ВМЕСТО ПРОЛОГА

Второй день мы едем к далекому и таинственному Юкатану. Монотонно гудит мотор. Дорога серой шуршащей лентой бежит под колесами автомобиля. Остались позади перевалы Центральной Мексики с красивыми заснеженными вершинами. Некоторое время дорога пролегала вдоль морского берега, а потом начались джунгли. Они подступают к самой обочине дороги и, кажется, хотят поглотить асфальт.

Но серая лента убегает вперед. Она проносит нас через тропические болота, где торчат из воды засохшие и обожженные солнцем деревья, где высоко в небе, распластав крылья, вьются в поисках падали черные сопилото.

Иногда на асфальте попадаются раздавленные кобры. Наверное, рядом с дорогой в зеленой болотной жиже плавают они, чуть приподнимая свои плоские змеиные головы и разглядывая мчащиеся машины.

И снова тропический лес. Высокие деревья переплетены лианами. С разных сторон слышатся крики птиц, обезьян, рев зверей. Кажется, выйди из машины, шагни с дороги — и путь назад будет отрезан.

Трудно представить, что в этих диких местах когда-то, много веков назад, родилась высокая цивилизация индейцев майя. Каменными топорами индейцы вырубали гигантские деревья, расчищали землю для посева маиса, для строительства городов. И города, построенные ими пятнадцать, семнадцать веков назад, сохранились до наших дней. Ни ураганы, ни тропические ливни не смогли разрушить их.

Семнадцать веков! Я еще раз повторяю: «Семнадцать веков!» — и ловлю себя на том, что не ощущаю меры этого времени. Я представляю семнадцатый век, семнадцатый год, семнадцать лет тому назад. Но семнадцать веков…

Хочется усомниться… Однако десятки городов, построенные руками индейцев майя, стоят в джунглях до сих пор. Стоит в своей красоте город Паленке. В центре города удивительный храм Солнца с причудливым каменным узором на крыше, Большой дворец с высокой башней. На каменных стенах дворца высечены нефритовыми резцами барельефы: воины с копьями в руках, сановники в головных уборах из перьев птиц.

Неподалеку от Паленке находится другой город индейцев майя — Бонампак. На внутренних стенах одного из дворцов сохранилась красочная роспись: процессия роскошно одетых жрецов и вождей, сопровождаемая воинами и слугами; битва с вражескими армиями; праздник, в котором участвуют танцоры в разноцветных нарядах.

И еще города: Ушмаль, Майяпан… И еще сказочные храмы и дворцы. Ко многим из них, пробиваясь сквозь джунгли, ведут лишь пешеходные тропы.

Мы едем на северо-восток, к великой столице индейцев майя Чичен-Ице.

Чем ближе Чичен-Ица, тем плотнее становится поток автомобилей. В древний город едет много людей: иностранцы и мексиканцы. Едут целыми семьями. Из окошек автомобилей выглядывают детские головки…

А дорога становится уже. Машины идут медленнее. Каждый холм и пригорок у дороги кажется преисполненным огромного смысла: может, в прошлом это был дворец знатного воина, может, пирамида, еще не открытая учеными.

Наконец за поворотом открывается Чичен-Ица. На главной площади — ступенчатая пирамида Кукулькана с ровной площадкой наверху, где стоит храм. На фоне голубого неба со взбитыми облаками пирамида стоит как-то очень естественно и спокойно. Кажется, будто ты уже видел ее, будто она твоя старая знакомая… Другой она тебе и не представлялась.

Она не подавляет своим величием. Скорее она приподнимает тебя и отрешает от всего, что час назад волновало…

Ко мне подходит мексиканец и предлагает свои услуги. У него чуть раскосые глаза, волосы черные как смоль, кожа с бронзовым отливом. Как похоже его лицо на те, что я видел высеченными на каменных стенах дворцов в Паленке и Ушмале!

— Меня зовут Исидро, — представляется мексиканец. — Если угодно, мы сначала поднимемся на пирамиду Кукулькана.

Мы шагаем вверх по каменным ступеням. Ступень узка, сантиметров пятнадцать, не больше. Лестница почти отвесна. Страшно взглянуть назад.

