– С чего ты взяла, что Аллеред означает все красное? – возмутилась Алиция. – Что за чушь?!
      …Так началось мое пребывание в Аллеред. Мы стояли у вокзала и ждали такси. Если бы Алиция обладала даром предвидения, мой перевод возмутил бы ее гораздо сильней.
      – А что тебе не нравится? Ред – красный, алле – все…
      – На каком, интересно, языке?
      – На немецко-английском.
      – А… Слушай, что у тебя в чемодане?
      – Твой бигос, твоя водка, твои книги, твоя вазочка, твоя колбаса…
      – А свое у тебя что-нибудь есть?
      – Конечно – пишущая машинка. «Ред» – это красное. И все. Я так решила.
      – Ерунда! «Ред» – это что-то вроде просеки. Такой вырубленный лес. Рос себе рос, никому не мешал, а потом раз – и не стало его…
      Подъехала машина. Водитель помог нам втиснуться в кабину вместе с чемоданами. Дорога заняла ровно три минуты.
      Я не унималась:
      – Всем известно, что «ред» – это красный, а про лес никто и не слыхал. Раз его вырубили, то и говорить не о чем. Аллеред – все красное.
      – Сама ты красная. Загляни в словарь и не пори чушь! – рассвирепела Алиция.
      Она вообще была не в себе. Это сразу бросалось в глаза. Но выяснить, в чем дело, я так и не смогла: дороги хватило только на «все красное», а в доме оказалось полно народу, и поговорить спокойно не удалось. Зато наш спор увлек всю компанию, и мой перевод, несмотря на ярость Алиции, всем пришелся по вкусу.
      – Располагайся, умывайся, делай, что хочешь, только не морочь мне голову, – нетерпеливо сказала она. – Сейчас еще явятся…
      Я поняла, что попала на светский прием средних размеров, только никак не могла разобраться, кто тут гость, а кто в этом сумасшедшем доме живет. Просветил меня Павел, сын нашей общей приятельницы Зоси. Сама она наотрез отказалась от всяких разговоров, самозабвенно отдавшись приготовлению соответствующей моменту изысканной закуски.
      – Когда мы приехали, Эльжбета уже была, – начал Павел. – Эдек ввалился сразу за нами, а Лешек – сегодня утром. Четверо пришли в гости: Анита с Хенриком и Эва с этим, как его там, Роем. Алиция в бешенстве, мать в бешенстве, а Эдек пьет.
      – Без перерыва?
      – По-моему, да.
      – А по какому случаю Содом и Гоморра?
      – Лампу обмываем.
      – Что еще за лампа?
      – В саду. То есть, я хотел сказать, на террасе. Подарок Алиции на именины от какой-то родни – пришлось подвесить. Датское общество уже отметило это событие, сегодня наша очередь…
      Пришли остальные. Я с любопытством разглядывала Аниту и Эву, которых не видела почти два года. Рядом с Эвой миниатюрная загорелая Анита с буйной копной черных волос выглядела мулаткой. Ее муж Хенрик, обычно спокойный и добродушный, показался мне слегка взволнованным. Рой, муж Эвы, высокий худой блондин, сверкал белозубой улыбкой и смотрел на жену еще нежней, чем два года назад. После ужина торжество, достигнув кульминации, перенеслось на террасу, где в метре от пола сияла красным светом виновница торжества, обтянутая большим черным абажуром, не пропускавшим света.
      Алиция, как челнок, сновала между кухней и террасой, с маниакальным упорством обслуживая гостей. Я поймала ее в дверях.
      – Ради бога, сядь наконец! У меня голова кружится, когда ты так носишься.
      Алиция вырвалась у меня из рук и пыталась умчаться одновременно в разные стороны.
      – Апельсиновый сок в холодильнике… – в полуобмороке пробормотала она.
      – Я принесу! – вынырнул из полумрака Павел.
      – Вот видишь, он принесет… Сядь в конце концов, черт тебя побери!
      – Он принесет! Откроет холодильник и будет глазеть… Ну ладно, неси, только внутрь не смотри!
      Павел сверкнул в темноте странным взглядом и пропал в глубине дома.
      Я втащила Алицию на террасу и заставила сесть в кресло, заинтригованная до крайности.
