Джеймс Хэдли Чейз
      Клубок
      Глава 1
      Меня освободили июльским утром, в восемь часов. Дождь лил как из ведра.
      Не так-то легко возвращаться в мир, с которым пришлось расстаться на долгих, во всяком случае для меня, три с половиной года. Я вступил в него с опаской, отошел на несколько ярдов от обитых железом ворот и остановился, чтобы хоть немного свыкнуться со свободой.
      На углу виднелась автобусная остановка, откуда я мог бы доехать до дому, но меня еще не тянуло к семейному очагу. Мне хотелось просто стоять на тротуаре, ощущать струи дождя на лице, сжиться с тем, что я наконец-то свободен и следующую ночь мне не придется проводить в камере, среди воров и насильников.
      Лужи на мостовой росли на глазах. Дождь лил на мою шляпу, купленную четыре года назад, на плащ, приобретенный годом раньше, теплый дождь из нависших облаков, темных и мрачных, под стать моему настроению.
      Блестящий от воды "бьюик-сенчури" подкатил к тротуару, и, подчиняясь команде, электрический моторчик включил привод, опускающий стекло.
      - Гарри!
      Дверца распахнулась, и я наклонился, чтобы взглянуть на водителя.
      Меня встретила широкая улыбка Джона Реника.
      - Садись, ты промокнешь, - сказал он.
      После короткого колебания я залез в кабину и захлопнул дверцу. Реник схватил мою руку и крепко пожал ее. Его загорелое лицо не выражало ничего, кроме радости от встречи со мной.
      - Как поживаешь, старина? - спросил он. - Каково снова очутиться на свободе?
      - Все нормально. - Я высвободил руку. - Только не говори мне, что я должен вернуться домой в сопровождении полиции.
      От моих слов улыбка Реника поблекла. Его серые глаза озабоченно разглядывали меня.
      - Неужели ты мог подумать, что я не приеду? Я же считал каждый день.
      - Ни о чем я не думал. - Я оглядел приборный щиток. - Твоя машина?
      - Конечно. Купил ее пару месяцев назад. Прелесть, не правда ли?
      - Значит, фараоны в Палм-Сити не разучились зарабатывать на жизнь? Поздравляю.
      Лицо Реника застыло, в глазах сверкнула ярость.
      - Знаешь, Гарри, скажи эти слова кто-то еще, я бы дал ему по морде.
      Я пожал плечами.
      - Если тебе это приятно, не стану возражать. Я привык к зуботычинам фараонов.
      Прежде чем ответить, он глубоко вздохнул.
      - К твоему сведению, я теперь работаю у окружного прокурора. Следователем по особо важным поручениям. И получаю гораздо больше, чем раньше. Из полиции я ушел больше двух лет назад.
      Я почувствовал, что краснею.
      - Понятно... Извини... Я не знал.
      - Ты и не мог знать. - Он заулыбался и отпустил сцепление. "Бьюик" плавно тронулся с места. - Пока ты был там, многое изменилось. Прежней банды уже нет. У нас новый окружной прокурор... порядочный человек.
      Я промолчал.
      - Какие у тебя планы? - резко спросил Реник.
      - Их у меня нет. Я хочу осмотреться. Ты знаешь, что из "Вестника" меня вышибли?
      - Слышал. - Он кивнул и продолжил после короткой паузы: - Поначалу тебе придется нелегко. Ты это понимаешь, не так ли?
      - Естественно. Когда человек убивает полицейского, даже случайно, ему не дают об этом забыть. Я знаю, что меня ждет.
      - Полиция не держит на тебя зла, Гарри. Я имел в виду другое. Тебе придется сменить профессию. Кубитт по-прежнему в силе. И ты у него на прицеле. Если он будет против, работа в газетах тебе заказана.
      - Это мои трудности.
      - Я мог бы помочь.
      - Мне не нужна помощь.
      - Да, конечно, но Нина...
      - Я позабочусь о Нине.
      Он долго молчал, вглядываясь в залитое дождем лобовое стекло.
      - Послушай, Гарри, мы с тобой друзья. Мы знакомы Бог знает сколько лет. Я чувствую, что у тебя сейчас на душе, но не надо относиться ко мне как к врагу. Я говорил о тебе с Мидоусом. Это наш новый окружной прокурор. Пока еще ничего не решено, но, думаю, он сможет взять тебя в штат.
      Я повернулся к Ренику.
      - Я не стал бы работать на администрацию Палм-Сити, даже умирая с голоду.
      - Нине пришлось нелегко... - Реник замялся. - Она...
      - Мне тоже было несладко, поэтому мы сможем во всем разобраться сами. Помощь мне не требуется. И покончим с этим!
      - Ну, как хочешь. - Реник раздраженно хлопнул руками по рулю. - Я понимаю, что с тобой происходит. Наверно, я бы тоже злился на весь свет, если б со мной обошлись так же, как с тобой, но что было, то прошло. Ты должен подумать о своем будущем и о будущем Нины.
      - А чем, по-твоему, я занимался все эти годы, проведенные в тюремной камере? - Сквозь окно я смотрел на море, серое в пелене дождя, бьющееся о набережную. - Да, я озлобился. Мне хватило времени осознать, каким же я был слюнтяем. И чего я не взял десяти тысяч долларов, которые предложил комиссар полиции в обмен на мое молчание! Так вот, в тюрьме я дал себе зарок: теперь никто и никогда не скажет, что я слюнтяй!
      - Это все слова, - резко возразил Реник. - Ты знаешь, что поступил правильно. Если бы ты взял деньги, то никогда бы не примирился со своей совестью. Это же ясно как Божий день.
      - Ты так думаешь? Не обольщайся, что теперь мы с ней поладили. Три с половиной года в одной камере с растлителем детей и двумя ворами не проходят бесследно. По крайней мере, взяв десять тысяч, я бы не был отбывшим срок преступником, да к тому же и безработным. Возможно, я даже купил бы себе такой же автомобиль.
      Реник пожал плечами.
      - С этим не шутят, Гарри. Я начинаю волноваться за тебя. Ради Бога, возьми себя в руки перед встречей с Ниной.
      - А почему бы тебе не заняться своими делами? - рявкнул я. - Нина, кажется, моя жена. И она примет меня таким, какой я есть. Вот так-то. И позволь мне самому заботиться о ней.
      - Думаю, ты поступил неправильно, Гарри, не разрешив ей не только присутствовать на суде, но даже посещать тебя в тюрьме и писать письма. Ты знаешь не хуже меня, что она хотела разделить с тобой это несчастье, но ты вел себя так, словно она совершенно посторонний человек.
      Мои руки сжались в кулаки, но я продолжал смотреть на мокрый песок пляжа.
      - Я знал, что делаю. Я не хотел, чтобы эти стервятники фотографировали ее в зале суда. Не хотел, чтобы она видела меня на скамье подсудимых, чтобы мерзавец тюремщик читал ее письма, прежде чем они попадут ко мне. Не было нужды втягивать ее в эту грязь только потому, что я оказался слюнтяем.
      - Ты ошибался, Гарри. Разве тебе не приходило в голову, что она хотела быть рядом с тобой? - воскликнул Реник. - Я едва смог убедить ее не ехать к тюрьме.
      Мы проезжали мимо Палм-Бей, аристократического района Палм-Сити. На пляже сиротливо торчали роскошные домики-раздевалки. Около них не было ни души. На стоянках у шикарных отелей застыли "кадиллаки", "роллсы", "бентли".
      Когда-то я считал Палм-Бей моими охотничьими угодьями. Казалось, прошла вечность с тех пор, как я вел колонку светской хроники в "Вестнике" - самой популярной газете, выходящей в Калифорнии. К примеру, мою колонку потом перепечатывали в доброй сотне мелких городских газет. Я неплохо зарабатывал, жил в свое удовольствие и наслаждался работой. Потом я женился на Нине и купил бунгало неподалеку от Палм-Бей, ставшее нашим домом. Все у меня ладилось, и я с уверенностью смотрел в будущее. Но однажды в баре отеля я случайно подслушал разговор двух незнакомцев, крепко выпивших и потому говоривших слишком громко.
