Глава 1

Я встретила Дьявола в тот самый день, когда меня уволили из библиотеки. Теперь, правда, мне следует называть его Мефисто, потому что мы в нашей дружбе дошли до той стадии, когда люди называют друг друга по имени. Вероятно, он и не сам дьявол во плоти, но уверяет меня, что в иерархии нечистой силы занимает далеко не последнее место. Верю ли я ему? Говорит ли Дьявол правду? Не знаю, но скоро во всем разберусь.

Был декабрь, пятница, сырой, промозглый день, и наступила моя очередь дежурить на выдаче книг. Компьютер как раз выкинул одну из своих мрачных штучек — притворился, что никогда прежде не видел кода, а очередь читателей, пришедших за книгами, проявляла все большее нетерпение. Они толкались, стараясь, однако, не соприкасаться с теснившими их покупателями в мокрой одежде, которые зашли сюда, чтобы укрыться от дождя.

Несколько модно и дорого одетых женщин протискивались сквозь толпу, отряхивая зонты и осматриваясь с выражением такого удивления, будто впервые попали в библиотеку. Возможно, так оно и было: в их мысленном представлении о Гилдфорде, на их, если можно так выразиться, встроенной в мозг карте между модными салонами Лоры Эшли и Джэгера, вероятно, было белое пятно.

Они сгруппировались у моего письменного стола, проверяя по спискам покупок к Рождеству, насколько продвинулись на этом пути, и сравнивая свои приобретения. В поле зрения женщин, которые хотят иметь немного больше и немного лучше, чем другие, оказывались ярлычки модельеров — Гуччи, Армани, Шанель, Лапиник.

Я с завистью наблюдала за ними. Мне страстно хотелось «немного больше», но никто не собирался подарить мне флакон духов «Лапиник» на это Рождество. Эндрю, как и всегда, вручил мне книгу, а я попыталась скрыть разочарование, увидев, что он собирается уходить. Если бы я набралась храбрости пригласить его на рождественский обед, возможно, это стало бы как раз тем толчком, который сдвинул бы наши платонические отношения с мертвой точки.

И какую роль мог сыграть в моей жизни флакон «Лапиник»? Это, конечно, значило бы много больше, чем просто приятный запах.

— Вероятно, духи пахнут кошачьей мочой, — бормотала я, яростно терзая клавиатуру упрямого компьютера.

— Прошу прощения!

Ухоженная дама с удивленным видом протягивала мне выбранную книгу.

— Ничего, ничего.

Я посмотрела на обложку — «Брак, заключенный на небесах». Под золочеными тиснеными буквами заглавия невероятно красивый мужчина с пылающими страстью глазами обнимал вялую и томную блондинку на фоне тропического пляжа.

Заинтригованная, я воззрилась на женщину. Неужели люди и правда получают удовольствие, читая подобную чушь?

— Это продолжение «Романа грез», — объяснила она, истолковав мое любопытство как признак интереса к книге. — В конце они собирались пожениться, но ее похитили бандиты, и Брет — это он изображен на обложке — поклялся, что дойдет хоть до края земли, но не успокоится, пока не найдет ее.

— Похоже, они встретились снова. — Я указала на картинку.

— Да, — затараторила она. — И я до смерти хочу узнать, как это случилось. — Она легонько дотронулась наманикюренным ноготком до обложки и одарила меня жеманной улыбкой: — Вам не кажется, что он восхитителен?

Я изобразила улыбку:

— Недурен, если только вам может понравиться мужчина, у которого из левого уха растет пальма.

— А я и не заметила. — Она уставилась на иллюстрацию. — Вероятно, мне следует написать издателям и указать на ошибку.

Дама запихнула Брета в свою хозяйственную сумку и нежно похлопала по книжке.

— Иногда таким образом можно выиграть приз. Глупая корова. Я переключила внимание на следующего посетителя, симпатичного мужчину с охапкой книг. Когда я увидела их заглавия, улыбка на моем лице застыла: «Написано кровью», «Антология подлинных преступлений на почве любви», «Счет телам», «Мрачная история того, кто выжил», «Я вышла замуж за убийцу», «Еще десять серийных убийц нашего времени».

Почему теперь никто не читает настоящие книги? Книги, написанные настоящими писателями, с настоящими сюжетами? Если бы вы захотели найти сегодня что-нибудь из классической литературы, вам пришлось бы пробираться между полками, забитыми сагами о сексе, таинственными историями убийств и историческими романами, а также целыми секциями шкафов с биографиями знаменитых актеров.

Конечно, время от времени каждый может насладиться легким чтивом — даже я иногда сижу, положив ноги на стол, с романом Джилли Купер в руке, или принимаю ванну в компании с последним творением Джеки Коллинз. Но в этой библиотеке нет даже полного собрания сочинений Диккенса. А что касается Джейн Остин, то нас всех застал врасплох неожиданный успех телевизионной экранизации ее «Гордости и предубеждения», и единственный драгоценный заначенный сотрудниками экземпляр каким-то образом исчез, пока его передавали для прочтения из одного отдела в другой.

Компьютер «подал голос» и сообщил мне, что следующий читатель держит давно просроченную книгу — экземпляр «Анатомии для начинающих». Я принялась объяснять правила библиотеки, но меня прервали похлопыванием по плечу. Это был директор.

— Хариэт, не зайдете ли ко мне в кабинет ненадолго, на пару слов?

Я оставила доктора Криппена в обществе юнца, с энтузиазмом постукивавшего по книге, и последовала за директором наверх, в его мрачный кабинет.

— Мы предвидим, что нам снова значительно урежут финансирование, — сообщил он мне, закрывая за мной дверь. — Придется приложить серьезные усилия и… гм… упорядочить наши структуры. Мы приняли решение отдать предпочтение более популярным тематическим отделам, закрыв менее популярные. Например, мы намерены расширить отдел «Живи и учись», обратив особое внимание на аудиовизуальный материал. Необходимо приспосабливаться к нуждам сегодняшнего дня. Мы должны изменить имидж. Придется избавиться от многих старых книг и сделать библиотеку более доступной для молодежи.

— А почему бы заодно не избавиться от книг вообще? — пробормотала я. — Почему бы не крутить весь день поп-музыку на системах «Панасоник» и не получить лицензию на продажу спиртных напитков? Можно было бы ввести круглосуточное обслуживание посетителей, и они платили бы хорошие деньги за доступ сюда ночью. В этом случае вы разрешили бы проблемы финансирования.

Он ответил мне смущенным взглядом.

— Анетт Бэйкер очень хочет заведовать этим новым отделом…

— Это прекрасно, — перебила я его. — Я не могу представить, как дают советы пятнадцатилетним балбесам по поводу лучшего пособия по эвтаназии. Я предпочту… — И тут мой голос пресекся — я поняла, зачем меня вызвали в этот кабинет. Цель беседы внезапно забрезжила в моем смятенном сознании.

Заметив, что я догадалась о его намерениях, он воспользовался ситуацией и приступил к делу без обиняков, прямо, торопясь избавить себя от тягостной обязанности, чтобы отправиться домой и провести уик-энд со спокойной совестью и сознанием выполненного долга.

— Мне так жаль, — закончил он свою речь, делая смущенный жест и пытаясь успокоить меня дружеским похлопыванием по руке.

Я отпрянула, повернулась и неуклюже выбежала из комнаты. По щекам моим катились слезы. Казалось, все смотрят на меня. Стараясь скрыть лицо, я проталкивалась сквозь толпу на лестничной площадке и взбежала по ступенькам, ни разу не остановившись перевести дух, пока не добралась до своего святилища на верхней галерее.

— Мещане, — шептала я, задыхаясь и сжимая руками перила балюстрады. Мои очки для чтения мотались на цепочке и бились о металлические перила, пока я пыталась совладать с новым потоком злых слез. Кое-кто из посетителей поглядывал на меня. Женщина средних лет в полном смятении чувств — нелепое и смешное зрелище.

Набрав воздуха и сделав глубокий вдох, я вытерла глаза и оглядела сверху королевство, которое мне больше не принадлежало. Мои верные подданные послушно выстроились на полках, не ведая ни о том, что их королеву свергли с престола, ни о том, каким испытаниям их подвергнут при новом режиме. Мои любимые книги — мои друзья. Сколько одиноких ночей я провела в их обществе, убегая к ним, в мир, где подлинные ценности существовали, где добродетель вознаграждалась, где неказистая героиня всегда торжествовала победу над фривольными красотками, обретая любовь мужчины, сумевшего оценить ее редкие достоинства.

«Если бы только это было возможно в реальной жизни», — подумала я. Но теперь слишком поздно. Могут ли скрытые достоинства искупить неизбежное старение? Меня сослали в самый темный угол библиотеки вместе со старыми пыльными книгами, туда, где валялся всевозможный хлам, для того чтобы освободить место для новых Книг в глянцевой, хоть и мягкой обложке, победно возвещавших о новом, хоть и поверхностном культе юности. Голова моя кружилась: я подалась вперед, чтобы видеть фигуры, бродившие внизу, среди книжных полок. Будь балкон повыше, сделать это было бы много легче — всего-то легкий толчок, и моя никчемная неудавшаяся жизнь закончилась бы.

Потом я увидела ее. Она выходила из помещения архива с охапкой газет в руках, одетая, как обычно, в вызывающе короткий костюм с подкладными плечами. Ее бедра дерзко покачивались, когда она победно гарцевала, пересекая зал, и двигалась с легкостью и самоуверенностыо тех, кто не привык ни к чему прилагать ни малейшего усилия.

Мисс Анетт Бэйкер. Ослепительная юная надежда Библиотечной службы графства Сарри. Со списком лестных характеристик длиной в локоть, убийственно прекрасная и, что хуже всего, пользовавшаяся популярностью у других сотрудников библиотеки. Ходили слухи о том, что она спит с директором, и, возможно, это было единственной формой реализации ее концепции того, как надо «жить и учиться». Я могла бы кое-чему научить эту выскочку, эту маленькую потаскушку.

Она положила газеты на стол и снова направилась в архив. Путь ее проходил прямо под балконом. Я схватила первый же том из груды непомерно огромных энциклопедий, наваленных на соседнем столе и, примериваясь, взвесила его на руке. От А до Б. Он был тяжелым, но, возможно, для полной уверенности следовало добавить к нему еще один, включавший все статьи от Е до Н? Я показала бы им, на что годны эти «старые пыльные фолианты», которые никто не брал в руки. Я представляла, какие услышу вопли, когда она рухнет на пол, сраженная тем самым оружием, которое стремилась уничтожить.

И все же я положила том на стол. Все сразу поймут, что это сделала я. А мне вдруг очень захотелось жить. В этот день я не собиралась продолжать работу. Поэтому спустилась по лестнице, задержавшись только у шкафчика с канцелярскими принадлежностями, чтобы взять оттуда огромный флакон с клеем. В комнате, где держали свои вещи сотрудники, я вылила содержимое этого флакона в модную кожаную сумку Анетт Бэйкер, взяла свое пальто и отправилась домой.

Войдя в квартиру, я оказалась в уединении своей частной жизни: на коврике у двери меня ожидали счет за газ и два циркуляра, а также мешок с мусором, который я забыла выставить за дверь. На автоответчике не было никаких сообщений, и он взирал на меня с молчаливым укором, поскольку я не обеспечила его постоянной работой. Мой стол был в своем обычном состоянии: то есть напоминал сцену недавнего взрыва в книжной лавке. Засунув счет за газ в узкую щель между томами Теккерея и Троллопа, я начала искать чистую кофейную чашку.

Приготовление кофе у меня было отлажено. Я занималась этим на автопилоте, с полузакрытыми глазами, чтобы не огорчать себя неприглядным видом грязных тарелок в мойке, перетершегося шнура электрического чайника и, что было самым неприятным, комплекта для приготовления фондю[1] — символа презираемого мной общества, к которому я жаждала принадлежать. Этим нежеланным и ненужным подарком я ни разу не воспользовалась и все же не могла заставить себя выбросить его.

Я плеснула в кофе изрядную порцию виски и уселась на подоконнике в неудобной позе. Мне не удавалось расслабиться, потому что в комнате было адски холодно. Но все же я взяла первый барьер — вошла в эту квартиру и осталась в ней. Иногда я сидела здесь, не снимая пальто и шарфа и чувствуя себя в собственном доме как взломщик, как чужак, вторгшийся в него, чтобы посмотреть на чье-то одинокое и бесплодное существование. Обычно я не могла заставить себя вернуться к жизни, пока не брала со стола книгу и не начинала читать.

Но в этот вечер мне не хотелось даже смотреть на книги. Я тупо уставилась в окно на мигающие огоньки Гилдфорда — считалось, что этот вид компенсирует непомерную плату за квартиру. Я предпочла бы забыть об этой непомерной плате. Как долго еще я могла позволить себе оставаться здесь?

Дело было не только в деньгах — я любила свою работу. Это место оставалось бы за мной, пока я не решила бы выйти на пенсию, если бы на моем пути не появилось препятствие в лице мисс Анетт Бэйкер и если бы директор руководил библиотекой, пользуясь мозгами, а не причинным местом.

Секс. В этом была проблема. Мощное тайное оружие в мучительной борьбе, раздиравшей человечество и делившей его на победителей и проигравших, в борьбе, где решался вопрос о том, «иметь или не иметь». Разве у меня, пятидесятилетней женщины с ноющими руками и ногами и варикозными венами, был хоть один шанс? Я не только была лишена возможности участвовать в игре, мне приходилось наблюдать за ней со стороны, и это постоянно напоминало мне о том, чего я лишена. Куда бы я ни бросила взгляд — в книгах, фильмах, в телепрограммах и даже в рекламном хламе, который оставляли у меня под дверью, — все это служило напоминанием, и от него не было спасения. «Этим занимались все». Кажется, все, кроме меня. Я — неудачница, печальное и не приспособленное к жизни существо человеческой породы.

В моих ли силах совладать с этим? Считается, что женщины пятидесяти лет не способны испытывать физическое желание — это непристойно, это позорная тайна, весьма сложный вопрос, проблема, о которой лучше умалчивать, которую лучше спрятать подальше, под ковер. Интересно, что подумал почтальон о небольшом пакете, полученном мной на прошлой неделе? Решил, что это коробка шоколадных конфет от родственника? Или новый фен для сушки волос? Догадывался ли он, задумчиво потряхивая коробку и ощупывая ее — что там внутри? Подозревал ли почтальон, вручая мне коробку с заговорщической улыбкой, что в ней новейшая модель ультраскоростного вибратора типа «Кинг-Донг» с особой текстурой, позволяющего кончать почти так же, как это происходит при естественном завершении акта?

Никто никогда не признается в пристрастии к мастурбации, а уж тем более женщина моего возраста. Но почему я должна стыдиться этого? Это лучше, чем ничего, и, безусловно, лучше, насколько я припоминаю, тех робких прикосновений, которые я испытывала в юности. У меня был всего один опыт сексуальных отношений: давным-давно, когда мне безумно хотелось узнать, на что это похоже. И вот однажды ночью после вечеринки, когда училась в шестом классе, я рискнула сделать попытку в фургончике Барри Томпсона. Это краткое и ничем не вознагражденное соитие оставило меня в недоумении: из-за чего столько шума? Проведя добрую часть месяца в страхе, придут ли месячные, я поклялась никогда больше не делать этого, пока не выйду замуж.

Увы, такого шанса мне не представилось.

Я считала, что виной тому — моя непривлекательность, вернее, отсутствие привлекательности. Даже теперь это слабое утешение для меня, хотя я всегда убеждала себя, что внешность еще не все. В ту пору, когда я была толстой и несоблазнительной девочкой-подростком, такие мысли еще не посещали меня. А между тем все было вполне очевидно, поскольку Барри Томпсон лишил меня девственности, чтобы выиграть пари. Вместо того чтобы сконцентрировать внимание на чем-то другом, например на карьере, или развить уверенность в себе — а это в корне изменило бы мою жизнь, — я заперлась со своими книгами и ждала чудесного превращения. Я верила, что однажды наступит день, когда я расцвету и стану прелестной молодой женщиной. И тогда начнется моя настоящая жизнь.

Школьные друзья и подруги рассеялись — кое-кто экспериментировал со свободной любовью, чтобы потом вступить в брак с прежними однокашниками. Я же поступила в местную библиотеку и занялась неблагодарной работой в надежде на то, что она займет мое время и мысли до тех пор, пока не появится мой рыцарь на белом коне. В конце концов, в какой-то момент моей жизни, когда мне было около тридцати, я пробудилась и поняла, что бесплодно растратила юность в ожидании чего-то, чему не суждено свершиться. Теперь препятствием к счастью была уже не внешность, а возраст. Все порядочные мужчины, способные заглянуть за неприглядный фасад и оценить душу, уже оказались захваченными другими женщинами.

Объятая паникой, я начала серьезно охотиться за мужчинами. При этом мои запросы все время снижались. Я мечтала уже не о рыцаре, а хотя бы об оруженосце, потом о простом фермере и, наконец, была готова отдать себя любому, кто пожелал бы меня. Но я спохватилась слишком поздно. И свободными оставались или такие же неудачники, как я, не желающие видеть в женщине отражение своей несостоятельности, или те, кто делал карьеру и деньги, а поэтому теперь достиг столь значительных успехов, что мог уверенно претендовать на совершенную во всех отношениях женщину.

Почему же никто не пожелал меня? Годы шли, я теряла надежду, а мои биологические часы показывали, что убывают силы. И мне пришлось примириться с мыслью, что я проиграла в жизни по всем статьям. У меня никогда не будет мужа, детей, семейной жизни, своего дома, чувства уверенности и безопасности, а главное — со мной рядом никогда не будет близкого человека, когда я совсем состарюсь.

Я боялась менопаузы, приливов, усыхания своего тела — жестокого и естественного подтверждения того, что я утратила способность производить себе подобных. Теперь я мечтала только покончить со всем этим, ибо устала от ежемесячного напоминания о том, что цель, для которой создала меня природа, так и осталась недостигнутой.

Что же я получила вместо этого? Ничего. А теперь потеряла и работу.

В этом случае виски было бы более чем уместным. Я хотела напиться — так, как никогда еще не напивалась. У меня была для этого серьезная причина. Разве не так? Разве это не было традиционным утешением безработных?

Я перестала притворяться, что пью кофе, и направилась в кухню за стаканом, когда вдруг зазвонил телефон. Автоответчик возбужденно завибрировал, и у меня не хватило духу разочаровать его. Я слушала, стоя в дверях, как он пробуждался к жизни, готовясь принять и передать сообщение.

— Хариэт, ты дома? Я звонила в библиотеку, и мне сказали, что ты заболела и ушла домой. С тобой все в порядке?

Салли. Моя лучшая и теперь единственная подруга. Прежде были и другие, но они всегда исчезали, потеряв надежду на взаимность. Как я могла им объяснить, что страх быть отвергнутой удерживает меня и не дает возможности общаться с ними? Что я защищаю себя от неминуемого краха дружбы или даже знакомства?

Салли была слишком занята тем, чтобы организовать жизнь других людей. Поэтому ей некогда было тратить время на раздумья о том, что ее отвергнут. Сегодня, как и обычно, она звонила мне, желая удостовериться, что я не выбросилась из окна или не выкинула какой-нибудь другой глупости за те несколько дней, которые мы не виделись.

— Хариэт?

Голос Салли напоминал кудахтанье квочки, собирающей своих цыплят. Она знает, что я дома, здесь, и не позволит мне притворяться и делать вид, будто меня нет. Вероятно, Салли готова к одной из тех долгих бесед, когда отчитывает меня, укоряет за образ жизни и привычку пить, а потом предлагает какой-нибудь дельный и здравый совет. Почему я не выхожу из дома чаще и не встречаюсь с людьми? Почему бы мне не начать посещать какой-нибудь клуб?

Какой-нибудь клуб? Да, она, конечно же, шутит. Иногда, чтобы досадить ей, я прямо-таки наслаждаюсь своим одиночеством, купаюсь в нем.

— Хариэт, ты дома? Я хочу напомнить тебе, что сегодня у меня вечеринка.

Я и правда забыла о ней. Но ведь я сказала Салли, что не пойду. Она знает, что я ненавижу всякие сборища с жеманными флиртующими парами и испорченными высокомерными юнцами. Одинокие женщины среднего возраста располагают к себе не больше, чем гремучая змея, встреченная на прогулке или во время купания. У Салли есть Данкен, идеальный муж. Она и не представляет, что значит быть одной и в том возрасте, когда на свидания уже не приглашают.

И вдруг у меня мелькнула мысль: а вдруг этот вечер — именно то, что мне надо при моем сегодняшнем настроении? Ведь куда приятнее надраться в компании, чем в одиночестве. А возможно, там будет и Эндрю.

— Салли? — сказала я, взяв наконец трубку.

— В чем дело, Хариэт?

— Ни в чем, — бросила я. Почему, черт возьми, она всегда спрашивает одно и то же? — Ничего особенного не случилось. Просто я оказалась лишней и получила досрочную отставку. Выход на пенсию раньше времени — так они это называют.

— О Хариэт!..

Я легко представила себе, что ее лицо, как это часто случалось, выразило глубокое сострадание.

— И что ты собираешься делать?

Я уже знала, что долго ждать совета мне не придется. Поэтому положила трубку и взяла на кухне стакан. Когда я вернулась, Салли уже бубнила что-то об объявлениях с предложениями работы и курсах переподготовки. Я налила в стакан добрую порцию виски и начала считать линии на книжной полке, образуемые фактурой дерева. Целых пятнадцать минут Салли давала мне хорошие, основательные советы, но каждое слово я пропускала мимо ушей, кроме последней реплики: подруга рекомендовала мне хорошенько глотнуть, а за следующим глотком прийти к ней домой.

Глава 2

Публика на вечере, как я и предполагала, была разношерстной: там собрались модные друзья Салли, дизайнеры, и коллеги Данкена из университета. Все пришли с «партнерами». Как я ненавижу это слово! Ведь оно оправдывает тех, кто признает разнополую пару только как людей, состоящих в браке. Были там и студенты Данкена, ибо он считал нужным показывать, что поддерживает связь с молодым поколением. Эндрю среди гостей я не увидела, но Салли подмигнула мне и сообщила, что он приглашен. Я отдала ей свое пальто и при ее словах покраснела. Значит, она поняла? Неужели догадалась о моем отношении к нему?

Эндрю был единственным известным мне исключением из правила о несостоятельности одиноких мужчин, суть коего состояла в том, что если мужчина не женат, значит, у него не все в порядке. Он был на несколько лет старше меня, преподавал в университете английский язык и не имел заметных изъянов, во всяком случае, таких, которые нельзя устранить с помощью флакона «Хэд энд шоулдерз». Мы познакомились несколько лет назад на благотворительной распродаже, организованной Салли, и сцепились из-за собрания сочинений Джордж Элиот[2].

Непонятно, почему он завел со мной дружбу. В этих чисто платонических отношениях никогда не было намека ни на что другое, однако только это спасало меня от полного отчаяния. В тайне, как и другие женщины университетского кампуса, которым перевалило за тридцать пять, я грезила о нем.

Стараясь укрыться от вопросительной улыбки Салли, я поспешила в гостиную. В центре комнаты собрались пары, серьезно обсуждавшие закладные, оплату обучения в университете и садоводство. По углам небольшие стайки студентов деловито уписывали еду и поглощали напитки Салли, однако при этом ревниво следили за принесенными с собой банками пива «лагер», которые захватили на случай, если вдруг не хватит вина. Осознав печальную вероятность такого финала, я наведалась на кухню, дождалась, пока останусь там одна, прихватила пару бутылок и спрятала их между валлийским кухонным шкафчиком и газовой плитой в надежде на то, что никто не догадается искать их здесь.

Вернувшись к обществу, я сразу заметила молодого человека в длинном черном пальто, стоявшего возле стены. Его вьющихся черных волос давно не касалась расческа, и он был не брит. Но внимание мое привлекли его глаза, насмешливые, все замечающие и всему выносящие приговор. Это были глаза аутсайдера, человека постороннего. На мгновение я попала в его поле зрения — в сферу его холодного проницательного взгляда. Потом кто-то протиснулся за моей спиной, и выражение лица незнакомца изменилось — на нем заиграла улыбка, и уже отнюдь не насмешливая. Я оглянулась, желая увидеть, кто вызвал такую перемену.

— Так вы наконец заметили меня? — осведомился он непроницаемым тоном. — Думаю, мне пора представиться.

Я повернула голову, с изумлением осознав, что он обращается ко мне.

— Прошу прощения?

— Меня зовут Мефисто, я слуга Люцифера, командира и верховного повелителя всех духов.

Салли рассказывала мне, что студенты Данкена увлекаются играми в драконов, таящихся в подземельях, и тому подобной чушью, но сейчас мне совсем не хотелось заниматься этой чепухой.

— А я Иисус Христос, — ответила я. — Я бы с радостью задержалась, чтобы побеседовать с вами, но должна поспеть на Тайную вечерю до того, как ваши друзья расхватают все до крошки. Прошу прощения. — И я направилась к столу с закусками.

— Но вы понимаете, кто я, Хариэт?

Откуда он узнал мое имя? Я уставилась на него. По виду незнакомец ничем не отличался от других студентов, но в нем было нечто неуловимо странное, нечто такое, что мне не удалось бы выразить словами.

— Наверное, вы заметили, что я отличаюсь от других? Может, он псих? Один из подопечных Салли, птичек с перебитым крылышком, таких же как я?

— Я пришел от самого дьявола предложить вам то, чего вы желаете больше всего на свете.

Я рассмеялась:

— Вы здесь никого не удивите своим откровением. Теперь никто не верит в дьявола.

— Ах вот как? Тогда почему же все так боятся его? — Незнакомец пристально и холодно смотрел на меня. — Почему все в мире прилагали столько усилий, чтобы оградить себя от него? Зачем постарались создать цивилизацию? Кажется, вы так это называете? Разве не из страха перед Сатаной? Искусство, общество, религия — ведь все это защита от ада. Защита от хаоса. Вот в Бога-то они как раз и не верят, поскольку в людях есть глубоко затаенное знание, что они сами его придумали.

Я замерла. Конечно, он просто студент, болтающий вздор, возможно, наглотавшийся наркотиков, но в его словах есть смысл. Я испытала потребность поговорить с ним на его языке. Принять вызов — показать незнакомцу, что я достойный противник.

— Ну, если вы и в самом деле дьявол, то что делаете здесь? — осведомилась я. — Я-то считала, что сейчас вы заняты — ведь у вас так много работы в странах третьего мира. Почему вы околачиваетесь на этой вечеринке в Гилдфорде среди людей, принадлежащих к среднему классу и собравшихся, чтобы выпить?

«Держись непринужденно, — говорила я себе. — Убаюкай, успокой незнакомца ложным ощущением безопасности, отпусти поводок, не натягивай его слишком сильно».

— О да, у нас там действительно полно хлопот. Но их, этих ребят, незачем убеждать в том, что дьявол существует. Это все равно что проповедовать обращенным. Гораздо забавнее побывать в таком маленьком уютном городке, как ваш Гилдфорд. Нам нравится просверлить несколько отверстий в вашем так хорошо организованном порядке и впустить в ваш мирок сквозняки.

Ураган музыки поглотил гомон голосов вокруг нас, и это означало, что кто-то добрался до стереосистемы. Встревоженная Салли метнулась туда, и тотчас же громкость снизилась. Однако музыка все еще слышалась явственно. Я заметила, что отбиваю такт ногой, и вдруг ощутила не поддающийся никакому объяснению позыв откровенничать. Этот странный разговор явно доставлял мне удовольствие.

— Так к чему же эти салонные игры? — Я улыбнулась. — Если вы появились здесь, чтобы уничтожить нас, почему не ввести в действие тяжелую артиллерию и не стереть всех с лица земли?

— Ах, боюсь, и моим возможностям есть предел. Мы должны играть по правилам. И хотя закрутить вселенную задом наперед и устроить прекрасное жаркое из морской живности, когда первая мелкая рыбешка выползет на сушу из первозданного ила, было бы прекрасно, но чем заниматься потом? Мы, нечистая сила, почувствовали бы себя одинокими без всех вас. Мы остались бы навечно проклятыми вместе с Люцифером, и поиграть нам было бы не с кем.

Мы оба рассмеялись. Конечно, сейчас он сбросит свою личину, и с шуткой будет покончено. Я посмотрела на свой пустой стакан. Алкоголь, разумеется, не заменяет счастья, но сегодня вечером он был единственным доступным мне утешением. Я огляделась в поисках выпивки, но бутылок не увидела. Меня охватила паника. Что-то в манерах этого молодого человека располагало меня и побуждало продолжать разговор. Возможно, мне не представится другого случая продолжить эту беседу, если я прерву ее сейчас. Но мне отчаянно хотелось выпить.

— Если вы напьетесь, Хариэт, это вам не поможет. Чтобы почувствовать себя счастливой, вам надо гораздо больше.

Эти слова насторожили меня: неужели я заговорила вслух, сама того не сознавая?

— На что вы намекаете? — спросила я.

— Скажите сами, — он улыбнулся, — что бы вы выбрали, если бы имели возможность получить то, что захотите?

Я вздохнула. Это все-таки была еще одна салонная игра.

— Все, что угодно?

— Все, что угодно. Без всяких ограничений.

— Ну, в таком случае есть несколько мелочей, которые я хотела бы получить сейчас же. Например, работу. И кое-какие деньги, чтобы было на что жить. А также сбросить несколько лет, ну, скажем, двадцать пять для ровного счета. Вы, дьяволы, ведь большие специалисты по части омоложения, верно? История Фауста — наглядное тому подтверждение.

Я помолчала и оглянулась на дверь. В этот момент появился Эндрю с молодой женщиной, вероятно, одной из студенток, изучающих английский язык. Она была высокой, стройной и элегантной, что особенно бросалось в глаза на фоне его костюма, как всегда не слишком опрятного. Девушка шла через комнату впереди него, и бедра ее мягко покачивались в такт музыке, а короткое платье открывало на обозрение прекраснейшие ножки, туго обтянутые чулками. Эндрю поспешил за студенткой и нагнал ее возле камина. Она с улыбкой повернулась к нему. Копна каштановых волос обрамляла прелестное личико — глаза девушки сияли. Меня охватила острая зависть.

— Итак, продолжим. — Я обернулась к Мефисто. — Я бы не отказалась также внести кое-какие изменения в свою внешность. Довольно скверно родиться и жить с лицом, похожим на тыльную часть автобуса.

Ждала ли я, что он возразит? Скажет, будто красота располагается на поверхности — не глубже, чем на толщине кожи? Но Мефисто даже не слушал меня — он смотрел на спутницу Эндрю.

Так вот откуда он почерпнул всю эту чушь о дьяволе?

Я глубоко вздохнула. Глупо было с моей стороны предположить, что этот привлекательный молодой человек и вправду получал удовольствие от беседы со мной. Едва в комнату вошла привлекательная женщина, он забыл о нашем разговоре и потерял ко мне интерес.

— Если вы хотите уйти и побеседовать с Еленой Троянской, не обращайте на меня внимания, — сказала я. — Я и сама собиралась удалиться, чтобы налить себе чего-нибудь выпить.

Чтобы подкрепить свои слова, я приподняла пустой стакан и вздрогнула… потому что на руку мне пролилось теплое красное вино. Мой стакан был полон! Я нервно отхлебнула глоток, чтобы оно не переливалось через край стакана, и терпкое живительное вино пробудило мои вкусовые сосочки.

Оно было куда лучше, чем обычное пойло Салли. Мой ум лихорадочно работал — я пыталась понять, как ему удалось совершить этот фокус, да так, чтобы я не заметила этого. Под его широким пальто можно было спрятать бутылку вина, а фокус этот, вероятно, несложен.

Снова загремела музыка, вторгаясь в мои мысли. Это была любовная песня. Молодая пара в другом конце комнаты начала танцевать — они обвивали друг друга руками. Меня охватила жалость к себе, мне захотелось уйти — перестать притворяться, прекратить этот разговор и позволить атмосфере вечеринки побудить меня к пьяному забвению. Мефисто продолжал разглядывать девушку.

— А знаете, они не трахаются. — Он кивнул в сторону Эндрю и его дамы.

— Откуда, черт возьми, вы знаете об этом? — Любопытство вспыхнуло во мне с новой силой.

— Доверьтесь мне. Ведь пока вы не поверили ни одному моему слову? Да?

— В основном не поверила.

Эта игра выходила из-под моего контроля.

— Оглянитесь, — сказал Мефисто. — Все эти люди выглядят так, будто сговорились о чем-то. Верно? Будто играют по каким-то правилам и никогда не говорят того, что думают. Они вложили средства в то, чтобы оградить себя от влияния Дьявола, защититься от него. Воздвигли крепости и окружили их рвами. На первый взгляд они кажутся невозмутимыми, но что таится под этим спокойствием?

— Только Господу известно.

— Да не Господу, Хариэт. Вы поставили не на того парня. Позвольте мне кое-что объяснить вам. Вы не единственная грешница в этой комнате. Эти люди воображают, что они в безопасности в своих маленьких уютных бастионах цивилизации, но не понимают того, что если заперли ворота и выбросили ключи, то дьявол не остался снаружи, он в них. Все они прогнили до сердцевины.

— А почему вы считаете меня грешницей? — возмутилась я. — Я не совершила ничего дурного.

— Не хитрите со мной, Хариэт, не пытайтесь меня одурачить — дьявол видит все, что вы делаете. Разве вы забыли то небольшое представление, которое устроили сегодня днем в библиотеке? Именно ваша жажда мести, жажда убийства, именно ваш импульс вызвал меня из преисподней, и вот я здесь. Я не трачу время зря, не расточаю его на мелкие грешки.

— Я… я… ничего не сделала… — Голова у меня закружилась. Откуда ему это известно? Сделав еще один большой глоток вина из своего стакана, я тупо уставилась в него. Он все еще был полон до краев. — Но ведь я и впрямь ничего не сделала. Разве не так?

— Знаю. Я воспрепятствовал этому. Вы могли смешать все мои карты. Но зрелище было занятное — вы могли бы обрушить на соперницу не только свой гнев, но гордость и зависть. И во всех этих трех смертных грехах из семи вы повинны.

Я открыла рот, потом закрыла его, не доверяя своему голосу.

— А как насчет остальных? — не унимался мой собеседник, продолжая оглядывать комнату. — Думаю, здесь мы найдем их все.

Он поймал мой взгляд и кивнул, указывая на прекрасно одетую женщину, стоявшую среди группы людей в середине комнаты, одну из подруг Салли.

— Вот вам и обжорство — вы слышите этот ураган звуков? Задыхаясь, я вцепилась в его руку, чтобы удержаться на ногах, — музыка будто утихла, а голос зазвучал где-то внутри моей головы. Что же это такое? Телепатия?

«Кто-нибудь заметит, если я возьму еще одну куриную ножку? Там осталось только три, а я знаю, что уже взяла четыре, но едва ли кто-нибудь считал их».

Я узнала этот голос. Он принадлежал женщине — я подслушала, как она говорила с Салли о своем последнем плане строжайшей диеты, как только вошла в комнату.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся Мефисто. — Это всего лишь фокус. Он вам не повредит.

«Если я возьму ножку салфеткой, то унесу ее в ванную и там съем. Там мне удастся обсосать все эти вкусные хрящики, и никто ничего не заметит. А может, притвориться, что я решила отнести тарелку в другую комнату и предложить гостям? Тогда я съела бы все три».

Женщина уже бочком проталкивалась к столу с закусками. Я с благоговейным ужасом взирала на Мефисто. Тоже какой-то трюк.

— А теперь — вот вам лень. — Он указал на студента, возлежащего на софе. Голос, звучавший в моей голове, изменился — сейчас он, несомненно, принадлежал мужчине, говорившему вяло и томно растягивавшему слова.

«Зачем, черт меня дери, я сказал Сандре, что встречусь с ней после вечеринки? С какой стати я потащусь в гору до ее берлоги, да еще ночью? Но если я позвоню ей, она начнет стыдить и уговаривать меня. Может, лучше притвориться, что я забыл? Сыграть в дурачка? Я ведь свободный человек. Кто посмеет это оспаривать? Боже, у меня просто лопается мочевой пузырь. Но здесь так уютно. Так не хочется подниматься. Куда это я поставил банку „лагера“?»

Данкен прошел мимо софы, чтобы сменить кассету на стереомагнитофоне, и голос умолк. Снова гремела музыка, на этот раз еще громче, и Данкен повернулся с улыбкой к человеку, стоявшему рядом с ним:

— Как дела, Джордж? Готов плясать до упаду?

Он начал жестикулировать, имитируя агрессивные движения танца, и оба они рассмеялись.

— А вот вам и скаредность, — пробормотал Мефисто.

«Не стоит тебе быть таким самодовольным, Джордж. Возможно, ты и купил новую машину — знаю, что твой „ситроен“ припаркован на улице, но я первый в списке на повышение, и, если у Салли появится новый клиент, я очень скоро приобрету „БМВ“. Если бы только не высокая оплата частных школ, которая так меня подкосила. Но я поднимусь по служебной лестнице до самого верха и покажу тебе, кто сильнее. А уж когда умрет мамаша Салли, мы выплатим все до пенни за дом… и думаю, старая летучая мышь долго не протянет…»

— Как, черт возьми, вам это удается? — спросила я Мефисто, не в силах подавить улыбку. Данкен не скрывал своих социалистических идей. — Это что, особый вид гипноза?

— Тихо! — Он прижал палец к губам. — Я еще не закончил. Самое лучшее приготовлено на десерт.

Взяв за локоть, он повернул меня так, что я оказалась напротив Эндрю и его дамы, стоящих у камина и погруженных в беседу.

«Хотел бы я знать, что она обо мне думает».

Я невольно вздрогнула. Для меня было шоком услышать знакомый голос Эндрю в таких обстоятельствах.

«Полагаю, это только совпадение, что мы приехали сюда одновременно. Однако она стоит так близко ко мне, так близко, что я ощущаю тепло ее кожи…»

— Вожделение, — прокомментировал Мефисто, издав неприятный смешок.

«Мне видны ее соски сквозь платье. А что, если я прикоснусь к ней? О Боже, надо запретить себе думать о таких вещах. Вероятно, она даст мне пощечину, даже если я попытаюсь поцеловать ее, прощаясь с ней на ночь. Следует собрать всю свою волю, не думать о ней, не валять дурака. Она просит повысить ее оценки в последнем семестре и лишь поэтому разговаривает со мной. Но… представить, только представить себе, что мои руки прикасаются к ее груди, что я прижимаюсь щекой к этой шелковистой и нежной коже…»

Я смахнула слезы ревности и раздражения. Вероятно, Эндрю никогда не думал так обо мне. Почему все мужчины одинаковы? Почему их не интересует ничего, кроме мимолетных удовольствий плоти?

Мефисто коснулся моей руки:

— Вы ведь многое бы отдали, чтобы оказаться на ее месте? Да?

Я горела желанием дать ему отпор, сбитая с толку тем, что он знал все мои мысли.

— Я бы не хотела быть такой, как она! Если бы я была молода и красива, то нашла бы лучшее занятие, чем флиртовать с мужчинами, годящимися мне в отцы. Я жила бы достойной жизнью и попыталась бы обрести счастье в этом чертовом и несчастном мире!

Он лишь высокомерно улыбнулся. Я отхлебнула добрый глоток вина и теперь недоверчиво наблюдала, как темно-красная влага закрутилась маленьким смерчем и снова поднялась к краю стакана. Должно быть, он каким-то образом умудрился всунуть мне наркотик — вероятно, так. Я смотрела на него безумными глазами.

— Если вы дьявол и обладаете властью, вы сможете дать мне все, что я хочу? — Я слышала в своем голосе истерические нотки, но уже не могла контролировать его. — Чего же вы за это потребуете? Мою душу? Пожалуйста! Она ваша! Потому что ни одному чертову сукину сыну моя душа не нужна! Так ведь?

— Хариэт! В чем дело?

Кто-то схватил меня за плечи и круто развернул к себе лицом. Салли с беспокойством вглядывалась в мое лицо.

— Оставь меня в покое!

Я вырвалась и снова повернулась к Мефисто, но его не было. Он исчез.

— Хариэт! Иди сюда и посиди спокойно. — Салли обняла меня за талию и повлекла к софе. — Я знаю, ты в ужасном напряжении. У тебя стресс. Не волнуйся — теперь все будет хорошо.

Гости Салли смотрели на меня. Я неуклюже плюхнулась на софу — голова моя кружилась.

— Этот человек…

— Какой человек? — Салли удивленно огляделась. — Эндрю снова дразнил тебя?

Я попыталась описать Мефисто и, говоря, заметила, как нервно Салли теребила свое ожерелье — блестящую мишуру, недавно приобретенную в уличной лавчонке. Эту искусно сделанную цепочку украшали гроздья каких-то металлических штучек. Я вгляделась в них внимательнее. Эти висюльки были в форме пятиконечных звезд.

Голос Салли доносился до меня как бы издалека.

— Право же, Хариэт, думаю, это все твои фантазии. Сегодня здесь не было никого похожего на него.

Глава 3

Шея моя болела. Кто-то подменил мою подушку мешком с песком и приклеил его к постели. Почему я не могу сдвинуть ее с места? Сделав отчаянное усилие, я повернулась, и лицо мое оказалось вплотную прижатым к какой-то мягкой вертикальной плоскости. Я наконец сообразила, что это спинка дивана. Где я?

Сев, я ощутила острую боль в правом плече и открыла глаза. Гостиная Салли. Холодный утренний свет просачивался сквозь неплотно задернутые шторы, и я увидела серую неприглядную комнату, вчера вечером казавшуюся уютной и теплой. На кофейном столике поблескивали пустые винные бокалы. В ноздри мне ударил затхлый, застоявшийся воздух, а в голове начала пульсировать тупая боль. Вздрогнув, я вцепилась в пуховую перину, которой меня, должно быть, укрыли ночью. Тело мое покрылось холодной испариной. Мне показалось, что меня вот-вот вырвет.

— Проснулась, Хариэт? Я принесла тебе кофе.

«О Господи! Это не может быть Салли, — подумала я, зарываясь в перину. — Боже, сделай так, чтобы я закрыла глаза и открыла их в своей собственной постели. Теперь, с этой минуты, я буду вести себя примерно — перестану так много пить, плохо думать о людях и буду лучше выполнять свою работу…»

Но тут я вспомнила, что работы у меня больше нет. Впрочем, и Бога нет тоже. Сев, я поняла, что мозги мои отказываются работать. Изнемогая от жалости к себе, я трясущимися руками приняла от Салли кружку дымящегося кофе.

— Ну как ты? — спросила она. — Мы решили, что не стоит тебя будить, раз уж ты так крепко заснула.

— Ты не видела ключей от машины, дорогая? — В комнату впорхнул Данкен, застегивая ворот рубашки. Увидев меня, он остановился. — О! Прошу прощения, Хариэт. Совсем забыл, что вы здесь. — На его лице расплылась широкая улыбка. — Вам лучше?

Я воззрилась на него, припоминая обрывки прошлого вечера. У меня появилась способность читать чужие мысли. Данкен хотел купить «БМВ». Эндрю мечтал трахнуть ту девушку. Я желала снова стать молодой. Нет, это был сон, просто дурной сон.

Укрывшись в ванной, я с пристрастием уставилась на свое отражение в зеркале. Пухлое круглое лицо с красными отметинами на щеке от спинки дивана. Гусиные лапки вокруг глаз, припухших, слегка покрасневших и неспособных сфокусировать взгляд. На щеках красные прожилки сосудов. Обвисшая кожа под подбородком. Уродливая старая женщина. Никому не нужная и не интересная.

Я почувствовала себя грязной. Ванна сверкала белизной и таила в себе обещания, которым не суждено было осуществиться. На полочке возле нее рядами выстроились флакончики с ярко окрашенными жидкостями и корзиночки с кусками сладко пахнущего мыла. Мне мучительно захотелось окунуться в горячую ароматную воду, но сделать это здесь — означало бы злоупотребить гостеприимством. И как это сделать? Я ведь спала в одежде, и мне не во что переодеться. У меня нет с собой даже зубной щетки. Я представила себе, как Салли принимает ванну, утопая в море пены. А потом выныривает из этого моря свежей, чистой и красивой, заворачивается в мягкое полотенце, и оно беззвучно падает на пол, когда Данкен заключает ее в объятия.

И все же мне надо было хотя бы умыться. Плеснув воды себе в лицо, я вздрогнула — вода потекла по рукам и замочила рукава блузки. От полотенца пахло лосьоном, которым мужчины протирают лицо после бритья. Задумчиво обследовав его, я обнаружила на нем темный кудрявый волос. Вытирался им Данкен сегодня утром? Я медленно поднесла полотенце к лицу и представила, как оно совершает путешествие по всему его телу, как соприкасается с его влажными мужскими органами. С интимными частями тела, доступ к которым открыт только Салли. Что это значит — состоять в браке? Что значит — узнать тело другого человека столь близко и в таких подробностях, как свое собственное?

Мучаясь угрызениями совести, я взяла бледно-голубой горшочек с полочки над ванной. «Лапиник. Полный уход за кожей. Увлажнение, питание, восстановление».

Неужели в этом секрет Салли? Я погрузила пальцы в горшочек и наложила толстый слой крема на лицо. Потратив много времени на то, чтобы втереть его, я отерла то, что осталось, полотенцем Данкена. Я с надеждой вперила взгляд в зеркало, нежно похлопывая кожу под глазами кончиками пальцев. Ощущение сухости кожи прошло, но я не могла сказать, что она посвежела и помолодела.

Меня напугал звук открывающейся входной двери. Я торопливо схватила зубную щетку с полки над раковиной и быстро почистила зубы, а потом вытерла рот все тем же жирным от крема и мокрым полотенцем. Не обнаружив на полках гребень, я восстановила некое подобие порядка прически с помощью щетки с длинной ручкой, висевшей на крючке за дверью. Спустив воду в туалете без особо веской причины, я глубоко вздохнула и вышла в коридор.

Пока я спускалась по лестнице, до меня донеслись голоса из кухни.

— Гораздо разумнее купить его до истечения срока гарантии.

— Но какой смысл в этой гарантии, если ты не пользуешься ею?

— О Господи, я не собираюсь объяснять все это снова. Кроме того, эти твои поездки к матери увеличивают количество наезженных на машине миль. Мне не удастся заключить такую выгодную сделку, если мы промешкаем до весны.

— Но, Данкен, мне нравится наша машина. Не понимаю, почему ты хочешь просадить все эти деньги на покупку «БМВ».