На каждой стороне пирамиды — 91 ступень. Если сложить число ступеней, выйдет 364 — равное числу дней в году.

Отсюда, с высоты пирамиды, раскрывается весь древний город Чичен-Ица. Вдалеке круглая башня обсерватории. Когда-то там ученые древности наблюдали за движением Солнца и Венеры, определяли по звездам время сбора и посева маиса.

Хорошо виден храм с тысячью колонн, который называют храмом Воинов. На его вершине — высеченный из камня бог Чак-Мол. Он полулежит, голова его резко повернута, в руках он держит блюдо, на котором разжигали жертвенный огонь.

Я делаю первый шаг вниз по ступеням пирамиды. У меня захватывает дух. Хочется повернуться лицом к ступеням и трусливо спускаться на четвереньках. Но я вижу, как мой проводник идет, твердо ступая и спокойно глядя перед собой. Я пытаюсь идти, как он. И вдруг неожиданно для себя ощущаю прелесть этой страшной ходьбы, ее таинство. Ты не видишь лестницы перед собой, и создается впечатление, что ты идешь с неба, идешь по воздуху. С каждым шагом ближе зеленая, коротко подстриженная лужайка…

Я еще раз смотрю на пирамиду, которая вознесла меня, испугала и обрадовала…

Мы шагаем по дороге к Священному колодцу. Проводник вдруг останавливается и раскуривает трубку.

— Прежде чем идти к колодцу, сеньор, — говорит Исидро, — давайте присядем.

Мы садимся на квадратный тесаный камень, давно вросший в землю. Исидро курит трубку и молчит. Молчу и я, перебирая в памяти удивительную историю Священного колодца, без чего нельзя представить жизнь древних индейцев Чичен-Ицы.

НАРЕЧЕННАЯ БОГУ

Это было в месяц Кайяб, когда обычно начинается период дождей. Уже давно индейцы подготовили землю для посева, отобрали лучшие зерна маиса. А дождя все не было. Земля была сухая, как пепел.

С рассветом индейцы приходили сюда, к пирамиде Кукулькана, приносили жаровни с углями и жгли священный копаль. Дымок вился над жаровней, распространяя благовоние. Индейцы сидели на корточках вокруг жаровни и смотрели на восток, откуда надвигался свет нового дня. Этот свет был для них таинственным: им казалось, что черный бог ночи покидает землю и звезды уходят вслед за ним, потому что они его стражи. А на землю приходит другой — светлый бог дня.

Индейцы пристально смотрели на яркую полоску, которая занималась на востоке. Может быть, там промелькнет фигура светлого бога, может, удастся увидеть его лицо. Хмурое оно сегодня или радостное?

А свет становился все ярче. И наконец, показывалось солнце. Будто настороженный огненный глаз, оно выглядывало из-за края земли. «Берегитесь, люди! — словно предупреждало оно. — Я могу сжечь все на земле!»

Покрепче прижимались друг к другу индейцы и смотрели на небо. Оно было голубое, без единого облачка. «Значит, бог дождя разгневан на нас! Значит, солнце, как и вчера, будет сжигать землю».

Индейцы чувствовали себя песчинками в этой огромной вселенной, где такое большое небо, бескрайняя земля, где такое яркое солнце и такая далекая луна. Все для них было полно таинственного смысла: смена ночи и дня, дождь и гром, рождение ребенка и сама смерть. «Мы во власти богов, — думали индейцы, — а с ними могут общаться только Верховный правитель — Халач-виник — и жрецы».

Взгляды индейцев были прикованы к храму, который высился на огромной ступенчатой пирамиде. Там заседают Халач-виник и жрецы. Они говорят с богами. Они узнают, за что разгневан на людей бог дождя Юм-Чак и какие дары люди должны преподнести ему, чтобы землю оросил дождь.

Халач-виник сидел на циновке из шкуры ягуара. Его лицо было ярко раскрашено красной, черной и голубой красками. Длинные волосы перехвачены на затылке красной лентой. Голову, как корона, украшал наряд из драгоценных перьев. Плечи Верховного правителя покрывала дорогая накидка.

