11. Кольт майора Лебедя

Гора Роман-Кош, хребет Бабуган-Яйла, 30 апреля, 0225 — 0540

— Товарищ капитан, проснитесь! Вставайте пожалуйста, товарищ капитан!

Глеб продрал глаза, сел и хмуро спросил:

— В чем дело?

—Товарищ майор приехал, товарищ капитан.

Взгляд на часы:

— Третий час ночи, какого хрена… — Глеб не мог прийти в себя. Во рту было сухо и гадостно, как в заброшенной выгребной яме, голова гудела и слегка подводило живот. Он не так много выпил, как мало съел. А смешивать коньяк с водкой и пивом, закусывая фисташками и картофельными чипсами… Б-р-р!

Он встал, расправил затекшее от спанья в кресле тело, надел куртку и пояс и пошел в сортир.

Облегчившись, помыв руки, лицо и сполоснув рот, он чувствовал себя уже почти человеком. Для окончательного пробуждения необходима была сигарета.

На дворе творилось неописуемое. Там, где еле хватало места для неполной роты, толпилась половина батальона. Среди БМД сиял черным лаком «Мерседес».

— Что такое, что за херня? — спросил Глеб.

— Сами удивляемся, что за херня, товарищ капитан, — ответил Петраков. — В городе был бой. Наших вышибли. Грачев приехал, видите.

— Ах ты ж, господи, — Глеб затоптал «бычок» — Я думал, только Спас, а тут весь иконостас. А где товарищ майор?

—Где-то здесь, — Стумбиньш с трудом подавлял зевоту. — Они пробивались вместе.

—Откуда пробивались? Куда пробивались?

— Из Ялты — сюда, если я правильно понял, — зампотех, в свою очередь, достал сигарету.

— Трам-тарарам, — с чувством сказал Глеб. — Артем, а ты что думаешь? Что произошло?

— Не иначе как вторжение марсиан, — сказал Верещагин. — Не задавайте идиотских вопросов, Глеб, и не получите идиотских ответов. Конечно, это местные.

— Этого быть не может! — сказал Петраков. — Местные за нас. Они сами нас позвали!

— Ну, тогда остаются только марсиане.

— Хватит глупых шуток, — оборвал Стумбиньш. — Что мы будем делать?

— Что товарищи командиры скажут, то и будете.

К ним приближался штабной полковник.

Черт, подумал Глеб. — Черт, черт, черт. А так все хорошо начиналось. Цветы летели на БМД, девушки вешались на шею. За один день людей достали до того, что они за оружие взялись…

— Товарищи офицеры, где здесь можно спокойно поговорить? — спросил штабной полковник.

— В комнате отдыха, — быстро ответил Глеб.

— Очень хорошо, — полковник развернулся.

На «военный совет в Филях» не позвали ни капитана, ни старлея.

— Артем, ты что делать собираешься?

— Выполнять приказ. У тебя какой приказ? Занять эту гору и держаться на ней. Ну, так вот сиди и не рыпайся. И я буду сидеть и не рыпаться. Будем оба выполнять приказ.

А спецназовец перестал выглядеть вечным победителем, отметил Глеб. Если днем он походил на немца в июле 41-го, то ночью больше напоминал немца в июле 42-го. Капитан разглядел и красноватые глаза, и нервное постукивание пальцами по кобуре. Хотя лицо по-прежнему оставалось доброжелательно-непроницаемым.

— Пойдем выпьем кофе, — предложил старший лейтенант.

— Что?

— А что еще делать?

Они перебрались в кабинет и дернули «эспресо» из кофеварки.

— Шамиль, — приказал Верещагин татарину, — завари для товарищей командиров.

Глеб ухватился пальцами за притолоку двери и подтянулся на одной руке.

— Дернул черт заснуть, — пожаловался он. — Теперь глаза слипаются. Как ты?

— Это дело нужно перетоптать, — с видом знатока ответил старлей. — Накатывает волнами. Если каждый новый приступ сонливости переносить на ногах, то все яки.