      – Почему нельзя смотреть в холодильник? Там у тебя что-нибудь этакое?… – Я сгорала от любопытства.
      Алиция расслабленно вздохнула, вытянула ноги и взяла сигарету.
      – Ничего этакого. Просто, если холодильник долго держать открытым, придется его размораживать. А Павел распахнет дверцу и будет сто лет сок высматривать…
      Из мрака вынырнули ноги Павла, потом появилась его рука с молочной бутылкой.
      – Что ты принес? – расстроилась Зося.
      – Алиция велела брать не глядя.
      – Не уносите молоко. Хенрик с удовольствием выпьет! – вмешалась Анита.
      Обычно тихое жилище в Аллеред напоминало разворошенный муравейник. Одиннадцать человек носились вокруг многоуважаемой лампы, временами исчезая в черной дыре между кухней и террасой. Из-за датчан – Роя и Хенрика – говорили на нескольких языках сразу. А я все не могла понять, кому пришло в голову устроить этот бедлам. Воспользовавшись шумом, попыталась что-нибудь узнать у Алиции.
      – Ты что, свихнулась и специально созвала всех разом, или это просто стихийное бедствие? – спросила я, не скрывая неодобрения.
      – Бедствие! – взорвалась Алиция. – Какое там бедствие! Просто у каждого свои капризы! Я все продумала, распределила, когда кому приезжать, но им, видите ли, так удобно! Сейчас очередь Зоси и Павла, и вовремя приехали только они. Эдек собирался ко мне в сентябре. А те6я я ждала в конце июня. А сейчас у нас что?
      – Август…
      – Вот именно.
      – Раньше не могла – влюбилась.
      – А Лешек…
      Алиция оборвала фразу на полуслове и посмотрела на меня изумленно:
      – Что сделала?!
      – Влюбилась, – призналась я с раскаянием.
      – Тебе что, мало было?! С ума сошла? В кого?
      – Ты его не знаешь. Похоже, я встретила того самого блондина моей жизни, которого предсказала гадалка. Долгая история, как-нибудь расскажу. Так когда приехали Лешек и Эльжбета?
      – А, Лешек… Подожди, и что? Разлюбила и приехала?
      – Наоборот. Поняла, что мой отъезд уже ничего не изменит, и приехала. Ну а Лешек и Эльжбета?
      – Кто это?
      – Бог мой, ты не знаешь Лешека и Эльжбету?! Отец и дочь, вон сидят перед тобой. Кжижановские их фамилия…
      – Идиотка. Я о твоем хахале спрашиваю. Лешек приплыл на яхте на несколько дней, а Эльжбета приехала из Голландии, тоже ненадолго. Возможно, поплывет обратно с отцом, не знаю. Честно говоря, я их вообще не приглашала.
      – А Эдек почему сейчас приехал? У меня хоть уважительная причина.
      – Он вроде бы хочет сообщить мне что-то страшно важное и неотложное. Да вот три дня уже не может объяснить, в чем дело. Никак не протрезвеет…
      Главным занятием Эдека на протяжении всей сознательной жизни было пьянство, только поэтому Алиция в свое время не закрепила юношеских чувств прочными узами и ограничилась дружбой. Может, теперь чувства возродились?
      – Пьет все так же? – полюбопытствовала я, потому что к Эдеку у меня свой интерес, очень нужно было, чтобы он хоть на минуту протрезвел. – Не бросил?
      – Куда там! Половину того, что привез, уже успел вылакать.
      Я захотела выяснить, не догадывается ли Алиция, о чем Эдеку так не терпится с ней поговорить, но опоздала. Она сорвалась с кресла и исчезла во тьме. Павел и Зося тщетно искали апельсиновый сок. Анита вызвалась им помочь. Эва вспомнила вдруг, что как раз сегодня они купили несколько банок, и послала Роя за ними в машину. Апельсиновый сок поглощал все мысли, ревел Ниагарским водопадом, и казалось, что нет больше ничего на свете – только апельсиновый сок…
      Наконец Алиция его нашла. Зато Эльжбета проголодалась и принесла себе несколько аппетитных бутербродов. Тут же захотели есть Павел и Лешек. Алиция, никому не доверяя, понеслась делать бутерброды сама. Зося начала искать новую банку кофе. Эва потребовала для Роя очень крепкого. Анита по ошибке налила Хенрику пива в молоко…
      Вечер набирал обороты. Каждый считал своим долгом как можно чаще вскакивать с места, и все с редкой изобретательностью все время чего-то хотели. Только три пары ботинок под красной лампой оставались недвижимыми. Две из них принадлежали Лешеку и Хенрику, обсуждавшим на странной смеси немецкого и английского достоинства и недостатки разных типов яхт. Они так увлеклись, что полностью игнорировали всех остальных. Эдек также не покидал своего кресла, под рукой у него стоял большой ящик с запасом напитков, которые он употреблял без разбора и ограничений. И вдруг раздался дикий вопль.
