Глава 1

Было жаркое июльское утро, которое так приятно проводить на пляже с любимой. Стоит ли говорить, как тяжело в такую жару сидеть в кабинете…

Через открытое окно долетал уличный шум с бульвара Орхидей, рев самолета, летящего вдоль берега, рокот волн. Я сидел за столом, бездумно перекладывая с места на место письма, которые разложил на случай внезапного появления Паулы, – чтобы убедить ее, что я плодотворно работаю. Бокал с виски был надежно замаскирован толстыми юридическими справочниками, в нем соблазнительно поблескивали кусочки льда.

Прошло чуть больше трех лет с тех пор, как я организовал «Универсал-сервис» – фирму, выполняющую любые услуги, фирму, которая не гнушается никакой работой – начиная с обучения пуделей и кончая перепиской номеров банкнот, на которых надеются поймать шантажиста. В основном наша фирма предназначается для миллионеров – если судить по нашим расценкам и по тому, что миллионеров в Оркид-сити не меньше, чем песчинок на пляже.

За эти годы у нас были и пустячные дела, и серьезные. Мы сделали не много денег и много работы. На нашем счету было даже расследование убийства. Последние несколько дней дела шли в основном невинные, и с ними прекрасно управлялась Паула Бенсингер. Мне и моему партнеру Джеку Керману всего один раз нашлась работа, да и то пустяковая. Поэтому мы ошивались в конторе, исправно уничтожали виски, а перед Паулой изображали страшно занятых людей.

В настоящий момент Джек Керман – длинный, худой, быстрый в движениях парень с седой прядью в черных волосах и усами а-ля Кларк Гейбл, полулежа в кресле, держал перед глазами бокал с виски и время от времени с наслаждением отпивал глоток. В безупречном оливково-зеленом костюме и желтом с красными полосами галстуке, в модных ботинках и темно-зеленых носках он выглядел, как на картинке из модного журнала.

После продолжительного молчания он перестал лицезреть свой бокал и заговорил:

– Какая чушь! Оторвать Венере руки – и так ценить ее после этого! – Он вздохнул. – Как бы я хотел, чтобы и той особе оторвали руки!.. Но она сильная… А я оказался последним сопляком…

– А-а, брось, – вяло отмахнулся я. – Снова сказка об обручальном кольце! Расскажи лучше о своих любовных похождениях.

– Это снова приведет нас к моей блондинке, – сказал Керман и скрестил свои длинные ноги.

– Меня не интересуют блондинки, – твердо заявил я. – Вместо того чтобы рассказывать сказки о женщинах, ты бы попытался найти для нас какое-нибудь дело. Просто удивляюсь, черт возьми, за что я плачу тебе деньги!

Керман удивленно выслушал мою тираду.

– Тебе нужно новое дело? – недоверчиво спросил он. – А я-то думал, что тебе нравится, когда Паула работает, а мы отдыхаем.

– Это одно из твоих многочисленных заблуждений. Не забывай, что мы должны зарабатывать себе на жизнь.

Керман вздохнул. Прежде чем я успел спрятать свой бокал, появилась Паула.

Это была высокая, стройная девушка с холодными карими глазами и хорошей фигурой. Отличный и, самое главное, неутомимый работник. Именно она вдохновила меня на создание «Универсал-сервис» и одолжила денег, чтобы протянуть первые шесть месяцев. Именно ей мы обязаны четкой организацией нашей работы и нашим процветанием. И именно поэтому ее следует назвать душой нашей конторы. Если бы не она, мы бы за неделю вылетели в трубу.

– Может, придумаешь что-нибудь получше, чем сидеть здесь и напиваться? – прокурорским тоном спросила она, уничтожающе глядя на меня.

– А что, есть занятие получше? – с интересом спросил Керман.

Она метнула в его сторону выразительный взгляд и снова уставилась на меня.