Я громко кашлянула, подавая знак, что собираюсь войти в кухню, но дверь открылась до того, как я к ней приблизилась, и Данкен суетливо выскочил в коридор, позвякивая ключами от машины.

— Вы не видели наверху Дженни? Она опаздывает на урок верховой езды.

Он одарил меня снисходительной улыбкой и проскользнул в гараж, не дожидаясь ответа.

Значит, Данкен действительно хочет купить «БМВ». Я вошла в кухню, где Салли составляла стаканы в посудомоечную машину.

— Позавтракаешь, Хариэт?

Мне хотелось уйти, но я согласилась выпить кофе и съесть тост. Я села за хорошо вымытый и вычищенный деревянный стол, подходивший по стилю к валлийскому кухонному шкафчику, и наблюдала, как Салли деловито снует по кухне.

Ей было лет сорок пять, но выглядела она много моложе. Сегодня утром Салли надела элегантный темно-зеленый костюм. Ее светлые волосы, доходившие до плеч, были красиво и модно причесаны. Лицо излучало свежесть и отличалось законченностью, достижимой только с помощью совершенного макияжа.

— В одиннадцать у меня встреча с клиентом, — она взглянула на ручные часики, — но я не могу уйти, пока Данкен не вернется из школы для верховой езды. Поэтому не спеши.

Салли уложила ломтики хлеба в большой хромированный тостер.

— Обычно, как тебе известно, по субботам я не работаю, но Данкен считает, что я не должна упустить этого клиента, поскольку это даст мне приработок. Он убежден, что я буду зарабатывать больше, если откажусь от практики и создам собственный консультативный кабинет. Я в этом вовсе не так уж уверена, но следует попытаться. Верно? А иначе всю жизнь будешь торчать на одном и том же месте и заниматься нудной работой.

Она внезапно замолчала, вероятно, вспомнив, что случилось с моей нудной работой. Работа Салли ни в коей мере не была нудной. Салли, дизайнер по интерьерам, творила красоту и созидала грезы. Она придумывала декорации, на фоне которых должна была протекать жизнь богатых и праздных. Она изобретала сцену, на которой они разыгрывали свои фантазии. Детскую в стиле «Тысячи и одной ночи» для избалованного ребенка местного промышленника, столовую в готическом стиле для американского банкира, вносила элементы римской архитектуры и убранства в обстановку эксклюзивного оздоровительного комплекса и клуба, придавала ему законченность с помощью мозаик и скульптур.

Кружка кофе и тарелка с горячими тостами, намазанными маслом, появились у меня под носом.

— Заправляйся, — сказала Салли, опустившись на стул напротив и изучая меня с явным любопытством. — Судя по твоему виду, это тебе не помешает.

Я хрустела тостом, чувствуя себя бесконечно несчастной. У Салли было все: красота, интересная и хорошо оплачиваемая работа, муж, дети и надежный дом. Часто я недоумевала, почему она берет на себя труд водиться и дружить со мной. Может, ей необходимо иметь перед глазами пример неудачницы? Возможно, это дает ей творческий импульс? Ну как, например, женщинам, сидящим на диете, помогает, если они приклеивают на дверцу холодильника изображение толстухи. Это нечто вроде предупреждения: один неверный шаг — и ты станешь такой же.

Мое внимание привлекло что-то блестящее возле валлийского кухонного шкафчика, и я смутно припомнила, что накануне спрятала там две бутылки вина.

— Салли? — спросила я неуверенно. — Что произошло? Ну, то есть прошлой ночью. Я скверно вела себя?

Она рассмеялась:

— Господи, нет. Я никогда не видела, чтобы ты так веселилась! Вероятно, именно это и было тебе нужно — расслабиться.

Я этого не помнила. Поэтому посмотрела на нее с удивлением:

— Что я делала?

— Ну, дай-ка вспомнить. — Салли нахмурилась. — Странность была только в одном. Ты все толковала о студенте, который, как ты предполагала, одурманил тебя каким-то наркотиком. Ты все спрашивала, не видел ли кто, как он что-то подсыпал в твой стакан с вином. — Она улыбнулась. — Потом Данкен врубил музыку и пригласил тебя танцевать. А ты, оказывается, темная лошадка, Хариэт. Я и не знала, что ты умеешь так двигаться.

Я содрогнулась. «Что мог подумать обо мне Эндрю?»

— Потом ты танцевала с Эндрю…

— Не танцевала!

— О да, танцевала! Ты протанцевала все мелодии из альбома «Дайр Стрэйтс». Я и от него этого не ожидала. Возможно, вы оба хлебнули одного и того же зелья. — Она заговорщически подалась ко мне. — Я, конечно, не рассчитываю, что ты мне расскажешь о своем сегодняшнем свидании с ним.

— Свидании?

— Да, о том, что вы собираетесь выпить вместе чаю сегодня днем или о чем-то в этом роде. В общем, не это важно. После того как ты покончила с танцами — а ты провела за ними большую часть вечера, — у вас с Эндрю завязался долгий разговор о добре и зле. Это была на редкость интеллектуальная беседа. Даже и притворяться не стану, будто хоть что-нибудь поняла из нее. Он говорил, что обо всем этом сказано в «Фаусте» Марло, и обещал показать это тебе, если сегодня днем ты встретишься с ним. Он посулил тебе к чаю и сдобные лепешки с маслом.

— Ты, случайно, не помнишь, в котором часу наше свидание? — спросила я с глупым видом, отчаянно пытаясь вспомнить, что случилось. Память моя была как чистый лист бумаги. «Что, черт возьми, я говорила Эндрю?»

— В четыре часа, — улыбнулась Салли. — Думаю, он начинает привязываться к тебе, Хариэт.

Что ей известно? Заметила ли она, как он вел себя с этой неизвестной студенткой? Но слова ее уже произвели какое-то магическое действие. Они наполнили меня самыми невероятными, безумными надеждами, — возможно, я ошиблась насчет его интереса к девушке, и Эндрю все-таки интересуется мной. Я посмотрела на свои часы. Одиннадцать. Мне оставалось подождать всего пять часов.

Я ушла, когда Данкен вернулся с машиной. И столкнулась с ним на дорожке, выбив у него из рук охапку глянцевых брошюр, посвященных достоинствам «БМВ». Они рассыпались по цветочной клумбе. Добравшись до дома, я погрузилась в ванну и долго лежала в воде, моя волосы и желая стереть с лица, тела и из своего сознания все неприятные следы вчерашней ночи. День тянулся медленно. Я попыталась читать, но не могла сосредоточиться. Мысленно я то и дело возвращалась к событиям прошлой ночи, пытаясь найти смысл в том, что случилось, понять, что же произошло. Почему я позволила себе так напиться? Почему все-таки Эндрю пригласил меня?

Без пяти четыре, взволнованная, я уже стояла у двери квартиры Эндрю, чувствуя себя школьницей на первом свидании. Он, улыбаясь, открыл мне.

— Сегодня чувствуете себя лучше?

Я последовала за ним в гостиную и заняла свое обычное место в кресле у камина. Упадет ли он к моим ногам, объявит ли о своей тайной и неувядаемой любви ко мне?

— Думаю, мы все вчера немного хватили лишнего, — сказал Эндрю, задумчиво поглаживая бороду. — Сегодня утром мне трудно было приняться за работу, за эти эссе. — Он вяло махнул рукой в сторону стола, заваленного бумагами. — Мне все их надо проверить ко вторнику. В понедельник у меня весь день занят встречами, а завтра ко мне придет студентка на дополнительные занятия. Я должен разделаться с ними сегодня вечером, иначе не справлюсь с этой работой вообще.

Он прошел в кухню, дверь которой оставалась открытой.

— А не случится ли так, что вся наша система окажется под угрозой из-за бурных вечеринок Данкена?

— Вы занятой человек, Эндрю, — отозвалась я, чувствуя, как рушатся все мои надежды на то, что мой визит положит начало романтическим отношениям. Салли снова все преувеличила.

— Одна только работа. И никаких развлечений, — пробормотал он, появляясь снова с бумажным мешком в руке. Эндрю вытащил из него целлофановый пакет. — Хотите сдобную лепешку?

«Знаю, что у тебя есть развлечения», — подумала я, но прикусила язык и не позволила себе ничего сказать вслух. Я не забыла, как накануне он смотрел на ту студентку. Мне не Дадут приза за то, что я догадалась, кому потребовались «дополнительные занятия» в воскресный день. Эндрю вручил мне вилки для тостов, и я терпеливо ждала, пока он сразится с пластиковой упаковкой. Наконец сдобные лепешки посыпались на коврик возле камина.

— Совсем как в студенческие дни! — Эндрю наклонился и насадил одну из них на вилку, все еще вяло свисавшую из моей руки. Он направил вилку к потрескивавшему в камине огню. «Почему бы не засунуть их все за решетку, как это принято?» — недоумевала я. Но потом напомнила себе, что он ни на кого не похож и именно поэтому я и люблю его.

Эндрю уважал традиции. Он разделял мои вкусы, мою любовь к викторианским романам и верил в счастливые концовки. По крайней мере в литературе, если не в жизни. Придерживаясь определенных принципов, Эндрю не поддавался общей тенденции к сокращению курса, хотя бюджет урезали постоянно и уровень преподавания неуклонно падал. Одни считали его эксцентричным, другие старомодным, но не я. Он был цельным человеком. Во всяком случае, большую часть времени.

— Сейчас поставлю чайник. — Эндрю вернулся на кухню.

Я тайком, сквозь приоткрытую дверь, наблюдала за ним, пытаясь примирить свои романтические представления об этом человеке с домашней рутиной. Неужели все рыцари по мере наступления зрелости отвергают своих белых коней, заменяя их ковровыми тапочками и приготовлением чая? На Эндрю были мешковатые коричневые вельветовые штаны и помятый пиджак спортивного покроя с потертыми манжетами и заплатанными рукавами. Черный джемпер типа «поло» придавал его внешности нечто артистическое и удачно контрастировал с серебристыми нитями волос, появившимися в его темно-каштановой бороде. От моего внимания не ускользнуло, что когда он проводил рукой по волосам, на плечи его сыпалась перхоть. Нельзя сказать, что прическа Эндрю — длинные, почти до плеч волосы — имела определенный стиль. Но мне она и так нравилась, и каждый раз, когда он подстригался, я втайне огорчалась.

Чайник закипел. Присоединившись ко мне у камина, Эндрю начал возиться со сложным «оборудованием» для заварки чая, куда входили чайник для заварки, изящные маленькие чашечки и блюдца с прелестным узором из переплетающихся линий, ситечко, сахарница, щипцы для сахара, молочник, поднос и чайные ложки. Я уже намазала маслом третью лепешку и держала ее нал огнем, наслаждаясь этим ритуалом, создававшим атмосферу интимности. Пока Эндрю наливал чай, я не сводила зачарованных глаз с его профиля. Лицо Эндрю постоянно менялось, поскольку я видела его под разным углом зрения. В свете огня его нос, похожий на нос судна, блестел, а сухая, пергаментная кожа щек приобретала совершенно иной вид, рельефными становились ее выпуклости и впадинки, и каждая линия лица казалась мне иероглифом, полным скрытого смысла. Он поднял бровь:

— Вы кажетесь задумчивой, Хариэт. У вас все в порядке? Я растерялась. Рассказала ли ему Салли, что случилось? Нет, не рассказала. На лице Эндрю отразились смятение и озабоченность, когда я вкратце изложила ему события вчерашнего дня и сообщила о своей внезапной отставке. Бормоча слова сочувствия, он подался вперед и коснулся моей руки:

— Если я могу что-то сделать для вас…

«Обними меня, идиот!» — завопил отчаянный голос у меня в мозгу. Мне хотелось, чтобы он сел поближе ко мне.

Третья поджариваемая лепешка лопнула, И, испуганная, я уронила вилку для тостов в камин. Она запрыгала по дровам, и во все стороны полетели искры.

— Идиот! — Эндрю вскочил, чтобы затоптать их на ковре. — Я знал, что мне следовало купить еще одну упаковку. — Он с улыбкой повернулся ко мне: — Теперь мы подеремся из-за последней лепешки.

Шанс на развитие романтических отношений был упущен. Но как Эндрю мог шутить в такой момент? Неужели он не понял, что весь мой мир разлетелся на куски?

Сидя на корточках у огня, он нацепил на вилку лепешку и поднял ее над пламенем. Видимо, Эндрю не доверял мне и не желал рисковать, опасаясь, как бы последняя лепешка не оказалась обугленной по моей вине.

— А знаете, Хариэт, — проговорил он, — иногда такие вещи случаются во благо, хотя вы и не постигаете их скрытого смысла и последствий того, что произошло.

Всхлипнув и подавив желание пролить слезу жалости к себе, я уставилась на дырку перед самым камином, прожженную в потертом ковре и все еще дымившуюся. О чем это он, черт возьми?

— Вы хотите сказать, — предположила я, изобразив на лице слабое подобие улыбки, — что я дала вам повод купить новый ковер?

— Зачем мне новый ковер? — Эндрю с недоумением взглянул на меня. — Я говорю о вашем досрочном выходе на пенсию. Возможно, для вас это станет началом новой жизни, позволит вам развиваться, совершенствоваться и так далее. По правде говоря, мне даже немного завидно.

Завидовать мне? Этого я не ожидала и не хотела. Мне было нужно сочувствие — целые ушаты сочувствия.

Я могла бы много часов подряд жаловаться на несправедливость моего увольнения, на то, что библиотека приходит в упадок. О, если бы Эндрю согласился со мной, что мисс Анетт Бэйкер и ей подобные несут в себе угрозу цивилизации и подрывают образование будущих поколений!

— Сам я не упустил бы такого шанса, — продолжал он. — Я бы ухватился за него, но мне предстоит поработать еще несколько лет до того, как представится подобный выбор. У меня слишком много долгосрочных обязательств. — Эндрю повернул вилку для тостов. — Кроме того, наш отдел в таком состоянии, что если бы я сейчас ушел, все развалилось бы. Кто-то должен взять на себя ответственность и держать все под контролем. Верно?

Почему мужчины всегда воображают, что они незаменимы? Эндрю уже забыл о моих несчастьях и заговорил о себе. Скоро он вернется к своим писаниям.

— Как ваша книга? — спросила я, опережая его. Я не хотела дать ему повод обвинить меня в эгоизме и излишней жалости к себе.

— Ах да, это действительно проблема. — Уложив четвертую лепешку на тарелку, он потянулся за маслом. Последнюю Эндрю, вероятно, припас, чтобы съесть после моего ухода. — Времени не хватает.

Книга Эндрю. Он работает над ней по меньшей мере уже пять лет. Что-то связанное с мифами и легендами, насколько я могла судить по его осторожным репликам. Я никогда не видела ни одного написанного им слова и порой подозревала, что и сама книга всего лишь миф, удобная уловка, позволяющая отказаться от нежелательных приглашений и тому подобного.

— Вот почему вы не должны забывать о положительной стороне дела, Хариэт, — продолжал он. — Вы могли бы… м-м-м… — Он жадно впился зубами в пропитанную маслом сдобную лепешку, сделав радушный жест рукой и давая мне понять, что и я могу взять одну. — Вы сами могли бы что-нибудь написать. Уверен, у вас есть способности. Почему бы вам не пройти курс, ну, скажем, обучения литературному творчеству? Например, у нас в университете. Теперь, когда у вас появилось время, идеальный момент, чтобы начать.

Эндрю не понял. Он совсем не понимал меня.

Неужели ему не приходило в голову, что у меня и так было полно свободного времени? Что у меня его больше, чем мне нужно? Все эти одинокие вечера и уик-энды, которые растягивались до бесконечности в серую ленту, разделяемую далеко отстоящими друг от друга яркими пятнами — моими встречами с ним?

Неужели он никогда не догадывался, что мой неуемный аппетит к чтению подпитывался не столько страстью к литературе, сколько необходимостью убежать от холодной повседневности?

— Вчера вечером вы рассказывали мне какие-то удивительные вещи, Хариэт. Это меня просто зачаровало. Мы обсуждали легенду о Фаусте. Вы изучали ее?

— Не совсем так, — отвечала я, радуясь, что он сменил тему. — Однажды я видела пьесу Марло, но помню не так уж много. А вы знаете что-нибудь об этом?

— Постойте-ка… — Эндрю подошел к книжной полке и взял несколько томов. — У меня здесь и Марло, и Гёте, да еще кое-какие комментарии. Может, хотите почитать?

Я листала книги, пока Эндрю пожирал три оставшиеся лепешки и допивал четвертую чашку чаю. И вдруг на одной странице пьесы Марло мне бросилась в глаза строчка «командир и верховный повелитель всех духов» и слышала ли я уже этого где-то? — Многие писатели серьезно брались за легенду о Фаусте, — сказал Эндрю, забрав у меня томик Марло. Он достал очки из внутреннего кармана и, надев их, задумчиво полистал книгу, — По сути, это просто моралите — Фауст заключает союз с Дьяволом и в обмен на свою душу получает двадцать лишних лет жизни. Он тратит это время на светские удовольствия, находит что ни одно из них не стоит внимания, и вконце концов испытывает желание искупить свою вину, но слишком поздно. С последним ударом часов, ровно в полночь, появляется Мефистофель и тащит его в ад. — Эндрю поднес книгу к свету и прочитал вслух:

В стеклах очков Эндрю отражалось пламя, плясавшее в камине, и эти блики огня сообщали таинственность его чертам. Жадный школьник превратился в загадочного интеллектуала — его образ приобрел большую живость, привлекательность и недосягаемость.

— С другой стороны, Гёте, — продолжал Эндрю, — был дитя Просвещения. Он считал искупление вполне естественным в судьбе человека. Верил, что спасение приходит благодаря постоянному стремлению к ценностям высшего порядка.

Эндрю сделал движение и откусил еще один большой кусок лепешки. Расплавленное масло брызнуло из угла рта, жир потек, оставив след на его подбородке, и достиг бороды. Подавив желание протянуть руку и отереть подбородок Эндрю своим носовым платком, я открыла второй том и начала перелистывать страницы. Между тем Эндрю говорил, и некоторые фразы навевали воспоминания о прошедшей ночи.

— Фаусту в интерпретации Гёте удается избежать наказания, и в последнюю минуту его забирают на небеса. К тому же у Гёте появляется новая тема — «Das ewig Weibliche».

— Das — что?

— Вечно женственное.

Лицо Эндрю приняло мечтательное выражение, и он издал короткий тихий смешок.

— Он спасен благодаря любви прекрасной женщины.

Я испытала острый укол ревности. О ком сейчас думал Эндрю? Он потянулся было за книгой, но я отстранила его руку, сделав вид, что читаю. «Посмотри на меня, Эндрю! — мысленно взмолилась я. — Тебе не угрожает, что я использую, а потом выброшу тебя, как сделает эта молодая девушка-студентка. Я буду ухаживать за тобой. Я спасу тебя. И меня не отталкивает даже то, что у тебя течет масло по подбородку».

— Конечно, в более поздних интерпретациях, — продолжал он, — появляется множество новых проблем.

Но я уже не слушала его. Я уставилась на страницу, случайно открытую мной.

«Тебя смущает… мой пентаграммы знак?»

Внезапно память моя ожила, и я вдруг вспомнила все, что происходило прошлой ночью. Пятиконечные звезды на ожерелье Салли. Студент, называвший себя Мефисто. Его вызывающие обещания и фокусы. Почему никто не знал его и ничего не мог о нем сказать? Почему никто не мог припомнить, видел ли этого человека прежде? Я вспомнила, как внезапно он исчез, когда появилась Салли.

Я коснулась руки Эндрю и указала на страницу:

— Что означает эта строчка о пентаграмме? Он снова надел очки и взял книгу.

— О, это просто шутка Гёте. Мефистофель не мог покинуть его комнату из-за амулета Фауста, висевшего над дверью. Пятиконечная фигура — традиционный талисман мага. Использовался для защиты от демонов.

«Неужели такое возможно?» — спрашивала я себя.

Разве я могу хоть на секунду допустить, что все это было правдой? Что прошлой ночью я действительно встретила Дьявола? Но если это и правда был Дьявол, почему он пожелал говорить со мной? Ведь он мог поймать рыбку покрупнее.

— Эндрю, почему Фауст во всех источниках мужчина?

Сначала он как будто удивился, потом на его лице расплылась улыбка.

— Думаю, до него еще не добрались феминистки. — Эндрю хмыкнул. — Впрочем, полагаю, что скоро они исправят эту оплошность. Фауст в юбке, уж конечно, заставит Дьявола побегать и отработать вознаграждение.

— Может, женщин не так пленяют мирские радости, — ощетинилась я. — Может, у них слишком развито чувство собственного достоинства, чтобы бросаться очертя голову в новые приключения.

Я сглотнула и замолчала, вдруг почувствовав, что у меня сейчас брызнут слезы. Ну какая же я лицемерка! Если бы кто-нибудь предложил мне любое приключение, какой-то новый опыт, я ведь не стала бы сидеть, размышляя об уважении к себе. Да я бы просто с руками оторвала все, что мне предложат.

— Мне пора. — Я поднялась. — Сегодня вечером у меня дела. А позже мне надо кое с кем встретиться.

Эта ложь не имела никакого смысла, ведь не могла же я сидеть и ждать, пока Эндрю намекнет на то, что у него куча работы с эссе. Самоуважение. Чувство собственного достоинства. Почему всегда приходится делать то, чего вовсе не хочется?

— О! Уже?

Эндрю взглянул на свои ручные часы, мне показалось, что он разочарован.

— А я хотел предложить вам посидеть в пабе.

— Но я думала… — Я беспомощно смотрела на него. Черт возьми! Опять все испортила! Почему не подождала несколько минут, прежде чем открыть свой глупый болтливый рот?

Эндрю встал и легонько похлопал меня по плечу:

— Конечно, вы совершенно правы, Хариэт. Мне и в самом деле надо покончить сегодня вечером с этими эссе. Куда бы я делся без вас? Вы направляете меня на путь истинный.

— Я… гм… все это можно еще переиграть…

— Чепуха, Хариэт, — улыбнулся он. — Я не смею нарушать ваши планы. Это было бы с моей стороны непозволительным эгоизмом. Мне следовало пригласить вас в паб гораздо раньше.

—Ну тогда оставим это до другого раза? —Я старалась говорить самым непринужденным тоном. —Может как-нибудь на следующей неделе?

— О да, конечно. — Эндрю нахмурился. — Хотя по вечерам я, как правило, занят. Ну, вы знаете, в конце семестра всегда начинаются эти скучные университетские сборища. Приходится появляться на всех, чтобы сохранить хорошие отношения с коллегами.

Он рассмеялся, и я тоже, хотя не нашла ничего забавного в его словах.

— Я позвоню вам, — пообещал Эндрю, провожая меня до двери. — Хариэт! — окликнул он меня, когда я уже стояла на лестничной площадке. Я стремительно обернулась.

— Да?

— Мне жаль, что у вас такая неудача с работой. Но не падайте духом. В конце концов, такие вещи нередко изменяют жизнь к лучшему. — Эндрю потянулся к дверной ручке, показывая, что наше свидание окончено. — Если не увижу вас до Рождества, то на всякий случай желаю вам хорошо провести его.

Я быстро шла домой по темным улицам, испытывая мазохистское удовольствие от ледяных порывов ветра, дувшего мне в лицо, и притворяясь, что только из-за этого по моим щекам катятся обжигающие слезы. Мне было совершенно ясно, что я не увижу Эндрю на Рождество. Чем же мне заняться до окончания рождественских праздников? Как я справлюсь с одиночеством без работы? Будущее казалось темной бездонной пропастью, края которой были украшены подмигивающими рождественскими огоньками.

Глава 4

Входя в свою квартиру, я мысленно отвинчивала крышку с бутылки виски. Не сняв пальто и не включив света, я направилась через гостиную прямо к подоконнику, где оставила бутылку. Но там ее не оказалось. Неужели я прикончила бутылку накануне?

Я остановилась и принюхалась. Запах табачного дыма. Что, черт возьми, это значит?

В тишине прозвучал голос:

— Ваш напиток здесь, Хариэт…

Сердце мое сделало скачок, и, охваченная страхом, я вскрикнула и бросилась к двери. Я была уже на полпути к ней, когда свет зажегся сам собой. Я круто повернулась и увидела мужчину, лежавшего на моем диване. Это был тот самый студент с вечеринки. Мефисто. В одной руке он держал стакан с моим виски, а в другой — сигарету.

— Вы ведь пьете его неразбавленным, да? — Мефисто указал на второй стакан на столе. — Я налил вам двойную порцию.

Я воззрилась на него, не веря своим глазам.

— Как вы попали в квартиру?

— Почему вы пробыли у Эндрю так долго? Ожидали от него рождественского поздравления и поцелуя?

— Вон из моей квартиры! — Я не узнала своего голоса — это был истерический вопль. — Убирайтесь, пока я не вызвала полицию.

Он выпустил голубое колечко дыма, и оно поднялось к потолку.

— От вас, Хариэт, я ожидал чего-нибудь более оригинального. Предлагаю вам перестать скандалить и выпить со мной. Помните, бутылки хватит надолго, если вы будете пить в моем обществе.

Я пыталась придумать хлесткий ответ, но сейчас больше всего нуждалась в выпивке. Я отхлебнула добрый глоток того, что мне налил он, и снова наполнила стакан, наслаждаясь теплом, распространявшимся по всему моему телу. Остатки утреннего похмелья рассеивались.

— Думаю, пора вам мне кое-что объяснить. — Я с вызовом посмотрела на Мефисто. — И пожалуйста, уберите ваши грязные башмаки с моего дивана.

Он оглядел свои башмаки с таким удивлением, будто видел их впервые в жизни.

— С вашего дивана? О! Понимаю!

Мефисто пожал плечами и лениво спустил на пол ноги в черных кожаных башмаках. Потертые джинсы ковбойского покроя тесно облегали его бедра. Он закатал рукава джемпера до локтей, обнажив руки, густо поросшие черными волосами.

— Ну? — вопросила я.

— «Порой нескромность лишь одна / Для нас полезна и ценна».

Опять он принялся за свои цитаты. Кого же Мефисто процитировал на этот раз — Марло или Гёте?

— Послушайте, — снова начала я, стараясь говорить веско и убедительно, с мудростью, приличествующей моему возрасту. — Думаю, вымысел перемешался у вас в голове с действительностью. Все это очень забавно, но вернитесь на минуту к реальной жизни и скажите, что вы здесь делаете?

— Проблемы не только у меня, Хариэт. Это вы не отличаете фантазий от действительности. Как заставить вас поверить мне?

— Поверить, что вы дьявол? — Я рассмеялась. — Очень убедительно! Неужели вы полагаете, что меня впечатлили ваши салонные фокусы?

Мефисто пристально посмотрел на меня, и я почувствовала какое-то странное жжение в желудке, не имевшее никакого отношения к выпитому виски. Мое бедное тело, введенное в заблуждение, подавало сигналы бедствия: в нем происходили какие-то химические процессы, порождавшие желание. Мефисто подвинулся ближе ко мне, продолжая гипнотизировать меня взглядом, потом сделал мгновенное змеиное движение рукой и провел ею по моей ноге.

— Вы ведь находите меня привлекательным? Не так ли?

— Нет!

Я вскочила на ноги и, дрожа, отпрянула от него. Могла ли я даже в мыслях допустить такое? Женщина моего возраста! Это же гнусно!

И все-таки это было правдой. Я чувствовала странное возбуждение — сочетание желания и отвращения. Стоя спиной к окну, я попыталась объективно оценить случившееся. Нечесаный, неопрятный молодой человек, смуглый и по-своему красивый, внешне смахивающий на цыгана, короче говоря, авантюрист. У него неординарное, своеобразное лицо смутьяна, бунтовщика. Жесткий очерк рта намекал на то, что наслаждения ему неведомы, и все же его губы искушали желание. В нем причудливо сочетались цинизм и холодность. Этот человек явно не знал, что такое чувства или угрызения совести. Он опасен, ему нельзя доверять.

— Я хочу вас, Хариэт, — сказал Мефисто.

— О чем это вы? — растерялась я. — Мне впору быть вашей…

Он со смехом перебил меня:

— Я говорю о желании совсем другого рода. А то, о чем вы подумали, подождет до лучших времен.

— Но вы сказали…

Лицо мое заливал горячий румянец. Ведь только дура могла вообразить, будто его привлекает такая безобразная старая женщина, как я!

— Мне нужно не ваше тело, Хариэт. — Глаза его насмешливо блеснули. — Мне нужна ваша душа. И я хочу, чтобы вы отдали ее мне добровольно. Вот почему я намерен доказать вам, что говорю правду. Идите сюда.

Что он собирался сделать? Я издала слабый стон протеста, но тут же почувствовала, что воля моя слабеет. Я была в его власти. Меня больше не волновало, что со мной произойдет. Никого это никогда не волновало и в прошлом. Так почему же должно волновать меня? Я пересекла комнату и остановилась напротив Мефисто.

— Сядьте, — приказал он. — Я вам кое-что покажу.

«Воскресенье, 14 декабря.

Не могу поверить, что это случилось со мной. Я записываю все, желая доказать себе, что не схожу с ума. Возможно, через несколько дней или через несколько лет я вспомню об этом и посмеюсь над собственной глупостью — над заблуждениями отчаявшейся старой женщины. Однако сейчас, в эту самую минуту, я убеждена: случившееся реально. Да. Это поворотный момент, которого я ждала всю жизнь.

Сегодня утром я проснулась от звона колоколов. Каждое воскресенье они нарушают мой покой, но сегодня впервые я поняла почему, поняла цель этого — Господь призывает к покаянию и искуплению последние заблудшие души. Разве есть надежда для такой заблудшей души, как моя?

Прошлой ночью я была готова согрешить, но это грех в глазах других людей, а не моих собственных. Мефисто так молод, что мог бы быть моим сыном, но зачем отказываться от наслаждения, если оно мне предложено? И к тому же впервые за последние тридцать лет. До самого конца я не сомневалась: он играет со мной в странные игры, маскируя свой интерес к пожилым женщинам странными речами о дьяволе. Чтобы не утаивать правду, скажу: меня возбуждала эта мысль. И я не отказалась бы от такого случая — когда еще он мог бы мне представиться?

Но я совершенно ошиблась в Мефисто. Это вовсе не было игрой. Он не желал моего тела. Прошлой ночью я совершила величайший грех. Я заключила союз с Дьяволом и продала ему свою душу.

Как мне в это поверить? Я не верю в Бога, так почему должна считать, что существование Дьявола заслуживает большего доверия? Как Мефисто сумел убедить меня?

Верно, это оказалось фокусом, но совсем не таким, как я думала. Этот фокус нельзя объяснить совпадением, более того, я убеждена, что это не так. Известно, что вероятность совпадения — одно на четырнадцать миллионов. За полчаса до того, как прошлой ночью начался розыгрыш Национальной лотереи, Мефисто назвал номера, которые выиграют. Он написал их на обороте квитанции кассы Сэйнсбери и вложил бумажку в мою руку. Прошло полчаса. Если бы я побежала в газетный киоск и купила лотерейный билет, то наутро стала бы миллионершей. Но я, разумеется, этого не сделала, а только посмеялась над ним. Я продолжала смеяться, пока шла глупая телепрограмма, которую Мефисто заставил меня смотреть, все идиотские номера с цыганским предсказанием судьбы и вращающимися шариками. Потом, когда были выбраны и оглашены номера лотерейных билетов, я поняла, что шутка окончена. Уже не смеясь, я стала внимательно слушать его. Потому что он и в самом деле обладал магической силой. И предлагал мне нечто такое, чего нельзя купить за деньги. Молодость. Молодость и красоту. Шанс получить компенсацию за все попусту растраченные годы.

Сначала условия договора показались мне очень простыми. Еще двадцать пять лет молодости и красоты в обмен на мою душу. Я спросила, как он ее потребует и когда?

Мефисто гарантировал мне двадцать пять лет, если, конечно, я не буду бросаться под автобусы или делать тому подобные глупости. Что же касается всего прочего, то я должна рискнуть. Он придет за мной, когда сочтет нужным. Тогда я умру и отправлюсь в ад, как любая другая грешница или грешник.

Боюсь ли я умереть? Однажды это все равно случится, не важно, заключу ли я с ним эту сделку или нет. Еще двадцать пять лет жизни… значит, я проживу до семидесяти пяти, а это не так уж плохо. А как же насчет ада? Может, я все равно окажусь там, если он существует? Конечно, я не собираюсь сейчас же бежать в церковь через дорогу, в ту самую, где звонят эти чертовы колокола, чтобы присоединиться к лицемерным прихожанам и обезопасить себя на случай, если выбрала неверный путь. Я верю, что есть Бог в легендарном раю, полном херувимов и ангелов, восседающих на облаках. Но что бы я делала в подобном месте? По мне, так даже ад лучше, чем вечность в Диснейленде.

Поэтому я спросила Мефисто, как это произойдет. Отошлют ли меня назад, во времена моей юности? Он объяснил мне, что так быть не может. По-видимому, в дьявольских кругах путешествие во времени не пользуется популярностью и не практикуется. В таком случае все запуталось бы: люди столкнулись бы с давно минувшими событиями, вмешались бы в них или оказались дважды в одном и том же месте. Мефисто напомнил мне научно-фантастический рассказ о том, как герой совершил путешествие во времени назад и случайно раздавил бабочку[4].

Когда герой вернулся в настоящее, оказалось, что в мире все изменилось и он ничего не узнает. Это вроде бы незначительное происшествие изменило весь ход истории. Откуда Мефисто известно, что я читала этот рассказ?

При этом весьма существенно, что, вернувшись во времена своей молодости, я вовсе не стала бы красавицей. Я слишком хорошо помню, что в двадцать пять лет не отличалась привлекательностью. Передо мной встали бы те же проблемы, что и тогда.

Выяснилось, и в этом есть что-то пугающее, что мне предстоит воспользоваться телом другого человека. Того, кто больше не нужен. Я спросила Мефисто, что значит «больше не нужен», но и сама уже угадала ответ. Я получу тело умершей двадцатипятилетней женщины. Но кто же она? Этого он не мог мне сказать. Мефисто будет следить за тем, кого предложит вселенная в момент моего переселения в другое тело. А вдруг ему подвернется под руку женщина еще более безобразная, чем я? Или обезображенная в результате несчастного случая? Мефисто просил меня положиться на него, обещая принять меры к тому, чтобы сделка была честной и выгодной для меня.

Но могла ли я доверять ему? А что, если он лжет мне? Что, если я просто окончу свои дни таким вот образом? Думаю, незачем было затевать всю эту кутерьму, если он просто хотел убить меня. Стоило ли ему беспокоиться о заключении какого-то договора? Ведь Мефисто мог покончить со мной, обладая такой властью. Мне оставалось только довериться ему.

Я спросила Мефисто, должна ли я расписаться кровью, как доктор Фаустус. Он рассмеялся. Сказал, что не следует путать вымысел с действительностью. Если же мне не надо ничего подписывать, как он будет действовать дальше? Мефисто бросил на меня насмешливый взгляд. Сказал, что я не должна пытаться и даже желать остановить его. А разве я этого хотела? Ведь я уже приняла решение.

Конечно, Мефисто прав. Я приняла решение. Что мне терять? Меня тревожило, как бы он не передумал и не отказался от своего предложения. Итак, мы заключили договор.

Я готова это сделать. Правда, остается еще много вопросов и много такого, чего я не понимаю. Ну например, что станется с моим прежним телом? Люди удивятся, куда я девалась. Друзей у меня мало, но ведь есть почтальон, молочница и старая дама, которая живет внизу. Все они заинтересуются, где я. Домохозяин время от времени заходит проверить, не покрасила ли я стены гостиной в пурпурный цвет и не сдала ли шкафчик для метел и щеток нелегальным эмигрантам. Если я проснусь в своей постели и обнаружу, что стала моложе на двадцать пять лет, как мне объяснить ему, что я здесь делаю? Притвориться родственницей или подругой, приехавшей погостить? Домохозяину это не понравится. А вдруг мне никто не поверит? Что, если они вообразят, будто меня убили? И обвинят меня, новую, в убийстве меня, прежней. Мне совсем не надо, чтобы в полиции выясняли мою личность и задавали вопросы. Тогда придется окончить свои дни в тюрьме. Такой интересный и неожиданный поворот был бы вполне в духе Мефисто. Где-то в чем-то меня ждет ловушка. Или все-таки нет?

Все это слишком сложно, и мне нужно время на размышления. Но время мое истекает. Уже наступил день, а сегодня вечером, когда я лягу спать, это должно случиться. Я могу думать, только пока бодрствую. Как же быть с окружающими? Может, сделать вид, будто я уехала в отпуск? Но для этого необходимо предпринять кое-какие шаги: заплатить за квартиру, получить причитавшиеся мне в библиотеке деньги. Ведь я перестану существовать! Между тем мне нужны деньги на жизнь. Когда у меня появятся деньги, я смогу покинуть Гилдфорд и открыть новую страницу своего существования. И буду уже далеко отсюда, когда обо мне что-то узнают.

Такие, как Салли и Эндрю, никогда не поверили бы в существование Мефисто. Они высмеяли бы меня, сочли бы это розыгрышем и продолжали бы жить своей обыденной жизнью, не представляя, чего лишены. Но я другая. Я верю в волшебство. В детстве я прочла все доступные мне сказки и поняла, что наступит день, когда ко мне придет моя крестная, фея, взмахнет своей волшебной палочкой, и все в моей жизни наладится. Я не предполагала, что придется ждать так долго, но ведь это наконец случилось! Мне предложили начать жизнь заново, мне предоставили еще один шанс, возможность найти свое счастье.

Как я распоряжусь своей новой жизнью? С юностью, красотой и приобретенным мной опытом? Я получу все, что захочу. Я сделаю блестящую карьеру, добьюсь славы, сколочу состояние и отодвину с дороги таких, как мисс Анетт Бэйкер. Проявляя безжалостность, я доберусь до самой вершины и отомщу всем, кто пренебрег мной, считая меня никчемной старой женщиной. Это доставит мне огромное удовлетворение, но я хочу кое-что еще, о чем не сказала Мефисто. Я мечтаю найти любовь, почувствовать себя надежно защищенной, иметь того, кто будет заботиться обо мне, завести семью, детей и каждый вечер ждать возвращения мужа с работы. Я хочу услышать слова, которых никогда ни от кого не слышала. Даже теперь, когда я пишу об этом, у меня дрожат руки. Так пусть же кто-нибудь наконец скажет мне: «Я люблю вас».

Меня бросило в жар — голова моя кружилась. Я покрылась испариной. Но предвестники менопаузы больше не пугали меня. Мне уже незачем этого бояться. Став молодой и красивой, я найду мужчину, который будет мне по душе.

Остается привести в порядок свои дела, заплатить за квартиру, отказаться от услуг молочницы, написать письма Салли и Эндрю и сообщить им, что я собираюсь в кругосветный круиз на полученные в библиотеке деньги. Вероятно, я никогда больше не увижу их, но это не важно. Ничто больше не должно напоминать мне о моей прежней жизни — о том, как я была несчастлива.

Потом я лягу в постель и буду ждать появления Мефисто. Как страшно! Кажется, будто я стою на краю пропасти и пытаюсь собрать все свое мужество, чтобы прыгнуть в нее.

Но я прыгну. Я сделаю это».

Глава 5

Я услышала низкое гудение. Оно постепенно нарастало, а где-то в отдалении позвякивал металл и раздавались приглушенные голоса. Во рту у меня был отвратительный вкус, и я ощущала запах антисептика. Ощупав себя и все, что меня окружало, я поняла, что лежу на спине в незнакомой жесткой постели. Но где же, черт возьми?

Я открыла глаза. На фоне резкого ослепительно белого света замаячила неясная тень. Я попыталась повернуться, но не смогла даже шевельнуться. Что сделал со мной Мефисто?

Тень уплотнилась и, материализовавшись, оказалась женским лицом. Я не узнала его.

— Синди, солнышко, ты слышишь меня? Это ко мне она обращается?

Громкий шепот:

— Она пробуждается. Другой женский голос:

— Осторожно. Она еще очень слаба.

— Синди? — снова заговорила первая женщина, склоняясь надо мной. Я чувствовала ее дыхание на своей щеке. — С тобой все будет хорошо, Синди, детка. Доктор говорит, ты поправляешься.

Синди? Вероятно, это какая-то ошибка. Ведь так звали эту чертову куклу. О Господи! Что-то тут не так. Что-то не сработало. Ужасная ошибка! Откуда взялись эти странные люди?

— Тебе еще придется побыть здесь, деточка, — продолжала первая женщина, гнусавя и растягивая слова. — Но ты и оглянуться не успеешь, как мы заберем тебя отсюда.

Я попыталась сесть, но это усилие оказалось чрезмерным, и я снова упала на постель.

— А теперь осторожнее, — прозвучал другой женский голос, и невидимые руки деловито захлопотали, удобнее укладывая мою голову и взбивая подушки. Это продолжалось до тех пор, пока женщина не устроила меня повыше. Теперь я полулежала.

— Вот так-то лучше. Пожалуй, совсем хорошо.

Постепенно из тумана выплыла комната. Больничная палата. К моему носу тянулись какие-то трубки. Еще одна была подсоединена к моему запястью. На мониторе возле моей постели мигали какие-то зеленые огоньки и линии. Оттуда же доносилось странное тихое гудение, пробудившее меня к жизни.

— Что случилось? — спросила я и удивилась тому, что вместо привычного голоса услышала какой-то писк. — Где я?

Одна из женшин, в халате медсестры, ответила:

— С вами произошел несчастный случай. — Она положила прохладную руку мне на лоб и отвела с него прядь волос. — Но худшее уже позади. Все обойдется.

— Все в порядке. — Вторая женщина слегка похлопала меня по руке. — Все будет прекрасно.

Я посмотрела на нее: на вид ей было лет тридцать, хорошенькая, со светло-золотистыми волосами. Внимательнее вглядевшись в женщину, я заметила круги под глазами и темные корни давно некрашенных волос. Она снова похлопала меня по руке так, будто хорошо знакома со мной.

— Кто она? — спросила я медсестру.

Мой вопрос явно потряс и огорчил женщину.

— Что с ней такое? Неужели она не узнает собственную сестру? О Господи! Только не говорите, что ее мозг пострадал!

Сестра? У меня никогда не было сестры. Кто же, черт возьми, эта самозванка?

— Это Бэбс, твоя сестра Бэбс, — пояснила женщина, снова склоняясь надо мной. — Ты ведь узнаешь меня, правда, детка?

— Конечно, у нее частичная потеря памяти после того страшного удара. — Медсестра что-то поправила в ногах моей кровати. — Но не волнуйтесь. Через пару недель она будет как огурчик. Вот заберете ее домой, и она, оказавшись в привычной обстановке, все вспомнит.

Домой? А где же мой дом, ради всего святого? И тут я поняла, что все это время смутно беспокоило меня. Как огурчик! Кто так говорит? Откуда они набрались этой американской чепухи? Чуть повернув голову, я бросила взгляд в окно. Нежный морской ветерок раскачивал листья пальмы. Это совсем не походило ни на Гилдфорд, ни на другие знакомые мне места.

— Где я? — снова спросила я. Голос ничуть не походил на мой. Может, из-за того, что в нос мне вставили трубки или каким-то загадочным образом у меня изменился тембр?

— Да ну же, детка, — ответила моя сестра Бэбс. — Ты в Лос-Анджелесе.

— В Лос-Анджелесе? — изумилась я. — То есть в том самом Лос-Анджелесе?

— А где ты предполагала оказаться? В Акапулько? — Нервно рассмеявшись, Бэбс повернулась к сиделке: — Моя сестренка всегда была слегка чокнутой. Без карты она никогда не проехала бы и мили. — Бэбс вздохнула. — Она постоянно рассказывала о том месте, где жила в детстве, — о городе Ангелов и тому подобной чепухе. Будто приехала сюда, чтобы стать кинозвездой. — Бэбс всхлипнула и приложила к глазам бумажную салфетку. — Разбила материнское сердце, убежав из дома, а в то время ей было лишь восемнадцать. Решила, что слишком хороша для Сиу-Фоллз. И вот к чему это привело.

— Но я не… — Я попыталась привлечь ее внимание, но она так увлеклась рассказом обо мне, что забыла о моем присутствии. Сиу-Фоллз? Лос-Анджелес? Об этом даже не упоминалось в нашем соглашении. И кто такая, черт возьми, эта Синди?

— Спасибо, Мефисто, — пробормотала я сквозь зубы. — Ты предал меня.

— Не знаю, кто будет теперь присматривать за ней, — продолжала Бэбс. — Я, разумеется, с этим не справлюсь. У меня на руках Дейл и дети. Вот если бы у нас была дополнительная страховка! Я говорила Дейлу, что нельзя угадать, когда на тебя обрушится несчастье.

— Что верно, то верно, — промолвила медсестра.

— Но я выполнила свой долг. Этого никто не может отрицать. Я бросилась сюда, как только мне позвонили из больницы, хотя не получила ни скидки на авиабилет, ни денег за двухнедельный отпуск, поскольку мне пришлось срочно попросить его. Я должна вернуться на работу послезавтра, и у меня нет надежды на то, что мать Дейла надолго возьмет на себя заботу о детях. Вы же понимаете, у меня семья, и я не могу оставить ее.

— Ну-ну, — миролюбиво проговорила медсестра. — Никто и не требует, чтобы вы что-нибудь немедленно предприняли.

— К тому же, — у Бэбс вырвалось сдавленное рыдание, — она никогда ничего не сделала для меня. Мне пришлось самой ухаживать за мамой…

— Пожалуй, слишком много переживаний для одного дня, — заметила медсестра, выпроваживая мою так называемую родственницу за дверь. — Больной надо отдохнуть.

Отдыхать мне было незачем. Я попыталась сесть прямо, не потревожив трубок. Как я выглядела? Я надеялась, что очнусь одна в Гилдфорде, а вместо этого меня доставили на край света и отдали в руки чужих людей. Как же будет с другими условиями сделки? Насколько далеко зашел Мефисто в своем предательстве?

Взглянув на свои руки, я убедилась в том, что на гладкой коже нет ни малейших признаков старения. Мои ногти, прежде обкусанные, с белыми пятнышками, теперь были ухоженными, покрытыми бледно-розовым лаком, изящными, длинными и красивой формы. Я увидела, что мои руки покрыты легким загаром, и, собравшись с силами, поднесла одну из них к лицу. И тотчас же обнаружила, что щеки у меня упругие и гладкие. Никакого намека на двойной подбородок! Мои длинные волосы были распущены и перевязаны сзади лентой. На ощупь они казались мягкими и шелковистыми. Я потянула прядь вперед, желая посмотреть, какого цвета волосы, и выяснила, что они блестящие и очень-очень светлые.

