Действующие лица

       Лонгин Германик,римский сотник
       Понтий Пилат,прокуратор Иудеи
       Гай, Максимус, Кратон — римские солдаты
       Мария Магдалина,жительница Вифании, бывшая блудница
       Мария Иаковлева, Саломея, Береника — жены и матери учеников Иисуса Христа
       Самуил,фарисей, слуга первосвященника Каиафы

       Понтий Пилат ходит взад-вперед по Лифостратону, поигрывая кинжалом. Из-за сцены слышен истеричный шум толпы.

Пилат

      Сбесились все, как и всегда ведется
      У этих иудеев перед Пасхой.
      Вот люди! Что ни праздник — то погром,
      А то и бунт. И стоит ли дивиться —
      Что празднуют? Как тыщу лет назад
      Их Бог детей Египта уничтожил,
      И для чего? Чтобы какой-то вшивый,
      Замызганный пророк собрал их орды,
      И притащил сюда — из века в век
      Морока трем империям великим:
      Ахеменидам, эллинам и Риму,
      А пуще всех их, вместе взятых — мне,
      Несчастному…
 
       Входит Лонгин, громко, по-солдатски ударяет себя в грудь и вытягивает кулак вперед, отдавая салют.

Лонгин

                           Германик Лонгин, сотник.
      По вашему приказу, прокуратор,
      Я здесь.

Пилат

                  А, наконец-то ты пришел.
      Я слышал о тебе, Германик Лонгин,
      Что человек ты честный, хоть и варвар,
      В сраженьи храбр и взяток не берешь.
      Вот ты-то мне и нужен. Подойди-ка,
      И погляди в окно. Что видишь ты?

Лонгин

       (выглядывая в окно)
      Толпа евреев собралась на праздник.
      На Пасху здесь всегда так шумно… Боги!
      Нет, эти не на праздник собрались.
      Я вижу между ними Человека…
      Он связан, и оборван, и избит —
      Они же его треплют, словно вихрь
      Осенний треплет иву. Он в крови,
      От глаз до бороды — а им, как видно,
      Все мало крови… Кто это? Разбойник?
      Детей убийца и насильник женщин?
      Должно быть, преступлениям его
      Числа и меры нет, раз до суда
      Его казнит народ и рвет на клочья!

Пилат

      Не угадал, не угадал ты, Лонгин.
      Ни женщин, ни детей не убивал он,
      И в жизни не обидел комара.
      Он — некто Иисус Галилеянин,
      Пророк бродячий, вроде Иоанна,
      Того, что Ирод год назад казнил.

Лонгин

      Вы мне велите прекратить бесчинство?

Пилат

      Пошли ребят забрать его из рук
      Толпы безумной, и на двор казармы
      Доставить для допроса. А потом
      Вернись ко мне с докладом.

Лонгин

                                                Гай! Кратон!
 
       Входят солдаты.

Солдаты

      Мы здесь, кентурион!

Лонгин

      Со мной, на площадь.
 
       Все трое уходят. Пилат снова начинает ходить по комнате, время от времени поглядывая в окно. Теперь у него довольный вид. Он посмеивается и обращается к тому, кого в комнате нет.

Пилат

      Ну что, Каиафа, старый ты бурдюк,
      Прогорклым жиром доверху набитый?
      Ты думаешь, что римский прокуратор
      Тебе слугой на побегушках будет?
      «Того распять, другого обезглавить,
      А третьего помиловать»?
       (на улице шум толпы переходит в разочарованный вой)
      Ну, нет.
      Я римлянин, и потому хозяин
      В стране твоей. Кого хочу — казню,
      А захочу — помилую… Закон мой —
      Приказы Кесаря да прихоти мои.
       Входит Лонгин, салютует.

Лонгин

      Мой повелитель! Узник у толпы
      Благополучно отнят и доставлен
      На двор казармы.

Пилат

                                 Оставайся здесь.
      Я допрошу его. Приказов жди.
 
       Лонгин остается один, слегка прохаживается по комнате и выглядывает в окно.

Лонгин

      Земля чудная, а народ и того чуднее. Расскажу дома, что тут водятся лошади с двумя горбами на спине и со змеиной головой — так подумают, что мне солнцем голову напекло и мозги к шлему приварились. Или взять хотя бы этого ихнего Бога. Выдумают тоже — один Бог! Да как же можно жить с одним? Если на меня, скажем, обидится Вотан — то меня перед ним очистит Фрейр. Или Тюр будет мне заступником, или Хеймдалль. А как быть, если Бог один, и такой могучий, что с ним никак договориться нельзя? Вот потому-то они тут такие бешеные. Это ж надо было придумать — требовать казни за то, что человек называет себя Сыном Бога. От богов рождаются герои. И у нас так было, и у римлян, и даже у греков этих позорных. Ну так устройте человеку испытание — пусть покажет, чего он стоит! Если он сын Бога — отец ему пропасть не даст, а если нет… значит, туда ему и дорога. Нет, напали как девки на удачливую подружку — да еще подлостью: ночью выследили, взяли предательством… А впрочем, не взяли бы так героя. Герой бы их раскидал как чурки…
 
       Двое солдат вталкивают в комнату растрепанную женщину.