– Фактически мы с Джеком уже занимаемся новым делом, – поспешно сказал я и принял глубокомысленный вид. – Джек, пойдем посмотрим на месте…

– Это куда же вы решили пойти взглянуть? – перебила она меня. – Не в бар ли Финнегана?

– Отличная мысль! – обрадовался Керман. – Может, Финнеган поможет нам чем-нибудь?..

– Прежде чем уйти, посмотрите вот это, – Паула помахала перед моим носом конвертом. – Его принес швейцар. Он нашел конверт в одном из карманов старого пиджака, который ты так великодушно подарил ему.

– Моего пиджака? – удивился я. – Странно… Я больше года не надевал этот пиджак.

– Это видно и по штемпелю на конверте, – холодно заметила Паула. – Письмо было отправлено четырнадцать месяцев назад. И ты, наверное, сунул письмо в пиджак и забыл о нем. Это так похоже на тебя!

– Не могу припомнить, чтобы я его раньше видел, – пробормотал я, рассматривая запечатанный конверт. Адрес был написан мелким женским почерком.

– Если учесть, что ты ничего не можешь вспомнить, пока не прибегнешь к моей помощи, то это не удивительно, – язвительно сказала Паула.

Я вскрыл конверт. В нем оказалось письмо и пять стодолларовых ассигнаций.

– Великий боже! – Керман вскочил на ноги. – И это ты подарил швейцару?!

– Только твоей критики мне не хватало, – мрачно произнес я и принялся читать.

Мы долго молчали. Даже Керман не раскрывал рта. Больше года тому назад мы получили предложение и задаток в пятьсот долларов и даже не подозревали об этом.

– Конфиденциальным и срочным… – повторила Паула. – А ты хранил его у себя столько времени… И неизвестно, сколько этот конверт пролежал бы еще, если бы не швейцар. Потрясающе!

– Заткнитесь! – не выдержал я. – В конце концов, она не позвонила, не потребовала объяснений? Ведь письмо могло просто затеряться. Но… подождите минутку! Она же умерла!.. Одна из девочек Кросби умерла, я точно помню. И кажется, именно Дженнет, не так ли?

– Да, – Паула кивнула. – Но я проверю. Сейчас же подниму все, что известно о Кросби.

Паула вышла.

– Итак, она умерла… – сказал я. – Полагаю, надо вернуть деньги родным.

– Если мы это сделаем, – Керман всегда неохотно расставался с деньгами, – то пресса может пронюхать обо всем. История, подобная этой, – не слишком хорошая реклама нашему бизнесу. Мы должны следить за каждым своим шагом, Вик. Гораздо умнее забрать денежки себе и не заикаться об этом деле.

– Этого ни в коем случае нельзя делать! Мы можем оказаться несостоятельными, но в любом случае должны оставаться честными.

Керман снова растянулся в кресле.

– Не стоит будить спящую собаку, – философски заметил он. – Кросби ведь был связан с нефтью, не так ли?

– Да. Но он умер. Его застрелили пару лет назад. – Я достал перочинный ножик и принялся ковырять им пресс-папье. – Ума не приложу, как могло оказаться в пиджаке это письмо… Я никогда о нем не слыхал!

Керман, хорошо знавший Паулу, усмехнулся.

– Не обращай внимания на ее придирки, – сказал он. – Хотя… Я доволен, что она нападает не на меня.

Я продолжал резать пресс-папье, пока не вернулась Паула.

– Она умерла от сердечного приступа – в тот же день, когда послала нам письмо. Не удивительно, что ты больше не имел сведений о ней.

– Сердечный приступ? Сколько же ей было лет?

– Двадцать пять.

Я отложил перочинный нож и закурил сигарету.

– Гм… В двадцать пять лет – сердечный приступ?.. Во всяком случае, не мешает проверить. Что еще о ней известно?

