— Нет.
После этого я уже не сомневался, что он говорит неправду.
— Ну что же, благодарю, мистер Боткине, возможно мне придется побеспокоить вас еще раз.
Повернувшись, я пошел к выходу. Мне его было даже немного жалко, такой у него был несчастный, пристыженный вид.
Когда я добрался до шоссе на Сирль, я выключил мотор, остановил машину на обочине, закурил и мысленно обдумал, о чем я должен буду доложить полковнику Пармеллу по его возвращении из Вашингтона. Время бежало, мне оставалось всего три дня для работы. Я не сомневался, что как только Пармелл прочитает мое донесение, он сразу же закроет это дело. Во-первых, на него не было денег. Во-вторых, мой рапорт обнаружит тот фиговый листок, в который превратилась смерть Митча. Пармеллу не захочется, чтобы национальный герой был изобличен как преступный распространитель наркотиков. Ну и потом, в конце-то концов, кому какое дело до того, что случилось с Джонни Джексоном? Впрочем, меня это очень интересовало!
В этом деле было столько неясностей, которые следовало бы уточнить. Я вынужден был сознаться, что и сейчас ни капельки не приблизился к решению возложенной на меня задачи.
Мне припомнились слова отца: «Когда ты зайдешь в тупик, сын, возвращайся в исходную точку, и, возможно, если ты хорошенько подумаешь, тебе удастся найти важный ход, который ты раньше проглядел».
Я определенно зашел в тупик, поэтому вернулся назад.
Фредерик Джексон, фермер-лягушатник, поручил полковнику Пармеллу разыскать его внука, Джонни. Он уплатил рэтейнер в сотню долларов, напомнив полковнику, что его сын Митч, отец Джонни, был награжден «Медалью Почета». Таким образом, полковник не мог отказаться от этого задания и поручил мне заняться расследованием.
Фрэд Джексон был убит. Чтобы защитить пьяницу-шерифа и не допустить к расследованию полицию штата, коронер, доктор Стид, вынес вердикт о самоубийстве. Под кроватью Фрэда имелось скрытое отверстие, тайник, в котором Фрэд наверняка хранил свои сбережения. Кто-то очистил хижину, прихватив с собой медаль Митча и деньги Фрэда. Городские слухи указывали, что Митч был отпетым негодяем, который проводил время с таким же подонком, Сидом Воткинсом. Они вместе воровали и учиняли дебоши. Обоих призвали в армию. В Сирль, вскоре после того, как Митча послали во Вьетнам, явился 8-летний мальчишка, который разыскивал своего деда, Фрэда Джексона. Мальчик дал почтальону письмо, адресованное миссис Стелле Коста. Мальчик остался жить у деда и до четырнадцати лет посещал школу. Тут пришло известие о гибели Митча и о его награждении медалью. Джонни бросил школу, последующие шесть лет его ни разу не видел никто из тех немногих людей, которые бывали на ферме Джексона, но Велли Боткине был уверен, что он никуда не уходил. Затем два месяца назад он удрал, и тогда Фрэд попросил Пармелла разыскать его. В течение шести лет после смерти Митча на имя Фрэда из Майами приходил каждый месяц конверт. Хотя армейские офицеры были высокого мнения о Митче, сержант-негр, Хэнк Смит, заявил, что Митч был «толкачом» наркотиков и погиб, пытаясь сохранить своих молодых клиентов, которые и были источником его немалого дохода. Смит был раздавлен каким-то водителем, который удрал с места наезда. Мне сначала пригрозил высокий негр, потом на меня напали два подонка. Затем нужно было еще подумать о Гарри Везерспуне: бывший армейский агент по борьбе с наркотиками намеревался арестовать Митча Джексона как раз перед тем, как тот погиб геройской смертью. Везерспун хотел приобрести ферму Джексона. Через своего адвоката Эдварда Венболта он поместил объявления для Джонни, но теперь утратил интерес к этому делу. Завещание Фрэда было составлено должным образом: его ферма и деньги переходили к Митчу, в случае же, если бы Митч умер, к его отпрыску мужского рода, рожденному в браке или незаконно. Таким образом, Джонни наследовал ферму и неизвестное состояние Фрэда. Стелла Коста, видимо, мать Джонни, работала в сомнительном ночном клубе, который принадлежит мексиканцу Эдмундо Рейзу. Молоденькая танцовщица, занимающаяся стриптизом, Би-би Менсл, заменившая Стеллу после того, как та ушла из клуба, заявила, что Стелла умерла от повышенной дозы героина, а Джонни, ее сын, был педерастом, связанным с каким-то негром. Би-би пользовалась спортивной машиной, принадлежавшей миссис Филлис Стобарт, которая год назад вышла замуж за богатого бывшего торговца из Сайгона Герберта Стобарта Боткине, отец Сида Воткинса, регулярно встречался с Джонни, когда тот приходил в его бакалейную лавку. Велли сказал мне, что это он положил цветы на могилу Фрэда, потому что, как он считает, Джонни захотел бы это сделать, но он был неопытным лжецом, и я был уверен, что Велли до сих пор связан с Джонни.
