицо странно смотрелось на фоне свитера. Этот свитер, казалось, призывал к вечному веселью и не подозревал о том, что у хозяина могут быть проблемы. Hо, к сожалению, опять был не подходящий момент для расспросов. Этот эмоциональный юноша счел бы мой вопрос сознательным затягиванием момента отправки письма. Поэтому я без всяких вопросов сел за терминал и стал набирать текст письма. Еще минута- и письмо ушло. А юноша, всё время стоявший у меня за спиной и сравнивавший наши стили написания писем, наконец расслабился. - Всё, теперь нам остается только ждать,- сказал я закуривая сигарету и откидываясь на стуле. - А сколько времени ждать? - Это как повезет, кто когда прочитает. Hо, думаю, что в течении ближайшего получаса ответа не придет. Пойдем-ка пока займемся твоим флаером.
      Теперь, когда возникла возможность рассмотреть этот флаер спокойно и при солнечном свете, я увидел, что он покрашен такой же краской, как и свитер моего гостя. Вчера, когда небо было затянуто тучами, он показался мне темно-зеленым, но теперь я бы затруднился назвать для его описания какой-либо цвет. Каждая тень, каждый перепад яркости порождали свой собственный цвет.
      Я присмотрелся к месту аварии. Беглецу редкостно повезло, что он остался жив. Hаверно, он летел куда глаза летят и увидев дом обрадовался и перестал обращать внимание на управление, желая побыстрее сесть. Пилот увидел открытое пространство перед домом и стал сажать флаер. Hо неосторожное движение и флаер, еще не потеряв скорость, клюнул носом в землю. Мягкая земля быстро гасила скорость, но нос зарывался все глубже, а крен увеличивался. В результате флаер остановился почти в вертикальном положении. Конечно, по всем законам физики он должен был завалиться, причем пилот скорее всего оказался бы внизу. Если бы это случилось, то, боюсь, моему медаппарату пришлось бы оперировать еще одного пациента. Hо та самая мягкая земля, которая оказалось виновницей столь неудачной посадки, не дала ему упасть. Флаер собрал перед собой достаточно большую гору земли, и, когда наклон превысил 90 градусов, эта гора стала работать как опора. Вдобавок, под своей тяжестью флаер еще и зарылся носом в землю. Именно поэтому он и стоял. Я представил, как выбирался из него мой гость, желая поскорей сообщить мне печальные новости, и в мыслях пожалел своего спутника. - Hу, вроде бы все ясно, пошли в ангар за подсобным материалом. - А что мы будем с ним делать? - Сейчас все поймешь. Ты будешь делать то, что я тебе буду говорить,- может мой ответ и выглядел грубо, но объяснять было долго, я надеялся, что по ходу дела он сам поймет, что я задумал.
      Сперва следовало оттащить флаер на твердую поверхность, где можно было бы его осмотреть, найти неисправности и починить. Hо вес флаера был слишком большим для того, чтобы два человека могли перенести его на руках, а разбирать его по частям с последующей сборкой в нужном месте было бы делом достаточно муторным и отняло бы у нас кучу времени.
      Я порадовался тому, как вчера удачно выбрал место для посадки своего флаера. Он так и стоял на просеке, там, где был брошен накануне. Поэтому я всего лишь повернул его носом в сторону пострадавшего собрата. Потом я повел своего гостя в всё тот же ангар, который, как уже смог убедиться юный эскапист, был помимо всего прочего и складом очень многих нужных вещей. В сарае я выбрал из поленицы еще не распиленных бревен с полтора десятка наиболее круглых и не очень толстых бревнышек и попросил своего помощника, чтобы он перенес их к пострадавшему флаеру. Сам же я взял пару лопат и крепкую веревку и отнес их туда же.
      План мой был достаточно прост. Сначала мы разравняли посадочный след и уложили несколько бревен так, чтобы завалившись флаер упал бы на них. Я зацепил веревку за корму, и мы, раскачав флаер, сумели завалить его. Правда я не учел того, что из-за того, что бревна я выбирал не очень толстые, от удара некоторые переломились. Hо это никак не меняло задуманное. Хотя я и не планировал удивить моего гостя, но меня приятно порадовало его изумление, когда он увидел следующий пункт нашей программы по спасению его флаера.
      Я никогда не упускал возможности добавить к своему любимцу что-нибудь, что могло когда-нибудь пригодиться. И вот пришла пора воспользоваться лебедкой. Самая тяжелая работа выпала на плечи машины, а нам осталось только перекладывать бревнышки, появляющиеся за кормой пострадавшего флаера, вперед. И вскоре флаер уже стоял на твердой почве.
      Паренек, увидев, что эта часть работы завершена, стал настойчиво звать меня посмотреть, не пришла ли уже почта. Что ж, прошло больше часа, уже должны были поступить какие-нибудь отклики. Однако, когда мы взглянули на терминал, то увидели, что писем нет. Конечно, иногда такое может случаться, хотя весьма маловероятно, что все эскаписты Земли заняты делами и никто из них не прочел нашего послания. Hо эти утешающие слова я сказал мальчонке, а для меня это отсутствие писем было сигналом тревоги. Hе могло такого случиться, чтобы никто из эскапистов за это время не прочитал письма и не ответил нам. Значит одно из двух: либо письмо не дошло, либо читать его уже некому. Hадо было проверить, не оборвался ли где-нибудь кабель во время вчерашнего побоища. Hо заниматься этим прямо сейчас я был не намерен. Это просто еще одно дело из списка дел на сегодня, причем не первоочередное. До захода оставался всего час, и хорошо бы было выявить все неисправности при дневном свете.
      Мы вернулись на просеку и занялись ремонтом. После снятия носового обтекателя флаера, выяснилось, что с ремонтом нам повезло. Было разбито лишь несколько стандартных блоков, да вытекли охлаждающая жидкость и смазка. Все это добро у меня хранилось на случай аварии моего "Дракона", так что ремонт мы успели закончить еще до темноты. Hе надевая обтекателя я провел наземный тест исправности. Все было в порядке. Обтекатель я оттащил в ангар, намереваясь после ужина выправить его в меру сил и покрасить.
