Какое-то время я колебался, потом сорвал трубку с рычага.

— Ларри… мой дорогой мальчик!

Черное облако уныния рассеялось при звуке голоса Сидни Фремлина.

Чувствуя, что весь дрожу и обливаюсь потом, я упал на кровать.

— Привет, Сидни. — Мой голос напоминал карканье.

— Ларри, ты должен вернуться! — По его голосу я сразу догадался, что он в каком-то серьезном затруднении. Его интонация наводила на мысль о пчеле, которая попалась в бутылку и жужжит, как сумасшедшая.

— В чем дело? — спросил я, вытирая с лица пот тыльной стороной ладони.

— Ларри, золотко, я просто боюсь говорить по телефону!

Какой-нибудь отвратительный субъект может нас подслушать. Ты просто обязан вернуться. Миссис П. хочет продать, ты сам знаешь что! Сам я не справлюсь — только ты, умница, сумел бы это сделать! Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать, правда, Ларри!? Это абсолютный, страшный, полнейший секрет!

Ну, скажи, что ты понял!

Миссис П.

Я медленно перевел дыхание, мысленно переносясь на пять лет назад, когда успешно провел свою крупнейшую сделку с бриллиантами для фирмы «Люс и Фремлин». Миссис Генри Джексон Плессингтон — жена одного из богатейших торговцев земельными участками во Флориде, а богаче и не бывает, — пожелала бриллиантовое колье. Она была давним клиентом «Люса и Фремлина». До моего поступления к ним Сидни продал ей несколько мелочей, среди которых не было ничего по-настоящему ценного. Но когда на сцене появился я, то познакомившись с ней и узнав, как богат ее муж, я увидел возможность сбыть ей что-нибудь грандиозное. Когда я сообщил о своем замысле Сидни, он разволновался и заявил, что я слишком честолюбив, но я пустил в ход обаяние ив разговоре с этой немолодой женщиной подчеркнул, что ее достойно только самое лучшее. Она реагировала на такой подход, как растение реагирует на порцию удобрения. Вслед за тем я подвел разговор к бриллиантам. Я сказал, что мечтаю создать бриллиантовое колье, которое превзойдет и затмит все другие. Я объяснил, какие старания понадобились бы мне для подбора гармонирующих между собой камней. Мне доставило бы удовольствие, добавил я, сознавать, что мое произведение будет принадлежать ей. Она упивалась моими словами с удовольствием кошки, лакающей сливки.

— Но откуда мне знать, что оно мне понравится? — спросила она. — У нас с вами могут оказаться разные вкусы.

Именно такого вопроса я ждал и заранее приготовил на него ответ. Я сказал, что не только покажу ей эскиз, но и закажу у знакомого гранильщика-китайца из Гонконга стеклянную модель колье. Тогда она сможет оценить его сама. Макет обойдется примерно в пять тысяч. Естественно, если она пожелает, чтобы по нему изготовили настоящее колье, эти пять тысяч мы сбросим со счета.

Она дала согласие.

Я попросил Сидни сделать эскиз колье на бумаге. Он обладал особым даром к проектированию такого рода вещей и создал настоящий шедевр.

— Но, Ларри, в бриллиантах это будет стоить целое состояние! — воскликнул он, когда мы рассматривали эскиз. — Она никогда не пойдет на это! Оно обойдется в миллион!

— Оно обойдется дороже, — сказал я. — Предоставь все мне. Я уговорю ее, она уговорит мужа. Он богат до неприличия.

Миссис П. одобрила эскиз, и это был первый шаг. Я надеялся, что она сразу закажет колье из бриллиантов, но ей еще надо было обработать мужа, а кроме того ей пришлась по душе моя идея сначала увидеть стеклянный макет.

