Необходимо было избавиться и от этого мизера. Поскольку черти забрали столько, то пусть забирают и все остальное с ним заодно. Избавиться немедленно, без колебания, без сожаления и окончательно! Только с фантазией! С шумом! С фанфарами! Если падать, то падать с хорошего коня!… Коня!!!
      Лесь вдруг остановился. К остановке подъезжал автобус с надписью «Бега». В него входила небольшая группа людей, но внутри было еще достаточно места.
      – Коня!!! – забушевало в душе у Леся дерзко и бунтующе.
      Подтолкнутый категорическим требованием вдруг разъяренной души он двинулся к автобусу. Подтолкнутый затем категорическим желанием контролера он двинулся к кассе. Затем настало время привести в порядок свои мысли.
      Его душа требовала многое. Поэтому он купил самый дорогой билет за тридцать злотых, протиснулся мимо пустого входа и влез на трибуну. Программа бегов ничего не говорила о том, с чего можно начинать, поэтому покупать ее не было смысла. Правда, входной билет тоже ему ничего не давал, но его, к сожалению, необходимо было купить, чтобы войти на трибуну.
      Лесь оказался посреди беснующейся в эмоциях толпы, которая старалась в самое кратчайшее время расстаться с возможно большим количеством денег. У самого выхода стояли два человека, один из которых хватался за голову и стонал:
      – Эта четверка! Эта чертова четверка!…
      А другой, молча, с унылым выражением, рвал на мелкие кусочки большое количество бумажек и бросал их на пол.
      На Леся действовал не только дух отчаяния, но и алкоголь. Царящая вокруг атмосфера подействовала на него очень сильно. Он уже видел игровые салоны, кучи банкнотов на столах, горящие глаза, услышал звон золота, крики крупье… Монте Карло!…
      – Моему деду посчастливилось в Монте Карло!… – подумал он с гордостью.
      Но мысли его вдруг оборвались, ибо он никак не мог решиться на что-то. Что сделал тот дед в Монте Карло?… Потратил? Все спустил? Растратил?… Он ведь точно так же мог и выиграть. Правда, немного нехорошо было то, что Лесь вообще не мог припомнить ни одного счастливого выигрыша в своей семье, даже вспоминая прадеда.
      Но мысль о дедовской фортуне в Монте Карло была такой сильной, что выпирала наружу, и он должен был ее немного затолкнуть внутрь. Желая пройти вперед, он наткнулся в толпе на какую-то преграду и с гордостью сказал:
      – Моему деду посчастливилось в Монте Карло!…
      Отсутствие ответа, касающегося судьбы счастья снова остановило его и он вопросительно посмотрел на то что-то, что его задержало и не ответило на его возглас. Это что-то было элементом конструкции трибуны, естественно выказавшее полное равнодушие к счастью Лесева деда. Он брезгливо и с некоторой долей недоумения осмотрел преграду, которая вопреки всему оказалась не человеком, и пошел дальше.
      – Моему деду посчастливилось в Монте Карло!… – звенело в его душе громко, сентиментально и взволнованно.
      Обойдя два этажа и переждав очередной забег, смысл и результаты которого остались ему неизвестными, он вспомнил, что пришел сюда тратить остатки денег и чести. Выбрасывание денег горстями на террасу перед трибунами не было для него привлекательным, при том у него крутилась мысль, что дед в Монте Карло как-то иначе поступал. Дед, вероятно, делал ставки… Ну, так и ему необходимо ставить! Все равно на что!
      Обнаружив место, где люди платили какие-то деньги, и избегая малейшего беспокойства, он подошел к кассе, где стояло меньше всего людей. Не обращая ни малейшего внимания на зеленую надпись над кассой: «100 зл.», он беззаботно вытащил из кармана двести злотых и подал их пани в окошке, повторяя то, что услышал от предыдущего игрока:
      – Два-один пять раз.
      – Пятьсот злотых, – сказала пани, задерживая в своей руке билеты и протягивая к Лесю руку с его двумястами злотых.