Халач-виник поднимал руки, перехваченные браслетами из нефритовых камней. Он закрывал глаза, и губы его что-то шептали… Рядом с ним в раскрытой каменной пасти ягуара пламенели угли. Жрецы подбрасывали на угли священный копаль, и благовонный дымок поднимался вверх. Он должен был донести молитвы Халач-виника до самого бога.

Солнце поднялось высоко и жгло спины индейцев, как пламя костра.

И наконец, на верху пирамиды появился Халач-виник в сопровождении жрецов. Он был в том же головном уборе из драгоценных перьев. На плечах была красная накидка, в правой руке жезл, украшенный хвостами гремучих змей.

Халач-виник поднял жезл, и музыканты, которые уже давно ждали знака правителя Чичен-Ицы, ударили в барабаны. Заиграли трубы, сделанные из больших морских раковин, засвистели свистульки, затрещали трещотки. «Собирайся, народ! Собирайся скорей! Будет говорить Халач-виник — Верховный правитель индейцев майя!»

С разных сторон бежали к пирамиде люди. Из хижин на окраине города, с каменоломен, со строительства храма. Все хотели знать, что скажет Халач-виник.

А он стоял на верху пирамиды и смотрел на свой город, в котором все ему подвластно. Одно его слово — и будут уничтожены эти дворцы и храмы, одно его слово — и будут построены новые…

Взгляд правителя упал на храм Воинов. Тысяча колонн подпирали крышу, белоснежные стены украшены каменными узорами, вырубленными нефритовыми резцами. Особенно красив храм сейчас, когда солнце в зените. Над вершинами тропического леса видна круглая башня обсерватории, а там храм Ягуаров, платформа для танцев, стадион для ритуальной игры в мяч… Весь город собрался у подножья пирамиды.

Верховный правитель поднял свой жезл, и вздрогнули на нем хвосты гремучих змей. Музыка смолкла. Теперь ничто не нарушало торжественной тишины города.

— Бог дождя Юм-Чак разгневался на вас, люди, — словно гром, разнеслись над площадью слова Халач-виника. — Если он будет гневаться впредь, то все погибнет на земле — деревья, птицы, звери. Останутся только горы и небо.

Халач-виник сделал паузу и посмотрел на толпу своим ястребиным взглядом. Даже отсюда, с высоты пирамиды, он ощущал страх, которым объяты все жители города. В позах — покорность и мольба к нему, Верховному правителю.

— Чтобы бог Юм-Чак был милостив к вам, люди, — громко крикнул Халач-виник, — вы должны отдать ему самую красивую девушку!..

Радостный крик разнесся над площадью: «Значит, бог согласился принять от нас девушку. Значит, он смилуется и пошлет на землю живительную влагу!»

Снова ударили барабаны, заиграли трубы. Казалось, сама земля гудела от этой радостной музыки. Индейцы плясали, а когда кончили свой танец, стали спорить. Каждый хотел отдать свою дочь. Но ведь нужно, чтобы это была самая красивая девушка.

Из толпы вышел индеец Холон. Кто не знает в Чичен-Ице высокого и сильного Холона? Кто может сравниться с ним в силе и выносливости? Его руки, грудь и даже щеки украшает татуировка. А это могут делать только те, кто не страшится боли. Его уши разрезаны в лоскуты. Кровью ушей он не раз мазал лицо каменного идола, чтобы бог послал людям благо.

Холон остановился у первой ступени лестницы, ведущей на верх пирамиды.

— О, о Великий правитель! — воскликнул он и упал на колени. — Люди знают, что моя дочь Сквик самая красивая девушка Чичен-Ицы.

По площади пронесся гул одобрения.

К Халач-винику наклонились жрецы и что-то шепнули ему. Правитель поднял свой жезл и несколько раз ударил им о каменные плиты пирамиды.

— Богу Юм-Чаку будет отдана дочь Холопа! — разнеслись над площадью громовые слова Халач-виника.