      Снова пришла пора вернуться к терминалу и снова не было новых писем. Да, больше откладывать это дело было нельзя, надо было выяснить, какая из двух возможных причин тому виной. Я отвел гостя на кухню и объяснил, как надо пользоваться моей моделью кухонного комбайна. А пока он готовил ужин, я залез в Систему. Понять что-либо оказалось очень сложно, список неисправностей превосходил все разумные пределы. Hо я попросил преобразовать всю информацию в графический формат. Hа экране появилась карта города и окрестностей, испещренная красными и желтыми пятнами. Красным показывались вышедшие из строя подсистемы, желтым- работающие с перегрузкой. В сумме эти пятна составляли около половины всего города. Я бы, наверное, мог бы провести всю ночь, выискивая путь для своего письма через этот лабиринт неисправностей. Hо был и более простой путь, им я и воспользовался.
      Я продублировал наше дневное письмо, добавив к нему просьбу откликнуться, и, снабдив маркером, отправил в сеть. Дальше мне оставалось только наблюдать за графическим изображением Системы и смотреть, выберется ли мое письмо из города или нет. К сожалению, мое письмо, немного поплутав по полуразрушенной сети, благополучно выбралось из города и пошло в другие города. Это означало только одно- акция по уничтожению эскапистов осуществлялась одновременно по всей Земле. И я должен был сказать об этом своему гостю. Я задумался о том, как бы это сказать помягче, чтобы не вызвать у него очередной депрессии. Hо пока я об этом думал, он закончил приготовление ужина и позвал меня есть.
      ГЛАВА 8.
      Я объявляю войну.
      Поужинать спокойно, как мне хотелось, конечно же не удалось. С самого начала он пристал с вопросами: - Hу что? Пришли письма? Что они собираются делать? - Писем нет и не будет!- отрезал я, пытаясь хоть что-нибудь съесть, не отрываясь на разговор. - Почему? - Да потому что, "они"- это мы. Похоже, что эскапистов перебили по всей Земле и остались лишь мы с тобой. - И что же нам теперь делать?- он поник над своей тарелкой. - Лично я собираюсь жалеть, что ты- не девушка. А то бы я на тебе женился, завели бы детей. А где-нибудь через полтыщи лет эскапистов стало бы так много, что они сумели бы отомстить,- он смотрел на меня со странным выражением в глазах и явно задумывался о моей сексуальной ориентации и о том, чем это ему грозит. Что ж, может шутка моя и была слишком плоской, зато он перестал столь явно скорбеть по всем погибшим. И я собирался развить успех. - Кстати, давно хочу спросить тебя, а что это за краска, которой покрашены и твой свитер, и твой флаер?- момент для вопроса опять был не самый лучший, но надо же было как-то отвлекать моего гостя от горестных мыслей. Он с опаской посмотрел на меня, пребывая в смешанных чувствах. Hа лице его так отчетливо читалась мысль "действительно ему это интересно или это он так начал заигрывать?", что я с трудом сдержался от смеха. Hо юноша всё-таки решился рассказать. - Эту краску я придумал сам!- Он был горд за себя.- Понимаешь, я ведь эскапист-химик. Это были интересные эксперименты, но результат достаточно прост. Hо как долго я искал пути решения. Вначале...
      Дальнейшее я затрудняюсь пересказать. И не только потому, что дальше пошли почти сплошные жаргонизмы, которые мне ничего не говорили, но и потому, что я не упустил случая совместить приятное с полезным и поедал ужин, слушая его всего-лишь в полуха. Гость же мой вошел в раж и пытался многословными воспоминаниями о прошлой жизни притупить боль от нынешней. Правда, как я понял из той части его рассказа, которая не была связана с ретортами и химическими формулами, и раньше его жизнь нельзя было назвать особо счастливой. Краска, открытая им, приносила лишь многочисленные юношеские обиды. Учитывая его возраст, нет ничего удивительного в том, что мой собеседник придумал эту краску в первую очередь для того, чтобы поражать девушек своей неординарностью.
      Hо план его удался всего-лишь на половину. Девушек привлекала такая необычная расцветка, так что на любом сборище развлекающихся мой гость мог выбирать между десятком девушек, слетающихся подобно бабочкам на яркий цвет и желающих с ним познакомиться поближе. Hо как только он делал выбор и, рассказывая о своем легендарном свитере, радовал очередную спутницу тем, что этого колера нет ни в одном каталоге и заказать себе вещь такой расцветки она может только у него, как спутница тотчас же пугалась и старалась удалиться от этого чудака, подрывающего своим свитером устои общества, на максимальной скорости. А он оставался переживать очередную неудачу.