      – Что? – бессмысленно спросил Лесь.
      – Пятьсот злотых. Еще триста.
      Лесь пожал плечами, ибо ему показалось нетактичным поведение этой пани, принуждающей его к трате денег в ином темпе, чем он себе представлял, но сунул руку в карман и достал еще триста злотых. Он спрятал пять билетов с зелеными надписями и, избавившись от пятисот злотых, повернулся в направлении, куда тянуло его больше всего.
      – Сто грамм и селедку, – решительно пожелал он.
      Поданные ему сто грамм и селедка так его увлекли, что он не поддался течению и не помчался за толпой, которая сосредочилась возле стадиона. Не обращая внимания на раздающиеся вокруг крики, а также на результат забега, потому что считал, что его деньги уже пропали, он не связывал их ни с каким заездом. Дед в Монте Карло все больше занимал его мысли. Через некоторое время до него донеслись голоса каких-то двух панов, которые стояли возле него в буфете, также посвящая свое внимание ста граммам, только без селедки, а бутерброду с сыром.
      – Два-один играет, – сказал один из них с неохотой. – Должны были так прийти, не было уже сил. Заплатят сорок злотых.
      – У меня два-один есть пять раз, – сообщил второй, разглядывая билеты. – Я играл еще два-три, на новичка…
      Лесь сперва почувствовал неудовольствие к себе, что опозорил деда селедкой, вместо того, чтобы поддержать его честь бутербродом, потом ему показалось, что паны говорят о чем-то знакомом. Два-один пять раз… Где-то он уже слышал это магическое заклятие.
      Билеты, которые были в руках второго человека, тоже производили на него впечатление чего-то уже виденного. Он заказал следующие сто грамм, но теперь уже с бутербродом, и, исполнив таким образом свою обязанность перед дедом, все внимание переключил на двух довольно интригующих его людей. Он стоял, опершись о буфет, со склянкой водки в руках и присматривался к ним чутко и ласково, а предок-игрок просто протискивался к нему в рот с силой иерихонской трубы.
      Два пана, занятые разговором, не обращали на него никакого внимания, но к ним подошел третий. Этому третьему сразу бросился в глаза ангельски кроткий взгляд стоящего рядом Леся. Игроки на скачках неохотно открывают свои тайны незнакомым людям, касающиеся прогнозов следующих забегов. У третьего пана возникли подозрения, что этот незнакомец подслушивает их, поэтому он оставил своих друзей и кивком показал на Леся.
      Первый из тройки сунул руку в карман и вынул кипу билетов с зелеными надписями. Всмотревшись в него, Лесь сделал то же самое как раз в тот момент, когда все они обратили на него внимание.
      Нет в мире такого игрока, в котором не возник бы интерес к непонятно ведущему себя чужаку. Три пана невольно вытянули свои шеи в направлении билетов Леся.
      – У вас есть такие же? – спросил с любопытством один из них.
      – Моему деду посчастливилось в Монте Карло!… – крикнул Лесь с силой в ответ, чувствуя облегчение от того, что может, наконец, поделиться с кем-то раздирающим его чувством. Одновременно он взмахнул билетами в направлении панов.
      Все три внезапно вздрогнули от этого неожиданного крика удивительного содержания, но зеленые билеты притягивали их, как магнит. Ничем не выдав своего удивления по поводу непонятного содержания возгласа, они тем не менее внимательно посмотрели на билеты Леся.
      – Да, тоже два-один. Счастья на этом вы не заработаете, никакой выплаты… – сообщил один из них, несколько скривившись.
      – Всегда что-то есть, – сказал другой. – По сороковке дадут.
      – Сорок четыре, – опроверг третий, выглядывая через окно. – Они уже вывесили результаты и выплачивают.