Опять заиграла музыка. Индейцы плясали, а Верховный правитель, склонив голову на грудь, смотрел на торжество народа. Потом он вдруг резко поднял голову, повернулся и ушел в храм. В задумчивости сидел он на своей циновке из шкуры лесного хищника и смотрел на дымящийся копаль, который подбрасывали в каменную пасть ягуара услужливые жрецы.

Смолкли барабаны, трубы, свистульки и трещотки. Толпа расступилась, и индеец Холон пошел к своей хижине. Он не видел людей, не видел дворцов и храмов. Перед его глазами была маленькая Сквик…

…Это было совсем недавно, шестнадцать лет назад. Холон хорошо помнил этот день. Жена лежала в своем гамаке, и он привел в дом колдунью. Колдунья принесла богиню деторождения Ишь-Чель, вырубленную из дерева. Она что-то пошептала, стоя около гамака жены, и потом положила под него богиню.

Колдунья села на пол, поджав под себя ноги. Она постелила перед собой белый платок и бросала на него зерна кукурузы. Затем перебирала их, несколько штук откладывала в сторону, потом снова бросала и пришептывала. Вскоре в хижине Холона раздался детский плач.

Колдунья помогла обмыть девочку и тут же положила ее в кроватку, сделанную из прутьев. Девочка лежала на спине и смотрела ничего не смыслящими глазами. Колдунья вытащила из-за пазухи две дощечки из пальмового дерева. Одну положила девочке под затылок, другую на лоб и стянула дощечки веревкой. Голова девочки должна быть сплющенной — это считалось особым признаком красоты.

Холон так отчетливо представлял тот день, будто это было не шестнадцать лет назад, а вчера. От этих воспоминаний казалось еще огромнее его сегодняшнее счастье.

Он не хотел, чтобы кто-то перебивал его воспоминания. Он пытался не замечать толпу людей, которая шагала вслед за ним. Ведь теперь жизнь всех зависит от дочери Холона. Завтра она встретится с самим богом Юм-Чаком…

Холон вспомнил, как он впервые надел своей дочери тоненький поясок, на котором висела красная ракушка — символ девственности.

О, о, его дочь Сквик всегда была очень скромной девушкой. Она не поднимала глаз на мужчин. Не то что ее сверстницы, которых матери в знак наказания щипали за уши, за руки или натирали их бесстыжие глаза перцем. Если Сквик давала мужчинам пить, она поворачивалась к ним спиной, чтобы не рассматривать тело мужчины, когда он пьет.

Жрецы и чиланы — предсказатели судьбы — заметили красоту Сквик и ее скромность еще во время обряда совершеннолетия, который происходил в доме покровителя, по старости отошедшего от ратных дел знатного воина.

Помощники жреца — чаки — тогда подмели чисто двор и устлали его свежими листьями. В жаровнях задымился священный копаль. Появился жрец в черном одеянии. Он начал свой обряд изгнания злых духов. После этого снова подметали двор в разбрасывали свежие листья, постилали на землю циновки.

Жрец снял с себя черную накидку, облачился в яркий праздничный наряд и надел на голову убор из разноцветных перьев. Он взял кропило для разбрызгивания святой воды. Ему помогали чаки — четыре почтенных старца.

Жрец приказывал подросткам сесть на свежие листья, которыми был устлан двор. Чаки покрывали головы юношей и девушек белыми платками, и жрец благословлял каждого. Потом к юношам и девушкам подходил покровитель обряда и дотрагивался до них особой, святой костью девять раз, смачивая им святой водой лицо и промежутки между пальцами ног и рук.

Когда сняли белые покрывала, жрец отрезал у мальчиков привязанные к волосам белые бусинки, а взрослые дали им курительные трубки, чтобы они затянулись по одному разу. Матери развязывали у девочек пояски с ракушками. Теперь юноши и девушки могли вступать в брак

Холон хорошо помнит, как уже на том празднике к его дочери подходили юноши и предлагали себя в мужья. Сквик скромно опускала свои большие, как миндалины, глаза и говорила «нет». Может быть, она уже тогда знала, что будет наречена самому Юм-Чаку?..

