М. с.

      Глава администрации в панике, несет какую-то околесицу, просит то защитить их неизвестно от кого, то умоляет прислать солдат для тушения пожаров и разбора завалов. Осмысленного удалось вытянуть — связь с вышестоящими структурами и у него полностью отсутствует.
      Что же тут в конце концов творится? Ну, да с этим после разберемся. Пока других дел хватает. Дивизию подняли по боевой тревоге и спешно готовят к маршу. И бою. Достоверно известно одно: десант и в самом деле высаживается. Из столицы несколько дней назад под строжайшим секретом передали: между МИДами уже второй месяц идет жуткая перепалка о неизвестных самолетах, систематически нарушающих воздушное пространство сторон. На большой высоте случаются, залетают на тысячи километров в глубь территории. Перехватчики их достать не могут. А от принадлежности самолетов стороны старательно открещиваются.
      Как бы там ни было, а под видом больших учебных сборов обе стороны начали скрытую мобилизацию. Вроде как на всякий случай.
      Внизу болтали 'неужто опять? ', на верхах декларировали мир и взаимное уважение.
      А чем кончилось?
      Только вот понять никто не может, что же такое началось.
      Военный городок, парки и мастерские несколько раз бомбили.
      Вся техника и личный состав в окрестном лесу. Танки врыты в землю и замаскированы. Марина после первых сообщений о бомбежках на свой страх и риск объявила боевую тревогу. С вышестоящими она всегда договорится, а если сто тонные гиганты сгорят с гаражами, складами ГСМ и боепитания… Это как-то никому (кроме тех, кто с небес всякую тротилосодержащую гадость в изобилии сыплет) оптимизма не прибавит.
      Всем хорош командир разведроты, только разговаривать без присовокупления деталей совокупления с неизвестной матерью попросту не умеет. Ходят слухи, даже на вручении Малой Звезды командующему фронтом умудрился ответить:
      ''Служу народу и императору, его мать!
      Рация взревела:
      — Контакт, твою мать!
      Пять секунд.
      — Разведгруппа, их мать! На трех машинах, их мать!
      Ещё через пятнадцать.
      — Бьем, их мать.
      Через полминуты.
      — Горят, их мать. Едем дальше, твою мать!
      ''Это деятель в постели с Кэреттой! Вот уж действительно, оргия будет воистину вашу мать!
      — Потери?
      — Ни ***. Какую-то там мать!
      Проезжая мимо, Марина высунулась из башенного люка. Машины горят, две на левой обочине, одна на правой. Все бы ничего, но военная техника каждой страны очень индивидуальна, и имеет какие-то необъяснимые общие черты. Поставь рядом танк, самолет, орудие, грузовик, пусть одинаково выкрашенные, но сделанные в разных странах — наметанные глаз сразу определит, где чей, даже если чего-то никогда и не видел. Какое-то в них национальное родство присутствует. Легко отличить свои от чужих. И даже если появится что-то новое — будет преемственность с уже известным.
      Это же… не мирренское. Нету в машинах их фирменного тяжеловесного изящества, острота и стремительность в линиях. Парадоксальные ребристые колеса.
      Только сейчас все изломанное и мертвое. Сначала исхлестанное разрывными и бронебойными пулями крупнокалиберных пулеметов, а затем доломанное свежесделанными гусеницами.
      — Нашли убитого десантника.
      — И что такого? — огрызнулась Марина. Подпалить пяток трехосных джипов — сомнительное 'достижение' для сверхтяжелых танков. Мечемся в поисках противника, жжем топливо. На складе — одна заправка, да и ту ещё надо довезти. Кстати, о данном вопросе.
      — Капитан, с ротой мотопехоты займите нефтебазу вот здесь — она ткнула пальцем на карте — обеспечьте охрану, потом пришлю наши бензовозы.
      Тот лейтенантик не уходит.
      — И что же в нем такого интересного?
      — Это не человек.