      – Алиция!!! – заорал Эдек, перекрывая общий шум. – Алиция!!! Что ты себе позволяешь?!
      Вопрос прозвучал в темноте так странно и неожиданно, что все вдруг замолчали. Алиция не ответила – ее не было на террасе.
      – Алиция!!! – снова гаркнул Эдек, с грохотом ставя стакан с пивом на ящик. – Алиция, черт тебя возьми, ты чего нарываешься?!
      Ноги Алиции, видимо, услышавшей глас вопиющего в пустыне, появились наконец в красном круге. Эдек пытался подняться, но рухнул обратно в кресло.
      – Алиция, ну чего ты?…
      – Ладно, ладно, – мягко сказала она. – Не дури, Эдек, разбудишь весь город.
      – Ты на что нарываешься?… – продолжал Эдек чуть тише. – Зачем ты принимаешь в доме этих?… Ведь писал же тебе!…
      Мрак над красным кругом снова наполнился гамом. Вся компания, учитывая состояние Эдека и не зная, что еще он может ляпнуть, на всякий случай пыталась его заглушить. Это удалось – голос Эдека потонул в общем шуме. Лешек расхваливал Хенрику чью-то корму. Анита настойчиво уговаривала всех съесть последние бутерброды. Зося голосом Валькирии требовала, чтобы Павел открыл бутылку пива… Алиция подсела к Эдеку:
      – Не позорься, тут не кричат – тут Дания…
      – Я же тебе писал, чтобы поостереглась, была осторожнее! Писал же!…
      – Возможно. Я не читала.
      – Алиция, вода готова! – позвала Эльжбета из темноты.
      – Я тебе сейчас все расскажу, – упорствовал Эдек. – Раз ты не читала, я сам расскажу! Ему, кстати, тоже скажу!… Ты почему не прочитала письмо?
      – Оно куда-то пропало. Ладно, расскажешь, но не сейчас.
      – Сейчас!
      – Ладно, сейчас, только подожди минуту, я тебе кофе сделаю…
      Я слушала эти реплики с большим интересом. Алиция пошла варить кофе. Я за ней, в надежде, что помогу ей быстрее вернуться и Эдек еще что-нибудь скажет. Потом понадобились сливки, сахар, соленые палочки, пиво, коньяк, швейцарские шоколадки… В дверях появлялись и исчезали смутные силуэты, под лампой возникали и пропадали красные ноги. Эдек получил кофе, успокоился и затих, видно, утомленный коротким, но бурным выступлением.
      – А главное, это еще не конец, – сказала нервно Алиция, присаживаясь рядом. – Еще приедут Владек и Марианн… Он что, спит?
      Я посмотрела на неподвижные ноги Эдека.
      – Наверное. Будить будешь или оставишь тут до утра?
      – Не знаю. Интересно, что он мне написал?
      – А письмо вообще было?
      – Было. Правда, не успела прочитать. Потом пыталась его найти, но безуспешно. Совершенно не представляю, что бы это могло быть. Спьяну он совсем невменяемый.
      Незадолго до полуночи Эва дала сигнал к отбою. Алиция зажгла свет по другую сторону дома, над дверями возле калитки, и наконец стало что-то видно. Все, кроме Эдека, вывалились на улицу к автомобилям Роя и Хенрика.
      – Наконец-то! – выдохнула измученная Зося, когда мы вернулись на террасу. – Оставь, я уберу. Павел, за дело! Алиция, ты это все не трогай, займись Эдеком.