Хижина была уже близко, до нее оставалось не больше двух полетов стрелы. Сейчас Холон объявит жене и дочери о великом празднике в их доме.

А весть о том, что Сквик наречена богу, уже облетела весь город, все хижины — была известна и в доме Холона.

Жена согнулась в приветствии вошедшему мужу, а тот, словно не замечая ее, низко поклонился дочери. Теперь она была для него святой.

Люди, пришедшие вместе с Холоном, тоже низко поклонились его дочери. Они минутку постояли у хижины и ушли.

Холон сел на циновку и осмотрел свой дом: стены из переплетенных прутьев, покрашенные белой известью, крыша из пальмовых листьев. Наверное, у Юм-Чака огромный каменный дворец, еще больший, чем у Верховного правителя. Дворец бога дождя спрятан там, наверху, на белых облаках, которые плывут над землей. Он видит из своего дворца всю землю. Конечно, он видит и свою нареченную Сквик. Она сидит сейчас на циновке, опустив глаза. Она — сама покорность. Мысли ее заняты будущей встречей с богом.

Жена поставила на землю глиняные чашки с пышной пеной, приготовленной из размолотых плодов какао и кукурузы. Ее подают только по праздникам.

Они сидели втроем и пили сладкий напиток. Отец и мать с благоговением смотрели на дочь…

Когда скрылось солнце, мать постелила в гамаке постель для Сквик и отвела ее спать. Девушка закрыла глаза и пыталась представить: какой он, бог? Наверное, такой же огромный, как тот каменный, что стоит в храме. Она могла представить бога каменным и не могла представить его живым. Живым она хорошо представляла Синтейюта. Его хижина стоит неподалеку. Он влюблен в Сквик, уже не раз искал свидания с ней. Но ей страшно было решиться на это. А теперь? Теперь уже никогда не будет свидания… Сквик знала, что, нареченная богу, она должна проститься с этой жизнью, со своей хижиной, с отцом и матерью, с любимым попугаем, который так смешно говорит: «Ск-вик!..»

Для всех жителей Чичен-Ицы эта ночь прошла незаметно в ожидании следующего великого дня. И как только на землю пришел рассвет, индейцы уже сидели на корточках неподалеку от пирамиды. Они подбрасывали в жаровню шарики священного копаля, ожидая выхода жреца, которого Халач-виник назначил для проведения торжества.

С первыми лучами солнца жрец появился на верхней площадке пирамиды Кукулькана. В его честь заиграли музыканты. Люди на площади встали во весь рост.

Жрец неторопливо спустился по крутым ступеням. Он был одет в огненно-красную мантию, на голове его пышный убор из голубых перьев птицы кетсаль, в руках жезл, украшенный перьями, на ногах сандалии с разноцветными камушками.

У подножия пирамиды жреца ожидали тоже торжественно разодетые чиланы и чаки. Даже музыканты по-праздничному раскрасили свои тела особой мазью: голубой, красной и черной.

Звуки музыки оживили город. Люди выбегали из своих хижин на дорогу, чтобы увидеть процессию. Все знали, куда направляется жрец — к хижине Холона.

Сквик давно проснулась Она сидела в гамаке, и мать старательно расчесывала ее длинные черные волосы. Сделав посредине головы пробор, мать заплела волосы в тоненькие косички и связала их колечком на макушке.

Старуха колдунья подпиливала Сквик особым, волшебным камнем зубы, чтобы они были остроконечные, как у рыбы, — это больше понравится богу.

Холон стоял у входа в хижину и вместе с соседями пристально вглядывался в конец ровной и длинной улицы, откуда должна была появиться процессия во главе с жрецом.

Каждый, кто выходил на дорогу, кланялся Холону. А Сквик все еще сидела на циновке. Мать и старуха колдунья натирали ее тело благовонными мазями.

Наконец индейцы увидели торжественную процессию и расступились, освобождая путь жрецу и его свите. Холон поклонился предводителю. В дверях появилась Сквик, и сам жрец поклонился ей. Стало тихо. От гордости за свою дочь у матери выступили на глазах слезы. Жрец взял Сквик за руку, вывел ее на дорогу. Вновь ударили барабаны, и шествие началось. Народа становилось все больше. Каждый, присоединяясь к толпе, молил бога дождя сменить гнев на милость, не дать палящему солнцу погубить все живое на земле.