      Хотя и похоже по фигуре. Бросилось в глаза снежно-белое обмундирование чуть ли не в обтяжку. Сухощавый мужчина лет тридцати, лицо узкое с тонкими чертами и очень длинными заостренными ушами причудливой формы. Это что, продукт мирренской генной инженерии?
      — Снайпер — пояснил кто-то.
      — В бордельных штанах? — не поверила Марина
      — Понимаете… Когда застрелили. Он в камуфляже был. Нормальном. Потом пожелтел. Сейчас вот такой.
      — Винтарь его где?
      Протягивают. Длинный и легкий, зараза, из металла, похоже, только ствол, приклад из белого пластика и с растительным орнаментом, выложенным серебром; прицел похоже с подсветкой, да еще и ночного видения, собака, маленький какой, не то что наши амбары с забралом.
      — Прицел, часом, цвета не менял?
      — Менял.
      — Кто бы они ни были, а то что у них под боком танковая дивизия околачивается, явно прохлопали, благо такими ушами хлопать сподручнее.
      Самоходные гаубицы натружено гудят, сползая с дороги в лес. Все-таки двигатель слабоват для такого шасси. На удлиненный корпус среднего танка в легкобронированной открытой рубке водрузили 150-мм гаубицу. Пусть броня полегче чем на базовом танке, но гаубица-то тяжеленная.
      Батальон тяжелых танков, атакуя эшелонированную оборону всегда наступал имея за боевыми порядками роту штурмовых танков — тяжелобронированных малоподвижных машин, вооруженных короткоствольными 250-мм орудиями в рубке. Однако, фугасный снаряд 'обрубка' с гарантией превращал любое полевое укрепление в комфортабельный склеп для гарнизона. А бетонные доты низводились до уровня кладбищенского монумента, построенного по проекту пьяного художника-абстракциониста.
      Столь часто практиковалось размещать в танках офицеров-артиллеристов, корректировавших огонь тяжелых гаубиц из ближнего тыла.
      Сажали в танки и летных офицеров, но Марина подобную практику откровенно не жаловала, ибо на фронте при атаке под удары своих бомбардировщиков попадала не многим реже, чем мирренских.
      Зато первые две тактики танковой атаки были излюбленными Мариной, и на учениях она неоднократно с успехом комбинировала их.
      А сейчас предстоит продемонстрировать на что ты годен на 200%, если не на 300%. Связи с соседями нет, связи с командованием нет, авиационная поддержка отсутствует по определению.
      Есть только ты. И неизвестный, но сильный противник.
      — Это не ловушка? Может, макеты выставили?
      — Большое количество личного состава и инженерных машин. Не похоже.
      — Что со связью?
      — Труба.
      — Ладно, не маленькие. На артподготовку — полчаса. Начало — в 21. 00… Всем установить приборы ночного видения. Атака — в 21.30. Артиллерийским наблюдателям — на танки командиров рот.
      Паника, не паника, а организованное сопротивление как таковое отсутствует. Отбиваются кто, и как умеет. Легкие танки подбиты очень быстро. Но нехороший признак: в кромешной тьме, освещаемой только вспышками разрывов, огнем горящих машин и невидимым светом инфракрасных прожекторов, они ориентируются едва ли не лучше грэдов. Краем уха М. С. слышала о датчиках, реагирующих на освещение машины инфракрасным лучом. Нам не досталось, а мы отдуваемся.
      А они бьют кумулятивными гранатами, прыгающими минами, ампулами с чем-то вроде напалма и управляемыми ракетами. Совсем в упор могут и ручную гранату кинуть. Броня ТТ-18 все это выдерживает, но это грибовидный корпус да такая же башня спасает. Шестнадцатым бы досталось, а со средними так и вовсе неизвестно кто бы бой выиграл.
      По недостроенным траншеям, тараня горящие и целые машины, словно корабли через бушующие волны, идут гигантские танки.