– Немного. Самое главное о ней мы уже знаем… – ответила Паула, садясь на край стола. – Макдональд Кросби нажил свои миллионы на нефти. Был женат дважды. Дженнет – его дочь от первой жены, Мэрилин – от второй. Он отошел от дел в сороковом году и поселился в Оркид-сити. До этого жил в Сан-Франциско. Дочери не похожи друг на друга. Дженнет прилежно училась, занималась живописью. Несколько ее картин выставлено в музее искусств. У нее, несомненно, был талант. Она была сдержана и немного резка. Мэрилин – своенравная, капризная и необузданная натура. Часто попадала на первые страницы газет, будучи замешана в скандальных историях.

– Какого рода скандалы? – поинтересовался я.

– Пару лет назад сбила парня на Центральной авеню. Сказала, что была пьяна, что очень характерно для нее. Кросби подкупил полицию, и ее наказали только за нарушение правил вождения. В следующий раз совершенно голой проскакала на лошади по бульвару Орчил. С кем-то поспорила, что сделает это, и выиграла пари.

– Да, такая особа – подходящий объект для шантажа, – заметил я.

Паула кивнула.

– О смерти Кросби вы, конечно же, знаете? Он чистил пистолет в своем кабинете. Случайный выстрел – и миллионера не стало. Три четверти состояния он оставил Дженнет и одну – Мэрилин, с опекой. Когда умерла Дженнет, Мэрилин получила все, и, кажется, характер ее изменился. После смерти сестры в прессе больше не упоминается о ее похождениях.

– Когда умер Кросби?

– В марте сорок восьмого года, на два месяца раньше Дженнет.

– Вот как?.. – не удержался я.

Паула продолжала.

– Дженнет была очень расстроена смертью отца. Она никогда не была сильной натурой, и в газетах писали, что это потрясение доконало ее.

– Все складывалось очень уж удачно для Мэрилин… Мне это сильно не нравится. Возможно, дорогая Паула, я слишком подозрительный человек, но… Дженнет пишет, что кто-то шантажирует ее сестру. Затем она умирает от сердечного приступа, а ее деньги переходят к сестре. Чертовски странное совпадение!

– Я не вижу, что тут можно сделать, – хмуро заметила Паула. – Мы не можем представлять умершего клиента.

– Ну, это-то мы сможем, – я хлопнул ладонью по стодолларовым бумажкам. – У нас два пути: либо вернуть эти денежки ее сестре, либо отработать их.

– Четырнадцать месяцев – слишком долгий срок, – с сомнением проговорил Керман. – След остыл…

– Если он был, – усомнилась Паула.

– С другой стороны, – я откинулся на спинку кресла, – если в смерти Дженнет есть что-то подозрительное, за четырнадцать месяцев кое у кого появилось приятное чувство безопасности… А когда человек чувствует себя в безопасности, он расслабляется… Я думаю, мне стоит навестить Мэрилин Кросби и поинтересоваться, на что она тратит деньги своей сестры.

– Что-то подсказывает мне, что спокойная жизнь для нас кончилась, – печально проговорил Керман. – Думаю, что сегодня ее последний день. Мне начинать работать немедленно или подождать, пока ты вернешься от Мэрилин?

– Подожди, пока я вернусь, – великодушно разрешил я, вставая и направляясь к двери.

Глава 2

Крестуэйс, усадьба Кросби, была скрыта за стеной бугенвилей и австралийских сосен. А за живой изгородью возвышался еще и высокий забор. Тяжелые ворота со смотровым окошком на правой створке усиливали впечатление надежности и защищенности. На бульваре Футхилл было с полдюжины таких поместий. Их тылы выходили на пустынное озеро Кристалл-лейк. Каждое поместье отделял друг от друга примерно с акр земли, покрытой кустарником или песком.