      Те несколько слов толкнули меня на очень опасную дорожку.
      Два месяца расследования, проведенного в строжайшем секрете, позволили мне представить полную картину. Я подготовил сенсационный материал, который мог бы не одну неделю не сходить с первых страниц "Вестника". Чикагская мафия решила прибрать к рукам Палм-Сити, установить игральные автоматы, не случайно прозванные "однорукими бандитами", опутать город сетью злачных мест. Ожидалось, что ежемесячный доход составит два с половиной миллиона долларов.
      Убедившись в достоверности фактов, я решил, что кто-то из донов мафии сошел с ума. Я не мог поверить, что они собираются просто прийти в наш город и вести себя, как им заблагорассудится. Затем мне намекнули, что комиссар полиции и еще полдюжины высших чинов городской администрации куплены с потрохами и согласны обеспечить мафии необходимые поддержку и прикрытие.
      Вот тут-то я допустил главную ошибку: я попытался продолжить расследование в одиночку. Я хотел стать единственным автором сенсации. Поэтому я пошел к Мэттью Кубитту, моему боссу и владельцу "Вестника", лишь после того, как собрал исчерпывающие доказательства вины чиновников и набросал перечень статей, разоблачающих заговор, которые намеревался опубликовать в его газете.
      Я рассказывал, что происходит в городе, а он сидел с непроницаемым, напоминающим маску лицом.
      Когда я закончил, Кубитт изъявил желание проверить результаты моего расследования. Холодок в его голосе и явное отсутствие энтузиазма не насторожили меня. Я вызвал на откровенность многих людей, копнул глубоко, но не до самого дна. Мафия купила "Вестник". Позже я узнал, что Кубитту обещали место в сенате, если он будет петь под их дудку, и честолюбивый газетчик не смог устоять.
      Кубитт попросил показать ему все материалы. По дороге домой меня остановила патрульная машина. Мне сказали, что со мной хочет поговорить комиссар полиции, и препроводили в полицейское управление.
      Комиссар не стал ходить вокруг да около, а сразу взял быка за рога. Он выложил на стол десять тысяч долларов новенькими, хрустящими купюрами и предложил их мне в обмен на досье и отказ от дальнейшего расследования.
      Не говоря о том, что я никогда не брал взяток и не собирался брать их в будущем, мне было предельно ясно, что благодаря этой истории мое имя в течение многих недель не будет сходить с газетных страниц, а другого такого случая утвердиться в газетном мире могло и не представиться. Поэтому я встал и вышел, по существу, сам накликал на себя беду.
      Я отдал досье Кубитту и рассказал о взятке, которую предложил мне комиссар полиции. Тот взглянул на меня из-под нависших век, кивнул и велел приехать к нему домой в половине одиннадцатого вечера того же дня. К тому времени он обещал изучить мои находки и решить, что делать дальше. Полагаю, он сжег досье. Я его больше не видел.
      Нина с самого начала знала о моем расследовании. Она испугалась до смерти, осознав, с каким огнем я играю, но потом признала, что я не могу упустить такой шанс, и во всем помогала мне.
      Около десяти вечера я поехал к Кубитту. Провожая меня, Нина дрожала от страха. Мне тоже было не по себе, но я верил Кубитту.
      Он жил в Палм-Бей. Дорога к его дому обычно бывала пустынна. Там-то меня и подстерегли.
      Патрульная машина на большой скорости догнала меня, обошла слева и притерлась вплотную. Вероятно, они надеялись, что я сверну, собью ограждение и свалюсь в море. Но все вышло по-иному. Машины столкнулись, водителя-полицейского намертво зажало между рулем и сиденьем. Его напарник, однако, не пострадал и арестовал меня за опасную езду. Я понимал, что все подстроено, но ничего не мог поделать. Несколько минут спустя появилась вторая патрульная машина с сержантом Бейлиссом из отдела убийств. Потом никто так и не поинтересовался, что он делал на пустынной дороге. По его распоряжению раненого водителя увезли в больницу, а меня он повез в полицейское управление.
      По пути Бейлисс приказал своему шоферу остановиться на темной улице. Он велел мне вылезти из машины. Шофер подошел сзади и заломил мне руки за спину. Бейлисс вытащил из ящичка на приборном щитке бутылку шотландского, набрал полный рот виски и прыснул мне на лицо и рубашку. Затем выхватил дубинку и стукнул меня по голове.
      Я пришел в себя в камере. Раненый полицейский скончался в больнице. Мне дали четыре года. Мой адвокат сражался, как лев, но ничего не добился. Когда он представил доказательства заговора, от них просто отмахнулись. Кубитт показал под присягой, что никогда не получал моего досье и вообще давно хотел избавиться от меня, потому что я был посредственным репортером и к тому же пьяницей.
      Отбывая срок, я постоянно возвращался к мысли о том, каким же я был идиотом. Только безмозглый кретин мог прийти к выводу, что ему по силам в одиночку свалить городскую администрацию.
      Мало радости доставило мне известие о том, что комиссару полиции пришлось уйти в отставку, да и многие чиновники покинули свои посты. Выступление моего адвоката не прошло бесследно, и мафия решила обосноваться в другом месте. Но мне это не помогло. Я ведь получил четыре года за то, что убил полицейского, управляя машиной в пьяном виде.
      И вот три с половиной года спустя меня выпустили на свободу, а я умел лишь писать газетные статьи. Кубитт внес меня в черный список, и это означало, что я не смогу работать в редакциях. Оставалось подыскать новую профессию, и я понятия не имел, чем же заняться. До тюрьмы зарабатывал я неплохо, но деньги у меня не задерживались. И Нина, конечно, не могла прожить на наши сбережения, когда меня посадили за решетку. Я очень волновался, как она там без меня, но упрямо настаивал, чтобы она мне не писала. Я не мог смириться с тем, что мерзкий толстяк-тюремщик будет читать ее письма.
      - На что она жила? - спросил я Реника. - Как она?
      - Нормально. Да ты в этом не сомневался, не так ли? Она теперь художница. Расписывает керамические горшки и вазы и выручает за это довольно много денег.
      Он свернул на мою улицу. При виде бунгало к горлу подкатил комок. На тротуарах не было ни души. Лишь дождь хлестал по асфальту.
      Реник притормозил у ворот.
      - Еще увидимся. - Он сжал мою руку. - Ты счастливчик, Гарри. Я бы хотел, чтобы кто-нибудь ждал меня, как Нина.
      Я вылез из кабины. Не оглядываясь на Реника, пошел по знакомой дорожке. Дверь распахнулась. На пороге стояла Нина.
      * * *
      Примерно в половине седьмого утра на седьмой день освобождения из тюрьмы я проснулся, как от толчка. Мне снилось, что я снова в камере, и прошло какое-то время, прежде чем я понял, что нахожусь в нашей спальне, а рядом спит Нина.
      Я лежал на спине, смотрел в потолок и размышлял, как и в предыдущие дни, о своих планах на будущее. Прежде всего требовалось ответить на главный вопрос: как я собираюсь зарабатывать на жизнь? Я уже попытался обратиться в редакции. Как я и ожидал, работы для меня не нашлось. Щупальца Кубитта проникли всюду. Самая заштатная газетенка шарахалась от меня, как от прокаженного. А больше я ничего не умел. Я мог лишь писать, да и то был не сочинителем, а репортером. Чтобы написать статью, мне требовался фактический материал. Но ни одна газета не решалась воспользоваться моими услугами.
      Я взглянул на Нину.
      * * *
      Мы поженились за два года и три месяца до того, как я угодил за решетку. Тогда ей было двадцать два, а мне двадцать семь.
      Ее лицо цвета слоновой кости обрамляли темные вьющиеся волосы. Мы оба сходились в том, что ее нельзя принять за эталон красоты, но я заявлял и до сих пор остаюсь при своем мнении, что из всех встреченных мной женщин Нина, без сомнения, самая эффектная. Всматриваясь в ее спящее лицо, я видел, сколько лишений выпало на ее долю. Натянулась кожа у ее глаз, опустились уголки рта, на лицо легла печать грусти: ничего этого не было до того, как я попал в тюрьму.