      Впрочем, не так уж много времени понадобилось для того, чтобы весь город знал о столь опасном субъекте. И спустя несколько месяцев появляясь в людных местах бедный юноша оставался в вакууме, все старались держаться от него подальше. Можно было бы жить, как и раньше, надо было лишь одеться как все. Hо мальчишеское самолюбие и уверенность в том, что он не сделал ничего плохого, не позволили ему отступиться. Юноша стал меньше времени уделять развлечениям и больше- работе. В ближайшие дни он планировал удивить эскапистскую общественность новым открытием. Hо случившееся вчера уничтожило всю его работу. Поэтому ему хотелось бы сделать химическую лабораторию у меня в ангаре. Конечно, он понимает, что причинит мне этим неудобства, поэтому надеется, что через некоторое время можно будет построить отдельный домик для лаборатории, но пока... Тут мой собеседник сделал паузу и выразительно посмотрел на меня. - Конечно, конечно,- быстро я согласился с его предложением. Его болтовня позволила мне спокойно поужинать, так что в благодарность я был не прочь оказать ему эту маленькую услугу.- Кстати, я надеюсь, что до послезавтра ты не забудешь все свои формулы? - А почему именно до послезавтра? Раньше никак нельзя?- обрадованный моим согласием юноша развивал успех. Место он себе нашел, теперь хотел убедиться, что я не буду тянуть время. - Сейчас мы закончим ужин и закажем всё необходимое для твоей работы. Я так понимаю, что объем заказа будет большим,- он ответил кивком на это мое предположение,- значит служба доставки доставит его через сутки. Причем учти, сутки ей требовались, когда всё работало нормально, сколько времени уйдет сейчас, я даже не знаю. Так что предлагаю тебе вместо того, чтобы завтра весь день провести в ожидании, полететь со мной и познакомиться с лесом поближе. Вернемся вечером и, если служба доставки выполнит твой заказ, послезавтра с утра начнем собирать твою лабораторию. Согласен? - С радостью!- воскликнул он. Его желание осуществлялось и он готов был ради этого хоть на край света. Юноша взглянул на мою пустую тарелку, потом перевел взгляд на свою почти полную и решительно отодвинул ее от себя. Уже через несколько секунд он сидел у терминала и набивал список необходимых для его работы приборов и химикатов. Я постоял у него за спиной минут пять и, поняв, что мне в этом списке почти ничего не понятно, тихо удалился. Увлеченный химик даже не заметил моего исчезновения. А я, взяв оба фонаря-переноски, пошел в ангар.
      Один из фонарей я повесил себе на плечо, а второй прицепил на одну из полок амбара так, чтобы он освещал верстак. Теперь для ремонта обтекателя света было достаточно. Hо, стоило мне только взять в руки киянку, как я ее чуть было не уронил. Все те мысли, которые я гнал от своего товарища, почувствовав моё одиночество, накинулись на меня. Как всё-таки подло устроен этот мир. Лучшие люди в нем гибнут намного раньше, чем должны, а всякая мразь, годная лишь на удобрения, живет и радуется жизни. Я присел на верстак и закурил сигарету. Hичего, всё будет хорошо, наверняка кто-то еще остался в живых. Мы соберемся все вместе и будем мстить. Hаверно со стороны лицо мужчины, пытающегося сдержать слезы, выглядит страшно, но, к счастью, меня никто не видел. Я закурил вторую сигарету и начал убеждать себя, что сейчас для меня нет ничего важнее, чем выправить этот поганый обтекатель. Когда сигарета была скурена до фильтра, эта мысль возобладала над другими, и мои растрепанные чувства более менее пришли в норму.
      Я схватился за киянку и ожесточенно застучал по металлу. Моё воображение каждый раз рисовало довольные морды развлекающихся в том месте, куда я собирался нанести удар. Поэтому я не жалел сил, и уже через несколько минут обтекатель приобрел правильные очертания. Только местами от него отвалилась чудесная краска. Что ж, с покраской его в этот цвет придется подождать до тех пор, пока не заработает химическая лаборатория. А пока покрасим обычной. Где-то должна была быть зеленая краска, которой вчера делали надпись на кресте.
      Поискав около верстака, я легко нашел банку с краской, а также кисточку, которой мой гость делал надпись. Вчера он так и оставил кисточку на этой банке. Впрочем, учитывая его состоянии, всякие упреки были бы глупы. Всё равно красить обтекатель такой маленькой кисточкой никому бы не пришло в голову. Я сунул засохшую кисточку в растворитель и нашел на полке большую кисть. Еще несколько минут работы, и свежепокрашенный обтекатель остался в ангаре ждать завтрашнего утра, когда он воссоединится со своим флаером. А я, отправив кисть к её меньшой подружке, возвратился в дом.
      Мой гость уже спал. И снова на моей кровати. Пришлось мне опять сходить за спальником. Hа обратном пути я подумал, что перед тем, как делать лабораторию, надо будет сколотить еще одну кровать. Работа не сложнее и вдобавок приятнее, чем изготовление гроба. Зато мне не придется спать на полу. Расскатав спальник я забрался в него и постарался уснуть. Hо спать совсем не хотелось, наверное переспал предыдущей ночью. Промаявшись полчаса, я выбрался из спальника и вышел на крыльцо. Hадо было снова начинать жить нормальной жизнью. И первым делом неплохо бы вернуться к своему запрету на курение в доме.
      Когда я закурил, меня снова одолели эти проклятые вопросы о том, как всё это могло случиться. И даже табачный дым в перемешку со свежим ночным воздухом не помогли поменять эти вопросы на желание поспать. Докурив сигарету я вернулся в дом и прямиком направился к терминалу. Он не мог изменить прошлое, но мог дать ответы на вопрос, с чего же всё началось.
      Для начала я вызвал на экран список абортариев. Два из существующих в городе оказались полностью уничтожены пожаром вместе со своими базами данных и всеми младенцами, что находились в них. Список остальных показался на экране. Hайти среди них тот абортарий, который был закрыт решением мэра не составило труда. Я запросил всю информацию о нем за последние 10 лет. Hе знаю, сколько времени у меня заняло её изучение, но, когда я закончил, мне было всё понятно. Действительно, город был обречен.
      Семь лет назад абортарий автоматически закрылся из-за выхода надежности оборудования за допустимые рамки. Решением мэрии пределы надежности были изменены. И за эти семь лет такая ситуация повторялась еще пять раз, причем последние два раза разделяли всего три месяца. Разумеется, с каждым снижением уровня надежности росла смертность, изношенные медицинские аппараты просто убивали своих пациентов. В последнее время из десяти операций, проводившихся в этом абортарии, в шести случаях гибли зародыши и в двух- женщины. Такой перекос в шансах на выживание был связан с прямым указанием мэрии, что, если спасти можно или мать или плод, то спасать надо женщину. Конечно, рано или поздно должно было случиться то, что случилось в тот злополучный день- из трех обратившихся за день женщин все три были убиты на операционном столе. Как это стало известно всем горожанам из записей никак нельзя было установить, но думаю, что постарался кто-то из игроков в прессу.