Жрец вел процессию в ближайшую деревню. Они должны пройти по всем деревням, которые находятся в округе. Пусть люди видят, какую девушку жрецы нарекли Юм-Чаку. Пусть жители деревень тоже придут сегодня на праздник к пирамиде Кукулькана.

Солнце поднималось все выше. Словно огонь, обжигало оно спины людей. Но люди шли вслед за жрецом, ибо верили, что, когда Сквик встретится с богом, будет дождь. Дочь индейца Холона так хороша, она самая красивая девушка племени, она не может не понравиться Юм-Чаку!

За поворотом дороги показалась деревня. Хижины под крышами из листьев пальмы. На небольшой площади — люди. Они приготовили кушанья: теплый напиток с перцем, куски мяса тапира с тушеными овощами.

Процессия остановилась. Самый мудрый старец деревни подошел к Сквик, держа в руках глиняный сосуд с теплым острым напитком. Девушка сделала несколько глотков.

Второй старец поднес Сквик другой сосуд — с маслом из плодов какао и кукурузы.

Сквик брала маленькие кусочки масла, клала их на лепешки из маиса и неторопливо жевала. А чаки по команде жреца освобождали площадь. Загремели грубы, барабаны, трещотки и свистульки. В круг вышли танцоры — самые сильные, самые ловкие юноши племени майя. Среди них Сянтейют. Какое стройное у него тело, как красиво татуирована его грудь! На ней изображены идолы с огромными носами и сплющенными лбами.

Синтейют неистово пляшет, взмахивая руками, откидывая голову назад, резко изгибая свое стройное тело. Он пляшет отчаянно, бросая взгляды на Сквик. С того дня, когда жрец отрезал у Синтейюта белую бусинку, привязанную к волосам, а у Сквик сняли пояс с красной ракушкой, он мечтал о том, что девушка станет его женой.

Синтейют неистово извивался в танце, а Сквик отковыривала кусочки масла и клала их в рот. Она видела отчаянный танец Синтейюта. Но она отдана самому богу. «Танцуй, Синтейют! Никогда больше ты не встретишь меня на пути, и никогда я не смогу украдкой улыбнуться тебе…»

Жрец вел процессию в другую деревню. По обеим сторонам высокий тропический лес. С диким криком встречали процессию обезьяны. Они раскачивались на гибких лианах и с любопытством смотрели на Сквик. Казалось, и они знали, куда ее ведут, и тоже хотели, чтобы землю оросил дождь.

А в Чичен-Ице ждали прибытия торжественной процессии, ждал ее и Халач-виник. Он стоял на верху пирамиды в самой дорогой накидке, сделанной из разноцветных перьев, стоял неподвижно, словно каменный идол. Ему была видна вся округа. Он видел, как процессия во главе с жрецом подходила к городу, как люди стекались с разных сторон на площадь. С высоты люди казались маленькими, не больше букашек.

Уже доносились звуки барабанов. Процессия все ближе. Она пройдет сначала около рынка. Здесь собралось много народа, но люди сегодня не думают о торговле. Нет! Сегодня великий день! Торговцы оставили товары дома и пришли сюда, чтобы увидеть нареченную Юм-Чаку. Ведь если будет дождь — значит товаров будет больше, торговля пойдет лучше.

Чем ближе пирамида, тем сильнее волнение Сквик. В центре города она была всего несколько раз. Зачем девушке ходить сюда? Когда здесь бывают большие праздники, то их посещают только мужчины.

Сколько знатных людей на ступенях храма Воинов! Взгляды всех прикованы к Сквик. Девушка чувствовала эти тысячи устремленных на нее глаз. Она улыбалась, румянец проступал на ее щеках. Ей было радостно от этих взглядов и страшно.