      Она пережила трудное время. На нашем счету было три тысячи долларов, но они разошлись очень быстро: гонорар адвокату, последний взнос за бунгало, и ей пришлось искать работу.
      Нина сменила несколько мест, прежде чем, как и говорил Реник, в ней раскрылся талант художника и она начала расписывать керамику для хозяина маленького магазинчика, который продавал эти горшочки и вазы туристам. Прошлый год она зарабатывала в среднем по шестьдесят долларов в неделю. Она полагала, что нам этого могло хватить хотя бы на первое время, пока я не найду работу.
      На моем банковском счету оставалось двести долларов. Когда они иссякнут, мне придется просить у нее денег на проезд в автобусе, на сигареты и все прочее. При одной мысли об этом меня передергивало.
      Отчаявшись, я пытался устроиться даже на временную работу. Я был согласен на что угодно, лишь бы добыть какие-то деньги.
      Прошатавшись по городу почти весь день, я вернулся домой с пустыми руками. Меня слишком хорошо знали в Палм-Сити, чтобы предлагать физическую работу.
      - О, мистер Барбер, вы, должно быть, шутите, - каждый раз говорили мне. - Эта работа не для вас.
      Я не мог заставить себя признаться, что у меня нет ни гроша, и они облегченно вздыхали, когда я уходил.
      - О чем ты думаешь, Гарри? - спросила Нина.
      - Ни о чем... Дремлю.
      - Не тревожься понапрасну. Мы выкарабкаемся. Шестидесяти долларов в неделю нам хватит. Не суетись. Работа найдется.
      - А пока она найдется, я должен жить за твой счет, - ответил я. - Это прекрасно. Я вне себя от счастья.
      Она подняла голову. Ее темные глаза не отрывались от моего лица.
      - Гарри... я боюсь за тебя. Возможно, ты этого не осознаешь, но ты сильно изменился. У тебя ожесточилась душа. Ты должен попытаться забыть о прошлом. Нам жить дальше, и твое отношение...
      - Я знаю. - Я встал. - Извини, Нина. Возможно, проведя в тюрьме три с половиной года, ты бы поняла, что со мной происходит. Я сварю кофе. По крайней мере, от меня будет хоть какая польза.
      То, о чем я рассказываю, случилось два гида назад. Оглядываясь на те события, я могу лишь сказать, что проявил душевную слабость. Я вижу, чти подстроенная полицией западня и последовавшее за ней тюремное заключение тяжелым грузом висели у меня на плечах. Я не ожесточился. Меня снедала жалость к себе.
      Будь у меня твердый характер, я бы продал бунгало, вместе с Ниной уехал в края, где меня не знали, и начал новую жизнь. Вместо этого я искал работу, которой не существовало в природе, изображая мученика.
      Следующие десять дней я притворялся, что ищу эту призрачную работу. Я лгал Нине, что занят с утра до вечера. На самом деле, заглянув в пару мест и получив отказ, я искал убежища в ближайшем баре.
      Работая в газете, я почти не пил, а тут по-настоящему пристрастился к бутылке. Виски стало для меня палочкой-выручалочкой. Пять-шесть стаканчиков - и все заботы таяли как дым. Плевать я хотел, есть у меня работа или нет. Я даже миг приходить домой, смотреть на Нину, гнущую спину над керамическими горшками, и не чувствовать себя альфонсом.
      Оказалось, что виски также помогало мне лгать.
      - Сегодня я встретился с одним парнем, и, похоже, мы сможем договориться. Он хочет, чтобы я написал цикл статей о его гостинице, но сначала должен посоветоваться с партнером. Если дело сладится, я буду получать три сотни в неделю.
      Не было ни этого парня, ни гостиницы, ни партнера, по моя гордость требовала внушать Нине, что в городе я не последний человек. Даже когда мне приходилось занимать у нее десять долларов, я старался избежать позора, обещая, что скоро буду при деньгах.
      Но постоянное вранье приедалось, и скоро я начал понимать, что Нина отлично разбирается, когда я лгу, а когда говорю правду. Она прикидывалась, что верит мне, и в этом заключалась главная ошибка. Ей следовало одернуть меня, и тогда, возможно, я вырвался бы из мира грез на грешную землю, ни она этого не сделала, и я продолжал лгать, пить, опускаться все ниже и ниже.
      В один из таких дней, когда я сидел в баре у моря, и началась история, которую я хочу рассказать.
      Время близилось к шести вечера. Я уже прилично набрался, выпив восемь стаканчиков виски, и примеривался к девятому.
      Бар был маленький, тихий, без шумной толпы у стойки. Мне там нравилось. Я сидел у окна и смотрел, как люди на пляже наслаждаются солнцем. Я приходил сюда пять дней кряду. Бармен, высокий, лысеющий толстяк, уже узнавал меня. Похоже, он понимал, что виски мне необходимо. Стоило опустеть одному стаканчику, как он ставил на стол другой.
      Изредка в бар заглядывали мужчина или женщина, что-то заказывали, выпивали и уходили. Я видел в них своих двойников, неприкаянных, одиноких, убивающих время.
      В углу, около моего столика, невидимая от стойки, находилась телефонная будка. Телефоном пользовались многие: мужчины, женщины, юноши, девушки.
      Я наблюдал за будкой: хоть какое-то занятие. Старался угадать, кто эти люди, плотно закрывающие дверь, кому они звонят. Следил за выражением их лиц. Некоторые во время разговора улыбались, другие хмурились, третьи, несомненно, врали, как теперь частенько врал я. Казалось, передо мной развертывалась какая-то бесконечная пьеса.
      Бармен принес девятый стаканчик виски. На этот раз он не отошел, и я понял, что пришла пора расплачиваться. Я протянул ему последнюю пятидолларовую купюру. Он сочувственно улыбнулся, возвращая сдачу. Эта улыбка говорила о том, что он видит во мне безнадежного пьянчужку. Мне хотелось встать и двинуть кулаком по его толстой глупой физиономии, но я взял сдачу, начал выбирать мелкую монету, чтобы дать ему на чай, но бармен ухмыльнулся и ушел к стойке.
      Он отлично понимает, что продает спиртное отбросам общества, подумал я, и мое лицо залила жгучая краска стыда. Мне было так стыдно, что я мог бы выйти из бара и броситься под проезжающую машину. Но чтобы вот так свести счеты с жизнью, требовалась хоть капля мужества, а все мое мужество осталось в камере сто четырнадцать. Я не бросился под машину. Я остался за столиком и принялся за виски. Так было проще.
      Тут в бар вошла женщина. В ярко-желтом облегающем свитере и белых брюках, она прошествовала к телефонной будке и закрыла за собой дверь. Ее глаза скрывали большие бутылочного цвета солнцезащитные очки, с руки свисала пластиковая сумка в желто-белую полоску.
      Женщина, вернее ее роскошные, туго обтянутые брюками бедра сразу привлекли мое внимание. Я не отрывал взгляда от этого покачивающегося великолепия, пока она не вошла в будку и нижняя половина не скрылась за непрозрачной частью двери. После этого я поднял глаза и увидел, что женщина - блондинка с холеным, холодным лицом, будоражащим воображение.
      Я пил виски и наблюдал, как она говорит по телефону. Я не смог определить, доставляет ей разговор удовольствие или нет: солнцезащитные очки скрывали ее глаза, но говорила она быстро, деловито. В будке она провела не больше минуты, затем вышла и проплыла мимо, не удостоив меня даже взглядом. Я не отрывал глаз от ее прямой спины, крутого изгиба бедер, пока она не покинула бар.
      Кто она такая, подумал я. Такой свитер, брюки, желто-белую сумку не купишь в первом попавшемся магазине. Желто-белая сумка!
      Женщина вошла в будку с сумкой, но я не помнил, чтобы она унесла ее с собой.
      Я так набрался, что каждая новая мысль давалась мне с большим трудом. Я нахмурил брови, пытаясь вспомнить, куда подевалась сумка. Женщина вошла в будку, держа сумку в правой руке. Теперь я сомневался, что она вышла с пустыми руками.