      Без не отстающей от танков пехоты тяжелым машинам пришлось бы лихо. И не помогли все пулеметы. Четыре — в корпусе, один спарен с пушкой, второй, дистанционно управляемый — на крыше башни, да ещё два по бокам башни стволами назад.
      Ото всюду, из каждой щели, можно ждать хлопка гранатомета. Но в щели бьют огнеметы штурмовых групп.
      Танки утюжат лагерь.
      После грохота ночи какая-то оглушающая тишина. Довольно зябко, и поднимается утренний туман. Несмотря ни на что, поют птицы.
      На броне живого места нет. Проектируй корпус не поэт от танкостроения — худо бы пришлось машине. Стояла бы сейчас в сторонке многотонная груда обгоревшего металлолома. А так причудливые формы корпусов и башен спасли немало жизней.
      Марина смотрит на побоище, забравшись на непонятного назначения подбитый агрегат. Все мертво, насколько хватает глаз. Целее всего выглядят напоминающие гигантских мертвых китов транспорты вторжения. Вокруг них — кладбища подбитых и сожженных машин.
      Машины, что-то похожее на орудия, подбитые танки. Некоторые ещё дымятся. В воздухе стоит запах хорошо прожаренного, местами даже подгорелого мяса.
      — Потери?
      — 10 % техники, и до 20 — личного состава. Много убитых в штурмовых группах. Броня новых танков не берется пехотным оружием. Часть машин выведена из строя путем пробития ствола орудия.
      — Мне так показалось, наиболее сильному обстрелу подвергались ведущие сильный радиообмен машины.
      Согласный гомон.
      — Глянь, братва, у них, как и у нас офицеры с мечами ходят! — лейтенант фронтовой закваски держит над головой длинный меч в ножнах.
      Прищурившись, разглядывает клинок. Сталь отличная, не придерешься. Узор кажется наведенным, но это не так. Переплетенные полосы белого на черном узора с золотистым отливом. Булат высочайшего качества. А вот про рукоять вполне можно сказать фабричная. По качеству стали клинок далеко превосходит многие из тех, которыми щеголяют в столице, да и в арсенале не каждого Великого Дома найдутся такие клинки.
      Марина достает из-за спины Глаз Змеи. Такой же переливающийся узор струится по клинку. И так же отливает золотом. Гордостью Дины были такие клинки. Что же, клинок Первого Еггта, не подведи наследницу!
      — Хорошо держи!
      Марина перехватывает Глаз Змеи, благо меч из тех, что зовутся в полторы руки.
      Взмах!
      Сверкнула огненная полоса. Рукоять клинка чуть не вывернуло из рук от удара. Отлетел в сторону обрубок.
      — Вот так мы их! Как этот меч.
      На Лице Змеи ни зазубринки.
      Отправилась взглянуть на пленных. Их немного, и на первый взгляд, все до одного раненые. Сквозь зубы, а признаешь, как ни банально звучит, а ушастые (надо же их как-то называть!) стояли насмерть. Такого упорства в бою Марина не припоминала даже у мирренских гвардейцев. А те ведь тоже в плен не сдавались. Правда, и к ним в плен было лучше не попадать. Но сильный вынужден уступать сильнейшему.
      Довольно похожи на убитого на дороге снайпера. Столь же высокие и сухощавые. Довольно бледные, но от чего угодно, только не от страха. С весьма надменными и гордыми лицами. Переговариваются между собой. Речь весьма певуча и мелодична. Марина прислушалась… Вроде, проскальзывают какие-то знакомые нотки, но язык неизвестен. Хотя не может отделаться от ощущения, что когда-то слышала эту речь. Чуть ли не в детстве.
      — Говорить с ними пытались?
      — Бесполезняк. Ни по-нашему, ни по-мирренски, ни по-каковски, ни хрена ни рубят тупые какие-то.