Я сидел развалясь в довоенном бьюике с откидным верхом и без особого интереса разглядывал ворота. На ограде было написано название усадьбы, которая ничем не отличалась от усадеб других миллионеров. Все они скрываются за надежными стенами, ограждающими от нежелательных посетителей; все они засажены одинаковыми цветами, которые одинаково пахнут; имеют одинаковые ухоженные лужайки и плавательные бассейны. Хотя сквозь ворота и ограду не виден был бассейн, но я знал, что он великолепен. Если у вас имеется миллион долларов, вы обязаны жить по образу и подобию миллионеров, иначе вас будут считать чужаком.

Никто не спешил открывать мне ворота. Я выбрался из машины и подергал шнурок звонка. Где-то вдали негромко тренькнуло. Солнце нещадно припекало. Температура, казалось, достигла высшей своей точки. Я налег на ворота и с удивлением заметил, что они подались. За воротами я увидел ровную площадку. Она была более чем достаточна для маневрирования танка, а не только моей машины. Трава не подстригалась уже несколько месяцев, и две полоски по краям дороги пожелтели, как осенью. Нарциссы, тюльпаны и пионы склонили свои засохшие головки. Все казалось заброшенным и выгоревшим, как в пустыне, которая начиналась сразу за озером. Мне показалось, что я слышу, как в гробу от злости ворочается старик Кросби.

В дальнем конце лужайки виднелся дом. Это был двухэтажный особняк, крытый красной черепицей, с зелеными ставнями и выступающим балконом. Солнечные блики отражались в стеклах.

Я решил пройти к особняку пешком, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. На полпути к дому, где сквозь асфальт дороги проросла трава, сидели на корточках три китайца и играли в кости. Они даже не посмотрели в мою сторону, когда я подошел и остановился рядом. Для них явно не существовало ничего более важного, чем их занятие.

Я пошел дальше. В стороне от дороги располагался плавательный бассейн. Воды в нем не было, дно заросло травой, как и дорога. Справа от дома шел целый ряд гаражей с двойными дверями. Невысокий парень в грязных фланелевых брюках сидел на канистре, явно пустой, и строгал деревянную чурку. Он равнодушно посмотрел на меня.

– Кто-нибудь есть в доме? – спросил я, доставая сигарету.

Он долго молчал, видимо, решая, стоит ли мне отвечать.

– Не видите – я занят!..

– Вижу, – сказал я, выпуская ему в лицо струйку дыма. – Буду рад поговорить с тобой, когда ты освободишься.

Он продолжал строгать, не обращая на меня внимания. Ничего не оставалось, как пройти к дому. Поднявшись на крыльцо, я нажал кнопку звонка. Похоронную тишину нарушило слабое дребезжание. Я спокойно ждал, надеясь, что хоть кто-то отреагирует на мое появление. Дверь открылась, и некое существо, очевидно дворецкий, уставилось на меня. Он был явно недоволен, как человек, которого оторвали от интересного сна. Это был долговязый, костлявый тип – со впалыми щеками, седой и небритый. Его черные брюки были помяты, словно он спал в них, рукава несвежей рубашки закатаны до локтей.

– Да? – произнес он, поднимая брови.

– Мисс Кросби дома?

– Мисс Кросби сейчас не принимает, – отрезал он и сделал движение, намереваясь закрыть перед моим носом дверь.

– Я ее старый друг, и меня она примет, – уверенным тоном сказал я, подставляя ногу под дверь. – Меня зовут Мэллой. Назовите мое имя, и она примет меня, держу пари, она будет даже рада!

Он снова попытался закрыть дверь, но не принял во внимание мою ногу. Когда дверь не закрылась, он удивленно посмотрел на меня.

– А кто ухаживает за ней? – улыбнулся я.

Дворецкий смутился. Он был слишком вышколен, и за его жизнь с ним не приключалось ничего такого.

– Сестра Гарней…

– Тогда я хотел бы повидать сестру Гарней.

Воспользовавшись его замешательством, я всем телом навалился на дверь и очутился в большом светлом холле с широкой лестницей. На верхней ступеньке стояла женщина в белом.

– Можете идти, Бенскин, – сказала она. – Я поговорю с ним.