Моему знакомцу из Гонконга потребовалось два месяца на изготовление стеклянного колье — и как он его сделал! Только очень опытный эксперт сумел бы отличить эти камни от настоящих бриллиантов. Работа была настолько хороша, что у меня появилось опасение, как бы миссис П. не удовлетворилась макетом, чтобы потом хвастать перед знакомыми, что колье настоящее.

Я явился к Плессингтонам в их огромную виллу, выходившую на море, с двумя машинами, стоящими на площадке. Зорко следя за выражением ее лица, я выложил колье на черную бархатную подушечку. Она чуть не упала в обморок. Затем я застегнул колье на ее толстой шее и подвел к высокому зеркалу.

После чего я пустил в ход все свое профессиональное красноречие.

— Конечно, как вы сами видите, миссис Плессингтон, — сказал я, — оно сделано из стекла. Вы также видите, что в камнях нет жизни (это была неправда), но я хочу, чтобы вы представили, как каждое стеклышко загорается живым огнем… огнем бриллиантов.

Зачарованная, она стояла, глядя на свое отражение: тучная, пожилая женщина с отвислой грудью и шеей, начавшей собираться в складки.

— Даже Элизабет Тейлор позавидовала бы такому колье, какое мы сделаем.

И пока ей не пришла в голову вредная мысль удовлетвориться стеклом вместо бриллиантов, я расстегнул и снял колье.

— Но сколько оно будет стоить?

Это, конечно, самый главный вопрос. Я объяснил, что для создания такого колье из бриллиантов придется искать подходящие камни по всему свету. Когда они будут собраны, их огранят лучшие мастера, потом их оправят в платину, что тоже должно быть сделано специалистами. Все это стоит денег. Я развел руками и одарил ее чарующей улыбкой. Мы оба знали, что за колье будет заплачено не ее деньгами. Ей придется вытянуть их из мужа. Я упирал на тот факт, что бриллианты вечны. Они никогда не падают в цене. Деньги ее мужа будут хорошо вложены.

Подождав, пока она усвоит информацию, я небрежно бросил, что колье будет стоить, примерно, полтора миллиона долларов.

Она и глазом не моргнула. Да и чего бы ей волноваться?

Платить-то придется мужу. Она сидела с мечтательным выражением в глазах, груда жира в облегающем платье. Я догадывался о чем она думает.

Так что в конце концов миссис П. получила свое колье, самую дорогую вещь, когда-либо проданную фирмой «Люс и Фремлин», и притом только благодаря мне.

Окончательная стоимость колье составила миллион восемьсот тысяч долларов.

Миссис П. и ее колье вызвали немалый шум в прессе. В газетах появились ее фотографии с колье на шее и с мужем, маячившем на заднем плане с таким видом, будто он надкусил зеленую айву. Она щеголяла с колье в казино, в опере, в загородном клубе и была на седьмом небе…

Но через месяц одну из ее подруг, владелицу колье, которое я постеснялся бы предложить любому из своих клиентов, огрели по голове, а колье украли.

Женщина так и не оправилась от удара и нуждалась в постоянном присмотре сиделки.

Это нападение до смерти напугало миссис П., которая только теперь сообразила, что ее бриллианты ценой в миллион восемьсот тысяч долларов могут навлечь на нее смертельную опасность. Она немедленно сдала его в сейф ее банка и отказывалась надевать его.

Все это происходило пять лет тому назад, теперь же, по словам Сидни, она хотела его продать. Мы с Сидни знали, что за последние пять лет миссис П. пристрастилась к игре. Каждый вечер ее можно было видеть в казино за азартной игрой. Муж не вмешивался, потому что помимо продажи здоровенных ломтей Флориды и возведения небоскребов повсюду, где только для них находилось местечко, имел еще одно увлечение. Он был страшным бабником. В то время как его жена проводила большую часть ночи за игрой, сам он предавался постельным развлечениям с любой приглянувшейся ему девчонкой. Но Плессингтон знал счет своим деньгам и время от времени осведомлялся о проигрышах жены и устраивал ей взбучку. Миссис Плессингтон никогда не выигрывала. Зная все это, нетрудно было догадаться, что теперь она по уши залезла в долги и решила продать колье, пока муж не дознался об их размерах.