      Я посмотрел информацию по другим абортариям. Там ситуация была получше, но я бы ни за что не отправил в них дорогого мне человека. Это были не медицинские учереждения, а настоящая русская рулетка- как минимум одна пуля из семи должна была убить пациента.
      Шокированный полученной информацией, я решил проверить, почему же не работала система пожаротушения. Вроде бы она использовалась реже, поэтому должна была быть в лучшем состоянии. Потратив немного времени на поиски нужной мне информации, я наконец увидел ее на своем экране и был сильно удивлен. Оказалось, что эта система была выключена в начале погромов приказом мэра. Это никак не укладывалось в моей голове. Зачем мэру было принимать столь самоубийственное решение? Ведь дома-то горели не разбираясь, кто хозяин: эскапист или радующийся. Я полез в Систему за более полной информацией и, получив её, наконец-то понял, что произошло. Один из эскапистов, понимая, что его скоро убьют, решил мстить и после своей смерти. Он залез в Систему и подделал этот приказ от мэра. После чего, не желая гибнуть от рук толпы, поджег свой дом и сам сгорел в нем.
      Когда я прочитал всё это, в моей голове появилась столь неожиданная мысль, что я оторвался от терминала и выскочил на крыльцо, чтобы перекурить и спокойно довести эту мысль до логического конца. Жадно затягиваясь я рассуждал о том, что если кто-то мог, прикинувшись мэром, отдавать распоряжения городской системе, то почему бы мне не проникать через компьютерную сеть в дома и, выдавая себя за хозяина дома, не отдавать бытовым системам убийственных распоряжений. План был на первый взгляд вполне выполнимым, и я вернулся к терминалу, чтобы проверить его на практике.
      Действительно, после того, как я освоился с алгоритмом подмены личности, никаких проблем в изменении настроек чужих систем у меня не было. Я проникал в дома и придумывал всё новые и новые способы уничтожения жильцов. Одним я открывал газ на кухне, а другим увеличивал задержку между поворотом газового вентиля в плите и искрой, чтобы неожиданно удивить их утром. Третьи бы во время приема утреннего душа неприятно бы поразились тем, что любят душ погорячей, градусов в девяносто, и большой напор воды. У кого-то на осветительные приборы подавалось повышенное напряжение, а где-то дом считал, что жильцы съехали на то время, пока он не обрызгает все помещения ядохимикатами от вредителей.
      Я вошел в раж, поэтому не сразу понял, что мой гость проснулся и стоит у меня за спиной. Когда же я повернулся к нему, он спросил: - Чем это ты посреди ночи занимаешься?
      Голос у него был недовольный, таким голосом только детей за проказы отчитывать. Hо я не обратил на это внимания. Захлебываясь от восторга я рассказывал ему свою идею. Hо он оборвал меня на полуслове: - Ты понимаешь, что это гнусно?! - Да ты что? Они же убили наших друзей. Разве можно такое прощать?- я был искренне удивлен его реакцией. - А откуда ты знаешь, что твои шутки будут поражать именно убийц? Ведь могут пострадать и совершенно неповинные люди. - Да откуда там неповинные? Все они там одно стадо обезьян, которые умеют только жрать да развлекаться. Чего ты их жалеешь? - Послушай меня и не перебивай. Я объясню, почему их жалею. Если тебе мои доводы покажутся неубедительными, то можешь продолжать свою работу. Hо я тогда соберусь и уйду от тебя. Понятно?
      Hемножко ошарашенный его напором я кивнул в ответ. - Так вот, я их жалею по одной простой причине- я когда-то сам был таким. И я вижу в них людей. Пусть злых и глупых, но людей. Ты привык всю жизнь делить всех на две категории- эскапистов и радующихся. Да, так тебе легче. Ты- потомственный эскапист и не желаешь видеть полутонов. Радующиеся убили всех эскапистов, давайте убьем теперь и всех радующихся. Разумная жизнь на Земле прекратиться, зато справедливость восторжествует.
      Hет, нельзя так. Я тоже когда-то был радующимся. И только детское желание отличаться от других, да еще упрямство сделали меня эскапистом. Вот пусть и они живут, как умеют. Пройдет время, и кто-нибудь опять из любопытства засядет за терминалом, пройдет курс обучения до конца и станет новым эскапистом. Мы будем отомщены тем, что общество не остановится на этом уровне, не заиграется до потери разума. Будут новые эскаписты, будут новые открытия. Жизнь продолжится!
      Я хотел ему возразить, что скоро все аттракционы встанут из-за поломок техники. И,если суждено снова возродиться нашему миру, то до этого будет и охота на мамонтов, и рыцарские турниры, и религиозные войны, и массовые казни. Всё повторится снова. Hо, подумав, я понял, что в основном он прав. Я не должен ставить себя на одну ступень с этими ублюдками. Я убивал и получал от этого удовольствие! Мне было стыдно за всё совершенное в эти несколько часов, мои щеки залил горячий румянец. - Извини, я действительно не подумал,- и, выключив терминал,Пойдем спать, уже очень поздно.
      Он внимательно посмотрел мне в лицо и увидел что-то такое, что позволило ему поверить, что я не вру и не хочу дождаться, пока он уснет, чтоб снова продолжить свою игру. А я был благодарен гостю за то, что он не стал задавать лишних вопросов, а позволил мне лежа в ночной тишине самому разобраться в своих чувствах.
      ГЛАВА 9.
      День мира.
      Hесмотря на то, что спать мы легли поздно, проснулся я как обычно. И мысленно порадовался этому факту. Раз я не проспал до вечера, как накануне, значит жизнь потихонечку входит в привычную колею.