Максимус:

      Кентурион! Эта девка крутилась тут и что-то вынюхивала. Что делать с ней будем?
 
       Лонгин придвигает к себе табурет, садится. Солдаты подводят женщину ближе к нему.

Лонгин:

      Ты кто?

Мария:

      Мария из Магдалы. Так произносите мое имя вы, римляне. У нас говорят — Мириам.

Кратон

      А я знаю ее. Три года назад она спала с Требоном, командиром второй манипулы. И еще с Кассием, чиновником из налоговой службы. И еще…

Лонгин

      Кратон, я кого допрашиваю — тебя или ее?

Мария

      Это правда. Я была блудницей. Пока не встретила Его.

Лонгин

      Кого?

Мария

      Учителя. Человека, которого твои солдаты повели на внутренний двор.

Лонгин

      Он твой муж?

Мария

      Нет.

Лонгин

      Любовник?

Мария

      Нет. Он Учитель, праведник.

Лонгин

      Если Он праведник — то почему с Ним так обошлись?

Мария

      Потому что не могли обойтись иначе. Его свет палил их. Он был так бел, что они ясно видели, как они черны. Блудницы и мытари принимали Его прощение — а они не смогли.

Лонгин

      Ну, женщина, ободрись духом! Если вина твоего Учителя только в том, что Он слишком хорош для Срединного Мира — то Рим не карает за такую вину. Прокуратор разберется и отпустит его. По правде говоря, я думаю, что прокуратор отпустил бы Его, даже если бы он был виновен в насилии над весталкой: он ненавидит Каиафу. Так что хватит лить о Нем слезы как о мертвом, Мириам.

Мария

      Это дело решают не Прокуратор и не Каиафа.

Лонгин

      Кто же?

Мария

      Господь Бог Всевышний.

Лонгин

      Тогда тем более твоему Учителю нечего бояться. Ведь боги справедливее людей.

Мария

      Господь милосерден. И потому Сын Божий будет убит.

Лонгин

      Ты бредишь, женщина! Да за что же Бог может приказать убить Своего Сына?

Мария

      Он не приказывает, Он просит — и Сын отдает Себя в жертву. Даже ты, язычник, знаешь, что очищение обретается жертвой. У Сына есть власть прощать нам грехи — и поэтому Он умирает…

Лонгин

      Лучше бы у Него была какая-нибудь другая власть — например, обернуться сейчас птицей и улететь от Прокуратора и от меня.

Мария

      Он остается по Своей воле, чтобы спасти тебя, сотник, от твоих грехов — как Он спас меня.

Лонгин

      И как же Он тебя спас? Ты говорила, что не блудница больше — Он что, дал тебе денег?

Мария

      Денег у меня хватало, я блудила не ради них. Он простил меня…

Лонгин

      А кто Он тебе такой, чтобы прощать? Если бы Он был тебе отцом или мужем — тогда я сказал бы, что Он человек великодушный и добрый, может быть, даже слишком. Но Он тебе никто!

Мария

      Нет, Он мой Господь. И тебя Он тоже простит, сотник.
 
       Солдаты смеются, Лонгин улыбается.

Лонгин

      Да неужели? Ну вот тут уж вышла промашка: я не нуждаюсь в прощении. Хвастаться я не люблю, Мириам, и говорю только то, что есть: так вот, я хороший человек, и греха на мне нет. Я не грабил и не насиловал, не брал взяток и не убивал невинных. Я всегда отдаю свои долги, не обижаю моих солдат и не подлизываюсь к старшим, честно несу службу, приказов слушаюсь, стрелам не кланяюсь и меча не боюсь. Я даже по девкам не хожу, потому что мы с моей женой поклялись друг другу в верности. И твой Учитель мне не Господь, и в Его прощении я не нуждаюсь.

Мария

      Еще и ночь не настанет — а ты будешь нуждаться в нем как никто другой.

Лонгин

      Это почему же?

Мария

      Потому что ты убьешь Учителя.

Лонгин

       (солдатам)Уведите ее. Она слегка не в себе от беспокойства, я не вижу в этом преступления, так что вы проводите ее вниз и отпустите.

Кратон

      Идем, красавица!
 
       Солдаты с Марией направляются к двери.

Лонгин

      Стойте! Максимус, Кратон, я знаю вас обоих. И вы знаете меня, что мое слово твердо. Если я дознаюсь потом, что по дороге вы эту женщину обидели, я шкуру с вас обоих спущу. А я дознаюсь.

Максимус

      Да бросьте, командир! Шлюха, что бы ни говорила — всегда шлюха!

Лонгин

      А приказ — всегда приказ, и я приказываю пальцем ее не трогать! Марш! И через минуту я должен видеть, как вы с ней вышли из нижней арки и вошли назад без нее!
 
       Через другие двери входит Пилат — озабоченный, погруженный в себя, он какое-то время не замечает Марию.

