– Входите, – сказала она Пепи. – Босс ждет.

Пепи поскребся в дверь, открыл ее и пропустил меня.

– Входи и веди себя прилично!

Я оказался в огромном кабинете. Подобное увидишь разве что в кино: на полу лежал огромный ковер, такой пушистый, что, казалось, его можно подстригать косилкой, как газон. В кабинете было с пару дюжин глубоких кресел, два дивана, несколько торшеров и журнальных столиков. На стенах висели зеркала в золоченых рамах, отражая мой облик и словно напоминая, насколько плохо я был одет.

За письменным столом, который вполне подошел бы для игры в пинг-понг, сидел Петелли. Он курил сигару, на голове у него была шляпа. Он поджидал, пока я подойду к нему поближе, а затем остановил меня, ткнув вперед сигарой.

– Здесь говорю только я. Твое дело слушать, – сказал он сухо и холодно. – Ты хороший боксер, Фаррар, я сумел бы заставить тебя работать, но Брант сказал, будто ты больше не желаешь боксировать. Это правда?

– Да, – ответил я.

– Кид тоже неплох, только боюсь, ему до тебя далеко. Но раз ты не хочешь иметь со мной дело, придется довольствоваться им. Это его первый бой в Пелотте. Произведет дурное впечатление, если его побьют, следовательно, ему надо победить. В это дело я вложил десять косых, и у меня нет желания их потерять. Я сказал Бранту, ты дашь себя уложить в третьем раунде. Брант уверяет, что тебе такой расклад не нравится. Но меня это не касается. Я тебе предоставил шанс поработать со мной, ты от него отказался.

Петелли сделал паузу и стряхнул пепел на ковер.

– Дело в том, что здесь приказываю я, понимаешь? И надо делать так, как говорю. У меня достаточно парней, чтобы заняться теми, кто не выполняет моих приказаний. С этого момента ты под колпаком. Не пытайся бежать. В субботу вечером будешь выступать против Кида и постараешься вести бой так, чтобы со стороны никто ничего эдакого не заметил. В третьем раунде Кид тебе врежет, ты свалишься и будешь лежать, не вставая. Вздумаешь меня обмануть, это станет последней твоей проделкой в жизни! И не рассчитывай на помощь полиции! Она сделает все, что я захочу, эта полиция! Тебя предупредили: дашь себя уложить в третьем раунде или получишь пулю в затылок. А теперь пошел вон!

Он не блефовал. Я знал, что, если не подчинюсь, меня прихлопнут, словно муху. Я вышел и тихо закрыл за собой дверь. Блондинка по-прежнему стучала на пишущей машинке. Пепи и Бенно в комнате не было.

– Он очень мил, не правда ли? Удивительно, что у него нет друзей, – произнесла блондинка, не переставая печатать и не отрывая глаз от работы.

Я подумывал, не смыться ли потихоньку из Пелотты, чтобы добраться до Майами своими силами, но быстро понял: не стоило даже и пытаться. Пепи и Бенно прилипли ко мне, как приклеенные.

Петелли был мастером паблисити, сомневаться не приходилось. Он подключил к делу все местные газетенки и мобилизовал бригаду горлопанов, которые, совершая обход кабачков, превозносили мои достоинства. Интенсивная шумиха быстро сказалась на любителях держать пари, и ко дню матча я уже котировался как фаворит: ставки шли четыре к одному.

Поставив десять тысяч долларов на Кида, Петелли был уверен, что сорвет солидный куш. Ни он, ни его подручные не сказали мне больше ни слова. Видимо, они считали, что вполне достаточно той беседы, которую провел босс в своем кабинете. Впрочем, так оно и было. Или ложусь в третьем раунде, или меня прикончат. И я решил, что лягу. Организация такого масштаба слишком сильна и опасна, чтобы с ней шутить.

– Половина восьмого, Джонни, пора вставать! У тебя все в порядке? – спросил Роше, просовывая голову в полуоткрытую дверь.

– Все в норме.

– Сам тебя отвезу. Только немного приведу себя в порядок.