На мне была кокетливая белая ночная сорочка с оборками и фестонами. Я пощупала постельное белье, пытаясь продолжить свое исследование, но медсестра вернулась, прежде чем я успела продвинуться на этом пути.

— Доктор говорит, что все это можно убрать. — Она улыбнулась, вынимая трубки из моего носа и щелкая переключателями оборудования, установленного в углу комнаты. Медсестра поправила простыни и подоткнула одеяло, пришпилив меня таким образом к кровати. — А теперь будьте умницей и отдыхайте. Ваши дела идут на лад.

— Не дадите ли мне зеркало? — попросила я. — Пожалуйста!

— Зачем это вам, дорогая? — Помолчав, она добавила с сомнением: — Не знаю, разрешит ли доктор. Сейчас спрошу его.

Я с нетерпением ожидала ее возвращения. Почему мне нельзя взглянуть на себя в зеркало? Неужели Мефисто сыграл со мной скверную шутку? Я с беспокойством ощупала лицо. Может, на нем появились уродливые шрамы? Страшные следы катастрофы?

Тут появились медсестра и доктор в белом халате. Они тихо и долго говорили в дальнем углу комнаты. Наконец, подойдя к моей постели, медсестра подала мне небольшое прямоугольное зеркальце с пластмассовой ручкой.

— Имейте в виду, что у вас на лице еще видны следы ушибов, — предупредила она. — Будьте готовы к тому, что увидите.

Я схватила зеркальце, сгорая желанием поскорее увидеть свое отражение, и сдавленно вскрикнула от изумления.

— Не волнуйтесь. — Доктор стремительно приблизился к кровати. — У вас поверхностные ушибы. — Он улыбнулся. — Ваше прелестное личико очень скоро станет таким же, как и прежде.

Я бросила на него удивленный взгляд. Мои травмы оказались незначительными и несерьезными — легкий отек на щеке и небольшой порез на лбу. Я едва заметила их.

Все же Мефисто не обманул меня. Я стала молода и выглядела даже моложе, чем ожидала. На вид мне было двадцать с небольшим. Когда я распустила ленту, придерживавшую сзади волосы, мое нежное, немного кукольное личико оказалось обрамленным золотистыми локонами. Из зеркала на меня смотрели большие синие глаза, выражающие простодушие, доверчивость и невинность. Мои полные влажные губы тронула улыбка, и я увидела свои великолепные, ослепительно белые зубы.

В глазах моих вспыхнула радость. Доктор ошибся, назвав мое лицо прелестным. Оно было вызывающе, поразительно красивым.

В течение нескольких следующих дней я пыталась осознать, кем теперь стала. Если бы кто-то заподозрил, что я вовсе не та, за кого себя выдаю, это вызвало бы массу весьма неприятных вопросов. И как бы я объяснила то, что так изменилась?

Условия договора с Мефисто казались мне в момент его заключения ясными и не внушали сомнений. Я должна была получить новую телесную оболочку, сохранив при этом свою личность и ум, на чем я особо настаивала. Если вы замените молоток новым, а потом приделаете к нему новую ручку, что останется от прежнего молотка? Будет ли он существовать? Какую пользу я извлекла бы из моей новой жизни и как реализовала бы свои новые возможности, если бы перестала быть собой?

Мефисто скрупулезно выполнил это условие сделки, но я не учла того, что мое новое тело будет отягощено старым багажом в виде индивидуальных особенностей личности и биографии его прежней владелицы. По своей глупости я вообразила, что начну новую жизнь с чистого листа и стану той личностью, какой пожелаю. Я не ожидала, что окажусь замешанной в чужую жизнь, а в связи с этим мне придется выполнять обязательства той, которая прежде жила в этом теле.

Теперь мне предстояло делать вид, будто я и есть Синди — хотя бы до тех пор, пока не выпишусь из больницы. Я должна побольше разузнать о Синди, чтобы убедительно играть свою роль перед доктором. Иначе он решит, что у меня потеря памяти, и пошлет за психиатром. Тогда у меня возникнут серьезные проблемы.

Моим первым источником информации должна стать сумочка Синди, обнаруженная мной в ящике прикроватной тумбочки. Чувствуя себя персонажем детективного романа, я при первой же возможности тщательно обследовала ее. Содержимое этой сумочки позволило бы Синди открыть небольшую аптеку или парфюмерную лавочку — здесь находились макияж, духи, туалетные принадлежности, кремы для лица, несколько щеток для волос и даже небольшой фен на батарейках.

В боковом кармашке сумочки я нашла водительские права, две пятидолларовые банкноты и немного мелочи разного достоинства. В водительских правах было записано мое полное имя — Синди Луиза Мэри Браун и возраст — двадцать один год. Двадцать один! Значит, Мефисто немного ошибся в своих расчетах, и благодаря его легкомыслию я получила еще четыре года жизни.

Я увидела в сумочке также небольшую упаковку тампонов и три нетронутых кондома. Наличие последних предметов вызвало у меня легкую улыбку — оно означало, что я принадлежу к категории сексуально активных женщин. Потом меня осенило, что у Синди, вероятно, был приятель. Вдруг по выходе из больницы меня встретит какой-нибудь «мясной рулет» и предъявит свои права? Удастся ли мне убедить его, что я Синди? И как это будет — заниматься сексом с незнакомцем? «Нет, — подумала я, — скоро он поймет, что остался не у дел. Если мне и суждено вступить с кем-нибудь в интимные отношения, то я сделаю это по своему выбору». На этот раз я не собиралась заниматься любовью в фургоне, как с Барри Томпсоном.

На самом дне сумочки лежали коробок спичек из ресторана «У Марта» и ламинированная пластиковая карта калорий — их я выбросила в корзину для бумаг.

Наконец поднявшись с постели и начав ходить, я провела массу времени в ванной, изучая свое новое тело. Я пришла к выводу, что могу не волноваться из-за лишних калорий. Я была высокой и стройной и длинноногой. На моем плоском животе было бы впору раскатывать тесто. Повернувшись к зеркалу в профиль, я любовалась своим дерзко вздернутым задом, что весьма приятно контрастировало с моим прежним рыхлым телом и обвисшей грудью. Теперь соски на моих крепких грудях торчали торчком и отвердевали при малейшем прикосновении к ним.

Привыкание к моему новому телу было сопряжено с непредвиденными и забавными проблемами. Я не привыкла быть такой высокой — мой центр тяжести прежде был расположен иначе. Начав ходить, я не могла правильно определить расстояние между предметами и то и дело натыкалась на мебель. Мой голос, вернее, мой выговор, тоже изменился, и мне следовало привыкнуть к этому. Слыша непривычное звучание своей речи — интеллигентное, гнусавое растягивание звуков, я всякий раз вздрагивала. Внезапно я осознала, что мне трудно произносить знакомые слова, явно не входившие в лексикон Синди. Нельзя же рассчитывать, что меня кто-нибудь примет всерьез, если я буду говорить таким образом? Неужели моя личность окажется в этом прекрасном новом теле, как в ловушке, и я не смогу общаться с людьми в своей обычной манере? Я догадалась, что образование Синди оставляло желать лучшего.

Мой почерк оказался еще одним сюрпризом. Когда мне пришлось заполнить бланк, я некоторое время вертела ручку в руке, не зная, что с ней делать, пока не смекнула, что Синди была левшой. И тут из-под моего пера поползли буквы, похожие на детские каракули. К тому же писала я мучительно медленно. Потеряв терпение, я попыталась заставить себя писать своим обычным почерком, но тут выяснилось, что потеряла способность координировать движения. Пришлось довольствоваться этой неразборчивой писаниной. Я была очень огорчена и сбита с толку. Где же граница между разумом и телом?

Моя новообретенная сестра вернулась на следующий день. Ее явно обрадовало мое быстрое выздоровление.

— Благодарю Бога за то, что ты вышла из комы. — Она мелодраматично вздохнула. — Я не знала, что и думать, когда мне сообщили о тебе. Я вообразила, будто тебя подсоединили к какой-то машине, а ведь это удовольствие обходится в сотни долларов в день. Понимаешь, что значит всю оставшуюся жизнь зависеть от своей семьи? К тому же у меня на руках Дейл и дети…

Я тоже поблагодарила свою счастливую звезду за то, что очнулась. Сколько же Бэбс ждала, пока меня отключат от аппарата?

— Скажи, — пробормотала я, — что это за несчастный случай произошел со мной?

Бэбс пустилась в долгое повествование, перемежавшееся фразами: «я предупреждала тебя», «тебе следовало бы быть разумнее». В конце концов я поняла, что попала в автомобильную аварию. Синди не успела вписаться в поворот на Пасадену и столкнулась с другой машиной, пытаясь задом въехать на шоссе. Бэбс сурово заметила, что я легко отделалась — всего-то несколько ушибов, почти незаметные повреждения. «Мне повезло больше, чем бедной Синди», — подумала я. Вероятно, в тот самый момент она «вышла из игры», предоставив Мефисто свое «ненужное тело», за которым он охотился. Должно быть, эта ночь была не слишком урожайной для Мрачного Жнеца, если ему пришлось проделать столь дальний путь до Лос-Анджелеса.

Судя по всему, Синди столкнулась с «роллс-ройсом».

— Бедная безмозглая сестрица, ты налетела не на обычную машину. — В голосе Бэбс зазвучали истерические нотки. — Надеюсь, твоя страховка не просрочена? Хозяин «роллс-ройса», похоже, большая шишка. Медсестра сказала, что его зовут Харли. Он имеет какое-то отношение к парфюмерной промышленности. Ему повезло — он отделался только разбитым носом, а ведь ты могла угробить его! И тогда Харли затаскал бы нас по судам! Что бы тогда с нами было?

Я хотела спросить Бэбс, как ему удалось бы это сделать, если бы он погиб, но решила, что пока лучше помалкивать. По крайней мере в моей новой жизни, как выяснилось, мне было на что опереться. У меня было прошлое.

— Не знаю, как все это произошло, — продолжала Бэбс. — Не возьму в толк, почему тебе понадобилось ехать в это ужасное место. Ты провела здесь три года — и чего добилась? Что ты нашла здесь, чего не было в Сиу-Фоллз?

Подметив злобный блеск в ее глазах, я догадалась, что сестрица не питает ко мне нежных чувств.

— Ничего! — прошипела она. — Ничего! Все в один голос говорили, что ты хорошенькая, но ты простушка, поэтому ничего не сможешь добиться. Вот у меня-то жизнь достойная. Да, мой Дейл не кинозвезда, но он хороший муж и трудолюбивый человек. У меня прекрасный дом и двое чудесных детей. А где была ты, когда я ухаживала за мамой перед ее смертью?

Я хранила молчание, в надежде, что Бэбс мне все выложит.

— Чем ты занималась? Работала официанткой во второразрядном ресторанчике, точнее, в дешевой забегаловке! — с торжеством выплюнула она мне в лицо. — И это после всех твоих планов стать моделью! А как ты задирала нос! Как чванилась!

Значит, я была официанткой!

— Ну спасибо тебе, Мефисто! — пробормотала я сквозь зубы. — Я-то рассчитывала на более романтическое начало своей карьеры.

— А что касается этой твоей дружбы…

— Какой дружбы? — перебила я, поскольку предполагала, что у Синди был дружок.

— Скоро узнаешь — она сегодня придет навестить тебя. — Бэбс поднялась. — А это значит, что я должна выметаться. — У двери сестрица остановилась и бросила на меня презрительный взгляд. — Скажите, пожалуйста, потеря памяти! Меня ты не надуешь!

«Спасибо за поддержку, сестренка, — с горечью подумала я, когда она захлопнула за собой дверь. — Если таков был семейный уклад в Сиу-Фоллз, меня ничуть не удивляет, что Синди сбежала оттуда».

Спросив медсестру о той подруге, на которую намекала Бэбс, я узнала, что звонила особа по имени Триш и собиралась сегодня навестить меня. Я с нетерпением ждала ее прихода. Значительная часть жизни Синди все еще была мне неизвестна, и я отчаянно нуждалась, чтобы мне помогли заполнить белые пятна в моей биографии.

— Сюрприз!

С этим жизнерадостным восклицанием в палату ворвалась женщина чуть старше двадцати, и ее пятидюймовые каблуки застучали по полу, когда она бросилась ко мне. На ней были короткая черная кожаная юбка и жакет, а огненно-рыжие крашеные волосы уложены в высокую прическу.

— Привет, Син, — выдохнула она, сев на стул возле моей кровати. — Ты меня до смерти напугала — какую шутку выкинула! Я думала, что ты уже труп!

Триш сняла жакет, под которым оказалась ярко-красная футболка с короткими рукавами и с крупной надписью: «Не лапать — обожжешься!»

— Я уже думала подыскать другую соседку для нашей общей квартиры. Но знаешь, какая морока просеивать через сито всех чудиков и придурков? Да это все равно что гвоздь в заднице.

Я слабо улыбнулась, поскольку надеялась, что Синди жила одна. И каково жить в одной квартире с Триш?

— Кстати, о гвозде в заднице, — добавила она и, понизив голос, оглянулась. — Надеюсь, твоя ядовитая сестрица убралась отсюда? Я готова выказывать ей уважение, какого она заслуживает, но ты ведь знаешь, что я думаю о ней.

Триш тряхнула головой, откидывая со лба волосы, и с любопытством уставилась на меня:

— Ну, Син, как себя чувствуешь? Я никогда еще не видела человека, вышедшего из комы.

— Лучше, чем утром, — ответила я, робко поглядывая на Триш. Ее ярко-красная блестящая помада точно соответствовала цвету футболки. Глаза были подведены, на ресницах — слои туши, что придавало Триш сходство с пандой.

— Я слышала, ты теперь водишь дружбу с большими шишками, — усмехнулась она. — Ты знаешь, что налетела на машину Харли Брайтмена?

— Кого?

— Медсестра говорит, будто он отделался разбитым носом. — Триш замолчала и посмотрела на меня: — Я верно расслышала? Ты ведь спросила, кто такой Харли Брайтмен?

Я кивнула.

— Ну, Син, я-то думала, что ты дурака валяешь, когда они сказали о потере памяти! — Глаза ее округлились. — Ведь это он привез тебя сюда! Харли приехал вместе с тобой на машине «скорой помощи» и все для тебя сделал. По словам медсестры, он спас тебе жизнь.

— Значит, он мой друг?

— Друг? Будь оно так, тебе очень повезло бы! Харли Брайтмен — самый завидный холостяк в Лос-Анджелесе! — Триш глубоко вздохнула. — И денег у него куры не клюют, с тех пор как он унаследовал «Лапиник». Ты же знаешь эту компанию, производящую и продающую косметику?

Я снова кивнула, на этот раз с улыбкой. Даже я слышала о «Лапиник».

— Может, тебе удастся возбудить против него процесс. — задумчиво проговорила Триш. — В конце концов, ты ведь пятилась, и он, возможно, наехал на тебя сзади. Ты могла бы сказать, что все случилось по его вине.

— Наверное, я должна радоваться тому, что он не возбудил дела против меня.

— «Вероятно… я должна радоваться»… — смеясь, передразнила меня Триш. — Эй, Синди, что с тобой? Ты ведь никогда раньше так не выражалась!

— Я… гм… не знаю… — пробормотала я. Теперь мне следовало держать ухо востро и следить за своей речью внимательнее, во всяком случае, при Триш. Ее отношения с Синди, по-видимому, были слишком близкими, и это мне не нравилось.

Однако, проведя в обществе Триш несколько часов, я узнала о Синди гораздо больше, чем выведала бы от кого-либо еще. К моему удовольствию и облегчению, выяснилось, что у нее, кроме сестры, не было близких родственников. Мать Синди умерла вскоре после того, как та ушла из дома, как поведала мне Бэбс. Однако Триш намекнула, что смерть постигла эту женщину скорее из-за пристрастия к бутылке, чем из-за утраты дочери, якобы разбившей ее сердце. Отец Синди исчез давным-давно.

Девушка устремилась к манящим огням Лос-Анджелеса в надежде стать моделью, но кончилось все тем, что она устроилась официанткой в заведение некого Марти, в мерзкую грязную забегаловку на самом неприглядном и непрестижном участке бульвара Сансет. Там Синди повстречалась с Триш, мечтавшей стать актрисой, и поселилась в свободной комнате ее квартиры.

До сих пор Синди только однажды удалось получить работу модели — в рекламе тушеных бобов на телевидении. Между тем Триш сделала головокружительную карьеру, появившись на три секунды в массовке во время съемок сериала «Мелро-уз-Плейс», а также мелькнув в выпуске новостей Си-эн-эн, в сюжете об ограблении банка.

— Но ты не должна сдаваться, Син, — повторяла Триш. — Ведь нельзя знать заранее, когда пробьет твой звездный час.

На свои осторожные вопросы об отношениях Синди с мужчинами я не получила от Триш удовлетворительных ответов.

— Откуда мне знать? — Она пожимала плечами. — Ты ведь никогда ничего мне не рассказываешь. Я всегда говорила, что ты слишком скрытна, и это тебе не на пользу.

— Но ведь ты заметила бы, если бы у меня появился парень!

— Да брось, Син! — с досадой возразила Триш. — Разве тебе понравилось бы, если бы ты вдруг узнала, что я шпионю за тобой и веду записи на всякий случай, опасаясь, как бы ты не получила сотрясения мозга и не потеряла память? Не морочь мне голову своей обычной комедией под названием «маленькая мисс девственница». Готова держать пари: ты получаешь свое, едва представится случай, как и все мы грешные. Ну, как в тот раз, когда ты целую ночь провела с Говардом Вайнбергером.

— А кто это?

— Перестань притворяться, будто не помнишь Говарда. Я знаю, ты попала в аварию, но ведь до этого встречалась с ним целых три недели!

Эти подробности мне почти не помогли. Судя по всему, у Синди не было ни длительных романов, ни обязательств на романтическом фронте.

— Должно быть, ты умела его ублажить, — задумчиво добавила Триш. — Потому что он просто писал кипятком, когда ты его бросила!

Теперь Триш стала частой гостьей, и все время, пока я оставалась в больнице, постоянно навещала меня, а Бэбс же заглянула ко мне только еще раз, по пути в аэропорт. Она ясно дала мне понять, что не собирается снова вернуться в Калифорнию, и не предложила мне остановиться у нее в доме, если я случайно окажусь в Сиу-Фоллз.

— Упрямая сучка! — воскликнула Триш, когда я сказала ей об этом. — Поверь мне, Син, без нее тебе будет гораздо лучше. Даже если она лишит тебя денег, оставленных матерью.

— Каких денег?

— О! — Триш замялась. В выражении ее лица и манерах появилась неуверенность. — Да ты сама мне что-то однажды говорила об этом. Едва ли у тебя есть доказательства. — Она посмотрела на свои ногти. — Кстати, о деньгах. Ты, га… ты помнишь, что в конце недели надо платить за квартиру? — Триш бросила на меня смущенный взгляд. — Марти обещал оставить место за тобой и сказал, что ты сможешь работать дополнительно, если пожелаешь, во вторую смену.

До этой минуты я не особенно задумывалась о деньгах, но тут внезапно осознала, каково мне будет без них. Как жить без средств к существованию? На следующий день я спустилась в вестибюль больницы, где мне приветливо подмигивали банкоматы, и вложила в щель одну из банковских карточек, обнаруженных в сумочке Синди. На клочке бумаги в заднем внутреннем кармашке было нацарапано несколько цифр, я ввела несколько комбинаций в машину. С третьей попытки мне повезло — я нашла доступ к счету Синди.

И тотчас же пожалела об этом, потому что ее финансовые дела оказались в плачевном состоянии. Точнее сказать, на счете у Синди почти не было денег. Я уже решила, что лучше сгореть в аду, чем просить помощи у Бэбс, поэтому у меня оставался лишь один выход — вернуться на работу в заведение Марти и работать там в две смены.

Я убеждала себя в том, что дела могли бы обстоять значительно хуже. Ведь в отличие от Хариэт я имела работу и жилье. Конечно, кое-какие мои ожидания Мефисто обманул, и все же жаловаться мне не приходилось. В основном он выполнил условия нашей сделки. Мефисто дал мне молодость и красоту, вырвал из привычной жизни и перенес за тысячи миль от родных мест. Однако, судя по всему, меня ни с кем не связывали слишком тесные узы и серьезные обязательства, поэтому я была вольна делать что пожелаю в пределах, очерченных моей возможностью заработать на жизнь.

Мне хотелось бы как-нибудь попасть в Гилдфорд, хотя бы для того, чтобы показать Анетт Бэйкер, что такое настоящая красота, но приходилось повременить с этим, пока я не заработаю на проезд до Англии. Впрочем, разве Америка не страна неограниченных возможностей, где люди сами строят свою жизнь, а заодно переделывают и себя?

Получив второй раз шанс в жизни, я не собиралась его упустить.

Глава 6

Меня выписали из больницы накануне рождественских праздников. Машина Синди была разбита вдребезги. Поэтому за мной приехала Триш на своей красной развалюхе, видавшей виды и, видимо, тоже не избежавшей нескольких столкновений с другими машинами.

— Ну, чего ты ждешь? — осведомилась она, собирая в охапку фантики, журналы, жестянки из-под кока-колы с переднего сиденья и бросая их на заднее. Надев солнцезащитные очки, Триш начала нажимать на кнопки своего стереомагнитофона, встроенного в переднюю панель. — Давай же, садись!

Едва мы миновали ворота больницы и припаркованные у входа ряды машин, меня оглушила музыка, шквал музыки.

— Рождена… безум-нооой! — запела Триш, давя на акселератор.

Послышался скрежет шин, когда встречный грузовичок-пикап резко метнулся в сторону, чтобы избежать столкновения с нами.

— Поворачивайся живее, заморыш! — завопила Триш, тыча пальцем в воздух.

Встречная машина вылетела на противоположную сторону дороги и врезалась в пальму у обочины. Когда мы проезжали мимо, огромная немецкая овчарка выпрыгнула из кузова и с яростным лаем бросилась за нами. Вцепившись в сиденье так, что побелели костяшки пальцев, я попыталась нащупать ремень безопасности.

— Ой, Триш, — залепетала я. — Не можешь ли ты…

Триш ткнула пальцем в кнопку переключателя и вырубила музыку, включив вместо нее радио, по которому транслировали ток-шоу.

— Прошу прощения, Син, — пробормотала она не слишком любезно, — я и забыла, что ты провинциалка с Запада.

Наконец мы добрались до шоссе, запруженного медленно движущимся транспортом, и мне впервые за все время удалось хорошо разглядеть пейзаж. Разумеется, он совсем не походил на то, что я видела в Гилдфорде. Более всего поражала разница в погоде — она была здесь мягкой и солнечной, и это за несколько дней до Рождества! В моей прошлой жизни я не путешествовала дальше Европы и, не видя Америки своими глазами, всегда сомневалась в реальности ее существования.

Я и теперь не была в этом полностью уверена. Вертя головой и разглядывая дорожные знаки с незнакомыми экзотическими названиями, такими как Санта-Моника, Малибу и Беверли-Хиллз, я размышляла, не сон ли все это? Я была совершенно дезориентирована. Большинство людей должны провести в самолете не менее двенадцати часов, чтобы добраться до Лос-Анджелеса, и, как правило, они точно знают, куда направляются, поскольку планируют свое путешествие заранее. Но совсем иное дело — проснуться в пяти тысячах миль от того места, где легла спать прошлым вечером.

— Ну, детка, — проговорил рядом чей-то ворчливый голос.

Испуганная, я оглянулась и увидела, что на меня пялится из открытого окна соседней машины, двигавшейся бок о бок с нашей на такой же скорости, тучный мужчина средних лет.

— Хочешь посмотреть на моего «шалуна»? — Он разразился хохотом и начал возиться с застежкой штанов. — Если тебе интересно, я готов тотчас же представить его на обозрение.

Обе машины теперь оказались совсем рядом, и краем глаза я увидела что-то розовое.

— Триш! — воскликнула я. —Не можем мы ехать быстрее?

— Предоставь это мне, Син. — Триш подалась к моему окну. — Эй ты, придурок! И это ты называешь «шалуном»? — Она даже взвизгнула, подавившись смехом. — А где держишь микроскоп, чтобы его можно было разглядеть?

— Ах ты, вонючая сучка!

Мужчина высунулся из окна, стараясь достать нас. Триш нажала на руль и крутанула его в сторону так, что мы оказались на другой полосе, вызвав своим неожиданным скачком какофонию тревожных гудков. Я съежилась на сиденье, стараясь вжаться в него и моля Бога о том, чтобы мои дни не закончились в больнице, поскольку тогда я так и не узнаю, где живу.

Но мы благополучно влились в поток машин, оставив мужчину с пенисом сомнительного качества и размера беспомощно чертыхаться на запруженной транспортом полосе.

Примерно час мы потратили на то, чтобы добраться до голливудской квартиры Триш. Меня зачаровал этот адрес, звучавший так заманчиво и обольстительно, но, как только мы свернули с шоссе и проехали мимо невзрачных кварталов, я поняла, что нам не придется распивать чаи со звездами кино. На перекрестке возле бульвара Сансет стояла старая женщина с маленьким плакатом: «Готова работать за еду». Возможно, что-то в ней напомнило мне Хариэт — то ли черты лица, то ли возраст, то ли неряшливая одежда, но так или иначе я подумала о ней. Над ней возвышался непомерных размеров плакат, рекламировавший косметику «Лапиник», — «Для женщины, которая хочет немного больше»…

Меня охватила неприятная дрожь. Если бы я не встретила Мефисто, то могла бы закончить жизнь, как эта несчастная. Даже мои нынешние финансовые затруднения, пусть и весьма серьезные, не казались мне столь отчаянными, как у этой женщины. Вероятно, это объяснялось моей молодостью и будущим, открывавшимся передо мной, тогда как ее дни уходили безвозвратно.

— Вот мы и приехали в наш славный домик, — весело сообщила мне Триш, притормозив у мрачного многоквартирного здания на грязной улице.

Нам пришлось одолеть несколько лестничных пролетов, лавируя между рваными пластиковыми мешками с отбросами и лужами с 'отвратительным запахом. На площадке верхнего этажа Триш вступила в единоборство с многочисленными замками и болтами, но наконец дверь отворилась и впустила меня в мой новый дом. Делая вид, будто знаю, куда иду, я вошла в узкий коридор, потом открыла первую дверь и оказалась в чулане.

— Сюда, глупышка. — Триш, раздраженно вздохнув, потянула меня во вторую дверь.

— Похоже, ты вывалилась бы из окна, если бы тебе не показали, где лестница и как спускаться по ней.

Мы вошли в тесную и грязноватую комнатенку, заставленную мебелью. Еще одна дверь вела в комнату побольше, лучше освещенную и с огромной двуспальной кроватью. Вконец измотанная нашим путешествием, я направилась прямо к кровати, бросила свои сумки на пол и села.

— Я едва жива. — Я вытянулась на мягком цветастом стеганом одеяле. — Мне надо отдохнуть.

Триш смотрела на меня с таким удивлением, будто не поверила своим глазам.

— Эй, Син! Брось дурить. Ты отлично знаешь, что это моя комната! — Она покачала головой. — Ну что тут скажешь? Потеря памяти!

— Но я только…

— Твоя вон там. — Триш открыла другую дверь и с лукавой улыбкой добавила: — На всякий случай, если ты забыла.

Я взяла свои сумки и, волоча их по полу, добралась до комнатушки, едва ли более просторной, чем чулан. В ней стояли узкая кровать, платяной шкаф и комод. Солнечный свет проникал сюда сквозь узкое оконце, похожее на иллюминатор.

На кровати, прислоненный к подушке, сидел розовый плюшевый медведь. Простыни были аккуратно заправлены. Моя фантазия сыграла со мной шутку или эта чертова игрушка и вправду подмигнула мне?

— Привет, приятель, — пробормотала я, с нетерпением ожидая, когда Триш оставит меня одну.

— На случай, если ты действительно потеряла память, — сказала она, и в тоне ее я различила угрозу, — думаю, тебе стоит кое о чем напомнить: мои туалетные принадлежности в ванной слева, и я надписала все, что принадлежит мне в холодильнике. — Триш прислонилась к дверному косяку, а ее правая рука покоилась на бедре. — Я сообщила тебе о плате за квартиру, но пока ты лежала в больнице, пришел счет за электричество. Ты должна мне тридцать шесть баксов и пятьдесят центов. И еще семьдесят пять баксов я заплатила за то, чтобы твою машину отбуксировали.

Она бросила на меня сочувственный взгляд.

— То, что случилось с твоей машиной, Син, просто позор. Даже страшно вообразить такое — ведь ты только что выплатила за нее все взносы. Но если тебя надо куда-нибудь подбросить, дай мне знать. Для того и существуют друзья, верно, подружка? — Триш улыбнулась. — Конечно, пока ты будешь платить за бензин.

— Браво, Триш, — пробормотала я, закрывая за ней дверь. Видимо, дружба в этом городе обходилась недешево. Может, она собирается выставить мне счет за то, что навещала меня в больнице? А также за то, что привезла домой?

Наконец-то я осталась в одиночестве, впервые с той самой минуты, как очнулась после «несчастного случая». В больнице меня постоянно окружали люди. И я устала притворяться той, кем не была.

— Прости, дружок. — Зевнув, я сняла медведя с кровати. — Мои потребности гораздо важнее твоих.

Сбросив гнусное розовое чудище на пол, я залезла под одеяло и тотчас погрузилась в глубокий сон.

На следующий день, в сочельник, Триш уехала, чтобы провести рождественские праздники со своими родственниками в Бейкерсфилде.

— Через пару дней увидимся, Син, — бодро бросила она, запирая висячий замок на двери своей спальни. Уже на пороге Триш обернулась и метнула на меня испытующий взгляд: — Уверена, что с тобой все будет в порядке? Все праздники проведешь в одиночестве?

Я кивнула, стараясь не показать, как хочу поскорее избавиться от нее.

— Я пригласила бы тебя, — виновато пробормотала она. — Право же, я не думала…

— Со мной будет все в порядке, — заверила я Триш.

— Как бы то ни было, дома лучше, чем в больнице, — с облегчением заключила она. — Мои старики всегда так суетятся, если я привожу кого-нибудь домой. И я решила, что и тебе такая суматоха ни к чему после несчастного случая. Лучше отдохни и наберись сил, перед тем как выйдешь на работу.

— Пока, Триш, — ответила я, и меня охватило беспокойство при напоминании о том, что мне предстоит.

— На обратном пути я куплю кое-что в бакалее, — пообещала Триш. — А ты, если хочешь, можешь принять ванну с пеной. Возьми флакон от «Лапиник».

Едва она ушла, я почувствовала себя иначе, внезапно осознав, что немножко праздничной суматохи было бы мне теперь весьма кстати. Я ощущала страх и незащищенность — ведь я была одна в чужом городе, без машины и почти без денег. Я не знала в Лос-Анджелесе никого, а между тем Рождество — тот праздник, который люди проводят дома со своими семьями, уверенные в том, что по крайней мере один или два человека на планете любят их.

Я припомнила все рождественские праздники, проведенные мной в одиночестве в те дни, когда я еще была Хариэт. Тогда у меня были по крайней мере Салли и Эндрю, и я могла навестить их на праздники. А теперь я была безнадежно одинока, и эта мысль повергла меня в оцепенение. Что же я выиграла, продав душу Мефисто?

Мне пришлось взглянуть в зеркало, чтобы напомнить себе, зачем я это сделала. А что бы подумали Салли и Эндрю, если бы увидели меня теперь? Что подумал бы Эндрю о моем прекрасном теле? Я вздохнула. Они, вероятно, даже и не заметили моего исчезновения. И вдруг сердце мое сжалось от тоски по Гилдфорду, по тому самому городу, который прежде я всегда презирала. Теперь я находилась на другом континенте, очень далеко от него. Пройдет много времени, прежде чем я поеду туда и узнаю, скучает ли кто-нибудь обо мне.

А сейчас я с полным правом могла начать здесь свою новую жизнь. Исследовав крошечную спаленку Синди, я попыталась найти еще какие-нибудь ключи к разгадке личности той, в чьем теле поселилась. Кроме одежды, косметики и дешевой бижутерии, у Синди почти ничего не было, а все это очень мало говорило мне о ней. На полу под кроватью валялся замусоленный роман Джеки Коллинз «Голливудские жены» в мягкой обложке. Неужели Синди разделяла мою тайную слабость к этой писательнице? Неужели и она жила в том же фантастическом мире, куда имела обыкновение убегать и которым наслаждалась в наполненной паром ванной Хариэт в Гилдфорде?

Для меня это было всего-навсего развлечением, вносившим разнообразие в иссушающую монотонность жизни и работы. Но Синди жила здесь, в Голливуде, всего в нескольких милях от домов богатых и знаменитых. Неужели она проделала весь путь до Лос-Анджелеса в надежде приобщиться к их жизни? Оглядев комнату с облупившейся на стенах краской и потрепанной мебелью, я подумала, что, вероятно, в Сиу-Фоллз Синди была обеспечена лучше.

Продолжая свои исследования, я в одном из ящиков комода, под стопкой белья, нашла дневник, или записную книжку, и тут же решила, что это позволит мне глубже проникнуть в тайну Синди. Но меня постигло разочарование. К сожалению, эта молодая женщина, видимо, не обладала тем, что называется личностью. Под ее внешней оболочкой не таилось ничего интересного.

В отсутствие Триш время тянулось медленно. На Рождество я надела старый тренировочный костюм и кроссовки Синди и отправилась за продуктами. Из окна квартиры я видела бакалейную лавочку и предположила, что она открыта.

Едва я вышла из дома, на меня уставились молодые женщины.

— О, посмотрите-ка, вон Красотка! — закричала одна из них, показывая на меня пальцем. По их кричаще-яркой одежде и вызывающе накрашенным лицам я поняла, что это проститутки.

— Ищешь мистера Райта, до-о-гуша? — закричала другая. — Держу пари, он тебе не по зубам![5]

Оторопев, я попыталась быстро прошмыгнуть мимо женщин, но они окружили меня.

— Ах ты, заносчивая сука! — закричала одна, наступая и пытаясь столкнуть меня в канаву. — Смотри, как бы мы не поймали тебя, когда будешь работать языком на нашей территории, а то познакомишься со мной поближе!

Остаток пути я пробежала на предельной скорости, а в ушах моих звучали их оскорбительные выкрики. Последние свои деньги я потратила на продукты первой необходимости — хлеб, яйца, молоко и сыр.

— Все одна, дорогуша? — прохрюкал крепко сколоченный мужчина, сидевший за кассовым аппаратом, и взял у меня деньги своей жирной лапой. Он схватил меня за руку, сжал ее и засопел, перегнувшись ко мне через прилавок.

— Хочешь сегодня погулять со мной, крошка? Ты запомнишь это Рождество!

От него воняло, как из сточной канавы.

— Нет, спасибо. — Я вырвала руку и стрелой выбежала из лавки. Где-то поблизости завыла полицейская сирена.

Из-за угла появился мужчина, бросил быстрый взгляд через плечо и пустился наутек. Я догадалась, что полицейская машина преследует его. Она притормозила, шины заскрипели, и улица огласилась пронзительным воем сирены. Мигалки работали на полную мощь. Проститутки кинулись врассыпную и исчезли из поля зрения, когда машина остановилась, поравнявшись с преследуемым, и из нее выскочили четверо полицейских.

— Стой! — крикнул один из них, направляя пистолет на убегавшего. Три других копа окружили мужчину и начали избивать.

Охваченная ужасом, я устремилась к дому. В коридоре я наткнулась на какого-то нечесаного молодого человека, привалившегося к стене, и тут же отпрянула, но, похоже, он не заметил меня. Молодой человек что-то вводил себе шприцем и при этом весь содрогался, что было заметно даже при тусклом свете.

После этих приключений я опасалась выходить одна и сузила поле изучения Лос-Анджелеса до каналов телевидения, которые постоянно переключала. В результате я узнала, что средний житель Лос-Анджелеса, одновременно и потребитель телепрограмм, отличается крайней скудностью интересов, сравнимых только с любознательностью мухи. Ни одна идея не привлечет его внимания, если не подкреплена полным набором рекламируемых товаров. Я обнаружила около трех сотен каналов, нашпигованных полной чушью, и среди них я не нашла ничего достойного созерцания. Я начала искать приличную книгу.

Не желая читать писания Джеки Коллинз, я просмотрела журналы, лежавшие в гостиной. Сначала заглавия статей показались мне странными: «Добейся успеха с помощью своего гардероба», «Как заполучить мужчину и удержать его», «Начните новую жизнь в новом облике». И тут я поняла, что все эти заголовки были адресованы непосредственно мне, вернее, той девушке двадцати одного года, которой я теперь стала. Что ж, пора перестать мыслить как пожилая женщина.

Тщательно изучив журналы, я вернулась к платяному шкафу Синди и занялась ее туалетами. Нельзя сказать, что Синди отличалась консервативным вкусом — она предпочитала яркие цвета, а фасоны не оставляли места фантазии, так как весь упор делался на достоинства фигуры. Похоже, Синди любила свои наряды.

Я примерила несколько блузок и маек с вызывающе глубокими декольте, а также узкие и такие короткие юбочки, что они почти исчезали возле моей талии, когда я садилась. На внутренней стороне двери спальни висело зеркало в человеческий рост, и я провела много времени, красуясь и расхаживая перед ним взад и вперед по узкому проходу между кроватью и стеной, изучая сочетания туалетов и размышляя о том, какой эффект они производят. Сначала я чувствовала себя глупо, как ребенок, играющий с кукольными платьями, но, привыкнув к своему отражению в зеркале, впервые ощутила связь своей личности с моим новым телом. Я заметила, что в этой одежде и двигаюсь совсем иначе. Вместо неуклюжей и застенчивой Хариэт к зеркалу подходила вкрадчивой походкой совсем иная женщина и принимала соблазнительные позы. По моему телу пробегала дрожь физического возбуждения. Хрипло дыша, я приблизила лицо вплотную к зеркалу и коснулась губами стекла, имитируя поцелуй. Интересно, какое действие это должно оказывать на мужчин?

Меня охватывал ужас при мысли о том, что мне придется выйти на работу. Во-первых, этот вид деятельности был мне совершенно незнаком, а во-вторых, мне предстояло притворяться и играть незнакомую роль. Как общаться с друзьями Синди? И скоро ли меня разоблачат как самозванку?

К тому времени, когда Триш вернулась из Бейкерсфилда, я уже соскучилась, поскольку чувствовала себя одинокой до отчаяния и страшно хотела выйти из нашей квартиры. К тому же мне были очень нужны деньги. Я съела большую часть купленных мной продуктов и теперь питалась сухой смесью для вафель и сандвичами с кетчупом.

На следующее утро мы обе поднялись рано. Как я поняла, нам предстояло пройтись пешком до нашего заведения: Триш упомянула, что оно находится в нескольких кварталах от нашего дома на бульваре Сансет. Однако мы добирались до него на машине не менее двадцати минут. Мы въехали на обширную площадку для парковки, примыкавшую к заправочной станции, и остановились возле длинного низкого строения с огромной неоновой рекламой на крыше… Там значилось: «Ресторан „У Марти“, знаменитые завтраки».

— Бензин обошелся в доллар и пятьдесят центов, — пробормотала Триш, делая пометку в своей записной книжке. — Пошли, Син, чего ты ждешь? Надеюсь, не хочешь опоздать в первый же рабочий день?

Мы вошли в боковую дверь и очутились в самом жерле ада: клубы пара с шипением вырывались из котлов и глубоких сковородок, на которых что-то жарилось; люди сновали туда и сюда с горячими, только что снятыми с огня блюдами. Воздух казался плотным и густым от запаха жира. Пухлый мужчина в белом переднике рычал, отдавая указания из-за плиты, размахивал лопаткой для помешивания яичницы и тыкал ею в ряды сковородок, как дирижер оркестра.

— Эй, Марти! — Триш дотронулась до его плеча. — Посмотри-ка, кто здесь.

Он обернулся.

— Привет, Сииди, лапочка. — Рот его растянулся до ушей в приветственной улыбке. — Как дела у моей любимой девушки?

Ловко метнув яичницу из двух яиц на тарелку, подставленную официанткой, он качнулся вперед и обхватил меня за талию. В ноздри мне ударил запах немытого тела, на мгновение возобладавший над другими кухонными запахами, и к горлу начала подниматься тошнота. Почему всем этим людям хочется потрогать меня?

— Да не стой здесь, девочка, — добавил Марта, ущипнув меня за руку и плотоядно подмигивая. — Надевай-ка передник — там ждут посетители.

Я последовала за Триш в заднюю комнату, где мы переоделись в униформы из синтетической ткани неопределенного грязноватого оттенка и столь короткие, что даже юбки из гардероба Синди в сравнении с ними казались бы верхом скромности. После этого мы появились в обеденном зале ресторана. Кто-то сунул мне в руки кружку кофе, и я, беспомощно остановившись возле стойки, онемела от ужаса, поскольку не знала, что делать дальше.

— Эй, мисс, дайте мне вторую порцию кофе. — Пожилой мужчина указал на свою кружку, которую я держала в руке.

Этот ресторанчик напоминал декорации фильму пятидесятых годов. Огромные окна зеркального стекла шли по одной стене зала, предоставляя возможность видеть стоянку для машин и заправочную станцию. Банкетки из синтетической кожи стояли вокруг столиков с покрытием под дерево. На каждом столике были хромированные подставки для меню, стилизованные под старинные музыкальные инструменты. Цепочки, соединявшие их со столиками, предназначались для того, чтобы посетители не растащили эти безделушки. Музыкальный автомат стоял в дальнем конце комнаты, но звон тарелок и кружек не позволял расслышать, работает ли он. Вдоль стены, напротив окон, располагалась длинная стойка. За ней сидели несколько посетителей.

— Эй, официантка, сюда!

Я с опаской приблизилась к двум мужчинам в замызганных плащах, знаками подзывавших меня.

— Яичницу из двух слегка подрумяненных яиц с мясной поджаркой и особыми французскими тостами, — сказал один из них. — Двойную порцию сиропа. Без взбитых сливок.

— Яичницу с беконом и блинчики с черникой, — заказал второй. — Двойную порцию взбитых сливок, но без сиропа.

Я беспомощно огляделась. Триш принимала заказы, мне никто не дал для этого блокнота.

— Да, кстати, — с невинным видом заметил первый мужчина. — Кажется, кто-то уронил бумажник под банкетку.

— Может, заглянете туда? — предложил другой. Смущенная, я наклонилась и заглянула под банкетку. Там ничего не было. Попытавшись выпрямиться, я почувствовала, как мужская рука проникла под мои штанишки, и оба посетителя зашлись от смеха.

С меня было довольно.

— Уберите от меня руки, ублюдки! — крикнула я, выплеснув кофе на колени того, кто был ближе ко мне. Вероятно, его вопли донеслись до кухни, поскольку Марта появился рядом со мной через секунду. Он все еще размахивал своей лопаточкой.

— Что ты себе позволяешь, чертова шлюха?! — заорал он. — Неужели забыла, что нельзя так вести себя с посетителями?

— Но он засунул руку мне под…

Марти оттащил меня в сторону и прошептал:

— Мне начхать на то, куда суют руки мои посетители, лишь бы в конце концов они совали их в свои бумажники и выкладывали на стол денежки! А эти двое не сделают даже этого, потому что ты еще не приняла заказ и не обслужила их! А теперь долой с глаз моих, пока я тебя не уволил, тупая сучка!

Потрясенная, я убежала в заднюю комнату, где несколькими минутами позже меня нашла Триш.

— Господи, Син! Что ты разыгрываешь невинность? Нас обеих могут вышвырнуть отсюда.

Но когда я объяснила ей, что случилось, она проявила ко мне сочувствие.

— В прошлый раз один тип начал приставать ко мне, — поведала она. — Я взяла его яичницу и заставила всех на кухне плюнуть в нее, включая собаку Марти. — Триш ухмыльнулась. — А потом подала ему.

— Не знаю, что и делать. — Я пожала плечами. — Не помню, как принимать заказы. Должно быть, из-за этой аварии у меня все вылетело из головы.

— Не печалься, подружка. — Триш ободряюще улыбнулась. — Я помогу тебе. Пока, конечно…

— Я буду платить за бензин? — кисло закончила я.

— Аи, ладно, брось, Син, я не настолько жадная. Нет, я хотела сказать, пока ты будешь работать вместо меня по субботам в вечернюю смену. Для тебя это будет хорошая практика, а у меня по субботам свидания с тем парнем, что обещал мне роль в «Спасателях».

Глава 7

Мой первый день у Марти был сплошной катастрофой, но после того, как Триш обучила меня обслуживать клиентов, я начала потихоньку вникать в тонкости ремесла и отчасти даже вернула уважение к себе. Скоро я начала понимать, чего хотят посетители, и часто это не имело ничего общего с блюдами, перечисленными в меню. Я научилась также успокаивать буянов и скандалистов, давая им достойную отповедь. Через несколько недель я уже знала назубок дежурные блюда, будто всю жизнь только этим и занималась, и спрашивала «Суп или салат?» с привычной фамильярностью и несколько утомленным видом подлинной профессионалки.

Марти и другие мужчины, работавшие у него, перестали распускать руки — видимо, история с кофе возымела действие, но я ощущала, что меня в отличие от остальных официанток только терпят. Несмотря на все мои старания, я не обрела здесь друзей. Подслушав, как официантки злословят обо мне в раздевалке, я поняла, что это связано с моей внешностью. Женщины завидовали, а мужчины отчаялись залезть ко мне под юбку. И хотя, казалось, в Голливуде собрались самые красивые люди в мире, Синди поражала всех своей ослепительной красотой. Если бы только мне удалось использовать эту внешность во благо, я вырвалась бы из этой ловушки, из этой унизительной нищеты. Не для того ведь я продала свою душу Мефисто, чтобы всю оставшуюся жизнь проработать официанткой.

Ресторан «У Марта» находился в Голливуде, а это означало, что каждый, кто там работал, собирался стать кинозвездой. Я уже выслушала от официанток, приехавших сюда, чтобы стать старлетками, десятки душещипательных историй и не меньше столь же скорбных рассказов от поваров, считавших себя талантливыми актерами и со дня на день ожидавшими признания. Они все или «отдыхали», или «у них была временная полоса невезения». У нас постоянно не хватало людей, поскольку половина служащих была или на прослушивании, или куксилась, забившись в темный уголок после того, как им в очередной раз отказали в роли.

