– С чего ты взяла, что Аллеред означает все красное? – возмутилась Алиция. – Что за чушь?!
      …Так началось мое пребывание в Аллеред. Мы стояли у вокзала и ждали такси. Если бы Алиция обладала даром предвидения, мой перевод возмутил бы ее гораздо сильней.
      – А что тебе не нравится? Ред – красный, алле – все…
      – На каком, интересно, языке?
      – На немецко-английском.
      – А… Слушай, что у тебя в чемодане?
      – Твой бигос, твоя водка, твои книги, твоя вазочка, твоя колбаса…
      – А свое у тебя что-нибудь есть?
      – Конечно – пишущая машинка. «Ред» – это красное. И все. Я так решила.
      – Ерунда! «Ред» – это что-то вроде просеки. Такой вырубленный лес. Рос себе рос, никому не мешал, а потом раз – и не стало его…
      Подъехала машина. Водитель помог нам втиснуться в кабину вместе с чемоданами. Дорога заняла ровно три минуты.
      Я не унималась:
      – Всем известно, что «ред» – это красный, а про лес никто и не слыхал. Раз его вырубили, то и говорить не о чем. Аллеред – все красное.
      – Сама ты красная. Загляни в словарь и не пори чушь! – рассвирепела Алиция.
      Она вообще была не в себе. Это сразу бросалось в глаза. Но выяснить, в чем дело, я так и не смогла: дороги хватило только на «все красное», а в доме оказалось полно народу, и поговорить спокойно не удалось. Зато наш спор увлек всю компанию, и мой перевод, несмотря на ярость Алиции, всем пришелся по вкусу.
      – Располагайся, умывайся, делай, что хочешь, только не морочь мне голову, – нетерпеливо сказала она. – Сейчас еще явятся…
      Я поняла, что попала на светский прием средних размеров, только никак не могла разобраться, кто тут гость, а кто в этом сумасшедшем доме живет. Просветил меня Павел, сын нашей общей приятельницы Зоси. Сама она наотрез отказалась от всяких разговоров, самозабвенно отдавшись приготовлению соответствующей моменту изысканной закуски.
      – Когда мы приехали, Эльжбета уже была, – начал Павел. – Эдек ввалился сразу за нами, а Лешек – сегодня утром. Четверо пришли в гости: Анита с Хенриком и Эва с этим, как его там, Роем. Алиция в бешенстве, мать в бешенстве, а Эдек пьет.
      – Без перерыва?
      – По-моему, да.
      – А по какому случаю Содом и Гоморра?
      – Лампу обмываем.
      – Что еще за лампа?
      – В саду. То есть, я хотел сказать, на террасе. Подарок Алиции на именины от какой-то родни – пришлось подвесить. Датское общество уже отметило это событие, сегодня наша очередь…
      Пришли остальные. Я с любопытством разглядывала Аниту и Эву, которых не видела почти два года. Рядом с Эвой миниатюрная загорелая Анита с буйной копной черных волос выглядела мулаткой. Ее муж Хенрик, обычно спокойный и добродушный, показался мне слегка взволнованным. Рой, муж Эвы, высокий худой блондин, сверкал белозубой улыбкой и смотрел на жену еще нежней, чем два года назад. После ужина торжество, достигнув кульминации, перенеслось на террасу, где в метре от пола сияла красным светом виновница торжества, обтянутая большим черным абажуром, не пропускавшим света.
      Алиция, как челнок, сновала между кухней и террасой, с маниакальным упорством обслуживая гостей. Я поймала ее в дверях.
      – Ради бога, сядь наконец! У меня голова кружится, когда ты так носишься.
      Алиция вырвалась у меня из рук и пыталась умчаться одновременно в разные стороны.
      – Апельсиновый сок в холодильнике… – в полуобмороке пробормотала она.
      – Я принесу! – вынырнул из полумрака Павел.
      – Вот видишь, он принесет… Сядь в конце концов, черт тебя побери!
      – Он принесет! Откроет холодильник и будет глазеть… Ну ладно, неси, только внутрь не смотри!
      Павел сверкнул в темноте странным взглядом и пропал в глубине дома.
      Я втащила Алицию на террасу и заставила сесть в кресло, заинтригованная до крайности.
      – Почему нельзя смотреть в холодильник? Там у тебя что-нибудь этакое?… – Я сгорала от любопытства.
      Алиция расслабленно вздохнула, вытянула ноги и взяла сигарету.
      – Ничего этакого. Просто, если холодильник долго держать открытым, придется его размораживать. А Павел распахнет дверцу и будет сто лет сок высматривать…
      Из мрака вынырнули ноги Павла, потом появилась его рука с молочной бутылкой.
      – Что ты принес? – расстроилась Зося.
      – Алиция велела брать не глядя.
      – Не уносите молоко. Хенрик с удовольствием выпьет! – вмешалась Анита.
      Обычно тихое жилище в Аллеред напоминало разворошенный муравейник. Одиннадцать человек носились вокруг многоуважаемой лампы, временами исчезая в черной дыре между кухней и террасой. Из-за датчан – Роя и Хенрика – говорили на нескольких языках сразу. А я все не могла понять, кому пришло в голову устроить этот бедлам. Воспользовавшись шумом, попыталась что-нибудь узнать у Алиции.
      – Ты что, свихнулась и специально созвала всех разом, или это просто стихийное бедствие? – спросила я, не скрывая неодобрения.
      – Бедствие! – взорвалась Алиция. – Какое там бедствие! Просто у каждого свои капризы! Я все продумала, распределила, когда кому приезжать, но им, видите ли, так удобно! Сейчас очередь Зоси и Павла, и вовремя приехали только они. Эдек собирался ко мне в сентябре. А те6я я ждала в конце июня. А сейчас у нас что?
      – Август…
      – Вот именно.
      – Раньше не могла – влюбилась.
      – А Лешек…
      Алиция оборвала фразу на полуслове и посмотрела на меня изумленно:
      – Что сделала?!
      – Влюбилась, – призналась я с раскаянием.
      – Тебе что, мало было?! С ума сошла? В кого?
      – Ты его не знаешь. Похоже, я встретила того самого блондина моей жизни, которого предсказала гадалка. Долгая история, как-нибудь расскажу. Так когда приехали Лешек и Эльжбета?
      – А, Лешек… Подожди, и что? Разлюбила и приехала?
      – Наоборот. Поняла, что мой отъезд уже ничего не изменит, и приехала. Ну а Лешек и Эльжбета?
      – Кто это?
      – Бог мой, ты не знаешь Лешека и Эльжбету?! Отец и дочь, вон сидят перед тобой. Кжижановские их фамилия…
      – Идиотка. Я о твоем хахале спрашиваю. Лешек приплыл на яхте на несколько дней, а Эльжбета приехала из Голландии, тоже ненадолго. Возможно, поплывет обратно с отцом, не знаю. Честно говоря, я их вообще не приглашала.
      – А Эдек почему сейчас приехал? У меня хоть уважительная причина.
      – Он вроде бы хочет сообщить мне что-то страшно важное и неотложное. Да вот три дня уже не может объяснить, в чем дело. Никак не протрезвеет…
      Главным занятием Эдека на протяжении всей сознательной жизни было пьянство, только поэтому Алиция в свое время не закрепила юношеских чувств прочными узами и ограничилась дружбой. Может, теперь чувства возродились?
      – Пьет все так же? – полюбопытствовала я, потому что к Эдеку у меня свой интерес, очень нужно было, чтобы он хоть на минуту протрезвел. – Не бросил?
      – Куда там! Половину того, что привез, уже успел вылакать.