Тип облегченно вздохнул и, недоуменно взглянув на меня, не спеша удалился по коридору.

Сестра неторопливо спускалась с лестницы, давая мне возможность по достоинству оценить ее фигуру. Я внимательно рассматривал ее. Блондинка, алые губки, голубые глаза, – видно, сильная женщина и горячая, как пламя ацетиленовой горелки. Будь она моей сиделкой, я согласился бы всю жизнь пролежать в постели…

По ее глазам было видно, что она заинтересовалась мною не меньше, чем я ею. Пухлые губки сложились в улыбку, глаза смотрели с надеждой и еле уловимой тревогой.

– Я хотел бы повидать мисс Кросби, – заговорил я. – Правда, я слышал, она немного нездорова?..

– Да. И боюсь, в настоящее время она не в состоянии принимать посетителей.

У нее было глубокое контральто.

– Очень жаль, – я перевел взгляд на ее ножки. У Бетти Гейбл они, возможно, получше, но ненамного. – Я только что приехал из города. Я ее старый друг, но понятия не имел, что она нездорова.

– Она больна уже несколько месяцев.

Я почувствовал, что с сестрой Гарней не стоит затевать разговор о Мэрилин Кросби.

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Да. Но она нуждается в отдыхе и покое.

– О, здесь достаточно спокойно, – улыбнулся я. – Для вас, надеюсь, тоже?

– Спокойно? Спокойно бывает только в гробу! – воскликнула она. – Кажется, мне не стоило это говорить?..

– Вы можете со мной не церемониться, – уверил я ее. – Я парень покладистый, и мне будет достаточно двойной порции виски с содовой.

– Отлично, – ее глаза смотрели вопросительно, и они прочли ответ в моих глазах.

– Если у вас нет ничего получше…

– Если вы действительно хотите выпить, то пойдемте. Я знаю, где виски.

Я последовал за ней. Она шла медленно, и я любовался ее бедрами. Они двигались, как бейсбольные мячи. Я бы долго мог идти вот так…

– Садитесь, – пригласила она, указывая на уютное кресло в кабинете, куда мы пришли. – Сейчас я приготовлю вам выпить.

– Прекрасно, – согласился я, удобно располагаясь в кресле. – Но при одном условии – я никогда не пью один. Такой уж у меня характер.

– И у меня такой же, – она кокетливо улыбнулась.

Я смотрел, как она доставала из буфета два стакана и бутылку с виски.

– Думаю, обойдемся без льда? – она вопросительно посмотрела на меня.

– К чему лишние хлопоты! – подтвердил я. – Будьте осторожны с содовой – излишнее ее количество может испортить любое виски.

Она налила на три дюйма в каждый стакан и добавила по чайной ложке содовой.

– Так нормально?

– Вполне, – я взял у нее стакан. – Вероятно, я должен представиться. Вик Мэллой. Виком меня зовут друзья… и подруги.

Она села, не одернув халатик, предоставив мне любоваться ее коленками.

– Вы здесь первый посетитель за последние три месяца, – проговорила она. – Я начинаю опасаться, не принесли ли вы нам несчастье.

– Смотря как к этому подходить… Думаю, вам не стоит бояться меня. Да-а, когда я был здесь в последний раз, все было по-другому…

Она неопределенно пожала красивыми плечами.

– Так значит, Мэрилин очень плоха?..

– Послушайте, может поговорим о чем-нибудь другом? Я так от нее устала!

– Я тоже не пылаю к ней страстью, – согласился я и отхлебнул виски. – Но когда-то я ее очень хорошо знал, и теперь меня разбирает любопытство. Так что же все-таки с ней?

Она откинула свою хорошенькую головку на спинку кресла и скорее влила, чем выпила, свой напиток. Я понял, что она далеко не новичок по этой части.

– Я бы не хотела говорить об этом, – она улыбнулась, – но если вы пообещаете никому…

– О чем речь!