      – Ну, так нужно взять. Пойдем…
      Смысл сказанного полностью еще не дошел до Леся. Но он оставил недопитые сто грамм и бутерброд чести и пошел за ними только потому, что однократное сообщение о родоначальнике не удовлетворило его полностью. Он хотел поболтать на эту тему более подробно, а в трех панах увидел внезапно родственные души. Поэтому он стал вместе с ними в очередь в кассу, по их примеру подал кассиру своих пять билетов и, к своему великому удивлению, получил от него тысячу сто злотых. Не понимая, что это значит, он взял их в руку, посмотрел на них минуту в полном отупении, а потом на него нашло внезапно озарение. Наконец он знал, что совершил его дед в Монте Карло!…
      – Моему деду в Монте Карло посчастливилось выиграть! – сообщил он мощно в пространство, потому что три пана уже отошли.
      Он не обратил уже никакого внимания на их отсутствие, ибо его захватила теперь другая мысль. Ха! Если мог дед, то может и он!… Он пришел сюда все растратить, а оказывается, можно здесь все найти! Деньги, честь и, кто знает, может быть, даже и утраченный миллион!…
      Дед делал ставки. Он тоже поставил и выиграл! Необходимо ставить и дальше! И дальше выигрывать!…
      Не вникая в неизвестные ему подробности и сложности принципов игры на скачках, он не колеблясь, подался к той же кассе, что и в предыдущий раз. В голове у него ворочались мощные мельничные жернова, заглушающие всякие сомнения. У него даже не возникло тени допущения, что главным элементом этой игры прежде всего являются кони. Он вообще не знал, где эти кони находятся, не замечал их до сих пор, они просто не существовали для него. Он забыл о конях, помня только о своем счастливом деде в Монте Карло.
      Он вручил кассиру следующие пятьсот злотых, произнося твердо то, что ему пришло в ухо в буфете:
      – Два-три. Пять раз.
      Гордый и глубоко взволнованный, он уже нигде не задерживался, только начал путешествовать по всему первому ярусу. Ему казалось, что сейчас должно произойти что-то, в результате чего он снова выиграет, он только не знал подробно, что это могло быть. Опутанный видением деда, он не мог избавиться от туманного образа зеленого стола, крутящейся рулетки, раздаваемых карт или еще чего-то в том же роде. Звонок, означающий прекращение приема денег, наполнил его глубоким беспокойством. Ему показалось, что он сейчас упустит что-то очень важное. Нарастающее беспокойство приказало ему броситься в ту сторону, что и все, то есть к краю стадиона.
      В напряжении и весь во внимании он начал всматривался вдаль, поэтому старт пятерки лошадей арабской породы из-под самой трибуны совершенно не коснулся его сознания. Когда же кони прошли уже половину дистанции и находились на противоположной стороне стадиона, там, где находился его взор, он наконец понял, что что-то там бежит. Усилием ума он вспомнил, что это кони. В самом деле, кони!… Итак, он играет на скачках! Он поставил на какого-то коня, эти кони, собственно, уже скачут, сейчас они будут здесь, и в связи с этим он должен выиграть!
      Понемногу стало доходить до него содержание звуков, раздающихся вокруг. Личность, стоящая возле него и прислоненная к балюстраде, смотрела в бинокль и информировала остальных, которые смотрели невооруженным взглядом. Все были очень возбуждены, и это возбуждение начало передаваться Лесю, до сих пор спокойному и уверенному в выигрыше, но теперь захваченному общим возбуждением.
      – Пятерка впереди, она ведет! – кричал парень с биноклем. – Пятерка ведет, за ней тройка, потом двойка!… Тройка догоняет… нет, отстает!…
      – Кто там идет последним, скажите? Кто там отстает?
      – Сейчас… номер первый!… Первый, Калифат!
      – Я же говорил, что Калифат последний!
      – Идите вы к чертям!!!
      – Говорите же! Что там на вираже?!
      – Тройка выходит вперед, пятерка вторая!…
      – Так и будет, три-пять, вот увидите!…
      – Двойка в триплях! – взвизгнул кто-то душераздирающим голосом.