      Я захотела выяснить, не догадывается ли Алиция, о чем Эдеку так не терпится с ней поговорить, но опоздала. Она сорвалась с кресла и исчезла во тьме. Павел и Зося тщетно искали апельсиновый сок. Анита вызвалась им помочь. Эва вспомнила вдруг, что как раз сегодня они купили несколько банок, и послала Роя за ними в машину. Апельсиновый сок поглощал все мысли, ревел Ниагарским водопадом, и казалось, что нет больше ничего на свете – только апельсиновый сок…
      Наконец Алиция его нашла. Зато Эльжбета проголодалась и принесла себе несколько аппетитных бутербродов. Тут же захотели есть Павел и Лешек. Алиция, никому не доверяя, понеслась делать бутерброды сама. Зося начала искать новую банку кофе. Эва потребовала для Роя очень крепкого. Анита по ошибке налила Хенрику пива в молоко…
      Вечер набирал обороты. Каждый считал своим долгом как можно чаще вскакивать с места, и все с редкой изобретательностью все время чего-то хотели. Только три пары ботинок под красной лампой оставались недвижимыми. Две из них принадлежали Лешеку и Хенрику, обсуждавшим на странной смеси немецкого и английского достоинства и недостатки разных типов яхт. Они так увлеклись, что полностью игнорировали всех остальных. Эдек также не покидал своего кресла, под рукой у него стоял большой ящик с запасом напитков, которые он употреблял без разбора и ограничений. И вдруг раздался дикий вопль.
      – Алиция!!! – заорал Эдек, перекрывая общий шум. – Алиция!!! Что ты себе позволяешь?!
      Вопрос прозвучал в темноте так странно и неожиданно, что все вдруг замолчали. Алиция не ответила – ее не было на террасе.
      – Алиция!!! – снова гаркнул Эдек, с грохотом ставя стакан с пивом на ящик. – Алиция, черт тебя возьми, ты чего нарываешься?!
      Ноги Алиции, видимо, услышавшей глас вопиющего в пустыне, появились наконец в красном круге. Эдек пытался подняться, но рухнул обратно в кресло.
      – Алиция, ну чего ты?…
      – Ладно, ладно, – мягко сказала она. – Не дури, Эдек, разбудишь весь город.
      – Ты на что нарываешься?… – продолжал Эдек чуть тише. – Зачем ты принимаешь в доме этих?… Ведь писал же тебе!…
      Мрак над красным кругом снова наполнился гамом. Вся компания, учитывая состояние Эдека и не зная, что еще он может ляпнуть, на всякий случай пыталась его заглушить. Это удалось – голос Эдека потонул в общем шуме. Лешек расхваливал Хенрику чью-то корму. Анита настойчиво уговаривала всех съесть последние бутерброды. Зося голосом Валькирии требовала, чтобы Павел открыл бутылку пива… Алиция подсела к Эдеку:
      – Не позорься, тут не кричат – тут Дания…
      – Я же тебе писал, чтобы поостереглась, была осторожнее! Писал же!…
      – Возможно. Я не читала.
      – Алиция, вода готова! – позвала Эльжбета из темноты.
      – Я тебе сейчас все расскажу, – упорствовал Эдек. – Раз ты не читала, я сам расскажу! Ему, кстати, тоже скажу!… Ты почему не прочитала письмо?
      – Оно куда-то пропало. Ладно, расскажешь, но не сейчас.
      – Сейчас!
      – Ладно, сейчас, только подожди минуту, я тебе кофе сделаю…
      Я слушала эти реплики с большим интересом. Алиция пошла варить кофе. Я за ней, в надежде, что помогу ей быстрее вернуться и Эдек еще что-нибудь скажет. Потом понадобились сливки, сахар, соленые палочки, пиво, коньяк, швейцарские шоколадки… В дверях появлялись и исчезали смутные силуэты, под лампой возникали и пропадали красные ноги. Эдек получил кофе, успокоился и затих, видно, утомленный коротким, но бурным выступлением.
      – А главное, это еще не конец, – сказала нервно Алиция, присаживаясь рядом. – Еще приедут Владек и Марианн… Он что, спит?
      Я посмотрела на неподвижные ноги Эдека.
      – Наверное. Будить будешь или оставишь тут до утра?
      – Не знаю. Интересно, что он мне написал?
      – А письмо вообще было?
      – Было. Правда, не успела прочитать. Потом пыталась его найти, но безуспешно. Совершенно не представляю, что бы это могло быть. Спьяну он совсем невменяемый.
      Незадолго до полуночи Эва дала сигнал к отбою. Алиция зажгла свет по другую сторону дома, над дверями возле калитки, и наконец стало что-то видно. Все, кроме Эдека, вывалились на улицу к автомобилям Роя и Хенрика.
      – Наконец-то! – выдохнула измученная Зося, когда мы вернулись на террасу. – Оставь, я уберу. Павел, за дело! Алиция, ты это все не трогай, займись Эдеком.
      – Эдека оставь напоследок, – посоветовала я Алиции, собирая посуду.
      – Лучше его сразу уложить.
      – Отдайте мне Павла. Поможет нести постель, – вздохнула Алиция. – Слава богу, что больше нечего обмывать!
      Эльжбета начала мыть посуду. Лешек и Павел внесли в комнату часть стульев и кресел и помогли Алиции переоборудовать дом на ночь.
      – Эдек спит на катафалке, – обратилась ко мне Зося. – Может, лучше положить его сегодня тут, на диване? До катафалка его придется тащить по лестнице…
      – Предложи это Алиции.
      Катафалк стоял на возвышении в ателье Торкилля, пристроенном к основному зданию. Это была кровать неслыханно сложной конструкции, купленная, видимо, для частично парализованных гостей. Там было малоуютно, но неожиданно удобно. При слове «катафалк» Алицию передергивало, и мы честно старались при ней избегать этого прозвища, что удавалось, правда, с большим трудом.
      – Возможно, вы правы, – неуверенно сказала она, посмотрев на Эдека, одиноко сидящего на террасе. – На диване действительно будет проще.
      – А на катафалке кто будет спать? – заинтересовался Павел. – Тьфу, то есть, я хотел сказать – на постаменте.
      – Павел!… – выкрикнула Зося с упреком, видя блеск в глазах Алиции.
      – Ну, на этом родильном столе, – поправился Павел поспешно. – То есть, на операционном…
      – Павел!…
      – Ну, я уже ничего не говорю…
      – А кто раньше спал на диване? – спросила я громко, чтобы прекратить эти бестактности.
      – Эльжбета, – с облегчением ответила Зося. – Эльжбета переселится на эстраду… то есть, я хотела сказать, на… кровать.
      – Эльжбета! – устало позвала Алиция. – Ты в гробу спать будешь?
      – Могу, – ответила с каменным спокойствием Эльжбета, появляясь в кухонных дверях с тарелкой в руках. – Где у тебя гроб?
      – В ателье.
      – Какое-то новое приобретение? – вежливо поинтересовалась Эльжбета.
      – Катафалк, – желчно объяснила Алиция.
      – А, катафалк! Конечно, я посплю на этом памятнике. Мне никогда ничего не снится…
      Меня не было на террасе, когда Алиция, Лешек и Зося попытались разбудить и транспортировать Эдека. Услышав крик Зоси, я выбежала из дома.
      В падающем из комнаты свете было ясно видно смертельную бледность, запрокинутое вверх лицо, бессильно упавшую руку и недвижимые, широко открытые, всматривающиеся в черное небо глаза.
      Эдек был мертв.

* * *

      В том, что это убийство, сомневаться не приходилось. Удар был нанесен сзади.
      Мы сидели за завтраком, тупо уставясь в тарелки и напряженно вслушиваясь в телефонные переговоры Алиции. С половины второго ночи до пяти утра табун полицейских носился по дому и саду в поисках орудия преступления. Их попытки объясниться с нами по-датски имели весьма плачевный результат.