Многие из работавших у Марти регулярно практиковались в своем ремесле, совмещая это с менее престижной деятельностью, но обычно они ограничивались декламацией и повторением ежедневных телепередач на случай, если вдруг острый кризис и нехватка талантов привлекут к ним внимание посетителя, связанного с кинобизнесом. Триш и другие официантки во время обеденного перерыва лихорадочно рассматривали снимки в журнале «Вэрайети», чтобы узнать киномагната, если он вдруг забредет к нам. Когда внешность клиента казалась им знакомой, они предпочитали ошибиться, но не упустить свой шанс. Поэтому случалось, что какому-нибудь недоумевающему шоферу грузовика, которого официантки принимали за киномагната, устраивали бесплатное представление, пока он ел, а потом ему же всучивали визитные карточки и номера телефонов агентов.

Каждый вечер Триш отправлялась куда-нибудь с новым кавалером, обещавшим ей найти доступ к ближайшему другу Майкла Дугласа или Сильвестра Сталлоне. Видимо, Триш не связывала процесс «открытия» новой кинозвезды с умением играть на сцене или в кино. Она верила, что существует талант быть кинозвездой, и, по ее мнению, больше ничего не требовалось.

— В тебе это или есть, или нет, Син, — постоянно повторяла она. — И это не имеет никакого отношения к тому, кто ты и откуда родом. Каждый может стать знаменитостью, если обладает этим «звездным свойством» и как следует постарается. К тому же очень важно не сдаваться.

Я пыталась доказать ей, что обычно люди становятся знаменитыми, сделав что-то важное, но тщетно. Триш видела в актерской профессии только средство достижения цели и все свои силы и время посвящала поискам знаменитостей. Лишенная места в обществе Беверли-Хиллз жестокой судьбой, не позволившей Триш родиться там, где следовало бы, она пребывала в уверенности, что если бы ей удалось установить контакты с голливудской элитой, та непременно признала бы ее своей.

Каждый вечер, пока Триш занималась поисками пути к славе и удаче, я сидела дома, слишком измученная, чтобы двинуться с места. Ступни мои болели, поскольку весь день я проводила на ногах. Никогда в жизни я не работала так напряженно и не проводила за работой столько часов. Однажды вечером, когда шла вторая неделя моей деятельности в заведении Марта и я опустилась на диван, чтобы посмотреть по телевизору ранний выпуск новостей, в дверях появилась Триш. Она подбоченилась.

— Пойдем, Син, давай-ка поработаем вместе. Мы ведь всегда работаем вместе в среду вечером.

— Работаем? — отозвалась я слабым голосом.

— Не притворяйся, что забыла, Син. Я позволила тебе прогулять только потому, что ты недавно вышла из больницы, но за неделю ты оправилась и набралась сил. — Триш подошла ко мне вплотную и с завистью уставилась на мою талию. — Ты не сохранишь свою потрясную фигуру, если целый день будешь сидеть, не поднимая задницы.

Мне хотелось отшить ее и сказать, чтобы она позаботилась о собственной талии, нуждавшейся в гораздо большем внимании, чем моя, но что-то остановило меня. А что, если она права? Что, если столь изумительная стройность Синди — результат жесточайшей диеты и постоянных упражнений? А что, если я, вступив во владение этой уникальной фигурой, пущу все труды Синди на ветер из-за своей лени? Вдруг я превращусь в такое же чудище, каким была Хариэт? И тогда окончу свою жизнь, еще менее уверенная в себе, чем прежде.

— Ты ведь не упустишь нового учителя степа, начавшего работать на прошлой неделе, верно, Син? — продолжала улещивать меня Триш. — Ты не представляешь, как оттопыриваются у него шорты спереди и какой у него потрясающе маленький зад. Никогда не видела такого!

— Ладно, — вяло согласилась я, поднимаясь.

Триш явно вознамерилась заставить меня пойти полюбоваться своим новым завоеванием.

— Я буду готова через минуту. — Уже по пути к своей двери я обернулась и спросила: — Что, ради всего святого, мне надеть?

Пока мы ехали, я терзалась сомнениями, не буду ли выглядеть смешно и нелепо в тех тряпках, которые Триш велела мне нацепить. Когда мы прибыли в гимнастический зал, я с облегчением увидела, что другие женщины одеты примерно так же. На мне были черные леггинсы и ярко-красный топ такого откровенного фасона, что я казалась почти голой. Я обула чудовищные тренировочные туфли, а мои запястья и лоб украшали кричаще-яркие повязки, похожие на полотенца. С собой я тащила целую кучу вещей: гири для упражнения рук, бутылки с водой, бандаж и спрей для тела.

Мы вошли в огромный гимнастический зал с зеркальными стенами. Здесь собралось множество женщин с хорошо развитой мускулатурой — они расположились на прямоугольных сиденьях, равномерно расставленных по всему помещению.

— Быстро займи место. — Триш потянула меня к двум никем не занятым сиденьям. Мы уселись на них и стали ждать тренера. Несколько женщин повернулись при нашем появлении и теперь злобно уставились на меня.

Инструктора я тотчас же узнала по описанию Триш. Он бросил на меня долгий любопытный взгляд, потом подмигнул, хлопнул в ладоши и начал ритмично притопывать ногами, все время отряхивая их, будто попал в грязь или нечистоты.

— А ну-ка, девушки, — загудел он в микрофон, и его мощный голос, прокатившись по всей комнате, эхом отразился от стен. Инструктор щелкнул переключателем, и волны музыки затопили помещение. Нас окутали оглушительные звуки, притупляющие сознание. — А ну-ка, посвободнее, пораскованнее!

Он начал ритмично двигаться по залу в такт музыке, и все присутствующие повторяли его движения. Я неуверенно следовала их примеру, и поначалу это показалось мне не особенно трудно. Однако скоро музыка заиграла быстрее, и все принялись переступать с ноги на ногу на своих возвышениях, и движения были столь проворны и сложны, что я уже не могла ни уследить за ними, ни повторить их. Я с отчаянием посмотрела на Триш, но она, словно впав в транс, так же как и другие, переступала с ноги на ногу, выбрасывала в воздух руки, а лицо ее напоминало маску.

Руки и ноги инструктора все ускоряли движение до тех пор, пока не слились в неясное пятно, а обтянутое лайкрой всхолмление под его шортами подпрыгивало вверх-вниз в такт музыке. Внезапно я почувствовала на себе его взгляд.

Он будто молча умасливал меня, поощряя улыбкой: «Давай, крошка, не робей. Дай себе волю!»

В моей голове что-то щелкнуло, и я вдруг осознала, что если не буду так мучительно стараться, то мое тело, точнее, тело Синди, начнет само двигаться ритмично.

«Правой, левой, левой, правой, два шага назад, руки вместе над головой, поворот кругом…» И я делала все это! Должно быть, Синди справлялась с этим десятки раз, и ее тело работало на автопилоте.

В кровь мне хлынул адреналин. Это было здорово! Чувствуя на себе взгляд инструктора, я умерила свой пыл и упорядочила свои лихорадочные движения так, чтобы они стали синхронны с движениями других. Между тем темп все ускорялся.

«…Вверх, вниз, поворот и еще поворот… да, детка, хорошо… а теперь уж совсем хорошо…» Музыка била по нервам, пока не достигла вершины пронзительности, а инструктор совершал какие-то странные отрывистые движения тазом. «Ты можешь это сделать, детка. Попытайся еще раз, нажимай изо всех сил…» Глаза всех женщин в зале были устремлены на потрясающее всхолмление под его штанами, которое, казалось, вот-вот выпрыгнет из облегающей бедра лайкры.

Мое сердце бешено билось, дыхание стало неровным и болезненным. Тело источало энергию и здоровье. Хариэт никогда не испытывала ничего подобного.

«О, детка…» На мгновение глаза инструктора задержались на мне, потом он сделал целый круг, не прекращая отбивать чечетку, и тут сменил темп и ритм танца. Теперь он двигался медленнее, ритмично переступая с одной ноги на другую. «А вот теперь спокойнее, умерь темп… медленнее… медленнее…» Постепенно музыка замедлилась, и все потянулись к своим бутылкам с водой.

— Иисусе, — задыхаясь, прошептала Триш. — Тебе удалось войти в ритм, Син!

Когда наши упражнения были закончены, инструктор подошел ко мне. Лоб его блестел от испарины.

— Последнюю неделю, детка, я не видел тебя здесь! — прогромыхал он.

Все повернулись и уставились на нас. Он досадливо покачал головой.

— Всегда забываю выключить эту чертову штуковину, — пробормотал инструктор, щелкая микрофоном. — Меня зовут Чак Вудкок, — добавил он своим обычным голосом. — Зови меня просто Чаком.

Его взгляд блуждал по моему телу, когда я протянула ему руку и назвала свое имя.

— Привет, Чак! — Триш подалась вперед с небывалой энергией. — Мы встречались на прошлой неделе, помнишь?

— Сегодня ты танцевала отлично, Синди, — продолжал он, не обращая на нее внимания. — Может, хочешь послушать о других моих группах? Мы могли бы поговорить о них за стаканчиком, если ты не спешишь.

— Это отличная мысль, Чак, — громко сказала Триш. — Я тоже подумывала о дополнительных занятиях.

Чак бросил на нее взгляд, потом снова повернулся ко мне.

— Я с удовольствием подвез бы тебя, — предложил он с надеждой в голосе, — если твоя подруга уедет домой пораньше.

— Все в порядке, — отозвалась Триш. — Я не спешу. Могу и подождать. В конце концов, для чего существуют друзья?

Пока мы принимали душ и переодевались, я заметила, что все женщины неотрывно смотрят на меня. Воцарилась мертвая тишина, когда я сняла свое пропитанное потом трико. Все они явно сравнивали свои талии и бедра с моими. Я с изумлением увидела, что женщины, показавшиеся мне такими устрашающе подтянутыми и совершенными, когда мы вошли в зал, теперь выглядели совсем иначе — без многослойных трико из эластичной ткани, поддерживавших груди и бедра, их кожа выглядела совсем не упругой. А тело Синди было изысканным даже по меркам голливудского спортзала. Я ощутила удовлетворение, даже гордость, поняв, что стала предметом зависти всех женщин.

Чак Вудкок ждал нас на улице, и мы отправились в ближайший бар.

— Что будешь пить, детка? — спросил он, повернувшись ко мне на своем вращающемся табурете таким образом, что спина его оказалась перед носом Триш.

— Двойной скотч со льдом, пожалуйста! — Мне ни разу еще не представился случай как следует выпить с тех пор, как я очнулась в облике Синди.

— И мне то же самое, — попросила Триш.

Казалось, он не услышал ее. Поэтому она похлопала Чака по плечу и повторила свою просьбу в тот момент, когда он уже заказывал для себя двойной апельсиновый сок.

— Ты когда-нибудь занималась такими танцами, Синди? — поинтересовался Чак.

Я покачала головой и с наслаждением пригубила напиток, радуясь тому, что виски не утратило своего привычного вкуса, даже когда я поменяла свое тело.

— Я не просила апельсинового сока, — возмущенно взвизгнула Триш, испепеляя меня взглядом. — Я хочу то же, что у нее!

— В таком случае тебе надо вшить силиконовые имплантаты, солнышко, — заметил мужчина, сидевший за стойкой рядом с Триш и не спускавший глаз с моей груди.

— А кто ты такой, черт бы тебя побрал? — Триш сердито повернулась к нему.

Чак крутанулся на своем табурете, и сосед Триш скрылся за его спиной.

— Тебе следует заниматься в моей группе степа высшей категории, Синди. — Чак заглянул мне в глаза так, будто мой ответ имел для него решающее значение.

Меня приятно возбуждало столь пристальное внимание мужчины, тем более что Хариэт этим не баловали.

— Возможно, я попытаюсь, — сказала я, отвечая на его взгляд счастливой улыбкой и чувствуя, как виски согревает меня изнутри. Чак начал болтать что-то о том, как адреналин поднимает болевой порог, но, по правде говоря, я не слушала его. Я наслаждалась прикосновением руки Чака к моему плечу. Тело мое приятно заныло от сексуального возбуждения.

— Тренировки на выносливость очень полезны. — Чак положил руку на мое колено. — Но обо всем этом всегда думаешь только в конце дня. Верно?

Разум убеждал меня не подходить слишком близко к этому типу с баржевым багром вместо члена, но тело противилось разуму и утверждало, что это не важно.

— О да, — серьезно ответила я, стараясь подавить свои низменные инстинкты. — Я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать.

— Может, уйдем отсюда и покатаемся? — предложил Чак, многозначительно глядя на меня.

— Я, гм… моя подруга…

Я обернулась к Триш, но она была увлечена беседой с мужчиной, сидевшим рядом, и он уже поглаживал ее бедро под юбкой.

— Оставь меня в покое, — прошипела Триш. — Разве не видишь, что я занята? Он обещает познакомить меня с парнем, который знает Спилберга.

— Но я хочу домой.

— Тебе следовало подумать об этом до того, как ты подала знак Чаку Вудкоку, показав ему свои ноги до самых бедер. Впрочем, не стоит слишком перервать, Син. Он ведь не съест тебя.

Мы вышли из бара и сели в машину. Чак вел ее в напряженном молчании. Я сказала ему, где расположен наш дом, но после нескольких поворотов стало ясно, что он не обратил на мои слова никакого внимания.

— Пожалуй, нам лучше поехать в Малхоллэнд. — Чак сделал резкий поворот. Дорога теперь петляла, а мы поднимались по ней все выше и выше в холмы.

— Ты была здесь когда-нибудь, Синди?

— Нет, — призналась я, не понимая, что все это значит.

— Вот как? — Он удивленно поднял бровь и хмыкнул. — Ну, все когда-нибудь случается впервые.

Мы съехали с шоссе и припарковались под деревом. Внизу перед нами лежал Лос-Анджелес, купающийся в огнях. Это напоминало сцену из фильма, где встречаются влюбленные парень и девушка. У меня в голове зазвонил колокол, возвещая тревогу.

— Сюда, детка, — пробормотал Чак, вдруг рванувшись ко мне и толкнув меня на сиденье. Я почувствовала его губы на своих губах и, не удержавшись, ответила ему поцелуем. Меня не целовали более тридцати лет, и кровь в моих жилах забурлила.

— Нет, нет, — воспротивилась я, в тайне наслаждаясь происходящим. Я позволила его языку проникнуть в свой рот и резвиться там. Меня удивляло, что это так приятно.

— О, да ты уже горяченькая, детка, — выдохнул он, манипулируя с сиденьем машины и нажимая на какие-то рычага. Вдруг мое сиденье с треском опустилось и приняло горизонтальное положение, а Чак оказался лежащим поверх меня. Его пресловутый выступ вжался в мое бедро, а рука вторглась под юбку и начала грубо шарить под ней, пытаясь стянуть с меня штанишки.

— Эй! Прекратите! — пискнула я, отталкивая его руку.

Мне и в голову не приходило, что дело зайдет так далеко.

— Ты, чертова шлюшка, не мешай мне, — прохрипел он.

Послышался треск разрываемой ткани, и мои панталончики исчезли за окном машины. Прижимая меня одной рукой к сиденью, другой он расстегнул молнию на моей юбке.

— Помогите! — закричала я, извиваясь в сильных руках Чака и пытаясь дотянуться до ручки на дверце машины. — Отпустите меня!

— Не смей указывать, что мне делать! — Лицо мое обожгла сильная оплеуха. — Маленькая дрянная сучка! Сначала раздразнишь, а потом на попятный!

Слезы гнева и унижения потекли из моих глаз, когда Чак уселся на меня верхом и прижал мои руки к сиденью, соединив их над моей головой. Мне вовсе не хотелось, чтобы мой первый сексуальный опыт в обличье Синди оказался таким.

Молния на его штанах подалась, и орган, вызывавший столь острый интерес у его учениц, выпрыгнул на волю.

— Ну что, тебя устраивают его размеры? — Он ткнул мне в лицо предметом своей гордости.

И в самом деле, этот орган был неправдоподобно велик — я и не представляла, что такое чудо природы возможно, поэтому уставилась на него с раскрытым ртом. Неужели этот пенис, похожий на гигантский жезл красного дерева, принадлежал к разряду подобных органов? Поистине он был величайшим среди них!

Чуть ослабив хватку, Чак откинулся назад и начал любовно поглаживать его, как ласкают и гладят любимую собаку.

Я ничего не знала о приемах самозащиты, но сообразила, что лучшего шанса захватить его врасплох не представится. Набрав полную грудь воздуха, я резко подняла колени и нанесла ему сильный удар в пах.

— О-у-у-у! Ах ты, мерзкая потаскушка!

Чак покачнулся и повалился навзничь, держась за ушибленное место, а я выбралась из-под него и открыла дверцу. Мне хотелось найти потерянную деталь туалета, но я быстро отказалась от этой мысли, услышав, как Чак ворочается в машине.

Я оправила коротенькую юбочку Синди в надежде придать ей видимость пристойности, сняла туфли и босиком пустилась наутек. Я понимала, что должна убраться подобру-поздорову, пока агрессор не оправился от шока.

Пробежав минут двадцать по извилистым, петляющим дорогам, я сбавила скорость и огляделась. Я не имела ни малейшего представления о том, куда меня завезли. Не знала даже, в каком направлении двигаться. Здесь не было ни дорожных знаков, ни указателей. По обе стороны дороги возвышались изгороди и густые кусты, среди которых то тут, то там виднелись непримечательные калитки или ворота. Когда я в темноте приблизилась к одной из таких калиток, блеснул свет и на меня уставился глаз телекамеры, а внутри ее что-то запищало и защелкало.

Я сочла логичным спуститься с холма и двинулась к перекрестку. Едва я миновала участок, поросший травой, в поле моего зрения появилась вывеска, с трудом различимая в свете дальнего уличного фонаря, но все же я разобрала надпись: «Осторожно! Вооруженная охрана! Тренированные сторожевые собаки!»

Послышался вой сирены, и в отдалении я увидела мигание синего огонька патрульной машины. Шум мотора приближался, и я снова бросилась бежать, но вскоре оказалась в тупике перед еще одними высокими, надежно запертыми стальными воротами. Машина приблизилась ко мне. Под ее шинами зашуршал гравий. Из нее вышел кряжистый мужчина и направил на меня луч электрического фонарика.

— Эй, Уэйн, — растягивая гласные, протянул мужчина, — иди-ка сюда и погляди, кого я нашел! По сравнению с ней Шарон Стоун выглядит жалкой побирушкой.

Сначала они вознамерились забрать меня в участок, но когда мне удалось убедить их, что я не ночная бабочка и не собираюсь взломать дверь в дом их клиента, они уговорили меня зайти в будку, предназначенную для охранников. Когда я подарила им по поцелую, каждый из которых, впрочем, длился не более минуты, они согласились подбросить меня домой.

Триш все еще не было дома. Заметив, что она не заперла дверь своей спальни на замок, я осмотрела ее гардероб и нашла в платяном шкафу полбутылки виски. Это было именно то, что мне нужно. Я села на кровать, отхлебнула большой глоток и почувствовала, что мне немного полегчало. Наверное, эта скаредная сучка отмечала уровень виски в бутылке, но сейчас меня это не волновало. Ведь можно долить виски крепким холодным чаем.

Моя новая жизнь складывалась совсем не так, как я предполагала. Я всегда объясняла неудачи моей прежней жизни тем, что не была красива. А теперь, обретя красоту Синди, решила, что у меня все наладится. Но в чем же состоят преимущества моей теперешней жизни, то, о чем я так мечтала и на что всей душой рассчитывала? Где друзья, карьера, где та жизнь, которую рисовало мне мое воображение? Где любовь и романы?

Розовый игрушечный медведь с упреком взирал на меня с пола своими стеклянными глазами, пока я снова и снова прикладывалась к бутылке.

— Что ты так уставился на меня, ты, набитая опилками башка? — Я схватила его за горло и сильно сжала. Медведь подмигнул мне. — Ах так! С меня хватит!

Через несколько секунд агрегат по переработке отходов занялся любимой игрушкой Синди и, растворив ее, спустил в канализационную систему Лос-Анджелеса.

Будущее представлялось мне холодным и неопределенным. У меня не было денег. Я задолжала Триш. Оказалась в ловушке. Работа в ресторане «У Марти» заставила меня с тоской вспоминать о библиотеке. Теперь прежние занятия казались мне завидными и желанными. Каждый встреченный мной мужчина рассматривал меня только как объект сексуальных домогательств. А сегодня вечером я чудом избежала насилия.

Неужели ради этого я продала душу Дьяволу?

— Ты негодяй, Мефисто! — воскликнула я, отирая остатки клейкой розовой массы с нержавеющей стали агрегата. — Ты обманул меня и запутал мою жизнь!

— А кто тебе сказал, что будет легко? — услышала я голос Мефисто, который, как мне показалось, звучал у меня в мозгу. — Ведь ты получила то, что хотела? Не так ли?

— Где ты? — сердито спросила я. Тут до меня донесся призрачный глумливый смех, очень похожий на смех пугала из дешевого фильма ужасов, а на сушилке прямо передо мной начала материализовываться фигура. Я с изумлением увидела, что знакомая фигура Мефисто уплотнилась и приняла привычный вид. На нем была та же неопрятная одежда, что и при первой нашей встрече, а его ботинки, как и тогда, были заляпаны грязью.

— Как жизнь, детка? — поинтересовался Мефисто, оглядывая комнату и спуская ноги на пол. Он встал в полный рост, прислонился к мойке, скрестил руки на груди и улыбнулся мне. — Славное местечко ты выбрала!

Я ответила ему злобным взглядом.

— Ты ведь нарочно все это подстроил, мерзавец! Почему, вместо того чтобы оставить меня в Гилдфорде, ты запихнул меня в эту гнусную дыру? Почему не предупредил, что я попаду в чужую жизнь, как в ловушку?

— Но ты ведь не спрашивала, — высокомерно ответил он. — Когда заключаешь договор с Дьяволом, следует читать все примечания на полях, даже те, что набраны петитом.

— Не можешь ли ты вызволить меня отсюда? Я хочу одного: получить шанс стать счастливой и вести достойную жизнь.

— Но ведь этого хочет большинство людей. Верно? Однако они сами прилагают усилия к тому, чтобы их жизнь сложилась удачно. Почему же у тебя все должно быть иначе?

— Я… я не знаю. Но почему все-таки ты выбрал меня, если не собирался дать мне то, что обещал?

— Разве я не дал тебе молодость и красоту? По-моему, у тебя есть мозги, поэтому решай сама, как построить свою дальнейшую жизнь. — Мефисто с упреком посмотрел на меня. — Надеюсь, ты не разочаруешь меня, Хариэт. Я приложил немало усилий, чтобы устроить твою судьбу. Ты сознаешь, как тебе повезло? Ведь с тобой заключили договор, как с доктором Фаустом!

— Что значит «повезло»?

Он вздохнул:

— Я подумал, что ты выполнила свое домашнее задание, но, судя по всему, ты не справилась с этим. Неужели ты не знаешь, что такого рода договоренности вышли из моды… дайка мне подумать… — Мефисто начал подсчитывать на пальцах. — Пожалуй, лет полтораста назад. — Он метнул на меня раздраженный взгляд. — Стандарты меняются, все катится в тартарары, все мельчает. — Мефисто протянул руку к бутылке с виски. — Что нам нужно, так это старые традиции. Но их следует слегка модернизировать. В пакте, заключенном с Фаустом, был огромный потенциал зла. Если бы только исследователи книг, по праву переплетенных в кожу, опомнились и увидели это!

— Почему же эти договора вышли из моды, если в них заложен такой потенциал?

— Да потому, что возня с ними требует слишком больших усилий. Ты понимаешь это? — В голосе его зазвучала горечь. — Я уж не говорю о чувстве удовлетворения от хорошо выполненной работы! Дело в том, что теперь все измеряется сиюминутной эффективностью. И потому пришли к выводу, что все это — пустая трата времени и сил.

— Но в чем же дело? Чего еще желать, если кто-то продал вам душу?

— О! Нужно гораздо больше! — Мефисто отхлебнул добрый глоток виски. — Мы должны быть уверены, что вы все еще на нашей стороне и трудитесь на пользу силам зла. Мы помогли вам получить несколько лишних лет жизни, как было предложено и Фаусту.

Поставив бутылку на сушилку, он наблюдал, как жидкость с бульканьем поднимается до прежнего уровня — так бывало и прежде, когда нам случалось пить вместе. Я радовалась, что мне удастся сэкономить на крепкой заварке чая.

— Ты уже прошла первую стадию, и прошла успешно, — продолжал Мефисто тоном заговорщика. — Я недолго уговаривал тебя принять мое предложение. Но откуда мне знать, что ты не переметнешься к моим противникам? Что не принесешь себя в жертву добру, не станешь творить благие дела и совершать тому подобные глупости? Я должен постоянно приглядывать за тобой и должен быть уверен, что ты остаешься порочной и развращенной.

— Я вовсе не порочная и не развращенная, — возразила я. — Кроме того, в нашем договоре ничего не было сказано на этот счет. Насколько я понимаю, наша сделка завершена, так что с этим покончено. Я хочу продолжать свою жизнь и стать счастливой.

Мефисто хмыкнул, оглядев убогую кухоньку.

— Неужели это ты называешь счастьем? По-моему, ты не слишком преуспела. Верно?

— Не в этом дело, — начала защищаться я, смущенная тем, что он не сводит глаз с моих ног. Коротенькая юбочка Синди почти не прикрывала их, что снова грозило завести меня слишком далеко. С ужасом вспомнив, что мои штанишки остались где-то в холмах Голливуда, я оправила юбку и приняла более приличную позу.

Мефисто чуть слышно вздохнул:

— Ты еще не осознала, насколько привлекательна? — Он подошел так близко ко мне, что я ощущала его дыхание на своей коже. — Ну как ты можешь осуждать этого бедного малого? Особенно после того, как пробудила к жизни его гормоны? — Мефисто легонько коснулся моего лица и провел пальцем по щеке, как бы очерчивая его контуры. — Разве кто-нибудь способен противиться такому искушению?

Тело Синди затрепетало от желания, но я отпрянула именно в тот миг, когда его губы почти коснулись моих.

— Не смей! — Я шлепнула его по руке. — Этот бедный малый, как ты его называешь, попытался изнасиловать меня. Этому нет прощения!

— О Господи! Похоже, у нас появились незыблемые принципы! И так внезапно! — ухмыльнулся Мефисто, отступая на шаг. — Припоминаю времена, — добавил он язвительно, — когда ты не слишком торопилась отвергнуть меня!

— Если ты снова дотронешься до меня, сам знаешь, что будет!

Впрочем, я понятия не имела, сопоставимо ли анатомическое строение Дьявола со строением смертного, например, такого мужчины, как Чак Вудкок.

Мефисто казался возмущенным.

— Я никогда и никого не принуждаю к тому, чтобы меня признали привлекательным. — Он снова скрестил руки на груди. — К тому времени, когда я закончу свои дела с тобой, ты сама попросишь меня об этом.

— Ни за что! Ни при каких условиях!

Тело Синди, однако, подавало сигналы совсем иного рода, но я старалась не замечать этого. Сегодня вечером оно и так ввергло меня в крупные неприятности.

— Я могу и подождать, — отозвался Мефисто философским тоном. — Каждый рано или поздно поддается искушению. — Он снова взял бутылку и отхлебнул из нее, задумчиво разглядывая меня. — К тому же у меня есть множество способов выиграть пари.

— Какое пари?

— Ну, мы всегда заключаем пари, — улыбнулся Мефисто. — Ждать результатов двадцать пять лет не имеет никакого смысла и не доставляет ни малейшего удовольствия.

— Двадцать девять, — пробормотала я. — Ты ведь ошибся? Правда?

— Забудем о мелочах, — нетерпеливо возразил он, взмахнув бутылкой виски. — Я готов пренебречь устаревшими правилами и указаниями, полученными из преисподней Я много вложил в этот проект. Неопровержимые доказательства падения до того, как истечет год и придется представить ежегодный отчет. Вот тогда я и покажу им, чего стою! — Он с гордостью посмотрел на меня. — Они и вообразить не могли, что такое соглашение, как заключил в свое время Фауст, мне по зубам, но я им покажу! Я не ординарный бес! Я Мефисто!

— Повелитель и глава всех духов! — Я улыбнулась.

— Все дело в том, чтобы правильно выбрать союзника, — продолжал он, не обратив внимания на мою насмешку. — Насколько мне известно, мои предшественники прежде никогда не имели дела с женщинами. А ведь это гораздо занятнее. Как по-твоему? — Мефисто ухмыльнулся. — Равенство возможностей и тому подобное… Уверен, ты это одобришь.

Он сделал еще один глоток виски, и жидкость шумно забулькала.

— Как ты думаешь, Хариэт, почему я выбрал тебя? Как полагаешь, зачем перенес в Лос-Анджелес? Все дело в том, что здесь больше возможностей использовать твой новый потенциал, чем в твоем затхлом, старом Гилдфорде. Не согласна? Здесь гораздо больше шансов получить все то, чего у тебя не было раньше и по чему ты так тосковала. — Мефисто обвел помещение широким жестом. — Ты ведь жаждешь успеха? Денег, славы, завидного положения в обществе? И все это здесь, под рукой! Ты добьешься всего этого, если пожелаешь и будешь действовать соответственно. — Он издал смешок и внезапно икнул. — А впрочем, можешь употребить все это во зло. Ведь говорят, что красота греховна.

— Мне жаль разочаровывать тебя. Я была слишком занята борьбой за существование, чтобы тратить время и силы на беспочвенные фантазии.

— Никогда не забывай о том, что красота способна развращать и губить.

При этих словах я ощутила, как по телу моему пробежала дрожь — мне стало не по себе от того, как он произнес их.

— Возможно, ты считаешь себя выше этого, но, поверь, ты забудешь свои выдуманные принципы, как только ощутишь вкус хорошей жизни. Ты будешь стремиться к ней, стараться отхватить свой кусок пирога, как и все прочие. Просто подожди — и увидишь!

— И каков же вкус хорошей жизни? — раздраженно спросила я. — Пока что здесь я не видела ее!

— А вот скоро узнаешь. — Мефисто рассмеялся, и смех его отозвался эхом в моем мозгу, что было крайне неприятно. Я протерла глаза, чтобы яснее видеть его. Но фигура Мефисто начала тускнеть и растворяться в воздухе. — Что ты хочешь этим сказать?

— Подожди — и увидишь! — услышала я глумливый голос. — Только пойми, что я слежу за тобой…

Перед моим носом все еще покачивалась бутылка с виски.

— Вернись! — попросила я. — Скажи мне, что будет дальше.

— Увы, — отозвался он. — Не могу.

Бутылка упала мне на колени, и Мефисто исчез.

Глава 8

Через несколько дней, когда я пила кофе в задней комнате ресторанчика Марти во время перерыва, туда ворвалась Триш.

— Скорее, Син! Ты и не представляешь, кто к нам пришел! Харли Брайтмен!

— Кто?

— Ну, тот, из-за кого ты пострадала, с кем столкнулась на шоссе! Неужели не помнишь? — Она удивленно смотрела на меня. — Ну же! Владелец «Лапиник»! Как ты думаешь, он хочет получить компенсацию за нанесенный ущерб?

— Кто из них? — осведомилась я, прижавшись носом к окну в стене кухни, отделявшей нас от зала.

— Да брось, Син! — Триш взмахнула рукой. — Мы же видели его, когда Ларри Кинг брал у него интервью. Ну конечно же, не тот жирный бородатый коротышка! И не тот хмырь в бейсбольной шапочке!

Я проследила за взглядом Триш и увидела за столиком возле двери мужчину лет тридцати с небольшим, изучавшего меню. Я заметила, что он привлекателен и в нем есть что-то мальчишеское. От моего внимания не укрылось и то, что он модно одет, но потом официантки, сновавшие взад и вперед с привычной для них скоростью, скрыли от меня посетителя.

— Уверена, эти тупые сучки все испортят, — презрительно бросила Триш. — Ну подумай, неужели парень, владеющий целой компанией по производству косметики, позаботится о том, чтобы они получили роли в кино?

— Что там происходит? — осведомился Марти, приблизившись к нам со своей неизменной лопаточкой для перемешивания еды, на которой лежала глазунья. — Черт возьми! — выдохнул он. — Харли Брайтмен в моем ресторане! — Марти толкнул дверь в зал. — Жена никогда не простит мне, если я не получу от него автограф! — Вручив мне лопаточку с глазуньей, он нырнул в самую гущу внезапно возникшего очага лихорадочной активности.

Через несколько минут Марти вернулся совершенно ошарашенный.

— Синди, детка, не знаю, что ты такое сотворила, чтобы заслужить такую честь, но Харли Брайтмен хочет поговорить с тобой. — Он поправил белую наколку на моей голове и подтолкнул меня к двери. — А теперь отправляйся и будь с ним мила. Веди себя так, чтобы я мог гордиться тобой.

Официантки рассеялись с хихиканьем, похожим на кудахтанье, когда я подходила к столику самого завидного жениха в Лос-Анджелесе.

— Синди, — мягко обратился он ко мне, протягивая руку. Я уже собралась пожать ее, когда заметила, что все еще держу лопаточку с глазуньей.

— Привет, — неуверенно отозвалась я, пряча за спину руку с лопаточкой.

— Вероятно, вы не помните меня. — Харли улыбнулся. — Когда я видел вас в прошлый раз, вы были без сознания. Я хотел снова повидать вас, желая убедиться, что с вами все в порядке.

Я нервно оглянулась, не зная, куда пристроить глазунью, но так ничего и не нашла.

— Обычно я не вожу «ролле» сам, — добавил он, — и был потрясен, когда машина наехала на вас. Я чувствовал себя в какой-то мере ответственным… Для меня большое облегчение видеть, что вы чувствуете себя хорошо.

Я с интересом разглядывала его. У Харли были правильные черты лица и светло-каштановые волосы. Его ясные глаза смотрели дружелюбно. Встретив мой взгляд, он вопросительно поднял брови и застенчиво улыбнулся.

— Я хотел также предложить вам, гм… пообедаете ли вы со мной сегодня вечером?

Уловив краем глаза движение, я бросила взгляд в окно за его спиной и увидела Триш на площадке для парковки — она отчаянно жестикулировала, стараясь привлечь мое внимание. «Скажи „да“», — прочла я по ее губам. Марта стоял рядом с ней, размахивая меню и указывая на Харли другой рукой.

«Спроси, что он хочет съесть», — поняла я.

— Благодарю вас, — ответила я. — С удовольствием. — Пожав плечами, я вытащила из-за спины лопаточку с остывшей глазуньей. — Не хотите ли яичницу?

Когда я рассказывала Триш подробности нашей беседы, та бледнела и краснела от зависти.

— Ах ты, счастливая сучка! Как жаль, что несчастный случай не произошел со мной! — Помолчав, она с надеждой посмотрела на меня: — Ты уверена, что он не просил тебя захватить с собой подругу?

Когда мы вернулись домой, Триш помогла мне перебрать туалеты Синди: мы искали что-нибудь достойное такого вечера. Раз уж Триш не посчастливилось отобедать в обществе Харли Брайтмена, она жаждала хоть как-то приобщиться к этому торжеству, поэтому рьяно перебирала тряпки Синди.

— Ты только подумай, Син, — вздохнула Триш, раскладывая передо мной целый ворох платьев. — Он один из богатейших людей в Лос-Анджелесе и до сих пор не женат. Почему бы Харли не влюбиться в тебя?

— Глупости. — Я презрительно усмехнулась, хотя была приятно взволнована случившимся. С чего ему вздумалось пригласить меня? Имеет ли это какое-то отношение к вкусу хорошей жизни, о которой говорил Мефисто?

Наконец мы с Триш остановились на узком черном платье с глубоким вырезом.

— Зачем держать прелести в тайне? Нужно показывать хотя бы часть их, — наставительно заметила Триш, одергивая трикотажное платье и желая убедиться, что значительная часть моей груди и плеч открыта для обозрения.

Она суетилась вокруг меня, стараясь сделать так, чтобы цвет и качество деталей моей одежды — от чулок до оттенка губной помады — соответствовали друг другу. Когда я была готова к выходу, Триш встала рядом со мной перед зеркалом, любуясь плодами своих трудов.

— Если он не пригласит тебя снова, то вовсе не потому, что ты недостаточно элегантно одета, — заключила она.

Ровно в восемь раздался звонок в дверь, и я задрожала от радостного волнения. Уже тридцать лет никто не приглашал меня на свидание, и я не знала, как себя вести.

— А теперь постарайся ничего не испортить, — предупредила Триш, провожая меня до двери. — Если не будешь знать, что сказать, говори «да».

Хотя узкий холл был плохо освещен, Харли Брайтмен не снял солнцезащитных очков.

— Привет, Синди, — проговорил он, сдвигая очки и поблескивая из-за них глазами, как звезда мыльной оперы. «Интересно, — подумала я, — это он кокетничает таким образом?»

— Я — Триш. — Она отстранила меня локтем и протянула руку Харли. — Сегодня я помогала ей одеваться.

— Вы выглядите фантастически! — пробормотал он. — Готовы?

Сунув в протянутую ладонь Триш пятидолларовую бумажку, Харли торопливо повел меня вниз по лестнице.

— Я немного беспокоюсь за свою машину. Боюсь, как бы с ней что-нибудь не приключилось.

Машина оказалась бледно-голубым «феррари» с тонированными стеклами. Когда мы подошли к ней, стайка юнцов, столпившихся у капота и пытавшихся в темноте снять с ветрового стекла стеклоочистители, прервала свою работу и разбежалась в разные стороны.

— «Роллс» пока еще в починке, — пояснил Харли, открывая для меня дверцу. — К тому же сегодня у моего шофера выходной. Поэтому вам придется рискнуть и положиться на меня. — Нахмурившись, он посмотрел на приборную доску.

— Где же кнопка, которую используют для зажигания света? — бормотал Харли, щелкая переключателями.

— А, вот она! — Сняв темные очки, он подмигнул мне. — На этот раз постараюсь пи на кого не наезжать.

Ресторан, куда Харли привез меня, назывался «У Вагнера», И, если судить по тому, что там и тут в «Зале валькирий» мелькали знакомые лица, место это было модным. Крепкий коренастый мужчина в смокинге устремился к гостю.

— Мистер Брайтмен, сэр! — сказал он с сильным немецким акцентом. — Что за чудесный сюрприз! — Глазки его с сомнением ощупали мою фигуру, потом он перевел взгляд на Харли. — Сегодня вы не один, сэр? Сядете за свой столик?

— Благодарю, Хайнрих. — Харли сунул ему в руку банкноту. — Я люблю ходить сюда, — шепнул он мне, пока мы наблюдали, как хорошо одетую пару среднего возраста попросили пересесть, освобождая столик для нас. — Здесь гораздо уютнее, более интимная атмосфера, чем «У Мортона» или в «Спаго», а Хайнрих — такая интересная личность. Правда?

Атмосфера в ресторане мне вовсе не показалась интимной. Посетители переходили от столика к столику, обмениваясь приветствиями и поцелуями с друзьями, и гул голосов заглушал негромко игравшую музыку.

— Куда он ведет их? — спросила я, увидев, что официант куда-то сопровождает пожилую пару.

— Вниз, в «Подземелье Нибелунгов». Это подвальное помещение, — пояснил Харли с многозначительной улыбкой. — Хайнрих держит его для туристов и бузотеров. Сейчас там не бывает людей, которые хоть чего-то стоят.

Хайнрих подал нам красиво оформленное меню.

— Хорошая мысль называть блюда именами персонажей «Песни о нибелунгах»[6]? — спросил Харли и заказал «Восторг Брунхильды».

— А что это за цифры против каждого названия блюда? — шепотом спросила я, надеясь, что это не цены.

Харли рассмеялся:

— О, это указание количества калорий. — Он похлопал себя по животу. — Позволяет следить за фигурой и сохранять талию.

Прежде я никогда не задумывалась о количестве поглощаемых калорий, но знала, что двести — не очень много для главного блюда. Я разглядывала меню, желая найти что-нибудь поосновательнее. После того как я выплатила Триш все, что задолжала, на еду у меня совсем ничего не осталось, и всю последнюю неделю я питалась тем, что оставалось на кухне ресторана «У Марта».

— Не заказать ли мне бифштекс? — неуверенно спросила я.

Хайнрих изумленно приоткрыл рот, а в зале внезапно воцарилась тишина. К нам повернулись головы — люди уставились на нас. Кто-то уронил стакан, который со звоном разбился. В возникшей тишине этот звон показался оглушительным. Мужчина за соседним столиком начал вызывающе кашлять.

— Вы слышали? — прошелестел женский голос. — Мясо с кровью!

Кто-то тихонько присвистнул. Постепенно в зале снова загудели голоса — все оправились от удивления.

— Позвольте предложить вам вместо бифштекса «Радость Зигфрида»? — Хайнрих печально взглянул на меня, и я поняла, что у меня нет выбора.

— Это блюдо весьма богато белками, но без холестерина.

— Советую вам попробовать, — сказал Харли. — Говорят, оно изысканное.

Смущенная и сбитая с толку, я кивнула. Уже не спрашивая меня, Харли заказал минеральную воду, и я догадалась, что алкоголя мне в этот вечер не видать.

— Какой у вас знак, Синди? — спросил Харли, возвращая Хайнриху меню.

«Ну как отвечать на все эти каверзные вопросы? — думала я, изо всех сил пытаясь вспомнить дату рождения Синди, которую видела в ее водительских правах. — О Господи! Какой знак соответствует июню?»

— Готов держать пари, что вы Близнец! — воскликнул Харли.

— Как вы догадались? — Я сделала вид, что весьма заинтригована.

— О, у меня есть небольшой бзик. — Харли самодовольно усмехнулся. — Это даже можно назвать талантом. Сам я Стрелец, — добавил он и начал подробно объяснять мне сочетания созвездий и планет на звездной карте. Оглядывая зал и слушая Харли, я заметила за соседним столиком Клинта Иствуда, а у стойки бара Ричарда Гира.

Мне показалось, что это весьма благоприятное расположение звезд.

Когда принесли наш заказ, я выяснила, что Брунхильда приходила в экстаз от пасты из цельной пшеничной муки с лесными грибами, а Зигфрид, по-видимому, предпочитал лососину, зажаренную на решетке. И то и другое было подано с гарниром из ломтика свежего апельсина, красиво уложенным с краю тарелки.

— Хотите попробовать кусочек? — Харли поднес к моему рту клейкую массу на вилке, одновременно наколов на другую кусок моей рыбы. — Он усмехнулся. — Мой специалист по биоэнергетике считает одной из самых благоприятных в физиологическом отношении привычек — делить пищу с другим живым существом. Это отражение примитивной формы связи.

Держа во рту кусок клейкого теста, я ощутила, как по телу Синди пробежала дрожь возбуждения, и поняла, что не осталась равнодушной к примитивным исконным связям. «Может, это и есть мой великий шанс в жизни?» — размышляла я.

Разглядывая красивое лицо Харли, я трепетала от предвкушения и желания. Залившись краской, я отвела взгляд. Что же мне делать? Тридцать лет я ждала случая узнать, каковы сексуальные отношения с настоящим мужчиной, и теперь боялась все испортить и лишиться этой возможности. Как дать ему знать о моем желании, не спугнув его? Я не хотела, чтобы Харли счел меня доступной. Я не собиралась повторить ошибку, которую сделала, отправившись кататься с Чаком Вудкоком. «Не спеши, проявляй хладнокровие», — твердила я себе. И тут сообразила, что хотя Хайнрих не считает меня «стоящей», я обладаю могущественным оружием — телом Синди. К тому же при мне оставались еще и мозги Хариэт.

А значит, оставался и мой шанс. И понемногу я начала расслабляться, впервые с тех пор, как очнулась в облике Синди. Все в моей жизни изменилось — меня как бы покрывала сложная амальгама из правды и вымысла, но сейчас это было не так уж важно. Ведь Харли не знал меня прежде. Он не знал меня ни в образе Хариэт, ни в образе Синди. «И это, — сказала я себе, — и будет началом моей новой жизни. Я буду кем захочу и какой захочу». По мере того как росла и крепла моя уверенность в себе, я вдруг осознала, что говорю о книгах.

— Вы читали Диккенса? — услышала я его восторженный голос. — У меня дома есть его собрание сочинений. Как-нибудь я покажу его вам.

Я так привыкла, что на меня не обращают внимания и говорят со мной свысока, как всегда было в моей прошлой жизни, что мне показалось новым и очень волнующим то, что я поразила Харли, произвела на него впечатление. Когда я сказала ему, что читала Шекспира, Харли пришел в такое изумление, будто я изобрела новый способ расщепления атома.

— Поразительно! — воскликнул он, пожирая меня глазами. — Вы такая красивая, такая юная, такая неиспорченная, но… — Харли развел руками. — Но какое знание мира!

На десерт мы заказали торт «Гибель богов», оказавшийся крошечной порцией шоколадного мусса с урезанным количеством калорий. Должно быть, не стоило стремиться попасть в Валгаллу[7], если вы захотели бы питаться нормально и вкусно. Я как раз размышляла, стоит ли пошутить насчет «гибели богов» от голода, когда почувствовала, как Харли коснулся моей руки и погладил ее.

— Синди, — прошептал он, глядя на меня, — я искренне рад, что нашел вас.

— Я тоже. — Я подалась к нему и взглянула на него с улыбкой, как я надеялась, весьма обольстительной.

— Мне не следовало бы этого говорить, — продолжал Харли, ероша волосы и пропуская их сквозь пальцы так, что они поднялись над головой нимбом. — Но с первой минуты, как я увидел вас, Синди… я думал только о вас. — Лицо его приняло озадаченное выражение. — Когда я впервые вас увидел, Синди, после аварии, лежащей там без сознания… — Он сглотнул. — Я сразу влюбился в вас.

Влюбился? Меня охватило возбуждение — наконец-то я услышала волшебные слова, о которых мечтала столько лет! Но правда ли это? Ведь в реальном мире люди не влюбляются таким образом. Или все-таки влюбляются? Я не могла считать себя экспертом в этой области.

— Но как это возможно? Ведь вы едва знакомы со мной.

— А мне и не нужно знать вас больше, Синди, — твердо возразил Харли. — Достаточно заглянуть вам в глаза.

Взяв мою руку, он заговорил о том, что глаза — зеркало души.

Если это и правда, то означает только одно: Харли не очень пристально вглядывался в мои глаза. Что, если бы он отдернул хлипкий занавес и увидел мою краснеющую от стыда пятидесятилетнюю душу, проданную Дьяволу? А между тем гормональная бомба, заложенная в теле Синди, отвечала ему, посылая электрические импульсы во все мои нервные окончания.

— Уже поздно, — заметил Харли, поглядев на часы. — Позвольте отвезти вас домой.