      Этот отчаянный, но непонятный крик потряс Леся до глубины души. Он упал на грудь стоящего перед ним парня и не выдержал.
      – Говорите же! – крикнул он, теребя за рукав обладателя бинокля.
      Собственник бинокля старался выдернуть из его рук свой рукав, вместе с рукавом дергалась и рука с биноклем, который он напрасно пытался приложить к глазам. Кони были уже на прямой. Лесь нервно дергал, поэтому тот бросил бинокль и кричал дальше без уже оптического прибора:
      – Валет идет, Валет! Пятерка вторая!
      – Хала вторая! Двойка ее обходит! Уже три-два!…
      – Двойка выходит вперед!
      – Не давай себя обходить!!!
      – Валет, давай! Валет, давай!!!
      – Есть! Два-три!!!
      – Черт возьми, а я играл три-два десять раз!…
      Лесь, почти протрезвев и в полной прострации, позволил впихнуть себя снова в середину. Два-три!… Два-три – это было то, что у него написано на пяти купленных билетах! Выиграл! Снова выиграл! Сама судьба была на его стороне! Сама судьба направила его в это место, чтобы он мог спасти свою честь, достойно продолжив семейные традиции, начатые еще дедом в Монте Карло! Он отыграет все и в ореоле славы предстанет перед теми, кто его так недооценивал! Он бросит им под ноги это, по-мужски добытое счастье! Что там тото-лотко, в тото-лотко пусть играют одни никчемные люди, а объятия азарта только он один решил отдасться, и вот прошу, с каким результатом! Он бросит им больше, чем они ожидают, им всем и ей!… Барбаре!…
      До гипотетического миллиона, который сам просился в его руки, было, по правде говоря, еще довольно далеко, но достойный потомок деда-игрока не считал, что должен заниматься арифметическими подсчетами. О размере выигранной суммы он узнал лишь во время ее выплаты, потому что все объявления по ипподрому и на информационных таблицах просто прошли мимо его внимания. Порядок два-три, оцененный в 220 злотых, дал ему в руки пять с половиной тысяч злотых и привел к тому, что, вычтя общественные деньги, он был еще в плюсах.
      Из услышанных криков Лесь запомнил лишь некоторые. Подойдя снова к счастливой кассе, он сказал первое попавшееся, добавив:
      – Десять раз.
      Первое попавшееся было три-два. Три-два десять раз составляло последнюю реплику, которая попала ему в ухо в момент прихода коней на финиш. Глупая тысяча злотых, которую он выплатил этим разом на игру, была мизером по сравнению с миллионом, маячившим у него перед глазами. Возможностью и способами добычи миллиона на протяжении одного дня он не интересовался, ибо не намеревался вникать в подробности деятельности капризной судьбы.
      Внезапный поворот в жизненном положении, неожиданный перескок со дна падения до вершин геройства, восхитительная и плодотворная смелость в борьбе с азартом, потрясли его до такой степени, что свели почти к нулю последствия употребленного перед тем алкоголя. Теперь уже сто грамм с бутербродом… – да что там с бутербродом! с устрицами!… – уже не были Лесю нужны. Теперь в его ушах гремели фанфары, он упивался удивительным настроением. Зеленые столы и вращающиеся рулетки выветрились у него из головы и пропали из глаз. Оглядываясь вокруг уже вполне осмысленно, он заметил принципиальный источник всеобщей заинтересованности: сперва кони на старте, а потом кони на поле. Гордый, растроганный, счастливый, он смотрел с высоты на лоснящиеся конские зады и понемногу начал различать номера, обозначенные под седлами, связывая их с номерами на купленных билетах. Он только не знал, почему этих номеров два, что означало, что игра ставится сразу на двух коней, а ему было известно, что всегда играют на одного коня и выигрывают тогда, когда этот конь приходит на финиш первым. Он никогда не был на бегах, он не вникал в тайны этого мероприятия и сейчас не хотел спрашивать кого-либо об этом. Раз уже дважды он выиграл на двойного коня, то выиграет и в третий раз, не стоит беспокоиться, лучше снова отдаться на волю судьбы.