— Ларри? — донесся голос Сидни сквозь потрескивание электрических разрядов. — Ты слышишь?

Мне было наплевать на миссис П., на ее колье, да и на самого Сидни, если на то пошло. В моей голове засела жгучая мысль о Рее.

— Я слушаю, — сказал я.

— Ради бога, сосредоточься, Ларри, — настойчиво произнес Сидни. Пожалуйста… ради меня. Ты должен вернуться! Не могу представить, чем ты занимаешься в этом ужасном городе! Ну, скажи же, что ты вернешься и поможешь мне!

Снова судьба направляла меня. Несколькими минутами раньше я думал о самоубийстве. Если бы Сидни попросил меня заняться не перепродажей колье Плессингтонов, а чем-нибудь другим, я бросил бы трубку. Но это колье было вершиной моих достижений. Создав его, я приобрел репутацию одного из лучших специалистов по бриллиантам.

Мрачное настроение вдруг покинуло меня. Быть может, новая перемена обстановки излечит меня от маниакального влечения к Рее, но я хотел оставить себе лазейку на всякий случай.

— Я еще не поправился. Сидни, — сказал я. — У меня иногда болит голова и я не могу сосредоточиться. Если я вернусь и продам то, о чем ты просишь, сможешь ты мне дать дополнительный отпуск, если понадобится?

— Конечно, милый мальчик! Мало этого. Я дам тебе один процент от выручки, а если захочешь, то сможешь отдыхать еще шесть месяцев. Справедливей некуда, не так ли?

— Сколько она за него хочет?

Он снова зажужжал, прежде чем ответить:

— Я еще не обсуждал с ней этот вопрос. Ей не терпится получить деньги. Я сказал, что проконсультируюсь с тобой, а ты уж поговоришь с ней.

Я вновь заколебался, подумал о Рее, потом решился.

— Хорошо. Я сейчас же выезжаю. Послезавтра буду у тебя.

— Не надо на машине. Найми воздушное такси. Я оплачу расходы, — сказал Сидни. — Ты не представляешь, какое это для меня облегчение! Давай пообедаем вдвоем где-нибудь в тихом местечке. Встретимся около девяти в «Ла Пальме»… согласен?

Это был один из самых дорогих и изысканных ресторанов в Парадайз-Сити.

Сидни явно хотел задобрить меня.

— Договорились, — ответил я и положил трубку.

Во время двухчасового полета до Парадайз-Сити в кабине маленького самолета, мысль, подобная черной змее, вползающей в комнату, незаметно пробралась в мой мозг.

В этой стране полно старых жирных дураков, которые сидят на миллионах.

Так сказала Рея. Зачем ждать, пока я стану старым, жирным и глупым?

Почему бы сразу не завладеть огромным богатством?

Я думал о колье миссис П. Миллион восемьсот тысяч долларов! Я был уверен, что будучи экспертом по бриллиантам, зная крупнейших торговцев бриллиантами во всем мире, не встречу никаких затруднений с продажей камней при условии соблюдения осторожности. Эти люди с руками оторвут все, что я им предложу. Я часто продавал им бриллианты от имени Сидни, который всегда требовал оплаты наличными. Партнеры по сделке никогда не возражали, и Сидни тоже платил наличными, покупая у них, а самое главное, они признавали мою подпись.

После разборки колье, продажа камней различным коммерсантам не составит труда. При моем положении в фирме я мог действовать без всяких опасений, поскольку сам Сидни больше не поддерживал контактов с этими людьми.

Отношения с ними осуществлял я. Они уплатят мне наличными, уверенные, что деньги пойдут Сидни, на самом же деле я положу их в швейцарский банк. Легче всего будет продать колье, но украсть его так, чтобы меня никто не заподозрил — дело другое.