Согревая ладони о стакан, Глеб сел прямо на стол и начал перебирать канцелярские принадлежности. Кабинет начальника службы охраны, как и всякий кабинет, нес на себе отпечаток личности своего хозяина. Глеб попробовал представить себе этого человека. Большой раздолбай, судя по всему. Бумаги свалены в порядке «свой поймет, чужой не догадается», канцелярские принадлежности разбросаны без лада по ящикам стола, четыре маркера запиханы в стаканчик для карандашей, хотя у них есть своя подставочка… Творческий человек.

Капитан взял со стола штучку непонятного назначения и неприятного вида, щелкнул два раза хромированными клыками.

— И на кой вот эта вэшчь? — спросил он.

— Скрепки выдергивать, — Верещагин бросил в его сторону быстрый взгляд и снова уставился в окно.

— С ума сойти. Только для этого? И больше ни для чего? Что, ножиком скрепку нельзя отогнуть?

— Общество потребления, Глеб. Нужны рабочие места, нужно что-то делать из отходов пластика и стали, нужно давать работу куче рекламных агентств… Здесь масса народу занята тем, что придумывает, как бы получше сделать, а потом получше продать ненужную вещь. Конечно, можно скрепки вытягивать ножом, можно ножницами, можно ногтями или зубами. Можно пиво разливать в канистры, а пирожки заворачивать в газеты, а пластиковые пакетики стирать и сушить на прищепке. Но это — общество потребления, и они ни за что не откажутся от вот таких штучек. Покупай больше, работай меньше, жри слаще. Вот такая теперь у них философия.

— Слушай, ты! — Глеб смял в руке пластиковый стаканчик. — Ты, конечно, великий специалист по «их нравам». Прям-таки наш замполит Захаров. Я понимаю — заграночки, разведка, то да се… Но скажи — неужели это нормально, что я, офицер Советской Армии, сыну своему кроссовки купить не могу? Что, так трудно выпуск кроссовок в стране наладить? Ладно, «жрите больше» — это философия глупая и неправильная, я согласен. Но почему нельзя жрать столько, сколько надо, не больше и не меньше? Почему у нас только Москва жрет от пуза, а в глубинке — шаром покати? Почему они при своей отсталой системе так с жиру бесятся, что придумали машинку для выдергивания скрепок, а мы со своей передовой системой сидим голые и босые? Давайте мы немного поживем в обществе потребления, а там уж сами решим, хорошо это или плохо.

— Глеб, ну вот если я тебе скажу, что плохо — поверишь?

— Да чем, чем плохо, скажи мне?

— Да тем, что никто уже не хочет ни за что бороться. И когда приходит хана — в лице нас с тобой, Глеб! — все сидят, сложив ручки на животе, и ждут, что кто-то их выручит. И я не буду их за это осуждать. Понимаешь, трудно человеку подыхать с оружием в руках за то, чтобы кто-то через год купил себе новый автомобиль.

— Да что ты такое городишь, Артем! Ты вспомни, за что воевали наши отцы — за то, чтобы мы пожили наконец-то по-человечески! Ты никогда такого от своего отца не слышал, Верещагин?

— Нет, Асмоловский. Никогда.

— По-твоему, подыхать, чтобы дети жили по-людски, глупо? А подыхать непонятно вообще ради чего — не глупо? Зная, что ни тебе, ни твоим близким от твоей победы ни холодно, ни жарко, и кто от нее выиграет — так это бровеносец наш, который очередную цацку на грудь себе повесит. Вот я думаю, что ты неправ. Они тут очень быстро взялись защищать свое общество потребления. А мне ради чужого ордена погибать офигенно не хочется.

Шамиль, молчаливый свидетель диалога, расставил на маленьком подносе семь стаканчиков с кофе, туда же пристроил стеклянную посудину из кофеварки, изячно этак утвердил поднос на правой руке, метрдотельским жестом поправил воображаемую «бабочку» и направился в комнату отдыха.