      Кони передвинулись из паддока на поле, продемонстрировали мелкий галоп и пошли к месту старта. Людской табун переместился с одной стороны трибуны на другую. Лесь вышел на балкон, нашел место возле парапета, устроился повыгоднее и стал ждать очередной победы.
      Он ждал долго, потому что в этом забеге стартовали двухлетки на дистанцию 1400 метров, а старт двухлеток всегда очень сложное дело. Ожидая, он прислушивался к раздающимся вокруг него возгласам, стараясь понять технику выигрыша.
      – Стайня придет, вот увидите, – говорил кто-то очень уверенно.
      Леся это мало волновало, потому что не знал, что это означает.
      – Какая там конюшня, первым придет Полонез, раз идет на тысячу четыреста, – ответил кто-то другой с издевкой.
      – Ну и что с того, вот увидите, что придет!
      – Чего они тех коней не пускают, ведь все уже в куче!
      – Что вы, в куче, вон один в кусты попер!
      – Что там ходит сзади? Посмотрите!…
      – Это номер первый… – проинформировал один из обладателей бинокля. – Он стоит задом, нет, его уже привели… Пошли!!!
      – Фальстарт!!! – одновременно раздался возглас, и выкрики стали нервными.
      – Вырвались два! Один еще скачет! Куда он скачет? Идиот!
      – Скажите, кто вырвался? Говорите же!
      – Тройка, Полонез!…
      – Вот тебе твоя конюшня! Если вырвался, то первым не придет!
      – Если конь в форме, то и скачет! Должен прийти!…
      Лесь тоже разнервничался неизвестно почему, ибо его успех был ему гарантирован. От его имени действовали высшие силы. Он был под опекой судьбы…
      Второй фальстарт привел к тому, что все игроки пришли в возбуждение, а третий еще увеличил их беспокойство. Что-то там делалось такое, чего Лесь не понимал, но что было в значительной степени беспокойным, судя по поведению трибун.
      – Что за кретин там сидит?!
      – Что вы хотите, это ведь двухлетки, всегда так!
      – Как может конь прийти первым, если три раза уже вырывается! Он почти всю дистанцию уже прошел!
      – Пустят их в конце концов, к черту, или нет?!
      – Одного уже имеем сзади! Скажите, кто там задом идет?!
      – Номер один! Все время портит старт! Его уже возвращают!…
      – Пошли!!!
      – Кто идет?! Говорите же, кто идет?!
      Лесь перегнулся через балюстраду так, что если бы не живая стена, держащая его сзади, он вылетел бы на нижнюю террасу. Он бессмысленно вытаращил глаза на коней, но совершенно безрезультатно, потому что и так не мог их различить. Он не имел никакого понятия, какой из них является его конем. Выкрики вокруг него возбуждали его нервную систему в высшей степени.
      – Стайня идет! Стайня идет! Три-один!…
      – Двойка его обходит сзади! Будет три-два!
      – Пятерка скачет от поля!…
      – Давай, Полонез! Давай!
      – Не успеет!… Вот! есть три-пять!!!
      – Три-пять…
      – Ну, и где ваша конюшня?!
      – Двойка идет третьей, глядите, а я ее совершенно не принимал в расчет!… А немного не хватило!
      – Три-пять! Вот будет выплата! Вся игра была на конюшню!…
      Лесь находился возле балюстрады, полностью ошеломленный. Перед ним, возле судейской башенки виднелись вывешенные на таблице номера 3 и 5. А он поставил на три-два… Что это может означать? Проиграл? Но ведь это невозможно! А что с той судьбой, которая работала за него и должна была доставить ему миллион? Где тот миллион?!