– Она наркоманка! Но это строго между нами.

– О, это ужасно…

Она пожала плечами.

– Да уж, хуже некуда. Сюда никто не ходит. Временами она покидает свою комнату, но ненадолго. А иногда чуть не лезет на стену и кричит. Все это очень серьезно. – Она допила стакан. – Так что не будем больше говорить о ней. Одного того, что я ее вижу по ночам, для меня более чем достаточно.

– Вы дежурите и по ночам? Это скверно.

– Почему? – в зеленоватых глазах мелькнула тревога.

– Я подумал, было бы неплохо как-нибудь пригласить вас к себе. Посмотрим картины…

– Какие картины?

– Для начала – гравюры.

Она усмехнулась.

– Мне не очень нравятся гравюры.

Она встала и снова подошла к бутылке с виски. Мои глаза неотрывно следили за ее бедрами.

– Давайте я вам долью. Кстати, почему вы не допили?

– Я не против, но мне кажется, здесь есть кое-что получше виски…

– Возможно. – Она налила себе чистого виски.

– А кто присматривает за Мэрилин в смене с вами?

– Сестра Флемминг. Вам она не понравится. Настоящая людоедка!

– Правда? А она не услышит нас?

Она подошла и села рядом.

– Меня это не особенно беспокоит… К тому же в настоящее время она находится в левом флигеле, к которому примыкают гаражи. Мэрилин живет там.

Это было как раз то, что я хотел узнать.

– К черту всяких людоедок! – сказал я, обнимая ее за плечи. – А вы, часом, не людоедка?

Она с готовностью прижалась ко мне.

– Смотря для кого…

Ее лицо было так близко от моего, что губы почти касались ее виска. Но ей это, похоже, нравилось.

– Как вы находите такое начало?

– Пока неплохо.

Я взял у нее из рук стакан и поставил на пол. Она повернулась ко мне лицом и прижалась губами к моим губам, но вдруг отпрянула от меня и встала. Я уж подумал было, что она из тех девушек, которые смущаются от поцелуев, но ошибся.

Она подошла к двери, заперла ее на ключ и вернулась ко мне.

Глава 3

Я оставил свой бьюик возле Каунтри-билдинг на углу Фельдвам и Центральной авеню и прошел в здание. Отдел регистрации рождений и смертей находился на первом этаже. Я заполнил бланк и сунул его в окошечко рыжему клерку, который поставил на бланке штамп и махнул рукой в сторону картотеки.

– Посмотрите сами, мистер Мэллой, – сказал он. – Шестой ящик справа. Как у вас идут дела? Давненько вас не видел…

– Я вас тоже, – ответил я. – Дела идут превосходно.

Мне не очень хотелось с ним разговаривать: встреча с сестрой Гарней несколько утомила меня. Я подошел к картотеке. Ящик с делами на букву «К», казалось, весил тонну, я едва поднял и открыл его. Листая страницы, нашел свидетельство о смерти Дженнет Кросби. Она умерла 16 мая 1948 года от злокачественного эндокардита. Так черным по белому было записано в свидетельстве, подписанном врачами Джоном Бьюли и Зальцером. На всякий случай я записал их имена. Полистав еще несколько страниц, нашел и свидетельство о смерти Макдональда Кросби. Его смерть засвидетельствовали все тот же Зальцер и коронер Франклин Лессуэйс. Я сделал необходимые пометки и вернулся к клерку, который с ленивым любопытством наблюдал за мной.

– Кто такой доктор Джон Бьюли? – спросил я его. – Не скажешь ли, где он живет?

– На Скайлейн-авеню. Но если вам нужен хороший врач, не ходите к нему.

– Это почему же?

Клерк пожал плечами.

– Он очень стар. Лет пятьдесят назад он, возможно, чего-то стоил, но сейчас это настоящий коновал. Он, например, считает, что сделать трепанацию черепа так же просто, как, например, вскрыть банку фасоли.