Я воспринимал это как вызов. Может быть, я ничего не стою, когда речь идет о грабеже, и трушу при попытке угнать машину, но операция по похищению колье, хотя и представляла собой проблему, по крайней мере, позволяла мне действовать в своей стихии.

В течение следующего часа под монотонный гул мотора маленького самолета, уносившего меня в Парадайз-Сити, я перебирал в уме методы и средства.

Я нашел Сидни, сидящего в уединенном алькове за бокалом двойного мартини.

Метрдотель ресторана «Ла Пальме» проводил меня к нему с почтением, достойным члена королевской семьи.

Как обычно ресторан был полон, и мне пришлось задержаться у нескольких столиков, отвечая на вопросы моих клиентов о здоровье, но в конце концов я добрался до алькова, и Сидни стиснул мою руку.

— Ларри, дорогой мальчик, ты просто не представляешь, как я ценю твой приезд! — выпалил он и в глазах его блеснули слезы. — Ты плохо выглядишь… у тебя усталый вид. Как ты себя чувствуешь? Утомился в полете? Я ненавижу себя за то, что вытащил тебя раньше времени, но ты ведь понимаешь меня, правда?

— Я в полном порядке, — сказал я. — Не суетись по пустякам, Сидни.

Долетел я прекрасно.

Но он не успокоился. Первым делом он заказал двойной мартини для меня, а когда метрдотель ушел, принялся расспрашивать, как мое здоровье, чем я занимался и скучал ли по нему.

Привычный к его жужжанию, я прервал его.

— Послушай, Сидни, давай о деле. Я немного устал и после обеда хочу лечь, так что давай не тратить время на разговоры о моем здоровье.

Принесли мартини, и Сидни заказал икру, суфле из омара и шампанское.

— Ничего, как ты думаешь? — спросил он. — Это все легкое и питательное, и ты потом будешь хорошо спать.

Я сказал, что заказ отличный.

— Значит, она хочет продать колье? — начал я, когда метрдотель ушел, щелкнув пальцами двум официантам, чтобы те обеспечили нам первоклассное обслуживание.

— Она пришла вчера… колыхаясь, как студень, — сказал Сидни. — Я знаком с бедняжкой не первый год, и она считает меня одним из ближайших друзей. Она призналась, что ей просто необходима большая сумма денег, только Генри ничего не должен узнать. Сначала я подумал, что она хочет просить взаймы и у меня прямо-таки голова пошла кругом от попыток придумать какую-нибудь отговорку, но она тут же все выложила. Она вынуждена продать колье, и Генри не должен — повторяю — не должен ничего знать сколько я дал бы ей.

— Опять проигралась?

— Она не сказала, но конечно… Полагаю, что она в долгах на многие тысячи. Я, понятно, как только почуял куда она клонит, сразу выпустил дымовую завесу. Я сказал, что дело должен вести ты. Ты мой специалист по бриллиантам и на твое молчание можно положиться. Я сказал, что ты в отъезде, но как только вернешься, я направляю тебя к ней. Бедняжка чуть не обмочилась. Она не может ждать и спросила, когда ты вернешься, так как дело очень, очень спешное. Я ответил, что постараюсь вызвать тебя к сегодняшнему вечеру. На этом мы и разошлись. Ну вот, ты и вернулся. Ты встретишься с ней утром, Ларри? Ты не представляешь, в каком она состоянии. Она маленькая глупышка и мне не хочется видеть, как она страдает. Ты ведь повидаешься с ней, да?

— Для этого я и приехал.

Принесли икру, и я начал намазывать тост маслом.

— Ты имеешь какое-нибудь представление, сколько она хочет?

— Насчет этого я и не заикнулся. Я не хотел портить тебе игру и не задавал никаких вопросов. Все в твоих руках, Ларри.

Я намазал на масло икру.

