— Умер? Ну нет. Фрэд бы сразу заявил об этом. Ничего подобного. Просто что-то произошло в их хижине, заставившее Джонни сбежать. Вот что я предполагаю.
— Что такого могло случиться?
Он качнулся пару раз в качалке.
— Я сам себя об этом спрашиваю.
— Возможно, подрастая, Джонни устал от такого жалкого существования. Вот и решил удрать?
— Говорю вам: он боготворил Фрэда. Он бы от него никуда не ушел.
— И однако же ушел?
— То-то и оно.
— Вы хорошо знали Фрэда?
— Более чем хорошо. Одно время мы были близкими друзьями. Когда аллигатор оторвал у него ноги, я обычно сам привозил ему продукты. Тогда дома был Митч. Митч был хорошим сыном для Фрэда, но настоящим головорезом для остальных. Когда Митча призвали, он приехал повидаться со мной. Попросил меня присматривать за отцом, как будто бы я не стал этого делать и без его просьб! Поэтому я продолжал приезжать туда с продуктами, но все изменилось. Фрэд стал ужасным. Он не выносил, чтобы посторонние видели, как он ковыляет на своих культяпках. Очевидно, в этом нет ничего противоестественного. Но меня это расстраивало. Затем прибыл Джонни. Он забегал ко мне в магазин после школы и закупал провизию. Он сказал, что Фрэд не желает никого видеть, ну и я держался в стороне. Мы с Китти чувствовали, что мальчишка будет смотреть за Фрэдом, и уже больше не лезли к нему со своим сочувствием.
— Фрэд был женат?
— Думаю, что да. Но это было лет тридцать пять назад, если не больше.
Тогда я только еще обзавелся своим бакалейным магазином, а Фрэд работал на лягушачьей ферме. До того, как он купил участок земли и начал работать самостоятельно. Так или иначе, но он уезжал года на два из Сирля. Вернулся он с кое-какими деньгами и привез с собой Митча. Митчу было годика два. Фрэд мне сказал по секрету, что его мать умерла при родах. Фрэд любил мальчишек, Митчем он просто гордился. Хотя мы с Китти твердили ему, что ему тяжко придется, поднимая ребенка, он только посмеивался в ответ и говорил, что Митча не следует слишком баловать, пусть себе растет вольной птицей. Так оно и было. Помнится, Фрэд как-то признался, что если бы это была девочка, он бы, не задумываясь, отдал ее в приют, но сын — это совсем другое дело!
— Фрэд копил деньги?
Белли удивился:
— Не знаю, но я как-то думал об этом. Ему хорошо платили за лягушек.
Полагаю, он всего, говорят и другие, не тратил.
— Вот почему я хочу разыскать Джонни. Похоже, что он единственный наследник Фрэда. Идут разговоры, чтобы приобрести его ферму.
Белли кивнул:
— Везерспун?
— Да.
— Вы с ним встречались?
— Встречался.
— Он приехал в город приблизительно десять лет назад и с тех пор занимался скупкой недвижимой и движимой собственности. Приобрел лягушачью фабрику. Приобрел мой бакалейный магазин. Как только представится бедняга Боб, а это случится в скором времени, как все считают, Везерспун купит его отель.
— Деньги ему дает его лягушачья фабрика?
— Не знаю. Фабрика приносит прибыль, но все же не столько денег…
— Ходят слухи, мистер Боткине, что после исчезновения Джонни у Фрэда работала какая-то молодая девушка.
Он кивнул:
— Это вам сказал старый Эйб Леви. Он на всех углах кричит о том, что самолично видел ее. Эйб слишком много пьет. И вообще, в Сирле циркулирует слишком много всяких неправдоподобных истории. Этой, кстати, я не верю.
— Эйб предполагает, что Джонни все еще был на ферме, ну а с девушкой они крутили любовь.
— Один Эйб способен придумать такую глупость. Если он действительно кого-то там видел, то только Джонни. Сами подумайте. Ни одна девушка не согласится остаться с дурно пахнущим стариком, который терпеть не может женский пол, стирать его белье и жить с лягушками.