Домой? Значит, он имел в виду не тело Синди. Я была на взводе и готова ко всему, а он отсылал меня назад к Триш! Что я сделала не так?

— Не беспокойтесь, — сказал Харли. — Я не злоупотреблю вашей доверчивостью.

— Но…

Совершенно обескураженная, я все же смирилась, ибо не знала, как рассеять его заблуждение достойным образом.

Только одна мысль прочно засела у меня в голове, когда мы выходили из ресторана: что ни молодость, ни красота не облегчают жизнь. Должно быть, я все-таки ошибалась. Пожалуй, эти два качества делали ее во сто крат сложнее, а во многих отношениях столь же огорчительной, как и мое прежнее состояние. Сколько же мне ждать, ради всего святого, когда Синди ухитрится наконец улечься с кем-нибудь в постель?

Я вошла в квартиру, надеясь проникнуть в свою комнату незамеченной и забраться в кровать, не потревожив Триш, но она поджидала меня у двери своей комнаты, желая получить от меня полную информацию о событиях сегодняшнего вечера.

— Ты добилась от него хоть чего-нибудь? — спросила она. — Что ты чувствовала, возвращаясь домой в «феррари»? — Триш наполнила стакан из своей бутылки виски и, чуть поколебавшись, налила и мне. — Вы еще встретитесь?

Смущенная и разочарованная, я описала Триш все, включая и целомудренные поцелуи Харли, когда он желал мне спокойной ночи. После того как этот человек признался, что влюбился в меня, он расстался со мной у крыльца моего дома, не сказав ни слова о будущем и даже не предложив мне встретиться с ним еще раз.

Триш, тоже разочарованная, однако воспрянула духом, когда я начала рассказывать ей о ресторане.

— «У Вагнера»? — с благоговением выдохнула она. — О, Син, ведь это место, куда ходят все знаменитости!

Я решила, что Клинта Иствуда и Ричарда Гира для нее хватит с лихвой, но Триш полночи заставляла меня описывать во всех подробностях тех, кто сидел за соседним столиком.

— Ты уверена, что он не пригласил тебя на свидание? — спросила наконец Триш, выливая последние капли виски в свой стакан. — Может, ты просто не его тип, Син? — Задумчиво помолчав, она бросила на меня многозначительный взгляд. — Может, если у вас ничего не получится, Харли пригласит на свидание меня?

Утром, когда я уже собиралась отправиться к Марти, зазвонил телефон.

— Это он! — пискнула Триш, закрыв рукой труб-су. — Быстро! Приведи себя в приличный вид! — Она убрала руку от трубки и поднесла ее к уху. — Привет, Харли. Говорит Триш…

Когда я наконец выхватила трубку из ее цепких пальцев, голос Харли показался мне удивленным.

— Вам надо привести в порядок ваш автоответчик. Сейчас я слышал престранную леди. Послушайте, я заеду за вами через полчаса, и мы до завтрака поплаваем. А потом я покажу вам дом, и мы сможем…

— Простите, Харли, — перебила я, — но сегодня среда, и мне нужно идти на работу.

— А вы не можете взять выходной?

— Я… гм…

— Конечно, может. — Триш вырвала у меня трубку. — Не беспокойтесь, Харли. Я позабочусь о том, чтобы она была дома.

— Что ты, черт возьми, себе позволяешь? — возмутилась я, положив трубку.

— Ты не пойдешь на работу, Син, — раздраженно возразила она. — В такой момент! Не волнуйся! Я все устрою. Скажу Марти, что у тебя прослушивание, что ты пробуешься на новую картину с Мелом Гибсоном, или совру что-то еще.

— Но…

— Одевайся и перестань спорить. Когда он за тобой заедет?

К моему огорчению, Триш уже отправилась в ресторан Марти к тому времени, когда прибыл Харли. Меня охватило смущение, когда я торопливо спускалась с ним по нашей обшарпанной лестнице. Я впервые осознала, каким убогим, вероятно, показался ему наш дом. При дневном свете все выглядело еще хуже, чем накануне вечером.

— Вам следовало бы везде поставить камеры слежения, — заметил Харли и поморщился, переступив через еще теплую дымящуюся лужицу мочи на одной из лестничных площадок. — Они очень помогают бороться с преступлениями и вандализмом. Впрочем, вооруженный патруль тоже неплохо с этим справляется. По крайней мере там, где живу я, это широко практикуется.

«Интересно, подумал ли он, кто будет за это платить?» — размышляла я. Когда мы наконец вышли на улицу, мимо нас прошмыгнуло несколько молодых людей — каждый нес под мышкой по сверкающему новому крылу машины. Бледно-голубой «бентли» стоял возле дома, и колеса его были открыты для обозрения.

— Я собирался сегодня поехать на «порше». — Харли с отсутствующим видом протянул смятую банкноту юнцу, пытавшемуся вытащить домкрат из-под машины. — Но несчастье в том, — добавил он, открывая дверцу, — что никогда не знаешь, выведут ли слуги из гаража ту машину, которая нужна. Жозе учит английский язык уже шесть месяцев, а до сих пор не отличит «бентли» от «порше».

Когда мы въезжали на Беверли-Хиллз, я узнала Уэйна, который вышел из патрульной машины, остановившейся возле домика для охраны, и спряталась на случай, если бы ему вздумалось остановить нас и снова потребовать у меня французский поцелуй. При дневном свете особняк выглядел гораздо приветливее, как и все окружающие дома, и, разглядывая их, я удивлялась, отчего это у них всех такие огромные парадные двери. Мы проехали мимо дома, очень напоминавшего гигантскую вариацию пряничного домика из сказки о Ганзеле и Гретель. Другой дом вполне мог бы принадлежать семье Адамс.

Мы остановились в конце тупика, весьма похожего на тот, где за несколько ночей до этого меня поймали Уэйн и его напарник.

— Черт, — пробормотал Харли, вывернув руль. — Кажется, я повернул не там, где надо.

Нам пришлось еще дважды проехать мимо домика Ганзеля и Гретель, пока наконец Харли не узнал дорогу, ведущую к его собственному дому.

— Я не привык въезжать с этой стороны, — смущенно пробормотал он, останавливаясь перед гигантскими столбами въезда, на каждом из которых красовалось по каменному льву. — Кроме того, обычно машину ведет Жозе.

После короткого сражения с клавиатурой кодового замка на воротах створки их скользнули в разные стороны, а мы притормозили возле уменьшенной копии Версальского дворца. О том, что мы каким-то чудесным образом не перенеслись в предместья Парижа, свидетельствовал только американский флаг, развевающийся над дверью.

Холл был примерно в шесть раз больше, чем в моей гилдфордской квартире.

— Доброе утро, сэр, — произнес чопорный голос. — Я приготовил в купальном павильоне все, как вы приказали.

Я оглянулась, пораженная знакомыми интонациями, и увидела плотного мужчину средних лет в черном костюме и с серебряным подносом в руках.

— Привет, Джордж, — сказал Харли, после чего обратился ко мне: — Думаю, тебе показался странным его выговор. Правда, Синди? Позволь представить тебе Джорджа, моего дворецкого. Он англичанин.

— Привет, Джордж, — пробормотала я, не зная, правильно ли поступаю и не нарушила ли этикет…

— Есть какие-нибудь новости? — спросил Харли. Джордж извлек из кармана записную книжку и раскрыл ее.

— Звонил мистер Армани, сэр, по поводу вашего нового костюма. Я договорился о примерке на следующую неделю, как вы увидите из записи в вашем ежедневнике. Вы заметите также, что визит к дантисту назначен на двенадцатое, поскольку подходит срок ежемесячного осмотра. — Дворецкий перевернул страницу и нахмурился. — Звонил какой-то журналист, хотел взять интервью, но, сочтя название его газеты слишком вульгарным, я сказал ему, что вы уехали из страны. Еще поступило приглашение на обед от семьи Сталлоне на следующую пятницу. Я позволил себе предположить, что вы примете его. — Джордж скромно кашлянул и взглянул на меня: — Я могу позвонить и сказать им, сэр, что, возможно, вы захотите прийти не один, и спросить, удобно ли это.

— Об этом поговорим позже, Джордж. — Харли небрежно взмахнул рукой. — Это все?

— Если я понадоблюсь вам, сэр, я в кладовой. Вам стоит только позвонить…

Харли со снисходительной улыбкой проводил его взглядом.

— Не представляю, что бы я делал без Джорджа. Он держит дом в полном порядке. Все работает как часы. Иногда мне кажется, что я мешаю ему, путаюсь под ногами. — Харли задумчиво провел рукой по волосам, покачал головой и повернулся ко мне с лицом, выражавшим мальчишеский энтузиазм. — Пойдем поплаваем, Синди.

Он провел меня по нескольким длинным коридорам, и мы оказались возле крытого бассейна, оформленного в стиле римских бань. «Ты бы обзавидовалась, Салли», — подумала я, вспомнив, что моя подруга проектировала нечто подобное для оздоровительного спортивного клуба, хотя, разумеется, менее шикарного, чем этот дом. Интересно, что сейчас поделывает Салли? С болью в сердце я осознала, что никогда не смогу рассказать ей о своих приключениях в Лос-Анджелесе, да и вообще ничем с ней поделиться.

Харли показал мне раздевалку, оборудованную рядом вешалок с бикини разного размера. Неподалеку от них висел шелковый купальный халат, на туалетном столике стоял комплект косметики фирмы «Лапиник». На элегантном шезлонге лежала кипа мягких бледно-голубых полотенец. На каждом был вышит фирменный знак «Лапиник».

Я надела купальный костюм и вышла к бассейну, чувствуя себя неловко и нервничая оттого, что девяносто восемь процентов моего тела выставлены на обозрение. Харли уже плавал, совершая свой утренний моцион и стараясь не потерять ни минуты.

Улыбнувшись, я вошла в воду и грациозно нырнула. В юности, в свою бытность Хариэт, я умела плавать кролем. Сейчас покажу Харли, чего стою.

Вынырнув, я осознала, что не могу держаться на воде, и снова ушла вниз. Меня осенила ужасная догадка: что, если Синди не умела плавать?

В следующую минуту я лежала на краю бассейна, выплевывала воду, а Харли тщательно массировал мне грудь и готовился к операции: дыхание изо рта в рот, именуемой также «поцелуем жизни».

«Это уж слишком», — подумала я, вспомнив свою сделку с Мефисто. За одну минуту беспечности я чуть не лишилась дарованных мне лет жизни! Я открыла глаза.

— Ну как вы, Синди? — встревоженно спросил Харли. — Мне следовало догадаться, что вы еще не готовы к интенсивным физическим упражнениям… после той аварии. Мне так жаль… — Беспомощным жестом он протянул ко мне руки. — Вы, должно быть, решили, что я хотел убить вас. Сначала автокатастрофа, а теперь вот это…

Я села и откашлялась.

— Надеюсь, я выживу, — успокоила я его. — Можно глотнуть бренди, чтобы прочистить горло?

Когда Харли убедился, что я пришла в себя, и успокоился, мы переоделись, и он повел меня на экскурсию по дому. Дом оказался огромным, а убранство множества комнат соответствовало разным историческим эпохам. Из римских бань мы попали в комнату, элегантно обставленную в стиле эпохи Регентства, а оттуда в другую, с белыми стенами, африканскими коврами и резным деревом.

— Консультант по фэншуй помог мне обставить дом, — объяснил Харли, когда мы проходили по комнате в японском стиле. — Поэтому я и поставил на столбах у ворот этих львов — они должны нейтрализовать негативную энергетику Запада[8].

В библиотеке, обитой дубовыми панелями, Харли подвел меня к одному из застекленных шкафов. В нем стояли книги в кожаных переплетах. Судя по всему, их никогда не открывали. Может, эти книги покупали на вес?

— Вот Диккенс, о котором я говорил вам, — с гордостью сказал Харли, поворачивая ключ и открывая дверцу шкафа. Он вынул один из томов. — Они стоят кучу денег — пощупайте переплет.

Я послушно рассматривала «Холодный дом». Страницы книги так и остались неразрезанными. Я уже собиралась отпустить язвительное замечание насчет коллекционеров, никогда не читающих книг, но тут заметила, как на лице Харли появилось виноватое мальчишеское выражение, которое свидетельствовало о его уязвимости. Он походил на избалованного мальчика, жаждущего показать свои сокровища. Пока я рассматривала книги, Харли ерошил волосы, бессознательно нарушая свою безукоризненную прическу. Во мне шевельнулось теплое чувство к нему. Он обращался со мной доброжелательнее и теплее, чем кто-либо другой в Лос-Анджелесе, однако не позволил себе ничего, кроме невинного поцелуя, желая мне доброй ночи.

Растроганная, я протянула ему книгу и пробормотала что-то одобрительное.

Неужели так важно, что Харли не читал Диккенса?

С террасы мы полюбовались садом, чистым и ухоженным, как приемная промышленного магната, с вымощенными дорожками и площадками.

Обширный, полого спускавшийся к саду газон был обнесен причудливо подстриженной живой изгородью. Кустарники имели форму павлинов, спиралей, созвездий, а иные, наиболее бесформенные, слегка походили на сосиски.

— Жозе изучает фигурную стрижку кустарников. — Харли кивком указал на маленькую темную фигурку, примостившуюся на верхней ступеньке приставной лестницы. — Думаю, вот эти, шаровидные — его работа.

Роскошно оборудованный спортзал выходил в сад.

— Эти снаряды специально созданы для тренировки бицепсов, трицепсов и квадрицепсов. — Харли показал мне спортивные тренажеры, стоявшие в ряд и сверкавшие хромированными частями. — Вон тот, что в конце, — мой любимый. Это прибор, имитирующий плавание.

Закатав рукава, Харли взобрался на приспособление устрашающего вида.

— Идите сюда. Посмотрите. — Он пристегнул какие-то ремни.

«Зачем нужна машина, имитирующая плавательные движения, когда есть крытый бассейн?» — удивлялась я. Машина издавала ритмичный лязг, пока Харли совершал движения, похожие на гребки пловца.

— Я установил ее в режим определенной длительности, — задыхаясь, объяснил он. — На распечатке компьютера вы увидите, сколько энергии я потратил.

Дожидаясь, пока он покончит со своими упражнениями, я посмотрела в окно и заметила Джорджа, который величественно шел по газону с серебряным подносом в руках. Проходя мимо Жозе, занимавшегося фигурной стрижкой кустов, дворецкий оглянулся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, пнул ногой лестницу. До нас донесся негодующий крик, и Жозе стремительно пронесся по воздуху и приземлился в декоративных кустарниках. Кусты завибрировали, а лестница с грохотом повалилась на землю. Джордж продолжил свой путь к дому с невозмутимой улыбкой на лице.

— Английское дерьмо! — послышался отчаянный крик из кустов, явственно различимый, несмотря на грохот спортивного оборудования. — Я до тебя доберусь!

— В чем дело? — осведомился Харли из недр тренажера. — Вы что-то сказали, Синда?

Куст качнулся, наклонился почти до земли, потом катапультой выпрямился, и маленькая фигурка рухнула на газон. Поднявшись, она обратилась в бегство и исчезла из поля зрения. Дверь гимнастического зала бесшумно отворилась, и рядом со снарядом Харли материализовался Джордж.

— Через пять минут ленч будет подан в оранжерее, сэр. Поймав мой взгляд, Джордж безмолвно дал мне понять, что я не должна рассказывать о том, что видела.

— Эти латиносы, — пробормотал он, подходя к окну и кивая в сторону все еще подрагивающего куста. — У них нет чувства ответственности. Они не принимают мер предосторожности. Странно, что он до сих пор не покалечился и не разбился насмерть.

Мрачная мексиканка внесла ленч — салат, на вид постный и невкусный, и суп с рогаликами.

— Благодарю, Мария. — Харли сверил поданные блюда с карманной картой калорий. — Вы не забыли о жидкой добавке из морских водорослей?

Мария покачала головой. Судя по выражению лица служанки, она подозревала, что ее хозяин спятил.

— Это третья экономка, сменившая двух предыдущих всего за шесть месяцев, — сказал Харли, когда она вышла. — Вы не представляете, насколько трудно убедить этих людей в том, как важно правильно сбалансировать питательные вещества.

Пока мы ели, Харли рассказывал о доме, но я почти не слушала его. Что-то все ощутимее беспокоило меня. Он охотно показывал мне все свои владения и имущество, начиная от плавательного бассейна и кончая запонками, украшенными эмблемой «Лапиник», но о себе не поведал ничего. Какой человек Харли? Что таится у него внутри?

Каждый раз, когда я задавала ему вопросы о нем самом, он, казалось, терялся и не знал, что ответить.

— Должно быть, вы прочли все статьи в журналах, — смущенно предположил Харли, ерзая как школьник, застигнутый за кражей яблок. — И вероятно, все интервью Ларри Кинга?

Я покачала головой.

— Дело в том, что… по-моему, они гораздо лучше описывают меня, чем я сам способен это сделать. — Лицо Харли приняло глуповатое выражение. — По правде говоря, я самый обыкновенный, заурядный человек. У меня нет никаких серьезных интересов, никаких хобби — ничего такого. Просто случилось так, что я богат.

О своей семье он сообщил мне немного, но я поняла, что Харли вырос в роскоши и пользовался всеми привилегиями людей своего класса. Своим состоянием он был обязан компании по производству косметики «Лапиник», основанной его покойной матерью, и это огромное состояние позволит до конца его дней не думать о заработке ради хлеба насущного.

«"Лапиник" — для женщины, которая хочет немного больше». Этот девиз компании был для меня постоянным источником раздражения в моей прежней жизни. Он подчеркивал мою неспособность получить то, что почти все женщины принимали как должное.

— Это не так легко, как кажется, — я о том, что весьма трудно быть богатым, — ворвался голос Харли в мои размышления. — Чтобы управлять таким домом, приходится прилагать много усилий. Я должен быть в постоянном контакте с бухгалтерами и юристами, принимать решения о капиталовложениях, подписывать чеки, посещать благотворительные собрания, а в сутках не так уж много часов…

— А как компания? Как «Лапиник»? Я полагала, что дела компании отнимают все ваше время.

— «Лапиник»? — просиял он. — Да, «Лапиник». — Харли поднялся. — Идемте, я покажу вам свой офис. — Взяв меня за руку, он направился к двери. — У меня есть для вас сюрприз.

Харли привел меня в комнату в синих тонах, убранную и меблированную в стиле «Лапиник», теперь уже знакомом мне. Ряды плакатов в рамках, рекламирующих продукцию компании «Лапиник», были развешаны на стенах. Все это я не раз видела, поскольку объявления, рекламирующие изделия этой фирмы, неизменно появлялись на глянцевых страницах воскресной газеты «Санди». На всех объявлениях такого рода были изображены светловолосые манекенщицы с нежными кукольными личиками и широко раскрытыми глазами, свидетельствующими о невинности. Вглядевшись в них внимательнее, я была потрясена так, будто встретила кого-то близко знакомого. Такое выражение лица я созерцала каждый раз, когда смотрелась в зеркало, потому что до сих пор не привыкла к своей новой внешности. Она резко контрастировала с моим прежним обликом, и вместе с тем эта безмятежная маска ничуть не совпадала с тем, что творилось в моей душе.

— Добро пожаловать в сердце империи «Лапиник», — сказал Харли с усмешкой. Он стоял возле огромного письменного стола, окруженного такими же столами поменьше.

Все они были заставлены телефонами, компьютерами и другими непременными атрибутами большого бизнеса. Я чувствовала себя как претендентка на вакантную должность, явившаяся на собеседование.

Факс на одном из столов очнулся от спячки, заурчал и изрыгнул несколько листов бумаги с печатным текстом.

— Мы связаны с головным офисом «Лапиник» в Лос-Анджелесе. — Харли с гордостью похлопывал рукой по машине. — А тот, в свою очередь, связан с другими офисами «Лапиник» во всем мире — в Лондоне, Париже и Риме… — Харли просмотрел один из листов бумаги. — Вот это пришло из Нью-Йорка.

— Что — это? — поинтересовалась я. Он почесал голову.

— Судя по всему, это цифры продаж. Признаться, это не моя епархия. Всем этим занимается Дэвид. — Харли бросил листок в большую плетеную корзинку для бумаг, уже почти заполненную. — Хотя я знаю, что поддерживать контакты с другими отделениями компании выгодно. Это окупается. Можно предвидеть, как будут развиваться события дальше.

— Кто такой Дэвид?

— Мой брат. — Харли улыбнулся. — Он ведает делами компании. Вы скоро познакомитесь с ним.

Взяв ключ из выдвижного ящика письменного стола, Харли открыл шкаф и извлек большой прямоугольный предмет, завернутый в бархат.

— А вот это сюрприз. — Харли знаком пригласил меня сесть за стол и очень осторожно поставил непонятный предмет на стол передо мной. — Это вам, Синди. Особенный подарок.

Я осторожно сняла бархатную обертку и обнаружила под ней блестящую голубую коробочку с эмблемой «Лапиник» на крышке.

— Ну же, открывайте! — возбужденно сказал Харли.

Я расстегнула пару миниатюрных медных замочков и подняла крышку. Внутри помещалось несколько рядов покрытых голубым бархатом уступов, похожих на упаковку шоколадных конфет. На каждом из уступов, разделенных на секции, стояли крошечные горшочки, флакончики и лежали тюбики.

— Это полный набор продукции «Лапиник», — пояснил он, раскладывая на столешнице эти соблазнительные штучки, чтобы я могла получше рассмотреть их. — Мы производим их в ограниченном количестве и только для особых случаев, и это самый последний набор. Я хранил его долго в ожидании женщины, которая заслуживает такого подарка. — Харли застенчиво улыбнулся — Позвольте мне показать вам, — сказал он, перебирая вещицы одну за другой. — Вот это для снятия грима, увлажняющий крем и тон в одной упаковке. Это называется полным набором для ухода за кожей. Вот здесь фон, пудра и румяна. В этом отделении губная помада — видите, несколько оттенков. Вот тени для век и тушь для ресниц… — Он продолжал перечислять предметы из нескончаемого списка, любовно поглаживая каждую баночку, флакон или тюбик. Потом перегнулся через стол и слегка дотронулся до моего подбородка, приподнял мое лицо и повернул его к свету. — Я хочу показать вам, Синди, что может для вас сделать «Лапиник». — Открыв ящик письменного стола, Харли вытащил коробочку с набором кисточек, губок и ватных тампонов. — Позволите? — спросил он, выбрав флакончик из набора.

Я кивнула.

Он вытащил зеркало из другого ящика и поставил на стол передо мной. Осторожно удалив с моего лица остатки косметики, которую я торопливо наложила сегодня утром, Харли взялся за дело. По мере того как он углублялся в работу, застенчивое выражение сменилось задумчивым и по-детски сосредоточенным, как у маленького мальчика, экспериментирующего с новой коробкой красок. Прикосновения Харли, нежные и деликатные, доставляли мне удовольствие.

— Ну вот. — Он отступил, чтобы полюбоваться плодами своих трудов. — И вид вполне естественный.

— Разве для того, чтобы выглядеть естественной, нужна косметика? — удивилась я.

— Чтобы выглядеть естественной и при этом красивой, нужно приложить усилия, — уверенно возразил он. — Даже самое прекрасное лицо заиграет новыми красками, если наложить косметику. А без нее внешность кажется незаконченной, как картина без рамы. Поглядитесь в зеркало и увидите разницу.

Я внимательно всмотрелась в свое отражение. Косметика была едва заметна, но лицо мое преобразилось — это было странно и непостижимо. Такого результата я никогда не достигла бы, пользуясь крикливыми вульгарными тенями и помадой из косметички Сирии. Я улыбнулась, наслаждаясь новым для меня ощущением — уверенностью в себе.

— Вы самая красивая женщина, какую я когда-либо видел, Синди, — сказал Харли. — Я в этом разбираюсь. Более того, я эксперт по части женской красоты. Такова моя работа. Люди говорят, что красота расположена не глубже кожи, но в вашем лице есть что-то совсем особенное, и инстинкт подсказывает мне, что ваша красота идет изнутри, из глубины вашего существа.

Я повернулась к нему, с предвкушением облизнув пересохшие губы. Вот и наступил момент, когда он заключит меня в объятия и поцелует.

Харли протянул руку, чтобы помочь мне подняться, но не поцеловал, а подвел меня к двери в другом конце офиса. Может, это спальня? По телу моему пробежала дрожь, предвещая, что давно подавляемое желание сейчас вырвется на свободу.

Он отворил дверь.

— Ну как вам? — Харли пропустил меня в комнату, обставленную как фотостудия — с задниками, боковыми рефлекторами и дорогой камерой с огромными линзами, установленной на треножнике. — Ее обставил для меня друг Дэвида Бейли.

Стараясь скрыть разочарование, я издала восклицание, долженствующее выразить мое восхищение.

— Мне хотелось бы сделать несколько ваших фотографий, Синди, — робко сказал он. — Можно?

Я колебалась, памятуя о том, что некоторые африканские племена считают, будто камера способна украсть вашу душу. Между тем моя душа уже находилась в надежных руках, во власти Мефисто, но вдруг фотографии покажут, что я вовсе не юная Синди, а пятидесятилетняя Хариэт?

Приняв мое молчание за согласие, Харли вывел меня на середину комнаты. Вокруг замигал свет, слепя мне глаза, и я отступила назад, заслонившись рукой от нестерпимого блеска.

Вспышка ослепила меня.

— Потрясающе, Синди! — воскликнул Харли, включая камеру. — Отклонитесь еще немного назад. Не возражаете, если я сделаю еще один снимок?

Камера зажужжала, и последовало несколько вспышек. Мое тело покорно следовало его инструкциям, будто точно знало, что именно ему понравится. Возможно ли, что Синди за свою короткую жизнь научилась позировать, как это делают манекенщицы?

— Удивительно! — воскликнул Харли, не отрываясь от объектива камеры. — Не останавливайтесь, двигайтесь!

Я потягивалась и извивалась гибкими, как у змеи, движениями, мысленно убеждая его оставить камеру и приблизиться ко мне в пьянящем тепле, исходившем от подсветки. Я чувствовала себя юной, прекрасной и сексуальной. Я желала Харли, мечтала снова почувствовать нежные прикосновения его рук на своей коже, мечтала, чтобы он раздел меня и занялся со мной любовью прямо на полу студии, как это показывают в фильмах.

— Харли! — выдохнула я, приоткрыв рот и глядя в линзы камеры полузакрытыми глазами. Мне ответили стремительные вспышки камеры, лавина вспышек и, наконец, громкий хлопок.

— Черт возьми, — пробормотал Харли, глядя на тонкую струйку дыма, поднимавшуюся от камеры. — Полетел привод мотора.

Я стояла с глупым видом посреди комнаты, наблюдая, как Харли пытается спасти отснятый фильм. В конце концов, с помощью большой отвертки, он извлек пленку из камеры.

— Теперь вам лучше отправиться домой. — Он посмотрел на часы и открыл дверь офиса. — Хочу отнести снимки в фотолабораторию, пока она не закрылась.

Я неохотно оправила одежду.

— Хорошо. — Я была крайне разочарована. Почему это те, к кому начинаешь питать интерес и находить их привлекательными, становятся загадочно скользкими, увертливыми и недостижимыми?

— О! А я не сказал вам? — непринужденно добавил Харли. — Завтра вечером у нас прием. Днем я заеду за вами, и мы пройдемся по магазинам. — Он оглядел мой туалет с легким неодобрением. — Полагаю, вам надо купить что-нибудь новое.

Харли отвез меня домой на своем «феррари». Большая часть нашего путешествия прошла в молчании Харли казался озабоченным, а я спрашивала себя: что именно сделала не так? Почему он не попытался сблизиться со мной? Может, я не в его вкусе, но если так, то почему Харли восторгался моей красотой и так старался развлечь меня? В чем дело? Как относиться ко всем вчерашним признаниям в любви?

Украдкой взглянув на него, я напомнила себе, что Харли Брайтмен, судя по тому, что пишут о нем журналисты, — самый завидный жених в Калифорнии. Может, я слишком высоко оцениваю свою привлекательность и свои шансы? Но ведь я сама не пыталась завязать с ним знакомство. Инициатива исходила от него. Он сделал первый шаг к сближению.

Харли ничуть не походил на плейбоя, о котором я читала в газетах и журналах. Он был гораздо добрее и внимательнее и уж совсем не походил на распутника, каким его выставляли в статьях. Сегодня утром, пока Харли задумчиво держал во рту кисточку для макияжа, выбирая оттенок теней для моих век, я размышляла о том, что он собой представляет. Харли походил на художника, погруженного в свою работу и мало интересующегося мирскими делами. Может, мне довелось увидеть на миг настоящего Харли Брайтмена, то, что он скрывает от других? Я с трепетом спрашивала себя, могла ли взволновать его Хариэт, та душа, что живет в прекрасном теле Синди? Возможно ли, что Харли — тот рыцарь на бледно-голубом коне, о котором Хариэт мечтала все эти годы?

Мы подъехали к дому Триш.

— Увидимся завтра, солнышко. — Харли клюнул меня в щеку и открыл мне дверцу. Я помедлила, но он и не попытался удержать меня.

— Увидимся. — Опечаленная, я направилась к мрачному подъезду. Снова воображение сыграло со мной скверную шутку: ведь такому, как Харли Брайтмен, доступна любая женщина. С какой же стати я возомнила, что он влюбился в меня?

Глава 9

На следующий день Триш сказала Марти, что меня снова вызвали на кинопробу. В обеденное время Харли подъехал за мной на своем бледно-голубом «мерседесе». На этот раз на шоферском месте сидел Жозе. Местные головорезы, собравшись возле фонарного столба на соседней улице, с интересом наблюдали, как мы приближаемся к машине.

— Обычно, когда я отправляюсь за покупками, машину ведет Джордж, — сообщил Харли, устраиваясь рядом со мной на заднем сиденье. — Но сегодня он неважно себя чувствует. Прошлой ночью случайно захлопнул дверь винного погреба и остался там. Ума не приложу, как это случилось.

Тихий смех с переднего сиденья убедил меня в том, что Жозе мог бы просветить Харли на этот счет. Когда машина тронулась, головорезы у фонарного столба испустили громкий вопль, и, оглянувшись, я увидела, как перемазанный в грязи малый поднимается с земли и отвешивает зрителям преувеличенно учтивый поклон. В одной руке он держал отвертку, а в другой табличку с номерами машины, которой размахивал в воздухе. Я различила на ней номерной знак Харли.

Жозе привез нас на Родео-драйв, и мы прошествовали мимо нескольких роскошно оформленных витрин. Имена многих модельеров были мне знакомы — Гуччи, Армани, Шанель и другие. Прежде я презирала эти имена, потому что они символизировали образ жизни, недоступный для меня. Вкрадчивые, подчеркнуто любезные помощники продавцов охраняли двери, а вооруженная охрана старалась быть незаметной, не слишком успешно скрываясь на тротуаре за растениями в горшках и кадках. Пальцы стражей лежали на спусковых крючках, и они были готовы в любой момент пустить в ход оружие.

— Давайте-ка заглянем сюда. — Харли предложил мне войти в большой и скудно меблированный магазин. Внутри я не заметила ни стендов с одеждой, ни банкеток, где можно было бы присесть. Кое-где скромно стояли манекены, и только это давало представление о предназначении этого помещения.

Я замешкалась у входа, опасаясь поцарапать полированный деревянный пол своими каблуками-шпильками. Помощник продавца окинул меня равнодушным взглядом и, решив, что я недостойна его внимания, обратился к Харли:

— Чем могу быть вам полезен, сэр? Харли выжидательно посмотрел на меня.

— Примерьте что-нибудь, — предложил он. — Не стесняйтесь! Выберите то, что вам понравится.

— Я покажу вам весеннюю коллекцию, мэм. — Помощник продавца повел меня в глубь магазина.

В то утро я оделась тщательно, понимая, что Харли находит туалеты Синди не слишком элегантными. Однако когда мы прошли мимо большого зеркала и я увидела в нем свое отражение на фоне сдержанно-изысканной обстановки, я осознала, как дешево и вульгарно выгляжу. «Синди пора приобрести лоск», — подумала я.

Я ожидала увидеть одежду, которую, по моим представлениям, должна была бы носить богатая женщина, — элегантную, хорошо сшитую, с легким намеком на обольстительность, но весенняя коллекция разочаровала меня. Передо мной предстало множество туалетов весьма странного стиля: среди грязновато-пастельных тонов лишь изредка попадалось глинисто-коричневое или серое пятно.

— Нет ли у вас чего-нибудь поярче? — спросила я, надевая платье, словно сшитое из мешковины.

— Таковы цвета этого сезона, мадам, — снисходительно ответила помощница продавца.

Я взяла жакет с четырьмя рукавами. — А чего-нибудь более привычного?

— В этом магазине, мадам, — высокомерно отозвалась помощница, — продается одежда, созданная известными модельерами. — Оглядевшись, она добавила ледяным шепотом: — Если тебе не нравится эта одежда, детка, отцепись от меня и отправляйся в магазин Сирса, куда ходит публика попроще.

Я не слышала о Сирсе, но внезапно ощутила тоску по уютной знакомой атмосфере универмага «Маркс и Спенсер». И почему следить за модой оказалось таким трудным делом?

В конце концов я сделала выбор и предстала перед Харли в золотистом костюме, будто сошедшем со страниц «Стар трэк».

— О, очень стильно! — с энтузиазмом воскликнул Харли, вскочив при моем появлении. — Следовало бы выбрать что-то совсем непохожее на вашу одежду.

Бросив взгляд на ярлычок с ценой, я почувствовала острое желание уйти отсюда.

Конечно, даже Харли отпугнет цена и он не захочет тратить столько денег. Однако он настоял на том, чтобы я примерила еще несколько костюмов и платьев, каждое из которых было ужаснее предыдущего. Но в теле Синди таилась какая-то загадка. Что бы я ни надела, на мне это выглядело великолепно. Облачись я в мешок для мусора, вероятно, и тогда продавщица всучила бы его Харли по непомерной цене.

— Мы возьмем все. — Он дал продавщице свою кредитную карточку. — Я знал, что надо привести вас именно сюда. — Харли радостно улыбнулся мне. — Одежда подчеркивает достоинства и индивидуальные особенности женщины! Поэтому так важно уметь выбрать ее.

Мы зашли еще в несколько магазинов, где меня экипировали по всем статьям — там мы купили туфли, сумки и прочие аксессуары. Я просила его не проявлять такой расточительности, но Харли не слушал меня.

— На что мне такая куча денег, — возразил он, — если я не могу тратить их как хочу?

Под конец мы посетили такой шикарный магазин, что там приходилось заранее договариваться о времени посещения.

— Надеюсь, вы не станете возражать, — прошептал Харли. — Здесь есть совершенно потрясающее платье. Цвет и покрой идеально подходят вам. Оно мне понравилось, как только я увидел его, и я попросил отложить этот наряд для меня. Оставалось лишь найти женщину, которой я мог бы полюбоваться, когда она облачится в него.

Мне показали изделие из полупрозрачного бледно-голубого шелка. Когда Харли увидел меня в нем, глаза его затуманились.

— Вы наденете его ради меня сегодня вечером, Синди? — спросил он. — Я хочу познакомить вас со своими друзьями.

Я кивнула, любуясь собой в зеркале. Стиль платья, простой и женственный, совсем не соответствовал тому, что могла бы выбрать Синди. Я выглядела как символ невинной красоты. Кто бы заподозрил, что я продала душу дьяволу?

Мы приехали к Харли и провели остаток дня возле бассейна. Я отказалась войти в воду, но он не отступил от привычного распорядка и проплыл несколько десятков раз. Расположившись на удобном стуле, я пила свежевыжатый апельсиновый сок и наслаждалась необычным и приятным ощущением расслабленности. Я подумала, что, пожалуй, привыкла бы к такому образу жизни, если бы только добралась до настоящей выпивки.

Позже, введя в компьютер данные о своих водных процедурах, Харли отвел меня в комнату для гостей, чтобы я переоделась к вечернему приему. Голубое платье, стоившее примерно столько, сколько оплата моей квартиры в Гилдфорде за несколько месяцев, Мария разложила на кровати. Едва она вышла, я облачилась в него, а потом аккуратно сложила на стуле дешевую одежду Синди.

Причесавшись и наложив косметику, я выглядела так, как, по моим представлениям, выглядят те, кто имеет все, — обольстительной, утонченной, томной. Да, так должны выглядеть женщины, не занимающиеся ежедневно тяжким, почти рабским трудом. Любуясь своим отражением в зеркале, я надеялась, что все это не сон. Теперь ресторан «У Марта» отошел куда-то на задний план.

— Надеюсь, ты видишь меня теперь, Мефисто, — пробормотала я. — Кажется, дела мои налаживаются.

В моих ушах зазвенел чуть слышный, призрачный смех: «Не забывай о том, что красота способна развращать…»

— Мефисто! — воскликнула я, но не получила ответа. Может, мне это пригрезилось?

— Я вовсе не развращена, — возмущенно бормотала я, вспомнив, что он сказал мне во время нашей последней встречи. — Почему бы для разнообразия мне и в самом деле не получить удовольствие?

— Синди!

Услышав этот голос, я вздрогнула, обернулась и увидела Харли, ослепительного в смокинге и галстуке-бабочке.

— Прошу прощения. — Он оглядел комнату. — Мне послышались голоса. Я подумал, что вы зовете меня. — Харли широко улыбнулся: — Вы выглядите потрясающе.

— Благодарю вас. — Покраснев, я ощутила то, что испытывала в те времена, когда была еще Хариэт. Я распознала это чувство — горечь невостребованной любви, омрачавшую мою жизнь, лишавшую меня ясности суждений и подтачивавшую веру в себя в обществе Эндрю.

— Готовы?

Харли предложил мне руку.

Я последовала за ним, трепеща от его прикосновений. Наши пальцы переплелись. «На этот раз, — твердо сказала я себе — все будет иначе. Разве он не говорил о любви в первую нашу встречу? А если это не так, почему Харли так нежен со мной?»

«Я люблю вас, Харли», — мысленно шептала я. Может, сегодня вечером я улучу момент и скажу ему это, может, решусь произнести слова, которые никогда не осмеливалась сказать Эндрю?

Между тем я пообещала себе, что никогда больше не попаду в ловушку, не допущу, чтобы мою радость омрачали мысли о дальнейшем развитии отношений, то есть о том, в чем прежде жизнь отказывала мне. Теперь я буду жить одной минутой и постараюсь использовать все свои возможности. Разве Мефисто не обещал, что я вкушу лучшей жизни? Я была более чем готова к этому.

Джордж, помятый, с мутными глазами, будто с перепоя, ждал нас у парадного входа, стоя возле бледно-голубого лимузина. В такой огромной машине могла бы пообедать небольшая компания — в ней поместились бы не только люди, но даже столы и стулья.

— Сколько у вас машин? — спросила я Харли, когда мы отъехали от дома по подъездной аллее. — Вы каждый раз приезжаете на новой.

— О, всего пять. — Он почесал голову. — Если считать «роллс-ройс». Или все-таки шесть? — Харли подался вперед. — Джордж, мы избавились от «порше»? Я его что-то не вижу.

— Я тоже, сэр, — сухо ответил Джордж. — С тех самых пор, как вы оставили его на Нор-Родео-драйв вместе с ключами зажигания внутри. Припоминаете?

Мы свернули на другую подъездную аллею, провели переговоры с многочисленными стражами, миновали множество ворот и подъехали к длинной веренице машин, ожидавших, когда придет очередь высадить пассажиров у входа в большой белый дом. Судя по расстоянию, которое мы делали, дом принадлежал ближайшему из соседей Харли. К тому моменту, когда мы вошли в вестибюль и ступили на красный ковер, миновало не менее получаса.

Этот дом очень отличался от особняка Харли. Похоже, архитектора раздражала эклектичность соседнего особняка, потому он решил проявить строгость и сдержанность. Здесь преобладал белый цвет, а помещения, казалось, переходили одно в другое. Поэтому трудно было понять, где находишься в данную минуту.

В том из них, которое я приняла за главную жилую комнату, зеркальные панели, покрывавшие стены с пола до потолка, доходили до стеклянных дверей, открывавшихся на веранду, похожую на палубу и расположенную вокруг плавательного бассейна, освещенного плавающими белыми свечами в форме водяных лилий. В одном конце комнаты маленький человечек, поразительно напоминавший Дадли Мура, наигрывал на белом рояле — его руки неторопливо скользили по клавишам. Здесь царила атмосфера вечеров, которые я видела только в голливудских фильмах.

Элегантно одетые люди стояли вокруг бассейна, отбрасывая неверные трепетные тени, а их голоса негромко журчали. Я вцепилась в руку Харли, ибо внезапно меня охватила робость. Все гости казались такими уверенными в себе. Что они подумают обо мне?

— Харли, дорогой! — Высокая дама с угловатыми чертами лица устремилась к нам, капризно надув губы. — Я так рада, что ты здесь!

Я уставилась на нее, разинув рот и не сразу осознав, что н аша хозяйка — знаменитая актриса Кристал Келли. В дни ее славы, в конце шестидесятых, она была одной из любимых кинозвезд Хариэт.

Харли улыбнулся, заметив мое изумление.

— Вы могли бы предупредить меня, — прошептала я.

— Простите, — пробормотал он. — Вы слишком молоды, чтобы узнать ее… м-м-м!

Кристал Келли прервала Харли, поцеловав его сначала в губы, а потом по нескольку раз в каждую щеку.

Она выглядела намного старше, чем я помнила ее по фильмам. Ее легкое платье с глубоким декольте больше открывало, нежели скрывало то, что лучше было бы не показывать.

— Я знаю, что в наше время немодно обмениваться такими приветствиями, дорогая моя, — обратилась она ко мне и чмокнула воздух по обе стороны от моих щек, — но Харликинс и я — старые приятели.

Кристал шутливо погрозила мне пальцем.

— Я очень дружила с его матерью, — добавила Кристал Келли и расхохоталась так, будто сказала что-то необычайное и остроумное.

— Едва ли вы знакомы с Синди, — сказал Харли. — Позвольте вас познакомить.

— Ну, привет, моя дорогая. — Кристал, положив руку мне на плечо, оглядела меня все с тем же шутливым выражением лица. — Где это Харликинс скрывал вас? Нам надо посидеть и посплетничать, как делают подружки. Вы должны мне все рассказать о себе. А для начала о том, как встретились с Харли.

— Я… гм… это долгая история. — Я взглянула на спутника, надеясь на его поддержку. — Мы… дело в том, что наши машины столкнулись.

Харли ободряюще кивнул, но, подняв взгляд на Кристал, я заметила, что она смотрит на что-то позади меня остекленевшими глазами.

— Я так люблю вечеринки, — сказала она мечтательно. — А вы? — Тут в ее глазах сверкнуло узнавание, и она очнулась. — Смотрите, вон Ларри! — Кристал мягко отстранила меня, пошла навстречу новому гостю и раскрыла ему объятия: — Ларрикинс, дорогой!

— Какая прелесть эта Кристал, правда? — спросил Харли. — Она такая естественная. Трудно представить себе, что она актриса.

По мере того как прибывали новые гости, я начала понимать тайный смысл сдержанной и строгой обстановки дома и сочетания цветов — белого и бежевого. Должно быть, их подбирали тщательно, как декорации для съемок фильма. Ведь декорации не должны затмевать настоящих звезд — людей Голливуда.

Мужчины здесь выглядели так, как и подобает выглядеть мужчинам, — в хорошо сшитых смокингах и униформах они походили на одинаково благопристойных пингвинов. Женщины же расхаживали по сцене, как павлины, в ослепительно ярких туалетах, а румяна на их щеках напоминали воинственную раскраску индейцев. Зачарованная, я любовалась ослепительными призраками, наводнившими комнату. Мышцы на их икрах выпирали от усилий, прилагаемых ими для того, чтобы гордо выступать на пятидюймовых каблуках. Все они, одинаково худые, казалось, находятся на грани истощения и вот-вот согнутся под тяжестью драгоценностей. Одну из женщин, увешанную золотом, можно было бы принять за фараона Тутанхамона.

Покидая в этот вечер комнату для гостей в доме Харли, я думала, что умудрена опытом, но по сравнению с этими созданиями казалась беспорочной весталкой. С легким беспокойством я спросила себя: «Уж не для того ли Харли купил мне такое платье, чтобы подчеркнуть контраст?»

— Харли, братец, как ты? — обратился к моему спутнику мужчина средних лет. Его лицо походило на старый кожаный кошелек. Он неотвратимо надвигался на нас, таща за собой увешанную драгоценностями жену. — А кто эта маленькая леди? — Джентльмен ослепил меня улыбкой и показал два ряда безупречных зубов, слишком совершенных для того, чтобы быть настоящими.

Потом, отвернувшись от меня, он начал обсуждать с Харли какие-то деловые проблемы. Потому я сочла его вопрос риторическим.

Должно быть, этот человек считает себя слишком важной персоной, чтобы расточать время на разговоры со мной.

Жена его оглядела меня с головы до ног, и взгляд ее выражал отнюдь не дружелюбие.

— Полагаю, вы новая модель Харли. — В голосе дамы прозвучала брезгливость. — Вы давно с ним знакомы?

— Не слишком, — улыбнулась я. — И я вовсе не его модель.

— Ах вот как! — Ее брови взметнулись. — А чем же вы занимаетесь?

— Я официантка. А чем занимаетесь вы? Она взмахнула рукой.

— Мне не надо ничем заниматься, моя дорогая. Разве вам не известно, кто мой муж?

Я покачала головой.

— Увы! Кажется никому не пришло в голову представить нас друг другу. — Она бросила на меня взгляд, от которого завяли бы все цветы в цветочной лавке. — Думаю, дорогая, кое-что вам следует усвоить, особенно если вы только что прибыли из Хиксвила автобусом «Грейхаунд». Первое: мой муж Аарон — один из самых богатых и влиятельных людей в Голливуде, а второе — моя дочь Джессика практически помолвлена с Харли. — Она кивком указала на стоявшую чуть поодаль молодую женщину, ее точную копию, только помоложе. — На вашем месте я не стала бы зря терять время.

Дама демонстративно повернулась ко мне спиной, чтобы поздороваться с кем-то из вновь прибывших гостей. Оглядевшись в поисках Харли, я заметила, что кто-то увлек его в сторону, чтобы познакомить с новым гостем. Мимо протиснулись люди, отделив меня от него, и я осталась одна среди чужих.

Поблизости от меня беседовали люди, видимо, хорошо знакомые друг с другом. Одни сплетничали о том, что Кристал Келли сделала пластическую операцию. Другие обсуждали новый способ промывания толстой кишки. Третьи спорили на философские темы.