      Внезапно сумка приобрела для меня особую важность. Вроде бы потому, что я хотел доказать себе, что не так уж и пьян. Я поднялся на ноги и нетвердой походкой подошел к будке. Открыл дверь. На полочке стояла сумка.
      Ну, сукин ты сын, сказал я сам себе, видишь, ты трезв как стеклышко. Ты сразу понял, что она забыла сумку. Виски не туманит тебе голову... совсем не туманит.
      Теперь, продолжал я говорить с самим собой, надо открыть сумку и установить личность хозяйки. Затем взять сумку и сказать бармену, что женщина оставила ее в телефонной будке. Сказать надо обязательно, так как мужчины не ходят по улице с женскими сумками, не вызывая подозрений полиции. Сумку надо отнести женщине домой, и, кто знает, может, она вознаградит тебя не только поцелуем. Кто знает?
      Вот до какой степени я успел нализаться.
      Я вошел в будку и закрыл дверь. Взял сумку в руки и открыл ее. При этом обернулся, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за мной. Бывший заключенный Барбер не хотел рисковать. Одного тюремного срока ему хватило за глаза. За мной никто не наблюдал.
      Я повернулся к двери спиной, надеясь, что она достаточно широка, чтобы закрыть стекло, снял телефонную трубку. Прижав ее к плечу, я вроде бы разговаривал по телефону, а на самом деле перебирал содержимое сумки.
      Я нашел золотой портсигар и золотую зажигалку. Алмазную заколку стоимостью по меньшей мере в полторы тысячи долларов. Водительские права. И толстую пачку денег. Сверху лежала купюра в пятьдесят долларов. Если остальные были того же достоинства, в сумке лежали две тысячи долларов.
      От одного вида таких денег меня прошиб пот.
      Портсигар, зажигалка, алмазная заколка не заинтересовали меня. Попытайся я продать их, полиция нашла бы меня в два счета. Но деньги не оставили меня равнодушным.
      С такой суммой в кармане мне не пришлось бы завтрашним утром просить у Нины пять долларов. Я мог бы не клянчить у нее денег ни завтра, ни послезавтра. Мне хватило бы их до тех пор, пока я не найду работу. Хватило, если бы я продолжал пить день и ночь.
      А если эта богатая женщина так глупа, что теряет набитые деньгами сумки, значит, она может обойтись без них.
      Но тут в моей головке послышался слабенький голосок: "Ты сошел с ума? Это же воровство! Если тебя поймают, ты загремишь на десять лет. Положи эту чертову сумку и выметайся отсюда! Что с тобой? Ты хочешь провести в камере еще десять лет?"
      Но голос был слишком слаб. Я нуждался в деньгах. Все получалось так складно. Достать деньги, положить их в карман, закрыть сумку, поставить ее на полку и уйти.
      Бармен не мог меня видеть. К будке постоянно подходили люди. Деньги мог взять кто угодно.
      Они лежали передо мной, возможно, не две тысячи, но около этого.
      Я хотел их взять.
      Я нуждался в деньгах.
      И взял их.
      Я сунул пачку в карман и закрыл сумку. Сердце стучало, как паровой молот. Я стал вором. Над телефоном висело маленькое зеркало. Я уловил в нем какое-то движение. Все еще держа сумку в руке, поднял глаза и обомлел.
      Женщина стояла за дверью. Ее солнцезащитные очки отражались в зеркале двумя зелеными огоньками. Она стояла и смотрела на меня. Не знаю, как давно. Но она стояла за дверью.
      Глава 2
      Сердце у меня сжало, как клещами, парализовало мозг, тело покрылось холодным потом. Сжимая сумку в руке, я смотрел на две огромные зеленые полусферы.
      В мгновение ока я протрезвел. Пары виски тут же выветрились у меня из головы.
      Она может позвать бармена, тот найдет в моем кармане пачку денег, кликнет полицейского. А потом меня проводят в камеру, и уже не на четыре года: на этот раз срок будет куда больше.
      Пальчики женщины легонько забарабанили по стеклу. Я поставил сумку на полку, обернулся, открыл дверь.
      Женщина отступила в сторону, давая мне выйти.
      - Кажется, я оставила сумку... - начала она.
      - Совершенно верно, - ответил я. - Я как раз собирался отнести ее бармену.
      Возможно, мне следовало протиснуться мимо нее и выскочить из бара, прежде чем она успела бы открыть сумку и обнаружить пропажу. Очутившись на улице, я мог бы выбросить деньги, и она никогда бы не доказала, что я их украл.
      Я было двинулся к выходу, но остановился. Бармен вышел из-за стойки и загородил мне дорогу.
      - Этот парень пристает к вам? - обратился он к женщине.
      Та чуть повернула голову.
      - О нет. Я оставила сумку в телефонной будке. Этот господин собирался отнести ее вам.
      Бармен подозрительно взглянул на меня.
      - Неужели?
      Я молчал, как мумия. Во рту у меня так пересохло, что я не знал, смогу ли вымолвить хоть слово.
      - В сумке было что-нибудь ценное? - спросил бармен.
      - О да! Мне не следовало забывать ее.
      - Может, вы посмотрите, все ли на месте?
      - Пожалуй, вы правы.
      Мне пришла в голову мысль стукнуть бармена и прорваться на улицу. Но тот, похоже, поднаторел в потасовках, и я решил, что рисковать не стоит.
      Женщина прошла мимо меня и взяла сумку.
      Сердце чуть не выскочило из моей груди, когда она раскрыла сумку и заглянула вовнутрь. Тонкими пальчиками с посеребренными ногтями она переворошила содержимое.
      Бармен тяжело дышал. Его взгляд переходил с меня на женщину и возвращался обратно.
      Вот и все, думал я. Через полчаса я окажусь в камере.
      - Нет, ничего не пропало. - Женщина повернулась ко мне. - Благодарю за участие. Я постоянно что-то теряю.
      Я ничего не ответил.
      Бармен просиял.
      - Значит, все в порядке?
      - Да, благодарю вас. Думаю, это надо отпраздновать. - Зеленые полусферы вновь повернулись ко мне. - Позвольте мне угостить вас, мистер Барбер.
      Значит, она знала, кто я такой. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. В день, когда меня выпустили, "Вестник" поместил на первой странице мою фотографию, указав, что я провел в тюрьме три с половиной года за непредумышленное убийство. Оли даже не забыли упомянуть, что я совершил преступление в пьяном виде. Они нашли хорошую фотографию. Кубитт не мог найти лучшего способа ударить лежащего.
      В голосе женщины слышались стальные нотки, указывающие на то, что предложение следует принять.
      - Ну, если вы настаиваете, с удовольствием.
      Женщина взглянула на бармена.
      - Два виски с содовой и побольше льда.
      Она подошла к моему столику и села. Я опустился на стул напротив нее.
      Женщина достала из сумки портсигар, открыла его, предложила мне.
      Я взял сигарету, она последовала моему примеру, дала мне прикурить от золотой зажигалки, прикурила сама. Бармен принес два бокала, поставил на стол и вернулся за стойку.
      - Вы рады, что вышли на свободу, мистер Барбер? - спросила она, выпустив струю дыма.
      - Да, конечно.
      - Как я понимаю, вы уже не работаете в газете?
      - Вы совершенно правы.
      Она подняла бокал, кубики льда мелодично звякнули о стекло.
      - Я вижу, вы часто приходите сюда. - Она махнула рукой в сторону моря. - У меня тут пляжная кабинка.
      - Здесь отличное купание.
      Женщина отпила из бокала.
      - Ваши регулярные посещения этого бара означают, что вы еще не начали работать, не так ли?
      - Да.
      - Но в скором времени вы надеетесь куда-нибудь устроиться?
      - Именно так.
      - Разумеется, это не так-то легко.
      - Полностью с вами согласен.
      - Если бы вам предложили работу, вас бы это заинтересовало?
      Я уставился на нее.
      - Не понял. Вы хотите предложить мне работу?
      - Возможно. Вас это интересует?
      Я потянулся к бокалу, затем передумал. Я и так слишком много выпил.
      - Что я должен делать?