Я все это «разложил по полочкам» и в который раз подумал о том, что очень многое следовало бы раскопать.
Поскольку я находился в какой-то миле от фермы Джексона и поскольку у меня было еще два часа до ленча, я решил еще раз съездить туда и хорошенько проверить, не прозевал ли я чего-нибудь. Тщательный обыск без Билла Андерсена, который отвлекал меня, мог что-то дать.
Я завел мотор и поехал к ферме. Проехав по узенькой аллейке до поворота, я оставил машину и дальше пошел пешком. Выйдя на открытое место, я остановился, чтобы посмотреть на хижину. Дверь была распахнута. Кваканье лягушек заглушало все другие звуки. И снова меня потрясла какая-то зловещая атмосфера, царившая в этом месте: влажная жара, кваканье лягушек, одиноко чернеющая хижина.
Автоматически я расстегнул среднюю пуговицу пиджака, чтобы иметь возможность моментально выхватить свой пистолет. Я прошел мимо колодца и деревянной лохани на подмостках, где Джонни стирал белье старого Фрэда, затем подошел к двери хижины и распахнул ее.
Какое-то мгновение я смотрел в тускло освещенное помещение. Хотя в помещение, где было очень неуютно, солнечный свет проникал сквозь покрытые грязью окна.
Первая комната выглядела так, как будто она подверглась нападению вандалов. У стола были оторваны ножки, у стульев спинки, пыльный ковер отброшен в сторону. Кто-то порубил стены, проделав большие дыры в бревнах. Два древних кресла были вспороты, из них вытащена набивка, которая свисала клочьями, как внутренности какого-то убитого животного.
Подивившись разгрому, я прошел в спаленку Фрэда. Здесь была точно такая же картина: волос из матраца устилал грязным снегом весь пол. Двери кладовки были сорваны с петель, задняя стенка в ней была обработана топором. Грязная одежда Фрэда валялась кучей на полу. И во второй спальне все было перевернуто, порубано, порезано.
Я вытер со лба пот, растерянно оглядываясь.
Сюда кто-то приходил, решив во что бы то ни стало что-то разыскать. Картина разгрома говорила мне о том, что мне не стоит терять времени на дальнейшие поиски.
Я вышел на солнцепек. Почти оглушающее кваканье лягушек не давало возможности сосредоточиться.
Я решил, что мне необходимо сообщить шерифу Тиму Мейзону о том, что здесь произошло. Несомненно, это не хулиганская выходка каких-то беспутных молодчиков, кто-то искал деньги Фрэда. Пустая дыра под кроватью не убедила кладоискателей, что деньги уже кто-то забрал.
Я уже было пошел по лужайке к машине, но тут меня неожиданно что-то подтолкнуло пойти еще разок взглянуть на лягушачий пруд. Иной раз у меня внезапно появляются вот такие желания, а это было очень сильным.
Пока я шел по узенькой дорожке к пруду, скрытому зарослями деревьев, неумолчное кваканье отдавалось у меня в голове.