Я побрызгал холодной водой лицо, причесался и надел костюм, который принес Брант. Он был в самый раз, но это не доставило мне никакого удовольствия.

Раздался стук в дверь, вошла Алис.

– Джонни, ты выглядишь великолепно!

– Надо полагать.

– Том уже отправился в гараж. Удачи, Джонни!

– Спасибо. Рад, что не едешь с нами.

– Том хотел меня взять с собой, да только не люблю я бокс. Но буду думать о тебе!

– Хорошо. Тогда прощай и спасибо за все.

– А ты вернешься назад?

Много бы я дал, чтобы ответить на этот вопрос!

– Разумеется. Но все равно спасибо!

– Положи это в карман. Мой амулет. Он тебе принесет счастье.

Я взглянул на серебряную медаль, которую она сунула мне в руку. На медали была изображена голова какого-то святого. Я положил медаль в карман и тут же забыл о ней.

Спускаясь по ступенькам крыльца, заметил, что появился «кадиллак» Петелли. За рулем сидел Бенно, на заднем сиденье – Брант.

– Решили подвезти тебя, – сказал Брант, высунувшись из окна. – Ну как ты, в форме?

– Все в порядке! Меня Роше отвезет.

– Сами доставим, – проворчал Бенно.

Роше еще не подъехал. Не было причин по пустякам затевать перебранку.

Когда мы приближались к сверкающему огнями стадиону, Пепи, не оборачиваясь, произнес:

– Запомни, Фаррар, в третьем раунде, иначе тебе крышка!

– Не напрягайся, – ответил я. – Все понятно.

– Деньги твои будут у меня, пока все не кончится. Машина для тебя уже стоит за стадионом. Бензином заправлена доверху, можешь отправляться в Майами.

Бенно поставил «кадиллак» на стоянку. Мы вышли из машины и прошли через боковой вход.

Перед уборной нас встретила толпа журналистов и болельщиков. Оставив в коридоре Пепи объясняться с ними, я с трудом закрыл за собой дверь.

Уоллер уже ждал меня.

– Вы намерены выиграть? – спросил он, когда я улегся на массажный стол.

– Откуда мне знать? Разве можно заранее предугадать исход поединка?

Он долго молча разминал меня, потом сказал:

– Мистер Петелли давно уже занимается бизнесом в боксе. Мне кажется, он совсем все изгадил в этом деле. И что, опять липовый матч?

– Ты сам прекрасно знаешь. Мне кажется, все в этом грязном городишке уже в курсе. Нельзя не учуять, что пахнет жареным, коли Петелли ставит десять кусков на Кида. Мне велено лечь в третьем раунде.

Уоллер что-то пробурчал. Мы избегали смотреть друг на друга.

– Только не надо сердиться на мистера Бранта, – сказал негр. – Он хороший парень. Да куда ему против Петелли? Если Петелли решил, чтобы вы легли в третьем раунде, что он может сделать, мистер Брант? Если скажет «нет», эти убийцы его прикончат. А у него жена, дети…

– Ладно, Генри. Может, ты и прав. Но все же я не хочу, чтобы он отирался возле меня. Ты что, сам не можешь быть секундантом?

– Коли вы решили лечь в третьем раунде, вам секундант не нужен, – печально ответил Уоллер.

– А если не лягу? Есть хоть один шанс выкрутиться в таком случае?

Уоллер беспокойно осмотрелся, словно боялся, что нас подслушивают.

– Это было бы просто безумием! – сказал он растерянно. – Выбросьте эту мысль из головы.

– Поразмыслить-то можно, за это денег не спрашивают. Это окно куда выходит?

– Не надо, оставьте! Нечего про то даже и говорить!

Я слез со стола и подошел к окну. Внизу метрах в десяти увидел стоянку автомашин. Высунулся наружу. Под окном вдоль стены шел узкий карниз, который заканчивался у водосточной трубы. Выбраться по карнизу и спуститься вниз труда бы не составило, но как удрать потом?

Уоллер оттащил меня от окна.

– Ложитесь-ка снова на стол. Перед матчем нельзя так скакать!

– Ты думаешь, эти итальяшки меня кокнут, а, Генри? Или на пушку берут?