      - Я гарантирую очень хорошую оплату, но вам придется держать язык за зубами. Не исключен и небольшой риск. Вас это не пугает?
      - Вы хотите предложить что-то противозаконное?
      - О нет... закон тут ни при чем... ничего подобного.
      - Мне это ничего не говорит. В чем состоит риск? Я готов на любую работу, но должен знать, что делаю.
      - Я понимаю. - Женщина вновь поднесла бокал к губам. - Вы не пьете, мистер Барбер.
      - Я знаю. Так что я должен делать?
      - Сейчас у меня мало времени, да и бар - малоподходящее место для такого разговора. Давайте я вам как-нибудь позвоню. Мы встретимся и все обсудим.
      - Мой номер телефона есть в справочнике.
      - Вот и договорились. Скорее всего, я позвоню завтра. Вы будете дома?
      - Постараюсь.
      - Я заплачу. - Она открыла сумку, нахмурилась. - О, я забыла...
      - А я - нет.
      Я достал из кармана пачку денег и положил перед ней.
      - Благодарю. - Женщина вытащила из пачки купюру в пять долларов, оставила на столе, остальные деньги убрала в сумку, закрыла ее и встала.
      Я тоже поднялся на ноги.
      - Значит, до завтра, мистер Барбер.
      Она повернулась и вышла из бара. И вновь я не мог оторвать глаз от ее плавно покачивающихся бедер. Женщина пересекла улицу, села в серебристо-серый "роллс-ройс" и уехала. Я, правда, успел запомнить номер.
      Я сел за столик, отпил из бокала, закурил. Подошел бармен, взял пятидолларовую купюру.
      - Какая женщина! - Он цокнул языком. - Похоже, набита деньгами. Как ты с ней поладил? Она отблагодарила тебя?
      Я ответил долгим взглядом, встал и, не говоря ни слова, вышел на улицу. С тех пор я ни разу не заглядывал в этот бар.
      Более того, у меня холодело внутри, стоило мне пройти мимо него.
      На другой стороне улицы находился автомобильный салон. С управляющим я познакомился, еще работая в "Вестнике". Его звали Эд Маршалл. Я прошел в его кабинет.
      Маршалл сидел за столом и листал журнал.
      - О, помилуй Бог! - Он вскочил на ноги. - Как поживаешь, Гарри?
      Я ответил, что все нормально, и пожал протянутую руку. Реакция Маршалла приятно удивила меня. Большинство так называемых знакомых при встрече старались как можно скорее отделаться от меня. Эд Маршалл оказался порядочным человеком, мы и раньше отлично с ним ладили.
      Я присел на краешек стола и предложил ему сигарету.
      - Я бросил курить. - Он покачал головой. - Боюсь рака легких. Каково тебе на свободе?
      - Неплохо. Человек привыкает ко всему, даже к жизни вне тюремной камеры.
      Минут десять мы болтали о пустяках, прежде чем я задал вопрос, ради которого зашел к Маршаллу.
      - Скажи мне, Эд, кому принадлежит серый "роллс" с номерными знаками SAX?
      - Это машина мистера Марло.
      - Неужели? Это номер его машины?
      - Совершенно верно. Чудо, а не машина.
      В голове у меня что-то щелкнуло, память услужливо подсказала, откуда мне известна эта фамилия.
      - Ты имеешь в виду Феликса Марло?
      - Естественно.
      - Разве он живет в Палм-Бей? Я-то думал, что он в Париже.
      - Он купил здесь дом примерно два года назад. Переехал сюда по состоянию здоровья.
      Вновь у меня гулко забилось сердце, но я постарался не выдать охватившего меня волнения.
      - Мы говорим об одном и том же человеке? Марло, миллиардер, владелец крупнейших месторождений цинка и меди? Он, должно быть, один из самых богатых людей мира.
      Маршалл кивнул.
      - Да. Как я слышал, он тяжело болен. Я бы не поменялся с ним местами ни за какие деньги.
      - А что с ним?
      Маршалл скорчил гримасу.
      - У него рак легких. Ему никто не может помочь.
      Я посмотрел на свою сигарету, затем вдавил ее в пепельницу.
      - Ему не повезло. Значит, он купил здесь дом?
      - Да. Он купил Восточный берег, поместье Ира Крэнли. Дом он перестроил заново. Там отличное место: пристань, пляж, все свое.
      Я хорошо помнил поместье Ира Крэнли. Тот был крупным нефтепромышленником и построил дом на самом краю бухты. Потом у него начались финансовые неурядицы, и поместье пришлось продать. Об этом шли разговоры во время моего суда. Я так и не узнал, кто же купил поместье.
      Я достал новую сигарету.
      - И это его "роллс"?
      - У него не меньше десятка автомобилей.
      - Отличная машина. Я сам не отказался бы от такой.
      Маршалл кивнул лысеющей головой.
      - Я тоже.
      - А что за женщина сидела за рулем? Я не успел разглядеть ее. Блондинка, в больших зеленых очках.
      - Должно быть, миссис Марло.
      - Его жена? Она же совсем не старая... Ей года тридцать два - тридцать три. Марло ей в отцы годится. Я слышал о нем еще ребенком. Ему никак не меньше семидесяти.
      - Больше. Это его вторая жена, он влюбился в нее в Париже. Забыл, кем она была, то ли кинозвездой, то ли манекенщицей. "Вестник" подробно писал о ней.
      - А что случилось с первой женой?
      - Погибла в автокатастрофе три года назад.
      - А потом мистер Марло переехал сюда по настоянию врачей?
      - Да. Его жене и дочери нравится в Калифорнии, а здешний климат полезен для его здоровья. Так говорят врачи. Мне-то кажется, что ему уже ничто не поможет.
      - У него есть дочь?
      - Конечно. От первого брака. Ей только восемнадцать, но она такая штучка... - Он подмигнул мне. - Я бы скорее взял ее, а не "роллс".
      - Ну и ну. Я-то думал, что ты примерный семьянин.
      - Так оно и есть, по тебе надо увидеть Одетт Марло. Перед ней не устоит даже покойник.
      - Тогда стоит с ней познакомиться. - Я слез со стола. - Пожалуй, мне пора. Я и так задержался.
      - Чем заинтересовала тебя эта семья, Гарри?
      - Ты меня знаешь. Я увидел машину, женщину, во мне проснулось любопытство.
      Я видел, что не убедил его, но Эд сам перевел разговор на деловую тему.
      - Если тебя устроит временная работа, Гарри, нам нужны учетчики транспортного потока. Дней на десять, начиная с завтрашнего дня. Оплата пятьдесят долларов в неделю. Пойдешь?
      Я не колебался ни секунды.
      - Благодарю, Эд, но я нашел себе кое-что получше. - Я улыбнулся. - Но все равно, благодарю за предложение.
      По пути домой, сидя в автобусе, я перебирал в памяти то, что узнал от Эда Маршалла.
      Жена одного из богатейших людей мира хочет предложить мне работу. Работу, сопряженную с риском, сказала она. Что ж, я мог пойти на риск, если плата окажется достаточно высока.
      Автобус мчался вдоль пляжа, а я начал насвистывать себе под нос. Первый раз после выхода на свободу. Будущее уже смотрелось не так мрачно, как час назад.
      Следующим утром, чуть позже девяти часов, я отправился в редакцию "Вестника". Нина сказала, что ей нужно отвезти расписанные горшки и она вернется не раньше полудня. Меня это устраивало. Мне не хотелось говорить с миссис Марло в ее присутствии. Перед тем, как рассказать Нине о предложенной мне работе, я хотел узнать, в чем она будет заключаться.
      В библиотеке редакции работали две новенькие девушки. Они не знали меня, я - их. Я попросил принести подшивку "Вестника" за два последних года, начиная с прошлого января.
      Довольно быстро я нашел все, что мне требовалось. Феликс Марло женился на Рее Пассари через пять месяцев после смерти первой жены. Рея была манекенщицей в Лидо. Марло влюбился в нее и предложил ей руку и сердце. Та согласилась стать его женой. Несомненно, она выходила замуж не за Марло, а за его деньги.