Белли рассмеялся:
— Не слишком заманчиво, верно?
Я подумал, что он, может быть, прав. — Ну что же, мистер Боткине, не стану вас задерживать, — заговорил я, поднимаясь с места. — Вы мне рассказали много интересного. Я хочу об этом подумать, затем, с вашего разрешения, и вернусь к вам с новыми вопросами.
— Вы будете присутствовать на похоронах Фрэда, мистер Уоллес?
— Едва ли. Когда они состоятся?
— Завтра в одиннадцать. Соберется весь город. Сирль любит похороны.
Он потер свое колено:
— Я тоже там буду, никакая нога меня не удержит.
— Может быть, мне подвезти вас на моей машине?
— Вы очень добры. Все в порядке. Боб Вьет обещал захватить меня.
Глубоко вздохнув, он добавил:
— Боюсь, что именно он будет следующим…
Пожав ему руку, я поехал назад в Сирль.
Пегги Вьет была за столом администратора. Когда я вошел в вестибюль, она лучезарно улыбнулась мне.
— Хотите получить свой ключ, Дирк?
— Благодарю, Пегги, а не можете ли вы организовать мне междугородный разговор из моей комнаты, пожалуйста? Мне нужно кое-кому позвонить.
— Папа ушел, — сообщила она, протягивая мне ключ. — Что вы скажете, если я через полчаса поднимусь к вам и докажу, как удобна ваша кровать?
Мне стало ее жалко. Она была пьяна и по неизвестной мне причине расстроена.
— Послушайте, Пегги, вы слишком молоды для меня, — сказал я очень мягко.
— И позабудьте про меня.
Она вспыхнула, глаза ее сверкнули:
— Вы не представляете, мимо чего вы проходите мимо!
— Так не забудьте о междугороднем разговоре, — напомнил я и прошел к лифту.
Через десять минут я разговаривал с Чиком Барли.
— Выяснил что-нибудь для меня, Чик? — спросил я.
— Нет еще. На это требуется время.
Я услышал в телефоне легкое дыхание и понял, что Пегги подслушивает.
— Никаких подробностей, Чик, — сказал я вежливо, — нас слушают.
Постарайся сделать это поскорее, хорошо?
Я повесил трубку.
Остальную часть вечера я потратил на составление подробного отчета о моем визите вместе с Биллом Андерсеном хижины Джексона, о яме под кроватью, о моем разговоре с Гарри Везерспуном и Белли Воткинсом. Покончив с отчетом, я запер его в столе и спустился в ресторан. В зале сидели всего лишь четверо одиноких мужчин, очевидно коммивояжеры, которые ели и работали одновременно. Ни один из них даже не посмотрел в мою сторону.
Я съел превосходную отбивную с французским картофелем-фри, затем вернулся в свою комнату, включил телевизор, разрешил ему нагнать на меня тоску, пока я не стал клевать носом.
После этого я запер дверь на ключ, юркнул в постель и заснул сном праведным.
Белли Боткине был прав: Сирль несомненно любил похороны.
В 10.30 ударил церковный колокол. Это послужило сигналом общего сбора жителей на Мейн-стрит.
Плотно позавтракав, я поднялся к себе в гостиную и устроился возле окна наблюдать за церемонией. Все лавки, учреждения, почта, даже бензоколонка были закрыты. Функционировал только офис шерифа.
Я с любопытством рассматривал толпы людей, облаченных в черные одежды, детишки были одеты в белое. Эти траурные наряды, вне всякого сомнения, лежали в сундуках, куда они снова будут убраны после церемонии до следующих похорон.
Зрелище было впечатляющим.
Катафалк, на котором возвышался дубовый гроб с медными ручками, в котором, как я понимал, покоились останки Фредерика Джексона, возглавлял процессию.
Руководил ею шериф Мейзон, принявший, по моим расчетам, двойную порцию своего лекарства, судя по тому, как его бросало из стороны в сторону. Он не отнимал носовой платок от глаз. В двух шагах за ним находился доктор Стид в сопровождении Гарри Везерспуна, Боба Вьета, Белли Воткинса, который шел, опираясь на палочку, и Сайласа Вуда.