Через минуту он вернулся.

— Капитан… — секундное замешательство, — Товарищ капитан, товарищ старший лейтенант… Вас просят зайти…

…Князь откровенно зевал.

— Слушай, я уже носом клюю, — пожаловался он. — Долго мы еще будем вилять, как маркитантская лодка? Почему десантники снимаются и идут вниз? Здесь будет что-нибудь или нет?

— Будет, — пообещал Артем. — Бери Миллера, Сидорука, Хикса. Возьми всю взрывчатку, какая осталась. Спустись вниз и взорви эстакаду за Чучельским, на двести девяносто второй.

— Ничего себе! ЗА Чучельским, а не НА Чучельском?

— Да, ЗА, а не НА.

— Зачем, ты мне можешь объяснить?

— Сейчас сам все поймешь. Кашук, связь со штабом бригады.

— Десять секунд, — из бесчисленных рукояток на пульте штабс-капитан выбрал нужные и привел в одному ему понятное положение. — Наденьте наушники. Нажмите на эту кнопку.

Иметь в своем распоряжении самую мощную в Крыму станцию иногда полезно. В штабе бригады ситуацию с Грачевым узнали через двадцать секунд — ровно столько времени понадобилось Верещагину на то, чтоб ее изложить.

Война в горах имеет свою специфику. Перекрыв дорогу, втиснутую между обрывом и крутым склоном, взвод при наличии достаточного количества боеприпасов может держать а хоть полк. Двести девяносто вторая трасса, соединявшая Симферополь с Гурзуфом, была одной из трех, ведущих из столицы на Южный берег. По ней и собирался отступать (эвфемизм слова «драпать») в Симферополь генерал Грачев.

Но!

За Чучельским перевалом дорога раздваивалась. Одна из трасс вела в Симферополь, а вторая — в Национальный Парк, где и заканчивалась тупиком. Оттуда, правда, можно было повернуть и выехать к Изобильному, все на ту же двести девяносто вторую. Но их уже будут ждать, ждать возле хребта Конек, потому что по разваленной дороге, где не пройдут БМД, пройдут «Бовы». Срежут путь, пока красные будут делать петлю от национального Парка, устроят засаду или встретят ударом в лоб.

Что и изложил в своем кратком сообщении командиру 1-го горно-егерского батальона капитану Карташову капитан Верещагин.

То, что Карташов оказался его знакомым по офицерскому училищу, было даже не везением, а просто закономерностью. В пределах бригады практически все офицеры друг друга знают если не по имени, то хотя бы в лицо. Ровесники с вероятностью в 70% вместе учились в Карасу-Базаре. Офицеры штаба бригады знали Верещагина, он знал их, а с командиром батальона, Максом Карташовым, они даже какое-то время жили в одной комнате общежития. Хотя друзьями не были. Чисто деловые отношения: одолжи бритву, не видел мои часы, твоя очередь убирать, е — функция от d или от t? Между ними было много общего — возраст, социальное положение, перспективы по службе — но они все же слишком сильно отличались друг от друга, чтобы мирное соседство переросло хотя бы в приятельство. Максим не разделял увлечения скалолазанием, не углублялся в психологию или военную историю дальше, чем того требовала программа и не любил заумную музыку «Пинк Флойд».

Услышав коллегу на частоте штаба бригады, Карташов был слегка ошарашен, и в ситуацию вник не сразу.

— Ты там что, со всей своей ротой? — не понял он.

— Я здесь один. Почти один. Долго объяснять.

— Две сотни десантников и один ты? — не понял Карташов.

— Да, где-то так. Они принимают меня за своего.

Это было настолько невероятно, что Карташов заподозрил ловушку. Но Верещагин с самого начала говорил по-английски, что ему вряд ли позволили бы, говори он под дулом.

— Как вы там оказались, сколько вас там вообще?

— Семеро.

— Что вы там делаете?

— Солдат, не спрашивай. Теряешь время, Максим! Тебя ждет засада, это раз, я свяжусь позже, это два. Конец связи.