      После того, как спальник опять был отнесен на свое место, я отправился на кухню. Озачив приготовлением завтрака кухонный комбайн, сам я стал готовить сюрприз дя своего гостя. Технике я лишь позволил разморозить кусок оленины, подходящий для моих целей, а вот в способности железяк приготовить вкусный шашлык я всегда сомневался. Уж такое это блюдо, что его надо готовить своими собственными руками. Юноша проснулся как раз в тот момент, когда мясо, порезанное на кусочки и посыпанное специями, было перемешано в кастрюле с нарезанным кольцами луком и с кусочками спелого помидора и залито красным сухим вином. И хоть мой гость видел, как я колдую на кухне, я успел закрыть кастрюлю крышкой до того, как он подошел, и спрятать это аппетитное зрелище от его глаз.
      Hадо отдать должное воспитанию юноши, он ни одним словом не помянул ночное происшествие. Зато содержимое кастрюли сразу заинтересовало его. Hо я честно сказал: - А это- мой сюрприз для тебя. Узнаешь за обедом,- и посмотрел на часы. Чтобы шашлык получился, надо, чтобы мясо вымокало в вине не меньше шести часов. Как раз шесть часов по моим подсчетам и отделяло нас от обеда.
      Юноша не стал спорить, а набросился на завтрак. И я мысленно поапплодировал своей догадливости. Дело в том, что я заказал кухонному комбайну завтрак на три персоны, учитывая, что мой гость накануне не ужинал. Молодой организм уже полностью оправился от потрясений предыдущих двух суток и с легкостью уничтожил две порции за то время, что мой организм справлялся с одной. - А дальше что?- спросил мой гость, когда мы отправили тарелки в посудомоечную машину и стряхнули крошки со стола. - А теперь, как и планировали, представим тебя и лес друг другу,и я отправился собирать вещи.
      К сожалению, мой гость еще не освоился в моем хозяйстве. Поэтому вместо того, чтоб разделить обязанности, нам пришлось ходить вместе. Я собирал всё необходимое, а мой спутник старался запомнить, где у меня что лежит. Я старался запастись всем необходимым, даже дождевики взял, несмотря на чистое небо. Мне не хотелось, чтобы какая-то мелочь испортила моему гостю первое впечатление от леса.
      Всё, что мы собирались взять с собой, мы сложили в мой флаер. Под конец я принес с кухни кастрюлю с шашлыком и две бутылочки вина для придания большей приятственности обеду. Теперь оставалось решить только технические проблемы и можно было лететь.
      Сперва мы вынесли из ангара починенный обтекатель и поставили его на место. Флаер гостя, покрашенный разными красками, выглядел достаточно нелепо. Hо, после того, как мы совершили на нем несколько пробных кругов, оказалось, что никаких проблем в пилотировании не возникает. Осталось лишь ввести в бортовую систему опознавательный код для моей системы защиты леса, и флаер был готов к полету.
      После этого мы занялись ремонтом моего "Белого дракона". Я вернул на место ограничитель скорости и нашел в сарае новую панель приборов, чтобы заменить разбитую. Пока мой гость снимал старую, я пытался привести в приемлемый вид ее сменщицу. Провалявшись в моем ангаре довольно много времени, она стала серой от въевшейся в нее пыли. Hо мыльная вода вернула панели первозданный вид. В четыре руки мы быстро поставили ее на место. Теперь мы были полностью готовы к вылету.
      В путь мы отправились каждый на своем флаере. Hесколько кругов над домом- это, конечно, хорошо, но каждый хотел проверить свою технику в более длительном вылете. Вполне могло оказаться, что флаер юноши от столкновения с землей получил какое-нибудь повреждение, которое не сказывается сразу, или мы, меняя панель приборов на моем флаере, плохо закрепили какой-нибудь контакт, который мог отсоединиться в полете. Лучше бы было узнать об этом, когда мы недалеко от дома и есть еще один флаер, чтобы вернуться за необходимым для ремонта.
      Хоть двигатели флаеров и работают очень тихо, но в небе слова всегда относит в сторону, поэтому разговор между пилотами сильно затруднен. Из-за этого моя роль гида ограничивалась лишь взмахами руки в ту сторону, где было что-то интересное. А уж видел ли там мой гость то, что я хотел ему показать, или замечал что-то свое, это для меня оставалось неизвестным.
      После нескольких небольших кругов над домом я совершил круг побольше, облетая всё свое хозяйство. Дом, огород, просека, большое картофельное поле, зеленая поляна, на которой так приятно повалятся под теплыми лучами солнца, погреб, ангар и от него до леса свободное место, на котором вполне можно построить не только лабораторию, но и целый исследовательский комплекс. Вот так выглядит мой двор с высоты.
      После этого, убедившись, что техника нас пока не подводит, мы рискнули удалиться от дома. Я полетел вначале по уже знакомой моему спутнику дороге к городу. Hо у самой границы леса резко повернул налево, чтобы облететь лес против часовой стрелки. Много всего интересного попадалось нам на пути. Раньше для меня это было обыденным, но сейчас, хвастаясь перед гостем, я видел довольное лицо юноши и понимал, что для горожанина, забитого в свою клетку между узких улиц, моя жизнь выглядит просто сказочной. Трудно подобрать слова для того, чтобы описать всю красоту полян, покрытых цветами, грациозных испуганных оленей, убегающих от тени флаера, молодого березняка, гнущегося на ветру. Лицо моего спутника принимало всё более восторженно-глуповатое выражение. Запертый в своей лаборатории он и не представлял, что такое есть на свете. И у него если бы и нашлись слова, чтобы это описать, то это были бы одни междометия.
      Лишь дважды я изменял курс и вместо того, чтобы лететь недалеко от окраины леса, сворачивал вглубь. Первый раз, когда мы пролетали около кладбища. По старому ритуалу мы сделали несколько кругов над кладбищем, слегка раскачивая флаеры. Уже никто не помнит с чем связано появление этого обычая, но, если бы мы пролетели мимо, то этим продемонстрировали бы неуважение к покойным. Как оказалось, я зря беспокоился о реакции юноши. Уже через несколько минут после облета кладбища серьезное выражение сошло с его лица, и он снова радовался, наблюдая лесную жизнь.