      Капитан тоже не больно остер, типичный фронтовой офицер выслужившийся из солдат, а до войны, похоже, начальную школу не кончил. Правда, заборные выражения не столь любит, как командир разведроты. Марина искренне (про себя) удивлялась количеству всевозможных ошибок в рапортах капитана. Вслух же не говорила ничего. Ещё в детстве прочла в басне 'по мне уж лучше пей, да дело разумей' , и по этому принципу и действовала. Благо, безграмотный капитан мало того что храбр, ещё и имеет какое-то интуитивное понимание техники, имеющееся не у всякого инженера с дипломом.
      — Имею ли я честь говорить с представителем его величества императора грэдов? — вот те на!
      — Я генерал-майор грэдской императорской армии — и не удержалась, добавила — командир разгромивших вас.
      — Это всего лишь частный успех — сказано с уверенностью из разряда, не сразу и сообразишь, кто у кого в плену.
      Со столь же айсбергоподобной гордостью в плену держались только мирренские аристократы самых что ни на есть голубых кровей. Хорошо, хоть этих было немного. А тут, что все такие?
      Поставленную самим себе задачу выполнили. А что дальше?
      — Связь, связь со штабом округа!
      Марина торопливо забирается в броневик. Просит разъяснить обстановку. Разъясняют. Думала, что удивляться давным-давно разучилась. Ан нет! Удивили, да ещё как! Свято верила, что инопланетяне существуют только в фантастических романах. Оказалось, что они существует ещё где-то, помимо бумажных страниц. И надоело им что-то в этом самом где-то, взяли да наведались к нам в 'гости' , в худших традициях фантастических романов — с целью банальнейшей агрессии.
      — В общем, ребята, опять война!
      Начальник медицинской службы экспедиционного корпуса позывной 14 знал, что сегодня он умрёт. Это он понял ещё вчера вечером, когда позывной 1 заявил ему, что кораблей для эвакуации подразделений в этом регионе нет, и взять их неоткуда. 14 ему прямо в эфире высказал всё, что о нём думает. Легче не стало. 14 знал, что первый не лжёт. Он смелый и лихой командир.
      Но обстоятельства с самого начала против него. С первых дней, да что там дней, часов и даже минут высадки всё пошло не так, как планировалось. Ибо никаких феодальных государств на планете не оказалось вообще. На этой планете феодализм, во всех своих проявлениях кончился лет 300 назад. 14 было не до достижений местной цивилизации. Но с первых часов высадки, когда он ещё находился на орбите, сведения о раненых поступали в совершенно немыслимых количествах. Цивилизация этого уровня в принципе не могла оказывать подобного сопротивления. Потом стало хуже: одна из зон высадки не успев толком развернуться была уничтожена жуткой ночной атакой аборигенов. У всех стоял крик погибавших 'Штурмовые танки! Не сдержать! '. 14 теперь готов был поверить во все, что угодно.
      Ремонтные базы пришлось высаживать на приполярных островах, а центральный госпиталь — на самом крупном материке. Высадка прошла без потерь. Но к удивлению 14, в нижних слоях атмосферы корабли подверглись обстрелу с земли. И вместо почти тепличного госпиталя 28 уровня пришлось разворачивать госпиталь 3-го уровня. Применять маскировку от воздушных налётов, и разворачивать массу операционных, и вместо ожидаемых немногочисленных ранений от укусов дикими животными в массовом порядке стали поступать солдаты с огнестрельными и осколочными ранениями. И обожженные. И оглохшие и ослепшие под бомбёжками и обстрелами. И те у кого взрывами оторвало конечности. И те, кого стоило только усыплять. Меньше чем за три дня все штатные места оказались заполненными. И это при том, что на планете не предполагалось наличия даже пороха. А раненые всё прибывали. Пришло уже пять переполненных транспортов. И их не становилось меньше.
      А у аборигенов в наличии техника. И много. И хорошие солдаты. А у корпуса только лёгкое вооружение. И броня носителей оружия легко пробивалась почти всеми видами оружия аборигенов. А тяжелой техники нет вообще!