      Я вернулся домой и стал ждать. Телефон зазвонил ровно в одиннадцать. Сердце у меня екнуло, дрожащей рукой я снял трубку.
      - Мистер Барбер?
      Тот же твердый, уверенный голос.
      - Да.
      - Мы встречались вчера.
      Я решил, что пора показать ей, кто есть кто.
      - Разумеется, миссис Марло, в баре "У Джо".
      Последовала пауза. Не могу знать наверняка, но мне показалось, что у нее перехватило дыхание. Возможно, только показалось.
      - Вы знаете пляжные кабинки на Восточном берегу? - спросила она.
      - Да.
      - Снимите кабинку. Крайнюю слева. Увидимся сегодня, в девять вечера.
      - Я сниму кабинку и буду ждать вас, - ответил я.
      В наступившей тишине я вслушивался в ее дыхание.
      - Сегодня, в девять вечера, - повторила она, и в трубке раздались короткие гудки.
      Я положил трубку и закурил. Интрига захватила меня. Определенный риск. Интересно знать, чего же она хочет. Может, ее кто-то шантажирует. Или ей нужно избавиться от наскучившего любовника. Я пожал плечами. Гадать не имело смысла.
      Я посмотрел на часы. Десять минут двенадцатого. Я мог съездить на Восточный берег, снять кабинку и вернуться до приезда Нины.
      Пляжные кабинки находились в ведении высокого, мускулистого Билла Холдена. Он не только следил за чистотой пляжа и убирал в кабинках, но и был спасателем. Кабинки на Восточном берегу скорее напоминали жилые домики. В них можно было даже ночевать. Они стояли рядком, вытянувшись вдоль моря.
      Холден заулыбался, увидев меня.
      - Привет, мистер Барбер, с возвращением вас.
      - Благодарю. - Я пожал его руку. - Я хочу снять кабинку. Крайнюю слева. Она понадобится мне в девять вечера. Вы мне поможете?
      - Мы закрываемся в восемь, мистер Барбер. Позже здесь никого не будет, но вы можете снять кабинку. На этой неделе на ночь никто не остается, поэтому ухожу и я. Ничего?
      - Я не возражаю. Оставьте ключ под ковриком у двери. Я заплачу завтра.
      - Как скажете, мистер Барбер.
      Я оглядел пляж, усеянный загорелыми до черноты телами.
      - Похоже, дела у вас идут неплохо.
      - Я свожу концы с концами, но сезон мог бы быть и получше. Пожалуй, придется отказаться от этой затеи. После восьми тут уже никого нет. Как вы, мистер Барбер?
      - Не жалуюсь. Ну, так я приду вечером. Увидимся завтра утром.
      Я ехал домой и думал, что сказать Нине. Как объяснить ей мое ночное отсутствие? Наконец, я решил сказать, что буду считать машины для Эда Маршалла.
      Так я и сделал, и от искренней радости Нины у меня защемило сердце.
      - Он обещает пятьдесят долларов в неделю, - добавил я.
      В половине девятого я вышел из бунгало и направился к гаражу. У нас был старенький "паккард", давно дышащий на ладан. С трудом заведя мотор, я дал себе слово, что на заработанные деньги первым делом куплю новую машину.
      На Восточный берег я приехал без трех минут девять. На пляже никого не было. Я нашел ключ под ковриком и открыл дверь.
      Кабинка состояла из гостиной, спальни, душевой и маленькой кухоньки. Требуемая температура воздуха в комнатах поддерживалась системой кондиционирования. Были тут телевизор и радиоприемник, телефон и бар. На полке стояли даже бутылки виски и минеральной воды. Роскошь, да и только.
      Я выключил кондиционер, открыл окна и дверь, вышел на веранду и уселся в шезлонг.
      Тишину нарушал лишь плеск волн. Я нервничал, не зная, что она потребует от меня, сколько захочет заплатить.
      Я ждал двадцать пять минут и уже начал сомневаться, состоится ли наша встреча, когда женщина внезапно возникла передо мной. Я не заметил, как она подошла.
      - Добрый вечер, мистер Барбер, - поздоровалась она и, прежде чем я успел пошевелиться, села в стоящий рядом шезлонг.
      Шелковый шарф почти полностью скрывал ее лицо. На этот раз она пришла в темно-красном платье. На руке тускло блестел золотой браслет.
      - Я знаю о вас довольно много, - начала женщина. - Для того, чтобы отказаться от взятки в десять тысяч долларов, нужны крепкие нервы. Я как раз ищу такого человека.
      Я промолчал.
      Она закурила, искоса поглядывая на меня. Сидела она в тени, а мне очень хотелось увидеть выражение се глаз.
      - Вы не боитесь риска, не так ли, мистер Барбер?
      - Вы так думаете?
      - Взяв деньги из моей сумки, вы могли угодить за решетку минимум на шесть лет.
      - Я был пьян.
      - Так вы согласны рискнуть?
      - Все зависит от того, сколько мне заплатят. Не стану отрицать, мне нужны деньги. Я готов их отработать, но сумма должна быть достаточно велика.
      - Если вы выполните мое поручение, я заплачу вам пятьдесят тысяч долларов.
      Я едва не потерял дар речи.
      - Пятьдесят тысяч? Вы сказали, пятьдесят тысяч?
      - Да. Кругленькая сумма, не правда ли? Вы получите ее, если сделаете то, что мне нужно.
      Я глубоко вздохнул.
      Пятьдесят тысяч долларов! От одной мысли о них у меня гулко забилось сердце.
      - И что же вам нужно?
      - Похоже, мое предложение заинтересовало вас, мистер Барбер. Так вы пойдете на риск ради такой суммы?
      - Несомненно.
      Я уже думал о будущем. С такими деньгами я и Нина могли уехать из Палм-Сити и начать новую жизнь.
      - Прежде чем мы пойдем дальше, мистер Барбер, я должна признаться, что у меня нет денег, кроме тех, которые я ежемесячно получаю от мужа. Он уверен, что мне и его дочери должно хватать назначенных им сумм. Действительно, пособие это достаточно велико, но я и дочь моего мужа привыкли ни в чем себя не ограничивать.
      - Если у вас нет денег, как вы можете предлагать мне пятьдесят тысяч? Я не скрывал раздражения.
      - Я хочу подсказать вам, как их можно заработать.
      Наши взгляды скрестились.
      - Подсказать мне... как их заработать?
      - Моей падчерице и мне нужны четыреста пятьдесят тысяч долларов. Мы должны получить их через две недели. Я надеюсь, что вы поможете нам добыть эти деньги. Если вы это сделаете, то получите пятьдесят тысяч.
      - И что я должен сделать?
      Но миссис Марло не спешила раскрывать карты.
      - Разумеется, мой муж без особых хлопот мог бы выделить нам эту сумму, - продолжала она. - Естественно, он поинтересуется, куда пойдут деньги, а вот этого мы сказать ему не можем. - Она стряхнула пепел с сигареты. - Но с вашей помощью мы получим деньги от моего мужа и избежим ненужных расспросов.
      Первая волна возбуждения спала. В голове у меня звякнули колокольчики тревоги.
      - Зачем вам понадобилось столько денег? - спросил я.
      - Вы очень ловко установили, кто я такая, - ушла она от прямого ответа.
      - Это по силам и дебилу. Разве можно сохранить инкогнито, разъезжая в таком "роллсе"? Вас кто-то шантажирует?
      - Не ваше дело. Я знаю, как добыть деньги, но мне нужна помощь, и я готова заплатить за нее пятьдесят тысяч.
      - Которых у вас нет.
      - С вашей помощью я их добуду.
      Привлекательность предложения миссис Марло таяла на глазах.
      - Давайте перейдем к делу. Как вы намерены добыть деньга?
      - Мою падчерицу похитят, - холодно ответила она. - Выкуп составит пятьсот тысяч долларов. Вы получите десять процентов, остальное разделим мы с падчерицей.
      - Кто ее похитит?