В толпе я заметил Эйба Леви. Цветов не было. Я подумал, что жители Сирля посчитали вполне достаточным собрать деньги на добротный гроб. Или же, по их мнению, безногий старый фермер-лягушатник не оценил бы цветов. Я наблюдал за процессией, пока она не скрылась из вида, потом опустился в вестибюль отеля.
Пегги была на своем обычном месте, но на этот раз, увидев меня, не улыбнулась.
— Ну что же, они хоронят его по всем канонам высокого стиля, — заметил я.
— Я с вами не разговариваю! — заявила Пегги.
Я подошел к конторке и уперся в нее локтями.
— Вы солгали мне, Пегги, когда уверяли, что были близки с Джонни, верно?
Она вспыхнула и яростно взглянула на меня.
— Уходите! Вы действуете мне на нервы!
— Вы и остальные девушки терпеть не могли Джонни, потому что он не обращал на вас никакого внимания. Но вам хотелось казаться особенной, поэтому вы разболтали своим глупеньким подружкам, что вы с Джонни тайно любите друг друга. Постепенно вы уверовали в свою выдумку. Полагаю, вас это возвеличивало в глазах остальных. Но в душе вы прекрасно понимали, что Джонни до вас нет никакого дела… Перестаньте ребячиться, Пегги, кончайте пить. Нет у вас никакого горя.
Она в ярости попыталась дать мне пощечину, но я без труда схватил ее за запястье.
— Без глупостей, Пегги! Вы не ребенок!
Она вырвалась, лицо у нее перекосилось, из глаз брызнули слезы.
— Я ненавижу вас! Джонни был маленьким слюнтяем. Я люблю настоящих мужчин! Идите к черту!
Повернувшись, она убежала во внутренний офис, захлопнув за собой дверь.
Мне было ее жаль, но я должен был знать правду, и теперь ее знал.
Выйдя из отеля, я пошел напротив в офис шерифа, где нашел Билла Андерсена, уныло сидевшего за своим столом.
— Ха, Дирк! — воскликнул он. — Каково ваше мнение о наших похоронах.
— Грандиозно… Вы говорили с почтальоном?
— Я видел его вчера вечером. У Джона, признаться, придурковатый вид, но память — превосходная. Он сказал, что до смерти Митча старина Фрэд никогда не получал писем. Первое, что пришло ему по почте, была заказная бандероль с медалью Митча. После этого на протяжении шести лет регулярно первого числа каждого месяца Фрэду приходили конверты. Джон, человек любопытный, выяснил, что они из Майами.
— Первое число этого месяца было ровно пять дней назад.
Конверт пришел?
— Нет. Надо думать, что корреспондент Фрэда узнал, что тот умер.
— Билл, Фрэд умер три дня назад. Так что его корреспондент знал, что он должен умереть.
Я оставил его сидеть с открытым ртом, сам же возвратился в отель. Церковный колокол прекратил свой печальный перезвон. Я догадался, что похороны закончились. Пегги не было видно, когда я поднимался на лифте к себе в комнату. Я дописал в своем рапорте, что она солгала о своей связи с Джонни Джексоном, а также о корреспонденции, получаемой Фредериком Джексоном ежемесячно. Заперев донесение в столе, я спустился вниз к ленчу.
В ресторане было пусто. Я поел холодных котлет с салатом.
Старый негр-официант объяснил, что как только народ вернется с кладбища, ресторан будет набит до отказа. Я торопливо доел свою еду и пошел наверх на свой пост у окна.
Я с интересом наблюдал, как все провожающие Фрэда в последний путь возвращались назад по Мейн-стрит, постепенно рассеиваясь по своим домам. Подождав еще немного, я спустился вниз к своей машине. К этому времени все лавки открылись, траурные одеяния были спрятаны в сундуки и занафталинены. Сирль зажил привычной деловой жизнью.