      Штурмовые танки, способные спуститься в жерло действующего вулкана остались в другой звездной системе. Смертоносные установки марева, способные найти и сжечь заживо любого гуманоида остались там же. И тяжёлая броня пехоты. И атмосферные корабли огневой поддержки войск. И многое, многое другое, что сейчас просто жизненно необходимо здесь.
      14 помнил то совещание три дня назад. Связь работала отвратительно. Изображения на экранах пляшет и дёргается. Иногда слышны только голоса. Все говорили об одном и том же — неожиданно ожесточённом сопротивлении аборигенов. И больших потерях. И нехватки того или иного. А ведь всего этого вроде как не должно быть. Это слишком уже начинало напоминать, что корпус откровенно подставлен. Только ради чего? И чья в этом вина? Явно, что не первого.
      1 крутился, как мог: десантные корабли имели кое-какое вооружение, способное действовать по наземным целям — из них сформировали эскадрильи огневой поддержки. С огнём штатных кораблей это не сравнить, но хоть что-то. Срочно было приказано развернуть отделы радиоразведки, о которых думали, что они не понадобятся. Все находившиеся на орбите тяжёлые боевые корабли спустились на максимально низкую для них орбиту, и постоянно передавали в штабы снимки поверхности. Это всё, что они могли сделать. Ни одно из этих чудес техники не могло действовать в атмосфере. Их даже строили в космосе. И там они и несли свою службу. Приземлиться на планету боевой корабль не мог. От девятой планеты вызваны все резервные корабли, на них кое-какое вооружение отсутствующее у корпуса. Но они подойдут только через несколько дней. А как-то надо держаться. Да и на них не так уж много людей. И похоже было на то, что 1 хочет свернуть ряд зон высадки и сосредоточить внимание на тех, где достигнуты наибольшие успехи. 14 было легче всех, ибо если поток раненых не возрастёт, то проблемы с медикаментами начнутся тогда, когда даже по самым пессимистическим прогнозам подойдут резервные корабли. А уж чего-чего, а медикаментов на них навалом.
      Поток раненых не возрос. Случилось кое-что другое. Командование какой-то из группировок аборигенов решило уничтожить несколько зон высадки. В том числе и 12. И нанесло контрудары.
      Раненых вдруг начало поступать в несколько раз больше. И сразу стало ясно — что-то произошло. Отряды носителей оружия почти полностью погибли в боях с боевыми машинами аборигенов и ударами их авиации. Лишившаяся всякой поддержки лёгкая пехота вскоре вынуждена была отступать. В 12 зоне — на всех направлениях, к той равнине, на которой были корабли высадки. Эти корабли служили только для доставки на поверхность будущей колонии личного состава. Взлететь они не могут. Но волне могут использоваться как хорошо оборудованная казарма или госпиталь. Но никак не как оборонительное сооружение. Формальным командующим этой зоной высадки был 14, но на деле всем управлял командир отряда носителей оружия. Его машине повезло уцелеть. И выслушав его доклад об обстановке, 14 понял одно — необходима эвакуация зоны. Иначе всем конец. Но 1 ответил, что кораблей нет, они все задействованы на поддержке войск слитых зон 1, 2 и 3, которые подвергаются массированным атакам с земли, воздуха и воды. Сложилось впечатление, что аборигены уже уяснили, где высажены главные силы, а где вспомогательные части.
      Держаться не было никакой возможности. Да, управляемые ракеты способны вывести из строя какое-то число боевых машин аборигенов. Но ракет-то было очень мало, их просто так, про запас взяли, ибо их использование не планировалось. Тоже и с зенитными ракетами. А только ими и можно было отбиваться, ибо тяжёлые машины аборигенов стрелковое оружие не брало. И это-то они, те кто давным-давно привыкли быть только победоносными завоевателями (Ну, ума просто хватало не лезть в те места, где не ожидалось сколько-нибудь сильного сопротивления). А вот здесь напоролись на тех, кто готов отчаянно защищать свой дом. И есть чем! А виной-то всему те самые наши мерзавцы из правительства, так подставившие своих собственных солдат.