Он снял наушники.

— Кашук, можно сделать так, чтобы я с ним связывался по «уоки»?

— Вы можете связываться со мной, а я подключу игрушку к пульту.

— Годится. Делай.

— То, что вы задумали — безумие.

— Вся эта затея — безумие. Но не можем же мы сидеть на своей жопе, пока ребята будут их гнать.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Кашук. — Один батальон роли не сыграет.

— Откуда ты знаешь, сыграет или нет? Кто дал тебе какие-то гарантии? Я хочу выгнать их отсюда. Рано или поздно кто-то из них сообразит, что здесь — самая мощная радиостанция в Крыму. Я еще удивляюсь, как меня не попросили попытаться выйти на штаб дивизии. Я полдня и ночь провел на нервах, все, больше не могу. Нужно выпереть их с горы и возвращаться в батальон. Мы свое дело сделали.

— Не выходите отсюда, — попросил Кашук.

Артем, не отвечая, встал, подошел к двери.

— Не открывайте двери никому, даже родной бабушке, — повернулся он, взявшись за ручку.

— Вы думаете, что это пройдет гладко?

— Алеша, если это пройдет гладко, я влезу на вышку и спою «Te deum».

Ялтинско-Алуштинская Агломерация, 2230 — 0315

Почему все пошло криво?

Майор Лебедь снова и снова задавал себе этот вопрос и не мог найти ответа.

Единственной воинской частью, контролирующей район Ялтинско-Алуштинской Агломерации, был его батальон — если не считать комендантской роты генерала Грачева, надумавшего оставить на один вечер свой штаб в Симферополе и развлечься в благодатной Ялте.

Городской голова (сам он предпочитал называться мэром и по-русски почти не говорил) был в восторге от Общей судьбы и закатил офицерам банкет. В момент начала военных действий генерал Грачев сидел с городским начальством за ужином в ресторане "Невский Проспект ", и ел устрицы с лимонным соком. Буржуйские разносолы, надо сказать, ему впрок не пошли. Когда в десять вечера половина персонала ресторана и гостиницы ворвалась в банкетный зал, одетая в камуфляж и с оружием в руках, устрицы внутри генерала настойчиво запросились обратно.

Пьяную комендантскую роту застали врасплох, а комдива едва не взяли в плен. И Грачеву пришлось признать, что если бы не ребята из батальона Лебедя, то ему показали бы, почем фунт гороху.

Но майор взял дело в свои руки. Резервисты были выбиты из «Невского Проспект а», после чего батальон начал отступать из города. Одно было плохо: упустили пленных. Нужно было сделать ноги быстрее, чем эти пленные разберут оружие и соберутся в погоню.

Через Ялту до Массандры они прошли, как пьеса Софронова через цензуру — почти без потерь. Видно было, что крымцы не хотят начинать драку в городе. Но погоня следовала за ними по пятам. Арьергард отстреливался почти непрерывно. Самое обидное — то, что, насколько майор смог заметить, эти нападающие были просто бандой вахлаков. Правда, очень большой бандой. И очень хорошо знающей эти места бандой. Они следовали за батальоном на своих вислозадых машинах, находили какие-то грунтовые дороги в горах, где БМД проехать не могли, выезжали на трассу впереди батальона и устраивали засады. Нанеся быстрый удар, они снова исчезали, а десантникам оставалось только подсчитывать раненых и убитых. На рожон эти гады не лезли, предпочитали нападать из-за угла, и майор, скрипя зубами, признавал, что эта тактика принесет им успех, если десантники не покинут как можно скорее трижды проклятую курортную зону, перевалив через Гурзуфское Седло.

Возник один неприятный вопрос: кто должен остаться в арьергарде, дав товарищу генералу и своим боевым друзьям возможность добраться до Симферополя?