      Мы реагировали на происшедшее по-разному. Алиция держалась в основном благодаря присутствию Лешека – давнего друга. Сам Лешек и Эльжбета сохраняли философское спокойствие, бывшее, вероятно, их семейной чертой. У Зоси все летело из рук. Павел был захвачен сенсацией. Я же чувствовала себя выбитой из колеи: не для того ехала в Аллеред, чтобы наткнуться на труп.
      Очередной звонок. Любезные до крайности полицейские сообщали новые подробности.
      – Удар выдает профессионала, пырнули сзади острым, не очень длинным предметом, – поделилась Алиция, кладя трубку.
      – Вертел! – вырвалось у Павла.
      – Помолчи, а? – мрачно буркнула я.
      – Никакой не вертел, а стилет, – ответила Алиция. – Возможно, пружинный. Не знаю, бывают пружинные стилеты? Сейчас они опять приедут искать. Ешьте быстрей.
      – Почему они думают, что стилет, да еще пружинный, если в Эдеке ничего не было? – брезгливо спросила Зося.
      – Рана выглядит как-то типично. Ешьте быстрей…
      – Думаешь, лучше будет, если мы еще оптом подавимся?
      – Ешьте быстрей… – простонала совершенно потерявшая чувство юмора Алиция.
      Мы покорно проглотили все, не жуя, и привели помещение в порядок. Правда, полиция появилась только через полтора часа.
      Из-за языковых сложностей для проведения следствия к нам прислали некоего г-на Мульгора – худого, высокого, бесцветного и очень скандинавского. Этот господин (его служебный ранг навсегда остался для нас тайной) имел каких-то польских предков и на польском изъяснялся весьма своеобразно, полностью пренебрегая принятой в Польше грамматикой. Впечатление, однако, он производил симпатичное, и все мы искренне желали ему успеха.
      Его помощники сразу кинулись искать тонкий и острый стальной предмет. Мы же собрались за длинным столом в большой комнате. Г-н Мульгор примостился в кресле с большим блокнотом в руках. Следствие началось. Алиция присутствовала при обыске, и за столом не осталось никого, кто бы говорил по-датски.
      – Итак, было ли особ тьма и тьма? – спросил он любезно, беря быка за рога.
      Мы единодушно вытаращили глаза. Павел неприлично фыркнул, Зося застыла с сигаретой в одной и зажигалкой в другой руке, Лешек и Эльжбета, похожие, как сиамские близнецы, уставились на него неподвижным взглядом с одинаково загадочным выражением. Все молчали.
      – Было ли особ тьма и тьма? – терпеливо повторил г-н Мульгор.
      – Что это значит? – вырвалось у Павла.
      – Может быть, он спрашивает, как много нас было? – предположила я с сомнением.
      – Да, – подтвердил г-н Мульгор и приветливо мне улыбнулся. – Сколько штук?
      – Одиннадцать, – кротко ответил Лешек.
      – Кто есть оные?
      Сообщили ему анкетные данные всех присутствовавших во время преступления. Г-н Мульгор записал.
      – Кто и что делали особы?
      – Почему только мы? – вознегодовала Зося, считая, что вопрос относится к женщинам.
      – А кто? – удивился г-н Мульгор.
      Лешек сделал в сторону Зоси успокаивающий жест:
      – Мы тоже. Он имеет в виду нас всех. Говорите, кто что помнит.
      – Я – ноги, – решительно заявил Павел. – Помню только ноги.
      – Какие ноги? – заинтересовался г-н Мульгор.
      Павел смущенно посмотрел на него.
      – Не знаю, – начал он неуверенно. – Наверное, чистые…
      – Почему? – нахмурив брови, спросил г-н Мульгор.
      Павел испугался окончательно:
      – Господи! Не знаю. Наверное, их мыли, нет? Тут все моют ноги.
      – Павел, ради бога!… – расстроилась Зося.
      Г-н Мульгор производил впечатление человека, который терпеливо снесет все:
      – Почему одни ноги? А остальное туловище нет?
      – Нет, – сказал поспешно Павел. – На ногах была лампа, а на остальном туловище нет.
      Видимо, манера изъяснения г-на Мульгора становилась заразительна. Зося попробовала поправить дело.
      – Павел, подожди! Наверху туловища было темно. Тьфу! Скажите это как-нибудь по-польски!
      – Может, слезем с этого туловища, – предложил Лешек, – и попросту покажем пану…
      Г-н Мульгор пожелал воспроизвести обстановку полностью. Мы продемонстрировали ему лампу, расставили стулья и кресла так же, как вчера. Удалось установить, кто где сидел. Я решила внести свою лепту.
      – Лешека и Хенрика можем выбросить из головы, – заявила я без колебаний. – Оба, этот пан и Хенрик Ларсен, целый вечер не двигались с места, могу подтвердить под присягой.
      – А пани двигалась? – спросил г-н Мульгор, видимо, подозревая во мне скрытую эпилептичку.
      – Конечно. Несколько раз ходила за сахаром, за сигаретами, варила кофе…
      Эльжбета, Эдек, Лешек, Хенрик и я, Алиция, Эва, Рой, Зося и Павел сидели по часовой стрелке от входа. Сидели чисто теоретически: на самом деле все время вскакивали, ходили, занимали чужие кресла. Только Лешек и Хенрик сидели как прикованные. Г-н Мульгор проверил, не мог ли случайно Лешек убить Эдека, не сходя с места, но эксперимент не удался. Тем более не мог этого сделать Хенрик, сидевший еще дальше.
      А значит, убийцу следовало искать среди остальных восьми человек.
      Под бдительным взором г-на Мульгора мы долго и безрезультатно пытались установить, кто что делал и где при этом находился. Потом занялись поисками мотива преступления.
      – Или не голубила его одна особа? – спросил наш Шерлок Холмс, не сводя с нас пронзительного взгляда.
      Мы заколебались. Можно было, конечно, сказать, что его голубила Алиция, но г-на Мульгора скорее интересовало, не питал ли кто к Эдеку неприязнь. Ничего такого не приходило на ум. Эдек в трезвом состоянии был очень милым и обаятельным.
      – Нет, – сказал Лешек после долгого молчания, – все его любили.
      Господин Мульгор задумался и задал следующий коварный вопрос:
      – Инцидент. Случался какой, либо нет?
      Мы смотрели на него, избегая глядеть друг на друга. Молчание затягивалось. Каждый боялся что-нибудь ляпнуть без согласования с Алицией. Был ли в выкриках пьяного Эдека какой-то смысл? Она его знала лучше…
      Я поняла, что молчать дальше становится неприлично, и решила найти Алицию.
      – Сейчас вернусь! – заявила я, не вдаваясь в подробности, и покинула террасу прежде, чем господин Мульгор успел открыть рот.
      Алицию я нашла в ателье стоящей на четвереньках с головой, засунутой под катафалк. Мне показалось, что проще залезть к ней, чем пытаться ее оттуда вытащить.
      – Эй, послушай, – сказала я ее локтю, пытаясь одновременно выпутать волосы из каких-то элементов конструкции. – Дошли до инцидентов, которые были. Не знаем, говорить ли о воплях Эдека. Ты как считаешь?
      – Не знаю, – сердито ответила Алиция. – Может, оно сюда завалилось? Не могу, к чертям собачьим, его найти! Где оно, к дьяволу, может быть?!
      – Кто?!
      – Письмо от Эдека! Не знаю, что он там написал.
      – А нам молчать, пока ты его не найдешь? Решай быстро, говорить правду или нет?
      Алиция отодвинула локоть и с большим трудом повернулась ко мне.