– А что, разве не так?

Клерк рассмеялся.

– Все зависит от того, о чьей голове идет речь. – Он подмигнул мне. – Работаете над чем-нибудь?

Я вышел на улицу и задумался. Неожиданно умирает богатая девушка, и засвидетельствовать ее смерть вызывают коновала, выжившего из ума старика. Не похоже на миллионеров. Было бы естественно ожидать, что они обратятся к лучшим врачам в городе, дабы убедиться, что это не убийство.

Я влез в бьюик и нажал на стартер. Рядом с моей машиной стоял оливкового цвета додж. За рулем сидел мужчина в желто-коричневой шляпе и читал газету. Я не обратил бы ни на него, ни на машину ни малейшего внимания, если бы он не отложил вдруг газету и не взглянул на меня. Правда, тут же отвернулся и тоже включил мотор. Такое совпадение показалось мне любопытным. Мужчина был широкоплечий, с огромной головой, которая, казалось, росла прямо из плеч. Над верхней губой у него тянулась тоненькая ниточка усов, одно ухо и нос сплющены.

Я влился в поток машин и поехал в восточном направлении, держа курс на Центральную авеню. Ехал не спеша, часто оглядываясь назад, чтобы видеть, что делается у меня за спиной. Додж направился со стоянки в другую сторону, но потом круто развернулся и поехал за мной. Самое интересное, что он развернулся в том месте, где поворот был запрещен, но полицейские в этот момент, видимо, спали.

На пересечении с Этвуд-авеню я снова посмотрел в зеркало. Додж следовал за мной. Мужчина небрежно сидел за рулем, выставив в окно левый локоть. Я на всякий случай запомнил номер его машины. Если он следит за мной, то делает это очень непрофессионально. На Голливуд-авеню я увеличил скорость до шестидесяти миль. Додж тоже прибавил скорость. На бульваре Футхилл я резко свернул к тротуару и тут же притормозил. Додж промчался мимо, мужчина даже не посмотрел в мою сторону. Я записал номер его машины на конверте, рядом с именами доктора Бьюли и Зальцера, и спрятал конверт в карман. Затем тронул машину с места и поехал на Скайлейн-авеню.

Еще издали я увидел на одном из домов блестевшую на солнце медную табличку. За низкими деревянными воротами был небольшой сад, в центре которого стояло двухэтажное строение из канадской сосны. Оно казалось трущобой в сравнении с ультрамодными домами, расположенными по обе стороны от него.

Я притормозил и выглянул в окошко, но разглядеть имя на дощечке не смог. Пришлось остановить машину. Едва я двинулся в направлении ворот, как появился оливковый додж. Мужчина вроде и не смотрел в мою сторону, но я знал, что он следит за мной.

Я сдвинул шляпу на затылок и достал пачку сигарет.

Додж скрылся за углом.

Я толкнул калитку и направился к дому. Сад был небольшой и чистый, как казарма перед инспекторской проверкой.

Я позвонил. Никто не открыл. Некоторые окна дома были закрыты от солнца желтыми жалюзи, другие – занавесками. Понимая, что меня могут рассматривать из окна, я придал своему лицу максимально приятное и доброжелательное выражение. Когда я уже решил, что придется позвонить еще раз, послышался тихий скребущий звук. Дверь открылась. Передо мной была маленькая, худенькая, как птичка, женщина, одетая в черное шелковое платье, вышедшее из моды лет пятьдесят назад. Худое усталое лицо было расстроенным.

– Доктор дома? – Я снял шляпу.

– Дома. Он в саду. Сейчас я его позову.

– Благодарю вас, не надо. Я не пациент. Я сам к нему подойду.

– Хорошо. – Надежда, мелькнувшая было на ее лице, исчезла. Не пациент – следовательно, не будет и гонорара. – Только не задерживайте его долго. Он не любит, чтобы ему мешали в саду.

– Я не задержу его.