– Конечно, кокнут, и речи быть не может. Два года назад они прикончили О'Брайнена, он надул Петелли. Изуродовали руки Бенни Масону, потому что тот лег, а Петелли велел ему держаться десять раундов. Сожгли кислотой лицо Тиге Фриману за то, что тот выиграл бой в седьмом раунде.

Я еще раздумывал над словами Уоллера, когда из-за двери раздался голос Бранта. Пора выходить на ринг.

Генри помог мне надеть красный с голубым халат, подарок Петелли. Роскошное одеяние, поверх которого большими белыми буквами было вышито: «Джонни Фаррар». Будь это раньше, я был бы счастлив и горд надеть на себя такой халат, но сегодня он лишь раздражал меня.

Когда под рев медных фанфар я спускался по проходу на арену, появился Кид. Его встретили громом аплодисментов, а стоило ему перелезть через канаты ринга, как зал взвыл от восторга.

Подошел Брант. Он весь вспотел, вид у него был обеспокоенный.

– Пойдем, – сказал он. – Ты вперед, мы за тобой.

«Мы» – это Брант, Уоллер, Пепи и Бенно. Я стал спускаться к рингу. Зрители сопровождали мой путь бешеным криком. Я подумал с грустью, как они будут кричать, когда мне придется проделывать этот путь в обратную сторону.

Я перелез через канаты ринга и прошел в свой угол. Кид, одетый в желтый халат, вовсю паясничал в противоположном углу. Широко расставив ноги, он наносил воображаемые удары своим секундантам, которых это забавляло гораздо меньше, нежели зрителей в зале.

Я уселся на табурет, а Генри начал бинтовать мне руки. Толстый тренер Кида, нагнувшись надо мной, внимательно наблюдал за этой процедурой, дыша в лицо перегаром виски и сигарным дымом. Стараясь уклониться от неприятного запаха, я повернул голову и стал разглядывать зрителей, сидящих внизу под рингом. Тут-то я ее и заметил…

Мне довелось повидать немало красивых женщин, но такой, как она, не видел никогда. У нее были черные как смоль волосы, разделенные посредине таким ровным пробором, словно его провели по мрамору с помощью резца и линейки. Глаза огромные, черные и блестящие. Кожа походила цветом на алебастр.

– Что с вами происходит? – прошептал Уоллер, завязывая перчатки. – Можно подумать, вам уже врезали по голове…

Я взглянул на элегантного мужчину, который сопровождал даму. Он был довольно красивым, с правильными чертами лица, оливкового цвета кожей и вьющимися каштановыми волосами. Но тонкие губы и злобный, яростный взгляд, который он устремил на меня, портили впечатление.

– Вставайте же! – сказал Уоллер, буквально отрывая меня от табурета. – Рефери ждет.

Действительно, и рефери и Кид уже поджидали меня в центре ринга. Я подошел к ним.

– Эй, приятель, что ты прилип к своей табуретке? – насмешливо произнес Кид. – Я же тебя не сразу начну бить!

– Ладно, парни, – сухо сказал рефери. – Пошутили, и хватит, приступим к делу.

Уоллер снял с меня халат, и я обернулся, чтобы взглянуть на эту женщину в последний раз. А она наклонилась вперед и выкрикнула:

– Эй, красавчик! Отучи-ка этот пень скалить зубы!

Ее кавалер что-то пробурчал и взял свою даму за руку, но она нетерпеливо отдернула ее.

– Удачи тебе!

– Спасибо! – ответил я.

Пробил гонг, и Кид устремился вперед, на лице его уже играла улыбка победителя. Он сделал выпад левой, слишком короткий, потом финт в сторону и выпад правой, тоже слишком короткий. Я уклонился, ожидая, когда он откроется.

Кид нанес мне удар левой в лицо и попытался сделать крюк правой, но я нырнул вниз и, проведя несколько боковых ударов, повис на нем. Рефери вынужден был нас развести. При этом я успел нанести Киду апперкот левой, и это ему весьма не понравилось. Он, рыча, рванулся вперед. Отбив атаку, я сделал финт – провел удар правой в челюсть, да так, что Кид упал навзничь, раскинув в стороны руки и ноги.