      – Какую правду? – подозрительно спросила она.
      – Я же тебе объясняю. Он спрашивает, были ли инциденты, а мы все молчим, как глухонемые. У тебя тут самые верные приятели. Признаваться или нет?
      – Эй! – вдруг откуда-то сзади заорал Павел. – Теперь всегда будут только ноги, без туловища?
      – Что ему надо? – буркнула Алиция. – Я не понимаю, что он говорит.
      – Зато я понимаю. Чего тебе надо?
      – Мне ничего. Но этот тип хочет, чтобы вы обе пришли. Он вас ждет!
      Мы отцепили головы от катафалка и начали выкарабкиваться на свет. Алиция вдруг решилась:
      – Ладно, о воплях скажем, этого не скроешь. Но о письме ни слова. Может, это все пьяные бредни.
      Господин Мульгор назначил следственный эксперимент. Чтобы точно воспроизвести события, он попросил позвать в Аллеред всех гостей, чем довел Алицию до состояния, близкого к апоплексии. Наконец он покинул дом вместе со всей свитой и несколькими килограммами разнообразных металлических предметов – портновскими ножницами, куском старого подсвечника, стальной измерительной рулеткой… Ничего похожего на стилет не нашли.
      На следующий день Алиция решительно заявила: к телефону не звать – ее нет дома, и неизвестно, когда она вернется. Это почти соответствовало истине: мы с ней решили заняться крапивой в дальнем углу сада, уверяя друг друга, что физический труд хорошо влияет на психику. Мысли мои при этом были заняты иным.
      Неожиданная смерть Эдека задела и меня лично. Мне необходимо было задать ему один вопрос. Ответить мог только Эдек, и никто другой.
      – Понять не могу, кому Эдек стал поперек дороги?! – свирепо сказала я. – Ужасное свинство так неожиданно его прикончить!
      – Он что-то знал, – задумчиво произнесла Алиция. – С самого приезда делал какие-то намеки.
      Я навострила уши. Но Алиция вдруг горестно застонала.
      – Что я за дура? Рта ему раскрыть не давала! Обращалась как с пьяным! Не слушала, что он говорил!
      – Перестань! Он действительно был пьяный! Кто же мог предположить, что протрезветь он уже не успеет!
      – А теперь ничего и не скажет…
      – Конечно, не скажет, сдурела, что ли? Если бы он сейчас что-нибудь сказал, ты тем более не стала бы слушать, а удрала бы со всех ног. Кому он еще хотел это сказать?
      – А действительно, кому?
      – Откуда я знаю? По-моему, он махнул рукой.
      – Все время махал руками. Темно же было. Дурацкая затея с этой лампой. Кажется, показал где-то между тобой и Эвой.
      – Мы обе женского пола, – я чудом увернулась от очередного пука крапивы, которым Алиция размахивала у меня перед носом. – Ты не могла бы бороться с сорняками чуть менее энергично? От ревматизма я уже вылечилась: меня две недели кусали красные муравьи.
      – Почему красные? – рассеянно спросила Алиция.
      – Такие водятся там, где я была…
      – Подожди. У меня с ними что-то связано…
      – Наверное. Муравьи красные. Все красное.
      – Подожди. Красные муравьи… А Зося об Эдеке не знает? Что-то она говорила, похоже на красных муравьев…
      – Зося может знать. Она же видела Эдека в Польше. Надо спросить.
      – Может, он там с кем-нибудь встречался?…
      Внутри у меня что-то дрогнуло.
      – Похоже, Эдек что-то о ком-то знал, – осторожно сказала я. – И этот кто-то его укокошил. Ты как думаешь: кто-то из нас или чужой?
      Алиция рассвирепела:
      – Кто-то из нас – это кто, ты?
      – Рехнулась? Почему я?!
      – Ну и не я. Возможно, и не ты. Лешек и Хенрик отпадают. Кто остается? Зося? Павел? Эльжбета?
      – Еще Анита, Эва и Рой. Про них забыла?
      – Я мыслю логично. Он их почти не знал. Скорее всего имел в виду кого-то из Польши, он ведь никуда не ездил. Будь любезна, убирайся отсюда к чертовой бабушке!
      Я опешила.
      – Бога ради, почему?! – спросила я пораженно. – Так сразу?
      – Что? – буркнула рассеянно Алиция. – Пошла вон! Будешь еще тут жужжать!
      – Я думала, это ты мне, только не поняла, убираться из крапивы или вообще из Аллеред. Делала бы ты, что ли, паузу, меняя собеседника!
      – Что?… Нет, это я осе. К гостям пока еще так плохо не отношусь.
      – Может, и зря. Из вчерашних событий следует, что Эдек был прав. Принимаешь у себя черт знает кого…
      Наступившие сумерки прервали наше занятие.
      Вытащенная на террасу Зося задумалась.
      – Не понимаю, о чем вы говорите, – наконец сказала она. – Какая связь между красными муравьями и Эдеком? Ничего такого не помню… Павел!
      Павел оказался более полезным.
      – Знаю! – разволновался он. – Это про того типа в красной рубашке. Не муравьи, а рубашка красная…
      – Действительно, – вспомнила Зося. – Павел как-то видел Эдека…
      – Что за тип? – нетерпеливо прервала Алиция. – Его кто-нибудь знает?
      – Не в курсе, – сказала Зося. – Павел?…
      – Я его не знаю. Месяца два назад видел Эдека с этаким черным типом в красной рубашке. Я же вам говорил!
      – Возможно, я пропустила мимо ушей, – призналась Алиция. – Кто это был?
      – Говорю, не знаю. Похоже, оба были на бровях, то есть, хочу сказать, под мухой… Ловили такси и махали руками, как ветряные мельницы. Этот черный в красной рубашке похож на южноамериканца. Они еще пытались залезть в угольный фургон. Поэтому, собственно, я за ними и следил: интересно было, что еще выкинут…
      Павел замолчал, посмотрел на нас и спросил осторожно:
      – Может, вы уже знаете, кто его убил?
      – При чем тут этот тип в красной рубашке? – возмутилась Зося.
      – Пока не знаем, – ответила я одновременно Зосе и Павлу. – Может, вам что-нибудь придет в голову?
      – Меня это вообще не касается! – вспылила Зося. – Меня тошнит от убийств!
      Алиция вдруг очнулась.
      – Тип в красной рубашке ничего не значит, – заявила она решительно. – Мало ли с кем Эдек мог спьяну ездить на угольном фургоне! Все это бесполезно. Не знаю, зачем завтра устраивать этот ад. Никто ничего не помнит. А кстати, мне готовить такой же ужин? В холодильнике – ни крошки!
      – Может, он надеется, что убийца хлопнется в обморок и тем себя обнаружит? – предположил Павел.
      – Чушь! – сердито сказала Зося. – Обойдутся! Пусть наедаются дома!
      – Кофе, – предложила я Алиции. – В крайнем случае – остатки водки.
      – Водку жалко…
      – Ну, без водки. Пиво. Вечер по-датски, с одним пивом. Эва, может быть, привезет апельсиновый сок…
      Про апельсиновый сок Эва, конечно, забыла. Была слишком взволнована и расстроена необходимостью снова приехать в Аллеред в том самом наряде, что и накануне. Два раза кряду появиться в одном и том же платье, да еще в присутствии тех же людей – с этим могла смириться далеко не каждая женщина.