Я поехал на кладбище.
Для такого провинциального городишки, как этот, кладбище удивило своими размерами и чистотой. Разыскать могилу Фредерика Джексона было непросто. Я нашел ее в дальнем углу среди обветшалых могильных плит и скромных надгробий. Здесь хоронили людей небогатых.
На свежем могильном холмике лежали охапки красных роз. Их было десятка два. Совершенно роскошные цветы, которые могли бы украсить самую шикарную могилу.
Подойдя ближе, я увидел карточку, прикрепленную к кусочку проволоки.
Наклонившись ниже, я прочел напечатанный на ней текст:
ПОКОЙСЯ В МИРУ, ДЕДУШКА. ДЖОННИ.
Глава 4
Я ехал очень быстро и приехал в Парадайз-сити за несколько минут до 18 часов. Мне повезло: я захватил Чика Барли в тот момент, когда он уже наводил порядок на своем письменном столе.
— О, господи! — воскликнул он без особого энтузиазма, увидев меня. Послушай, Дирк, у меня свидание. И она не станет ждать, — У тебя неправильные идеи. Чем дольше заставлять их ждать, тем горячее они становятся… Что ты для меня раздобыл?
— Уж не воображаешь ли ты, что мы чудотворцы? Кое-что выяснил, но совсем немного.
Он сел, то и дело поглядывая на часы, затем выдвинул один из ящиков стола.
— Вот, пожалуйста. Рапорт о Сиде Воткинсе. Пока нет никаких данных о том, что он женился или имел ребенка, но этим мы продолжаем заниматься. В армии он считался холостым, но армейские данные могут быть неточными.
— Рождение Джонни Джексона не было зарегистрировано?
— Не знаю. Мы все копаем.
Он протянул мне напечатанное на машинке сообщение:
— Вот, получай, старина. А я отбываю.
— Обожди. Чик, ты был полицейским, служившим под началом полковника Пармелла. Каково было положение с наркоманами в вашем полку?
— Боже праведный! Что ты еще задумал? Предполагается, что ты разыскиваешь внука Фредерика Джексона, не так ли?
— Ты напрасно теряешь время, Чик. Как обстояли дела с наркоманами в полку Пармелла?
Он поколебался, затем махнул рукой:
— Старая история. Дела были плохи… В каждом полку были свои проблемы. Это не входило в мои обязанности, у нас был специальный отряд по борьбе с наркоманией. Они были профессионалами.
— Они рапортовали о вашем полку?
— Наверное, но донесения поступали непосредственно к полковнику. Говорю тебе, это меня не касалось.
— Наркотический отряд… Кто его возглавлял?
— Полковник Джефферсен Хейвефорд. Они с полковником Пармеллом большие друзья.
— Где мне его найти?
Чик, нахмурившись, посмотрел на меня.
— Он живет здесь. Ты найдешь его в справочнике. Но, Дирк, послушай меня, действуй осторожно. Полковнику не понравится, если ты начнешь копаться в старье.
Он поднялся на ноги.
— Если я сейчас не пойду, моя красотка выцарапает у меня глаза…
И он ушел.
Я закурил сигарету, налил себе полстаканчика из общей бутылки и прочитал короткий рапорт, касающийся армейской карьеры Сиднея Воткинса.
Из этого рапорта я уяснил, что Сидней Боткине был призван. Он стал подвозчиком бомб в одной из команд при военном аэродроме. Провел четыре года во Вьетнаме на базе, подвозя бомбы на аэродром, и только. Работал удовлетворительно. Его демобилизовали, он возвратился в Штаты вместе с другими демобилизованными. Последний его адрес, которым располагала армия, был пансионат в Нью-Йорке. Потом он исчез из виду.
Единственный факт, заинтересовавший меня в этом рапорте, было то, что Митч и Боткине находились во Вьетнаме в одно и то же время.
Я положил рапорт в папку, потом поискал в справочнике номер полковника Хейвефорда. У него была квартира на Суин Бульваре, в одном из самых фешенебельных районов города.