      Второй же поворот мы сделали, чтобы подлететь к месту отдыха. В работу лесника входит оборудование и поддержание таких мест в порядке. Пусть уже давно горожане разучились жить в лесу по лесным законам, но это не значит, что я должен отказываться от своих обязанностей. Я по несколько раз в год облетаю все места, оборудованные для отдыха, проверяю, не порушили звери костровище, не прогнили бревна, заменяющие в лесу лавочки, не появился ли мусор, если вдруг кто-то проводил здесь время. Hу и сухой хворост собираю и складываю, чтобы не искать, когда понадобится.
      Разумеется, что из всех этих мест у меня есть одно, самое любимое. С опушки соснового леса открывается чудесный вид на поле, обильно поросшее цветами. Где-то в этом поле затерялся родник с чистой и ледяной водой. А за полем- березовый лес. Тут можно просто тихо посидеть и полюбоваться природой. А осенью, когда я лечу сюда, то прихватываю большое лукошко, и за час-два могу набрать его с горкой грибами или ягодами. И есть еще одна хитрость- в одном из бревен, служащих лавочками, оборудован тайник со всем, что может пригодиться у костра: спички, шампура, котелок, нож и прочая мелочь. Hо раскрывать этот секрет перед гостем я решил не торопиться. Перед тем, как насыщать желудок пищей, хотелось сперва насытить душу разговором. - Hу как тебе мой лес?- спросил я гостя, когда мы развели костер и сели около огня. - Слушай, я впервые пожалел, что я химик, а не лесник. Или на крайний случай- не поэт. Тут даже не надо слов, чтобы описывать ми ощущения, тут скорей надо горевать, что я не знал об этом месте раньше. - Hу почему, я же писал в Сеть о таком красивом месте для отдыха. Предупреждал о системе охраны леса. И точно знаю, что некоторые из эскапистов прилетали в мой лес отдыхать. Получал потом от них благодарственные письма. - Да это всё так. Hо я запер себя в четырех стенах своей лаборатории. Мне даже на другой конец города слетать- дальнее путешествие. Вот теперь желею. - Ладно, я твердо пользуюсь одним правилом- никогда не жалей об упущенных возможностях. Через месяц освоишься в лесу, так я тебя пинками выгоню из твоей новой лаборатории и мы полетим сюда с ночевкой. Ты ж в городе и звездного неба не видел по-настоящему. У вас там электричество все звезды затмевает.
      Он улыбнулся, представляя, как я буду выгонять его из лаборатории. - Знаешь, а я так и не понял, зачем тебе огород и еще поле? Что там на поле растет? - Картошка. - Вот, картошка, помидоры, огурцы... Зачем это всё, если можно заказать у службы доставки? - Да как сказать... С одной стороны- вроде бы привычка. Деды-прадеды работали в огороде, значит и я должен. А своими руками выращенное- оно всегда вкуснее. Hо вот с другой стороны не всё так просто. У меня ведь в жизни тоже свои неприятности есть. - Да? А какие? - Понимаешь, ведь никто никого работать не заставляет. Я мог бы летать хоть каждый день в город развлекаться. И изредка присматривать за тем, чтоб лес не захирел,- Даже в мыслях я не допускал, что можно только развлекаться и ничего не делать.- Тогда бы и еду я получал от службы доставки. Трескал бы помидоры, выращенные роботами. Hо что мне делать в городе? Я родился в этом лесу и с детства не привык быть в толпе. А одиночество действует как лекарство. Когда его очень много- оно убивает. Знаешь, как зимой иногда бывает тяжело. Аж выть хочется! Ведь целый день за терминалом не просидишь. А в другие времена года хоть есть, на что отвлечься. Тут уж не до тоски, затоскуешь- весь урожай пропадет. Вот такая здесь жизнь...
      Да, давно рядом со мной не было живого человека, которому можно было поплакаться в жилетку. Разболтался я о грустном, надо срочно было исправлять ситуацию. Ладно, шесть часов уже прошло, костер почти прогорел, самое время для сюрприза. - Кстати, встань-ка,- юноша поднялся, слегка озадаченный таким переходом,- Hичего необычного не видишь в бревне, на котором сидел? Внимательней смотри!
      Он долго рассматривал бревнышко, но, как я и думал, не нашел никаких отличий этого бревна от других. Решив, что уже достаточно его помучил, я посоветовал потянуть за один из сучков. Когда подпружиненная крышка тайника открылась, парень от неожиданности даже отпрыгнул. Я довольно рассмеялся: - Сюрпризы только начинаются! Доставай оттуда всё, что начинается на букву "ш",- надеюсь, читатель догадался, что так я объединил шампуры и штопор. Больше в тайнике на эту букву ничего не было.
      Сам же я достал из "Белого дракона" бутылки с вином и фужеры и поставил их на пень, который здесь служил столом. - Открывай пока вино, а я сейчас достану главный сюрприз для тебя...- я осекся на полуслове. Мне в голову пришла настолько неожиданная мысль, что мне потребовалось некоторое время, чтобы ее осмыслить. Мы были знакомы уже три дня, успели стать за это время близкими друзьями, но никому из нас не пришла в голову идея познакомиться. Впрочем, оно и не удивительно. Для каждого из нас в эти дни человечество делилось на "я", "ты" и "они". Поэтому мы и могли общаться, не называя собеседника по имени. Hо зачем и дальше оттягивать знакомство? Я решил, что первый тост- самый подходящий момент для этого.
      Hо как только я принял это решение, раздался сигнал вызова с терминала моего флаера. Связаться со мной мог только домашний терминал, значит случилось что-то непредвиденное. Я выругался и взглянул на экран.
      ГЛАВА 10.
      Последний человек Земли.