— Дело может оказаться не простым. Сидни. Ты, конечно, понимаешь, что колье придется разобрать? Нечего и думать продавать его в теперешнем виде.

Опять поднимется шумиха и если Плессингтон увидит на фото какую-нибудь другую женщину с нашим колье, миссис П. придется плохо. Я кое-что надумал, пока летел. Мы сами могли бы чертовски неплохо заработать на этой сделке.

Можно даже продать камни за два миллиона долларов, но сработать нужно очень аккуратно.

Сидни вытаращил глаза.

— Два миллиона?

— Вот как я себе это представляю: я встречаюсь с миссис П., объясняю, что если она хочет от нашего имени продать колье в его теперешнем виде, мы дадим ей миллион восемьсот тысяч — столько же, сколько и заплатила она сама. Из твоих слов ясно — а я укажу ей, что повторная продажа колье вызовет такой же интерес прессы, как и первая — что стоит ей понять это, как она перепугается и не позволит нам продать его в таком виде. Тогда я объясню ей, что если колье разобрать, стоимость его значительно понизится. Камни придется продавать по отдельности и мы не сможем предложить ей больше девятисот тысяч… половину первоначальной цены. Если она согласится, а она может согласиться — тогда ты платишь ей девятьсот тысяч и колье становится нашим.

— Я поднял руку, видя, что он готов прервать меня. — Дай мне закончить. Ты должен спроектировать бриллиантовое ожерелье, в которое войдут все камни от колье, я закажу ожерелье Чану в Индии или на Ближнем Востоке и сбуду ему ожерелье за два миллиона. И тогда ты заработаешь миллион сто тысяч долларов, а это, по-моему, очень даже выгодная сделка.

Он откинулся на спинку кресла и некоторое время смотрел на меня.

— Но мы не можем так поступать! — воскликнул он с возмущенным видом. Нельзя же наживаться такими методами на этой бедняжечке.

— Это бизнес, Сидни, — сказал я, накладывая себе еще икры. — Спроси Тома, можем ли мы так поступить.

Он всплеснул руками.

— У Тома не душа, а счетная машина и кассовый аппарат вместо сердца.

— Потому-то ты и ешь икру.

Несколько минут он задумчиво жевал.

— Ты действительно думаешь, что сможешь продать ожерелье за два миллиона?

— А почему бы и нет? — Я был уверен, что не смогу, но мне нужна была приманка для Сидни. — Даже Бартони могут купить его за такую сумму, но тебе придется спроектировать ожерелье, перед которым любое другое покажется дешевкой.

У него загорелись глаза. Такие задачи Сидни обожал.

— Я сумею, уверен! Какая замечательная идея, Ларри! Умница мы моя!

Я понял, что обработал его и начал успокаиваться. Мы молча выпили шампанского, потом я осторожно ступил на очень тонкий лед.

— Понадобится время. Сидни. Мне придется слетать в Гонконг. Чан проработает над ожерельем не меньше месяца. На его продажу уйдет три, а то и пять месяцев. Что станет тем временем с миссис П.?

Он изумленно уставился на меня. Эта мысль не приходила ему в голову.

— Я знал, что это слишком хорошо, чтобы поверить! Она не может ждать!

По-моему, она не сможет ждать и недели!

Подошел официант и убрал тарелку. Мы сидели молча, пока не подали суфле из омара и официант удалился.

И тогда я бросил свою бомбу, не зная, взорвется она или нет.

— На мой взгляд, Сидни, если мы хотим, чтобы сделка состоялась, тебе придется одолжить ей деньги до продажи ожерелья.

Он широко раскрыл глаза.

— Девятьсот тысяч? — Его голос поднялся до писка.

— Ссудишь их ей под шесть процентов, а ожерелье в конце концов продашь за два миллиона, — сказал я. — Спроси Тома, бывают ли сделки выгодней.

— Но мне не по средствам одолжить ей такие деньги!

— Я не говорю, чтобы ты одалживал ей деньги. Одолжит фирма.