      – Эдека оставь напоследок, – посоветовала я Алиции, собирая посуду.
      – Лучше его сразу уложить.
      – Отдайте мне Павла. Поможет нести постель, – вздохнула Алиция. – Слава богу, что больше нечего обмывать!
      Эльжбета начала мыть посуду. Лешек и Павел внесли в комнату часть стульев и кресел и помогли Алиции переоборудовать дом на ночь.
      – Эдек спит на катафалке, – обратилась ко мне Зося. – Может, лучше положить его сегодня тут, на диване? До катафалка его придется тащить по лестнице…
      – Предложи это Алиции.
      Катафалк стоял на возвышении в ателье Торкилля, пристроенном к основному зданию. Это была кровать неслыханно сложной конструкции, купленная, видимо, для частично парализованных гостей. Там было малоуютно, но неожиданно удобно. При слове «катафалк» Алицию передергивало, и мы честно старались при ней избегать этого прозвища, что удавалось, правда, с большим трудом.
      – Возможно, вы правы, – неуверенно сказала она, посмотрев на Эдека, одиноко сидящего на террасе. – На диване действительно будет проще.
      – А на катафалке кто будет спать? – заинтересовался Павел. – Тьфу, то есть, я хотел сказать – на постаменте.
      – Павел!… – выкрикнула Зося с упреком, видя блеск в глазах Алиции.
      – Ну, на этом родильном столе, – поправился Павел поспешно. – То есть, на операционном…
      – Павел!…
      – Ну, я уже ничего не говорю…
      – А кто раньше спал на диване? – спросила я громко, чтобы прекратить эти бестактности.
      – Эльжбета, – с облегчением ответила Зося. – Эльжбета переселится на эстраду… то есть, я хотела сказать, на… кровать.
      – Эльжбета! – устало позвала Алиция. – Ты в гробу спать будешь?
      – Могу, – ответила с каменным спокойствием Эльжбета, появляясь в кухонных дверях с тарелкой в руках. – Где у тебя гроб?
      – В ателье.
      – Какое-то новое приобретение? – вежливо поинтересовалась Эльжбета.
      – Катафалк, – желчно объяснила Алиция.
      – А, катафалк! Конечно, я посплю на этом памятнике. Мне никогда ничего не снится…
      Меня не было на террасе, когда Алиция, Лешек и Зося попытались разбудить и транспортировать Эдека. Услышав крик Зоси, я выбежала из дома.
      В падающем из комнаты свете было ясно видно смертельную бледность, запрокинутое вверх лицо, бессильно упавшую руку и недвижимые, широко открытые, всматривающиеся в черное небо глаза.
      Эдек был мертв.

* * *

      В том, что это убийство, сомневаться не приходилось. Удар был нанесен сзади.
      Мы сидели за завтраком, тупо уставясь в тарелки и напряженно вслушиваясь в телефонные переговоры Алиции. С половины второго ночи до пяти утра табун полицейских носился по дому и саду в поисках орудия преступления. Их попытки объясниться с нами по-датски имели весьма плачевный результат.
      Мы реагировали на происшедшее по-разному. Алиция держалась в основном благодаря присутствию Лешека – давнего друга. Сам Лешек и Эльжбета сохраняли философское спокойствие, бывшее, вероятно, их семейной чертой. У Зоси все летело из рук. Павел был захвачен сенсацией. Я же чувствовала себя выбитой из колеи: не для того ехала в Аллеред, чтобы наткнуться на труп.
      Очередной звонок. Любезные до крайности полицейские сообщали новые подробности.
      – Удар выдает профессионала, пырнули сзади острым, не очень длинным предметом, – поделилась Алиция, кладя трубку.
      – Вертел! – вырвалось у Павла.
      – Помолчи, а? – мрачно буркнула я.
      – Никакой не вертел, а стилет, – ответила Алиция. – Возможно, пружинный. Не знаю, бывают пружинные стилеты? Сейчас они опять приедут искать. Ешьте быстрей.
      – Почему они думают, что стилет, да еще пружинный, если в Эдеке ничего не было? – брезгливо спросила Зося.
      – Рана выглядит как-то типично. Ешьте быстрей…
      – Думаешь, лучше будет, если мы еще оптом подавимся?