Процессия приблизилась к храму Воинов. На верхней его площадке — каменный бог Чак-Мол. Он полусидит, держа двумя руками на своем животе жертвенное блюдо. Если бы Сквик выходила замуж за Синтейюта, она пришла бы сюда, принесла дары богу Чак-Молу и села бы рядом с ним в такой же позе. Это приносит счастье в замужестве.

Наконец перед глазами девушки возникла пирамида Кукулькана, на верху которой, рядом с храмом, стоял сам Халач-виник. Сквик никогда не видела его. Но хорошо помнила, с каким благоговением отец рассказывал о нем.

Жрец остановился у подножия пирамиды, где хищно распахнули свои огромные каменные пасти пернатые змеи. Он не спускал глаз с Верховного правителя. И наконец, тот дал знак.

Жрец взял за руку Сквик и повел ее вверх по ступеням. Тысячи людей, собравшиеся на площади, следили за каждым ее шагом. Следили напряженно, до боли в глазах. В толпе стояли Холон и Синтейют. Они тоже смотрели на Сквик. Но она уже не принадлежала им.

А Сквик поднималась все выше. У нее захватывало дух от высоты. Ей казалось, что она поднимается к самым облакам.

Но вот вершина пирамиды. Сквик замерла перед испытывающим взглядом Халач-виника. Жрец расстегнул ее юбку, которая обтягивала бедра, пестрая ткань упала на каменный пол.

А Халач-виник продолжал пристально смотреть на девушку, нареченную богу, будто хотел определить, понравится она ему или нет. Затем, не сказав ни слова, он взял глиняный сосуд с лазурью, кисточку из перьев и помазал лазурью груди и бедра Сквик. И тогда другие жрецы взяли кисточки и стали мазать лазурью все тело девушки…

Кисточки из перьев нежно прикасались к ее телу, словно это был ветерок, словно это была ласка матери. А Схвик смотрела вдаль. Отсюда, с высоты, было видно все вокруг — леса, поле, крыши жилищ. Где-то далеко, возле ее родной хижины, — мать. Она не может прийти, чтобы проститься с дочерью, — ведь женщины на праздники не ходят.

Халач-винику поднесли драгоценности, и он собственноручно надел на шею Сквик дорогое ожерелье, на руки — браслеты из золота с нефритовыми камнями и бирюзой, а уши украсил серьгами из хрусталя.

Сквиг вывели на край пирамиды. Справа от нее стоял Верховный правитель, слева — жрец, назначенный для проведения торжества.

И опять разнеслась над городом музыка. На площади начался всеобщий праздничный танец.

Люди плясали, но глаза их были прикованы к Сквик, которая стояла обнаженной на краю пирамиды, и голубое тело ее сливалось с небом.

Жрец взял девушку за руку, и они пошли по ступеням пирамиды вниз. Индейцы продолжали извиваться в танце. Казалось, площадь была живая: неистово пляшущие тела и лица, повернутые к ней, к Сквик. От нее зависит судьба всех этих людей…

Только три полета стрелы отделяют пирамиду Кукулькана от Священного колодца. Индейцы, не прекращая танца, расступились, давая дорогу нареченной богу дождя. Сквик по-прежнему шагала за жрецом, а чиланы, чаки и колдуны плясали перед ней, расчищая дорогу к колодцу и отгоняя злых духов.

Сквик никогда не видела этого колодца. Она знала, что там, в глубине его, живет бог Юм-Чак. Может быть, конечно, его дом и где-то на облаках, но встречает он своих жен в колодце. Сквик помнит девушку Чомигу, которая тоже была наречена богу и ушла к нему в этот колодец несколько сезонов назад. «Чомига не погибла, — говорил тогда отец, — она встретилась с богом, и он унес ее наверх, на облака». И конечно, Сквик тоже не погибнет в колодце. Она скоро увидит свет дня, голубое небо.

Священный колодец все ближе. Чиланы, чаки и колдуны отгоняли злой дух уже с каменной площадки на высоком краю колодца. Они плясали, и их длинные тени отражались на гладкой поверхности воды.