— Том никогда ни под каким видом никому не одолжит, даже самому Никсону.

— Ладно, тогда деньги дашь ты. Твой банк позволит тебе превысить кредит.

Что ты потеряешь? Ожерелье будет твоим. Даже если я не смогу получить за него два миллиона — а я думаю, что смогу — свою цену мы всегда получим. Даже в этом случае ты удвоишь свои деньги. Да ну же, Сидни… такой шанс бывает раз в жизни!

В раздумье он отправил в рот вилку с суфле, и я заметил вдруг появшееся в его глазах выражение алчности.

— Тому не обязательно знать об этом, правда? — сказал он.

— Я имею в виду, если я вношу деньги — мои собственные личные деньги тогда и те деньги, которые ты вернешь от продажи ожерелья тоже будут моими личными деньгами… не правда ли?

— Правильно… минус один процент моих комиссионных.

Он взглянул на меня, слегка прищурясь, и я понял, что он не подумал об уплате моих комиссионных.

— Да… один процент тебе, — было заметно, что он пытается произвести подсчет в уме.

— Ты дашь мне восемнадцать тысяч долларов, вычти еще девятьсот тысяч миссис П. и прибавь еще шесть процентов на твою ссуду, и у тебя останется приблизительно восемьсот восемьдесят тысяч чистой прибыли. — По-моему, совсем недурно.

Он подумал еще немного и сказал:

— У меня есть идея даже лучше, Ларри, дорогой мальчик. Что если ты попробуешь убедить миссис П. продать колье сразу за семьсот пятьдесят тысяч?

В конце концов деньги-то не ее. Я мог бы продать акции для покрытия этой суммы и тогда колье стало бы моим, и я мог бы и не беспокоиться из-за Тома, правильно? Если я так сделаю, а ты продашь ожерелье за два миллиона, я мог бы получить миллион с четвертью… довольно заманчиво, не правда ли?

— Я думал, ты не хочешь наживаться на бедняжке, — сказал я, прикидываясь, что шокирован.

Он беспокойно заерзал.

— В конце концов, ты сам сказал, что это бизнес. — Он сделал паузу, вглядываясь в мое лицо. — Как тебе кажется, сумеешь ты убедить ее продать за такую цену?

— Попытка не пытка. — Я покончил с остатками суфле.

— Ларри, посмотри завтра, что можно сделать. Я уверен, у тебя получится.

— Сидни щелкнул пальцами, подзывая официанта, и заказал кофе. — Послушай, я вот что сделаю… добудь колье за семьсот пятьдесят тысяч и я дам тебе два процента. Справедливей некуда, согласен?

— И оплатишь билет на самолет до Гонконга и все расходы, — сказал я, зная что никакого Гонконга не будет.

— Естественно, дорогой.

— Терри знает о миссис Плессингтон?

— Не упоминай об этом скверном мальчишке! Право же, мне следует избавиться от него! — Сидни покраснел от раздражения. — Честное слово, он становится совершенно, ну совершенно невозможным!

— Это к делу не относится… знает он или нет?

— Конечно, нет!

— Ты уверен? Миссис Плессингтон приходила к тебе. Разве он не поинтересовался, что ей нужно?

— Мы даже не разговариваем!

— Он не мог подслушать? — Мысль о Терри заставляла меня нервничать. Он слишком хорошо разбирался в бриллиантах, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности.

— Нет… нет! Когда приходила миссис Плессингтон, он был занят с клиентом.

— Слушай, Сидни, он не должен ничего знать. Собственно, никто не должен знать, а то пронюхает Том. Строго говоря, сделка должна проходить через фирму. У Тома будут все причины для недовольства, если он узнает про нашу затею.

Сидни опять тревожно заерзал. Он знал это не хуже меня.

— Если я куплю колье на свои деньги, — сказал он несколько вызывающе, Том будет здесь ни при чем.