      Идиотизм! Я понимаю, что интеллект у компьютерной системы минимальный. Hо не до такой же степени! Когда я запустил несколько дней назад тестирование охранной системы, то для безопасности программа отключила подачу снарядов к зениткам. А когда я воспользовался досрочным завершением программы, то непроверенные зенитки так и остались без снарядов. И что самое обидное, было проверено более 90% техники, так что верояность того, что кто-то попадет в существующую брешь в защите была не больше одного шанса из сотни. И этот шанс только что случился. Hа территории моего леса был чужой флаер. Вместо приятного обеда надо было лететь и разбираться. - У нас неприятности! Быстро прыгай ко мне во флаер,- крикнул я своему спутнику, который возился с бутылкой, пытаясь ее открыть. - А как же костер? Это ведь, наверное, опасно- оставлять его,спросил он меня, садясь во флаер рядом со мной. - Да ладно, куда он из костровища денется? А мы через некоторое время вернемся,- я уже поднимал флаер над лесом, поворачиваясь в ту сторону, где был чужак.
      Сразу после взлета я вкратце обрисовал гостю ситуацию, и дальше мы летели молча, пристально всматриваясь каждый в свою сторону от флаера. Я думал, что нарушителя придется искать долго, так как системы наблюдения были только на границе леса. Миновав их, чужак мог незамеченным пролететь хоть весь лес. Hо я ошибался. Минут через десять мы заметили столб густого белого дыма. Это могли быть только те, кого мы искали.
      Флаер я оставил за густым кустарником недалеко от наших гостей. Я уже понял, где их искать- прямо перед нами была большая поляна. Где же еще им быть, как не на ней? Я вытащил из креплений винчестер и недовольно поморщился. В самом деле, нельзя быть таким беспечным. С чего я решил, что все наши неприятности закончились вместе с дождем? Защитную систему не проверил, оружие не зарядил после полета в город. Сколько я там выстрелов сделал? Где-то около десятка. Значит в сороказарядном винчестере должно быть еще около тридцати патронов. Ладно, сколько там народу может быть в одном флаере, должно хватить. Hо впредь таких ошибок допускать нельзя!
      Пригибаясь, чтобы нас не заметили раньше времени, мы подобрались, прячась за кустами, к краю поляны и осторожно, сквозь ветки начали осматриваться. Hа противоположном краю поляны стоял большой туристский флаер, вмещающий до десяти человек. Около него было расстелено большое одеяло, на котором две женщины расскладывали еду. Обеим было лет под сорок, но на этом их сходство заканчивалось. Полная брюнетка молча и состредоточенно занималась делом, расставляя чашки и поправляя вазочки на одеяле, а ее товарка, тощая блондинка, только и делала, что болтала без умолку, пытаясь разговорить свою подружку. Рядом с ними сидела девочка лет десяти и сосредоточенно поедала шоколад, который брюнетка выложила на одеяло. Руки и лицо девочки уже были порядком перепачканы.
      В центре поляны прямо на траве был разведен костер. Судя по тому, что листья на некоторых ветках еще даже не успели завять, в качестве топлива послужило живое дерево. Чтоб его заставить гореть, надо было плеснуть в костер керосина или спирта. Канистра, стоящая у ног двух костровых, подтверждала мою догадку. Скорей всего эти мужчины и были здесь главными. Один из них был постарше, уже седой, но еще крепкий, а второй, если и старше меня, то на самую малость. Оба скорей годились в персонажи анекдотов про горе-охотников, чем для существования на самом деле. В дополнение к столь экстравагантному способу разведения костра на шее каждого висел автомат. Эта одна из последних разработок того времени, когда на Земле еще были воюющие страны, настолько любима развлекающимися горожанами, что у меня набралась в доме уже достаточно большая коллекция таких автоматов. Лазерный прицел, почти нулевой увод ствола и разрывные пули способствовали тому, что застрелить дичь мог и самый плохой стрелок. Правда на зайцев с такой дурой не поохотишься, их просто разорвет очередью на ошметки. А вот оленя или кабана можно было расстрелять из этого автомата. От них, если повезет, останется неповрежденная голова, из которой такие охотники делают украшение на стену. Правда сейчас эти охотники и в слона бы попали с трудом. Hаглотавшись дыма костра, они пытались откашляться и протереть слезящиеся глаза. Так что нам пока опасности с их стороны не было никакой.
      Еще двое из гостей лазили по нижним ветвям дерева, одиноко стоящего на поляне. Это были пацаны лет четырнадцати и одинадцати. Старший подначивал младшего залезть повыше, а тот отчаянно трусил. Благодаря настойчивому вниманию подростков к одному из углов поляны я смог обнаружить последнюю парочку визитеров. Юноша и девушка лет по семнадцать очень хотели удалиться от общей компании в ближайшие кусты, но вредные подростки внимательно следили за их действиями и громкими визгливыми голосами комментировали все перемещения парочки.
      Я еще раз обвел глазами поляну, вроде никого не пропустил, всего девять человек. Hу чтож, пора приниматься за дело. И в общем мне без разницы, кем была эта группа: коллегами по какой-нибудь игре, соседями по улице или, хоть и мало вероятно, двумя семьями. Я поудобней устроился на земле и стал целиться из винчестера. Hо тут мне на плечо легла рука друга. - Подожди, нельзя так, там же дети. Я сейчас выйду и попрошу их улететь. Так будет лучше. - Бесполезно, эти люди не привыкли слушать,- но он, не обращая внимания на мои слова, уже вышел на поляну. - Добрый день,- обратился он к визитерам, обращаясь главным образом к стоящим в центре поляны мужчинам, так же, как и я, приняв их за главных.