      Судьба, очевидно, обиделась на Леся отсутствием у того достаточной увлеченности начинаниями и подвела его. Несчастный баловень судьбы не очень знал, что теперь делать. Требовать аннулирования результатов?… Сейчас, но ведь одного коня он угадал правильно… Может быть, хоть половину выиграл?
      Возле Леся сидел какой-то человек, опершись подбородком о балюстраду. Вся его внешность выражала безнадежность. Посмотрев на него внимательно, Лесь снова почувствовал что-то вроде родства душ. Он вытащил из кармана свои билеты и протянул их человеку под нос.
      – Простите, что это, – спросил он отчаянно, сосредоточив в этом вопросе все сомнения, какие его переполняли.
      Человек посмотрел на билеты, потом на Леся, потом снова на билеты с безразличием.
      – Макулатура, – ответил он с жалостью после минутного раздумья.
      – Это значит, я проиграл?! – спросил снова Лесь, выражая в этом новом вопросе все чувства сразу: возмущение, недоверие, отчаяние, безмерное изумление и безмерную угрозу. Человек посмотрел на него с несколько большим любопытством и, ощутив от Леся еще невыветрившиеся пары алкоголя, подавил в себе нарастающее удивление.
      – Попал в точку! – кратко ответил он и добавил: – Я тоже. Абсолютно все.
      После чего он снова погрузился в полную прострацию.
      Лесь понял, что не должен ему больше мешать. Но при этом слово «все» напомнило ему, что он проиграл еще не все. Снова в нем пробудился дух деда-игрока, приглушенный последними происшедшими событиями. Поскольку он проиграл еще не все, то может играть и дальше! Он продолжит свою игру! Будет играть и сейчас отыграет все…
      Оберегающая безумцев милосердная Фортуна позаботилась о них, применяя два способа спасения стремящихся к гибели жертв. Во-первых, послала Леся на Бега только после четвертого забега, в котором он еще не успел принять участия. Выиграв в пятом и шестом забегах, он мог участвовать лишь в еще двух следующих. Благодаря второму способу Фортуны он не успел потерять в них больше чем две тысячи злотых по очень простым причинам.
      Ему и в голову не пришло, что может ставить более чем на одну комбинацию, и никто из присутствующих такой мысли ему не подсунул. Держа высоко знамя дедовской чести, Лесь уже не мог ставить меньше чем тысячу и, если бы было еще несколько забегов, то, несомненно, проиграл бы все. Но благодаря заботам высших сил, он избавился лишь от тяжелого балласта трех тысяч, а со всем остальным остался.
      Когда он покидал одним из последних поле разврата, его ум был в состоянии уже работать. Пережитые эмоции отрезвили его окончательно. Он пересчитал оставшиеся деньги и установил, что у него есть еще четыре тысячи двести злотых, что удивило его неимоверно. В тех двух последних жутких забегах он считал, что проиграл какое-то огромное состояние, родовые владения, села, дворцы, приданое жены… Свою собственную судьбу он спутал полностью с судьбой воображаемого деда в Монте Карло. Дед мог иметь хорошие земли, его жена, по всей вероятности, бабушка, имела несомненно большое приданое, но жена Леся не имела ничего. И счастье состояло именно в этом, потому что, если бы она имела что-нибудь, Лесь безусловно проиграл бы и его!
      Чувствуя что-то вроде благодарности к господствующему строю, Лесь пешком шел и размышлял. Возникшее сумасшествие, которое охватило его в рыбном баре, позволило ему отыграть доверенную коллегами сумму. Но это еще не все, у него есть, сейчас… сколько?… У него есть даже… Двести злотых были его, но пусть будет, что он их пропил. Но ведь он имел еще тысяча восемьсот злотых сверх основной суммы. Теперь только должно быть новое чудо. Если на проклятые невысланные билеты не падет выигрыш больше того, который составлял его собственность, то он сможет всю эту ужасную историю скрыть перед товарищами и сохранить свою честь. Он не окажется в их глазах растратчиком и идиотом, он сможет смело смотреть людям в глаза… Необходимо сейчас, немедленно узнать результаты этой отвратительной кретинической игры!
