— Выпей, Страшила.

— Я уже сказал: выметайся!

— А, кончай, чего там. Вечно мы цапаемся. — В голосе Реи вдруг появилась плаксивая нотка. — Выпей, я хочу в постель… с тобой.

— Кому ты нужна? Сказано: катись!

— Я слышала, милый, но я хочу лечь. Давай.

— Я сыт тобой по горло, пьяная корова! Катись сама улаживать свои проклятые делишки и оставь меня в покое.

По звучавшей в его голосе злобе я вдруг отчетливо понял, что он говорит всерьез и не отступился. Я соскользнул с кровати и торопливо натянул одежду. Возможно, вот он — мой шанс! Она ничего ему не сказала! Значит, Страшила мне не опасен!

Когда я надевал туфли, Сэди перевернулась на спину.

— Лапочка, где ты? — пробормотала она и опять заснула.

Страшила заорал:

— Вон!

Дверь наверху с треском распахнулась.

— Забирай свои проклятые шмотки! Что-то грохнуло, потом дверь захлопнулась. В тот же миг я выскочил в коридор. Тихонько приоткрыв дверь, я сбежал по лестнице в подъезд.

Я стоял в темноте, прислонясь к стене, и слушал. Рея спускалась по лестнице. Я слышал ее бормотание:

— Ублюдок… ублюдок.

В следующую минуту я увидел смутные очертания ее фигуры. Она ощупью пробиралась через подъезд, приближаясь к тому месту, где я стоял.

— Не спеши, детка, — тихо произнес я. — На улице легавые.

Она резко остановилась, задохнувшись от неожиданности.

— Кто ты такой, черт подери? — Она пыталась рассмотреть меня.

— Вроде тебя. Пережидаю, — ответил я. Она тяжело привалилась к стене рядом со мной. Я чувствовал запах виски в ее дыхании.

— Пережидаешь? Как тебя понимать? У нее заплетался язык. Она была пьяная в стельку.

— Хочешь, детка, смоемся вместе? У меня машина. Я знаю надежное местечко за городом. Она соскользнула на пол.

— Господи! Я пьяная! — В ее голосе звучал вопль отчаянья. — Я хочу умереть.

"Но не здесь», — подумал я. Грохот выстрела навлек бы на меня опасность. Надо было выманить ее в безлюдное место, а потом пристрелить.

— Пошли, детка. — Я ухватил ее за руку и поднял на ноги. — Двинулись… Она всматривалась в меня.

— Ты кто? Я тебя не вижу. Кто ты такой, черт подери?

Я отбуксировал ее вниз по ступенькам и вывел на пустынную улицу. Она шла спотыкаясь, и мне приходилось поддерживать ее. Под уличным фонарем она отстранилась от меня, и мы взглянули друг на друга. Я едва узнал ее. Она страшно постарела. В рыжих волосах появилась седина. Ее изумрудно-зеленые глаза мерцали, будто за ними горели лампочки. Пошатываясь, она всматривалась в меня. Она была одета в кроваво-красный брючный костюм, через плечо у нее висела набитая сумка.

— Привет, кудлатый, — воскликнула она. — У тебя есть какие-нибудь волосы под париком?

— Шевелись, детка, — сказал я. — Моя машина в конце улицы. Давай отвалим на пару.

Она пьяно рассматривала меня. Мой кудлатый парик, густая борода, грязная одежда как будто придали ей уверенности.

— Ты тоже в бегах?

— Допустим. Идем.

Она рассмеялась: жуткий, истерический, пьяный смех.

— Мой брат умер, — сказала она. — Единственный сукин сын, который меня понимал. Его убили легавые.

Я взял ее под руку.

— Давай, пошли отсюда к чертям. Она пошла со мной. Она была так пьяна, что растянулась бы ничком, не держи я ее. Потом мы двинулись вдоль пустынной улицы к тому месту, где я оставил «шевви». Когда я отпирал дверцу, она прислонилась к машине, пристально глядя на меня.

— Мы не встречались, кудлатый?

— За что тебя ищут легавые? — спросил я, садясь за руль.

— На кой черт тебе знать?

— Тоже верно. Так ты садишься или остаешься? Она открыла правую дверцу и шлепнулась на сиденье. Мне пришлось тянуться через нее, чтобы захлопнуть дверцу.

— Куда мы едем, кудлатый?

— Не знаю, куца ты, но знаю, куда еду я. Я мотаю на побережье. У брата есть катер. Он переправит меня в Гавану.

— В Гавану? — Она прижала руки к лицу. — Я хочу туда.

— Вот и договорились. У тебя есть какие-нибудь деньги?

Она хлопнула по объемистой сумке:

— Здесь. Давай, кудлатый, поехали. Когда мы выехали на Тамайами-Трейл, направляясь, к Нэплзу, она заснула. Было четыре часа утра. Еще час, и начнет светать. Широкое шоссе было пустынно. По обеим сторонам тянулись густые кипарисовые и сосновые леса. Я посмотрел на Рею. Ее голова откинулась к окну, глаза были закрыты. Все, что мне нужно было сделать, это сбавить ход, мягко притормозить, достать из заднего кармана пистолет, прострелить ей голову и вытолкнуть тело на дорогу, а потом уехать. Здесь не было ничего трудного. Не доезжая до Нэплза, я избавлюсь от парика, брошу машину и поймаю автобус компании «Грей-хаунд» до Сарасеты. Там куплю новую одежду, сбрею бороду и, сев в автобус, пересеку страну, направляясь в Форт-Пирс. Оттуда вернусь автобусом в Литл-Джексон, где оставил в гараже свой «бьюик». Потом поеду к себе в Парадиз-Сити вольный как птица.