      Бардак, устроенный на этот раз, был вне конкуренции. Сидевший на месте Эдека полицейский (он должен был в надлежащий момент крикнуть что-нибудь и стукнуть стаканом по ящику) от усердия постоянно издавал дикие рыки. Посланный в машину за соком Рой принес банку смазочного масла. На журнальных столиках стояло с полтонны сахара, муки и соли в разнообразных сосудах. Пива оказалось мало. Точнее, мало закрытых бутылок, которые Павел должен был открывать. Содержимого открытых бутылок хватило бы еще недели на две. Датская полиция во главе с г-ном Мульгором наблюдала за нами с легкой паникой. Какой-то элемент покоя вносили Лешек и Хенрик, сразу занявшие свои места и погрузившиеся в продолжение вчерашней беседы.
      – Я ставлю на мужчину, – заявила Анита, наблюдая за Роем, плутавшим в темноте с банкой. – Нужно иметь немалую силу в руке, чтобы так запросто это проделать…
      – Тебе хорошо говорить, – раздраженно сказала Эва. – У Хенрика алиби. А Рой шатался за его плечами целый вечер…
      – Ну, дорогая моя, муж-убийца – это же так интересно!
      По заметному даже в темноте блеску глаз я поняла, что вряд ли отношение Эвы к Аните будет в дальнейшем особенно нежным. Анита же купалась в сенсации, как саламандра в огне.
      Веселый вечер наконец подошел к концу. Г-н Мульгор, тысячу раз извинившись, сообщил нам, что никому нельзя покидать Аллеред без его согласия. Эве, Рою и Аните разрешалось жить дома, не выезжая за границы Роскилля и Копенгагена. Полной свободой пользовались лишь Лешек и Хенрик.
      – Мне очень жаль, дорогая, что вынужден бросить тебя в такой идиотской ситуации, – печально сказал Лешек. – Но я должен отплыть. Да и вряд ли от меня был бы толк. Чем меньше здесь будет гостей, тем лучше для тебя.
      Алиция меланхолично кивнула.
      – Приезжай, когда все это кончится, – сказала она со вздохом.
      Г-н Мульгор собирал свою команду. Я стояла на пороге террасы и видела, как в кухонном проеме Эльжбета задержала Алицию и что-то сказала ей. Алиция оживилась, но на полуслове их прервали: уезжали представители власти. Пройдя мимо меня, Алиция вышла на террасу. Эльжбета скрылась на кухне.
      Я сделала шаг, чтобы тоже выйти, но вдруг услышала в прихожей какой-то шорох. Было совсем темно, и я лишь уловила, как дверь скрипнула и кто-то тихо вышел наружу…
      Я обошла дом и вышла на дорожку. Там стояли Рой и Эва, Анита и Хенрик, Лешек, Зося, Алиция и Павел. Полицейские как раз уезжали.
      Я задержалась у калитки, поглядела на них и ощутила беспричинную тревогу. Кто же из них минуту назад вышел из темной передней так таинственно и так осторожно?

* * *

      В понедельник Алиция сочла за лучшее пойти на службу. Домашний арест никто особенно близко к сердцу не принял, и все собрались ехать в Копенгаген. Зося должна была встретиться там с Алицией и вместе с ней вернуться домой. Мы с Павлом хотели посетить Тиволи. Эльжбета намеревалась пойти к приятелям и вернуться позже. Г-н Мульгор на все дал согласие…
      В доме не было ни крошки съестного. Мы с Зосей обошли магазины и среди прочего купили виноград – любимое лакомство Алиции. Вымыли его, красиво уложили в миску, поставили на низкий стол у дивана. И вышли из дома…
      Я стояла вместе с Павлом у рулеточного стола в Тиволи и думала об убийстве. Эта история все больше мне не нравилась.
      – Павел, скажи правду! – потребовала я, решив поставить вопрос ребром. – Переждем тринадцать… Не ты убил Эдека?
      – Почему я? – возмутился Павел, не отрывая глаз от крутящегося круга. – Переждем девятку…
      Моя страсть к азартным играм всегда была неукротима.
      – Который раз? – спросила я с интересом.
      – Сейчас будет восьмой.
      – Будь внимателен. Может скоро выйти… Не знаю, почему ты. Если окажется, что это ты, тогда и начну удивляться. А сейчас я спрашиваю: ты?
      – Нет, – рассеянно ответил Павел. – Зачем мне его убивать? И никакого стилета у меня никогда не было. Смотри, смотри – тринадцать!…
      Он кинул дикий взгляд на номер в обводе круга.
      – Нет, проскочило! Сейчас, слава богу, тоже не будет! Послушай меня, оставь на девятке.
      – Сейчас?
      – Да. Точно не ты?
      – Честное слово! Ну?… Есть!
      – Девять. Четыре кроны, – сказал крупье.
      – Ставь еще раз. Должно выйти. Слушай, если это не ты…
      – Это мое? – оживился Павел, показывая на жетоны.
      – Твое. Забирай. Слушай, если не ты…
      – Девять. Восемь крон, – сказал крупье.
      – О!… – утешился Павел и сгреб следующую кучу железок. – Ну, теперь опять переждем. Теперь должно быть тринадцать.
      – Не будет, но поставь. Слушай, если не ты…
      – Пять и девять. Четыре кроны, – сказал крупье.
      – Я же говорила, чтобы держался девятки. Ставлю на тринадцать. Или нет, переждем. Послушай в конце концов, что я говорю! Если это не ты, то скажи мне, где ты был, когда все помчались провожать полицейских?
      – Там же. Помчался провожать.
      – Каким путем? Вокруг дома?
      – Ага. Я теперь пережду четверку.
      – А перед этим ты был на террасе?
      – Ага.
      – Разорюсь на этом идиотском тринадцатом… А еще там кто был?
      – Все. Сейчас поставить?… Нет, еще пережду.
      – Кто все? Вспомни… Ну, есть!
      – Тринадцать. Восемь крон, – сказал крупье.
      – С шестого раза вышла, ставлю. Пережди четверку. Все – это кто? Кого-то должно не хватать.
      – Кого? – заинтересовался Павел.
      – Не знаю. Я тебя спрашиваю. Вспомни, кто там был.
      – Хенрик и Эва. Лешек. Полицейские. Алицию тоже видел. В общем, все были. Ага, Эльжбету я не видел.
      – Она была на кухне. А кто вышел из дома через другие двери, – ты не видел? Посмотри на эту четверку!
      – Нет, я теперь пережду семерку. Знаю, кто не выходил. Хенрик и Лешек. Эва почти все время была с ними. Она пришла сразу за полицейскими. А тот, кто не был, он что?
      – Ничего. Но, возможно, это был убийца. Какой мне толк от Хенрика… похоже на то, что и Эва отпадает…
      В последний вагон последнего поезда в Аллеред мы вбежали за секунду до отправления. Выйдя на платформу, столкнулись с Алицией и Зосей, которые ехали в соседнем вагоне.
      – И чего мы так спешили, – сказал Павел обиженно. – Думал, что ты уже давно ждешь и рвешь на себе волосы от волнения.
      – А если бы не спешили, то шли бы двадцать километров пешком или ночевали на вокзале? – заинтересовалась Алиция.
      – Конечно, – сказала Зося желчно. – Он никогда не спешит, а потом оказывается, что вмешались высшие силы.
      – Ой-ой! Какие такие высшие силы! – оскорбился Павел. – Ну, раз что-то случилось…
      – Не раз, а по крайней мере двадцать раз!
      Мы с Алицией оставили их выяснять отношения с глазу на глаз и пошли вперед.
      Зося с Павлом остались далеко позади. Мы повернули на тропинку, ведущую к калитке.
      – Эльжбеты еще нет? – удивилась Алиция. – Везде темно!
      – Может, она в ванной? Или спит…
      – Да ну! Она поздно ложится…
      Алиция не могла найти ключ, и я открыла дверь своим.