Я чувствовал себя бесконечно одиноким и брошенным, от этого почему-то было тревожно, так что я прибегнул к испытанному способу: нащупав свой 38-й, но это не вселило ожидаемой уверенности.
Я неслышно подошел к пруду.
На противоположном берегу, как мне показалось, сидели сотни лягушек, целая зеленая армия квакающих, их черные глаза поблескивали.
Я двинулся вперед, стараясь не производить никакого шума.
Густо поросший водорослями, затянутый тиной пруд как будто впитал в себя жар сияющего на небе солнца.
Посреди пруда имелось что-то вроде плота, на котором сидели десятки лягушек.
Я подошел поближе, затем замер, перестав дышать, когда различил человеческую руку.
Я захлопал в ладоши, и немедленно все до одной лягушки исчезли. Я подошел к краю пруда и уставился на плавающее тело.
На голове трупа упорно сидела огромная лягушка. Я махнул рукой, она квакнула и неохотно плюхнулась в воду.
Теперь я уже разглядел, что в пруду находилось тело Гарри Везерспуна.
Глава 6
Из будки телефона-автомата на шоссе я позвонил в офис шерифа.
Мне ответил Билл Андерсен.
— Билл, сообщаю, что хижина Фрэда Джексона была разграблена. Полагаю, вам следует об этом знать.
— Разгромлена?
— Совершенно верно. Самым диким образом.
Наступила пауза. Потом я продолжил:
— Вы меня слышите?
— Извините, Дирк, но что вы там делаете?
— Я почувствовал себя одиноко. Ну, а тут столько лягушек.
Новая пауза, затем он сказал:
— Полагаю, мне лучше приехать?
— Именно поэтому я и звоню. Непременно захватите с собой шерифа, доктора Стида, санитарную машину и двух дюжих санитаров в болотных сапогах.
— Что случилось?
— Я забыл упомянуть, что Гарри Везерспун купается в лягушачьем пруду. Он умер, а лягушкам, похоже, это не нравится.
Я повесил трубку.
Вернувшись к хижине Фрэда, я сел на скамейку в тени и стал ждать.
Только через час на узкой аллейке показалась машина шерифа, за рулем сидел Билл Андерсен, шериф Мейзон и доктор Стид. За этой машиной двигалась санитарная машина, в ней находились двое чернокожих, которых я уже видел раньше, и двое белых в рабочих брюках из грубой парусины и болотных сапогах. Я пошел к ним навстречу, когда они вышли из машины.
Шериф Мейзон нетвердо держался на ногах и тяжело опирался на доктора. От него сильно несло скотчем… Доктор Стид показался мне еще более старым, хотя это едва было возможно. Он сильно волновался. У Билла глаза только что не вылезли на лоб.
— Сначала загляните сюда, джентльмены, — сказал я, указывая на хижину. Мистер Везерспун может подождать.
Подозрительно посмотрев на меня, — шериф и доктор Стид вошли в домик.
— Вам тоже стоит посмотреть, Билл, — сказал я, — красноречивая картина.
Он присоединился к шерифу и врачу.
Один из чернокожих санитаров с надеждой посмотрел на меня.
— У нас имеется новый клиент?
— Совершенно верно. Он будет мокрым, так что если у вас есть клеенка или какая-то другая непромокаемая подстилка, возьмите ее с собой.
Трое проверяющих вышли из хижины.
Доктор Стид покачал головой и укоризненно проговорил:
— Варвары! Нынешняя молодежь! Они не уважают ничью собственность!
— А вы что думаете, шериф? — спросил я.
Мейзон заморгал, потом, запинаясь, пробормотал:
— Да… варвары…
— Разве вам не кажется, что сюда явился кто-то с целью что-то найти?
— Варвары, — повторил он.
— Что там с мистером Везерспуном? — требовательно спросил доктор Стид. Вы говорите, что он умер?
— Я бы так сказал, но вы, возможно, посчитаете, что он просто нас дурачит! — не мог я не подкусить этого вредного старика, который больше всего беспокоился за своего старого друга.