      – Ешьте быстрей… – простонала совершенно потерявшая чувство юмора Алиция.
      Мы покорно проглотили все, не жуя, и привели помещение в порядок. Правда, полиция появилась только через полтора часа.
      Из-за языковых сложностей для проведения следствия к нам прислали некоего г-на Мульгора – худого, высокого, бесцветного и очень скандинавского. Этот господин (его служебный ранг навсегда остался для нас тайной) имел каких-то польских предков и на польском изъяснялся весьма своеобразно, полностью пренебрегая принятой в Польше грамматикой. Впечатление, однако, он производил симпатичное, и все мы искренне желали ему успеха.
      Его помощники сразу кинулись искать тонкий и острый стальной предмет. Мы же собрались за длинным столом в большой комнате. Г-н Мульгор примостился в кресле с большим блокнотом в руках. Следствие началось. Алиция присутствовала при обыске, и за столом не осталось никого, кто бы говорил по-датски.
      – Итак, было ли особ тьма и тьма? – спросил он любезно, беря быка за рога.
      Мы единодушно вытаращили глаза. Павел неприлично фыркнул, Зося застыла с сигаретой в одной и зажигалкой в другой руке, Лешек и Эльжбета, похожие, как сиамские близнецы, уставились на него неподвижным взглядом с одинаково загадочным выражением. Все молчали.
      – Было ли особ тьма и тьма? – терпеливо повторил г-н Мульгор.
      – Что это значит? – вырвалось у Павла.
      – Может быть, он спрашивает, как много нас было? – предположила я с сомнением.
      – Да, – подтвердил г-н Мульгор и приветливо мне улыбнулся. – Сколько штук?
      – Одиннадцать, – кротко ответил Лешек.
      – Кто есть оные?
      Сообщили ему анкетные данные всех присутствовавших во время преступления. Г-н Мульгор записал.
      – Кто и что делали особы?
      – Почему только мы? – вознегодовала Зося, считая, что вопрос относится к женщинам.
      – А кто? – удивился г-н Мульгор.
      Лешек сделал в сторону Зоси успокаивающий жест:
      – Мы тоже. Он имеет в виду нас всех. Говорите, кто что помнит.
      – Я – ноги, – решительно заявил Павел. – Помню только ноги.
      – Какие ноги? – заинтересовался г-н Мульгор.
      Павел смущенно посмотрел на него.
      – Не знаю, – начал он неуверенно. – Наверное, чистые…
      – Почему? – нахмурив брови, спросил г-н Мульгор.
      Павел испугался окончательно:
      – Господи! Не знаю. Наверное, их мыли, нет? Тут все моют ноги.
      – Павел, ради бога!… – расстроилась Зося.
      Г-н Мульгор производил впечатление человека, который терпеливо снесет все:
      – Почему одни ноги? А остальное туловище нет?
      – Нет, – сказал поспешно Павел. – На ногах была лампа, а на остальном туловище нет.
      Видимо, манера изъяснения г-на Мульгора становилась заразительна. Зося попробовала поправить дело.
      – Павел, подожди! Наверху туловища было темно. Тьфу! Скажите это как-нибудь по-польски!
      – Может, слезем с этого туловища, – предложил Лешек, – и попросту покажем пану…
      Г-н Мульгор пожелал воспроизвести обстановку полностью. Мы продемонстрировали ему лампу, расставили стулья и кресла так же, как вчера. Удалось установить, кто где сидел. Я решила внести свою лепту.
      – Лешека и Хенрика можем выбросить из головы, – заявила я без колебаний. – Оба, этот пан и Хенрик Ларсен, целый вечер не двигались с места, могу подтвердить под присягой.
      – А пани двигалась? – спросил г-н Мульгор, видимо, подозревая во мне скрытую эпилептичку.
      – Конечно. Несколько раз ходила за сахаром, за сигаретами, варила кофе…
      Эльжбета, Эдек, Лешек, Хенрик и я, Алиция, Эва, Рой, Зося и Павел сидели по часовой стрелке от входа. Сидели чисто теоретически: на самом деле все время вскакивали, ходили, занимали чужие кресла. Только Лешек и Хенрик сидели как прикованные. Г-н Мульгор проверил, не мог ли случайно Лешек убить Эдека, не сходя с места, но эксперимент не удался. Тем более не мог этого сделать Хенрик, сидевший еще дальше.