— Но миссис Плессингтон — клиент фирмы, — указал я.

Я хотел внушить ему чувство вины. — Слушай-ка, Сидни, чтобы фирма осталась в стороне, тебе лучше работать над эскизом дома, а не в офисе. Если я достану колье, его тоже лучше держать дома.

Ему неоткуда было знать, что это условие существенно для моего плана.

Он не колебался.

— Да… все остается строго между нами. — Он с доверием посмотрел на меня. — Ты поможешь с ожерельем, Ларри?

Ну и нахал, черт его подери, подумал я. Ведь знает, что без меня не сможет ни сделать ожерелье, ни уговорить миссис Плессингтон расстаться с колье за такую возмутительную цену, и тем не менее, собираясь получить большой куш и выкинуть Тома из сделки, он предлагает мне жалкие два процента.

— Ты знаешь, на меня можно положиться, — ответил я.

Во время полета в аэротакси, обдумывая как украсть колье без риска, я испытывал угрызения совести из-за Сидни, потому что в случае успешного выполнения моего плана, ему предстояло понести ущерб, но теперь, когда он показал свою алчность, упреки совести затихли.

Скажи он мне: «Слушай, Ларри, давай поделим поровну. Ты берешь на себя всю работу, а я предоставляю капитал», и я отказался бы от своей затеи, но раз он проявил себя таким проклятым жадюгой и эгоистом, предложив мне только два процента, я, не сходя с места, решил осуществить план. Ему наплевать на миссис Плессингтон, так чего мне беспокоиться о нем?

Сцену, которую устроила мне миссис Плессингтон, лучше забыть. Она не назвала Сидни вором прямо, но это подразумевалось. Она плакала и заламывала свои толстые руки. Она неистово металась по просторной комнате, выставляя себя в самом нелепом виде. Она обвинила меня во лжи, напомнив, как я уверял ее, будто ее бриллианты никогда не потеряют ценности. На это я возражал, что колье придется разобрать и, если она подождет с год или около этого, я обеспечу ей не менее полутора миллионов за камни и платину, но поскольку она требует деньги сразу. Сидни не может предложить ей больше.

Наконец, она утихомирилась. Что ни говори, на три четверти миллиона долларов не начихаешь, особенно если теряешь не свои деньги. До сих пор ей не приходило в голову, что попытка продать колье в его теперешнем виде неизбежно приведет к огласке, и это соображение в конце концов укротило ее.

Она сказала, что примет чек, выписанный Сидни, который я держал наготове, но добавила, что никогда больше не будет иметь дела с фирмой «Люм и Фремлин».

Я сделал несколько приличествующих случаю тактичных замечаний, хотя мне было наплевать на это.

И тут она выкинула нечто настолько неожиданное, что я на какой-то момент онемел.

— Вы должны, по крайней мере, отдать мне стеклянное колье, — сказала она.

— Хоть это вы обязаны сделать! Если муж захочет взглянуть на колье, я смогу показать ему имитацию. Он не заметит разницы.

Она, естественно, не знала, что стеклянное колье было осью, на которой вращался мой план. Загрести два миллиона долларов без него — мой план просто переставал существовать.

Пять лет назад, после того как Сидни доставил настоящее колье миссис Плессингтон, он спросил у меня про стеклянный макет. В Сидни была жилка скупости, и он терпеть не мог лишних трат. Я сказал, что он в сейфе, а что?

Он спросил, нельзя ли вернуть это Чану в обмен на кредит… тысячи три долларов? Зачем нам стеклянная копия?

Я гордился им как своим творением. В то время мне повезло на бирже и я чувствовал себя богачом. Я сказал, что верну копию Чану и спрошу, сколько он за нее предложит, но сделал иначе. Я сохранил колье в качестве сувенира.

Когда Сидни спросил про него, я сказал, что Чан заплатил лишь две тысячи пятьсот, и дал ему свой личный чек.

И вот теперь миссис Плессингтон требовала копию.