Я повернулся к одному из людей в болотных сапогах:
— Вам понадобится багор.
Он широко улыбнулся:
— Мы захватили, — сказал он и вытащил багор из санитарной машины, в то время как его напарник доставал огромную непромокаемую плащ-палатку.
Билл Андерсен все предусмотрел!
Я пошел первым. Шерифу Мейзону было трудно идти по узкой тропинке к пруду. Одному из парней в болотных сапогах пришлось его поддерживать. Лягушки вернулись; они вновь использовали Гарри Везерспуна как плот, но как только мы появились, они исчезли.
Я отошел в тень дерева и облокотился на ствол, в то время как остальные с охами и ахами сгрудились на берегу.
Наконец доктор Стид сказал:
— Бедный малый. Ужасно! Олл-райт, парни, вытащите его.
Санитары расстелили на траве брезент, а двое парней в болотных сапогах медленно вошли в воду и подтянули к себе багром тело Везерспуна. Затем они вытащили его на подстилку и отошли в сторону со скорбными физиономиями.
Я смотрел на труп с того места, где остановился. Рот и ноздри Гарри были забиты зеленой травой. В правой руке у него был зажат светлый, мягкий предмет, который обмотался вокруг его запястья.
— Господи боже наш! Гарри! — воскликнул шериф, делая шаг вперед и глядя вниз на Везерспуна. — Что с ним случилось?
— Дай мне пару минут, Тим, — спокойно произнес доктор Стид.
Он опустился на колени и осмотрел голову утопленника, затем поднялся, посмотрел во все стороны и кивнул головой.
— Несчастный случай, Тим, — заявил он авторитетным тоном. — Это ясно как дважды два четыре или как нос на твоем лице.
Поскольку нос шерифа напоминал большой перезрелый помидор, последнее добавление показалось мне бестактным.
Я подошел к доктору Стиду.
— Что это он схватил? — сказал я, нагнулся и высвободил светлый бесформенный объект из скрюченных пальцев Гарри, действуя под настороженным взглядом доктора Стида.
— Черт возьми, да ведь это парик! — воскликнул я, встряхивая совершенно промокший комок, пока волосы более или менее не распутались.
Это действительно был дешевый парик на сетчатой основе. Из тех, которые продаются в любых магазинах самообслуживания.
— Какое это имеет значение? — ворчливо спросил доктор. — Важно то, что бедняга умер.
На этот раз шериф задал вопрос, который не понравился доктору:
— Ларри, а это точно несчастный случай, ты в этом уверен?
— Уверен. Посмотри-ка вот сюда.
Доктор Стид ткнул пальцем на дерево с обнаженными корнями, которые спускались в пруд.
— Сбоку на голове бедняги огромный кровоподтек. Он, должно быть, поскользнулся, ударился головой об один из этих корней, ну и утонул. Да, это несомненно несчастный случай!
Шериф облегченно вздохнул:
— Никакой полиции из штата, а?
— Они не занимаются несчастными случаями, — твердо заявил доктор Стид и повернулся к неграм. — Олл-райт, парни, забирайте несчастного джентльмена в мертвецкую. Я скоро приеду.
— Зачем такая спешка? — вмешался я. — Надо проверить его карманы.
— Мы сможем это сделать и в морге…
— Лучше в присутствии свидетелей, доктор.
Я посмотрел на Андерсена:
— Проверьте его карманы!
Билл заколебался, затем, поскольку шериф ничего не говорил, опустился на колени рядом с трупом и быстро извлек содержимое его карманов. Его оказалось немного: промокшая пачка сигарет, серебряная зажигалка и бумажник, в котором было около двухсот долларов мелкими купюрами.
Андерсен все это переписал, потом передал доктору Стиду.
— Характер раны допускает, что Везерспун упал и ударился о корни этого дерева? — спросил я.
Доктор Стид кивнул:
— Несомненно.
— Не то, что кто-то подкрался и ударил его сзади обухом топора.