      – Куда он мог подеваться, всегда лежит тут, в сумке, в карманчике, – бормотала Алиция, входя следом за мной и зажигая свет в прихожей. – О, Эльжбета! Ты почему сидишь в темноте? А где сюрприз? – Все это она говорила, не двигаясь с места и роясь в сумке. Я вошла в комнату, нажала на выключатель и буквально вросла в пол на пороге комнаты, потеряв разом голос и силы.
      На диване за столом сидел совершенно незнакомый тип. Его лицо было какого-то ужасного сине-зеленого цвета. Рот полуоткрыт, вытаращенные глаза неподвижны, руки бессильно разбросаны по сторонам.
      Алиция наконец нашла ключ, и вдруг, что-то почувствовав, посмотрела на меня, потом на диван у стола.
      – Что вам… – начала она и замолчала. Медленно поставила сумку и медленно подошла к дивану.
      – Это и есть сюрприз? – спросила она с ужасом. – Кто это?
      За дверями раздались голоса Зоси и Павла. Алиция перевела слегка обезумевший взгляд с покойника на меня.
      – Кто это? – спросила она, пытаясь сохранить хладнокровие. – Ты его знаешь?
      – В жизни не видела.
      Вошла Зося и застыла на пороге.
      – Иезус Мария! Кто это?! Что ему?! Что с ним случилось?…
      – Невероятно! – сказал Павел, задумчиво глядя на незнакомца. – Что же это делается! Кто это такой?
      – Как, вы не знаете его? – возмутилась Алиция. – В таком случае кто же это? Как он сюда попал?! Где Эльжбета?! И каким образом я должна поддерживать в доме порядок, если первый встречный может прийти сюда и умереть!…
      – Где Эльжбета?! – истерически взвизгнула Зося.
      – Я здесь, – раздался спокойный голос Эльжбеты, и она вышла из ванной в халате, с волосами, накрученными на бигуди. – Что-нибудь случилось? – Посмотрела на диван, подошла ближе и вздохнула: – Бедный Казио. Я не знала, что мне с ним делать…
      – Как?! – прошептала с ужасом Алиция. – И убила его?!
      – Да нет, – ответила Эльжбета, не теряя спокойствия. – Привела его сюда, надеясь, что ты позволишь ему переночевать. Он забыл ключи от своей квартиры. Интересно, что с ним стряслось?…
      Совершенно подавленные, мы сидели на кухне и ждали г-на Мульгора. Стараясь не смотреть в сторону комнаты, слушали Эльжбету, а Зося, совсем одурев, периодически повторяла, что несчастья ходят парами, или начинала сетовать на мой дурной глаз.
      – Он в меня влюбился, – ровным голосом продолжала Эльжбета. – Поэтому тут и сидел. Я тебе о нем еще вчера хотела рассказать. Это тот, кто видел убийцу.
      Нас чуть не хватил удар. Павел поперхнулся кофе. Зося выронила ложечку. Я, уставившись на Эльжбету, погасила сигарету о край сахарницы. Эльжбета же тем временем говорила, что Казио работал в Копенгагене, жил в Аллеред, ехал вместе с ней домой, а ключи от дома, как оказалось, оставил в конторе. Поэтому она и привела его к Алиции. Но главным было не это: влюбленный Казио в пятницу вечером спрятался в зарослях в саду Алиции, надеясь углядеть предмет своего обожания. Видел и еще что-то – кусты, которые он облюбовал, находились как раз за плечами Эдека…
      – И не сказал тебе, что видел?! – потрясенно спросила Алиция.
      – Только сегодня признался, что там сидел. Вчера я не была в этом уверена.
      – Ты же еще вчера говорила, что есть свидетель!
      – Говорила, что, возможно, найдется. Я же знала, что Казио там сидел, хотя он и не признавался. А если сидел, значит, должен был что-то видеть. По крайней мере мне так кажется. Подумала, что ты мне простишь, если приведу его сюда – вдруг скажет что-нибудь интересное…
      – Почему ты не спросила сразу?
      – Меня это не интересовало, – отмахнулась Эльжбета с выражением безграничного равнодушия на прекрасном лице измученной мадонны.
      Павел бросил на Эльжбету шокированный взгляд. У Алиции в глазах было отчаяние.
      – Эй, слушайте, – сказала она. – Если кто-то из вас хочет мне что-нибудь сообщить, пусть делает это сразу. Я уже сыта по горло.
      – Подождите, – заволновалась я. – Когда вы говорили об этом? Случайно, не тут, на кухне, когда полицейские уезжали?
      Алиция и Эльжбета переглянулись.
      – Да. А ты откуда знаешь?
      Теперь переглянулись мы с Павлом.
      – Значит, это действительно был убийца! – Павел заерзал от волнения.
      – Где?!
      – Убийца был в прихожей, – объяснила я торжественно. – Подслушивал ваш разговор, а потом выскользнул через те двери. Я так и не увидела, кто это был! Если это ты, – обратилась я к Зосе, – то учти: я о тебе ничего такого не знаю и ничего не хочу сказать Алиции. Предупреждаю об этом прямо, потому что хотела бы еще немного пожить.
      Павел нервно захохотал, а Зосю передернуло:
      – Она с ума сошла?! – недоверчиво спросила она. – Слушай, не цепляйся ко мне!
      – Перестаньте! – рассердилась Алиция. – Я думаю. Этот, которой был в передней… Ты не выдумала?
      – Конечно, нет.
      – Что он мог услышать? Вспомни, что ты мне говорила!
      Эльжбета, спокойствие которой казалось просто нечеловеческим, очнулась от задумчивости:
      – Что я говорила? Подожди. Что кое-кто мог бы быть важным свидетелем. А ты спросила: кто? Я сказала, что один тип, который тут был в пятницу.
      – И меня, как всегда, кто-то позвал, – дополнила Алиция с раздражением. – А этот все услышал. Кто-то, кого не было на террасе…
      – Большое открытие, – язвительно заметила Зося.
      – Не мешай! Нужно вспомнить, кого не было на террасе.
      – Мы с Павлом уже пробовали вспомнить. Ничего это не дало. Чисты как снег только Лешек и Хенрик.
      Алиция задумчиво мешала кофе. Потом очнулась:
      – Я себе сахар положила?
      – Да, – произнесла Зося.
      – Нет, – добавил Павел.
      – Сойдитесь на чем-нибудь!
      – Может, попробуешь? – посоветовала я.
      Алиция попробовала.
      – Нет, – констатировала она, потянулась за сахарницей, вытянула из нее окурок и немного пепла и задумчиво бросила все это к себе в чашку. – Что-то здесь не так. Его убили, чтобы он мне ничего не сказал. Откуда они могли знать, что он сюда попадет? Эльжбета, может, ты говорила как-то иначе?
      – Возможно, – согласилась Эльжбета. – Возможно, сказала, что я кое-что знаю и завтра уточню. Все возможно…
      – Но это же огромная разница! Если говорила, что ты что-то знаешь, скорее пытались бы убить тебя. Хотя мы с Зосей должны были вернуться раньше, вы позже, а Эльжбета еще поздней. Не знаю, как он себе это воображал…
      У меня вдруг что-то мелькнуло: мы раньше, вы позже…
      – Повтори еще раз. Что-то здесь не так.
      Скрип калитки и шаги за дверью возвестили о прибытии г-на Мульгора. Алиция поднялась со стула.
      – Что не так? – спросила она уже из прихожей.
      – Не знаю. Что-то у меня такое мелькнуло. Сейчас нет времени. После поговорим.
      – Ради бога! – закричала Алиция, поворачиваясь ко мне. – Говори сейчас же! Не желаю тут еще и твоего трупа!
      Г-н Мульгор уже стоял в дверях и слышал эти слова. Вместе с ним и следственной бригадой приехал врач. Мы взяли себя в руки и вошли в комнату, где сидел покойник.