Стадион взревел от восторга. Никто не ожидал такого поворота в первые две минуты.

Рефери начал счет, я прошел в свой угол ринга. Мною овладело легкое беспокойство. Как-то не думал, что может так быстро все закончиться. При счете «семь» Кид все же встал на ноги и попятился. Я снова пошел в атаку, делая вид, будто бью в полную силу, а сам старался рассчитывать силу удара, дабы не переусердствовать: противник фактически был выведен из строя. Я продолжал работать на публику: время от времени Кид получал туше открытой перчаткой, звук при этом такой, словно от удара наповал.

Наконец Кид немного пришел в себя. Но удары его были вялыми и трусливыми. Им владела лишь одна мысль: уклоняться от моей правой. Отведав ее, он уже не желал повторения.

Мы заканчивали раунд, сойдясь в ближнем бою. Кид держался неплохо, учитывая его состояние. Прозвучал гонг, и мы разошлись по своим местам. Уоллер принялся за массаж, я же искал глазами мою милашку.

Она смотрела свирепо, рот ее презрительно кривился. Причина гнева была ясна: удары открытой перчаткой многих могли ввести в заблуждение, но только не ее.

Появился Брант.

– Это что за номера? – Он был бледен, как смерть. – Зачем ты его так ударил?

– А в чем дело? Он боксер или балерина?

– Петелли велел тебе сказать…

Прозвучал гонг, пора было продолжать бой. Мы сблизились и под рев зрителей принялись молотить друг друга куда придется. Кид сломался первым. Он пытался уйти в защиту, закрывая перчатками подбитый глаз. Кид стал понимать, что легкой победы ему не достанется. В порыве ярости он внезапно сделал ловкий финт и провел мощный удар правой. Удар потряс меня. Я попытался повиснуть на противнике, чтобы выиграть время и прийти в себя, но Кид оттолкнул меня и тут же ринулся вперед. Он понимал, что мне сейчас туго, и усилил натиск. Почти все его удары достигали цели. Было жарко, но голова оставалась ясной: я знал, что он откроется. И он открылся. Рванувшись вперед, я ударил противника в челюсть. Кид рухнул как подкошенный.

Рефери еще не успел начать счет, как прозвучал гонг. Секунданты подхватили Кида под мышки и поволокли к табурету.

Медленно вернувшись в свой угол, я устало сел. Пепи уже ждал меня.

– Следующий раунд, сволочь! – прошипел он мне на ухо.

– Пошел вон! – ответил я.

Уоллер, осмелев, вытолкнул его за ринг и принялся протирать мне лицо. На губах его играла улыбка.

– Великолепно! – сказал негр. – Вы им как следует выдали за их денежки!

Я повернулся и посмотрел на женщину в первом ряду. Она улыбалась и махала мне рукой. Но тут прозвучал гонг.

Кид атаковал беспрерывно. У него виднелась ссадина на носу и рана под правым глазом. Я зажал его в угол и ударил в ободранный нос. Кровь брызнула, словно я попал в гнилой томат. Зрители завопили. Шатаясь, противник повис на мне. Пришлось поддерживать его, чтобы не упал. Притворяясь, будто веду бой, я тряс его, пока он не пришел в себя.

– Давай, подонок, принимайся за дело! – прошептал я ему на ухо. – Настало твое время!

Высвободившись, я отступил и полностью раскрылся. Кид собрал остатки сил, и вот апперкот. Я упал на одно колено, но, прежде чем притвориться побежденным и лечь, следовало подготовить публику. А зрители подняли невообразимый шум, который можно было, наверное, услышать и в Майами. Рефери наклонился надо мной, открыл счет. Я взглянул на Кида, лицо его выражало крайнюю степень облегчения, мне стало смешно. Боксер стоял, опершись о канаты ринга, колени его дрожали. Я потряс головой, словно был оглушен, но при счете «шесть» поднялся на ноги. Будучи уверен, что я уже не встану, Кид попятился от страха, чем вызвал общий смех в зале. Секунданты стали кричать, чтобы он продолжил бой и прикончил меня. С жалким видом Кид двинулся на меня. Уклонившись от свинга, я ударил правой в побитую морду. Мне хотелось дать ему понять, что за победу придется дорого заплатить. Рыча от боли и злости, Кид попытался провести удар снизу в челюсть. Я уклонился. Но второй пришелся точно в цель.