Наступило напряженное молчание, потом шериф заорал:
— Вы слышали, что сказал доктор Стид?.. Позвольте вам сообщить, что он занимается этим делом давно, вас еще на свете-то не было, как он уже стал врачом! Я не желаю больше слушать ваши умные замечания. Да и потом, что вы тут делаете?
— Ищу Джонни Джексона, шериф! — ответил я довольно резко. — А вы не задавали себе вопроса, что здесь делал Везерспун?
— Он был заинтересован в приобретении этой фермы, — пробормотал он, глазки у него забегали. — Можно предположить, что он явился сюда, чтобы еще раз все хорошенько осмотреть. Вполне естественно, не так ли?
— Вот-вот, явился сюда с топором и испытал на прочность с его помощью и мебель, и стены.
Шериф засопел, как разъяренный зверь:
— Убирайтесь отсюда! Вы не имеете права здесь находиться. Вы — проклятый нарушитель спокойствия! Смутьян!
— Спросите-ка себя, каким образом Везерспун здесь оказался, — усмехнулся я совсем уж непочтительно, — машины нет. Думаете, пришел пешком? Повернувшись, я отправился назад к хижине, а шериф и доктор Стид обеспокоенно смотрели мне вслед.
Я рассчитывал, что какое-то время они будут находиться около пруда, пока будут заворачивать труп в плащ-палатку и укладывать его в санитарную машину, я пустился бегом к хижине. Мне нужно во что бы то ни стало отыскать топор. Что весь погром был учинен именно топором, я не сомневался. Я быстро отыскал его под волосом, выпотрошенным из кресел. Это был топор с коротким обухом и блестящим топорищем. Воспользовавшись носовым платком, я поднял топор за обух и осмотрел тупой конец топорища. Это мне ничего не дало, но зато у самого обуха на нем имелась небольшая наклейка, сообщающая, что это «собственность Моргана и Везерспуна».
Положив топор таким образом, чтобы Андерсен это сразу увидел, я вышел из хижины и обошел ее с задней стороны. Там в тени стоял мотоцикл марки «Хонда». Я догадался, что он принадлежит Везерспуну. Это объясняло, каким образом он добрался до фермы. Как я считал, он примчался сюда, вооружившись топором, и принялся систематически, кусок за куском сокрушать жилище старого Фрэда. Что же он искал? Похоже, что единственным предметом, найденным им, был парик.
Парик меня не удивил. Я сразу вспомнил рассказ Эйба Лети о том, как он здесь видел девушку с длинными волосами. Мне было известно, что некоторые гомосексуалисты имеют привычку рядиться в женское платье. Джонни мог купить парик в Сирле. Когда старого Фрэда не было поблизости, Джонни напяливал его на себя. Леви неожиданно застал его в таком виде.
Таким образом объясняется тайна неизвестной девушки. Боткине был прав, заявив, что если Леви на самом деле видел тут девушку, то это мог быть только Джонни. Парик подтвердил мне и рассказ о встрече Би-би с Джонни, с первого взгляда признавшей в нем «педика».
Шагая назад к своей машине, я внезапно подумал, не нашел ли Везерспун большее, чем парик. Возможно, наблюдавший за ним человек и убил его. Тот самый, кто убил Фрэда Джексона. Сев в машину, я включил мотор.
Я понимал, что мой долг — ехать прямиком в Майами и выяснить все об этом деле, и доложить обо всем полиции. Но если я это сделаю, я окажусь отстраненным от расследования. Тогда это будет уже их делом. Поколебавшись, я решил, что буду копать до возвращения полковника Пармелла, сообщу ему все факты, и пусть уж он тогда и решает.
Вернувшись в Сирль, я остановился у какого-то небольшого бара с готовыми обедами и вошел внутрь. Зал был переполнен. Все одновременно таращили на меня глаза, когда я протискивался к стойке. Гул голосов затих. Уж не знаю, что они ждали от меня.
Я заказал сандвич с курицей и ветчиной и детский пирог, чтобы забрать еду с собой.
Человечек за стойкой стал заворачивать еду в мешочек.