Этот план, промелькнувший у меня в голове, был очень прост. Я воображал, что покончить с Реей будет необычайно трудно и опасно, но вот она сидит, погруженная в пьяный сон, полностью в моей власти. Остается только прицелиться и нажать на курок. Я взглянул в зеркальце водителя. Длинное шоссе было погружено во мрак. Нигде не было видно ни малейшего признака приближавшихся фар. Я плавно ослабил нажим на педаль акселератора. Машина начала терять скорость, двигаясь уже только по инерции, и остановилась в тени большого дуба, когда я перевел рычаг передачи в нейтральное положение. Я поставил машину на ручной тормоз и посмотрел на Рею, но она по-прежнему спала. Тогда я сунул руку в задний карман, и мои пальцы обхватили рукоятку пистолета. Я медленно вытащил его и отвел предохранитель.

Подняв пистолет, я прицелился ей в голову и положил палец на спусковой крючок, но на большее меня не хватило. Я сидел, глядя на нее, в отчаянье целясь в нее из пистолета, и понимал, что не могу нажать на спуск, не могу хладнокровно убить ее. В горячке я убил Фела, но у меня не хватало решимости выстрелить в спящую женщину. Внезапно Рея открыла глаза.

— Смелее, Ларри Карр, — сказала она громко. — Докажи себе, что ты не трус. Смелее! Убей меня!

Ослепительные фары приближающегося грузовика осветили кабину «шевви». Я мог отчетливо разглядеть Рею. Боже! Выглядела она ужасно! Глядя на нее, я не понимал, как я мог когда-то испытывать к ней вожделение. Теперь это казалось мне каким-то кошмаром. Она сжалась в комок в углу, глаза смотрели тупо, тонкие губы кривились в издевательской усмешке. У нее был вид сумасшедшей.

— Смелее! Убей меня! — повторила она. Грузовик с ревом промчался мимо, встряхнув «шевви» в своем вихревом поле. Я вздрогнул от мелькнувшей в моем сознании мысли, что, если бы я убил ее, грузовик поравнялся бы с нами именно в тот момент, когда я выталкивал бы ее труп на дорогу. Я выпустил пистолет. Он упал на сиденье между нами. Я понимал, что мой путь окончен, и все вдруг стало безразлично.

— В чем дело, Дешевка? — спросила она. — Ведь ты же все обмозговал, верно? Кишка тонка? Может, ты думал, что я не узнаю тебя в дурацком парике?

Я смотрел на нее с ненавистью. Она была отвратительна мне, как прокаженная.

— Я скажу то же, что сказал тебе твой дружок: выметайся! Вон из моей машины!

Она следила за выражением моего лица.

— Не мечи икру! Колье у меня. Мы с тобой еще можем выкрутиться.

Она открыла сумку, пошарила в ней и вынула кожаный футляр для драгоценностей.

— Смотри, оно у меня! Миллион долларов! Ты говорил, что сумеешь продать его! Мы можем вместе уехать в Гавану. Мы вдвоем начнем новую жизнь.

Вместе с ней? Я содрогнулся.

— Продать его? Жить с тобой? — Я поморщился. — Я не стал бы жить с тобой, даже если бы ты осталась последней шлюхой на земле! Это колье не стоит и десяти центов. Оно поддельное. Она застыла и подалась вперед. Ее зеленые глаза горели безумием.

— Врешь!

— Это стеклянная копия, несчастная ты дура, — сказал я. — Неужели ты вообразила, что я позволю тебе и твоему братцу-кретину унести бриллиантов на миллион долларов?

Рея с присвистом втянула в себя воздух. Я ожидал вспышки неистовой ярости, но она, казалось, была уничтожена моими словами.

— Я его предупреждала, балбеса, — произнесла она словно про себя. — Я знала, что ты змея, с той самой минуты, как тебя увидела. Но он не желал слушать. Он все твердил: «Этот парень в порядке». Но я-то знала. — Она свободно откинулась на спинку сиденья. — Ладно, мистер Дешевка Карр, выходит, твоя взяла. Если меня поймают, то дадут пожизненное. Я уже отсидела в тюрьме восемь лет и знаю, что это такое. А ты — нет. Фел тоже не знал. Ему повезло, что он умер.

Я больше не мог вынести ее вида.

— Пошла вон! — закричал я. — Когда тебя арестуют, можешь говорить все что угодно. Мне уже на все наплевать. Вылезай и проваливай!

Казалось, она не слышала.

— Две недели я торчала взаперти в вонючей конуре, — сказала она. — Две недели! Каждую минуту я ждала, что за мной придут легавые! Господи! Выпить бы сейчас!

Она закрыла лицо руками. Глядя на нее, я совершенно не испытывал жалости. Я хотел поскорее избавиться от нее, вернуться в Парадиз-Сити и там ждать прихода полиции.

— Убирайся! — заорал я на нее. — Ты прогнила насквозь! Ты не нужна даже такой вонючей безмозглой твари, как Страшила! Пошла к черту!

— Один Фел не мог без меня жить, — сказала она. — А когда стало горячо, он сбежал. Он оказался трусливей трусливого. — Она рассмеялась жестким, лающим смехом. — Что ж, похоже, все кончено. Интересно, каково это — быть мертвой?

Тут я увидел, что она держит в руке мой пистолет.

— Брось его! — заорал я что было сил.

— Пока, Дешевка! Придет и твое время, — сказала она.

Я рванулся к ней, но она отпихнула меня, вскинула пистолет и, приставив его к своей голове, нажала на спуск.

Вспышка выстрела ослепила меня, грохот оглушил. Я почувствовал на лице что-то мокрое и липкое и, содрогнувшись, вывалился из машины. Я стоял и судорожно трясся, вытирая лицо платком. Из открытой дверцы вилась тонкая струйка порохового дыма.