Он сам ответил на мой звонок.
— Хейвефорд, — услышал я глубокий, чуть раскатистый голос.
— Говорит Дирк Уоллес, полковник, — сказал я. — Я работаю у полковника Пармелла.
— Вы его новичок. Полковник рассказывал мне о вас. В чем дело?
— Я столкнулся с проблемой, сэр. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
— Что вы именуете проблемой?
— Она касается того дела, над которым я сейчас работаю. Похоже, что она связана с наркотиками в армии. Надеюсь, что вы мне поможете.
— Будьте здесь через десять минут. В восемь я приглашен на обед.
И он повесил трубку.
Суин Бульвар находился в трех минутах езды от моего офиса, так что ровно через семь минут я уже звонил у дверей полковника. Негритянка-горничная провела меня через просторную красиво обставленную гостиную на террасу, которая выходила на бульвар с его пальмами, чистым песком, на котором резвились молодые прожигатели жизни обоего пола, и на поблескивающую синюю воду.
Хейвефорд сидел на солнышке в шезлонге. Заметив меня, он тотчас же поднялся. Он был невысокого роста, совсем квадратный, краснорожий, типичный вояка с коротко подстриженными белыми усами и стрижкой «полубокс». Одет он был в белые шорты, белую рубашку и сандалии.
— Уоллес?
Он протянул мне руку.
— Да, сэр.
— О'кей. Садитесь. Скотч?
Он подошел к небольшому бару тут же на террасе и наполнил два бокала, протянул мне один и снова сел. Его серые глаза внимательно изучали меня.
— Что за проблема?
— Как я понял, вы занимались вопросами наркотиков во Вьетнаме.
— Правильно.
— Агентству было поручено разыскать сына Митча Джексона По ходу своих поисков, мне сообщили, что Митч был толкачом наркотиков. Хейвефорд принялся с хмурым видом разглядывать свой бокал, потом пожал плечами.
— Я всегда думал, — сказал он, — что рано или поздно это откроется. Вы говорили со своим боссом?
— Нет, сэр. Полковник в Вашингтоне, я не могу с ним связаться. Поэтому я обратился к вам. Имелись ли реальные доказательства того, что Митч промышлял наркотиками?
— Послушай, молодой человек. Митч Джексон считается национальным героем.
Он награжден «Медалью Почета». Мы не хотим запятнать репутацию человека, который спас жизнь семнадцати молодым людям и умер, делая это.
— Итак, он был распространителем наркотиков?
Поколебавшись, он кивнул.
— Да. Его должны были арестовать точно так же, как мы арестовали многих других «толкачей», которые в настоящее время отбывают большие сроки наказания. Мой помощник собрал улики против Митча, и мы даже заготовили ордер на его арест. Потом случилось это: он помчался в джунгли, вывел семнадцать человек, а сам погиб, сгорев живьем. Поэтому я решил обо всем позабыть. Я ненавижу «толкачей», они самые подлые из всех существующих преступников. Но Джексон был храбрецом. Такие люди в то время нам были очень нужны. С моей стороны было бы непростительной ошибкой опубликовать то, чем он занимался, прежде чем погибнуть геройской смертью. Полковнику Пармеллу ничего не сказали. Все было шито-крыто, и я об этом не сожалею Вот как обстоят дела, молодой человек. И я вам советую тоже позабыть обо всем.
Я выпил немного его превосходного скотча, обдумывая его слова.
— Все это может остаться фиговым делом, сэр, — сказал я, — то есть по-прежнему прикрытом делом, но я хочу продолжить расследование. Знаете ли вы, что Джексон женился, и у него родился сын?
Он покачал головой.
— По имеющимся у нас сведениям, Джексон был отчаянным головорезом до того, как его призвали в армию. Его характеристика была ужасной, но, сделавшись солдатом, он стал вести себя безукоризненно. Он тоже искусно прикрывался фиговым листком, как вы выражаетесь, никто из командования не догадывался, чем он занимается. Если бы не мой помощник, капитан Гарри Везерспун, который без устали выслеживал толкачей наркотиков, Джексон продолжал бы спокойно заниматься своим весьма выгодным бизнесом.