— Скверные новости о мистере Везерспуне! — произнес он.
Собравшиеся даже жевать перестали, прислушиваясь к разговору.
— Мы все приходим в этот мир и уходим, — сказал я, не удивляясь тому, что это известие уже достигло Сирля. Я расплатился за покупку.
— Извините меня, — заговорил какой-то толстяк с набитым ртом, — я слышал, что именно вы нашли мистера Везерспуна?
— Ну, если это был не он, тогда кто-то, одетый в его штаны, — отшутился я и вышел из заведения.
Я поехал первым делом на фабрику «Моргана и Везерспуна», оставил машину возле высоких ворот и прошел через двор к разделочному цеху. Здесь я увидел Эйба Леви, который приканчивал свою жестянку бобов. Вонища в помещении вызвала у меня чувство тошноты, но я пересилил себя. Пять чернокожих девушек разделывали лягушек у специального стола. Они все рассматривали меня круглыми от любопытства глазами. Эйб махнул рукой.
Я сел.
— Вы предпочитаете свои бобы или разделите мой ленч — спросил я, разворачивая пакет.
— Хлеб? Это не для меня. Я люблю бобы. Последние двадцать лет я всегда в это время ем бобы. И посмотрите на меня!
Я посмотрел на него, решил, что бобы ничего хорошего ему не сделали, и с удовольствием принялся за свой бутерброд с курицей и ветчиной.
— Значит, босс свалился в лягушачий пруд и утонул? — спросил Эйб, выуживая ложкой последние бобы из жестянки.
— Да. Что случится с фабрикой?
— Меня это не волнует. Я хочу уйти на покой Надоело поднимать бочки с лягушками, сыт по горло. У меня симпатичная жена, неплохой домишко, кое-что припасено на черный день, так чего же мне переживать за судьбу фабрики.
— Везерспун был женат?
Хитрое выражение появилось в его близко расставленных глазах.
— Вы нуждаетесь в информации, мистер Уоллес?
Я ответил «да»
— За двадцать долларов у вас будут полны уши.
Я достал из бумажника пять и положил перед ним на стол.
— Посмотрим, чем вы их наполните.
— Вы спросили, был ли босс женат. Так?
— Говори, Эйб, не морочь мне голову. Ты получишь свои двадцать за действительно стоящую информацию. Так был он женат?
— Нет, но у него была бабенка. Он крутил уже любовь с Пегги Вьет. Она-то воображала, что он женится на ней, но он и не думал. Вот она и пристрастилась к бутылке.
— Не представляете, кто унаследует фабрику?
— Никто, как я полагаю. Везерспун был одиноким. Фабрика стоит кучу денег. Когда босс откупил ее полностью у старого Моргана, он открыл цех консервированных лягушек. Это и поставки лягушечьих окорочков давало ему добрый доход.
— Консервированные лягушки? Вот уж не знал, что лягушек консервируют, — сказал я, сразу насторожившись. — Вы, наверное, замораживаете лягушачьи лапки, а не консервируете их.
— Я вам кое-что скажу, мистер Уоллес. В наше время женщины чертовски обленились. Они кормят своих мужей консервами. Не то чтобы я был против консервированной пищи, я сам живу на бобах.
— Так что он открыл этот цех?
— Моя обязанность была доставлять лягушек с окрестных ферм, но вот там находится консервный цех. Им руководит смышленая цветная девушка. Она работает там с самого начала. У нее имеется пара цветных помощников. Он пожирал меня глазами.
— Хотите больше, мистер Уоллес?
— Ты должен рассказать мне больше, если хочешь заработать остальные пятнадцать.
Он доел свои бобы, заглянул в пустую жестянку, хмыкнул и сказал:
— Босс был настоящим сукиным сыном. Он думал только о деньгах. Он участвовал в каком-то рэкете… Почему он ездил каждый четверг в Хонду и приезжал назад с кожаным ящиком, прикрепленным ремнями к машине? Я частенько видел, как он туда отправляется, а возвращался уже после того, как я разгружался. Очень часто сюда заявлялся один мексиканец, они запирались с ним в кабинете хозяина. Какой-то рэкет, точно.