Мне хотелось выпить. Схватив стакан с подноса проходившего мимо лакея, я сделала глоток сверкающей пузырьками жидкости, оказавшейся минеральной водой. Минеральная вода? «Это зашло слишком далеко», — с горечью подумала я. Неужели все они так заняты своими проблемами, что забыли приготовить спиртные напитки?

— Эй, моя прелесть! — Мужчина с остроконечной бородкой схватил меня за руку и увлек к группе своих собеседников. — Мы составляем китайские гороскопы. Когда ты родилась?

— Я… гм… в пятьде… — запинаясь начала я, производя в уме подсчеты. — В семьдесят седьмом. Ну да, в тысяча девятьсот семьдесят шестом.

— Эй, соберись-ка с мыслями, дорогуша, — усмехнулся другой мужчина из этой группы. — Смотри, как бы не заподозрили, будто ты что-то скрываешь.

— Значит, она Дракон, — решил бородатый, и глаза его заблестели.

Он заглянул в карту гороскопа, которую держал в руке его приятель.

— А теперь давай-ка предположим, что ты родился, ну… скажем, в… пятьдесят седьмом. В таком случае ты Свинья, а это означает, что ты с ней вполне совместим, — обратился он к своему другу. — И пожалуй, на горизонте у вас маячит роман.

— Черт возьми! — разозлился его собеседник. — Я родился вовсе не в пятьдесят седьмом. — Он огляделся, желая убедиться, что его никто не слышит.

— Нет, если вы не Свинья, то, значит, и не родились в этом году, — заметила я, отлично помня, что в год Свиньи родилась Хариэт. — Тогда вы родились бы в сорок седьмом.

Он воззрился на меня.

— Откуда, черт возьми, вы знаете это?

— Она права, — вмешался в разговор бородатый, разглядывая карту гороскопов и все выше поднимая брови. — Я посмотрел совсем не в той графе. — Он пытливо взглянул на приятеля: — А я и не знал, что ты такой старик, Джонни.

Третий собеседник взирал на меня с плотоядной улыбкой.

— Какая умная головка на ваших очаровательных плечах, а! — Он бочком протиснулся ко мне. — Чем вы занимаетесь, дорогая? Преподаете математику?

— Точно, — холодно бросила я. — Раньше я работала библиотекарем.

— Ха-ха-ха, это отлично! — обрадовался он и похлопал меня по заду. — Может, как-нибудь поможете рассортировать мои книги, дорогая?

Я собиралась сразить его хлестким ответом, но тут рядом с нами возникла потасовка, и кто-то толкнул на меня одного или двух из гостей. Толпа, собравшаяся вокруг бассейна, теснила к самому краю какого-то мужчину.

— Уберите отсюда этого грязного негодяя! — кричала женщина, следившая за происходящим с важным и самодовольным видом.

— Что случилось? — осведомился кто-то рядом со мной.

— Это омерзительно! — не унималась разгневанная дама. — Вы не поверите, на что способны такие негодяи!

— Слышали? — возбужденно зашептала другая. — Кто-то из них попытался закурить сигарету!

Человека, позволившего себе эту непростительную наглость, бесцеремонно перебросили через перила террасы, и он исчез в кустах.

— Так ему и надо! — воскликнула девушка с большими глазами и фарфоровым личиком. — А кто он?

— Да никто, — подала голос особа, в которой я узнала Джессику. — Просто чей-то муж. Он даже не вошел в список Б!

Джессика сжимала в руке тарелку с копченой лососиной и бокалом с чем-то, чрезвычайно походившим на настоящий крепкий напиток.

— И что ты думаешь о Тедди? — спросила она подругу. — Я считаю, что в постели он просто гений, хотя всего-навсего студент колледжа. Мама очень сердится на меня за то, что я встречаюсь с ним. Поэтому мне пришлось сократить наши свидания до двух ночей в неделю.

— По правде говоря, я предпочитаю Честера, — усмехнулась подруга. — Он, конечно, бесперспективен, но зато у него такой большой Джон Томас. — Она покраснела и схватила кусочек копченого лосося с тарелки Джессики. — А как у тебя с Харли? Вы уже трахались?

Джессика в замешательстве уставилась на свою пустую тарелку.

— Пожалуй, нам надо поторопиться и раздобыть еще лососины, пока она не кончилась.

Они двинулись вдоль края бассейна, и я последовала за ними. Мне вовсе не хотелось слушать грязные сплетни о Харли и Джессике, но я надеялась найти настоящий напиток.

У стола с закусками выяснилось, что алкогольные напитки здесь выдавал ослепительно красивый молодой лакей, и я с наслаждением осушила бокал белого вина.

— Теперь Харли почти не говорит со мной, — со вздохом продолжала Джессика, заняв место у края бассейна и положив на свою тарелку новую порцию копченой лососины с только что поданного блюда. Наклонившись к подруге и понизив голос, она возбужденно поведала: — Тебе никогда бы и в голову не пришло такое, но мама говорит, что сегодня он притащил с собой какую-то потаскушку. Дешевую маленькую сучку, «золотоискательницу». Во всяком случае, я так думаю, потому что она официантка.

— Ну, я бы от этого не лишилась сна, — откликнулась подруга. — Харли экономит на этом деньги.

Он ведь не должен ей платить, верно? — Она принялась хихикать. — У мужчин такие же желания и такие же шалости, как и у нас. Верно, Джесси?

Джессика энергично кивнула:

— Да. — Она сунула в рот еще один кусок лососины. — Вероятно, новая подружка Харли — копеечная шлюха и выдаст себя, как только заговорит.

Оглянувшись вокруг и убедившись, что никто за мной не наблюдает, я подошла к ней вплотную и изо всей силы саданула ее локтем в спину.

— М-м-м!

Джессика качнулась вперед, вскрикнула и, не удержавшись на своих каблуках-шпильках, упала в бассейн.

— О Господи! — завопила ее мамаша. — Джесси тонет! Все бросились к бассейну, охваченные желанием полюбоваться редким зрелищем.

Не желая разделить участь незадачливого курильщика, я смешалась с толпой. Оглянувшись назад с безопасного расстояния, я увидела, как из бассейна выловили куль мокрой одежды, с которою текла вода. Другие с отвращением взирали на недоеденные куски лососины, плававшие среди искусственных водяных лилий вперемешку с содержимым желудка Джессики.

Я не видела Харли, пока не стихла суматоха. Вернувшись к столу с закусками, я попросила еще белого вина. Две изысканно одетые холеные женщины накладывали себе на тарелки деликатесы.

— Элинор, этот сливочный сыр и пирожные просто роскошные, — усмехнулась одна из них. — Я не могу отказать себе в таком удовольствии.

— А я не могу оторваться от икры и бисквитов, дорогая, — ответила ее подруга, решительно размахивая ложкой.

— Если уж нарушаешь диету и не думаешь о калориях, почему бы не получить наслаждение? А как твоя новая диета?

— Ну, ты же знаешь меня, Элинор. — Первая дама пожала плечами. — Я должна скрупулезно соблюдать ее. Стоит превысить норму хоть на одну калорию, и меня разносит, как шар. — Она обернулась. — И все же следует делать хорошую мину при плохой игре и соблюдать приличия. Было бы невежливо пренебречь этим роскошным угощением.

— Но ведь всегда есть возможность прибегнуть к чрезвычайным мерам, да, Сильви? — Элинор толкнула подругу в бок локтем И скромно поднесла тарелку ко рту. — Лопай, а потом принимай слабительное — вот и вся наука.

Сильви покраснела.

— Я не…

Элинор коснулась ее руки.

— Знаю, что ты не… Но никак не возьму в толк, как тебе удается сохранять такую стройность.

— А разве это так? — спросила Сильви, охорашиваясь. — Может, все дело в моем новом платье? Тебе нравится?

В пурпурно-красном платье с подкладными плечами она походила на вратаря на футбольном поле.

— Ты в нем выглядишь лет на десять моложе, — не слишком уверенно отозвалась Элинор.

Сильви вздохнула:

— Я купила это платье к вечеру в честь дня рождения Уоррена, и мне пришлось похудеть почти на десять фунтов, чтобы влезть в него. А он даже не заметил, что оно новое. Иногда я думаю, что мне незачем суетиться.

— Знаю, дорогая. — Элинор отщипнула виноградину от грозди па столе и отправила ее в рот. — Я уж решила все бросить и сдаться, когда Арни в прошлый раз завел интрижку. Но нельзя осуждать мужчин за их шалости, если сама не делаешь усилий нравиться им. Я сидела на новой диете, ходила в парикмахерскую и испробовала на себе новую партию омолаживающих кремов «Лапиник». — Она постучала по тощей шее кончиком розового ногтя и одарила подругу понимающей улыбкой. — И сейчас чувствую себя намного лучше.

Должно быть, сама того не сознавая, я придвинулась к ним слишком близко. Внезапно Элинор схватила меня за руку.

— Если вы подслушиваете, — она притянула меня к себе, — то хотя бы представьтесь. — Элинор оглядела меня с откровенным любопытством. — Кто вы такая? И с чьим мужем флиртуете?

— Я ни с кем не флиртую. Я приятельница Харли.

— Харли Брайтмена? — Элинор изумленно подняла брови. — Значит, он предпочитает делать тайну из вашей «дружбы».

— Это ваш естественный цвет волос? — Сильви скользнула ко мне. — Очень красивые волосы.

Я кивнула, стараясь не смотреть на ее прическу, напоминавшую засахаренные фрукты, — плод достижений современной химии.

— Вы и не представляете, как вам повезло, дорогая, — уверенно заявила Сильви. — А знаете, сколько времени и денег я потратила на парикмахеров?..

— Но ведь каждый цент окупился, — заметила Элинор, стараясь утешить подругу. — Кое-кто пользуется преимуществами, дарованными природой, но за стиль всегда приходится платить. — Она обратилась ко мне: — Скоро вы убедитесь в этом, моя милая. Пока вам удается обходиться своими ресурсами, но в нашем возрасте «естественный вид» не даст ничего хорошего.

Посмотрев через плечо, я увидела Харли, погруженного в беседу с хозяйкой. Он махнул мне рукой, сделав знак присоединиться к нему, но Элинор загородила мне дорогу.

— Раз уж мы познакомились, дорогая, давайте немного посплетничаем. Поделитесь с нами последними новостями о «Лапиник». — Правда, что Харли собирается открыть новую линию кремов для лица? Это очень гадко с его стороны. Я все еще на первой стадии полного двухгодичного курса омолаживания кожи, и мне совсем не хочется бросать дело на полдороге.

— Боюсь, я ничего не могу вам рассказать об этом, — ответила я. — Я не очень давно знакома с Харли.

— Понимаю. — Элинор бросила на меня сочувственный взгляд. — Думаю, вы не читали статьи в «Лос-Анджелес уикли»?

— Возмутительно! — воскликнула Сильви. — Я плачу девяносто пять долларов за флакон «Полного омоложения кожи», а сучка-журналистка имеет наглость утверждать, что это средство не лучше обычного кольдкрема.

— В таком случае почему вы не используете обычный кольдкрем? — поинтересовалась я. — Вы сэкономили бы на этом.

Она с ужасом посмотрела на меня.

— Разве можно рисковать, накладывая на лицо эту дешевую пакость? Я пользуюсь только самыми лучшими кремами и довожу до вашего сведения, что могу это себе позволить!

Глядя на сеть тонких морщинок, заметных под макияжем, я гадала, сколько она заплатила бы за курс омоложения Мефисто.

— Как бы то ни было, — добавила Сильви задумчиво, — в кольдкрем не надо добавлять гидроксид. Что вы думаете об отшелушивании?

— Смотри-ка, там не Уоррен? — перебила ее Элинор. — Да не растрачивай красноречие попусту. — Понизив голос, она взглянула на меня. — Ей незачем знать об этом. Она, возможно, даже не способна правильно написать это слово.

Дамы обменялись подчеркнуто нежными поцелуями с Уорреном, пухленьким маленьким человечком в смокинге, натянутом на животе до предела и все же не скрывавшем его круглого пузика.

— Привет, — сказал он, буравя меня своими маленькими, как бусинки, внезапно заблестевшими глазками. — Кто эта хорошенькая малютка? Новенькая?

— Подружка Харли. — Сильви решительно взяла его за руку.

— Ну-ну, — сказал Уоррен, не обращая внимания на ее попытки увести его. — Приятно познакомиться с вами, дорогая. — Он покровительственно улыбнулся мне. — Вы модель Харли?

— Нет, — раздраженно ответила я. — Нейрохирург.

Лицо Уоррена выразило сомнение, потом он рассмеялся:

— Ха-ха-ха! Конечно же! — Он взглянул на Элинор. — Харли нашел себе остроумную подружку! А? Люблю девушек с чувством юмора.

Почему никто не принимает меня всерьез?

— Признаться, я это выдумала, — сердито бросила я. — Если хотите знать правду…

Все трое вопросительно смотрели на меня.

— Я библиотекарь. Мне пятьдесят лет, и я продала душу Дьяволу в обмен на молодость и красоту. Это гораздо эффективнее, чем любой омолаживающий крем, а судя по всему, и цена ненамного выше.

Сильви несколько раз открыла и закрыла рот, а Уоррен и Элинор обменялись изумленными взглядами. Внезапно рядом со мной появился Харли.

— Синди, вот вы где! Я везде искал вас! — Он посмотрел на моих собеседников. — Со всеми познакомились?

Уоррен снова разразился хохотом.

— Да, познакомились и прекрасно поладили! — Он похлопал Харли по спине. — Ты отхватил себе занятную девочку. Бездна юмора!

— Пойдем, Уоррен. — Элинор бросила на меня злобный взгляд. — Помоги мне найти Арни.

Сильви собиралась последовать за ними, но приостановилась и задумчиво посмотрела на меня.

— Вы ведь пошутили, правда? — шепотом спросила она. — Ну ведь ясно, что вы не такая старая, но я просто подумала… возможно, вам удалось пройти новый курс омоложения, неизвестный мне. — Ее лицо выразило отчаянную надежду. — Если бы только вы согласились назвать мне это средство.

— Это называется «Пакт Фауста». — Я улыбнулась. А она вытащила из сумочки записную книжку и начала записывать. — Вотрите в кожу вечером перед сном, и утром, проснувшись, увидите, что стали другой личностью.

Мы ушли поздно. За весь вечер я едва ли перемолвилась с Харли парой слов, и мой утренний оптимизм начал иссякать.

— Право же, я горжусь вами, Синди, — сказал он, когда Джордж вез нас обратно. — Вы вели себя так тактично, достойно. Никто и не заподозрил, что вы официантка.

«А что позорного в том, что я официантка?» — подумала я с раздражением.

— Весь вечер я слышал самые лестные отзывы о вас, — радостно продолжал Харли. — Вы всем понравились.

Неужели он не заметил их самодовольства и лицемерия? Меня охватило непреодолимое отвращение к этим любимцам фортуны, к привилегированным людям, одержимым мыслями о красоте и деньгах. Вместе с тем мне приятно было сознавать, что я произвела на них впечатление. Я ничуть не хуже их. Будь у меня их возможности, я многое сделала бы.

— Куда мы едем? — спросила я, заметив, что мы миновали львов, украшавших столбы при въезде в особняк Харли.

— Я хотел предложить вам покататься. Вы когда-нибудь бывали на Малхоллэнд-драйв?

К моему ужасу, мы свернули с дороги в том самом месте, где Чак Вудкок попытался изнасиловать меня. Вероятно, мои штанишки все еще валялись где-то неподалеку в траве.

Джордж бросил взгляд через плечо на Харли, и тот чуть заметно кивнул.

— Я немного прогуляюсь, сэр. — Джордж открыл дверцу машины и растворился в темноте.

— Наконец-то мы одни. — Харли, подавшись вперед, открыл небольшой холодильник. — Надеюсь, вы любите шампанское. — Он извлек из холодильника наполовину опорожненную бутылку и два изящных бокала и по-мальчишески подмигнул мне. — Я весь вечер ничего не пил, чтобы разделить удовольствие с вами.

Передав мне бокал, Харли начал возиться с приборной доской. Раздалось тихое шипение, затем щелчки, и послышалась нежная тихая музыка. Я узнала свою любимую когда-то мелодию «Любовь по имени Дьявол» в исполнении Теда де Виней. Я смотрела на мерцающие огоньки Лос-Анджелеса. Если эта минута подходила для начала романа, то, вероятно, ему и суждено начаться теперь.

— Взгляните только. — Харли сжал мою руку. — Как красиво! — Он повернулся ко мне, и я замерла, ожидая нападения. — Если бы вы вышли за меня, Синди, вам не пришлось бы больше работать официанткой.

Залпом осушив бокал, я с изумлением уставилась на Харли. События разворачивались быстрее, чем я ожидала. Я надеялась стать его любовницей, но не помышляла стать женой Харли. Ведь я была знакома с ним всего три дня, за это время он ни разу не поцеловал меня по-настоящему.

— Вы уверены? — осторожно спросила я, сомневаясь, что поняла его правильно. — Я хочу сказать… может… не следует так спешить? Я предпочла бы, чтобы наши отношения развивались медленно. Необходимо узнать, например, совместимы ли мы…

— Я старомодный малый, Синди. Я долго искал подходящую для меня женщину и был убежден, что, встретив ее, сразу пойму: это она и есть. Для меня это так. Все или ничего. — Он застенчиво улыбнулся. — Однажды я видел фильм «Красотка». Кажется, он назывался именно так. Это о богатом бизнесмене, влюбившемся… гм… влюбившемся в гм… проститутку. Он понимает, что эта девушка гораздо достойнее тех мелких людишек, которые окружают его и притворяются его друзьями. В конце концов он женится на ней, увозит ее, и она становится респектабельной дамой. — Хари вздохнул. — Я всегда мечтал о таком романе. Ну, то есть встретить ту, кому я мог бы помочь. Девушку, которая оценила бы то, что я ей дам, поскольку прежде она не имела ничего подобного. — Харли нежно поцеловал меня в щеку. — Вы такая свежая и неиспорченная, Синди. Вы так не похожи на всех, кто был сегодня на вечере. Не хотите стать моей избранницей, Синди, моей «красоткой»?

Что-то во мне ощетинилось, когда меня сравнили с проституткой, однако я испытала удовлетворение оттого, что Харли отдал мне предпочтение перед льстецами и лицемерами, приглашенными на эту вечеринку. Если я стану женой Харли, они будут обращаться со мной совсем иначе. И как мне было не поддаться очарованию истории, чья сказочная концовка так совпадала с мечтами Хариэт? Разве не этого ждала она все эти годы?

Когда я бросила взгляд на взволнованное лицо Харли, увидела его вопрошающие карие глаза и посмотрела на мягкие волосы, безыскусственно падавшие на лоб, внутри у меня что-то дрогнуло. Это было то, чего я желала, — мой шанс на счастье. Я не хотела, чтобы и во второй раз жизнь моя пошла прахом, не хотела оставаться официанткой в ресторане «У Марти».

Слова этой песенки мгновенно заставили меня вспомнить о другом Дьяволе. У Харли есть деньги, известность, общественное положение — все то, чем Мефисто искушал меня. Может, я попаду в какую-то новую ловушку? И вдруг мне стало все равно. Я уже продала душу. Что еще он мог бы получить от меня?

Я закрыла глаза и отдалась счастью этой минуты.

— Да, Харли, — ответила я. — Я выйду за вас замуж.

Он нежно поцеловал меня в губы, и этот поцелуй взбудоражил меня. «Сегодня вечером, — взволнованно думала я, — сегодня вечером я найду то, что мне нужно, то, чего я хочу». Я ответила на его поцелуй и крепко прижалась к нему. Это будет моим первым настоящим сексуальным опытом после грязной мелкой интрижки с Барри Томпсоном, после моего грехопадения в его фургончике.

Я уже собиралась дотронуться до всхолмления, ясно обозначившегося в штанах Харли, когда он внезапно отпрянул и демонстративно взглянул на часы.

— Господи! Уже так поздно! — пробормотал Харли. — Лучше мне отвезти вас домой. Ваша подруга начнет беспокоиться.

Он нажал на кнопку, оконное стекло с легким шорохом поднялось, и в машину ворвался прохладный ночной воздух.

— Джордж! Вы здесь?

— Здесь, сэр, — отозвался Джордж, внезапно появившись из темноты. Лицо его порозовело и приятно контрастировало с прежней бледностью.

Я бросила на Харли умоляющий взгляд:

— Но я не…

— Не беспокойтесь, моя дорогая. — Он сжимал мою руку. — Я мгновенно домчу вас домой.

Джордж старался незаметно завинтить фляжку и сунуть ее в карман штанов. Потом сел на шоферское место, и машина тронулась.

— Все в порядке, дорогая, — зашептал Харли, когда мы снова свернули на Малхоллэнд-драйв. — Я не хотел злоупотребить вашим доверием. Я ведь старомодный малый. Помните? — Он усмехнулся. — Я подожду до нашей брачной ночи.

Глава 10

Я сочла предложение Харли стать его женой чем-то неопределенным, чем-то таким, что еще предстоит обсудить, когда мы узнаем друг друга получше.

Однако Харли придерживался на этот счет иного мнения.

— Давайте сделаем это прямо сейчас, — убеждал он меня по телефону, позвонив мне на следующий день в шесть утра. — Я так взволнован, Синди. Не хочу больше терять время.

— Действительно? — пробормотала я. — Не следует ли нам обручиться и подождать какое-то время?

— Мы ведь любим друг друга, правда? Чего ради ждать? — с укором спросил Харли. — Вы не изменили свое решение?

Конечно, я не меняла решения, поскольку мечтала избавиться от Триш и работы в ресторане «У Марта». Мне не терпелось начать новую жизнь. Тогда я могла бы освободиться от прошлого — от Мефисто и его двусмысленных обещаний. Кто бы поверил, что жена такого человека, как Харли, вступила в сговор с Дьяволом? Пытаясь припомнить основные и самые важные события предыдущего вечера, я снова испытала приятное возбуждение, будто меня подхватило волной и куда-то понесло. Это было пьянящее чувство. «Можете убиваться сколько угодно, мистер Дарси[9], — обратилась я к своему воображаемому герою, которого мне скоро предстояло забыть. — Ничем нельзя заменить реальной жизни, даже самой красивой мечтой».

— Вы меня слушаете, Синди? — с беспокойством спросил Харли. — Все в порядке?

— Конечно. Я выйду за вас, как только вы пожелаете.

— В таком случае я заеду за вами в обычное время. У нас много дел — нам предстоит все организовать. Подумайте, кого вы хотите пригласить на свадьбу, и составьте список. Я передам его моим охранникам, чтобы они проверили всех.

— Что мне сказать Марти? — спросила Триш, выныривая из спальни с таким беспечным видом, будто и не подслушивала у замочной скважины.

— Скажи ему, что я выхожу замуж, — мечтательно пробормотала я, возвращаясь в постель.

— Выходишь замуж? — взвизгнула Триш, и глаза ее вылезли из орбит. — Выходишь замуж? Но ведь не за Харли Брайтмена? — Она уставилась на меня с разинутым ртом. — Да ты, наверное, шутишь! Черт возьми, Син, ты будешь богатой! И тебе никогда больше не придется работать у Марти! Ты… — Неожиданно она упала в кресло и разразилась слезами.

— В чем дело? — спросила я.

— Это несправедливо! — рыдала она. — Почему в эту аварию попала ты, а не я? Дело не в том, что ты лучше меня, что ты какая-то особенная. Вот теперь я должна идти на работу, а ты можешь целый день валяться в постели и есть виноград!

Я смотрела на нее с виноватым видом. А почему, собственно, мне не чувствовать, что я особенная? Я заслуживала этого! Разве нет?

— Теперь-то ты начнешь важничать и задирать нос! — мрачно пробормотала Триш. — Будешь отираться среди богатых и знаменитых и не вылезать с вечеров с коктейлями. И у тебя не останется времени для меня.

— Это не так, — не слишком уверенно возразила я, сознавая, что это правда. Я испытывала к ней сочувствие. Ведь за свою жизнь в облике Хариэт я видела столько счастливых женщин, сумевших вырваться из нищеты и схватить судьбу за хвост.

— Эй, постой-ка! — внезапно встрепенулась Триш. — А как насчет квартирной платы? — Она смотрела на меня с подозрением. — Ты не можешь просто так взять и уехать. Дай мне время подыскать кого-то на твое место. А если хочешь выехать, выплати мне компенсацию.

— Не волнуйся, Триш, я заплачу тебе все, что должна.

— А как насчет неприятностей, беспокойства? — насторожилась Триш. — Конечно, прекрасно, что ты обещаешь мне заплатить, но тебе придется кое-что добавить. Мне нелегко будет сдать эту комнату.

«Да уж разумеется, — подумала я, — нелегко. Если только тебе не удастся найти богатого карлика, страдающего агорафобией[10], который с удовольствием поселится и в буфете».

— Ты еще задолжала мне кое-что до несчастного случая, — продолжала Триш с хитрым видом. — Я решила простить тебе долг, раз уж ты потеряла память, но ты выходишь замуж за миллионера, а это меняет дело.

— Сколько? — спросила я.

— Пятьсот.

— Согласна, — ответила я, считая это не слишком большой суммой, чтобы отделаться от Триш навсегда.

— Правда? — обрадовалась она и помолчала, что-то прикидывая в уме. — У Харли есть приятные друзья? Может, мы как-нибудь проведем вечер вчетвером?

Я слабо улыбнулась, представив, какой переполох вызвало бы появление Триш среди Уорренов и Арни, в мире Харли. Уж она бы их потешила за деньги.

— У тебя уже есть план? Ты выбрала цвета?

— Какой план? Какие цвета?

— Свадебного туалета, разумеется, и цвета платьев подружек. Мне надо это знать. — Триш бросила на меня мечтательный взгляд. — Я всегда хотела быть подружкой невесты.

— Подружкой невесты?

— Ведь ты обещала мне, Син. В голосе ее зазвучал упрек:

— Ты обещала, что я буду подружкой невесты на твоей свадьбе. Не говори, что забыла!

Я не знала, как себя вести. Каких еще обещаний Синди надавала своей подруге?

— Я должна знать, какие цвета выбрать, — продолжала Триш. — Чтобы у меня все было в тон — косметика, белье и прочее. Ты сделаешь высокую прическу или оставишь волосы как есть?

— Мы пока не строили никаких планов на этот счет, — пробормотала я. — Но я не удивилась бы, если бы цвет оказался бледно-голубым, — добавила я с улыбкой, — поскольку его, как известно, предпочитает некая компания по производству косметики.

— Голубой цвет — ведь для мальчика, да? — Смеясь, Триш многозначительно ткнула меня в бок. Лукаво посмотрев на меня, она спросила: — Ты, случайно, не залетела, а, Син? Поэтому так спешишь со свадьбой?

— Конечно, нет. — Я с ужасом осознала, что даже не думала о противозачаточных средствах. Слава Богу, что вспомнила об этом, пока не поздно. Необходимо кое-что уладить в своей жизни, прежде чем брать на себя ответственность за чужую.

— О! Черт возьми! — Триш бросила взгляд на свои часы. — Марти убьет меня, если я снова опоздаю! Что мне делать, Син? Это все ты виновата!

— Почему ты не скажешься больной?

— Не могу! — взвизгнула она. — Я «заболею» завтра и тогда пойду за покупками с Шерилин. — Она посмотрела на меня с отчаянием. — Как ты думаешь, все сойдет, если я снова скажу, что у меня умерла мать?

— Но ведь ты, кажется, навещала ее на Рождество?

— Знаю, — с несчастным видом отозвалась Триш, — ума не приложу, что буду делать, когда она и вправду откинет копыта. Я уже использовала все свои ресурсы: Марти знает, что у меня умерли все дяди, тети, бабушки и дедушки.

— Скажи ему правду, — предложила я, — и свали все на меня!

— А я и не подумала об этом! — обрадовалась Триш. — Я ведь могла бы сказать, что ты умерла! И это всегда позволит мне получить отгул!

События разворачивались с такой скоростью, какой я не ожидала. Закрыв глаза и сказав «да», я будто привела в действие механизм, который теперь нельзя было приостановить. Нельзя до тех пор, пока я не произнесу слова брачного обета: «Да, согласна… Беру в мужья…»

Заголовки статей в желтых газетах запестрели всевозможными предположениями, после того как мы появились вдвоем на вечере Кристал Келли, и казалось, все население Калифорнии, затаив дыхание, ожидает следующего шага Харли. Двумя днями позже, когда было объявлено о нашей помолвке, все уже слышали о Синди Браун, девушке из ниоткуда, пленившей самого завидного холостяка страны.

«Сказочный роман наследника компании „Лапиник“», — писала одна газета. «Харли Брайтмен женится», — вторила другая. «Прекрасный Принц находит свою Золушку», — заявляла третья.

Родственники, о существовании которых я и не подозревала, осаждали меня просьбами о деньгах. Бэбс прислала мне счет за свой последний перелет из Лос-Анджелеса. Трое мужчин написали мне, и каждый из них утверждал, что он мой давно потерянный отец. По словам Бэбс, мой настоящий отец бросил семью, когда я была еще крошкой. Целый взвод журналистов и фотографов раскинул бивуак на лестничной клетке нашего подъезда, произведя настоящий переворот в местной экономике покупкой продуктов, алкоголя, наркотиков и запчастей к подержанным машинам у предприимчивых местных жителей. К огромному огорчению Триш, Харли решил, что мне пора расстаться с моим теперешним местом жительства.

Я полагала, что переселюсь в дом Харли, но он решил сделать все, как принято, и снял для меня апартаменты в отеле «Беверли-Хиллз».

— Мы не должны уступить искушению до брачной ночи. Правда, Синди? — Он игриво улыбнулся. — Мы ждали уже так долго. Было бы ужасно все испортить в последнюю минуту.

И это он называет «долго»? Я ждала тридцать лет, чтобы кто-нибудь закончил работу, начатую Барри Томпсоном. И потому считала, что еще несколько недель ожидания не убьют меня. Оглядев роскошный номер, я заметила прекрасно оснащенный напитками бар и подумала, что перенесу все предстоящие мне страдания.

Как только был назначен день свадьбы, я оказалась втянутой в сложную сеть организационных дел и светских ритуалов, отнимавших теперь почти все мое время. Харли завалил меня подарками. Одним из них оказалась фирменная коробочка «Лапиник», до отказа набитая хрустящими пятидесятидолларовыми банкнотами.

— Немножко денег на расходы, пока я не оформлю на тебя кредитную карту, — застенчиво пояснил он.

Я с благодарностью приняла деньги и с облегчением вздохнула. Теперь я могла отдать Триш все, что задолжала ей. Радовало меня и то, что мне не надо возвращаться в заведение Марти. Я не могла бы заставить себя вернуться туда и объяснить свое исчезновение. Тем более после того, как услышала, что Марти зарабатывает на моей внезапной известности, продавая возле своего ресторана футболки с надписью «Синди Брайтмен» и наклейки на бампер с такой же надписью.

Родителей Харли уже не было на свете, но у него оказалось бесчисленное количество родственников, жаждущих взглянуть на его невесту. Мы нанесли визиты его пожилым тетушкам и троюродным кузинам, обращавшимся со мной с преувеличенной учтивостью в присутствии Харли, но с трудом скрывавшим враждебность в минуты, когда его не оказывалось рядом.

Друзья его были более терпимы, но скоро я поняла, что они не видели во мне самостоятельной личности, а воспринимали меня как приложение к Харли. Для них я была объектом, с помощью которого они могли завоевать внимание. Они вели себя дружелюбно, но в каждом разговоре со мной непременно заходила речь о каком-нибудь проекте, нуждавшемся в финансировании, или о каком-то деле, требовавшем участия Харли. Все они прозрачно намекали на то, что если я упомяну ему об этом, он сочтет меня очень умной, поскольку мне пришла в голову такая хорошая идея.

Элинор, которую я встретила на вечере у Крисгал Келли, всячески старалась подружиться со мной и предложила вместе пойти за покупками, а потом пообедать.

Мы провели весьма утомительное утро на Родео-драйв. Все мои прежние представления о вкусе и стиле были осмеяны и поруганы. Элинор, запугав меня, заставила истратить непомерную сумму.

— Нельзя покупать такое! Это слишком дешево! — Она выхватила у меня из рук понравившееся мне платье и уставилась на ярлычок с ценой. Повесив платье на место, Элинор со снисходительной жалостью взглянула на меня: — Синди, дорогая, немыслимо купить вещь только потому, что она вам понравилась! Подумайте о своем положении. Вы ведь больше не официантка и должны держать марку! Люди захотят знать, платья чьих модельеров вы носите, какие на них ярлычки.

Вытащив меня из магазина, Элинор представила мне длинный список имен дизайнеров и модельеров, чьи творения я должна была теперь покупать. За ним последовал второй, столь же длинный список тех, кого мне следовало избегать любой ценой. По неясным для меня причинам, эти списки постоянно изменялись, и потому приходилось быть начеку, чтобы избежать трагических ошибок.

— Растолковать мне все это просил вас Харли? — спросила я, когда мы вошли в ресторан и совершили необходимый ритуал, выбрав хороший столик. — Он беспокоится, как бы я не подвела его, надев не тот наряд или взяв не ту вилку?

— Давайте откроем карты, моя дорогая, — сказала Элинор, когда мы сели за столик. — Вам недостает утонченности. — Она бросила взгляд под стол, на мои ноги. — Ну вот, например, ваш костюм. Никогда не носите этих туфель с узкими брюками.

— Почему? По-моему, они выглядят вполне прилично.

— Этого нельзя делать, моя дорогая. Не ищите в этом логики. Здесь, в городе мишуры, вы не найдете ее. Вы должны познакомиться с правилами и играть по ним, а иначе утонете — и следов не останется. Вы последуете моим советам?

Я нехотя кивнула. Во многих отношениях я была старше и умнее Синди, но в этом случае мне приходилось признать свое невежество. Знания Хариэт по части мод и общества, конечно, нуждались в том, чтобы их слегка подкорректировали и придали им некоторый лоск.

— Научившись правильно комбинировать и сочетать детали одежды, вы поймете, что такая же задача стоит перед вами при выборе людей для общения, — наставляла меня Элинор, изучая меню. — Все дело в том, чтобы запомнить, кто есть кто и кто в каком списке.

Она заказала салат из грибов для нас обеих, а вместо напитков минеральную воду «Эвиан». За соседним столиком пили белое вино, но не было никакой надежды на то, что и мы закажем его. Разумеется, оно не входило в наш потребительский список, как и люди, пившие его.

— Уверена, вы будете посещать и устраивать вечера, — продолжала Элинор. — Вы должны точно знать, кого приглашать и как избавляться от всякого сброда и прихлебателей. Лучше всего в этих случаях обращаться за советом ко мне, потому что, скажу вам честно, у Харли нет критериев. Он не сознает свою ответственность перед обществом. Соединять можно далеко не всех.

— Вы считаете, что Харли не должен жениться на мне? — Я посмотрела ей в глаза.

Элинор, не дрогнув, встретила мой взгляд.

— Вы же знаете, что вытеснили из обоймы нескольких претенденток. Явились неизвестно откуда и захватили самого завидного жениха в стране. Если бы люди, подобные Харли, обращали больше внимания на правила, ничего подобного не случилось бы. — Она улыбнулась: — Но вы здесь. Поэтому нам следует использовать ваше появление наилучшим образом. Примите мои советы и не уроните себя, будьте достойны своего положения. Сейчас вам кажется, будто вы неуязвимы, но красота не останется при вас навечно. А утратив ее, вы узнаете, кто ваши истинные друзья. И их окажется меньше, чем вы думаете.

— А вы мне друг?

— Конечно, Синди. — Она похлопала меня по руке. — Я бы не стала говорить вам всего этого, если бы не была вашим другом.

Официант поставил блюда на стол. Элинор пристально наблюдала за ним.

— На этом листе салата капелька майонеза, — пробормотала она себе под нос. — И один гриб не прожарен. Но думаю, мы с этим примиримся. — Отпустив смущенного официанта, Элинор с улыбкой обратилась ко мне: — А теперь перейдем к тому, ради чего пришли сюда. — Поддев гриб на вилку, она критически осмотрела его. — Вы уже определили, какого веса хотели бы достигнуть? По традиции необходимо похудеть по крайней мере на шесть фунтов.

Как выяснилось, Элинор имела в виду нашу свадьбу, в подготовке которой непременно хотела принять самое деятельное участие.

— А зачем мне худеть? — оторопела я. — Разве я недостаточно стройна?

— Вы должны продемонстрировать свою добрую волю, — твердо ответила Элинор. — Иначе все подумают, что вы превратитесь в бесформенную клецку, как только наденете на палец обручальное кольцо. — Она сделала неуловимо быстрое движение, и гриб исчез с ее вилки — при этом, как ни странно, не было и намека на то, что Элинор может быть занята столь неэстетичным процессом, как поглощение пищи. — Едва ли вы отдаете себе отчет в серьезности своего положения, Синди. Брак с мужчиной, занимающим такое положение в обществе, не меньшая ответственность, работа с полной ежедневной нагрузкой. Впрочем, вы, наверное, уже знаете это.

Второй гриб словно по волшебству исчез с ее тарелки.

— Вас будут постоянно окружать люди, главным образом фотографы. Их основная цель — застать вас за каким-нибудь неэстетичным занятием, ну, например, сфотографировать вас с набитым ртом. Они будут терпеливо ждать, когда вы совершите промах, постараются застигнуть вас врасплох — непричесанной, по-домашнему одетой, зевнувшей на публике. И вам предстоит всегда быть начеку, вы никогда уже не позволите себе разгуливать в старых джинсах.

При этом известии я едва скрыла тревогу. Но ведь богатые и знаменитые имеют право на личную жизнь?

Не потому ли Харли так много платит своим привратникам и вооруженной охране?

— Есть и еще кое-что. — Ловко орудуя ножом и вилкой, Элинор свернула лист салата наподобие конвертика. — Умение отвечать на приглашения не менее важно, чем то, кого и как вы будете приглашать сами. Помните, ключ к успеху — эксклюзивность. Если вы примете приглашение от какого-нибудь безвестного куска мяса вроде вон той женщины за соседним столиком, вас исключат из списка номер один с быстротой молнии. — Она припечатала свой конвертик из салата каплей майонеза и отправила его в рот. — А если вас не станут приглашать к значительным людям на важные вечера, вы даже не сможете никому пожаловаться. Вам придется придумывать в качестве оправдания самые невероятные вещи, лгать, будто уехали из города, или вам надо срочно лечь в больницу по поводу рака кожи, или что ваших детей похитил серийный убийца. Вы будете говорить все, кроме правды.

— Значит, важны такие вечера, как Аарон дает на следующей неделе? —, простодушно осведомилась я.

— Кто? — Глаза Элинор превратились в узкие щелочки. — К сожалению, я не знаю о вечерах на следующей неделе. Арни увозит меня на уик-энд на роскошный курорт. Так что меня не будет в городе. — Она положила свои приборы на пустую тарелку. — А теперь послушайте меня внимательно, дорогая. — С легкостью, давшейся, как видно, долгой практикой, Элинор перешла на другую тему. — Я расскажу вам о новом фильме, который собирается ставить Арни, и хочу, чтобы вы поговорили об этом с Харли. Он будет в ярости, если упустит шанс участвовать в этом.

Она захватила в свои руки все дела, касавшиеся подготовки к свадебному торжеству, как генерал, берущий на себя ответственность за успех военной кампании. Элинор требовала, чтобы я часами сидела рядом с ней, пока она составляла и переделывала бесконечные списки, в которые входило все, включая самые интимные гигиенические процедуры, вроде удаления волос на моем теле, в течение целой недели перед свадьбой.

Составление списка гостей и распределение мест на приеме по поводу свадьбы были самыми важными из наших дел.

— Кто эти люди? — спрашивала Элинор, неодобрительно указывая на некую часть списка. — Я не знаю их.

Эту часть списка мне помогла составить Триш.

— Мои друзья. — Я дала понять, что обижена. Почти никого из этих людей я не знала и никогда не встречала, но Триш заверила меня, что я была знакома с ними долгие годы и потому не должна пренебречь ими.

— Думаю, их лучше посадить в углу возле двери, — пробормотала Элинор, решив отнести их к категории отверженных, и осуществила это одним росчерком пера. — Нельзя рисковать, приглашая незнакомых людей.

Я кивнула.

Триш, полагавшая, что и она участвует в подготовке свадьбы, постоянно приходила ко мне с охапками модных журналов, предназначенных для вступающих в брак девушек. Я прилагала отчаянные усилия, чтобы она не встретилась с Элинор.

Триш решила, что успех торжественного и счастливого дня обеспечат мелочи, поэтому старалась ничего не упустить.

— Посмотри-ка, Син. — Она показала мне очередную иллюстрацию И надпись под ней: «Вам следует выразить свою индивидуальность с помощью столовых салфеток, цвет которых будет контрастировать со всем прочим. На каждой салфетке должна быть вытиснена серебром монограмма с инициалами жениха и невесты».

Я сомневалась, что мою индивидуальность выразит цвет столовых салфеток, но позволила Триш заниматься ими, надеясь, что это отвлечет ее от вмешательства в другие, более важные дела.

— Произнеся слова брачного обета, нужно выпустить на свободу бабочек или белых голубей, — продолжала она, листая страницы журнала. — Здесь еще сказано о том, что следует закопать капсулу с памяткой: «Сыграй свою роль в истории. Зафиксируй счастливейшую минуту своей жизни, выбрав самые яркие, выражающие сущность твоей личности памятки, чтобы грядущие поколения могли найти их».

Казалось, не было предела въедливости Триш, желавшей охватить все детали, и все же она решила подвести черту: «Завяжи узел в свободном падении — специальные свадебные упаковки для энтузиастов парашютного спорта».

— Думаю, это уж слишком, — мрачно заключила Триш. — Особенно если страдаешь головокружением. — Она ухмыльнулась. — Хотя на видео это должно смотреться забавно. Ведь платье-то будет задрано. И что произойдет, если ты уронишь свой букет?

Своего ближайшего родственника Харли приберег напоследок. За несколько недель до свадьбы он привел меня в офис «Лапиник», расположенный в деловой части Лос-Анджелеса, и познакомил со своим младшим братом Дэвидом.

Жозе высадил нас возле небоскреба, похожего на тюбик губной помады с эмблемой «Лапиник» по всему бледно-голубому фасаду.

— У Дэвида появилась блестящая идея, — сказал мне Харли, пока мы поднимались на скоростном лифте на верхний этаж. — Помнишь, как я делал твои фотографии, когда ты в первый раз была у меня в гостях? Дэвид показал их экспертам, и они сочли, что тебя нужно использовать в нашей новой кампании.

— Использовать? Что ты имеешь в виду?

— В качестве модели, — с жаром пояснил Харли. — В твоем лице воплощен дух новой эпохи, дух современности. — Он сжал меня в объятиях. — Синди, солнышко! Я так горжусь тобой. Твои портреты появятся везде. Ты станешь знаменитой!

Двери лифта бесшумно раскрылись, и перед нами предстала панорама Лос-Анджелеса. У окна стоял мужчина, теребя отворот своего дорогого пиджака и задумчиво глядя на город.

— А, вот и вы. — Он обернулся и стремительно пошел навстречу нам. — Должно быть, это Синди, еще более красивая, чем на фотографии.

Я оказалась лицом к лицу с двойником Харли, только волосы у него были чуть темнее, а сам он чуть плотнее.

— Дэвид, — торжественно сказал Харли, — разреши представить тебе новое лицо «Лапиник».

— Познакомиться с вами — истинное удовольствие для меня. — Дэвид пожал мне руку и задержал ее в своей, теплой и влажной. На лбу у него тоже выступила испарина. — Добро пожаловать в нашу семью.

Я высвободила руку и незаметно вытерла ее о юбку. В Дэвиде было что-то отталкивающее, а в его манерах что-то мрачное, напомнившее мне о Мефисто.

Он провел нас в роскошно меблированный офис, где братья начали обсуждать расписание выпуска-рекламы с фотографиями. На стене висел макет плаката, на котором красовалось мое лицо с одной из фотографий, сделанных Харли. Позади, за моей спиной, располагалась целая серия женских фотографий — все женщины были в масках, скрывавших их черты. Надпись под фотографиями сообщала: «"Лапиник" станет лицом из толпы. Новая формула Б».

— Возможно, мы втиснем все это в одну фазу рекламы, — сказал Дэвид. Он сидел, развалившись в кресле и сцепив руки на затылке. — Об остальном позаботимся позже. — Дэвид ухмыльнулся, глядя на Харли. — Я знаю, ребята, что сейчас вы заняты приготовлениями к свадьбе, туалетами, подготовкой к медовому месяцу и прочим. Поэтому не хочу отнимать у вас время.

Было ли что-то насмешливое, глумливое и презрительное в его голосе? Все время нашего визита я просидела молча, гневно отметив про себя, что ни один из братьев не спросил, что я думаю обо всем этом. Харли не поинтересовался, хочу ли я быть моделью. Он, видимо, полагал, что это недосягаемая мечта каждой женщины, вершина ее честолюбивых устремлений. Харли распоряжался моей судьбой, моим будущим так, будто я была несмышленым ребенком или домашним животным.

Мы покинули офис — мужчины шли рука об руку, а я плелась сзади, — и отправились в ресторан на ленч.

— Ну, Харли, — сказал Дэвид, заказывая бутылку шампанского. — Итак, конец эпохи? Ребята-холостяки Брайтмены расстаются с прежней жизнью.

— Мне не наливай. — Харли решительно прикрыл свой бокал ладонью. — На этой неделе я строго слежу за калориями.

— Тем лучше — нам останется больше. Правда, Синди? — рассмеялся Дэвид и наполнил мой бокал до краев. — За мою новую сестру!

Харли с неодобрением наблюдал за нами.

— Я с нетерпением ожидаю, когда мне представится возможность познакомиться с вами поближе, Синди, — пробормотал Дэвид. — Он наклонился ко мне и понизил голос: — Харли говорил вам о нашем особом уговоре?

Я покачала головой.

— Так вот в чем дело, сестренка, — зашептал он, поглаживая под столом мое колено. — Харли немного застенчив и неуверенно чувствует себя в любовных делах. Физическая сторона любви ему мало знакома. Поэтому он всегда предлагает мне первому сблизиться со своей очередной подружкой.

Шокированная, я оттолкнула его руку и с надеждой посмотрела на Харли, но тот, погруженный в изучение карты калорий, казалось, ничего не слышал и не замечал.

На мгновение воцарилось неловкое молчание. Потом Дэвид разразился смехом.