Пилат

      Лонгин! Дело хуже, чем я думал. Он не пророк, он сумасшедший, но Он и вправду не отрицает, что Он Царь Иудейский и так просто Его отпустить нельзя — эти поганцы пустят слух, что мы покровительствуем бунтовщику. Я велел отвесить Ему сорок плетей без одной, ты проследишь за исполнением приказа.
 
       Мария вскрикивает.

Пилат

      Это что еще за птица? Знакомое лицо… Где я тебя видел, милашка? Все никак не могу припомнить…
 
       Кратон открывает рот, чтобы сказать, Лонгин показывает ему кулак из-за спины Пилата.

Лонгин

      Это одна из учениц иудейского пророка. Приходила узнать о Его судьбе. Я велел выпроводить ее.

Пилат

      Правильно… (делает солдатам знак увести Марию).Значит, так. Сорок плетей без одной, и пусть все болтуны заткнутся. Потом — я вспомнил, у них есть обычай отпускать на Пасху одного преступника. Ты приведешь из тюрьмы Димаса, Гестаса и Варраву. Когда они увидят его штрафную ряху, и вспомнят, скольких он зарезал — то сами попросят отпустить пророка. Так что ты вели парням не усердствовать. Я хочу, чтобы Он был жив. Чтобы Каиафа утерся… Нет, ну где я видел эту птичку? Ладно, потом вспомню. Выполняй.
 
       Пилат уходит в свою дверь, Лонгин хочет идти в свою, но на пороге сталкивается с Самуилом.

Самуил

      Ох!

Лонгин

      Это еще кто такой? Гай!

Самуил

      Не надо, не надо никого звать, господин легат!

Лонгин

      Я не легат, побереги свою лесть для дураков. Кто ты?

Самуил

      Слуга Первосвященника Каиафы, Самуил.

Лонгин

      И чего тебе здесь надо? Говори быстро, у меня дела.

Самуил

      Знаю, знаю: бичевать самозванца, который называл себя Иудейским Царем.

Лонгин

      Подслушивал?

Самуил

      Помилуйте, как можно? Я как раз искал того человека, которому будет поручено привести в исполнение приговор мятежнику.

Лонгин

      Ну так что тебе нужно? Или ты — тоже из его учеников и попросишь меня о снисхождении?

Самуил

      Тьфу! Тьфу! Тьфу! Я — из учеников этого…? Да никогда! Да пусть сбудутся на нем все проклятия Израилева Народа! Да пусть Он будет наказан за грех каждого из негодяев! Он — богохульник, мерзость из мерзости! Нет, я пришел просить тебя не о милости, сотник, а о справедливости! Такие, как Он, не должны жить на свете. Я видел твоих солдат, сотник — это крепкие ребята. Да и не любят они иудеев, что говорить. Если они перестараются… Ведь тридцать девять бичей — это немало! Преступник сдохнет как собака — как раз такой смерти он и достоин.

Лонгин

      Какая же справедливость в том, чтобы забить насмерть человека, не осужденного на смерть? Кажется, я понимаю, за что наш прокуратор ненавидит Каиафу.

Самуил

      А, так ты боишься, что тебя ждут неприятности по начальству? Да, это мне понятно. Но ты же исправный солдат, сотник, и ты, я слыхал, на хорошем счету! Пилат не будет злиться на тебя долго за такое упущение — а вот эта небольшая сумма поможет легче перенести его гнев…
 
       Самуил достает мешочек с деньгами, вкладывает его в ладонь Лонгина. Тот швыряет мешочек ему под ноги.

Самуил

      Э, э, сотник! Пятнадцать сиклей серебра на дороге не валяются!

Лонгин

      Это ты мне, римлянину, кентуриону Кесаря, суешь пятнадцать серебряников?

Самуил

      Ой, как же это я мог так ошибиться! Такому благородному человеку — пятнадцать! (Достает еще один мешочек)Тридцать!
 
       Лонгин заносит кулак, Самуил пятится.

Самуил

      Послушайте, господин, больше это дело не стоит! Ученику, который Его предал, мы заплатили тридцать! И чтобы какому-то язычнику…

Лонгин

      Язычнику противны ваши деньги, заберите их. Пусть евреи продают евреев.
 
       Лонгин уходит.