Толпа окружила огромный колодец со всех сторон, оставалась свободной только площадка у самого края. На нее и вступила Сквик

Она взглянула на святую обитель бога дождя. Колодец был огромный. От одной стенки до другой — расстояние, равное броску камнем. Внизу зеленела вода. Когда смотришь на нее, то видны все люди, стоящие на краю колодца.

Как только Сквик вступила на каменную площадку, все повернулись в сторону пирамиды, на которой по-прежнему величественно стоял Халач-виник. Он поднял над головой свой жезл, украшенный хвостами гремучих змей…

Жрец в красной мантии подошел к Сквик и легонько толкнул ее в спину. Она покорно сделала один шаг к краю колодца, другой и, как-то неловко взмахнув руками, словно подбитая птица, ринулась вниз, в таинственные воды брачного дворца Юм-Чака. Крик, сорвавшийся с ее уст, полетел по стенам колодца вверх к людям. Был ли это крик радости или отчаяния?

Сквик шумно ударилась о воду и скрылась под ней. Черная, как ночь, темнота охватила ее, и руки невольно сделали движение, чтобы выбраться на поверхность. Вот он, спасительный воздух и свет! Она взглянула наверх и увидела круг неба и людей, склоненных к воде. Люди кричали. Как громко они кричали! Их крик наполнял колодец, он был подобен небесному грому. Но Сквик не понимала слов. Она еще раз ударила руками по воде и еще хлебнула живительного воздуха.

А люди продолжали кричать, и этот крик обрушивался на нее. Руки Сквик не в силах были ударить по воде. Черная, как ночь, темнота охватывала ее тело и увлекала туда, где живет всемогущий бог Юм-Чак.

Индейцы напряженно смотрели на воду, по которой все дальше к берегу расплывались круги. Наконец вода успокоилась и стала по-прежнему гладкой.

Вначале забил один барабан. Его дробь летала по земле, вызывая людскую радость. Потом забили другие барабаны, заиграли трубы, засвистели свистульки, затрещали трещотки.

Жрец шагал к пирамиде, чтобы оповестить Халач-виника о встрече девушки Сквик с богом. Он поднялся по крутым ступеням наверх, а люди — тысячи индейцев — стояли внизу на площади. Откликнется ли бог Юм-Чак на встречу с самой красивой девушкой индейцев майя?

Все смотрели на небо. Солнце уже скрылось. Но от его ужасающих лучей еще розовел небосклон. А где-то уже блеснула первая звезда, за ней появилась вторая. Огромное вечернее небо и тысячи глаз, прикованных к нему. Может, скажет Юм-Чак свое слово, может, прогремит гром и упадут спасительные капли дождя?

Небо молчало.

Но Халач-виник верил, что дождь будет. Ученые-жрецы по звездам и солнцу высчитали, что должен, обязательно должен начаться сегодня сезон дождей. Верховный правитель молил бога, он молил всех богов, чтобы был дождь. Ведь это он передал людям их волю.

А ночь все плотнее окутывала своим черным покрывалом Чичен-Ицу. Жрец приказал зажечь костер. Еще днем были принесены сюда дрова и связанные в пучки прутья.

Пламя взлетело вверх, освещая пирамиду. Пусть видит бог дождя людей, ожидающих его милости.

Быстро горят сухие дрова, лишь гора пылающих углей осталась на месте костра. Жрец раскидал длинной палкой угли по земле и дал знак всем собравшимся на площади.

Люди сбрасывали с ног сандалии из тростника и проходили по горячим углям босиком: «Смотри, Юм-Чак! Мы на все готовы! Сверши милость! Ниспошли дождь!»

Вдруг где-то на востоке небо резко потемнело. Халач-винику с высоты пирамиды это было хорошо видно. Туча скрыла мерцающие звезды. Туча все ближе. Ее уже видят индейцы на площади. Ну, конечно, вот она идет на них, на их земли, на великий город Чичен-Ицу! Там, на этой черной туче, произошла встреча Сквик с богом Юм-Чаком.

«Слава тебе, девушка Сквик, слава тебе, Халач-виник! Мы и впредь будем слушать тебя и жрецов. Будем строить храмы и дворцы, только не лишай нас своей мудрости».