— Что за мексиканец?
— Преступного вида кочегар, в смысле — грязнуля, с маленькими усиками. Он приезжал каждый месяц. Потом еще один тип являлся в машине Джег. Этого я видел всего раз. Я задержался, у меня что-то барахлил мотор в грузовике. Его я видел мельком, но мне было очень любопытно, кто он такой. Время было около 9 часов. Я услышал, как он зовет босса.
— Что он сказал? — спросил я, вручая Эйбу десять долларов. — Точно не помню, мистер Уоллес. Что-то в отношении денег. Вроде бы «выплата» или «день выплаты». И сразу же понизил голос. Я не прислушивался, потому что меня это не интересовало.
— Эта цветная девушка, заправляющая делами в цехе консервирования, сказал я, — как ее зовут?
— Кло Смит. Вы думаете с ней потолковать, мистер Уоллес?
— Почему нет?
— Не предлагайте ей денег. Она гордая, может оскорбиться.
— О'кей, Эйб… Если я надумаю что-то еще, я тебя сам разыщу.
Расставшись с последней пятеркой, я прошел к другому бараку в самом конце двора, открыл дверь и оказался в длинной узкой комнате. У окна находилась скамья, на которой возвышались пирамиды пустых жестянок. Вдоль окон протянулись электроплиты, на которых стояли небольшие котелки и глубокие сковороды.
В углу находилась машина для заделывания консервных банок и масса крышек. Из другой комнаты вышла высокая девушка-негритянка и посмотрела на меня.
На нее стоило посмотреть, кожа у нее была эбонитово-черная, что касается фигуры, то было трудно отвести взгляд. На ней были надеты хлопчатобумажные брюки и цветастая кофточка «распашонка». На голове намотан красно-белый новенький шарфик. С виду я бы дал ей что-то около тридцати.
— Мисс Смит? — спросил я, награждая ее своей улыбкой.
Она вышла из тени на солнце, падающее через окно.
— Мы закрыты, — сказала она красивым грудным голосом.
— Тем лучше. Я хотел задать вам парочку вопросов. Меня зовут Дирк Уоллес.
Она кивнула.
— Вы когда-нибудь встречались с Джонни Джексоном?
— Нет.
— Но, полагаю, слышали, что я пытаюсь его отыскать?
— Да, слышала.
— Мисс Смит, возможно, вы сумеете мне помочь. Мистер Везерспун хотел купить ферму Джексона. Как я понимаю, он продавал лягушачьи лапки в рестораны, но я не знал, что он консервирует лягушек.
Она задумчиво смотрела на меня.
— Какое это имеет отношение к Джонни Джексону?
Теперь я улыбнулся ей уже доверительно.
— Сам не знаю. В моем деле приходится ходить вокруг да около в поисках информации, и иной раз, но не слишком часто, какие-то вроде бы совершенно разрозненные сведения начинают соединяться в единое целое. Скажите, мистер Везерспун широко торговал этими консервированными лягушками?
— Нет. Мы продавали около пятисот банок в месяц, но мистер Везерспун объяснил, что это всего лишь начало. В прошлом месяце мы продали пятьсот двенадцать банок, так что, как мне кажется, он знал, что делает.
— Вас не затруднит рассказать мне, как обрабатываются лягушки?
Она пожала плечами и убрала со лба локон черных волос, выбившихся из-под шарфа.
— Мы получаем уже готовые ножки из цеха по обработке лягушек. Потом их опускают в масло и слегка обжаривают, после чего раскладывают по банкам. От потребителей требуется выложить содержимое банки на сковороду и на десять минут сунуть в духовку.
— И только?
— Не совсем. Мистер Везерспун изобрел особый соус, под которым подаются лягушачьи ножки. Его вкладывают в жестянку в мешочке. Ингредиенты им запатентованы. Это один из быстро приготовляемых соусов: высыпаете порошок в кастрюлечку, добавляете воды или молока, немного белого вина и три минуты варите на медленном огне.