Я сидел неподвижно, стараясь изо всех сил не проявлять на лице возбуждения.
— Капитан Гарри Везерспун? Что с ним случилось?
— Он расстался с армией. Слышал, что он приобрел партнерство в какой-то фабрике. Что-то связанное с лягушками… Откровенно говоря, странное занятие для опытного агента по борьбе с наркотиками…
Он взглянул на часы.
— Мне нужно переодеться. Моя жена запоет свою любимую песню, если только я запоздаю в гости.
Он поднялся на ноги.
— Прежде чем вы продолжите свое расследование, я советую вам поговорить с вашим боссом. Не знаю почему так важно разыскать сына Джексона, но я твердо знаю, что если начать копаться в прошлом Митча, поднимется настоящий скандал, это скверно отразится на репутации полка Пармелла. Так что… потолкуйте с ним.
Мы пожали друг другу руки, и я ушел.
Было уже без двадцати семь. Я решил возвратиться к себе в апартаменты. По дороге я купил китайский обед «заберите домой», мне хотелось тихонечко посидеть и подумать.
Открывая дверь квартиры, я держал в руке свой 38-калиберный пистолет. Но меня никто больше не подстерегал. Я запер дверь, заглянул в спальню и только после этого убрал револьвер в кобуру. Потом налил себе стаканчик, сел на диван и стал перебирать в памяти все события сегодняшнего дня. Мне казалось, что я добился кое-каких успехов. Завтра, решил я, я нанесу визит Говарду и Венболту, адвокатской фирме Везерспуна, после чего вернусь в Сирль. Мне хотелось еще раз поговорить с Воткинсом, затем с Джошем, почтальоном, ну и, разумеется, больше всего с Гарри Везерспуном.
Сидя и потягивая свой скотч, я с неудовольствием думал о том, что полковник Пармелл отзовет меня с этого дела, если только я сообщу ему о том, что мне удалось выяснить. И потом я был рад, что он в Вашингтоне.
После довольно позднего завтрака я отправился в Майами и без труда нашел контору Говарда и Венболта. Она находилась на седьмом этаже нарядного делового квартала на 36-й СевероЗападной улице.
За столом секретаря сидела седовласая толстуха. Она посмотрела на меня холодными недружелюбными пазами.
— К мистеру Венболту, — произнес я, даря ей улыбку и мою карточку.
Она взглянула на карточку, потом выронила ее, как будто могла испачкать об нее свои пальцы.
— Вам не назначено, мистер Уоллес?
Я сказал, что нет.
— Мистер Венболт обычно принимает клиентов после предварительной договоренности.
Я ответил, что не являюсь его клиентом. Мне нужно на короткое время повидаться с мистером Венболтом, если только, разумеется, в данный момент он не слишком занят.
— Вы пришли в неподходящее время, мистер Уоллес.
Эта старомодная кукушка мне изрядно действовала на нервы, но я продолжал улыбаться в лучших традициях киногероев и заявил, что искренне сожалею в отношении времени. Какое время подходящее?
Она посмотрела на меня, не понимая, издеваюсь я над нею или нет, потом включила селектор и объявила:
— Здесь находится мистер Уоллес из Детективного агентства, он хочет поговорить с вами.
В ответ раздался благодушный басок:
— Проводите его, мисс Лейсли. Проводите, пожалуйста.
Она щелкнула выключателем и ткнула пальцем в дверь, сказав с таким выражением, от которого свернулось бы молоко:
— Вот сюда. Третья дверь справа.
Я поблагодарив ее, вошел в длинный коридор и услышал тот же благодушный басок, который предложил мне войти.
Эдвард Венболт был крупным излишне тяжеловесным образцом полнейшего благополучия. Ему было немногим более сорока лет, он выглядел безукоризненно в черном деловом костюме. Все в нем, начиная от дорогой рубашки, золотых запонок, довольно редких черных волос, красной гвоздики в петлице кричало и вопило о богатстве и самодовольстве этого человека.