      - Разумеется, никто. Одетт куда-нибудь уедет, а вы потребуете выкуп. Поэтому я и обратилась к вам. Вы должны позвонить по телефону любящему отцу и объяснить ему, что к чему. Потом вы получите деньги. За это я дам вам пятьдесят тысяч. Что ж, ситуация прояснилась. Во рту у меня пересохло. Похищение человека относилось к разряду особо тяжких преступлений, совершение которых каралось смертной казнью. Если я соглашался на предложенную работу, мне следовало быть очень бдительным. Пойманный похититель прямиком отправлялся в газовую камеру.
      Глава 3
      Маленькое черное облако на минуту или две закрыло луну. Море сразу потемнело, берег стал мрачным и враждебным, но облако ушло, и вновь засеребрилась вода.
      Рея Марло смотрела на меня.
      - Другого способа добыть такую сумму нет, - сказала она. - Только похищение. Иначе заставить моего мужа расстаться с деньгами невозможно. Я не вижу никаких неразрешимых проблем. Надо лишь хорошенько продумать наши действия.
      - Похищение людей карается смертной казнью, - ответил я. - Вы забыли об этом?
      - Но никого и не будут похищать. - Она вытянула длинные, точеные ноги. - Если вдруг наш план рухнет, я скажу мужу правду, и на этом все закончится.
      Я верил ей не больше, чем заезжему коммивояжеру, попытайся тот всучить мне за настоящий персидский - ковер, сотканный в сотне миль от Сан-Франциско.
      Но в голове у меня засела мысль о пятидесяти тысячах долларов. Возможно, уговаривал я себя, если я сам продумаю все детали операции, мне удастся ухватить деньги.
      - Вы хотите сказать, что ваш муж просто посмеется, пожурит вас и вашу падчерицу и на этом успокоится? Он воспримет как шутку мой телефонный звонок, сообщение о похищении дочери и требование выкупа? Вы думаете, он скажет агентам Федерального бюро расследований, что жена выбрала такой способ поразвлечься, чтобы выудить из него пятьсот тысяч долларов?
      Последовала долгая пауза.
      - Мне не нравится ваш тон, мистер Барбер. Не надо мне грубить.
      - Извините, если что не так. Но я ведь был газетным репортером и знаю, возможно, гораздо лучше вас, что о похищении дочери Феликса Марло сообщат все газеты. На первых полосах. Это же сенсация в чистом виде.
      Я заметил, что ее пальцы сжались в кулаки.
      - Вы преувеличиваете. Я не позволю мужу обратиться в полицию. - Голос ее стал резким и нетерпеливым. - Я предлагаю следующий план: Одетт исчезает, вы звоните моему мужу и говорите, что она похищена. Ее возвратят, если за нее заплатят выкуп в пятьсот тысяч долларов. Мой муж платит. Вы берете деньги, и Одетт возвращается. Вот и все.
      - То есть вы рассчитываете, что на этом все закончится, - добавил я.
      - Я знаю, что на этом все закончится. - Она не скрывала раздражения. Вы говорили, что готовы на риск, если вам хорошо заплатят. Я даю вам пятьдесят тысяч. Если этого недостаточно, скажите об этом, и я найду кого-нибудь еще.
      - Неужели? - хмыкнул я. - Не обманывайте себя. Вам потребуется немало времени, чтобы подыскать подходящего человека. Мне не нравится ваш план. Он может лопнуть, как мыльный пузырь. Допустим, ваш муж не послушает вас и обратится в полицию? Если это произойдет, фараоны не отцепятся до тех пор, пока не найдут виновного, а последним окажусь я.
      - О полиции не беспокойтесь! - зло выкрикнула она. - Говорю вам, я смогу убедить мужа никуда не обращаться.
      Я подумал о стареющем миллиардере, умирающем от рака. Возможно, он утратил чувство реальности. Возможно, она права. Возможно, ей удастся заставить мужа отдать полмиллиона долларов. Возможно...
      Но мои сомнения оттеснила мысль о том, что в случае успешного исхода мне перепадут пятьдесят тысяч.
      - И ваша падчерица согласна с этим планом?
      - Безусловно. Ей нужны деньги не меньше моего.
      Брошенный мной окурок красной точкой описал дугу и упал на песок.
      - Я предупреждаю вас, что нам всем не поздоровится, если вмешаются агенты ФБР.
      - Я прихожу к выводу, что вы не тот человек, которого я искала. Думаю, мы напрасно теряем время.
      Мне следовало согласиться с ней. Пусть бы она исчезла в темноте так же бесшумно, как и возникла на веранде, но меня не отпускала мысль о пятидесяти тысячах долларов. Эта сумма заворожила меня. Сидя в лунном свете, я осознал, что не устоял бы перед взяткой, выложи комиссар полиции на полированную поверхность стола не десять, а пятьдесят тысяч. Ужаснувшись, я понял, что такая сумма сломила бы мои нравственные принципы.
      - Я просто предупреждаю вас. Вам, вашей падчерице, да и мне придется несладко, если мы очутимся за решеткой.
      - Сколько я могу повторять. Это невозможно! - ее голос дрожал от ярости. - Могу я положиться на вас или нет?
      - Вы набросали лишь общие контуры плана. Я хочу, чтобы вы сказали, что именно потребуется от меня. Тогда я смогу ответить на ваш вопрос.
      - Одетт исчезнет. Вы позвоните моему мужу. - Она едва сдерживалась, чтобы не перейти на крик. - Вы скажете, что она похищена и похитители вернут ее, лишь получив выкуп в пятьсот тысяч долларов. Вы должны убедить моего мужа, что, не заплатив выкупа, он больше не увидит Одетт. Я думаю, вам это удастся.
      - Вашего мужа легко напугать?
      - Он очень любит дочь, - спокойно ответила миссис Марло. - В такой ситуации напутать его будет несложно.
      - Что потом?
      - Потом вы должны обеспечить получение выкупа. Вы возьмете вашу долю, а остальное отдадите мне.
      - И вашей падчерице?
      - Естественно, и ей, - помолчав, ответила она.
      - Мне кажется, вы все упрощаете, - упорствовал я. - Так ли хорошо вы знаете вашего мужа? А если он не испугается? Он может обратиться в полицию. Трусливый человек не смог бы сколотить такое состояние. Вы об этом подумали?
      - Говорю вам, я с ним справлюсь. - Она глубоко затянулась, тлеющий кончик сигареты осветил ее ярко-алые блестящие губы. - Он болен. Два или три года назад об этом не могло быть и речи. А когда знаешь, что твои дни сочтены, мистер Барбер, не станешь упорствовать, подвергая опасности любимую дочь.
      На мгновение я представил, что эта женщина - моя жена, и у меня по коже побежали мурашки.
      - Вы, вероятно, разбираетесь в этом лучше меня.
      Повисла тяжелая тишина. Ее взгляд сквозил враждебностью.
      - Ну? Вы согласны или нет?
      У меня из головы не выходили пятьдесят тысяч долларов. Возможно, при тщательной подготовке, детально продуманный, ее план мог принести успех.
      - Я должен все взвесить. Ответ я вам дам завтра.
      Она встала, вытащила из сумки тоненькую пачку денег и бросила их на стол, стоящий между нашими шезлонгами.
      - Это вам на оплату кабинки и прочие расходы. Я позвоню завтра.
      Она сошла с веранды и, словно привидение, растворилась в темноте.
      Я собрал деньги, разлетевшиеся по столу. Десять купюр по десять долларов. Я сложил их в стопку, мысленно умножив на пятьсот.
      Часы показывали четверть одиннадцатого. Домой я мог вернуться лишь через пару часов. Я сидел в лунном свете, смотрел на море и обдумывал предложение Реи Марло.
      Вскоре после полуночи я принял решение. Далось оно мне нелегко, но обещанная сумма притягивала, как магнит. С такими деньгами передо мной и Ниной открывалась новая жизнь.
      Я решил принять ее предложение, если она согласится неукоснительно выполнять мои указания.
      Следующим утром я приехал на пляж пораньше и сказал Биллу Холдену, что хочу оставить кабинку за собой еще, по меньшей мере, на день. Холден не возражал, так как я расплатился с ним сразу за два дня.