      Врач с минуту держал за руку несчастного Казио, и на его лице возникло выражение любопытства. Я успела подумать, что, видимо, Казио умер каким-то необычайно редким, интересным способом… И тут покойник моргнул!
      Мы замерли. Покойник моргнул снова. Я услышала за спиной чей-то стон. Врач быстро уложил моргающий труп на диван и продолжил осмотр.
      – Жив! – сказал он уверенно. – В санитарную машину, быстро!
      Произнес это по-датски, но поняли все. Прежде чем мы успели опомниться, санитарная машина с Казио, мигая и воя, понеслась к больнице.
      – Как это жив? – сказал Павел с некоторой претензией. – Где это видано, чтобы так выглядеть и быть живым!
      – Жив, жив! – сияла Алиция. – Его усыпило, парализовало. Какой-то быстродействующий яд, но, кажется, мало съел. Еще долго будет без сознания… Зося, ради бога!
      Зося, глубоко дыша, села на сумку с продуктами, уминая разом паштет, салат и крем в порошке. Кротко позволила вытянуть ее из-под себя, но взамен потребовала успокоительного.
      Полицейские забрали фрукты со стола, разнообразные лекарства и часть нашей косметики, сопровождая конфискацию версальскими реверансами.
      Г-н Мульгор приступил к опросу свидетелей.
      – Какого трупа пани желает себе тут? – поинтересовался он любезно, открывая свой блокнот. – Ухо мое слышало. Какого-то трупа желают.
      – Секундочку, – Алиция сделала жест, отодвигающий г-на Мульгора куда-то далеко в сторону. – Кажется, ты начала говорить что-то важное. Что ты имела в виду?
      – Он же не мог знать наверняка, что Эльжбета вернется раньше, – неуверенно сказала я.
      – Я прошу рассказа вещей поочередно, – строго прервал нас г-н Мульгор. – Сначала было, какого трупа пани себе желает?
      Некоторое время казалось, что мы никогда не поймем друг друга. Но в конце концов до него все-таки дошло, что Алиция себе не желает никаких трупов. Не только моего, но вообще ничьего. Ее потребности в этой области полностью удовлетворены.
      После некоторого колебания мы рассказали ему о моих вчерашних наблюдениях и сообщили сведения Эльжбеты. А также дали понять, что Эдек хотел чем-то поделиться с Алицией, но ему помешала таинственная рука. Г-н Мульгор слушал внимательно и кивал, будто все ему было понятно. После чего заявил совершенно обратное:
      – Я не понимаю ничего. Он не сказал перед убийством?
      – Нет, не сказал.
      – Почему?
      – Он был пьяный, и я не стала слушать, – произнесла Алиция с тяжелым вздохом.
      – Второй труп также? Не сказал ничего?
      – Нет, – ответила на этот раз Эльжбета.
      – Почему? Пани спрашивала?
      – Нет.
      – Почему?
      – Чтобы сразу сказать Алиции. Зачем ему было два раза повторять?
      Г-н Мульгор посмотрел на нее как-то странно и снова обратился к Алиции.
      – Пани никакими домыслами не обладает, о чем убитый желал поведать? Пани не знает ничего?
      – Нет, не обладаю. И ничего не знаю, – заявила Алиция.
      – Не понимаю, – покачал головой г-н Мульгор и погрузился в глубокую задумчивость.
      Не знаю, как долго он оставался бы в этом состоянии, если бы не телефонный звонок. Из полицейской лаборатории передавали последние новости.
      – Да, – сказал г-н Мульгор, отложив трубку. – Наше суждение такое. Тонкая игла, инъекция. Маленький кусочек около руки. Он съел два фрукта, всего шесть фруктов – яд. Другие нет.
      – Бога ради, что он говорит? – побледнела Зося.
      – Что кто-то вколол это свинство в виноград, – объяснила я. – В оторванную гроздь, которая лежала на самом верху.
      – Это же был виноград для Алиции!!!
      – Вот именно. – Все вдруг встало на свои места: Алиция должна была вернуться домой раньше, а о ее страсти к винограду знали все…
      – Яд был тоже для Алиции, – заявила я с бессмысленным торжеством. – Ясно было, что она слопает виноград прежде, чем кто-нибудь успеет глазом моргнуть. Он вообще не хотел убивать Казио и Эльжбету!
      Алиция посмотрела на меня с сомнением.
      – И Эдека не хотел убивать? Спутал со мной?
      – Дура! Эдеку заткнули рот, но ты можешь узнать…
      Я замолчала, спохватившись, что Алиция решила не говорить о письме.
      – Выражаю подтверждение, – сказал г-н Мульгор. – Я не понимаю. Это отрава для женщины, которая первая поест. Неживая особа, – он показал пальцем на Эльжбету, – должна прийти последней. Утолить голод должна была та дама. Или та дама…
      Осуждающим жестом он указал по очереди на Алицию и Зосю.
      – Видите, что вы наделали, – вмешалась я. – Идете себе в гости, а из-за вам травится невинный человек…
      – Павел… – шепнула Зося побелевшими губами. – Вы с Павлом… могли вернуться раньше…
      – Вот именно. Не жалуйся в другой раз, что я не спешу, – удовлетворенно заметил Павел.
      – Мы бы его не тронули! – возмутилась я. – Это же было для Алиции!
      Тут Зося перестала владеть собой окончательно.
      – Мы его купили! Для нее!
      – Боже ты мой, возьми себя в руки! Мы ведь не фаршировали его отравой!
      – Но никто другой не знал!…
      – Все знали, что она его молотит, как машина!
      – Заткнитесь! – сказала Алиция решительно. – Вы правы, это предназначалось мне. Сожрала бы его за милую душу. Этот тип меня боится. Угробил Эдека, а теперь моя очередь.
      С минуту мы молча смотрели на нее. Как предполагаемая жертва коварного покушения, она явно заслуживала уважения.
      – А почему? – вдруг вступил г-н Мульгор.
      – Не знаю. Может, я ему не нравлюсь как женщина. Или у нас не сходятся вкусы…
      – …Возможно, пани известием владеет о той особе, убийце. Пани должна умственную работу проделать. Намыслить, что на память вашу залегло, и разогнать все мраки.
      – Но память не говорит мне ничего… Ничего не помню и не знаю, что Эдек имел в виду. Но могу подумать…
      Г-н Мульгор выразил ей признательность и перешел к следующему преступлению. Не утверждал прямо, что виноград был отравлен Зосей, Павлом или мной, но ясно было, что мы кажемся ему наиболее подозрительными. Эльжбету исключил: если бы она хотела отравить Алицию, то не позволила бы съесть яд Казио. Зося снова разволновалась:
      – Мы его принесли, помыли и положили в миску. Так?
      Я кивнула.
      – И говорили, что это для нее. Окна были открыты. Он мог подслушать.
      – Дом отворен стоял?
      – Нет, – ответила я. – Дом был заперт. На ключ.
      – Может, какое-нибудь окно осталось открытым? – спросила с надеждой Алиция.
      – Исключено, – запротестовала Зося. – Я сама запирала.
      – А иная особа ключ имеет во владении?
      – Кто из вас имеет во владении ключи? У Иоанны один, у меня второй, у Эльжбеты третий, у фру Хансен четвертый, а пятый? Было пять комплектов. Зося, у тебя есть?…
      Зося нервно подскочила, уронив на пол спички, сигареты и перевернув вазочку с цветами, высыпала содержимое сумочки на стол.
      – Есть! Вот пятый!
      – Кто это – фру Хансен? – спросила я подозрительно. Мне показалось, что Алиция говорит сама о себе.
      – Уборщица. Приходит раз в неделю. Ее зовут так же, как и меня.