Самуил

      Нечистая заносчивая сволочь.
      «Кентурион я! Римлянин!» Да, как же!
      На лбу написано, что северянин.
      Германец, варвар! Лишь позавчера
      Слез с дерева. Их здесь теперь полно,
      Язычников проклятых. Боже, Боже!
      Доколе будет длиться гнев Твой правый?
      Доколе суждено нам их терпеть —
      Безбожников, бесстыдников, безумцев?
       (поднимает с пола брошенные Лонгином деньги)
      Сегодня Пасха. Господи, прости мне,
      Что в этот день святой я говорил
      С язычником, не знающим Тебя,
      И рук его неправедных касался.
      Теперь неделю буду я нечист,
      И в праздниках участвовать не буду,
      Не стану Пасхи есть, и в Храм не вниду,
      Чтоб Твой алтарь святой не осквернить.
      Проклятый варвар! Этакая жертва —
      И зря пропала: денег он не взял.
      Как мне теперь Каиафе доложиться?
      Одна надежда: варвары свирепы.
      Войдут в кураж, почуют запах крови —
      И сами его до смерти забьют.
      И поделом фальшивому Мессии!
      Да будь Он настоящий — я бы первым
      С почтением припал к Его ногам
      И прокричал — «Веди меня, избранник!
      Царь Иудейский!» Господи, когда,
      Когда наступит этот день чудесный,
      И доживу ли я? О, дай дожить!
      Узреть Мессию, свой народ во славе,
      Язычников — простёртыми в пыли
      С собаками и свиньями!
       (через другие двери входят Пилат и Лонгин)
      Тьфу, пропасть!
      Про пса заговоришь — он тут как тут.
      Уйду.
       (уходит)

Лонгин

              Мой повелитель! Приказанье
      Мы выполнили в точности. Пророк
      Подвергнут бичеванью по закону.
      Его выводят на Лифостратон.
      С ним — трое негодяев, что сегодня
      Должны распяты быть. Толпа забила
      Всю площадь у Претории. Все ждут,
      Что скажет прокуратор.

Пилат

                                          Что скажу?
      Ох, я бы им сказал! Да неохота
      Той руганью, что их пристала своре
      Язык марать свой.
       (делает шаг к окну, откашливается)
      Подданные Рима
      И Кесаря Тиберия! Сегодня
      Я с прилежаньем рассмотрел дела
      Людей, которых ваше правосудье
      Приговорило к смерти. Но поскольку
      Не в вашей власти смертный приговор
      Исполнить, властью Кесаря и Рима
      Его исполню я. Разбойник Димас,
      Разбойник Гестас, бунтовщик Варрава —
      Все эти трое приговорены
      К распятью.
       (Толпа одобрительно шумит. Пилат поднимает руку, призывая к молчанию)
      Иисус из Назарета
      Был обвинен сегодня в мятеже
      И богохульстве. Допросив его
      Без гнева и пристрастия, и взвесив
      Его слова и показанья тех,
      Кто на него донес, я не нашел
      В его речах состава преступленья.
       (Толпа, доселе молчавшая, разражается неодобрительным свистом и криками. Пилат снова поднимает руку, но на этот раз народ успокаивается не так скоро)
      Я говорю вам — этот человек
      Не замышлял мятеж! Но вашу веру
      Я уважаю. И хулить богов
      Считаю недостойным. Посему
      Подверг я Иисуса бичеванью.
      Довольно и с Него, и с вас!
       (Толпа снова свистит, кричит и топает)
      Чего же
                   Хотите вы?
 
       Из толпы раздается голос Самуила:
                        Распни Его, распни!

Пилат

      Еще раз говорю: Он не мятежник!

Самуил

      Он звал Себя Израильским Царем!
      Не это ли мятеж?

Пилат

                                Так он безумец,
      А за безумье смертью не карают!

Самуил

      Распни Его!

Пилат

                        Царя?

Самуил

                                 Зачем нам Царь?
      У нас есть Кесарь! Нам другой не нужен!

Толпа

      Распни Его, распни! У нас есть Кесарь!

Пилат

       (выходя из себя)
      Упрямый сброд! Да есть ли в вашем сердце
      Хоть капля жалости?

Толпа

                                     Он должен быть распят!

Пилат

      Сегодня праздник ваш, и ради Пасхи
      Помиловать готов я одного
      Из осужденных. Вот стоит несчастный
      Безумец. Окровавлен и избит,
      Оплеван и подвергнут поношенью,
      Довольно кары он понес за речи,
      Хотя б и дерзкие. А вот разбойник,
      По уши не в своей — в чужой крови.
      Бунтарь, убийца, похититель, злыдень.
      Кого же вам на Пасху отпустить?

Толпа

      Варраву! Отпустите нам Варраву!

Пилат

      В своем ли вы уме?

Самуил

                                   Разбойник лучше,
      Чем богохульник! Отпусти Варраву!

Пилат

      Кого хочу — того и отпущу!

Самуил

      Мы на тебя донос напишем в Рим,
      Что отпустить велел ты бунтаря,
      Оспорившего кесарскую власть!
      И что причиной новых беспорядков —
      Твоя гордыня и вражда с Каиафой!

Пилат

       (слегка тушуясь)
      Царь Иудейский — вовсе не бунтарь,
      А просто сумасшедший!

Самуил

                                          Власти Рима
      О том не знают!

Толпа

                              Отпусти Варраву!
      Распни его! распни! У нас есть Кесарь!

Пилат

      Вот Человек! Взгляните: невиновный
      По всем законам Рима, он наказан
      Властями Рима ради вашей веры!
      Чего же вам еще? Я не хочу
      Казнить его и лить невинной крови!

Толпа

      На нас Его вся кровь! На детях наших!
      Казни Его, Пилат — коль Он невинен,
      Твою вину мы на себя возьмем
      И детям по наследству завещаем!