      В кораблях хоть были землеройные машины. И вокруг севших кораблей вовсю копали траншеи и строили ДЗОТы. А ведь давно уже этим не занимались. Только вот поможет ли это? Видимо, нет. Но кэртэрцы всегда дерутся до последнего. И даже тогда, когда нет надежды на помощь. Вот как сейчас.
      14 развернулся к экранам. Отсюда, из командного отсека одного из кораблей он должен был управлять работой огромного госпиталя. Но он никогда не ждал, что ему придётся управлять работой переполненного ранеными госпиталя. И в госпитале сейчас оставались только лежачие. Все, кто мог держать в руках оружие, включая большую часть персонала, ушли драться с аборигенами. А резервов больше не было, и ждать помощи не приходилось. И корабли не подойдут.
      14 военный. И не осуждает 1. Он должен сохранить боеспособные части. И выполнить то, что ему поручили. Любой ценой! И 14 со всей 12-й зоной входит в эту цену.
      Вот только никто и представить себе не мог, что настолько высокой окажется цена…
      На экранах было видно, что остатки всех боевых групп подошли обратно к кораблям. Где-то там, не очень-то далеко погибали под натиском аборигенов группы прикрытия. Они ещё выиграют несколько часов тем, кто ушёл. Вот только ради чего ушёл?
      Среди траншей спешно сооружали укрытия для немногочисленных уцелевших носителей оружия. Только это бессмысленная работа. Аборигенов всё равно слишком много. Кэртэрцам не выстоять. Им остаётся только умереть. Но это тем, кто ещё способен держать в руках оружие. А остальным? Нескольким тысяч беспомощных раненых? Их что, перебьют аборигены.
      Или что-то иное? В любом случае, последнее решение он не может принять единолично. Нужно совещание всех оставшихся в живых командиров. И их решение будет обязательным. И от него зависит судьба всех, кто ещё жив, без разницы, могут они сражаться или нет. И это долг 14 созвать подобное совещание. И он его созвал.
      На неё присутствовала едва ли треть от тех офицеров, кто высадился здесь полмесяца назад. Да и из них много раненых. Они дрались отчаянно. И потери аборигенов были, раз в пять выше их собственных. А может и больше. Но их здесь просто слишком мало высадилось. И они неспособны были взять под контроль указанный регион.
      Командир отряда носителей кратко доложил обстановку. Смысл доклада и так всем известен: Положение безнадежно. Не будь за их спинами нескольких тысяч раненых, никто бы из них ни на миг бы не задумался о том, что делать дальше: Пока есть возможность — вгрызаться в землю, строить оборону. А когда подойдут аборигены — продать свою жизнь подороже.
      Но у них раненные. И очень много. Их гораздо больше, чем тех, кто в состоянии держать оружие.
      14 доложил о состоянии большей части раненых — лежачие, большинство подлежит эвакуации в госпитали более высокого уровня. Кораблей нет и не предвидеться.
      Снова заговорил командир носителей. Больше суток не удержаться. Нет ракет. Очень мало зарядов для гранатомётов. На уцелевших носителях почти закончились боеприпасы.
      Встал ещё кто-то из офицеров. Судя по виду — недавно сбежал из госпиталя, да и сейчас еле на ногах стоит. И сказал совершенно жуткую вещь, которую уже очень давно никто в империи не говорил.
      — Я предлагаю капитулировать.
      Поднялся шум. Но 14 прекратил его.
      — Любой имеет право высказаться. Слушаем!
      — Они достаточно развиты. И не тронут раненых. А здесь, как мы все и так видим вовсе не колониальная акция, здесь самая настоящая война. И у такой войны есть законы. И здесь наверняка есть понятия о правах военнопленных.