      Г-н Мульгор что-то записал и задумчиво посмотрел на нас:
      – Потерялся, быть может, один ключ? Пропавшим стал? Пребывают они где?
      – Преимущественно у нас в сумках. Или в карманах…
      – Секундочку, – прервала нас Алиция. – Я не могла найти своего, помнишь?
      Г-н Мульгор сразу заинтересовался, где Алиция хранит сумку. В конце концов установил, что сумочка Алиции стояла вчера как обычно в передней, на комоде. Вынуть из нее ключ, сделать оттиск и положить обратно можно было запросто. С таким же успехом эту операцию можно было произвести у нее на службе. Отправляясь, например, на завтрак, Алиция оставляла сумочку на столе.
      Алиция ужасно расстроилась:
      – Значит, у кого-то есть ключ от моего дома? Что же теперь, менять замки? Одуреть можно! Может, все-таки какое-нибудь окно было открыто?…
      – Сейчас проверим! – разволновалась Зося и сорвалась с места.
      Мы двинулись обходить дом, поочередно отворяя все двери и проверяя окна, и наконец добрались до комнаты, из которой вел вход в ателье.
      – Ну вот, – сказала Алиция удовлетворенно. – Какое счастье!
      Двери из ателье в сад были открыты настежь.
      – Холера! – расстроилась Зося.
      – Не огорчайся, – утешила ее Алиция. – Я даже рада. Чертовски не хотелось бы менять замки!
      Мы вернулись обратно к столу и продолжили беседу. Эльжбета привела Казио в одиннадцать. Посадила на диван, дала какой-то журнал и пошла мыть голову. Казио сидел спокойно и не мешал, что ее несколько удивило. Теперь уже не удивляет.
      – Ради бога, ищи письмо! – потребовала я, когда г-н Мульгор наконец ушел, а Эльжбета, Зося и Павел пошли спать. – Если ты его не найдешь в ближайшее время, это плохо кончится!
      – Что, прямо сейчас? – возмутилась Алиция. – Три часа ночи! Мне утром на службу!
      – По такому поводу можешь и опоздать: не советую слишком тянуть, разве что хочешь избавиться еще от пары друзей. И от себя в том числе.
      – Думаешь, он и дальше будет продолжать в том же духе? – удивилась Алиция и открыла стоящий у стены сундук для постели.
      – Уверена, что на этом не кончится. Разве что его поймают… Ты что, надеешься найти письмо здесь?
      Алиция рылась между подушками и пледами.
      – Не знаю. Во всех разумных местах я уже искала. Кто-нибудь мог убрать его вместе с постелью. В этом доме все все убирают…
      На всякий случай я сама заглянула в сундук, но никаких писем там не обнаружила. Алиция добралась до самого дна, нашла коробку спичек, запихнула все обратно и начала медленно закрывать крышку.
      – Так, подумаем. Зося отпадает, но Павел?… Молодежь теперь такая странная… Может быть, это такая шутка? Твои дети как?
      – Благодарю, здоровы. Убийств они до сих пор не совершали, если ты это имеешь в виду, и в ближайшем будущем, по-моему, ничего такого не планируют. Шутят иначе.
      Алиция пожала плечами, тяжелая крышка сундука выскользнула у нее из рук и захлопнулась с пушечным грохотом. Минутой позже на пороге появилась Зося в пижаме, с бледным лицом и безумными глазами.
      – Что случилось? Кто-то стрелял?!
      – Ничего, это я, – вздохнула Алиция. – Я разбудила тебя? Извини. Ищу письмо от Эдека.
      – Боже мой, – сказала Зося, хватая ртом воздух, – в этом доме можно с ума сойти!
      – Бери пример с Эльжбеты, – посоветовала я.
      – Эльжбета! – фыркнула Зося. – В Эльжбету можно стрелять из пулемета… Она без нервов!
      – Тем более бери с нее пример.
      – Поищи на кухне, – предложила я без особой надежды. – Если уж искать в дурацких местах, то последовательно.
      Заодно решили сварить кофе. Алиция надумала вообще не идти на службу, признав, что два убийства подряд, даже если одно из них не совсем удачное, достаточное оправдание.
      Алиция погасила огонь под чайником и всыпала нам по две ложки кофе в чашки. Я думала о своем.
      – Если серьезно, – сказала она, садясь за стол, – кто из них на самом деле мог это сделать? Эва кажется мне вполне возможной кандидатурой.
      – Почему? Зачем ей, к дьяволу, убивать Эдека? Видела его первый раз в жизни!
      – Второй, – поправила Алиция. – Первый раз они встречались в Варшаве. Привозила ему от меня кисточки для бритья.
      – И это произвело на нее такое впечатление, что при следующей встрече сразу его укокошила?
      – Дура. Могла сделать какую-нибудь глупость. Была одна без Роя… Эдек об этом узнал…
      – С таким же успехом его мог убить Рой. Чтобы не болтал. От любви к Эве.
      – Теоретически это возможно. Никогда бы не подумала, что датчанин может до такой степени влюбиться, – добавила Алиция задумчиво.
      – Эва очень хороша, – буркнула я. – Меня бы это не удивило. И не такое совершали ради прекрасных дам. Никак только не могу вообразить, что она могла сделать в Варшаве. Кстати, ты в холодильнике искала?
      – Холодильник – это уж слишком! – запротестовала Алиция, но встала и открыла дверцу. – Ничего тут нет. Я тоже себе не представляю. Ведь не хахаль же? Кто теперь убивает из-за хахаля?! Кто там еще остается?
      – Анита. Кроме нас, только она.
      – Она бывала в последнее время в Польше?
      – В Польше не появлялась почти год. Но могла что-то натворить и два года назад. Она знала Эдека?
      – Не знаю. Наверное, нет. Ничего через нее не посылала. А она не слишком легкомысленна?
      – Для чего? Для убийства? Считаешь, что преступления совершают только люди солидные?!
      – Нет, я имела в виду, что ей на все наплевать. Ее ничего не интересует до такой степени, чтобы ради этого убивать. Она слишком ленива!
      – Ну да, чтобы совершить преступление, нужно быть работящим человеком. Она ленива только в области домашнего хозяйства. Что-то ничего у нас не выходит. Может, лучше подумаем, у кого из них есть алиби?
      К рассвету нас окружали исключительно преступники и преступницы разного пошиба. Наконец мы пошли спать, ужасно поругавшись по поводу методов установления алиби. Назавтра Алиция с самого полудня искала письмо. Сидела за письменным столом и выкладывала на него чудовищную кучу бумаг. Под вечер я не выдержала:
      – Сомневаюсь, найдешь ли ты его таким методом. Может, лучше искать дедуктивным путем? Что ты делала, когда пришло письмо?
      – Откуда я знаю, когда оно пришло? – отмахнулась Алиция.
      – Проверь по календарю. Ты ведь записываешь, когда получаешь письма?
      – Конечно, но календарь куда-то пропал. Может быть, оставила в конторе.
      – Может, ты и письмо оставила в конторе?
      – Нет, я его получила дома вместе с другими.
      – А ты уверена, что не постирала его в стиральной машине?
      – Ну, я бы заметила, когда вынимала белье…
      – Оно могло быть в кармане халата…
      Алиция бросила на меня мрачный взгляд и ушла в свою комнату, старательно закрыв за собой дверь.
      Зося, твердившая, что хозяйственные дела действуют на нее успокаивающе, приготовила, наконец, обед. Павел накрывал на стол.
      – Не знаю, все ли в порядке с этим обедом, – сказал он мне вполголоса. – Завтрак у нас как-то проскочил, а теперь немножко страшновато все это есть.
      – Ты действительно думаешь, что твоя мать всех убивает? – заинтересовалась я.