Как командир, Лебедь должен был ответить на этот вопрос. Впрочем, он мог утешать себя тем, что арьергард не будет так однозначно брошен на растерзание: задержав противника на сколько надо, ребята могут отступить на Роман-Кош, а там, он видел, просидеть можно долго. Да и спецназ поможет. И с боезапасом у Глебовых парней и спецназовцев получше, чем сейчас у Лебедя… В том, что еще до утра помощь прибудет и мятеж подавят самым решительным образом, майор не сомневался.

Очередная засада была устроена в Никите, куда они свернули, сброшенные с Никитского перевала. Сукины дети со снайперскими винтовками заняли десятка два точек и планомерно расстреливали всех, кто высовывался. Дураков было мало, и тогда мерзавцы палили просто по БМД, и винтовочные пули пробивали-таки алюминиевую броню, и иногда в кого-то попадали. У мерзавцев не иначе как были приборы ночного видения. У мерзавцев было до хрена — и больше! — патронов. У мерзавцев была связь. Если бы у майора была хотя бы связь! Если бы он мог хотя бы нормально командовать своим батальоном! Но все частоты — две основные, две резервные — были забиты помехами. А впереди — м-мать его! — еще Гурзуф!

Дорога от Ялты до Гурзуфа, которую крымский водитель промахивает за двадцать минут с учетом автомобильных пробок, заняла у батальона шесть часов. За это время Лебедь потерял еще четверть личного состава.

Поэтому, когда его еще и на Седле встретили огнем, подбив из гранатометов два БМД, он был готов лично рвать на куски сволочей-белогвардейцев. Он приказал вычистить весь склон над дорогой.

Ребята выскочили из БМД и кинулись наверх пешим строем. Поднявшись метров на сто, они угодили под ураганный автоматный огонь. Несмотря на достаточно ясную лунную ночь потребовалось некоторое время, чтобы разобрать, что свои лупят по своим: роту капитана Деева принял за авангард наступающих беляков взвод лейтенанта Васюка из роты капитана Асмоловского. Пятеро ребят погибли…

Майору Лебедю в этот день положительно не везло.

Теперь он помогал Глебу в организации засады и искренне надеялся, что белым гадам на этот раз икнется. Рота Асмоловского, свежая и полностью укомплектованная боезапасом, задаст им шороху. А потом они спокойно оторвутся и уйдут отсюда. Преимущество в скорости у них есть, а на закуску белякам можно оставить несколько приятных сюрпризов.

В организации засады активно участвовали и спецназовцы. По крайней мере, трое из них. Майор знал, что, в отличие от десантников, они никуда отсюда не уйдут. Если Грачев не собирался делать из арьергарда смертников, то начальство Верещагина, видимо, напрочь забыло о старлее. А он, как тот хлопчик, который дал честное слово, никуда не двинется без приказа. Обсуждение этого вопроса было давно закончено.

Если бы майор знал, о чем думает Асмоловский, он бы отматерил капитана и приказал ему думать о деле.

Потому что капитан, покончив с устройством засады, переключился на свой больной вопрос: «А не засланный ли казачок». Он уже и сам себя ругал на чем свет стоит, но эта мысль не давала ему покоя. Свежей пищей для нее стала оговорка Шамиля. Даже не оговорка — так, чепуха собачья. Но Глеб готов был поклясться, что Шамиль, сказав «капитан», обращался не к нему.

Скатился вниз грачевский «мерседес» в сопровождении БМД охранной роты. Из машины вышли двое: подполковник и полковник. Генерал остался внутри.

Лебедь откозырял вышедшим.

— Ave, Caesar! Morituri te salutant, — полушепотом прокомментировал Верещагин.

— Только цезаря что-то не видать, — так же тихо ответил Глеб. — Даже выйти не соизволил, сука.

Подполковник дал им знак подойти.

Смешно — они, не сговариваясь встали по ранжиру: полковник, подполковник, майор, капитан и старший лейтенант…

«Флеш-стрит», — подумал Артем.

Подполковник и полковник пожали ему, «смертнику», руку. Большая честь. Странно, но они выглядели совершенно нормальными людьми. Артем легко мог представить любого из них в крымской форме со знаками старших офицеров. Подполковнику Семенову очень пошли бы черные марковские погоны.