      А значит, убийцу следовало искать среди остальных восьми человек.
      Под бдительным взором г-на Мульгора мы долго и безрезультатно пытались установить, кто что делал и где при этом находился. Потом занялись поисками мотива преступления.
      – Или не голубила его одна особа? – спросил наш Шерлок Холмс, не сводя с нас пронзительного взгляда.
      Мы заколебались. Можно было, конечно, сказать, что его голубила Алиция, но г-на Мульгора скорее интересовало, не питал ли кто к Эдеку неприязнь. Ничего такого не приходило на ум. Эдек в трезвом состоянии был очень милым и обаятельным.
      – Нет, – сказал Лешек после долгого молчания, – все его любили.
      Господин Мульгор задумался и задал следующий коварный вопрос:
      – Инцидент. Случался какой, либо нет?
      Мы смотрели на него, избегая глядеть друг на друга. Молчание затягивалось. Каждый боялся что-нибудь ляпнуть без согласования с Алицией. Был ли в выкриках пьяного Эдека какой-то смысл? Она его знала лучше…
      Я поняла, что молчать дальше становится неприлично, и решила найти Алицию.
      – Сейчас вернусь! – заявила я, не вдаваясь в подробности, и покинула террасу прежде, чем господин Мульгор успел открыть рот.
      Алицию я нашла в ателье стоящей на четвереньках с головой, засунутой под катафалк. Мне показалось, что проще залезть к ней, чем пытаться ее оттуда вытащить.
      – Эй, послушай, – сказала я ее локтю, пытаясь одновременно выпутать волосы из каких-то элементов конструкции. – Дошли до инцидентов, которые были. Не знаем, говорить ли о воплях Эдека. Ты как считаешь?
      – Не знаю, – сердито ответила Алиция. – Может, оно сюда завалилось? Не могу, к чертям собачьим, его найти! Где оно, к дьяволу, может быть?!
      – Кто?!
      – Письмо от Эдека! Не знаю, что он там написал.
      – А нам молчать, пока ты его не найдешь? Решай быстро, говорить правду или нет?
      Алиция отодвинула локоть и с большим трудом повернулась ко мне.
      – Какую правду? – подозрительно спросила она.
      – Я же тебе объясняю. Он спрашивает, были ли инциденты, а мы все молчим, как глухонемые. У тебя тут самые верные приятели. Признаваться или нет?
      – Эй! – вдруг откуда-то сзади заорал Павел. – Теперь всегда будут только ноги, без туловища?
      – Что ему надо? – буркнула Алиция. – Я не понимаю, что он говорит.
      – Зато я понимаю. Чего тебе надо?
      – Мне ничего. Но этот тип хочет, чтобы вы обе пришли. Он вас ждет!
      Мы отцепили головы от катафалка и начали выкарабкиваться на свет. Алиция вдруг решилась:
      – Ладно, о воплях скажем, этого не скроешь. Но о письме ни слова. Может, это все пьяные бредни.
      Господин Мульгор назначил следственный эксперимент. Чтобы точно воспроизвести события, он попросил позвать в Аллеред всех гостей, чем довел Алицию до состояния, близкого к апоплексии. Наконец он покинул дом вместе со всей свитой и несколькими килограммами разнообразных металлических предметов – портновскими ножницами, куском старого подсвечника, стальной измерительной рулеткой… Ничего похожего на стилет не нашли.
      На следующий день Алиция решительно заявила: к телефону не звать – ее нет дома, и неизвестно, когда она вернется. Это почти соответствовало истине: мы с ней решили заняться крапивой в дальнем углу сада, уверяя друг друга, что физический труд хорошо влияет на психику. Мысли мои при этом были заняты иным.
      Неожиданная смерть Эдека задела и меня лично. Мне необходимо было задать ему один вопрос. Ответить мог только Эдек, и никто другой.
      – Понять не могу, кому Эдек стал поперек дороги?! – свирепо сказала я. – Ужасное свинство так неожиданно его прикончить!
      – Он что-то знал, – задумчиво произнесла Алиция. – С самого приезда делал какие-то намеки.
      Я навострила уши. Но Алиция вдруг горестно застонала.