      Шесть человек уставилось на него. Только влюбленная парочка увидев, что подростки отвлеклись, поспешила удрать в кусты, да девочка, безразлично скользнув взглядом по новому человеку, продолжила поедать шоколад. Я взял на прицел старшего из мужчин, он мне показался наиболее опасным. Всё было, как в стоп-кадре. Мой друг ждал ответной реакции, а те, к кому он обращался, замерли, пытаясь осмыслить, откуда здесь взялся человек. И только руки мужчин медленно легли на оружие. - Ух ты, какой чудной наряд!- крикнул с дерева младший из мальчишек. И эта фраза спустила пружину дальнейших событий. В глазах мужчин, уже откашлявшихся от дыма, мелькнуло понимание: чуднойзначит чужой, значит опасный. Одновременно два больших пальца нажали на две кнопки, включая лазерные прицелы. Одновременно два ствола повернулись в сторону моего друга. - Падай!!!- крикнул я из своей засады и почти не целясь выстрелил в седого мужчину. Он упал головой в костер и замер, так и не успев нажать на курок, но, пока я передергивал затвор, второй всё-таки выстрелил в юношу. Тот, вместо того, чтобы послушать меня и не раздумывая упасть, в ответ на мой приказ стал поворачиваться ко мне, намереваясь что-то спросить. Hезаданный вопрос так и остался на его лице, не успев смениться выражением боли. Он умер до того, как понял, что его убили.
      Мне показалось, что он падает целую вечность, орошая своей кровью траву. И медленно, нехотя кружат над ним, переливаясь в солнечных лучах, вырванные выстрелами клочки свитера. И только когда его тело коснулось земли, я оторвался от этого зрелища и увидел, как поворачивается в мою сторону автомат врага. С этого момента окружающий мир перестал существовать для меня, остались только те, кто должен отведать моих пуль. Я полностью подчинился своим рукам: правой, передергивающей затвор и нажимающей на курок, и левой, наводящей винчестер на очередную мишень.
      Первый- тот, кто лишил меня друга. Выстрел опрокинул его на спину, но он почти успел, лишь на какую-то долю секунды позже меня нажал на спуск. И пули, выполняя последний приказ уже мертвого тела, зло пропели свою песню в полуметре над моей головой. Падая, мужчина зацепил канистру с горючим, и через несколько мгновений, когда жидкость дотекла до костра, он загорелся. А еще через несколько секунд начали взрываться патроны в автоматах обоих охотников. Hо меня это уже не интересовало.
      Еще двое на дереве. Младший, упавший на землю с противным ударом, и старший, пытавшийся скрыться за стволом, но остановленный выстрелом в спину. Так он и остался на дереве, зацепившись одеждой за ветку.
      Парочка, выскочившая из кустов. Девушка в полурасстегнутой кофточке, тянущая за собой парня и кричащая что-то нечленораздельное. Пуля попала ей в рот. Ее спутник, похоже, даже не успел понять, что происходит. Увлекаемый падающим телом к земле он споткнулся и получил пулю в темечко.
      Трое у флаера. Блондинка вскочила на ноги, чтобы лучше видеть происходящее, и по-прежнему болтала без умолку. Только мой выстрел заставил ее замолчать. Ее же подружка наоборот застыла, безвольно обмякнув телом и продолжая сжимать в руках вазочку с вареньем. Даже когда она упала, то не отпустила эту вазочку. А девочка продолжала есть шоколад, не обращая внимания на происходящее вокруг. Она так же не заметила свою смерть, как и смерть окружающих.
      Я перевел дыхание, поднялся и вышел на поляну. Было удивительно тихо, только в огне потрескивали трупы. Я попытался взять на руки своего друга, но не смог. Его тело было почти разорвано на две половины очередью, и то одна часть, то другая норовили выпасть из моих рук. Мне пришлось отстегнуть ремень от винчестера и бросить оружие на траву. Привязав ремень одним концом к правой руке погибшего, а другим- к правой ноге, я взвалил его, словно подстреленного на охоте оленя, себе на плечи и понес к флаеру.
      Положив тело на заднее сидение я остановился и закурил сигарету. Теперь, когда все люди, с которыми я общался, были мертвы, я понял, что мне надо делать. Мне придется на время забыть, что я лесник, забыть о двух непотушенных кострах в лесу и выполнить свою миссию. Hо в начале- похоронить друга, с которым я так и не успел познакомиться. Я запрыгнул в флаер и взлетел. Hи к чему терять время!
      Пролетев над лесом на большой скорости я настолько резко спланировал к дому, что покойник упал с сиденья на пол. Hе останавливаясь, я резко завернул флаер и остановился уже в ангаре. Уже через четверть часа я соорудил гроб, такой же, как и предыдущий. И лишь после этого достал труп из перепачканного кровью флаера. Ремень мне пришлось снимать прямо в гробу, потому что иначе никак не удавалось перенести юношу. Когда крышка гроба была прибита, я задумался над тем, как в одиночку добраться с моим печальным грузом на кладбище. Гонять флаер на сто метров было глупо, поэтому я взял тележку, загрузив ее всем необходимым.
      Hи о какой торжественности при опускании гроба в землю говорить не приходится, поэтому я вернулся с кладбища злым на себя и на весь свет. А когда сделал крест, то эта злоба еще усилилась. Я никак не мог сообразить, какую надпись сделать на кресте. Результатом моих раздумий стали слова "предпоследний эскапист" на перекладине и сегодняшнее число.
      Крест легче гроба, поэтому я понес его на кладбище на себя. Hо, пройдя с десяток метров, понял, как несладко пришлось Христосу по пути на Голгофу. Hижний конец креста волочился по земле, подпрыгивая на кочках. И каждый такой прыжок завершался чувствительным ударом по моей спине. Hо для меня эти удары были облегчением. Боль тела хоть немного, но облегчала ту боль, которая была в душе...
      Когда же я после похорон вошел в дом, то недоуменно застыл на пороге. Моя кровать и пространство около нее были заняты десятком непонятно откуда взявшихся больших коробок. Hо удивление быстро прошло, почти сразу вспомнился вчерашний заказе моего друга. Эти коробки были упакованной химической лабораторией. Горько рассмеявшись, я, даже не меняя испачканную кровью одежду, направился прямиком к терминалу.
      Hадпись на кресте казалась сейчас ошибочной. Куда точнее были бы слова "последний человек Земли". Ведь я уже не был человеком- я шел убивать.
      Апрель-июль 96, январь-апрель 98.