      — Это будет величайший позор для нас — сказал командир носителей
      — Отнюдь. В чрезвычайных ситуациях такое решение вполне допустимо.
      — Но вопрос решается голосованием.
      — Насколько я понимаю — сказал 14- есть два предложения — держаться, и наверняка погибнуть всем. Или капитуляция. Позором мы покроем только себя. Но сохраним тысячи жизней, которые ещё понадобятся империи. Решение голосования обязательно для всех. Если решим драться- то ты, 450 возьмёшь оружие и пойдёшь в траншею. И я туда пойду. И все там будем. Но при другом решении ты, 57 его тоже выполнишь.
      Каждый сказал, что думал. И незначительным большинством приняли решение поднять белый флаг. 14 даже не пришлось голосовать, ибо его голос должен был быть последним. И он уже ничего не решал. Хотя лично он предпочёл бы драться. И погибнуть. И отвечай он только за свою жизнь, так бы и поступил. Позывной 14, член славного рода с хризантемой в гербе по имени Элендиэленделииванкэреналандалинделиетинэртинден.
      Остаткам групп прикрытия было приказано отходить. Командир носителей взорвал все свои машины. Это его право. И долг. И именно он должен вести переговоры с командованием аборигенов.
      Докладывает министр здравоохранения. Тяжелая ситуация в крупных городах. Большие жертвы среди мирного населения. Нехватка медикаментов. Каких? Протягивает императору список. Выделю из стратегических запасов. Фармацевтическая промышленность переведена в режим военного времени? Переводится… На юге из-за уничтожения дамб и очистных сооружений — угроза эпидемий. Строительную технику снять со строек под такими-то номерами.
      Император встает и подходит к министру. Перейдем к последнему пункту доклада. О недавно доставленном в столицу раненном этот пункт. Младшей дочери Саргона.
      — Как она?
      — Безнадежна. Ожоги второй и третьей степени, перелом позвоночника, обеих ног, множественные переломы ребер, повреждения внутренних органов, возможно, повреждения головного мозга. Она без сознания, и практически в коме.
      — Но ведь жива ещё?
      — Буду откровенен: это только вопрос времени…
      — Времени… Я не ошибаюсь, пленный генерал военмедик высшего ранга? — это Саргон спросил у Бестии. Размещение военнопленных находилось в ведении безопасности.
      — Так точно.
      — Пусть попытается спасти её.
      — Они чрезвычайно выносливы. Генерал может отказаться действовать добровольно.
      — Как хочешь, а заставь.
      — Софи. Что с ней?
      — Травма головы, сотрясение мозга средней тяжести. А так в основном ушибы. Ни малейшей опасности для жизни.
      — Он сказал, что когда перед ним раненый, ему всё равно какого он клана.
      — Согласен?
      — Да.
      — Немедленно везите его в госпиталь. Пусть делает всё, что считает нужным.
      — Генерал чужаков просит аудиенции. И выдвигает при этом довольно странные условия: встреча должна проходить в присутствии лучших медиков, желательно гематологов, которые заранее дают подписку о неразглашении всего того, что услышат. Сама встреча должна касаться ваших дочерей.
      Император устало взглянул на секретаря. Сказать, что последние дни были сумасшедшими — значило не сказать ничего. Дел была просто уйма. И все — безотлагательные. А у императора не десять голов, а решать надо всё. А тут ещё такое. Но прямо сейчас нет ничего спешного. Значит, можно попытаться решить и этот вопрос.
      — Вызывайте всех, кого он просил немедленно, а пока вызовите его.
      — Он отказывается говорить что-либо без присутствия наших медиков.
      — Ладно, ждём, а пока, давай, что там ещё не слишком важное скопилось.