Три секунды я по-настоящему был в беспамятстве. Затем открыл глаза. Я лежал на животе, взор мой уперся в лицо женщины в первом ряду, которая вопила от ярости:

– Вставай же! Боксируй! Вставай, слабак!

На ее лице были гнев и презрение. Внезапно я понял, что не намерен подчиняться приказам какого-то Петелли. Рефери продолжал счет:

– Семь, восемь…

Кое-как я поднялся, судья как раз собирался сказать «десять». Кид бросился на меня, но я успел повиснуть на нем. Он яростно старался высвободиться: ему стало ясно, что афера не прошла. А я продолжал висеть на нем, не обращая внимания на попытки рефери развести нас. Чтобы окончательно прийти в себя, мне нужно было всего несколько секунд. Когда же я почувствовал, что могу наконец продолжать поединок, то отпустил Кида и, не давая ему опомниться, нанес удар левой в рану под глазом. Вне себя от ярости, Кид устремился в атаку, но я встретил его своим коронным – правой в челюсть. Он рухнул на спину.

Когда рефери закончил счет, Кид продолжал лежать на спине словно труп. Бледный, с испуганным видом рефери подошел и поднял вверх мою руку, словно ящик с динамитом:

– Победил Фаррар!

Я взглянул на женщину. Она посылала мне воздушные поцелуи. Потом ринг заполнили журналисты и фотографы, и я потерял ее из виду.

Сквозь толпу пробирался Петелли. Он улыбался, но глаза смотрели сурово.

– Ну хорошо, Фаррар, – сказал он. – Ты знаешь, что тебя ждет. – И ушел беседовать с тренером Кида.

Пока уборная была наполнена журналистами и зрителями, которые пожимали мне руки и поздравляли, можно было чувствовать себя в безопасности. Но когда они начали расходиться, я понял, что вот-вот начнутся неприятности.

Уоллер проводил меня до раздевалки. Он умирал от страха.

Пришел Том Роше, но я отделался от него: не хотел впутывать в эту историю. В уборной остались лишь несколько зрителей, которые, не обращая на меня внимания, обсуждали достоинства давних чемпионов в тяжелом весе.

– Порядок, Генри, – сказал я Уоллеру, повязывая галстук. – Меня не жди. Спасибо за все.

– Больше ничего не могу для вас сделать, – произнес негр. – Будет лучше, если вы поскорее отсюда смоетесь. Не давайте им загнать себя в угол.

Тыльной стороной ладони он вытер вспотевшее лицо.

– Не надо было вам этого делать!

– Чего не надо было делать?

Внезапно, словно током, ударило в спину. Я обернулся. Женщина в ярко-зеленом костюме была здесь, ее большие черные глаза смотрели прямо на меня, в руке она держала сигарету.

– Что вы не должны были делать, Джонни?

Уоллер незаметно вышел, а я остался, онемев от неожиданности. Болельщики прекратили разговоры, уставившись на нее.

– Пошли отсюда, парни! – сказал один из них. – Настал момент, когда друзья боксера оказывают услугу, покидая его!

Все расхохотались, словно то была лучшая шутка в мире, но из уборной вышли.

– Привет, – сказал я, снимая с вешалки пиджак. – Ну как, много выиграли?

Она улыбнулась. Ярко-красные губы приоткрылись, обнажив мелкие ровные зубы ослепительной белизны.

– Тысячу долларов! Со мной чуть было инфаркт не случился, когда вы упали. Я билась об заклад на четыреста долларов и подумала, что проиграла.

– Очень сожалею, – ответил я. – Просто слегка отвлекся. В первом ряду сидела женщина, которая мешала мне думать о деле.