— Звучит вкусно, — сказал я, — я вечно в поисках легко приготовляемой пищи, мисс Смит. Чего хотите от холостяка? Найдется ли у вас баночка, которую я мог бы приобрести за деньги, разумеется, и попробовать?
Она покачала головой:
— Нет. В этом отношении мистер Везерспун был очень строг. Он всегда укладывал мешочки в банки собственноручно и стоял рядом со мной, пока я их заделывала. У него имеется список лиц, которые заказывают эти консервы по почте, они им доставляются ежемесячно. Банки упаковывают в специальные контейнеры.
— Ну а купить такую баночку в магазине можно?
— Они только для постоянных клиентов. Мистер Везерспун говорит, что наш цех нужно оборудовать современными машинами, вот тогда мы сможем выпускать эти консервы для широкой публики. Он надеется в скором времени расширить свой ассортимент еще каким-то другим соусом.
Я начал видеть кое-какой свет.
— Ну что же, очень печально. Придется подождать. Благодарю вас, мисс Смит… Что случится с фабрикой?
— Не знаю. Полагаю, мне придется подыскивать себе другую работу.
— Для такой хорошенькой и расторопной девушки, как вы, это не будет очень трудным. Может быть, с мистером Везерспуном кто-то сотрудничал, этот человек сможет продолжить его дело.
— Сюда много раз приезжал один мексиканец, но я не знаю, работал ли он вместе с мистером Везерспуном. Он мог быть и его клиентом.
— Мне кажется, я его знаю: тоненькие усики, как будто нарисованные карандашом, невысокого роста, но с очень широкими плечами?
Она кивнула и задумчиво посмотрела на меня:
— Хотите ли вы узнать что-нибудь еще? Мне пора домой.
— Извините, что я вас так долго задержал. Последний вопрос: где проживал мистер Везерспун?
— У него квартира над офисом.
— Он женат?
— Нет.
— Еще раз огромное спасибо, — я признательно улыбнулся ей и вышел.
Проходя через двор, я посмотрел на здание со служебными помещениями. Над офисом находились четыре окна квартиры. Я поехал в отель «Прыгающая Лягушка». За столом администратора сидел Вьет. Я подумал, что его кончина не за горами.
— Печальные новости, — заметил я, останавливаясь перед ним.
Он вымученно улыбнулся:
— Человек предполагает, а Бог располагает…
— Вам придется подыскивать другого покупателя на ваш отель. Найдете, не сомневайтесь. Еще не конец света.
— О себе я не беспокоюсь, меня очень волнует Пегги.
— Как ее дела?
— Мне сказали, что она поправится. Ей дают какой-то наркотик. — Он печально посмотрел на меня и добавил: — Она одинока, а я не могу уйти отсюда, чтобы навестить ее.
— Думаете, ее обрадует посетитель? У меня свободное утро. Я отнесу ей цветы и поболтаю с ней, годится?
Его лицо прояснилось.
— Правда? Мне кажется, вы ей симпатичны, мистер Уоллес. Больше я никого попросить не могу. Здешние дамы ее недолюбливают.
— Предоставьте это мне. Я сейчас же и пойду. Где находится больница?
Оказывается, она находилась в полумиле в предместье Сирля.
Итак, вооружившись довольно безвкусно подобранным букетом и последним бестселлером Юдит Канти, я отправился к Пегги Вьет. Она сидела на балконе маленькой больницы. Кроме нее там никого не было, и она печально смотрела на сосновый лес.
Внезапно ее взгляд упал на меня, и ее личико просветлело.
— Ой, Дирк! Вот сюрприз!
— Как поживает девочка? — осведомился я, положив цветы и книжку рядом с ней на столик.
— Все будет о'кей. Я с этим справилась. Доктор Вэнс отправляет меня завтра домой.
— Правда? Так быстро?
— Я не алкоголичка, — рассмеялась она, — хотя вела себя как таковая. Это была любовная тоска.
Я присел рядом с ней — Хорошая новость. А как поживает любовная тоска?