      Генерал вошёл в кабинет первым. Вошёл и встал, словно чего-то поджидая. Император видел его впервые. Он вообще впервые вот так близко видел чужака. Колонизатора из другой звёздной системы. Внешне — мужчина, как мужчина, лет сорока, высокий, худощавый, темноволосый с резкими чертами лица, и пронзительными глазами светло-серого, почти белого цвета, из таких уж явных внешних отличий — только необычайно длинные заострённые уши причудливой формы. Одет в грэдскую форму без знаков различия.
      За ним входят врачи, четверо, двоих из них император знает лично.
      Генерал заговорил первым.
      — С моей точки зрения, то что я собираюсь сообщить, является делом чрезвычайной важности, и поэтому я настоятельно прошу вести протокол.
      Император кивнул. Вызвали одного из секретарей. Генерал достал из принесённой папки несколько листов бумаги и сказал.
      — Я прошу одного из вас выступить в роли консультанта правителя, ибо сейчас будет названо большое количество медицинских терминов.
      Затем генерал роздал каждому по три листа. Это были результаты анализов крови.
      — Я прошу охарактеризовать полученные вами данные.
      Один из врачей почти сразу сказал:
      — За номером один — результат анализа крови здоровой женщины.
      Генерал кивнул.
      — За номером два — анализ крови чужака.
      Пленный генерал снова кивнул.
      Некоторое время все молчали, потом другой врач как-то неуверенно заговорил.
      — Я кажется узнал третий анализ. Я видел кровь с такими странными показателями несколько лет назад, когда меня приглашали в императорский дворец во время болезни одной из дочерей императора.
      — И какой вы сделали вывод?
      — Сначала я решил, что это признак определённого заболевания, но ни один препарат никак не повлиял на значение данных показателей. К тому же выяснилось, что и более ранние анализы показывали такое же значение этих показателей. Я не смог дать объяснения. А больная поправилась, и эти показатели не изменились.
      — Теперь я попрошу сравнить все три результата, и обратить внимание на то, что значение показателей в третьем случае гораздо ниже, чем во втором, но выше чем в первом.
      — И что это значит?
      — О, теперь я перехожу к самому интересному! Обратив внимание на данные показатели, я позволил себе провести ещё один анализ крови, но провёл так, как принято делать у нас.
      Как вы заметили, наша и ваша кровь близка по многим параметрам, и различается лишь по некоторым. Но в нашей крови есть ещё один компонент, который у вашей расы полностью отсутствует.
      Генерал достал ещё несколько листов и роздал их.
      — Его значение обведено. Анализы брались у тех же лиц, что и в первом случае. У женщины вашей расы этого компонента нет, у одной из военнопленных он есть в нормальном для её возраста состоянии.
      Но он в половинном объёме имеется и у дочери правителя, у вашей дочери. И как это можно объяснить? Мне в голову приходит только одна, парадоксальная, феноменальная, или идиотская мысль: я своими глазами видел то, чего не может быть в природе- жизнеспособного гибрида! Я не поверил, провел анализы ещё раз-всё тоже самое. Запросил, под предлогом получения донорской крови, анализы её близких родственников. И понял, как меня обманывали последние несколько десятков лет. Мать женщины, которую я лечил- тоже гибрид, с ярко выраженным преобладанием генов нашей расы.
      — Я не уверен, что должен кому-либо что-то объяснять — сказал Саргон.
      — Ну, тогда я добавлю ещё кое-что, только не про вас, а про нас. Как вам известно, одно из главных физиологических отличий между нами — это чрезвычайно высокие сроки наших жизней. Мне, например, несколько сот лет, уникальный по вашим меркам возраст, а по нашему — я достаточно молодой мужчина. Около пятидесяти лет назад сюда прилетала экспедиция и собирала материалы на предмет пригодности этой планеты для колонизации. Она находилась здесь около двух лет. Некоторые её члены были замаскированы под аборигенов. Потом экспедиция улетела.
      И на заседании нашего руководящего органа был сделан доклад, главным в