Пилат

      Будь проклята, разнузданная стая
      Ублюдков кровожадных! Подавитесь!
      Нажритесь плоти и напейтесь крови
      Невинного — я руки умываю!
 
       Один из солдат вносит чашу с водой для умывания. Пилат окунает в нее ладони, потом показывает руки толпе.

Пилат

      Смотрите все! Хрустальной, чистой влагой,
      Не обагренной праведною кровью,
      Вода течет на землю с рук моих!
      Я чист перед богами, перед Римом,
      И перед вашим Богом, если есть Он.
 
       Лонгин подает Пилату указ о помиловании, другой солдат приносит на доске перо и чернильницу.

Пилат

      Смотрите все: я чистыми руками
      Беру папирус. Вот мое стило,
      Копью подобен кончик заостренный,
      Чернила с него капают — но кровью
      Они сейчас на белый лягут лист.
      В последний раз: чье имя мне писать?
      Кто будет жить сегодня ради Пасхи,
      А кто умрет?

Толпа

                         Пускай умрет Иисус,
      А жить Варрава будет!

Пилат

                                         Глас народа —
      Глас божий.
       (Подписывает указ)
                         Властью Кесаря и Рима
      Сегодня Иисус из Назарета
      Как подстрекатель к мятежу и бунту
      На Лобном Месте должен быть распят.
       (Отдает подписанный указ Лонгину)
      Ты казнь свершишь. Бери солдат и действуй.
      Сегодня праздник. Долго не возись —
      Тела до темноты убрать придется.
      Потом доложишь.

       Трое солдат сидят на земле и играют в кости. Издалека доносится женский плач, время от времени слышны стоны.

Гай

       (трясет кости)Ну же, Меркурий! Я что, мало приносил тебе жертв! Пошли же мне шестерочку, шестерочку, шестерочку….
 
       Бросает кости. Разочарованно хлопает себя ладонью по бедру.

Максимус

      «Шестерочку, шестерочку»… Ты не Меркурию жертвы приносил, а Бахусу. В храме я тебя ни разу не видал, все больше в кабаке.
 
       Бросает кости. Двое партнеров по игре тихим «О-о!» выражают свою капитуляцию. Максимус берет окровавленный хитон и по-хозяйски складывает.

Гай

      Да ладно. Не очень-то и нужна эта тряпка. И в кровище вся…

Максимус

       (смеется)Что, зелен виноград? Хитон-то хороший, цельнотканый — а кровищу и отстирать можно.

Кратон

      А знаете, какая жертва Меркурию больше всего угодна?

Гай

      Ну?

Кратон

      Белый воробей или ворона! Вот, если перед гермой принести в жертву белого воробья или ворону, а потом их кровью помазать себе ладони и лоб, то потом уж удача тебя не оставит. Я знал одного парня, который так сделал — он родом из Севастии, мы с ним в третьей манипуле вместе служили. Так он удачливый был — прямо не могу. В кости с ним хоть не садись, всю манипулу обыгрывал. Он-то мне этот секрет и открыл.

Гай

      Так он, небось, жульничал!

Кратон

      Вестимо, жульничал! А для этого знаешь, какая удача нужна?

Максимус

      Человеку, который способен изловить белого воробья или ворону, Меркурий и так покровительствует от рождения. Нужно родиться в тот день и час, когда Меркурий сильнее всего на небе. Этого жертвами не добиться — тут решают боги. Знаете, как один мужик написал: «Раб может выйти в цари, пленник — дождаться триумфа; только счастливец такой редкостней белой вороны».

Гай

      Кстати, о царях. (Понижает голос)Вы видите, чего с нашим сотником творится, с той самой минуты, как мы подвесили Царя Иудейского?

Максимус

      Да, дела. Если бы я не знал Лонгина, я б решил, что он напился.

Кратон

      Он на службе даже разбавленного не пьет.

Гай

      А я бы выпил. Живот сводит, как будто перед боем… Словно надвигается что-то…

Максимус

      Это просто погода. Небо затянуло тучами, с юга хамсин ползет. Проклятая страна…

Кратон

      Что Он закричал, Максимус? Ты вроде немножко понимаешь по-еврейски.

Максимус

      «Боже мой, Боже, зачем Ты меня оставил!»

Кратон

      Сотник правильно сказал: этот человек был праведник. Другие-то все больше матерятся, мало кто взывает к богам.

Гай

      А боги не покарают нас за то, что мы распяли Праведника? Посмотри, как темно в небесах — может, это знак?

Максимус

      Если и знак, то не для нас. Кто мы? Солдаты. Зубы и когти Кесаря. Нам отдают приказ — мы выполняем, и с нас спроса нет. Мы так же невиновны, как… вот это копье!
 
       Входит Лонгин. В его руках копье.

Лонгин

      Темнеет. Пора завершить казнь. Пойдите к крестам и прервите страдания тех, кто еще жив.

Гай

      В смысле?

Лонгин

      Галилеянин умер. Я проверял, из раны потекла вода — значит, Он мертв. Перебейте голени разбойникам. После этого вы свободны — за трупами придут служители Геенны…

Максимус

      Слушаемся!
 