— Теперь я понимаю, что ты имел в виду, говоря, что она «свежая и неиспорченная», — сказал он брату, будто меня здесь и не было. — Вероятно, ты потратил много сил, чтобы найти такую. Сейчас девушку вроде нее можно отыскать только в глуши. — Поймав мой негодующий взгляд, Дэвид улыбнулся: — Простите. Я пошутил, сестренка.

Подавив обиду и гнев, я старалась выглядеть спокойной. На протяжении ленча Дэвид вел себя относительно безобидно, и я тоже держалась с ним дружелюбно. Осуществление моей мечты было слишком близко, и я боялась все испортить, затеяв спор или ссору.

К тому времени, когда мне предстояло снова сниматься для рекламы «Лапиник», я уже не смущалась в обществе Дэвида. Харли подбросил меня в офис «Лапиник» по пути к своему психоаналитику, пообещав вернуться за мной позже.

— Я бы с радостью посмотрел, — сказал он, — но не могу отменить сеанс. Мой мозгоправ будет очень занят в следующие шесть месяцев.

Я полагала, что все пройдет так же, как в прошлый раз в доме Харли, но вышло совсем по-другому. Там оказались и другие манекенщицы, высокие и элегантные. Они сновали по студии, смеялись и одалживали друг у друга губную помаду и тампоны. Со мной не заговаривали. Едва я приближалась к ним, они тотчас же умолкали и разглядывали меня с любопытством и нескрываемой враждебностью. Вспомнив макет в офисе Дэвида, я поняла, что причиной тому зависть и раздражение. Синди Браун, девушка невесть откуда, теперь стала лицом в толпе, тогда как все они были только толпой.

Меня толкали и куда-то тянули костюмеры, визажисты, осветители и фотографы.

Обескураженная, ослепленная нестерпимо ярким светом ламп, подавленная, я принимала по их указаниям одну вычурную позу за другой.

— Займись со мной любовью, крошка, — убеждал меня один из них, поглаживая мое бедро, пока наконец не встал за камеру. — Не робей!

Мне казалось, что меня выставили на всеобщее обозрение в легком полупрозрачном платье. Все пялились на мое тело. Меня бросало в жар от смущения, и я изо всех сил старалась правильно выполнить команды фотографа. Конечно, они не посмели бы так обходиться со мной, если бы Харли был здесь.

Когда наконец все закончилось, из темной глубины комнаты появился Дэвид. Я не знала, долго ли он наблюдал за мной.

— Хорошая работа, Синди. — Он схватил меня за руку и повлек к лифту, сверкнув белозубой улыбкой. — Пойдемте выпьем в моем офисе. Харли только что приехал и ждет вас там.

Почему же Харли не пришел за мной сам? На полпути к верхнему этажу Дэвид нажал на какую-то кнопку, и лифт, качнувшись, остановился между этажами.

Дэвид бросил на меня быстрый взгляд:

— Здесь нам никто не помешает. Пора поговорить по душам.

— О чем вы? — встревожилась я, отодвигаясь от него. Теперь его внешнее благодушие исчезло без следа.

— Со мной вам незачем притворяться невинной, — холодно сказал он. — Мой братец клюнул на это, но я вас вычислил. Я знаю точно, кто вы такая.

Я задрожала с головы до ног, снова вспомнив Мефисто. Нет, Дэвид просто блефует. Он не может знать всю правду обо мне.

— Вы маленькая интриганка, охотящаяся за деньгами. Надеетесь добраться до наших денег, а потом быстренько развестись с Харли?

Меня захлестнула волна негодования, однако я испытала и облегчение, поскольку Дэвид не разгадал мою тайну, не заподозрил о моем соглашении с Дьяволом. Вместе с тем пронзило чувство вины. Заинтересовал бы меня Харли в такой же степени, если бы не был богат?

— Неправда, — беспомощно возразила я. — Харли любит меня…

— Он всегда был падок на лесть.

— И я люблю его, — добавила я, ощутив романтическую нежность к Харли. — Я хочу, чтобы он был счастлив.

Дэвид смерил меня презрительным взглядом:

— Для вас же будет лучше, если вы начнете сию же минуту одаривать его счастьем. Я тоже люблю своего старшего брата и тоже хочу видеть его счастливым. Но если я замечу, что он неудовлетворен или страдает, то буду знать, кого винить в этом.

На глаза мои навернулись слезы. Почему он сомневается во мне?

— Если я услышу хоть намек на то, что вы слишком глубоко залезли к нему в карман или вертите хвостом и заводите шашни с другими мужчинами, я тотчас затяну петлю на вашей шее. И тогда вы пожалеете, что ваши маленькие алчные глазки обратились к компании «Лапиник». — Дэвид снова нажал на кнопку, и лифт двинулся вверх. — И не пытайтесь одурачить меня, Синди, — добавил он, явно наслаждаясь мелодраматичностью момента. — Я могу уничтожить вас.

Мне казалось, будто я попала в дешевый фильм ужасов.

— Помните, я могу вас уничтожить…

Дверцы лифта поползли в стороны, прервав его на полуслове. Возле лифта стоял Харли.

— А я за тобой, — начал он и осекся, увидев выражение моего лица. — В чем дело, Синди?

— Пожалуйста, отвези меня домой, — прошептала я и, спотыкаясь, вышла из лифта. — Я плохо себя чувствую.

— Что ты с ней сделал? — Харли метнул на Дэвида подозрительный взгляд, потом снова посмотрел на меня: — Что случилось с вами обоими?

По дороге в отель мы оба смущенно молчали. Жозе вел машину, и когда мы достигли перекрестка возле бульвара Сансет, я увидела знакомую фигуру. Она ковыляла по улице, волоча продуктовую сумку на колесиках. Это была женщина с плакатом «Готова работать за еду», та самая, что так напомнила мне Хариэт. Ее плакат лежал на тележке вместе с другими манатками, будто у нее не было больше сил держать его в руке.

Я не посмела передать Харли наш разговор с Дэвидом, опасаясь, как бы он не задумался, нет ли доли правды в словах брата. Почему я чувствовала себя такой виноватой? Мне было тягостно вспоминать слова Мефисто: «Ты забудешь свои выдуманные принципы, как только ощутишь вкус хорошей жизни. Ты будешь стремиться к ней, стараться отхватить свой кусок пирога, как и прочие. Просто подожди — и увидишь!» Но почему-то эти слова преследовали меня.

Теперь я неотступно думала о Мефисто. Я боялась, как бы он не вернулся. Когда мы с Харли отправились к пастору обсудить детали венчания, у меня мелькнула мысль о том, что церковный брак не подходит для женщины в моем положении.

Мы примостились на низком плетеном диванчике и откинулись на подушки. Мы попивали из кружек зеленый чай, а преподобный отец Роберт Джексон, просивший называть его отцом Бобом, ходил по своему кабинету, заложив большие пальцы рук за пояс хлопчатобумажных штанов.

— Обычно мы просим пары, собирающиеся вступить в брак, посещать службы в течение шести недель до счастливого дня брачной церемонии, — говорил он, поглядывая на Харли. — Но в ваших обстоятельствах и принимая во внимание более чем щедрые дары на осуществление нашей благотворительной программы, я полагаю, мы обойдемся без формальностей.

Пока преподобный читал нам свою обычную предсвадебную проповедь, я разглядывала плакат над его письменным столом, рекламировавший «производство стеганых одеял, способствующих домашнему уюту». И пыталась не думать о том, что нахожусь на вражеской территории из-за своей дружбы с Мефисто и обязательств по отношению к нему.

В прежней жизни, в моей далекой юности, я мечтала о торжественной свадебной церемонии с белым платьем и флердоранжем. Это не имело отношения к религии: просто я надеялась, что такая свадьба ожидает меня, как и всех женщин. И потому не могла примириться с тем, что меня миновала такая радость. Теперь это наконец произойдет и моя мечта осуществится. Но для того чтобы это свершилось, я заключила договор с Дьяволом. Имеет ли смысл церковная церемония?

Мое смущение нарастало по мере того, как преподобный бубнил свою проповедь. Я старалась не вникать в смысл его слов и сосредоточила внимание на том, чтобы моя юбка не задиралась выше колен. И все же отдельные слова доходили до моего сознания: «священные узы… союз в глазах Господа… благословение церкви…» Он говорил медленно, соразмеряя свои слова с ритмом ходьбы, и я замечала, что при каждой паузе глаза преподобного обращались ко мне. Потом пастор умолк и долго смотрел на меня с улыбкой.

— Вы понимаете, Синди, сколь серьезные обязательства берете на себя?

Я кивнула и, смущенно заерзав на диване, пролила чай.

Харли посмотрел на меня с беспокойством: после моего вчерашнего недомогания он проявлял ко мне особое внимание.

— Брак — нечто большее, чем обычная связь между двумя людьми, Синди, — продолжал отец Боб, не отрывая глаз от моего декольте. — Институт брака дарован нам Господом и его божественным заветом, заветом, представляющим вечную верность Господа всем, кто служит ему и его законам.

Поскольку пастор занимался организацией производства стеганых одеял по уик-эндам, чтобы спасти тропические леса, дающие растительный материал для набивки матрасов и одеял, от хищнического уничтожения, ему не следовало говорить со мной таким снисходительным тоном. Я никогда не увлекалась трескучей болтовней на религиозные темы. В своей прежней жизни я старалась придерживаться определенных принципов, таких, например, как совет Полония Лаэрту в «Гамлете»: «Но главное — будь верен сам себе…» Только теперь я не знала, что означает «себе». Какой себе? Осталась ли я прежней личностью или изменилась под влиянием своего нового тела? Теперь люди вели себя со мной иначе, особенно мужчины. И я уже начала привыкать к этому. Неужели я теперь похожу на Синди больше, чем предполагала?

И впервые мне стало страшно, когда я осознала грандиозность того, что совершила. А что, если Бог все-таки есть? Не сразит ли меня молния пред алтарем? И даже если меня не ждет такой ужас, то сколько еще мне предстоит ожидать божественного отмщения?

Преподобный Боб снова начал расхаживать по комнате. Кажется, пока я отвлеклась на размышления, он сменил тему проповеди и заговорил о прощении. О том, что все мы — стадо Господне и что кровь агнца Божьего искупила все наши грехи.

Метафоры преподобного казались мне несколько туманными и путаными, но скрывалось ли что-нибудь за ними, был ли в них тайный смысл? Я могла и не верить в Бога, но верил ли в него Мефисто? Он принадлежал к свите Сатаны, но может ли существовать Дьявол, если ему не противостоит добрый малый? Не отпугнет ли Мефисто брак, заключенный в церкви?

Брак — явление нормальное, прочное, реальное. В брак вступают обычные, ординарные люди и становятся счастливыми, обретя семью вроде тех, которых изображают на коробках с корнфлексом. Почему мне нельзя иметь этого? Брак дал бы мне статус, как всякому человеку, и я продолжила бы жизнь без богов и дьяволов, запутывающих все. Тогда у меня была бы не только любовь Харли, но я смогла бы наслаждаться простыми радостями, отравленными одиночеством в прошлой моей жизни. Я прониклась бы честолюбивыми идеями, сделала карьеру, обзавелась детьми, у меня появилось бы будущее. Возможно, я преуспела бы на поприще, прежде закрытом для меня. Когда тебе двадцать с небольшим лет, кажется, что впереди целая вечность!

Так или иначе, сейчас я уже не могла ничего изменить. Все было уже организовано — об этом позаботилась Элинор.

— Я предвкушаю, как вы, ребята, придете на репетицию, — сказал Боб в завершение беседы.

На прощание он вручил нам брошюру с рекламой своих одеял.

— Вы везунчик. — Он похлопал Харли по плечу с задумчивой улыбкой. Потом обратился ко мне: — Подумайте обо всем, что я вам сказал, Синди. Брак — великое приключение, это прыжок в неведомое. И никогда нельзя должным образом подготовиться к нему.

Пожимая мне на прощание руку, он задержал ее в своей слишком долго, и мне даже показалось, что он пощекотал ладонь, подавая какой-то тайный знак.

— Помните, брак не всегда бывает легким. Дьявол постоянно начеку и ищет удобного случая склонить слабых смертных к греху.

Глава 11

Я ожидала, что дни будут тянуться бесконечно, и приготовилась противостоять судьбе, если та спутает карты. Но время шло на удивление быстро, и вот я уже стояла в церкви рядом с Харли и чувствовала, что не вполне готова, поскольку такой великий и торжественный момент в моей жизни заслуживал более пристального внимания. Мне хотелось крикнуть: «Постойте! Не спешите! Все происходит слишком быстро!» Я слышала, как за моей спиной тяжело дышит Триш в платье с высоким воротом, выбранном Элинор и застегнутом на все пуговицы. Возле меня стояли маленькие девочки, подружки невесты, путаясь в воланах и оборках моего подвенечного платья — белого, с едва заметным намеком на бледно-голубой.

Из-под вуали я, мигая, смотрела, как двигаются губы преподобного отца Боба. Он сменил свои обычные джинсы на стихарь, и лицо его хранило выражение торжественное и благостное. «Должно быть, он доволен собой, — подумала я. — Должно быть, пастор получит хороший навар от этой светской свадьбы. Теперь, вероятно, круг женщин, занимающихся изготовлением стеганых одеял, расширится».

Мой голос, произносивший брачные обеты, тихо шелестел в тишине, нарушаемой лишь шорохами и скрипами. Я слышала чьи-то еще слова, но не вникала в их смысл. На мой палец надели кольцо. Потом с моего лица откинули вуаль, и я увидела, что Харли созерцает меня с экстатической улыбкой. Церемония завершилась. Я не заметила никаких признаков присутствия Мефисто, и молния не сразила меня. Моя новая жизнь началась.

Мы вышли из церкви. Нашу торжественную процессию сопровождали подружки невесты, которые разбрасывали розовые лепестки на пути нашего следования, и певцы из группы Боба Саншайна, остервенело горланившие в надежде на то, что их упомянут в отчете о светской свадьбе.

На улице возле церкви натянули канаты, чтобы сдержать любопытную толпу. Казалось, весь Лос-Анджелес собрался сказать «прощай» своему самому завидному холостяку. В автопарке при церкви бойко торговали хот-догами, а на улице я заметила наскоро сколоченные прилавки с футболками, на которых красовались надписи «Харли и Синди». Нас окружила толпа фотографов — зажужжали камеры, папарацци устремились к нам, как бабочки, летящие на свет. Мы пробивались сквозь толпу к машине.

— Смотри! — Остановившись, Харли указал вверх. Над нами проплывал бледно-голубой воздушный шар с нашими инициалами, вплетенными в эмблему «Лапиник». В воздухе реяли нежнейшие лепестки роз. Толпа издавала восторженные возгласы. Кое-кто с энтузиазмом бросал в нас конфетти, рис и какие-то семена, похожие на птичий корм.

— Это потрясающе! — шепнул мне на ухо Харли, и я поняла, что он счастлив. — Я и не подозревал, что у нас столько друзей!

Я вскрикнула от боли, когда пригоршня семян подсолнечника, с силой брошенная кем-то из толпы, ударила меня в щеку. На глаза мне навернулись слезы.

— В чем дело, дорогая? — всполошился Харли. — О, не плачь! — Голос его дрожал от избытка чувств. Он громко шмыгнул носом. — Я тоже сейчас заплачу.

Когда мы прибыли на прием, устроенный в честь нашей свадьбы в изысканнейшем отеле, нам пришлось совершить ритуал, приветствуя гостей и позируя перед фотографами, прежде чем нам наконец удалось сесть за стол. Я уже знала эти ритуалы, поскольку насмотрелась на них на свадьбах других, но мне было странно оказаться в центре всей этой суматохи. Внезапно я оробела, ибо не привыкла к такому вниманию.

За сервировкой и кухней следил сам Хайнрих из ресторана «У Вагнера», что, судя по всему, считалось величайшим шиком. Числиться среди постоянных клиентов Хайнриха было почти то же самое, что удостоиться бронзовой звезды в свою честь на бульваре Голливуд или, по крайней мере, зарезервировать себе место на небесах. Сотни пар глаз следили за мной с того момента, как я села за стол, украшенный Хайнрихом бледно-голубыми лентами. Прямо передо мной сверкал изваянный изо льда гигантский флакон духов «Лапиник». Стоило ли вручать всем гостям духи и другие изделия компании бесплатно? Этого я не знала.

Я оглядела зал. Кроме очень немногих знакомых мне людей, всех остальных я не знала. Почему они так разглядывают меня?

Предполагалось, что они должны желать мне счастья, но я читала в их глазах только враждебность.

Неужели гости завидовали моей удаче, тому, что я вышла замуж за Харли? Может, все они питали тайную надежду на то, что случится что-то непредвиденное? Произойдет какой-нибудь конфуз или несчастье, И свадьба не состоится?

После того как подали первое блюдо, в зале воцарилось неловкое молчание. Почему они не разговаривали, не смеялись, не веселились? Это никак не вязалось с моими не слишком четкими представлениями о том, каким должно быть свадебное торжество. Потом лакеи Хайнриха в униформах начали обносить гостей бутылками с вином, всего лишь анемичным «Шардоннэ», но гости восприняли это как сигнал расслабиться. Схватив бокал с напитком, я залпом осушила его и снова протянула лакею. Элинор, сидевшая неподалеку, метнула на меня неодобрительный взгляд, но сегодня никто не заставил бы меня думать о количестве поглощаемых калорий.

Глядя на галерку, куда по велению Элинор были сосланы все друзья Синди, я заметила, что Бэбс на сей раз охотно проделала перелет и, видимо, не беспокоилась и о путешествии обратно. Рядом с ней расположились мужчина с тестообразным лицом и целый выводок пухлых колобков, по-видимому, Дейл и ее дети из Сиу-Фоллз.

Внезапно в центре зала возникла суматоха, так как женщина, проникшая сюда под видом одной из теток Харли, была уличена в том, что она репортер одного популярного журнала с сомнительной репутацией. По комнате поплыл гул возмущенных голосов, когда самозванку с позором выдворяли из зала. Сначала говорили о том, что в сумочке у нее оказался блокнот, а к ноге был привязан магнитофон. Позже в эти сведения были внесены коррективы: оказалось, что у нее не было магнитофона, но зато в шляпе она прятала миниатюрную камеру. К тому времени когда журналистку довели до двери, уже утверждали, что в мозг ее вживлен имплантат, связанный со спутниковой антенной, транслировавший с нее на всю страну все, что происходило здесь.

Когда эту особу изгнали из дальнего конца зала, где сидели друзья Триш и ее коллеги из ресторана «У Марти», послышались возгласы и смех. Это был самый шумный стол в зале и, судя по поведению расположившихся за ним гостей, они прихватили с собой изрядный запас спиртного. Я заметила, что один из лакеев Хайнриха проскользнул в дверь с бутылкой водки. Незаметно для остальных гостей ему вручили деньги, и он пошел вдоль стола, разливая напиток.

Среди веселящихся гостей Триш был и Чак Вудкок. Что, черт возьми, он здесь делает?

Триш поймала мой взгляд и ответила на мой незаданный вопрос:

— Я знала, Син, что ты обидишься на меня, если я приглашу его. Теперь, когда ты выпала из обоймы, у меня появились шансы поладить с ним.

Я попыталась изгнать из памяти свое свидание с Чаком в Малхоллэнд-драйв, видя, как предмет вожделений Триш, развалившись на стуле с отсутствующим видом, почесывает свой пах.

— Как по-твоему, — спросила она, томно косясь на его ширинку, — толщина пальцев мужчины соответствует размеру его Джона Томаса?

Торопливо осушив еще один бокал вина, я огляделась и заметила, что Харли разминает пальцы.

— Что касается нашего друга, сидящего рядом с тобой, — я кивнула на незадачливого насильника, посмевшего явиться на свадьбу своей несостоявшейся жертвы, — что касается Чака, то скорее это соотносится с его толстокожестью.

Пока гости уплетали десерт, фантастическое изделие из черники и бледно-голубых меренгов, я потянулась за своим бокалом и изумилась, увидев, что его цвет таинственным образом изменился, превратившись из светлого в темно-красный. Поблизости не было ни одного лакея. Кто же наполнил мой бокал? Чувствуя себя не в своей тарелке, я отхлебнула изрядную порцию, поставила бокал на стол и внимательно следила за ним. Темно-красная жидкость в бокале забурлила и начала подниматься к его краям. Мефисто! Охваченная паникой, я поднялась и оглядела комнату. Где он и чего хочет от меня сегодня?

Кое-кто из гостей бросал на меня удивленные взгляды.

— Прошу прощения, — пробормотала я, направляясь к двери. Я не хотела, чтобы Мефисто материализовался здесь. А вдруг я снова превращусь в Хариэт? Как все эти люди прореагируют, если прекрасная молодая жена Харли прямо у них на глазах сморщится и превратится в увядшую пожилую женщину?

В коридоре отеля я столкнулась с лакеем, который нес на подносе бутылку виски.

— Запишите на мой счет, — задыхаясь, бросила я и схватила бутылку. Мне отчаянно хотелось выпить.

Ворвавшись в дамский туалет, я заперлась в кабинке и начала сражаться с ярдами ткани, похожей на пену, из которой было сшито мое платье. Я желала поскорее добраться до своего тела и посмотреть, нет ли на нем признаков преждевременного старения. Пока оно было безупречным. Но меня охватил страх. Дрожащими руками я открутила крышечку с бутылки виски, ибо не держала его во рту с тех самых пор, как…

— Как мило с твоей стороны, Хариэт, что ты принесла мне выпить.

Я вздрогнула и испуганно подняла голову — Мефисто примостился на перегородке, отделявшей кабинки друг от друга.

— Убирайся! — зашипела я. — Оставь меня в покое!

— Неужели ты усомнилась во мне, Хариэт? Неужели подумала, что я забыл о тебе? — Он потянулся за бутылкой, погладив мое обнаженное плечо. — Наверное, ты уже ждешь вечера, страстно желая использовать это прекрасное тело? Повезло этому Харли!

Отпрянув от него, я попыталась привести в порядок свое платье.

— Чего ты хочешь? — сердито спросила я.

— Просто проверить, насколько ты продвинулась. Ты делаешь большие успехи, Хариэт, хотя на мгновение я испытал неприятное чувство во время церковной церемонии. Священный институт церковного брака! — Передернувшись от отвращения, Мефисто поднес бутылку к губам и надолго прильнул к ней. — К сожалению, я не смог быть свидетелем церемонии. Не идти же мне в столь мерзкое место! Поэтому и не видел, не крутишь ли ты шашни с моими врагами, и не слышал, что ты им обещала.

Он отер горлышко бутылки и передал ее мне. Я сделала большой глоток.

— Но в целом я горжусь тобой, — продолжал Мефисто. — Ты вошла в мир Голливуда с такой легкостью, будто родилась здесь. Я не ожидал, что ты добьешься столь убедительных результатов так скоро.

— Что ты хочешь сказать? — спросила я, наблюдая, как уровень виски поднимается к горлышку бутылки.

— А то, что ты поспешила урвать свой кусок пирога. — Склонив голову набок, он с интересом смотрел на меня. — Ты правильно использовала свои новые физические возможности, приобретя деньги, власть, влияние и положение в обществе. Разве не так?

— Но я…

— Я знал, что ты не устоишь перед соблазном, — самодовольно добавил он. — Ты такая же развращенная, как все они. Мне осталось недолго ждать, пока я получу веские доказательства твоей испорченности.

— Но это не так! — запротестовала я. — Меня не интересуют деньги Харли.

— Ах вот как? Неужели? — Мефисто поднял бровь. — Значит, ты вышла бы за него, даже если бы он был беден?

— Конечно, вышла бы! Я люблю его.

— Любишь?

Мефисто расхохотался так, что потерял равновесие, провалился в соседнюю кабинку и скрылся из виду.

— Любишь? — недоверчиво повторил он, появляясь из-под двери кабинки. — Ты разочаровала меня, Хариэт. Вот уж не думал, что ты попадешься на эту удочку.

— А что плохого в любви? Все радуются, когда она приходит. Почему же я не могу использовать этот шанс?

— Любовь, моя дорогая Хариэт, — иллюзия, созданная человечеством, чтобы преодолеть ощущение беззащитности и неуверенности. Каждому хочется значить хоть что-то. Это самый надежный и дешевый способ добиться власти над другим существом. Скоро ты убедишься в этом. Что случилось с твоими честолюбивыми устремлениями, Хариэт? Не верится, что ты отказалась от реальной власти, от возможности повернуться спиной к миру, столь ненавистному тебе, ради такой ненадежной замены всего этого.

— Но это именно то, чего я хочу. И почему бы тебе не отстать от меня и не оставить меня в покое? Мне нужно одно — стать счастливой.

Я отхлебнула виски, мечтая испытать то, чего не испытывала никогда прежде. Ведь я постоянно делала то, что велели мне другие.

— Значит, ты получила все, чего хотела? — Мефисто снова оказался на перегородке надо мной. — Ладно, посмотрим, что из этого выйдет. Надеюсь, ты не будешь разочарована.

— Ты получишь то, на что рассчитывал, заключая сделку, когда я умру, — пробормотала я, — но пока оставь меня в покое.

Мгновенным неуловимым движением он наклонился и погладил мою шею.

— Ты так хороша, когда сердишься! Уверена, что можешь подождать до вечера?

— Прекрати, — автоматически ответила я, стараясь не замечать того, что мое измученное ожиданием тело ответило на его ласку. Я подняла руку, чтобы оттолкнуть Мефисто, но моя рука встретила пустоту. Он стал прозрачным, растворился в воздухе.

— Помни, что я наблюдаю за тобой. Скоро ты поймешь, какую ошибку совершила. Ты попросишь меня вернуться и спасти тебя. Подожди только — и увидишь сама…

Голос его становился все слабее, пока не замер совсем.

Я посмотрела на полную до краев бутылку виски, сделала несколько больших глотков и с минуту подождала, но на этот раз уровень жидкости не поднялся. Мефисто ушел, и его волшебная сила вместе с ним.

Я уже собиралась выйти из кабинки, когда дверь в туалет скрипнула и до меня донеслись отдаленные звуки музыки и голосов — гости веселились. По плиточному полу простучали каблучки-шпильки.

— Господи! В этом месте я выгляжу, как эта проклятая трахнутая царица Савская! — послышался голос Триш. Ее гнусавый голос, растягивающий слова, отразился эхом от кафельных стен. — Господи, помоги мне расстегнуть эти чертовы пуговицы, Шарлин. Надо, чтобы мои сиськи были хоть чуть-чуть видны, и тогда у меня наметится хоть небольшой сдвиг с Чаком Вудкоком.

Я съежилась на унитазе, ибо сейчас совсем не жаждала общества Триш.

— Ну разве я заслуживаю такого обращения? — продолжала она, и в голосе ее появились плаксивые нотки. — Три года я была лучшей подругой Синди, а мне даже не позволили выбрать платье, какое я хотела.

— Это чертовски несправедливо, — согласилась Шарлин. — Но она ведь всегда была заносчивой маленькой сучкой.

— Ты видела, как она ведет себя? — спросила Триш возмущенно. — Лижет задницу всем этим своим надутым новым друзьям. Держу пари, Синди теперь считает, что мы для нее неподходящая компания и она слишком хороша для нас.

~ Подумай только, сколько деньжищ у нее теперь будет, — задумчиво проговорила Шарлин. — Теперь, когда она надела на палец его кольцо. Думаю, эта вечеруха влетела им в копеечку.

— Ну, при его-то деньжищах! — пробормотала Триш. — Думаю, они могли бы расщедриться и на выпивку, не скаредничая. Ты пробовала эту мочу, которую они выдавали за белое вино?

— Хочешь сказать «беуое уино»? — засмеялась Шарлин, передразнивая Элинор. — Не знаю, на что было похоже то, что подали на ваш стол, но нам пришлось подкупить лакея, чтобы он принес нам настоящее пойло.

— Лучше лопать что дают, пока дают, — заметила Триш. — Эта жадная сучка даже не сделала мне рождественского подарка. И не думаю, что когда-нибудь даст нам хоть что-нибудь.

— Чего я не понимаю, — Шарлин понизила голос, — так это того, что такой парень нашел в ней. В Синди нет ничего особенного. Интересно, как ей удалось захомутать его?

— Если хочешь знать мое мнение, Харли волнует только то, что у нее между ног. — И Триш разразилась пьяным смехом. — Она все время корчила из себя невинность, но я бы не удивилась, если бы оказалось, что она перепробовала половину мужиков по соседству. Вероятно, Синди знает какие-то фокусы, которые действуют безотказно.

Перегородка между кабинками дрогнула, звякнула задвижка.

— Черт возьми! Да у меня вот-вот лопнет мочевой пузырь! — послышался голос Триш из соседней кабинки. За этим последовало шуршание, а потом журчание жидкости.

Разгневанная, я встала и выпрямилась, намереваясь уйти, пока они были заняты своими делами. Если эти девицы столь скверного мнения обо мне, то я могу не задумываясь и без угрызений совести отвернуться от них и начать свою новую жизнь. Друзья Харли не будут так обращаться со мной. Я расправила складки платья и осторожно вышла из кабинки.

— Но ведь сейчас слишком поздно, правда? Я пыталась предостеречь его, объяснить, какую он совершает ошибку, но Харли не хотел слушать…

Услышав голос Элинор, я снова шмыгнула в свою кабинку.

— Не понимаю слепоты и тупости мужчин! — продолжала она. Судя по стуку каблуков, Элинор направилась к умывальнику.

Потом раздался щелчок — она, по-видимому, открыла пудреницу.

— Ты слышала эти брачные обеты в церкви, Сильви? «В богатстве и в бедности»… Представляю, о чем она в это время думала. Сидни высосет из него все, и винить в этом ему придется только себя.

— Забыть обо всех остальных! — воскликнула Сильви. — Уоррен уверен, что она совсем не в его вкусе.

— Нам следует держать ухо востро и постоянно приглядывать за ней, — твердо заявила Элинор. — Рано или поздно Синди оступится, сделает какой-нибудь промах. И тогда все увидят, что она лишь дешевая маленькая потаскушка. Надеюсь, Харли хватило ума заставить ее подписать брачный контракт, иначе эта маленькая сучка обчистит его, когда дело дойдет до развода.

— А ты видела, как она себя вела? — спросила Сильви негодующим шепотом. — Задирала нос и разговаривала с нами как ровня! Маленькое ничтожество!

— А ты заметила ее ужасную сестру? — усмехнулась Элинор. — И эту подружку?..

В соседней кабинке послышался беспокойный шорох…

— Да она выглядит так, будто на лбу у нее написано «шлюха»…

— Кого это, мать вашу, вы назвали шлюхой? — Перегородка дрогнула, когда Триш с силой хлопнула створкой двери и ринулась в бой. — Ах ты, старая надутая летучая мышь!

Послышались весьма неблагородные звуки завязавшейся потасовки.

— Немедленно уберите от меня руки! — возопила Элинор. — Сильви, помоги мне!

— Да ты просто завидуешь, потому что у тебя рожа как губка! — вопила Триш.

— Эта старая кикимора должна получить по заслугам! — подзадоривала Шарлин.

— О Боже! — прошептала Сильви.

— Пустите меня! — выла Элинор.

Снова скрипнула, открываясь, дверь, и воцарилось смущенное молчание.

— Везде ищут Синди. Она должна нарезать торт, — отразился эхом от стен сварливый голос Бэбс. — Кто-нибудь видел ее?

— А кто вы, мать вашу, такая? — осведомилась Шарлин.

— Ее единственная кровная родственница. Думаю, вам следовало бы это знать, — вознегодовала Бэбс. — И это дает мне большее право быть здесь, чем всем вам. — Слезливая дрожь в ее голосе сменилась отчаянным завыванием. — Моя сестренка! После всего, что я сделала для нее, она не хочет меня знать теперь, когда попала в высший свет!

Заговорило сразу несколько голосов:

— …так прекрасно все организовано… отличный сервис… что значит потерять сестру, если приобретаешь целую семью… всегда трудно…

— Все дело в обетах, которые они произнесли в церкви, — продолжала причитать Бэбс. — «Забудь обо всех, оставь всех…» Тогда-то я и поняла, что потеряла ее.

— В здравии и в болезни, — невпопад произнесла Сильви.

— В богатстве и бедности, — поддержала ее Шарлин, мелодично выпевая слова.

— Пока смерть не разлучит нас, — мрачно заключила Элинор.

— Пепел к пеплу и прах к праху, — прогнусавила Триш. — О, прошу прощения! — Она разразилась смехом. — Чертов сервис!

Я съежилась в своей кабинке, чувствуя себя премерзко. Я отчаянно хотела, чтобы они ушли. По моей щеке поползла слеза. Как я ни презирала этих людей, они казались мне моими единственными друзьями. Я не подозревала, как они ненавидят меня! Я призадумалась о своей прошлой жизни, и меня охватило чувство вины. Я вспомнила о Салли и Эндрю, людях, действительно доброжелательных ко мне. А я ничего не могла предложить им взамен. Как бы отблагодарить их теперь? Итак, у меня остался только Харли.

— Эй, посмотри-ка там, внизу, под перегородкой!

Мои размышления были прерваны отчаянным воплем Триш.

— Ведь это ее платье! Она все время там скрывалась! — Она умолкла, догадавшись, к чему приведет это открытие, и перешла на испуганный шепот: — Ты думаешь, она слышала нас, Шарлин?

— Так ей и надо, если она подслушивала! — возмутилась Сильви.

— Син! Ты там? — спросила Триш.

Закрыв глаза, я взмолилась, чтобы какой-нибудь добрый бог или злой дьявол стер их в мгновение ока с лица земли, метнув в них молнию.

— Постойте! — снова воскликнула Триш. — Я заберусь на перегородку и посмотрю сверху!

Мне пришлось быстро соображать и действовать.

Заметив, что у меня в руке до сих пор бутылка виски, я подняла крышку сливного бачка и сунула ее туда. Потом оправила платье, чтобы оно выглядело должным образом для женщины, только что очнувшейся от обморока. Сквозь полуприкрытые веки я увидела маячащее над перегородкой лицо Триш.

— О! Черт возьми! Шарл! Да она отключилась! — Наступила пауза. — Как по-твоему, Син умерла?

После следующей паузы, во время которой я слышала шорохи и шелесты, наверху появилось еще одно лицо.

— Нет, — послышалось заключение Шарлин. — Я вижу, что она дышит.

— Вот что! — завопила Триш. — Я спущусь вниз и выволоку ее!

Я продолжала изображать беспамятство, пока они извлекали меня из кабинки и переносили в зал. В дверях я внезапно «очнулась», вырвалась из их цепких объятий и бросилась к Харли. Теперь я знала, что он единственный человек, питавший ко мне какие-то чувства.

— Синди, солнышко! Где ты была? С тобой все в порядке? В его голосе слышалась нежность.

— Позаботься обо мне, Харли, — прошептала я.

— Конечно, позабочусь, дорогая! — отозвался Харли тоном собственника. — Ведь теперь ты моя! Вся моя!

После этого инцидента все стали проявлять ко мне внимание и дружелюбие, но я расценила это по-своему: они поняли, что перешли все допустимые границы. Я играла свою роль в этом представлении с чувством отрешенности, вероятно, благодаря выпитому мной виски.

— Твои друзья слишком шумные, — сказал Харли, наблюдая, как Марти во главе процессии своих коллег шествует по коридору в красном бархатном жилете, украденном у одного из лакеев Хайнриха. В каждой руке он держал по лопаточке для помешивания еды и весело помахивал ими.

За ним неуверенно следовала Триш. Она была озабочена пуговицами на своем платье и наспех сооруженным декольте, всего на несколько миллиметров отделявшим ее от неприличной наготы. За ней шел Чак Вудкок, ритмично покачивая бедрами.

Я содрогнулась при воспоминании об инциденте на Мал-холлэнд-драйв. То, что ждет меня сегодня вечером, будет совсем не похоже на это. Сегодня я, наконец, узнаю, что такое любовь. Эта ночь станет поворотной точкой в моей новой жизни, поможет мне забыть о долгих годах, прожитых в вынужденном безбрачии и одиночестве.

Я с нетерпением ждала этого момента с тех самых пор, как согласилась выйти замуж за Харли, но едва дверь номера для новобрачных закрылась за нами и мы оказались вдвоем, нас охватило смущение. Мы робко смотрели друг на друга через разделявшее нас пространство огромной кровати, застеленной бледно-голубым бельем. И в этот момент у меня началась паника. Я ничего не могла сказать и не знала, что делать. Я была растерянна, беззащитна и не подготовлена к тому, что меня ожидало.

Харли откашлялся.

— Ты… гм, ты воспользуешься ванной первая?

Благодарно кивнув ему, я бросилась туда. Заперев за собой дверь, я начала освобождаться от одежды. Потом с беспокойством оглядела себя в зеркале, однако тело Синди оставалось прежним. Удостоверившись, что у меня не появились морщины, я завернулась в купальный халат, дважды почистила зубы и, трепеща, вернулась в спальню. Я не знала, чего ожидать.

Харли стоял у окна, все еще полностью одетый. Он, улыбаясь, подошел ко мне, но когда я уже была готова упасть в его объятия, Харли отступил и скрылся за дверью, пробормотав что-то невнятное о необходимости принять ванну.

Я с ужасом поняла, что он тоже нервничает. Все происходило совсем не так, как я себе представляла. В моих мечтах все совершалось стремительно и бурно, без долгих и неловких пауз, предназначенных для смены декораций.

Угол покрывала был отогнут, и я заметила, что на нем тоже красовалась эмблема «Лапиник». Неужели Харли так одержим своим положением, что привез в отель постельное белье? Испытав легкое раздражение, я сбросила халат, забралась в постель и привела простыни в относительный беспорядок, чтобы скрыть эмблему. Из ванной до меня доносились звуки, свидетельствующие о том, что Харли полощет горло.

Наконец он вернулся в бледно-голубых трусах. Его вид ошарашил меня: Харли оказался меньше ростом и менее представительным, чем Харли, покинувший комнату несколько минут назад. Стыдясь своей наготы, я завернулась в простыни.

Когда, набравшись храбрости, я подняла голову, Харли стоял уже рядом со мной. Я в оцепенении, как зачарованная, смотрела на то место, где оттопырились его трусы. То, что я приняла за еще одну эмблему «Лапиник», оказалось лишь влажным пятном. С заученно небрежным видом Харли запустил руки под эластичный пояс трусов и осторожно спустил их.

В нескольких дюймах от кончика моего носа возник большой розовый пенис. Впав в замешательство, я закрыла глаза, потом снова открыла их, чтобы рассмотреть этот предмет получше. Слишком поздно — сделав одно стремительное движение, Харли оказался на кровати под простынями, И его руки уже лихорадочно шарили по моему телу.

— Синди, дорогая… — стонал и задыхался он. — Наконец-то… наконец-то ты вся моя…

Вот оно! Я обвила руками его шею, приготовившись к вторжению и гадая, не будет ли это больно. Казалось, Харли был полностью поглощен процессом, и я подумала: не права ли Триш, возможно, мои интимные органы в самом деле особенные?

— Тебе хорошо, дорогая?

Я не ощущала ничего, кроме щекотки между ног.

— М-м-м… — отозвалась я, в нетерпении ожидая, что он продолжит изыскания. Тело Синди, теперь мое тело, испытывало неукротимое желание, а остальная часть моего существа жаждала эмоционального удовлетворения. Ощущение щекотки продолжало нарастать, а меня все больше охватывали недоумение и разочарование. Сколько же еще он будет продолжать эти исследования?

Я напрягала мозги, стараясь припомнить описания эротических сцен в романах. Как дать ему понять, что я готова? Закричать: «Возьми меня, Харли!» Такой вариант казался мне слишком мелодраматичным. Или вести себя более приземлено: «Трахни меня, Харли, ради всего святого!» Но я боялась оскорбить его чувства.

Наконец я охватила его плоть рукой и потянула к себе. Все произошло будто само собой, и я на время забыла о Харли. Я пребывала в экстазе, впервые ощущая себя женщиной и сексуально активным человеческим существом. После столь долгих лет ожидания я занимаюсь этим!

Через некоторое время я подняла глаза на Харли и поняла, что он тоже забыл обо мне. Харли усердно трудился, стиснув зубы и плотно зажмурив глаза. На его лбу выступили мелкие бисеринки пота.

Это было довольно приятное ощущение — туда-сюда, туда-сюда. Но потом мне это надоело.

Я начала считать висюльки на люстре, мелодично позвякивавшие от сотрясения нашей кровати. В мои мысли вторгся Мефисто. Я видела его лицо, на котором застыла презрительная усмешка.

«Так значит, ты получила что хотела? Надеюсь, ты не будешь разочарована…»

Звучал ли этот голос в действительности или только в моем воображении? Я слышала его смех, который становился все громче и громче. Висюльки на люстре тоже зазвенели сильнее.

«Оставь меня в покое! — молила я. — Уходи!»

— Я кончаю! — возгласил Харли.

Еще один сильный толчок, потом долгий стон, и вот он уже лежит возле меня — обессиленная трепещущая масса.

Я ждала, интересуясь, что будет дальше. Но дальше не было ничего. Через несколько минут я села на постели и посмотрела на него. Он спал.

Глава 12

В недели, предшествовавшие нашей свадьбе, я часто ловила себя на мысли о Гилдфорде. Когда мне представится возможность вернуться туда и узнать, что произошло в ту ночь в квартире Хариэт? Как только Харли заговаривал о медовом месяце, я тотчас же намекала, что мне всегда хотелось побывать в Европе, особенно на юге Англии.

Однако за несколько дней до свадьбы Харли объявил, что мы отправляемся на Барбадос.

— Поверь, тебе там понравится гораздо больше, — сказал он. — В это время года в Англии премерзкая погода.

Разумеется, было бы неблагодарностью сетовать на то, что мы проведем медовый месяц на Карибском море, поэтому я скрыла свое разочарование. Я утешала себя тем, что скоро мне представится возможность побывать дома. Я предвкушала приятное времяпрепровождение на пляже, напоенном теплым солнцем, мечтала поплавать в теплом море и познакомиться с местной культурой.

Однако этим невинным надеждам не суждено было сбыться, и в первый же день нашего отдыха Харли дал мне понять это.

— Господи! — воскликнул он, глядя с ужасом на мой только что купленный купальный костюм бикини. — Надеюсь, ты не собираешься выходить в этом?

— Я… я… думала, что это самый подходящий костюм для пляжа, — пролепетала я, заикаясь и судорожно соображая, какой неписаный кодекс по части мод нарушила.

— Ты хочешь загорать? — Харли недоверчиво уставился на меня. — Ты представляешь, какой вред это нанесет твоей коже?

— А как насчет плавания? — спросила я с надеждой.

— На твоем месте я не стал бы рисковать, Синди. — Он покачал головой. — Разумеется, океан совершенно исключается. Ты не имеешь представления о том, что там тебя ожидает. А что касается бассейна при отеле, то, гм, возможно, я поговорю об этом с управляющим. Узнаю, какие химикаты они используют для дезинфекции воды. Если воспользуешься при этом двойным комплектом «Общего полного набора для ухода за кожей» номер 12, возможно, избежишь больших неприятностей, при условии, что будешь купаться недолго. — Харли запустил пальцы в шевелюру и нахмурился. — Хотя я все еще не уверен насчет бикини.

— А чем плох этот костюм? Он вздохнул:

— Мне ненавистна мысль о том, что другие мужчины будут смотреть на твое прекрасное тело. Нет ли у тебя чего-нибудь поскромнее?

Чувствуя легкое головокружение, я надела платье.

— Пойдем погуляем, — предложила я, размышляя о том, не усмотрит ли он и в этом скрытые опасности. — Мы можем держаться в тени.

— Прекрасная идея! — Лицо Харли просветлело. — Давай осмотрим окрестности отеля.

За две недели, проведенные нами на Барбадосе, я мало что увидела, кроме отеля и его окрестностей. Зачем мы отправились так далеко, если все время проводили в отеле?

С таким же успехом мы могли бы поехать в любое другое место. Харли сиял от счастья, нежась в тени возле бассейна, потягивая настой из пшеничных зародышей и перелистывая глянцевые дамские журналы в поисках рекламы «Лапиник». Он неизменно отказывался от моих предложений пойти прогуляться, находя при этом убедительные доводы.

— Не знаю, зачем тебе подвергать себя такому риску, — говорил Харли, помахивая у меня перед носом путеводителем по отелю. — Здесь у тебя есть все, что нужно. Мы платим за это. Надежный забор ограждает нас от вторжения посторонних, а на ночь всю территорию опрыскивают инсектицидами, чтобы мы не пострадали от насекомых или не подхватили какую-нибудь инфекцию. Ты вкушаешь все преимущества жизни за границей, но при этом ограждена от всех возможных опасностей.

— А как насчет того, чтобы посмотреть этот остров? — робко спрашивала я. — Попробовать местные блюда и познакомиться с местными обычаями?

— Едва ли ты сможешь наслаждаться всем этим, если получишь пищевое отравление, — нетерпеливо возразил Харли. — В ресторане есть образцы кухни двенадцати стран. К тому же они устраивают специальные шоу «Баджан ивнингз», когда местных жителей приглашают сюда танцевать для нас. Чего еще можно пожелать?

Мне хотелось выпить чего-нибудь покрепче. Я полагала, что во время медового месяца можно было бы пренебречь строгим режимом, направленным на сохранение здоровья. Однако оказалось, что поглощение алкоголя входило в число факторов риска и было признано недопустимым.

— Когда ты вдали от дома, следует принимать все предосторожности, и ни одна не будет лишней, — решил Харли. — Это путешествие смешало все карты и нарушило ирригацию моей ободочной кишки. Поэтому я должен строжайшим образом следить за тем, чтобы не повредить своему организму. Думаю, и тебе лучше последовать моему примеру.

Я прибегла к единственному доступному мне утешению — стала покупать крошечные бутылочки водки в киоске на территории отеля и подливать крепкий напиток в свой апельсиновый сок, тайком доставая водку из своей сумочки, когда Харли не смотрел на меня. Я утешала себя тем, что когда мы лучше узнаем друг друга, я смогу противостоять ему. Харли не имеет в виду ничего дурного. Он думает только о моем благе.

«Как он смеет указывать мне, что делать?» — сказал гневный голос внутри меня, но я притворилась, что не слышу его.

Единственный вид деятельности, который не значился в списке опасных, был секс. Выучив наизусть набор позиций, а также эрогенных точек и освоив технику, вполне способную соперничать с той, что описана в «Камасутре», Харли тащил меня в наш номер дважды и трижды в день. Он был готов удалиться туда сразу после обеда, поэтому настороженно относился к моему желанию познакомиться с ночной жизнью и развлечениями, предоставляемыми отелем.