— Входите, мистер Уоллес, — сказал он, поднимаясь из-за колоссального стола и протягивая руку, которая на ощущение походила на кусок теста.
Я решил, что единственное упражнение, практикуемое мистером Венболтом, была работа ножом и вилкой. Возможно, конечно, я и ошибался.
— Садитесь. Мистер Везерспун звонил мне по телефону. Он предупредил, что вы заглянете.
Он продемонстрировал мне полный рот золотых зубов в широкой улыбке.
— Он сказал мне, что вам, возможно, удастся разрешить нашу небольшую проблему. Мы все знаем об агентстве Пармелла. Оно лучшее.
Я уселся.
— Насколько я понял, мистер Везерспун сообщил вам, что мы пытаемся по поручению покойного мистера Джексона разыскать его внука? — спросил я.
— Совершенно верно. Мы тоже пытаемся разыскать его. Все довольно загадочно, не так ли?
Он громоподобно рассмеялся.
— Мистер Везерспун заинтересован в приобретении лягушачьей фермы, но мы не можем оформить покупку, пока не будет найден наследник старого Джексона. — Вы убеждены, что Джонни Джексон является наследником?
— В этом нет никакого сомнения. Я видел копию завещания.
— Значит, было завещание?
— Да, разумеется. Старый Джексон оставил все свое имущество и деньги своему сыну Митчеллу, а в случае его смерти — его отпрыску мужского рода.
— Это полностью исключает жену Митча.
— Если у него была жена, несомненно… Но до сих пор у нас нет доказательства того, что Митч был женат.
— Если он не был женат, а Джонни был незаконнорожденным, может ли он претендовать на наследство деда?
— Употребив термин «отпрыск мужского рода», старый Джексон предрешил этот вопрос. Джонни является законным наследником.
— У кого хранится оригинал завещания?
— У мистера Виллиса Поллэка. Он местный адвокат В Сирле.
У Венболта на жирной физиономии появилось покровительственное выражение.
— Я разговаривал с ним по телефону. Он сообщил, что Фредерик Джексон составил завещание, когда призвали его сына. Кроме лягушачьей фермы, старый Джексон, похоже, не оставил никаких денег. Ферма не имеет большой ценности. Мистер Везерспун готов уплатить за нее пять тысяч долларов, не более.
Я решил не говорить этому самодовольно улыбающемуся толстяку о дыре под кроватью старого Джексона. Я был совершенно уверен, что там было спрятано значительное количество денег, но говорить об этом Венболту прежде, чем я проведу дальнейшее расследование, не имело смысла.
— А вы, мистер Уоллес, в чем-то преуспели?
— Еще нет. Джонни исчез уже давно. Его след остыл, но я копаюсь.
Занимаюсь я этим делом всего несколько дней. Я хотел встретиться с вами и удостовериться, что мы не тратим время и деньги, дублируя друг друга.
Ему, очевидно, это понравилось, потому что он одобрительно закивал головой.
— Мы помещаем объявления. Мы обратились в Бюро по розыску пропавших лиц.
Как вы сами говорите, еще рано ждать результатов. Он посмотрел на свои золотые часы фирмы «Омега».
— Итак, мистер Уоллес, полагаю, мы будем контактировать друг с другом?
Он поднялся и протянул мне свою тестоподобную руку.
Я пожал ее, сказал, что буду поддерживать с ним связь, и попросил, что если они получат ответ на свои объявления, они бы дали мне знать. Я вручил ему свою служебную карточку.
Уйдя от него, я подумал с удовлетворением, что получил от него все же больше информации, чем он от меня.
Три часа спустя я находился в ресторане отеля "Прыгающая Лягушка. За столом администратора сидел Боб Бьэт, когда я проходил через вестибюль. Он мне по-дружески кивнул. Я не остановился, чтобы справиться, где находится его дочь. Усевшись за свой столик в углу, я улыбнулся и обменялся кивками с другими обедающими, затем съел с большим аппетитом курицу.