Справившись с секундной растерянностью, я сказал, что ее сломали и использовали камни для других макетов.

Услышав такие слова, она едва не лопнула и принялась настаивать, чтобы мы немедленно изготовили для нее новую копию. Я обещал все устроить, но просил учесть, что на это потребуется не менее трех месяцев. Ей пришлось удовлетвориться этим.

Мы вместе отправились в банк в ее «роллс-ройсе» и она забрала колье из хранилища. Оно лежало в шикарном кожаном футляре, обитом внутри черным бархатом. Я не видел колье уже года четыре. От его красоты у меня захватило дух. Я подал ей чек, а она мне колье.

Она чуть не бегом поднялась из хранилища, торопясь перевести чек на свой счет. Я оставил ее за разговором с управляющим и взял такси до дома.

Открыв стенной сейф, я достал стеклянное колье. Положил копию и оригинал рядом на стол и стал их рассматривать.

Сидни был дизайнер и только. Он не разбирался в бриллиантах и я был уверен, что он не отличит один от другого. Изумительная работа Чана была бы способна обмануть даже Терри. Присмотревшись, он, конечно, отличил бы подделку, но Терри не представится случая рассмотреть их. Об этом я позаботился.

Я положил стеклянное колье в кожаный футляр, а настоящее в пластиковый, который убрал к себе в сейф.

Потом позвонил Сидни в магазин и сказал, что все прошло гладко. Он, как обычно, зажужжал словно пчела, попавшая в бутылку, и назначил встречу у себя в пентхаусе через полчаса.

Пентхаус Сидни был великолепен. Его окна выходили на море. В нем имелась прекрасная, со вкусом обставленная гостиная, четыре спальни, плавательный бассейн, фонтан в холле и все прочие штучки, которым богатый педераст умел найти применение.

Когда я позвонил, он уже ждал меня.

— Как она реагировала? — спросил он, вводя меня в просторную комнату, поглядывая на сверток в коричневой бумаге, который я нес в руке.

— Как и следовало ожидать. Она не назвала тебя вором прямо, но это подразумевалось. Она сказала, что больше ее ноги у нас не будет.

Сидни вздохнул.

— Я догадывался, что бедняжка именно так и отреагирует. Что же, отнесемся к этому мужественно. В конце концов, она ничего не потратила у нас за последние годы. — Он не сводил глаз со свертка. — Оно здесь?

Наступил критический момент. Я стал так, чтобы на меня падал солнечный свет, сдернул, оберточную бумагу и открыл футляр. Солнце заиграло в стекле, и Сидни с восторгом уставился на колье.

— Оно изумительно, Ларри! Какая красота! Ах ты, умница! Теперь надо браться за работу. — Он отобрал у меня футляр, еще раз полюбовался колье, потом закрыл крышку. Первая, самая важная проверка, кажется, прошла успешно.

— Я набросаю несколько эскизов, о потом мы их обсудим. Буду работать весь уик-энд.

— Сидни, я оставил в Люсвиле свою машину. Завтра я слетаю туда и пригоню ее назад. Я возьму отгул на понедельник. Ладно?

— Конечно! А я тем временем приготовлю кое-что, над чем мы вместе поработаем. — Я смотрел, как он подходит к Пикассо, снимает его и открывает стенной сейф, спрятанный за картиной. Я знал эту модель сейфа. Очень сложная система, в такой не заберешься без того, чтобы тебе на голову не свалилась целая орава полицейских. Он положил футляр в сейф, захлопнул дверцу и, повесив картину на место, повернулся ко мне с сияющей улыбкой. — Во вторник оставь вечер свободным, Ларри. Приходи сюда. Устроим маленький ужин вдвоем, а после сможем просмотреть мои эскизы… скажем, в восемь?

— Отлично. Ну, ладно, Сидни, я поехал в магазин.

В такси я думал о том, что меньше чем через сутки я увижу Рею.