      Вот так, бросаясь от надежды к отчаянию, Лесь ускорил шаги и направлялся к своему дому, не предвидя, что его там ожидает.
 

* * *

 
      Жена Леся, недовольная поведением мужа на протяжении нескольких последних недель, решила устроить утром в воскресенье ему скандал. На это решение повлияло его поведение в субботний вечер, проведенный Лесем весьма таинственно и закончившийся около трех часов ночью. После глубокого размышления спокойная, уравновешенная, рассудительная, терпеливая Касенька пришла к выводу, что ее терпение лопнуло и что Лесю требуется встряска.
      Она решила устроить ему грубый скандал. До сих пор она никогда в жизни не устраивала никаких скандалов, и знания ее в этом направлении были скорее теоретическими. Опираясь на опыт других людей, она считала, что если скандал каким-нибудь образом начнется, то дальше он будет развиваться сам собой.
      Рано утром, когда Лесь еще спал, она отвела ребенка к своим родителям, не желая делать его свидетелем предстоящей запланированной сцены. Теперь она возвращалась домой, утверждаясь в своем решении.
      Ни раскаяние, ни просьбы о прощении ждущего ее Леся не могли вызвать у нее отклика. Его поступки, по мнению Касеньки, перешли уже все границы и безусловно требовали острой реакции. Она отказалась от приглашения друзей, уговаривающих ее пойти на какие-то вечерние развлечения, не обратила даже внимания на содержание предложения, занятая исключительно идеей наказания легкомысленного мужа.
      При базарном скандале необходимо было чем-то бросаться. Спеша домой, Касенька в уме перебирала предметы, которыми можно было пользоваться. С легким неудовольствием она не нашла предметов, непригодных для использования или испорченных вроде бокалов без ручек, треснутых тарелок или выщербленных блюдечек. Она разозлилась на себя за слишком большое внимание к домашнему порядку, на родителей, которые дарили им исключительно нужные предметы прекрасного качества, на Леся за то, что он вынуждал ее к лишним тратам, и решила наконец, что использует вазу для супа. Ваза редко употреблялась, и без нее можно было обойтись.
      Она еще не решила, начать скандал словами или сразу приступить к делу, открыла двери и задержалась на пороге. Некоторое время она так и стояла, удивленно осматривая внутренность прихожей, затем закрыла за собой дверь и приступила к исследованию остальной части квартиры. Наконец, она остановилась посреди комнаты и почувствовала, что в ней пробуждаются какие-то новые внутренние силы.
      Раскаивающегося мужа не было, зато вокруг виднелось побоище, которое можно было сравнить разве что с землетрясением или с прохождением воздушного смерча. Утренняя деятельность спешащего мужа дала внезапно большие результаты.
      Первым порывом потрясенной Касеньки было наведение порядка, и она невольно уже подняла опрокинутый торшер, но сразу же овладела собой. Она поставила лампу на прежнее место, села на кресло, мстительно сбросив на пол Лесеву пижаму, и задумалась.
      Через полчаса ее планы были полностью составлены. Она встала с кресла, позвонила к друзьям, которых она так легкомысленно бросила, выразила готовность принять участие в их развлечениях, а затем спокойно и методично приступила к дополнению внутренней обстановки. Подавив в себе муки желающей порядка души, она выбросила из шкафа, по примеру Леся, весь свой гардероб, при случае выбрав из него для себя подходящую одежду, разбросала по квартире книги и журналы, сняла с окон занавески и бросила их как попало и произвела еще множество других полезных дел. Решение сделать мужу ужасный скандал крепло в ней, как бетон. Она наконец достала из серванта вазу для супа, поставила ее на видном месте и покинула помещение с непреклонной уверенностью, что закончит свое дело после возвращения, после возвращения домой где-нибудь около одиннадцати вечера.
 

* * *

 
      Вблизи своего дома Лесь мощно затормозил.