       Солдаты собирают кости, поделенную одежду Иисуса — и уходят. Издалека слышны удары, короткие вскрики, женский плач. Лонгин действительно похож на пьяного. Он тяжело опирается на копье, прислушиваясь к этим звукам — как будто ему трудно стоять на ногах.

Лонгин

      День страшный окончен. Рыдает Фрейя
      Над телом сына, и волосы рвет.
      Незрячий Хёд, коварной рукою
      Злобного Локи хитро направленный,
      Копьем из омелы, черенком зачарованным,
      Прекрасному Бальдру ребра пробил,
      И мир померк. Мертва Красота,
      и Сила слагает костер погребальный,
      И шепчет Вотан, отец богов:
      Где бог, который вернет мне сына?
      Но тщетны мольбы: такого Бога
      На свете нет. Все слабее цепь,
      Которой Фенрис клыкастый скован,
      И волки в небе за солнцем гонятся,
      И черви точат земное чрево.
      И я сжимаю копье кровавое,
      Как Хёд слепой, чью руку направил
      Злокозненный Локи. Вода и кровь
      Из раны рдяной мне в руки хлынули,
      И мир померк… Я всего лишь сотник.
      Не прокуратор. Я не могу
      Омыть так просто ладони липкие.
      Виновен я. Вот этой рукою
      Убиты правда, любовь и совесть.
      Приказ есть приказ. И грех есть грех.
      И смерть есть смерть. Бессилен Вотан
      Отнять у ада Бальдра Прекрасного —
      Чего же я, несчастный, требую?
      Кем был Он мне? Я и дня не знал Его.
      Один лишь взгляд — да слово прощения.
      «Отец, прости их — они не ведают,
      Что творят!» Святая истина.
      Хёд слеп как крот, и копье не видит,
      Куда вонзается. Теперь я знаю.
      Прозрел безглазый. Прозрел — и видит,
      Что он виновен.
 
       Входит Мария Магдалина, Мария Иаковлева и Саломея.

Мария Иаковлева

      Солдатик! Добрый солдатик, прошу тебя, позволь нам снять и похоронить его.
 
       Лонгин молчит. Саломея истолковывает его молчание по-своему.

Саломея

      Ему, видать, деньги нужны. Ни жалости у этих язычников нет, ни совести. Я прихватила с собой немного — купить масла для погребения. Дай ему.

Мария Иаковлева

       (берет у нее деньги)Солдатик, если тебе серебро нужно — то возьми десять сиклей. Больше у нас нет.

Лонгин

      Что за счастливый день — все мне предлагают взятку. Ты знаешь Мириам из Магдалы, женщина?

Мария

       (выступает вперед)Я здесь.

Лонгин

      Ты была права. Еще ночь не пришла — а я уже нуждаюсь в прощении.

Мария

      Он простил тебя.

Лонгин

      Я знаю, но от этого не легче. Кем Он был? Почему я сейчас чувствую себя как убийца Бальдра?

Мария

      Кого?

Лонгин

      Бальдр Прекрасный, сын Вотана, отца богов. Он был так прекрасен и телом, и душой, что все создания в мире — даже деревья и камни — согласились не причинять ему вреда, когда его мать, Фрейя, попросила их. Она забыла попросить лишь омелу — маленькое, слабое растеньице.

Саломея

      Не говори с язычником, Мириам. Не слушай его нечестивых россказней.

Лонгин

      Локи, бог огня и лжи, заколдовал омелу, сделав ее твердой, изготовил из нее копье и вложил его в руку слепого Хёда, бога удачи. Тот бросил копье — и Бальдр умер. Ответь мне, Мириам — почему с того часа, как умер твой Учитель, мне кажется, что в мире уже никогда не будет весны? Неужели Он и вправду сын бога?

Мария

      После того, как мы похороним Его, после Пасхи — приходи вон туда, к Его могиле. Я расскажу тебе, кем Он был.

Мария Иаковлева

      Да ты с ума сошла. Он же язычник!

Лонгин

      Я приду. Забирайте тело.
 
       Женщины уходят. Мария задерживается ненадолго.

Мария

      Теперь ты понимаешь, сотник?

Лонгин

      Да. Он пронзил меня так же верно, как я его. И тоже насмерть. Женщина, моя жизнь разорвана на части. Посмотри: руки до сих пор в крови; она ударила, как бьет вино, когда из бочки вышибут чоп. Я сразу вспомнил все плохое, что совершил на своем веку. Боги, да совершил ли я хоть что-то хорошее? Мне поначалу хотелось бежать и мстить… Перебить ребят, добраться до глотки Пилата, Кайафы… того парня, что продал Его…

Мария

      Тот парень повесился днем.