Она закрыла дверь. Отходя, я заметил, как за одной из занавесок мелькнула легкая тень.

Тропинка привела меня к тыльной стороне дома.

Не знаю, каким врачевателем был доктор Бьюли, но садовником он был отменным. В глубине сада, возле громадного куста георгин, возился старик в белом полотняном костюме. Он осматривал цветы с видом доктора и, когда я приблизился, резко выпрямился и посмотрел на меня. Я увидел темное морщинистое лицо, спадающую на плечи седую гриву волос. Доктор выглядел очень довольным человеком.

– Добрый день, – сказал я. – Надеюсь, не помешал?

– Приемные часы с семи до девяти, – пробурчал он таким низким голосом, что я едва расслышал его. – Сейчас я не могу принять вас.

– Я не пациент, – ответил я, любуясь георгинами. – Моя фамилия Мэллой, я старый друг мисс Кросби.

– Кого? – равнодушно переспросил он.

– Дженнет Кросби.

– А что с ней?

– Вы подписали свидетельство о ее смерти.

Он пристально посмотрел на меня.

– Как, вы сказали, ваша фамилия?

– Виктор Мэллой. Меня немного беспокоят обстоятельства смерти мисс Кросби.

– Почему это вас беспокоит? – Глаза его тревожно забегали. Он знал, что достаточно стар и вполне мог допустить ошибку…

– Видите ли, – начал я, – я был в отъезде три года. Мы с Дженнет Кросби – друзья детства, но я и понятия не имел, что у нее слабое сердце. Для меня было большим ударом известие о ее кончине. И теперь я хочу убедиться, что в ее смерти не было ничего подозрительного.

Его ноздри дрогнули, глаза расширились.

– Что вы имеете в виду? Она умерла от злокачественного эндокардита. Симптомы явные. Кроме того, там был доктор Зальцер. В ее смерти не было ни-че-го подозрительного!

– Я рад это слышать. А что такое злокачественный эндокардит?

Он помрачнел, нахмурился. Я ожидал, он ответит, что не знает такой болезни, но он медленно и четко произнес, как будто держал перед глазами страницы медицинского справочника:

– Шансов у нее не было, даже если бы они позвали меня раньше. Я все равно ничем не смог бы ей помочь.

– Вот это и беспокоит меня, док. Почему они пригласили вас? Ведь вы не лечили ее, не так ли?

– Конечно, нет, – ответил он почти сердито. – Но я живу неподалеку, и кроме того, было бы неэтично подписывать свидетельство одному доктору Зальцеру.

– Кто такой этот Зальцер?

– Он содержит частную клинику неподалеку от поместья Кросби. Вы понимаете, что в его положении он не мог подписать свидетельство в одиночку. К тому же, у него недостаточная практика в такого рода заболеваниях. Я был польщен, когда он пригласил меня.

– Послушайте, доктор. Я хочу поговорить с вами откровенно. Я попытался сегодня утром увидеть Мэрилин Кросби, но она, оказывается, больна. Я сейчас уйду, но перед уходом хотел бы выяснить одну деталь. Мне известно, что Дженнет умерла внезапно. Вы сказали, что из-за сердца. Что же случилось на самом деле? Вы были там, когда она умирала?

– Нет, – ответил он, и глаза его снова тревожно забегали. – Я прибыл спустя полчаса после наступления смерти. Она умерла ночью. Симптомы были явные. Доктор Зальцер сказал, что он уже несколько месяцев лечил ее… Я не могу понять, почему вы задаете такие вопросы?

– Единственное, что я хочу, – это убедить себя, – снова улыбнулся я. – Когда вы прибыли в дом Кросби, доктор Зальцер уже был там, не так ли?

Он кивнул с еще более обеспокоенным видом.

– Кто еще там был?

– Мисс Кросби-младшая.

– Мэрилин?

– Кажется, ее зовут именно так.

– И Зальцер провел вас в спальню Дженнет… Мэрилин вошла с вами?