      Близость родственников внезапно напомнила ему о существовании семейных неурядиц. Он вспомнил, в каком состоянии он оставил квартиру, и ему сделалось как-то не по себе. Он представил себе очевидно же дожидающуюся его жену, от которой, безусловно, услышит все, что она о нем думает и как можно назвать его поступки и что можно от него ожидать в ближайшем будущем. При мысли, что на этот раз моральный натиск жены будет сильнее, чем обычно, что ему будут заданы вопросы, на которые он должен будет дать какие-то ответы, он ощутил непреодолимую потребность повернуть назад. Но угнетающая его неуверенность, касающаяся жуткого миллиона, заставила его продолжать путь в избранном направлении.
      Последние метры он преодолел, еле двигаясь. Перед подъездом он остановился, посмотрел в небо, составляя прогноз погоды на завтра. Внизу, в парадной, он изучил список жильцов, нашел в нем собственную фамилию, кивнул грустно головой и обратил внимание на почтовый ящик. В ящике что-то находилось. Надеясь, что в ящике будет длинное письмо, которое он сможет прочитать сразу же и долго на лестнице, задерживаясь тем самым еще немного, он нашел в кармане ключик от ящика и вытащил уведомление с почты о пришедшем на его имя извещении. Он долго осматривал извещение, не представляя, что это может быть, ничего не придумал и должен был, наконец, открыть входную дверь.
      То, что он увидел сразу же, было крайне непонятным. Красноречивое состояние прихожей и ванной, а также очевидные изменения в декорации комнат, неопровержимо доказывали, что жена побывала дома во время его отсутствия.
      Убедившись в том, что она здесь на самом деле была, Лесь почувствовал сперва прилив утешения, а потом потрясения. Присутствие жены вместе с произведенным беспорядком было чем-то беспрецедентным. Что-то должно было произойти и что-то такое страшное, что Лесь не мог вообще себе представить. Вместо того, чтобы навести порядок и в этой обстановке, с претензией и упреками, без сомнения, справедливыми, ждать его, жена, наоборот, увеличила беспорядок и беззаботно ушла. Это было так поразительно, так страшно, так потрясающе, что у Леся в голове все перевернулось.
      Испуганный до невероятной степени Лесь перестал думать и хладнокровно оценивать обстановку. Он стремительно бросился наводить порядок, словно решил побить все рекорды, словно от этого зависела его оставшаяся жизнь.
      Упавшая в ванне вешалка никак не хотела возвращаться на свое место. Даже на мгновение Лесю не пришла в голову мысль, чтобы оставить это на более позднее время. Он вытащил свой слесарный инструмент, стукнул молотком в стенку раз и другой, пробил в стенке ванной дырку до самой комнаты и отбил большой кусок штукатурки, пыль от которого густым слоем покрыла всю одежду из шкафа, пол и мебель. Пришлось в значительной мере увеличить работу по наведению порядка.
      Находящиеся до сих пор на первом плане результаты игры в тото-лотко совершенно отошли в сторону. Получив дополнительный импульс, ведомый паническим ужасом перед неизвестным, таинственным катаклизмом, Лесь впал в отчаяние. У него не было навыков штукатурных работ, да и подходящего материала не было под рукой. Кое-как он все же заделал стенку, высушил ее с помощью фена для волос, заделал с помощью гипса дырки к вешалке в ванной, повесил занавески на окна, подумывая, не выстирать ли их одновременно, и приступил к приведению в порядок пола. В начале первого ночи весь паркет уже блестел, а Лесь выносил из ванной килограммы песка, цемента и гипса, которые закрыли все отливы. В половине второго он завершил, наконец, свой гигантский, титанический, поистине геркулесовский труд, упал на кухонную табуретку и попытался упорядочить свои мысли.
      Касеньки все еще не было. Очевидно, она не бросила его, потому что все ее вещи остались на месте… Какое-то несчастье? Катастрофа?!