Лонгин

      А я хотел после всего броситься на меч, но теперь уже оставил эту мысль. Кто я такой, чтобы судить и казнить кого-то… хотя бы и себя? Если надо было что-то делать — то делать тогда, когда мне приказали бичевать Его. Встать за него с этим мечом, хотя бы и одному против всего Рима, против всего мира… Но я струсил, женщина. Теперь я не могу прятаться за словами — «солдатский долг», «приказ», «слава Рима»… Я никогда не показывал спину врагу — но встать против друзей, когда они неправы, оказалось мне не по силам. Какой же смысл мстить сейчас, когда все потеряно?

Мария

      Не все потеряно. Ты веришь в вечную жизнь, сотник?

Лонгин

      То, о чем рассказывают фарисеи? (Мария кивает)Теперь уже нет.

Мария

      Верь, сотник. Его Мать просила меня встретиться с тобой и сказать тебе это слово: верь.

Лонгин

       (потрясен)Его Мать?

Мария

      Она прощает тебя, как Он простил.

Лонгин

       (падает на колени, как под невыносимой тяжестью, продолжая цепляться за копье)Не надо! Я больше не выдержу.

Мария

      Должен выдержать. Она просит тебя еще об одном.

Лонгин

      Что Ей угодно?

Мария

      Сохрани копье.

Лонгин

      Зачем?
 
       Мария молча уходит.

Лонгин

       (ей вслед)Зачем?!
 
       Вбегает Максимус, салютует.

Максимус

      Кентурион! (замечает состояние Логина)Кентурион… вам плохо? (с недоверием)Эта баба что, ранила вас?

Лонгин

      Не родилась еще баба, способная меня ранить… Это все солнце, это все проклятое здешнее солнце и проклятая жара, Максимус… и доспехи… Я человек северный, все никак не привыкну.

Максимус:

      Воды, кентурион?

Лонгин

      Нет. Крови достаточно… Ее хватит на всех… (поднимается)В чем дело, говори.

Максимус

       (после короткой паузы, в ходе которой он явно прикидывает, насколько вменяем сотник)В общем, только что доставили новый приказ от прокуратора… Эти еврейские жрецы прямо на шею ему сели и пьют кровь как клещи! У них там в храме случилась неприятность — рухнула балка и порвалась какая-то завеса, так что весь народ увидел то, чего видеть нельзя никому, кроме жрецов… (хихикает)Они себе все бороды повыщипали от горя!

Лонгин

       (борясь с подступающим обмороком)Короче!

Максимус

      Да, так кто-то из них вспомнил, что этот, который Царь, говорил, как воскреснет на третий день после смерти… Короче, они попросили поставить у гроба, кроме храмовой ихней стражи, еще и наш караул…

Лонгин

      Они в самом деле верят, что Он воскреснет?

Максимус

      Да нет — боятся, что ученики ночью украдут тело из гроба.

Лонгин

      Это вряд ли… бабы показали больше отваги… Но не родилась еще та баба… которая… (падает).

Максимус

       (в ужасе)Кентурион! Кентурион!!!

       Пилат, весь взъерошенный, ходит по своей комнате в Претории. Лонгин стоит перед ним по стойке «вольно», сложив руки за спиной и расставив ноги на ширину плеч.

Пилат

       (взрываясь)Да ты что несешь! Ты понимаешь, что если я расскажу это Каиафе, то гонец к Кесарю вылетит из городских ворот быстрее, чем камень из пращи?

Лонгин

      Понимаю, прокуратор.

Пилат

      Так что ж ты рассказываешь мне сказки?

Лонгин

      Я рассказываю правду.
 
       Пилат останавливается, сжав губы, смотрит Лонгину в лицо, какое-то время молчит.

Пилат

      Я знаю, что ты никогда не пьешь на службе, Германик, иначе велел бы высечь тебя. Ты являешься ко мне с историей о небесном создании, которое отвалило камень от гробницы, не касаясь его руками, о громовом голосе, обратившем в бегство наших ребят… кстати, а куда девались молодцы из храмовой стражи?

Лонгин

      Они бежали первыми. Я не буду их осуждать: это и вправду было страшно.

Пилат

      А ты почему не бежал?

Лонгин

      А я упал в траву. Я должен был остаться, но стоять не мог. Только бежать или лечь. Вот они меня и не заметили.

Пилат

      Кто? Эти… божественные существа?

Лонгин

      Да нет, они-то видели меня насквозь, словно на мне не то что доспехов и одежды — а и кожи с мясом нет… Я же говорю: страшно. Не заметили женщины — эта, Мириам из Магдалы, и еще несколько — не знаю их имен.

Пилат

      Постой… Мириам из Магдалы? Та, которая спала с Требоном из второй манипулы? (Лонгин молчит)Впрочем, это неважно. Значит, там были женщины и эти небесные существа?

Лонгин

      Да… Нет. Женщины были там, но небесных существ они не видели.

Пилат

      Ты видел, а они нет? Как такое может быть.

Лонгин

      Наверное они были невидимы для женщин. Те скоро убежали, крича, что Учителя кто-то похитил из гроба. Осталась одна Мириам. Я ее не видел, потому что лежал лицом вниз и просто ждал, когда существа убьют меня или уйдут…

Пилат

      Час от часу не легче — ты лежал лицом вниз, откуда ты знаешь, что она там была?