      – Что я за дура? Рта ему раскрыть не давала! Обращалась как с пьяным! Не слушала, что он говорил!
      – Перестань! Он действительно был пьяный! Кто же мог предположить, что протрезветь он уже не успеет!
      – А теперь ничего и не скажет…
      – Конечно, не скажет, сдурела, что ли? Если бы он сейчас что-нибудь сказал, ты тем более не стала бы слушать, а удрала бы со всех ног. Кому он еще хотел это сказать?
      – А действительно, кому?
      – Откуда я знаю? По-моему, он махнул рукой.
      – Все время махал руками. Темно же было. Дурацкая затея с этой лампой. Кажется, показал где-то между тобой и Эвой.
      – Мы обе женского пола, – я чудом увернулась от очередного пука крапивы, которым Алиция размахивала у меня перед носом. – Ты не могла бы бороться с сорняками чуть менее энергично? От ревматизма я уже вылечилась: меня две недели кусали красные муравьи.
      – Почему красные? – рассеянно спросила Алиция.
      – Такие водятся там, где я была…
      – Подожди. У меня с ними что-то связано…
      – Наверное. Муравьи красные. Все красное.
      – Подожди. Красные муравьи… А Зося об Эдеке не знает? Что-то она говорила, похоже на красных муравьев…
      – Зося может знать. Она же видела Эдека в Польше. Надо спросить.
      – Может, он там с кем-нибудь встречался?…
      Внутри у меня что-то дрогнуло.
      – Похоже, Эдек что-то о ком-то знал, – осторожно сказала я. – И этот кто-то его укокошил. Ты как думаешь: кто-то из нас или чужой?
      Алиция рассвирепела:
      – Кто-то из нас – это кто, ты?
      – Рехнулась? Почему я?!
      – Ну и не я. Возможно, и не ты. Лешек и Хенрик отпадают. Кто остается? Зося? Павел? Эльжбета?
      – Еще Анита, Эва и Рой. Про них забыла?
      – Я мыслю логично. Он их почти не знал. Скорее всего имел в виду кого-то из Польши, он ведь никуда не ездил. Будь любезна, убирайся отсюда к чертовой бабушке!
      Я опешила.
      – Бога ради, почему?! – спросила я пораженно. – Так сразу?
      – Что? – буркнула рассеянно Алиция. – Пошла вон! Будешь еще тут жужжать!
      – Я думала, это ты мне, только не поняла, убираться из крапивы или вообще из Аллеред. Делала бы ты, что ли, паузу, меняя собеседника!
      – Что?… Нет, это я осе. К гостям пока еще так плохо не отношусь.
      – Может, и зря. Из вчерашних событий следует, что Эдек был прав. Принимаешь у себя черт знает кого…
      Наступившие сумерки прервали наше занятие.
      Вытащенная на террасу Зося задумалась.
      – Не понимаю, о чем вы говорите, – наконец сказала она. – Какая связь между красными муравьями и Эдеком? Ничего такого не помню… Павел!
      Павел оказался более полезным.
      – Знаю! – разволновался он. – Это про того типа в красной рубашке. Не муравьи, а рубашка красная…
      – Действительно, – вспомнила Зося. – Павел как-то видел Эдека…
      – Что за тип? – нетерпеливо прервала Алиция. – Его кто-нибудь знает?
      – Не в курсе, – сказала Зося. – Павел?…
      – Я его не знаю. Месяца два назад видел Эдека с этаким черным типом в красной рубашке. Я же вам говорил!
      – Возможно, я пропустила мимо ушей, – призналась Алиция. – Кто это был?
      – Говорю, не знаю. Похоже, оба были на бровях, то есть, хочу сказать, под мухой… Ловили такси и махали руками, как ветряные мельницы. Этот черный в красной рубашке похож на южноамериканца. Они еще пытались залезть в угольный фургон. Поэтому, собственно, я за ними и следил: интересно было, что еще выкинут…
      Павел замолчал, посмотрел на нас и спросил осторожно:
      – Может, вы уже знаете, кто его убил?
      – При чем тут этот тип в красной рубашке? – возмутилась Зося.
      – Пока не знаем, – ответила я одновременно Зосе и Павлу. – Может, вам что-нибудь придет в голову?