«Скатертью дорожка», — подумал он.

— Скатертью дорожка, — тихо сказал Глеб.

Они втроем стояли у шлагбаума, загораживавшего въезд к ретрансляционному центру. Был час рвущихся сумерек, обманный час, сонный и тяжелый час. Самое подходящее время для быстрого удара исподтишка.

Стоял час Быка, и нестихающий ветер выл над Роман-Кош.

Генерал Грачев за годы армейской карьеры научился чувствовать опасность задницей. И сейчас его задница просто-таки свербила от дурных предчувствий.

Нет, не имелась в виду совершенно реальная возможность налететь на белогвардейскую засаду. Опасность была не военная, а чисто армейская, карьерная, если можно так выразиться.

Это лейтенант может шутить «дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут». А генералу это очень некстати. Тем более, что сейчас появилось много вариантов южнее Кушки, и ну его на фиг ехать туда командовать хотя бы и армией. Вторжение в Крым было звездным часом Грачева, реальным шансом сделать еще один шаг к маршальским звездам. А тут какие-то мудаки этот шанс серьезно подпортили.

Грачев знал, как вставит ему Москва за начало незапланированных военных действий. А уж как вставят, если он провалит и ответный удар — и сказать невозможно. Так вставят, что лучше бы ему в Москву не возвращаться.

Террористы — вот, кто его беспокоил. То есть, ясно было, что никакие это не террористы, а самые что ни на есть регулярные войска Острова Крым, террористы не носят погон и не ездят на сочлененных транспортерах. Но, поскольку Остров присоединился, то на его территории действуют советские законы. А по советским законам эти ребята — террористы. Сепаратисты, вот они кто. Мысленно составляя доклад в Москву, Грачев порадовался удачной формулировке: бандформирования вооруженных сеператистов.

Стоп, машина!

Перед ними был тупик. В свете фар белым по красному — старый знакомый «кирпич».

Грачев вышел из машины, огляделся. Семенов услужливо обшаривал фонариком местность. Сержант и двое солдат из взвода охраны тоже шастали лучиками по стенам ущелья, держа автоматы наизготовку. Коротенькая колонна из пяти БМД замерла.

В небе бледнели последние звезды, но горы были черны. Видимость — паршивей некуда. Ну, так в чем заминка? Не в правилах же крымского дорожного движения… На карте грунтовая дорога обозначена, и мостик обозначен…

Грачев подошел под «кирпич», как раз и воспрещавший въезд на мостик.

Хороший такой подвесной пешеходный мостик.

Внизу между камней сочится тощенькая речонка, обозначенная на карте как «Сухая Альма». Нда, водички в этой Альме действительно маловато… Зато камней — хоть гробницу Хеопса громозди. Как на подбор камешки: здоровенные такие клыкастые булыганы. Естественная баррикада. БМД не пройдут, даже если и берег не был бы таким крутым…

Грачев поднял говову, прочитал на венчающей мостик арке: «Крымский национальный парк». Хмыкнул.

А выдержит ли мостик БМД? С виду он, конечно, поганенький. И, судя по «крипичу» не должен выдерживать даже гражданские машины. Оставляйте, господа-товарищи, свой транспорт здесь, на крутом бережочке, и трюхайте на пленэр пешим дралом. Чтобы не засирать природу выхлопными газами…

— Это что же у нас получается? — спросил он вслух. — Дорогу взорвали… Здесь мостик этот…

— Можно еще на юг свернуть, товарищ генерал…

И верно: от мостика вела еще одна дорога. Согласно карте — на юг, к хребту Конек и поселку Изобильное. Изобилие Грачева мало интересовало. Его интересовало — выдержит ли этот мостик БМД. В «Мерседесе» он почему-то был уверен.

— Товарищ генерал, ну как, поворачиваем? — спросил командир комендантской роты старший лейтенант Шамотин.