Лонгин

      Потому что я услышал ее голос. Может быть, она тоже убежала, но вернулась.

Пилат

      Ладно, хотя у меня уже заканчивается терпение. Дальше?

Лонгин

      Эти существа заговорили с ней. «Женщина, почему ты плачешь»? А она ответила — «Взяли моего Господа и не знаю, куда Его положили». И тут новый голос спросил ее — «Мириам, почему ты плачешь»? И я решился поднять голову. Прокуратор, это был Он. Живой.

Пилат

      Ты меня без ножа режешь, Лонгин. Ну, придумай хоть что-то более убедительное.

Лонгин

      Я не лгу, прокуратор.

Пилат

      Так солги, дубина! Неужели так трудно рассказать, что караульные уснули, и в это время ученики украли тело, а когда ты пришел проверять посты, гроб был уже открыт и пуст?

Лонгин

      Тогда Севера и Криспа обезглавят, а они не засыпали на посту. И не виноваты в том, что покинули пост. С небесными созданиями невозможно было сражаться.

Пилат

      Но если ты будешь держаться этой сказочки, я велю обезглавить тебя. В Уставе нет никаких исключений для небесных существ. Покидать пост не разрешается ни при каких обстоятельствах. А ты их покрываешь.

Лонгин

      Это уж воля ваша. Я говорю лишь о том что видел, а видел я, что Иисус из Галилеи воскрес.

Пилат

      Нет! Нет и нет! Ты видел голого мужика, который разговаривал с еврейской шлюхой! И если бы ты задержался там подольше, ты бы увидел и все остальное!

Лонги

      Допросите ее.

Пилат

      Кого? Эту Мириам? Да Санхедрин рассмеется мне в рожу, а консул подотрется протоколом ее допроса! Она — женщина, и не того сорта, чтобы ее слово хоть что-то весило в суде. Кого ты еще мне посоветуешь?

Лонгин

      Я уже не в счет? У вас есть сомнения в том, что я мужчина? Или гражданин Рима? Или в моей репутации?

Пилат

       (тяжело опускается на стул)Нет, ты мне вот что скажи: когда он успел? Ты же видел его всего ничего, я с ним говорил дольше, чем ты!

Лонгин

      Он искупил меня. Он понес мои грехи.

Пилат

       (пряча лицо в ладонях)Безумие… (Сидит так несколько секунд, потом открывает лицо и поворачивается к Лонгину).А ведь это отличная мысль. Ты безумен, Германик. Ты свихнулся, сбрендил, сошел с ума. Этот город доконал тебя. Он кого угодно доконает. Я отправлю тебя в отставку по здоровью. Жаль, когда такой солдат так печально заканчивает, но что поделаешь — нельзя же держать на службе сумасшедшего кентуриона.

Лонгин

      Вы знаете, что я здоров.

Пилат

      Знаю. Писарь! Писарь, чума тебя забери!!! Впрочем, нет, с этим я управлюсь и сам (садится за стол, берет папирус, быстро черкает на нем. Лонгин, не меняя позы, следит за ним одними глазами).Вот… Германик Лонгин… кентурион… по причине… нарастающего безумия… к строевой службе больше не годен. И посему… увольняется… с поста кентуриона… и… из римского войска… Властью… сената и народа Рима… Прокуратор Иудеи Понтий Пилат… (сыплет на приказ песком). Печать… (жмет к приказу перстень).

Лонгин

      Вы знаете, что я здоров.

Пилат

      Знаю. Но если я поверю тебе… Если хоть на секунду поверю… То мне придется разорвать всю свою жизнь на куски. Мне придется оставить вот это вот все… должность… дворец… жалованье… Да, и взятки! (это он уже кричит в сторону двери)Взятки, будь они прокляты! На которые ты живешь легко и безбедно, считая себя праведницей! И умереть, как Он! Встать одному против этих скотов, против Рима, против всего мира — и умереть! На кресте! Как раб! За что? Кто-нибудь может объяснить — за что? Вот ты, Германик, можешь объяснить?

Лонгин

      Нет, не могу. Я знаю лишь одно:
      Отныне золотая середина
      Исчезла. Точно храмовый покров,
      Она порвалась ровно посредине,
      И облетело золото. Теперь
      Есть свет и тьма, добро и зло, победа
      И пораженье. Середины нет.
      Вы не наденете один сандалий,
      Чтобы пойти по улице, и ногу
      Одну не вскинете на лошадь, чтобы
      Другой ногой остаться на земле.
      Вам на одной ноге не устоять,
      Другой ногой в седле не удержаться.
      Настало время выбора. Закончен
      Век середины, половинный век.
      Тот век с Распятым вместе был распят —
      И погребен, и не восстал из гроба.
      Никто отныне встать не сможет сразу
      По обе стороны Его креста.
      Есть выбор. Есть свобода. И есть смерть.

Пилат

      Не для меня. Прощай, безумный Лонгин.

Лонгин

      Христос воскрес.

Пилат

                                 Уйди…
       Конец