Когда я отставил в сторону пустую тарелку, я спросил у старого негра-официанта Абрахама, где я смогу найти Виллиса Поллэка, адвоката Сирля. Он дал мне указания. После кофе я зашагал по Мейн-стрит, чувствуя, что меня провожают десятки любопытных глаз, до офиса Поллэка, который помещался над магазином металлоизделий.
Это было равносильно тому, чтобы попасть на фильм выпуска 1890 года. Невысокая дама со снежно-белыми волосами, одетая в черное платье, которым мог бы гордиться любой музей истории костюма, сидела за миниатюрной конторкой, на которой возвышалась машинка одной из первых моделей «Ремингтом». У окна стоял красный дубовый письменный стол с зеленым суконным верхом. За ним восседал Виллис Поллэк.
Я задержался в дверях, разглядывая его.
Виллис Поллэк был маленький человек лет восьмидесяти, напоминающий диккенсовских положительных персонажей. У него были великолепные седые усы, аккуратно подстриженные баккенбарды, длинный немного крючковатый нос и живые карие глаза. Одет он был в добротный черный сюртук, белую рубашку и гэмблеровский галстук. Это, несомненно, был персонаж прошлого столетия.
— Ах! — воскликнул он. — Это не мистер Уоллес. Входите, мой друг. Он поднялся, на его морщинистом лице появилась добрейшая улыбка.
— Это моя дорогая супруга Дейзи, — продолжал он. — Она выполняет всю работу, я же занимаюсь только разговорами.
Маленькая старая дама запротестовала:
— Послушай, Вилли…
Она посмотрела на меня:
— Мой дорогой муж вечно преувеличивает. Я просто не представляю, что бы местные жители делали без него!
Несколько растерянный, я прошел в полутемную комнату и пожал руку Поллэку, потом подошел к Дейзи и, после некоторого колебания, поцеловал ей руку. Не пожимать же ее тоже?
Поллэк жестом пригласил меня сесть в старинное мягкое кожаное кресло возле его стола.
— Каким образом я могу быть вам полезен? — спросил он.
Я уселся.
— Как вы уже знаете, мистер Поллэк, я пытаюсь отыскать Джонни Джексона, — начал я, потом рассказал ему про письмо, которое Фредерик Джексон прислал в агентство полковнику Пармеллу, про то, что тот взялся за это поручение за 100-долларовый ретейнер, потому что Митч Джексон был национальным героем.
— Я разговаривал с мистером Венболтом, который сообщил мне, что Фредерик Джексон оставил завещание, которое хранится у вас, — продолжал я после некоторой паузы, в течение которой мистер Поллэк и его жена обменялись взглядами. — Я хотел бы узнать, когда и как это завещание было составлено. Поллэк снова посмотрел на жену.
— Покажи ему завещание, Дейзи, дорогая, — сказал он.
Она подошла к одному из ящиков и извлекла из него листок бумаги. Ничего сложного в этом документе не было.
«Я, Фредерик Джексон, оставляю все свое имущество и деньги моему сыну, Митчеллу Джексону. Если он меня не переживет, все мое имущество и деньги должны перейти к его отпрыску мужского рода, независимо от того, будет ли он или они рождены в законном браке или нет. В том случае, если отпрысков мужского рода не будет, тогда мое имущество и деньги должны перейти в Фонд Ветеранов-Инвалидов, чтобы помочь таким же как я безногим калекам».
Под довольно корявой подписью, которую было трудно разобрать, Виллис и Дейзи Поллэк подписались в качестве свидетелей.
— «В законном браке или нет», — повторил я, посмотрев на Поллэка. — Какая странная фраза…
Он разгладил усы и усмехнулся:
— В действительности нет. Фрэд знал, что его сын едва ли женился б, но он предвидел возможность того, что у Митчелла будет незаконный сын. Фрэд не признавал девчонок… В этом отношении он был самодуром. Он мне прямо заявил, что ни одной девчонке не достанутся его деньги. Зато когда появился Джонни, я впервые после гибели Митча увидел Фредерика счастливым.