Второй взял со скамейки бриллиант вместе с платочком, завернул в него камень и уложил во внутренний карман куртки.
      -Значит, все кончилось этим... - пробормотал незнакомец, вставая, - так банально... - Он протянул руки с отросшими грязными ногтями и потрепанными обшлагами.
      И исчез.
      -Э-эй! - крикнул первый парень тому месту, где только что стоял пожилой мужчина в коричневом пиджаке, - Эй, где вы? Не шутите с нами! Жан, держи его!
      -Но где он? - крикнул второй, расставив руки и присев. - Черт, он испарился!
      Оба парня принялись - на удивление прохожим - шарить вокруг себя, приседая, делая фехтовальные выпады и прыжки, потом они стали ширить круг своих странных движений, похожий, может быть, на африканский танец, - вокруг них собирались зеваки, все больше зевак. Журналист стоял возле скамейки неподвижно, на его запястьях были наручники.
      Парни скоро поняли, что потеряли возможного грабителя, вызвали по мобильнику полицейскую машину, куда и сопроводили журналиста. Машина отъехала, круг зевак немедленно собрался в небольшую толпу посреди сквера, обсуждавшую приключение. Слово "невидимка" среди множества других не прозвучало ни разу. Превращений шефа-робота никто не заметил.
 
      Из полицеского управления журналиста выпустили в тот же день Его рассказ о невидимке поначалу посчитали бредом, но у него были свидетели - те двое спортивных парней, переодетые, как оказалось, полицейские. Пленку видеокамеры посмотрели, на ней было снято интервью в Лувре, где прохаживалась русская Думская делегация.
      Журналист вышел на улицу и впервые после пережитого свободно вздохнул. Но не успел он сделать и трех шагов, как услышал рядом с собой знакомый голос:
      -Как вы себя чувстуете? Я виноват перед вами...
      -Ничего, такое со мной не впервые, - ответил журналист, не удивляясь уже появлению рядом невидимки. - Я научился разговаривать с полицейскими.
      -Вот и хорошо. Можно, я обопрусь на вашу руку?Я страшно устал за последние дни. Я кое-чего вам недосказал...
      Невидимка шел, тяжело опираясь на руку журналиста, на чьем другом плече висел кофр с видеокамерой, кассетами, диктофоном, блокнотом, прочей дребеденью и недопитой бутылкой воды.
      -Как видите, моя невидимость дала трещину. Кто-то шутит надо мной, и я теперь не знаю, когда я снова обнаружусь, в каком месте. В каком подвале, в каком музее, у чьей короны. И теперь полиции известно, с кем она имеет дело. Боюсь, что она придумает что-то против невидимки... Погодите, дайте мне передохнуть.
      Журналист хотел уже что-то сказать, - ответ его вызрел сам собой, - он хотел его произнести, но осекся. Рядом с ним стоял, трудно дыша, пожилой человек с сеткой морщин на небритом сером лице, в коричневом мятом костюме.
      -Кто-то пошутил надо мной, - продолжал он. - Я зря пустился на риск, когда...
      И снова исчез.
      Журналист стоял на тротуаре еще минут пятнадцать, но голоса невидимки больше не услышал, не почувствовал прикосновения его руки. Он перекинул знакомым движением тяжелый кофр на другое плечо и пошел домой. Этот день, впрочем, как и другие его дни, оказался тяжелым. Но в диктофоне его и в цепкой журналистской памяти был сенсационный материал, который сулил ему неплохой гонорар.
      Тем талантом, о котором говорил ему невидимка, он тоже не обладал, но, как всякий творческий человек, надеялся, что со временем он прорежется.
 

* * *

 
      Когда Кубик услышал Славикин сбивчивый рассказ о "Регенте", он долго молчал. Славик даже подумал, что телефон отключился, но Кубик вдруг заговорил:
      -Вот, значит, как все окончилось, вот - значит - как... - Снова протянулась долгая минута. - Даже, наверно, хорошо окончилось. Прямо скажем: хэппи энд... Во всяком случае, мы с тобой из этой передряги вышли с малыми потерями. Невидяйка... А знаешь, Слав, - тут художник снова помолчал, - а знаешь, какая мысль - уже не первый раз - пришла мне в голову? Наверно, а может быть, и наверняка, в лабораториях ученых... нет, скорее, в их несгораемых сейфах, лежат вещи похлеще твоих невидяйки и молстара. Но у этих ученых хватает уже ума не выпускать их в мир. Они понимают: слишком рано. Рано, потому что так или иначе их открытия - та же невидимость, тот же молстар - попадут в руки разбойников, и тогда на Земле начнется такая свистопляска, какой еще не бывало...
      Еще одна минута молчания. Потрескивание жесткой бороды о пластмассу телефонной трубки. Потом вздох. И грустный голос:
      -Мне ведь невидяйки жаль почти как тебе. Потому что я... мне ведь тоже хотелось побыть здесь невидимкой. Мне нужно было кое-что увидеть, да вот не пришлось...
      Славик думал-думал после, что хотел бы увидеть Кубик, будучи невидимым, но так ничего и не придумал. А спрашивать не стал: есть у людей секреты, которых они никому и никогда не откроют.