– О! Каким же образом? – спросила она, глядя на меня сквозь полуопущенные ресницы.

– Просто она оказалась самой прекрасной женщиной из всех, каких я когда-либо видел!

– Вы должны были ей это сказать. Женщины обожают, когда им говорят такие вещи!

– Это я и пытаюсь сделать.

– Вижу, вижу… – Она еще улыбалась, но взгляд ее посуровел. – Вы большой льстец, только я вам не верю. Мне показалось, вы легли умышленно. Во-первых, все эти недоноски, что подходили к вам шептаться, а во-вторых, то, как вы вдруг открылись в защите. Я всегда посещаю матчи по боксу. Здесь случаются подстроенные поединки. Чего это вы решили драться честно?

– Из-за этой женщины, – ответил я, – а потом ради всех бедолаг, что поставили на меня.

Она внимательно посмотрела на меня.

– Вы красивый мужчина, Джонни…

Я прислонился к стене. Знал, что теряю драгоценное время. Вместо светской беседы нужно было выйти с толпой болельщиков. То был мой единственный шанс оторваться от Пепи и Бенно. Но сейчас сам Петелли не сумел бы заставить меня покинуть эту комнату.

– Кто вы? – спросил я. – Зачем сюда пришли?

Лицо ее стало серьезным.

– Не имеет значения, кто я. Зовите меня Делла, – сказала она. – А здесь я потому, что у вас неприятности, думаю, отчасти из-за меня. Ведь это правда, не так ли? У вас действительно неприятности?

– Там у дверей поджидают двое. Если им удастся меня сцапать – конец.

– Вы что, надули Петелли?

Я подскочил.

– А вы его знаете?

– Эту-то сволочь? Мне известно, что он из себя представляет! Не хотела бы с ним знаться, будь он хоть единственным человеком во всей вселенной. Однако мы зря теряем время. Я вас отсюда вызволю.

Она подошла к окну и высунулась наружу.

– Тут можно спуститься по трубе.

Я тоже подошел к окну. Стоянка автомашин почти опустела.

– Вон моя машина, первая справа во втором ряду. Если сумеете незаметно пробраться к ней, вы спасены.

– Подождите, – сказал я, разглядывая четырехместный спортивный «бентли» с низко посаженным корпусом. – Я не имею права вмешивать вас в эту историю. Бандиты Петелли – публика опасная.

– Не будьте идиотом! Они ни о чем не догадываются!.. Я пошла. Закройте за мной дверь на ключ и спускайтесь. Подгоню машину и буду ждать вас внизу. Прыгайте на переднее сиденье, остальное предоставьте мне!

Снова посмотрев в окно, я заметил мужчину, что сидел с ней рядом в зале.

– Ваш приятель вряд ли будет доволен, – сказал я. – Он вас уже ждет.

– Это мой муж, – ответила она. – Мне хватит трех минут. Никого сюда не пускайте! – И она быстро вышла.

Заперев дверь на щеколду, я вернулся к окну. Мужчина нервно ходил перед автомашиной.

Вдруг послышался какой-то шум, я бросил взгляд на дверь – ручка медленно поворачивалась. Кто-то пытался войти в комнату. Но щеколда пока держалась, и ручка медленно вернулась в обратное положение. Итак, они уже были здесь. Должно быть, решили, что могут спокойно заняться мною, поскольку стадион почти опустел. Из громкоговорителя неслась бравурная танцевальная музыка, способная заглушить пистолетный выстрел.

Я быстро пересек уборную и прислушался: за дверью кто-то шептался. По спине у меня пробежал холодок. Подняв массажный стол, я приставил его к двери таким образом, что одна из его сторон заблокировала ручку. Расположение стадиона им известно намного лучше, чем мне. Стало быть, они в курсе, что вылезти из окна уборной не составляет особого труда. Как только станет ясно, что дверь заблокирована, Пепи отправится вниз готовить достойную встречу. Чтобы спуститься по бетонной лестнице стадиона и достичь двери, ведущей к автостоянке, ему понадобится минимум четыре минуты. Он, очевидно, уже туда отправился. Нельзя было терять ни секунды.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.