      – Меня это вообще не касается! – вспылила Зося. – Меня тошнит от убийств!
      Алиция вдруг очнулась.
      – Тип в красной рубашке ничего не значит, – заявила она решительно. – Мало ли с кем Эдек мог спьяну ездить на угольном фургоне! Все это бесполезно. Не знаю, зачем завтра устраивать этот ад. Никто ничего не помнит. А кстати, мне готовить такой же ужин? В холодильнике – ни крошки!
      – Может, он надеется, что убийца хлопнется в обморок и тем себя обнаружит? – предположил Павел.
      – Чушь! – сердито сказала Зося. – Обойдутся! Пусть наедаются дома!
      – Кофе, – предложила я Алиции. – В крайнем случае – остатки водки.
      – Водку жалко…
      – Ну, без водки. Пиво. Вечер по-датски, с одним пивом. Эва, может быть, привезет апельсиновый сок…
      Про апельсиновый сок Эва, конечно, забыла. Была слишком взволнована и расстроена необходимостью снова приехать в Аллеред в том самом наряде, что и накануне. Два раза кряду появиться в одном и том же платье, да еще в присутствии тех же людей – с этим могла смириться далеко не каждая женщина.
      Бардак, устроенный на этот раз, был вне конкуренции. Сидевший на месте Эдека полицейский (он должен был в надлежащий момент крикнуть что-нибудь и стукнуть стаканом по ящику) от усердия постоянно издавал дикие рыки. Посланный в машину за соком Рой принес банку смазочного масла. На журнальных столиках стояло с полтонны сахара, муки и соли в разнообразных сосудах. Пива оказалось мало. Точнее, мало закрытых бутылок, которые Павел должен был открывать. Содержимого открытых бутылок хватило бы еще недели на две. Датская полиция во главе с г-ном Мульгором наблюдала за нами с легкой паникой. Какой-то элемент покоя вносили Лешек и Хенрик, сразу занявшие свои места и погрузившиеся в продолжение вчерашней беседы.
      – Я ставлю на мужчину, – заявила Анита, наблюдая за Роем, плутавшим в темноте с банкой. – Нужно иметь немалую силу в руке, чтобы так запросто это проделать…
      – Тебе хорошо говорить, – раздраженно сказала Эва. – У Хенрика алиби. А Рой шатался за его плечами целый вечер…
      – Ну, дорогая моя, муж-убийца – это же так интересно!
      По заметному даже в темноте блеску глаз я поняла, что вряд ли отношение Эвы к Аните будет в дальнейшем особенно нежным. Анита же купалась в сенсации, как саламандра в огне.
      Веселый вечер наконец подошел к концу. Г-н Мульгор, тысячу раз извинившись, сообщил нам, что никому нельзя покидать Аллеред без его согласия. Эве, Рою и Аните разрешалось жить дома, не выезжая за границы Роскилля и Копенгагена. Полной свободой пользовались лишь Лешек и Хенрик.
      – Мне очень жаль, дорогая, что вынужден бросить тебя в такой идиотской ситуации, – печально сказал Лешек. – Но я должен отплыть. Да и вряд ли от меня был бы толк. Чем меньше здесь будет гостей, тем лучше для тебя.
      Алиция меланхолично кивнула.
      – Приезжай, когда все это кончится, – сказала она со вздохом.
      Г-н Мульгор собирал свою команду. Я стояла на пороге террасы и видела, как в кухонном проеме Эльжбета задержала Алицию и что-то сказала ей. Алиция оживилась, но на полуслове их прервали: уезжали представители власти. Пройдя мимо меня, Алиция вышла на террасу. Эльжбета скрылась на кухне.
      Я сделала шаг, чтобы тоже выйти, но вдруг услышала в прихожей какой-то шорох. Было совсем темно, и я лишь уловила, как дверь скрипнула и кто-то тихо вышел наружу…
      Я обошла дом и вышла на дорожку. Там стояли Рой и Эва, Анита и Хенрик, Лешек, Зося, Алиция и Павел. Полицейские как раз уезжали.
      Я задержалась у калитки, поглядела на них и ощутила беспричинную тревогу. Кто же из них минуту назад вышел из темной передней так таинственно и так осторожно?