      Я грелся на солнышке, а около одиннадцати вошел в гостиную и сел у телефона. Звонок раздался ровно в одиннадцать. Я снял трубку.
      - Барбер слушает.
      - Да или нет?
      - Да, но при определенных условиях. Я хочу поговорить с вами и вашей падчерицей. Приходите сегодня вечером, в девять часов.
      Не дав ей ответить, я положил трубку. Я хотел, чтобы она поняла, кто теперь хозяин и что так будет и впредь.
      Вновь зазвонил телефон, но я уже вышел из кабинки, закрыл дверь и запер ее на ключ.
      Телефон все еще звонил, когда я направился к моему "паккарду".
      На пляж я вернулся чуть позже шести, прихватив из дома нужные мне вещи. К счастью, Нины не было, и мне не пришлось объяснять, зачем я беру с собой длинный провод, чемоданчик с инструментами и диктофон, купленный мною, когда я работал в "Вестнике", и сохраненный Ниной до моего возвращения из тюрьмы.
      Два часа, которые я провел прошлой ночью, обдумывая план Реи Марло, не пропали даром. Я сразу понял, что мне необходимы гарантии безопасности, которые не позволят Рее и ее падчерице подставить меня под удар, если произойдет что-то непредвиденное. Я решил записать предстоящий вечером разговор на магнитную ленту. Несмотря на заверения Реи, Марло мог обратиться в полицию, и эта пленка послужила бы доказательством того, что похищение задумано не мной, а женой Марло и его дочерью.
      Я отнес диктофон в спальню и поставил в стенном шкафу. Работал он практически бесшумно, но я побоялся оставлять его в гостиной. Я не хотел, чтобы Рея или ее падчерица случайно наткнулись на него. В стене я просверлил маленькую дырочку и продернул через нее шнур микрофона. Затем вернулся в гостиную и через удлинитель подсоединил диктофон к выключателю у входной двери. Теперь диктофон начинал работать одновременно с включением света в гостиной.
      Какое-то время ушло у меня на то, чтобы найти место для микрофона. Наконец, я приладил его под стоящим в углу столиком.
      К семи часам я закончил все приготовления и проверил диктофон в действии. Магнитная лента фиксировала каждое мое слово.
      Меня беспокоило, что женщины не захотят войти в гостиную или попросят выключить свет. Но тут же подумал, что они не решатся на столь важный разговор на улице, где нас мог подслушать случайный прохожий. Что же касается света, я мог вывернуть лампочку, не трогая выключателя.
      Пляж уже заметно опустел.
      Я собирал инструменты, когда в дверь постучали. Занятый своими мыслями, я даже вздрогнул от неожиданности. На какое-то мгновение я оцепенел, затем задвинул чемоданчик с инструментами под диван, подошел к двери и открыл ее. На пороге стоял Билл Холден.
      - Извините, что отрываю вас, мистер Барбер, но я хотел узнать, оставляете вы кабинку за собой и на завтра? На нее есть желающие.
      - Я хочу оставить ее на неделю, Билл, - ответил я. - Мне надо написать несколько статей, а здесь хорошо работается.
      - Конечно, мистер Барбер. Она ваша до конца недели.
      Когда он ушел, я вытащил чемоданчик из-под дивана и отнес в машину. Домой мне не хотелось, поэтому я решил поужинать в ресторане, находящемся в полумиле от пляжных кабинок.
      Из ресторана я вышел без двадцати девять. Уже смеркалось. Когда я подъехал к кабинкам, на пляже не было ни души. Я не стал зажигать свет, ощупью добрался до кондиционера и включил его, чтобы заманить женщин прохладой. На веранде было жарко, но я ослабил узел галстука и сел в шезлонг.
      Чтобы как-то отвлечься, я думал о том, опоздает Рея на этот раз или нет, как выглядит ее падчерица Одетт, захотят ли они следовать намеченному плану, услышав мои условия.
      В самом начале десятого что-то скрипнуло, и, повернув голову, я увидел Рею Марло, поднимающуюся по ступенькам. Она была одна.
      Я встал.
      - Добрый вечер, мистер Барбер, - поздоровалась она и направилась к шезлонгу.
      - Давайте зайдем в дом, - предложил я. - Недавно тут кто-то прошел. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. - Я открыл дверь и зажег свет. - Где ваша падчерица?
      Она вошла в гостиную, и я закрыл дверь.
      - Полагаю, она придет, - ответила Рея, сев в кресло. Она была в светло-голубом, без рукавов, платье и сандалиях на босу ногу. Шарф она сняла, но глаза по-прежнему скрывались за зелеными солнцезащитными очками.
      - Я не соглашусь помогать вам, не поговорив с вашей падчерицей, заявил я. - Я хочу убедиться, миссис Марло, что она знает о вашей затее с похищением и согласна в ней участвовать.
      Рея коротко взглянула на меня.
      - Разумеется, она согласна. Можете не сомневаться.
      - Я хочу услышать об этом от нее самой. - Я сел.
      Последующий монолог я произнес лишь для того, чтобы записать его на пленку.
      - Надеюсь, вы понимаете, чем это вызвано. Вы сказали мне, что вместе с вашей падчерицей задумали устроить ее похищение. Вам обеим срочно понадобились четыреста пятьдесят тысяч долларов. Вы пришли к выводу, что их можно получить от вашего мужа в качестве выкупа за его дочь, которую якобы похитят. Если я помогу вам, вы заплатите мне пятьдесят тысяч. - Помолчав, я продолжал: - Похищение людей - преступление, карающееся смертной казнью. Я хочу быть абсолютно уверен в том, что ваша падчерица в курсе ваших замыслов и знает, на что идет.
      - Разумеется, она знает, - нетерпеливо ответила Рея. - Она не ребенок.
      - И вы считаете, что ваш муж не обратится в полицию?
      Ее пальцы забарабанили по ручке кресла.
      - У вас природный дар тратить время попусту. Мы уже говорили об этом, не так ли?
      Часы показывали половину десятого.
      - Я не ударю пальцем о палец, не поговорив с Одетт.
      - Я велела ей прийти, но она редко делает то, что ей говорят. Не тащить же мне ее сюда.
      Я услышал чьи-то шаги.
      - Может, это она? Пойду посмотрю.
      Я подошел к двери и открыл ее. У ступенек стояла девушка. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.
      - Привет, - наконец сказала она и улыбнулась.
      Небольшого роста, с ладной фигурой, Одетт Марло была в белом кашемировом свитере и пятнистых, словно шкура леопарда, джинсах. Этот наряд предназначался лишь для того, чтобы подчеркивать достоинства ее фигуры. Черные волосы, разделенные посередине, свободно падающие на плечи. Лицо в форме сердечка. Очень светлая кожа. Серые глаза, маленький вздернутый носик. Ей можно было дать и шестнадцать, и двадцать пять лет. Она являла собой образ порочной юности. Такие вот девушки часто встречались в судах для несовершеннолетних.
      - Мисс Марло?
      Она хихикнула, затем медленно поднялась по ступенькам.
      - А ты, должно быть, Али-Баба. Только где все разбойники?
      - О, иди сюда, Одетт, - позвала из гостиной Рея. - Оставь эти шуточки для своих бестолковых приятелей.
      Девушка скорчила гримаску, подмигнула мне и прошла в дом, нарочито покачивая бедрами.
      Я закрыл дверь.
      Я думал о диктофоне. Ленты хватало еще минут на сорок. Так что следовало поторопиться, если я хотел записать весь разговор.
      - Привет, дорогая моя, - сказала Одетт, усаживаясь в кресло рядом с моим стулом. - Какой роскошный мужчина!
      - О, замолчи! - фыркнула Рея. - Сиди тихо и слушай. Мистер Барбер хочет поговорить с тобой.
      Девушка посмотрела на меня, подперла рукой подбородок, изобразив на лице серьезность.
      - Пожалуйста, поговорите со мной, мистер Барбер.
      Я всматривался в серые глаза Одетт. Ее детские ужимки не обманули меня. Глаза выдавали ее целиком. Я видел в них грусть, недоумение, неуверенность в себе, осознание того, что она выбрала неверный путь, но не находит сил свернуть с него.