— Для такого рода развлечений у нас будет уйма времени, когда мы вернемся домой, — говорил Харли. — Ведь я тебе еще не надоел?

Я не могла пожаловаться и с удовольствием наверстывала упущенное за годы вынужденного воздержания. Но все было не так, как я рисовала себе это в мечтах. Каждый раз во время близости с ним у меня было такое ощущение, будто я зрительница на большом показательном выступлении или судья на показательных соревнованиях по физической выносливости. Харли бросался в бой с решимостью спортсмена на тренировке, совершенно не интересуясь, разделяю ли я его чувства, — ведь это отвлекало бы и помешало концентрации его внимания и усилий.

Позже он спрашивал:

— Я был на высоте? Ты довольна? Сейчас было лучше, чем в прошлый раз?

Я гадала, уж не ведет ли Харли учет своих успехов и не присуждает ли себе всякий раз энное количество очков? Я чувствовала себя элементом излишне эксплуатируемого спортивного снаряжения.

За все время нашего пребывания здесь мы только однажды совершили прогулку. Решив непременно посмотреть хоть что-нибудь на Барбадосе, я все-таки вытащила Харли на экскурсию по острову (на машине с шофером) и даже убедила поесть в местном рыбном ресторане, который мне порекомендовали в отеле. На следующее утро он покрылся сыпью. Харли лег в постель, жалуясь на головокружение, и пролежал три дня, непрестанно сетуя на свою недальновидность и на то, что поступил вопреки своим взглядам и благоразумию. Я поневоле сидела рядом и слушала его. Он не позволил мне выйти, даже посидеть у бассейна.

Я знала, что люди порой не лучшим образом ведут себя во время отпуска, и надеялась, что, когда мы окажемся дома, все наладится. Там я буду располагать собой, поскольку Харли постоянно занят работой. Я должна сделать все, чтобы мы остались вместе — мне необходимо лучше узнать его.

Однако каждый раз, когда я пыталась завязать с ним разговор, мы почему-то неизменно возвращались к теме здоровья и сохранения красоты. После того как мы с Харли в третий раз обсудили вопросы его диеты и физических упражнений, нам, кажется, стало не о чем говорить. Я решила, что пора проявить инициативу:

— Какие книги ты любишь, Харли? Я знаю, тебе нравится Диккенс. Но что ты думаешь об Остин и Троллопе? Или ты предпочитаешь американцев? Как относишься к «Гекльберри Финну»?

Я быстро убедилась в том, что переплетенные в кожу тома его «библиотеки» — всего-навсего показуха. Невежество Харли в области литературы изумило меня. Как это человек может прожить жизнь, не прочитав Шекспира и не узнав, что Джордж Элиот не мужчина, а женщина? И как ложиться в постель с человеком, даже не слышавшем о книге «Над пропастью во ржи»?

«Ну ничего, — сказала я себе, — я его воспитаю».

Я прочла Харли краткую лекцию по истории английской и американской литературы, сопровождая ее пересказом сюжетов классических произведений, и пообещала подобрать ему книги для чтения. Несколько минут он терпеливо слушал, потом перебил меня:

— Право, Синди, тебе незачем это делать.

— Что ты хочешь сказать? — возмутилась я, забыв о своем решении не спорить с Харли во время медового месяца. — Есть важные вещи, которые необходимо знать всем, и я собираюсь о них рассказать, хочешь ты этого или нет. Невежеству нет никакого оправдания!

— Но, Синди, я никогда не намекал на то, что ты невежественна!

Что, черт возьми, он несет?

— Я же знаю, в какой обстановке ты выросла. Не твоя вина, что ты не получила хорошего образования. Но тебе незачем пытаться произвести на меня впечатление с помощью этой претенциозной интеллектуальной чепухи. Я люблю тебя такой, какая ты есть, Синди.

— Но я не такая! — в отчаянии закричала я. — Ты, вероятно, не слушал меня! Я образованная женщина! Я говорю тебе о серьезных вещах! О том, что важно для меня!

— Да ну же, ну! Не расстраивайся! — Харли снисходительно улыбнулся. — Очень мило с твоей стороны, что ты стараешься, моя дорогая, но ведь ты тоже не слушаешь меня. Я говорю, что для меня это не имеет значения. Почему такое прелестное юное существо, как ты, должно забивать свою головку таким вздором? Лучше подойди и поцелуй меня.

Я смотрела на него, не веря своим глазам. Как можно питать надежды на будущую совместную жизнь, если Харли так воспринимает мои слова?

— Отстань, — пробормотала я.

— В чем дело? — Он смотрел на меня с упреком. — Не дуйся. Я на тебя не сержусь.

«Как он смеет так обращаться со мной?» Мой внутренний голос звучал все настойчивее.

— Кроме того, — добавил Харли, — я не понимаю, из-за чего ты так огорчилась. Мы ведь говорили лишь о книгах. О вымышленных историях. Так какой же смысл спорить об этом?

Неужели у него совсем нет фантазии?

Позже, в тот самый вечер, когда я с неохотой простила Харли и он занялся своими сексуальными олимпийскими упражнениями, я выяснила, что фантазия у него все-таки есть.

Но она ограничивалась исключительно одной областью: ими отношениями с другими мужчинами.

— Расскажи мне, — начал он, задыхаясь после своих утомительных стараний добраться до вершины наслаждений, — расскажи мне о других.

— О каких других? — Я попыталась уклониться от прямого ответа, вспомнив неудачный опыт Тэсс д'Эрбервилль и ее столь опрометчивое признание Энджелу Клэру[11].

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, — сурово возразил он. — Я имею в виду тех мужчин, которые у тебя были до меня.

Что я могла ему рассказать? Придумать целый список побед Синди или сообщить о своем давнем приключении в фургончике Барри Томпсона? Я была бы счастлива рассказать правду, если бы знала, в чем она заключается.

— Но я люблю тебя, Харли, — беспомощно пробормотала я. — Неужели имеет значение то, что было когда-то, давным-давно?

— Ты и Чаку Вудкоку говорила то же самое?

— Кому?

Сердце мое сделало отчаянный скачок. Откуда он узнал о нем?

— Да он всего лишь инструктор по аэробике в гимнастическом зале.

— Ах так? — В голосе Харли прозвучали крайне неприятные нотки. — Ты считаешь меня глупцом? Думаешь, я не знаю, что происходит в подобных местах?

— У меня ничего с ним не было, — сказала я, чувствуя себя несчастной. — Он один из друзей Триш.

Что ему наболтала эта глупая сучка?

— Это совсем не то, что до меня дошло. Кое-кто сказал мне на нашей свадьбе, что он твой старый дружок! — Глаза Харли выкатились из орбит, а голос стал пронзительным. — Мне хотелось бы знать, что он делал там, на нашей свадьбе? А также почему ты вдруг исчезла среди торжества. Теперь я начинаю понимать, куда и зачем. Думаю, ты была с ним! Хочешь сделать из меня полного идиота! Ты тайком ускользнула, чтобы быстренько перепихнуться с ним в память о прошлом!

— Это неправда! — От подобной несправедливости из глаз моих полились слезы. — Почему ты мне не веришь?

Харли схватил меня за плечи и начал трясти.

— Послушай, Синди! Я не вчера родился на свет! Такая привлекательная девушка, как ты, не могла не иметь любовников! Я должен знать о них. Скажи мне правду! Сколько их было?

— Я… гм…

— Боже мой! Не говори, что их было столько, что ты не можешь припомнить и сосчитать! — Да нет же…

— Замолчи! Не говори ничего! — Харли отбросил простыни и спрыгнул с кровати. — Я не в силах этого вынести! При мысли обо всех этих мужчинах!..

— Но…

— Не говори мне… Я не желаю слышать! — Он прошел через комнату к окну — Как ты можешь так мучить меня?

Я зарылась лицом в подушку, чтобы задушить слезы обиды.

Почему все пошло так ужасно?

Харли молчал. Минутой позже я услышала, как открывается балконная дверь, и на меня повеяло прохладным ночным воздухом. Хлопнула балконная дверь, закрываясь, — он вышел.

Я села в кровати.

— Харли?

Ответа не последовало. Выбравшись из постели, я на цыпочках направилась к балкону. Харли стоял там в бледно-голубом халате, вцепившись в перила дрожащими руками и вперив невидящий взор в темноту тропических зарослей.

Я открыла дверь.

— Харли!

Он повернулся ко мне — лицо его было искажено страданием.

— Не будь идиотом, — сказала я мягко, — ты воображаешь то, чего не было и в помине. Идем в постель!

— Ах, идиотом? — Харли отстранился от меня и моих протянутых к нему рук. Голос его прозвучал холодно. — Ты заставила меня пройти через все это, а теперь называешь идиотом? — Он провел рукой по волосам и покачал головой. — Я не знаю, что и думать, Синди. Право, не знаю.

— Да прекрати ты! Нечего дуться!

— Я никогда не дуюсь. — Харли скрестил руки на груди и снова вперил взор во тьму.

Я вернулась в комнату и подождала, но его силуэт на балконе оставался неподвижным. Во мне разгорался гнев. Как он смеет обвинять меня в том, что я спала с таким монстром, как Чак Вудкок? Харли обращается со мной как со шлюхой, с проституткой! Вполне в его духе то, что он воображает меня кем-то вроде героини фильма «Красотка». А что бы делал Харли, если бы я и впрямь была проституткой? Как та девица из фильма? И какое продолжение имела бы эта история в жизни? Я представила себе, как ссорятся стареющие Джулия Робертс и Ричард Гир[12], пока она укладывает спать детей.

Вот он оборачивается к ней, перестав чистить зубы, и бросает ей в лицо: «Как ты смеешь критиковать меня после всего, что сделала? Если бы не я, ты бы все еще околачивалась на улицах…»

Я медленно сосчитала до ста, потом заперла балконную дверь и выключила свет.

— И черт с тобой, — сказала я пустой комнате. Послышался энергичный стук в стекло балконной двери.

— Впусти меня, Синди! Перестань дурить!

Я забралась в постель и зарылась головой в подушки. Измученная тем, что целую неделю удовлетворяла сексуальные аппетиты Харли, я тотчас же крепко уснула.

На следующее утро он был полон раскаяния.

— Не знаю, что на меня нашло! — Харли поднялся с мокрого плетеного стула, на котором провел всю ночь. — Мне очень жаль, Синди! Прости меня! Я чувствую себя ослом.

Его зубы выбивали дробь. Руки и ноги покрыла гусиная кожа.

— Похоже, меня кто-то искусал. — Встревожившись, Харли начал рыться в многочисленных флакончиках и горшочках фирмы «Лапиник» на туалетном столике. — Есть у нас какой-нибудь антисептический крем?

Позже в тот же самый день я нашла Харли в нашем номере. Он лежал на кушетке, прижимая к животу диванную подушку, и отчаянно рыдал.

— Харли! — испуганно вскрикнула я. — Что случилось? Судя по виду, он был серьезно болен или съехал с катушек.

Харли издал страдальческий вопль, потом сел на кушетке и улыбнулся мне:

— Что? Ты что-то сказала?

Я молча смотрела на Харли, опасаясь за его рассудок.

— О, прости, это всего лишь мои биоэнергетические упражнения, — объяснил он с глупейшим видом. — Я погружаюсь в свои детские эмоции, чтобы выпустить скопившуюся во мне ярость. Если этого не сделать, она будет нарастать и вызывать напряжение. — В глазах его появились огоньки. — Конечно, это не единственный способ снимать напряжение, — добавил он, бросая многозначительный взгляд на постель. — Хочешь?

В подобных обстоятельствах я сочла своим долгом согласиться, но что-то изменилось. Теперь секс уже не был ничем не осложненным физическим актом, теперь в нем появились моральные отголоски наказания и подавления. Каждый толчок в моем теле отдавался обвинениями, которые я слышала от него прежде, и проникал в мое сознание. Ему была нестерпима мысль о том, что я дарила свою благосклонность другим мужчинам, но разве могло быть иначе? Я предложила Харли свое тело, и он взял его как трофей, как свидетельство своей мужской сущности и силы. Он не сделал попытки заглянуть глубже, проникнуть дальше красоты Синди, в ее внутренний мир, в ее личность. Я чувствовала себя преданной и оскверненной этими его знаками внимания. Я никак не ожидала, что любовь может быть такой.

На следующий день во время наших ежеутренних сексуальных упражнений я внезапно получила передышку.

— О Боже! На простынях кровь! — закричал Харли, выпрыгивая из постели будто ужаленный. Он осмотрел свои покрасневшие гениталии, потом помчался в ванную с выражением ужаса на лице.

Сквозь запертую дверь до меня доносилось журчание воды, пущенной на полную мощность.

— Не волнуйся! — крикнула я. — У меня просто начались месячные.

Наконец Харли вернулся с полотенцем, обернутым вокруг талии.

— Должно быть, ты разочарована, дорогая, — сказал он, садясь на краешек кровати и протягивая мне коробку бумажных салфеток. — Я очень разочарован.

— Думаю, я переживу это. — Я улыбнулась от облегчения, поскольку теперь целую неделю могла располагать своим телом.

— Ничего, — продолжал Харли. — Может быть, в следующем месяце нам повезет больше.

— Что значит «повезет больше»?

— Есть только одно утешение. — Он одарил меня странной улыбкой. — По крайней мере в следующий раз ребенок будет уж точно моим. — Харли похлопал меня по животу. — Надеюсь, первенцем у нас будет мальчик.

Я выпрямилась на кровати и уставилась на него.

— Но, Харли… Я думаю… Не стоит ли нам немного повременить… с детьми?

— А зачем ждать?

Внезапно перед моим мысленным взором возникло видение: процессия одетых в бледно-голубые костюмчики наследников империи «Лапиник». Я пока не была готова взвалить на себя ответственность за целую семью. Мне предстояло еще разобраться в собственной жизни.

— Я…

— Не волнуйся, — усмехнулся он. — Из тебя получится замечательная мамаша.

Я решила не сообщать ему, что перед свадьбой начала принимать противозачаточные пилюли. Скоро, конечно, у него возникнут подозрения на этот счет, но я справлюсь с этой проблемой, как только соберусь с силами. А пока что я должна проявлять особую осторожность и принимать по пилюле ежедневно.

Я не хотела стать жертвой несчастной случайности.

Когда наш медовый месяц закончился, я чувствовала себя измученной, поскольку не подозревала, какое напряжение постоянно терпеть общество другого человеческого существа. Харли редко выпускал меня из поля зрения. Он ревниво наблюдал за мной каждую минуту, следил за каждым моим шагом, особенно если поблизости оказывались мужчины. Я чувствовала себя узницей.

Я твердила себе, что постепенно все наладится и пока рано делать выводы. Когда мы привыкнем жить вместе и я освоюсь в мире Харли, он научится лучше понимать меня и уважать во мне личность. Я обязана сделать усилие и потерпеть некоторое время.

В аэропорту нас встретил Жозе и повез незнакомой мне дорогой в Беверли-Хиллз. Я узнала местность, только когда мы свернули на бульвар Сансет.

— Смотри! — шепнул Харли, показывая куда-то вверх.

Я подняла глаза и испытала шок, увидев свое лицо, увеличенное до огромных размеров и смотревшее на меня с гигантского плаката.

На плакате мои губы были слегка приоткрыты, а в глазах застыло мечтательное выражение. Надпись гласила:

«"Лапиник"! Будь лицом из толпы!»

— Ты такая красивая, — пробормотал Харли. — Я горжусь тобой, Синди.

Интересно, о чем же я думала, когда меня снимали. Вспоминала ли я ту, другую, женщину, которой была когда-то? Вспоминала ли, на что надеялась и о чем мечтала бедная, дурно одетая Хариэт? Да, с тех пор я прошла длинный путь. Что бы подумали мои знакомые из Гилдфорда, увидев меня теперь?

Плакат с моим изображением красовался не только на бульваре Сансет. Такие плакаты были развешаны по всему городу. Их вариации калибром поменьше появились на первых страницах модных женских журналов, там, где обычно публикуют рекламу. Мой образ украшал также прилавки с товарами «Лапиник» во всех больших магазинах.

Харли взял меня на особую презентацию к Найману Маркусу, где, к моему изумлению, меня окружили пожилые, хорошо одетые женщины и каждая просила подписать купленные ею флаконы «Лапиник».

— Не волнуйся. — Харли вручил мне фломастер. — Это обычное дело. Подпиши несколько, чтобы доставить им удовольствие, а я позабочусь о нашей безопасности. Когда нам придет время уезжать, я проверю, на месте ли охрана.

Меня приятно взволновало то, что я оказалась в центре внимания.

Этого не удалось испытать Хариэт. И я почти с нетерпением ждала случая снова увидеть всех, кого встретила на вечере у Кристал Келли, людей, державшихся со мной грубо или считавших меня дурочкой. Я покажу им, как они были несправедливы ко мне.

Я сама буду устраивать вечера, выбирать и приглашать самых лучших и злорадствовать, видя, как они суетятся, стараясь добиться моего расположения. Прежде я была «никто», а теперь стала «кем-то», особой, с которой принято считаться. Отныне мне предстоит самой выбирать интересных людей, тех, с кем я хотела бы встречаться. Ведь где-то в этом городе есть и другая, более интеллектуальная жизнь.

Однако после нескольких наших светских визитов в моем сознании забрезжила мысль о том, что это вовсе не обязательно. Теперь, когда я стала не только миссис Харли Брайтмен, но и лицом «Лапиник», все были ко мне добры и дружелюбны, но никто не спешил завязать со мной настоящий серьезный разговор. Оказалось, что эти люди просто не способны разговаривать с теми, кто не связан непосредственно с возможностью их продвижения, с их карьерой.

Меня шокировала тривиальность их разговоров и их одержимость мелкими сплетнями. Похоже, Мефисто нашел для меня единственное место на планете, населенное существами, функции мозговых клеток которых не дают им возможности полноценно общаться друг с другом.

Хотя Элинор часто инструктировала меня? как вести себя, я все-таки не понимала, какова система ценностей в этом обществе и как она действует. Почему эти люди, обладавшие властью и влиянием, руководствовались капризами сплетников из дешевых газетенок? Почему мужчин оценивали только с точки зрения их успехов и преуспеяния, а женщин только с точки зрения их возраста, физической формы и одежды? Почему все здесь прикрепляют ярлыки не только к одежде, но и к людям? Почему вопреки всем ожиданиям мужчины видят в женщине не личность, а лишь представительницу противоположного пола и стремятся залезть к ней под юбку?

Внимание мужчин отравляло мне жизнь, ибо разговоры всех этих уорренов и арни были пересыпаны грязными намеками, что в этом кругу, видимо, считалось проявлениями искрометного юмора. Вероятно, во мне видели завидную добычу, и теперь, когда я стала женой Харли, это проявилось больше, чем когда-либо. Прежде я была никем. Теперь же завоевать меня считалось бы большой победой. Они преследовали меня постоянно повторявшимися предложениями пообедать и поужинать с ними, а иногда даже встретиться где-нибудь на воздухе.

Похоже, Харли не замечал этих гнусных поползновений. Слишком занятый, он не мучил себя химерами моей воображаемой неверности. Но если, проявляя недальновидность, я позволяла себе побеседовать с самым безобидным из мужчин на каком-нибудь светском сборище, Харли становился нервным и беспокойным и под каким-нибудь предлогом увозил меня домой.

— Мне не нравится, что ты уделила столько внимания этому парню, — говорил он обычно после таково вечера и смотрел на меня сурово.

— Но я просто была любезна с ним. Он спрашивал, понравился ли мне Барбадос.

— Совершенно незачем посвящать посторонних в детали нашей личной жизни. Тебе предстоит еще многому научиться, Синди. Беспечно брошенное слово может повредить твоей репутации.

Теперь Харли придумывал предлоги, чтобы остаться дома.

— На всех вечерах такая скука. — При этих словах он обыкновенно зевал. — Отныне, когда мы обрели друг друга, Синди, зачем нам постоянно бывать где-то?

В тех все более редких случаях, когда мы все-таки куда-нибудь выезжали, Харли демонстративно зевал и посматривал на часы начиная с девяти вечера.

— Боюсь, мы испытываем терпение хозяев, — говорил он, отрывая меня от беседы и увлекая к машине. — Кроме всего прочего, ты нуждаешься в отдыхе, который сохраняет красоту. Ты не сохранишь ее, если будешь развлекаться каждый вечер. И не надейся, что в таком случае останешься в форме.

У Харли были свои представления о том, что такое держаться в форме и быть на высоте: это означало опрокинуть одним духом стакан сухого белого вина и слегка спрыснуть лимонным соком поджаренную на решетке куриную грудку. Казалось, прежде всего он озабочен вопросом о том, что ввести в свой организм, а затем — как очистить желудок.

— Право же, Синди, тебе бы следовало провести ирригацию ободочной кишки, — постоянно убеждал меня Харли. — Это самый безболезненный и эффективный способ избавиться от шлаков и токсинов.

Но моя проблема состояла не в том, чтобы избавиться от токсинов, а в том, как бы незаметно наглотаться их. Но страдала я не только от нехватки алкоголя, а от неукротимого голода. Я мечтала о том, чтобы разгуляться, наброситься на дежурное блюдо Марти, то самое, которое обеспечивало бесплатно вторую порцию, если вы совладали с первой, и не испытывать при этом чувства вины. Мне совершенно не хотелось поглощать пищу и напитки с минимумом калорий и жира, сидеть на диете, которую навязал мне Харли, заставив поглощать безвкусную еду и напитки, не получая при этом никакого удовольствия, а потом вымывая все это из моего организма с помощью новейших методик.

Скучающая и одинокая, я подолгу слонялась по заставленным мебелью и безделушками комнатам особняка, пока Харли приводил в порядок свои биоритмы с помощью массажа ноздрей. Мне приходилось проявлять чрезвычайную осторожность, когда я выходила из дома, потому что чрезвычайно чувствительная охранная система подавала сигнал тревоги, даже если собака тявкала в соседском саду.

Любуясь пейзажем из окон оранжереи, где мы ежедневно завтракали, я наблюдала за успехами Жозе в фигурной стрижке деревьев и кустов. Через неделю или две вершины высоких, похожих на сосиски кустов начали принимать необычные очертания, но я не оценила юмора до тех пор, пока он не извлек из теплицы несколько круглых кустов самшита и симметрично водрузил их у основания более высоких кустарников.

— Ты в порядке, Синди? — с беспокойством спрашивал Харли, когда я давилась истерическим смехом, заставляя себя проглотить хлопья с отрубями и мелко нарезанным черносливом. — Может, подвергнуть тебя процедуре Хаймлиха?

В конце концов я набралась храбрости и сказала ему, что скучно живу.

Он посмотрел на меня с величайшим изумлением:

— Тебе скучно? Но разве это возможно? — Харли широко улыбнулся. — Я знаю, в чем дело, любовь моя, — твои биологические часы работают вхолостую…

Биологические часы? Чем он меня, в конце концов, считает — секс-бомбой, предназначенной только для траханья?

— Мы должны немного повременить, пока не покончим с коммерческим каналом телевидения, а уж тогда ты оборудуешь детскую.

— О чем ты, Харли? О каком коммерческом канале идет речь?

Он вздохнул:

— Мне, конечно, не следовало на это сейчас соглашаться, но Дэвиду пришла в голову замечательная идея. Это все потому, что твои фотографии снискали такой успех. Дэвид предполагает снять фильм в Италии, где он нашел замечательную натуру для съемок.

Согласиться? А был ли у меня выбор?

Я прикусила губу. Мне пока не хотелось ссориться — ведь мы недавно поженились. И все же мое терпение было на пределе. Рано или поздно кому-то из нас предстояло признать, что наш брак не из удачных.

Внешне все обстояло как нельзя лучше. Я имела все, о чем только может мечтать женщина, а в придачу к материальным благам — красивого, любящего и желающего меня мужа, всегда готового заниматься сексом. Неужели я неблагодарная, если хочу чего-то еще? Чего же мне желать?

Харли постоянно говорил, что любит меня, но что это означало?

— Ты не понимаешь меня, Харли, — со слезами сказала я однажды вечером.

— Конечно, понимаю, дорогая, — ответил он мягко. — Не плачь, это вредно для твоих глаз. Сознаешь, какой урон нанесут слезы твоей коже?

— Но ведь ты почти не знаешь меня!

— Я знаю, как ты прекрасна! А больше мне и знать нечего. Я люблю тебя, Синди.

Каждый из нас вкладывал в слово «люблю» совсем разный смысл. Для Харли любовь означала обладание. Для меня — уважение, нежность, близость и доверие. Неужели я все представляла себе неправильно? Неужели такая любовь возможна только в книгах? Неужели я стала жертвой прочитанных мной историй? Неужели растратила свою жизнь попусту, мечтая о несбыточном? Мечта о браке привела меня к жизни, стремительно превращавшейся в кошмар. Я отказалась от свободы, обрекла себя на скуку, подверглась физической эксплуатации. Я совершила ужасную ошибку и в этом уж никак не могла винить Мефисто. Во всем виновата я. И мне следовало самой исправить свою ошибку.

Глава 13

Я пришла к выводу о том, что мне следует вернуть свою независимость. Дождавшись, когда Харли отправился на свой еженедельный сеанс ароматерапии, я надела большую широкополую шляпу и темные очки, потом вызвала такси. Это был отличный день для прогулки по пляжу.

Я шла не спеша, оглядывая прилавки с товарами и стараясь затеряться в толпе культуристов, любителей кататься на роликах, пророков новой эры и других чудаков и психов, вылезающих на свет Божий в любом городе, как только выглянет солнышко. Чувствуя себя дерзкой и отважной, я купила пачку ароматизированных свечей и пару сережек в форме досок для серфинга. Я смотрела на фокусников, перепиливавших цепи, огнеглотателей, танцовщиков и танцовщиц непонятного жанра. Позже я сидела в кафе на свежем воздухе, прямо на пляже, прихлебывая холодное пиво. Я с огромным облегчением снова почувствовала себя обычным, ординарным человеком, смешалась с толпой, стала незаметной. Никто не пялился на меня.

«Интересно, что готовит мне будущее?» — размышляла я.

Поедем ли мы в Италию снимать новый рекламный ролик компании «Лапиник», о чем упоминал Харли? Италия ведь не так уж далеко от Англии. Может, мне представится возможность побывать в Гилдфорде и найти ответы на вопросы, мучившие меня с тех пор, как я очнулась в облике Синди?

Глядя на молодые пары, проходившие мимо меня рука об руку, я испытала острый укол тоски. Меня охватило страшное одиночество.

Я завидовала их простым радостям, тому, что они наслаждаются обществом друг друга и всем окружающим их. Харли никогда не приехал бы со мной в такое место. Он счел бы такие развлечения ниже своего достоинства. Наслаждаться простыми радостями жизни мне придется одной.

Вдруг кто-то потянул меня за полу жакета, и, опустив глаза, я увидела малыша, перепачканного только что съеденным мороженым.

— Моя мама говорит, что вы Синди Брайтмен, — сказал он тихо и доверительно. — Если не хотите, чтобы мы рассказали об этом всем, дайте нам автограф.

Малыш протянул мне ручку. Оглядев соседние столики, я заметила двух женщин, одна из которых, вероятно, была его матерью… Они улыбались и махали мне руками.

Нацарапав свое имя на салфетке, я отдала ее мальчику и приложила палец к губам.

— Тсс! — Я подмигнула ему. — Мы ведь ни с кем не будем делиться своим секретом. Верно?

Приоткрыв рот, он разглядывал салфетку.

— Отстань, прошипела я. — Оставь меня в покое, ради Бога!

— Ой, мам! — вдруг завопил он. — Ты права! Это Синди Брайтмен!

Все головы повернулись ко мне, все сидевшие уставились на меня.

— Эй! — воскликнула женщина за соседним столиком, прежде осыпавшая пеплом своей сигареты мои туфли. — Вы подпишете мне меню? Я бы очень хотела этого.

Пожилой человек в шортах-бермудах застенчиво приблизился ко мне.

— Если не возражаете. — Он разложил передо мной на столе кучу салфеток и всунул мне в ладонь автоматическую ручку. — Это было бы таким приятным сюрпризом для моих внуков!

— Эй, Уилбер, принеси-ка камеру из машины! — крикнул кто-то.

Вокруг меня начала собираться толпа.

— Если вы согласитесь дать автограф каждому, — сказал человек с салфетками, — я назову вам их имена.

— Ой, подарите мне свой локон! — захлебываясь от восторга, закричала толстая женщина в розовом тренировочном костюме и бросилась ко мне с маникюрными ножницами.

— Прошу прощения. — Я поднялась. — Мне пора. — Охваченная паникой, я осмотрелась в панике в поисках телефона.

— Вы не можете уйти сейчас, — возразила женщина за моей спиной. — Следующая на очереди я!

— Ничего подобного! — закричала другая. — Я первая увидела ее!

— Упрямая сука! — завопила девица на роликовых коньках. — Не воображай, что ты особенная!

Кто-то потянул меня за одежду, и, услышав треск рвущейся ткани, я бросилась бежать.

— Эй, мне удалось оторвать кусок ее комбинации, — услышала я возбужденный голос за своей спиной. — Я тоже хочу! — отозвался другой голос.

Я приостановилась, чтобы снять туфли, а потом помчалась по песчаному пляжу с такой скоростью, на какую только была способна. Я направлялась к улице. Когда мои преследователи стали нагонять меня, я метнула в них свою обувь. Добравшись до дороги, я оглянулась и увидела толпу, вступившую в рукопашную за обладание моими туфлями: они сражались, как стая голодных волков.

— Я первая увидела их!

— Нет, одна — моя!

— Вы в порядке, мэм? — спросил мужской голос, и я увидела рядом с собой полисмена. — Эй! — добавил он, узнав меня. — Вы не… о, как вас там?

— Синди Брайтмен! — устало ответила я и тут же обнадеживающе улыбнулась. — Если вы поможете мне выбраться отсюда, я дам вам автограф.

Он отвел меня в участок. Там я позировала перед фотографами вместе со служащими департамента полиции и подписала бейсбольную биту для предстоящей благотворительной лотереи. Только после этого мне наконец позволили уйти.

Харли не понял, что произошло.

— Зачем, ради всего святого, ты туда отправилась? Я не представляю себе худшего места.

— Но ведь никто и не просил тебя сопровождать меня туда, — неохотно отозвалась я.

— Почему ты не сказала мне, куда собираешься? Ты поступила неразумно, Синди, с тобой могло случиться все что угодно.

— Вот уж не знала, что мне понадобится письменное разрешение! — огрызнулась я. — А что плохого в том, что я захотела прогуляться по пляжу?

На следующее утро в «Лос-Анджелес тайме» появились фотографии.

— Ты погубишь мою репутацию. Зачем ты делаешь это? — Харли с отвращением бросил газету на стол, за которым мы завтракали. — Ты совсем ничего не соображаешь?

— Это не моя вина, — тихо возразила я. — Почему ты держишься со мной так, будто я сделала что-то ужасное?

— Кажется, ты не отдаешь себе отчета в том, Синди, как теперь знаменита. Это налагает на тебя ответственность. Все, что ты делаешь, может отразиться на компании «Лапиник».

Я этого не сознавала. Казалось, последняя рекламная кампания произвела на публику огромное впечатление. Теперь каждый знал историю девушки «ниоткуда», ставшей лицом компании «Лапиник». Сейчас Дэвид, брат Харли, вел переговоры с известным модельером о том, чтобы мое имя значилось среди моделей, рекламирующих спортивную одежду. Шли разговоры о том, чтобы именем Синди Брайтмен была названа подливка для салата.

— Разумеется, он будет низкокалорийным, — сообщил Харли. — И целиком из органических продуктов.

Теперь я уж не могла делать что хочу, того, о чем мечтала когда-то Хариэт. Я не могла прогуляться по улице, не могла купить платье в обычном магазинчике, даже завести друзей обычным для всех смертных образом. И все из-за своего красивого тела. Мне была заказана свобода, доступная для ординарных и некрасивых. Теперь простые радости жизни стали для меня недоступны.

Где бы я ни появилась, люди будут показывать на меня пальцем и глазеть. Даже в дамской комнате, в ресторане «У Вагнера», я подверглась преследованию двух женщин, пробравшихся туда по пожарной лестнице. Когда я заперлась в кабинке, они просунули под дверь авторучку и пару записных книжек для автографов и угрожали поднять крик, что их насилуют, если я не соглашусь.

Однажды вечером я смотрела телевизор в гостиной, когда в комнате без всяких церемоний появилась Элинор.

— Харли в спортзале, — пробормотала я, стараясь избежать ее взгляда. С тех пор как я случайно подслушала ее разговор обо мне во время нашего свадебного торжества, у меня не возникало желания разговаривать с ней.

— Знаю. — Элинор уселась в шезлонг рядом со мной. — Я только что видела его. Он одобрил мое намерение побеседовать с вами.

— О чем? — насторожилась я и отодвинулась от нее. — Не собираетесь ли вы извиниться передо мной за то, что назвали меня маленькой дешевой шлюшкой?

— Почему вы думаете, что я так вас назвала, дорогая?

— Я сама слышала это. На моей свадьбе. И не притворяйтесь, что не знаете, о чем я говорю.

Элинор оглядывала комнату, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Ах, на свадьбе! — беспечно сказала она, взяв пульт дистанционного управления, который я только что положила, включив телевизор. — Вам не следовало обращать внимания на то, что я говорила на свадьбе. — Элинор положила пульт на стол, суетливо стараясь поместить его рядом с коробкой бумажных салфеток и сложенным пополам журналом. — В таких случаях я перевозбуждаюсь и становлюсь слишком эмоциональной. Мой психоаналитик считает причиной этого травму, полученную в далеком детстве. Видимо, я постоянно пытаюсь сублимировать свои чувства, говоря прямо противоположное тому, что ощущаю. Это звучит, конечно, нелепо, но я-то уверена, что это правда. — Элинор бросила на меня взгляд, пытаясь понять мою реакцию, и визгливо рассмеялась: — Мне приходится платить ему двести долларов в час. Поэтому я вынуждена соглашаться.

Меня восхитило ее присутствие духа. Эта женщина так владела собой, что она сумела бы выбраться из запертого сейфа, если бы пожелала.

— Давайте поговорим начистоту, Синди, — предложила она, стараясь поскорее сменить скользкую тему. — Харли обеспокоен весьма деликатным вопросом, и едва ли вы пожелаете обсуждать его с ним. Когда вы в последний раз были у гинеколога?

Я смотрела на нее растерянно:

— А зачем мне это?

— О, дорогая! — Элинор вздохнула и закатила глаза. — Не говорите, что у вас нет карты оптимальных возможностей воспроизводства! Или что вы не пытаетесь приспособить свой образ жизни к своим циклам.

— Не знаю, о чем вы толкуете.

Она взяла свою сумку и, щелкнув замочком, вытащила и протянула мне карточку:

— Это карточка моего гинеколога. Рекомендую вам договориться о визите к нему как можно скорее. Когда пойдете на прием, захватите с собой свой календарь. Вам следует провести наблюдения за своими циклами в соответствии с его расписанием и так далее. — Элинор улыбнулась: — Вы сами сможете спланировать свои циклы, как захотите, если будете принимать назначенные им лекарства. Тогда вы сможете не беспокоиться из-за того, что ваш организм удерживает воду, а в связи с этим увеличивается вес. Вам будет незачем тревожиться о том, что ваш вес изменится, а потому придется заказывать новые платья. Или о том, что в тот день, когда будет намечен важный для вас обед, у вас возникнут проблемы из-за системы физиологического контроля. — Элинор нахмурилась и посмотрела на дверь. — Что же касается всего остального, дорогая, не позволяйте Харли слишком торопить вас. Деторождение слишком серьезно, и его следует планировать заранее. Нельзя плыть по течению, предоставив все судьбе. Иначе вы рискуете получить ребенка с нежелательными генами, не с тем цветом глаз, какой бы вы хотели, или даже не того пола.

— Не того пола?

— Ну да, то есть родите девочку вместо мальчика или наоборот. Вам придется соблюдать определенную диету, и тогда ваши дети будут рождаться в задуманной вами последовательности. По-моему, лучше, если вначале родится мальчик. Воспитывая сына, можно допустить несколько ошибок: мальчики более гибкие. К тому же это послужит вам практикой, и вы основательно подготовитесь к тому моменту, когда на свет появится хорошенькая маленькая девочка. — В глазах ее застыло мечтательное выражение. — Л потом придется подумать об их образовании и решить, какую систему ценностей выбрать для детей. Следует заранее подумать и о том, кто будет за ними приглядывать изо дня в день. Нельзя же оставлять их на одну мексиканскую няньку.

— Но я не хочу детей.

— Бросьте, теперь все хотят иметь детей. Люди заподозрят неладное, если вы не обзаведетесь ими. Выбрать разумный и правильный момент для такого шага — хорошее капиталовложение. К тому времени, когда вам исполнится сорок, мальчик уже перестанет путаться под ногами и будет сам зарабатывать на жизнь, а девочка останется еще маленькой, и, если вы будете правильно одевать ее, люди сочтут вас молодой матерью. Когда же она подрастет, вам будет с кем поговорить, если у Харли начнутся романы.

— У Харли — романы! — прыснула я. Почему-то эта мысль показалась мне очень забавной.

— Конечно, — уверенно отозвалась Элинор. — Поверьте, так всегда бывает.

— А у вас есть дети? — спросила я.

— Только один — мальчик. Видите ли, Арни — мой второй муж, и к тому времени, когда мы поженились, было уже слишком поздно заводить второго ребенка. А мне всегда хотелось иметь маленькую девочку.

Черт меня побери, если я когда-нибудь уподоблюсь ей!

— Какой он? — поинтересовалась я. — Ваш сын? Элинор извлекла из сумки пудреницу и начала изучать свое лицо.

— Сейчас я очень редко вижу его. У сына своя жизнь. — Помолчав, она подняла глаза от зеркальца и жалобно посмотрела на меня. — Он лысеет! Что подумают люди о моем возрасте, когда увидят меня рядом с ним? А сын такой невнимательный. Он даже не надевает шляпу, выезжая со мной в общество!

Элинор дрожащей рукой накрасила губы. Кажется, это признание выбило ее из колеи. Я незаметно улыбнулась, испытав облегчение оттого, что у Элинор тоже есть слабости и даже в столь продуманной и столь хорошо организованной жизни иногда случаются просчеты.

— Что это за слухи ходят о том, будто вы отправились одна на какой-то грязный общественный пляж? — вдруг спросила она, резко меняя тему. — Значит, вы не усвоили того, о чем я вам говорила?

— А почему мне нельзя отправиться куда-нибудь одной? — возмутилась я. — Почему я не могу вести себя так же, как все?

— Потому, моя дорогая девочка, что, как я уже говорила вам, вы не принадлежите к категории ординарных людей. Вы, дорогая, — лицо «Лапиник», а к тому же еще и миссис Синди Брайтмен. На вас лежит груз ответственности. У вас есть обязательства перед публикой.

— Какие именно?

— Вы, вероятно, не понимаете, как функционирует компания, — вздохнула она. — Полагаете, люди платили бы огромные деньги за продукцию «Лапиник», если бы считали, что им ее продает тот, с кем они могут столкнуться в очереди на автобус? Кто-то такой же, как они?

— Да какая разница? — рассмеялась я. — Какая разница, кто продает? Ведь продукт не становится от этого хуже. Люди платят за его качество, не так ли?

— А вот тут, моя дорогая, — решительно возразила Элинор, — вы совершенно не правы. Меньше всего их интересует качество продукта. Люди покупают его благодаря вашему имиджу. Каждый раз, приобретая флакон духов или баночку крема, люди покупают частицу вас, вашего образа, и ставят их на свой туалетный столик, чтобы они вдохновляли их мечты. Покупая продукцию «Лапиник», люди говорят себе, что могли бы стать такими же счастливыми и удачливыми, как вы. Они думают, что, проснувшись однажды утром, окажутся в волшебной стране, где превратятся в прекрасных принцесс, станут богатыми и знаменитыми и выйдут замуж за принцев. — Элинор глубоко вздохнула. — Гуляя по пляжу и позволяя увидеть в себе самую обычную женщину, вы разрушите их мечту! Обесцените ее! Неужели вам это не ясно?

Она была так возбуждена и раздосадована, будто мой образ жизни чем-то угрожал ей. Я поняла, что Элинор завидует моей молодости и красоте, желая быть на моем месте.

— И еще кое-что, — продолжала с горячностью Элинор. — Ведя себя подобным образом, вы навредите нам всем. Как только люди поймут, что мы не лучше их, как только догадаются, что богатым может стать каждый и каждый может поселиться на Беверли-Хиллз, мы потеряем свой особый статус. И все социальное здание рухнет! — Она поднялась. — В мире ограниченное количество богатства. — В ее голосе зазвучали истерические нотки. — Вы ведь не хотели бы разделить его между всеми поровну?

— Никто не собирается ничего у вас отнимать. — Я проводила Элинор до двери.

— Хотела бы я иметь вашу уверенность! Все уже меняется к худшему. Совсем недавно, лишь несколько дней назад, какой-то бродяга околачивался здесь, стреляя в наши мусорные баки. Мне пришлось просить Арни, чтобы он спустил на него собак.

Триш досаждала мне нескончаемыми телефонными звонками, напоминая о моих обещаниях поддерживать с ней знакомство и утверждая, будто с самого начала знала, что я не выполню своего обещания. Смущенная тем, что она не ошиблась, я пригласила ее к себе.

Триш приехала, когда Харли был на сеансе иглоукалывания, с помощью которого он надеялся преодолеть маниакальный страх за свое здоровье.

— Черт возьми, Син, — прошептала Триш, потрясенная увиденным, когда я показала ей дом. — Да ты, как кошка, приземлилась здесь на лапки!

Я повела ее в оранжерею и закрыла за нами дверь.

— По правде говоря, Триш, — тихо сказала я, — все вовсе не так прекрасно, как кажется. Эта жизнь совсем не похожа на то, чего я ожидала.

— Да уж, как бы не так! — Сгорая от зависти, она не выслушала меня.

— Мои отношения с Харли, — продолжала я, — далеко не безоблачны. Я не могу назвать себя счастливой… Все хуже, чем я надеялась.

Триш смотрела на меня изумленными, широко раскрытыми глазами.

— Но ведь ты знаменита! Так почему же несчастлива? — Она потрогала обивку дивана, копию старинного, оглядывая его как ценительница прекрасного. — Должно быть, он купается в роскоши. Ради Бога, Син, на что ты жалуешься?

— Деньги еще не все, Триш. Как и слава.

Она посмотрела на меня с презрительным недоумением, показывая, что придерживается совсем другого мнения.

— В таком случае в чем же смысл жизни? — осведомилась Триш. — Он что, плох в постели? В этом дело?

Я покачала головой:

— Не в этом, Триш…

— Нельзя требовать от жизни всего, Син. Парень такого возраста, как Харли, едва ли может быть так же хорош в постели, как Чак Вудкок. Верно? — Она глубоко вздохнула. — Правда, о его достоинствах я только догадываюсь. Он ушел с этой сучкой Шарлин сразу же после свадьбы. Как раз когда я думала, что мне выпал счастливый случай.

— Ты не понимаешь, Триш. Мое недовольство жизнью не связано с сексом. Это беспокоит меня меньше всего. Харли не дает мне покоя. Так что дело не в этом.

— Не дает тебе покоя? — Она бросила на меня недоверчивый и завистливый взгляд. — И как часто это у вас происходит?

— Харли просто изматывает меня. Два-три раза в ночь. Он совсем не дает мне спать. Но дело не в этом. Дело в том, что…

— Иисусе сладчайший! — пробормотала Триш, откидываясь на спинку дивана и почесывая пах. — Я была бы рада, если бы мне перепала хоть малая толика этого.

— …я не люблю Харли, Триш.

— Любишь — не любишь! — фыркнула она. — Кто это сказал, что у тебя должно быть все? — Триш с любопытством оглядела меня. — Ты живешь в сказочной стране, Син. У тебя нездоровые взгляды насчет устройства мира, и изменились они после той аварии. До нее у тебя их не было. Пора тебе спуститься на землю.

— Как? — спросила я в отчаянии. — Что я должна делать? — Что тебе надо, Син, — уверенно сказала Триш, — так это забеременеть. Сколько времени вы уже вместе? — Она помолчала, производя в уме какие-то подсчеты. — Знаешь, все сразу изменится. Топот крошечных ножек творит чудеса.

— Но я не хочу детей.

— Конечно, хочешь, глупая сучка! — Триш подалась ко мне и понизила голос: — Когда появятся дети, у тебя возникнет чувство уверенности и безопасности. И тогда ты сможешь делать что захочешь. Заведешь любовника или что тебе взбредет в голову. И тогда, если дело дойдет до развода, ты как следует очистишь его карманы. — Она пожала плечами. — Ты, вероятно, понимаешь, почему он так осторожен — не бросается в омут очертя голову. Протыкай булавками его кондомы. Обычно это срабатывает.

— Но…

— Это вполне законно, раз ты его жена. Что тебе терять? И лучше поспеши, пока кто-нибудь не опередил тебя.

— Ш-ш-ш, — зашипела я, услышав в холле голоса Харли и Джорджа.

— У-у! Это он, — пискнула Триш. Дверь открылась, и вошел Харли.

— Что это я слышал от Джорджа об этой твоей ужасной подруге? — Он умолк на полуслове, заметив Триш. — О, — Харли покраснел, — вы еще здесь?..

— Привет, Харли, — жеманно протянула Триш. — А мы говорили о вас…

— Ничего подобного. — Я ткнула ее в бок. — Замолчи!

— Знаете, в чем ваша проблема, Харли? — продолжала она. — Ваша маленькая Синди умирает — хочет иметь крошек. Я как раз рассказывала ей о своей невестке, жене брата, и ее прелестных малютках. И Синди огорчилась, что у нее никак не получается.

— Какое, черт возьми, вам до этого дело? — Харли замолчал и уставился на нее. — Что вы сказали?

— Вы слышали меня. — Триш многозначительно усмехнулась.

— Это правда, дорогая? — Взволнованный Харли бросился ко мне.

— Вы, конечно, подумаете, что я перехожу границы, — громко продолжала Триш, — но я не могу удержать язык за зубами, когда чувствую, что надо сказать правду. Ведь из Синди получится потрясающая мать.

— Это как раз то, что я твержу ей, — обрадовался Харли.

— Не говори, будто я ничего не делаю, чтобы помочь тебе, — зашептала Триш мне на ухо. Потом повернулась к Харли с ослепительной улыбкой: — Теперь, когда наконец мы представлены друг другу, вы должны мне рассказать все о «Лапиник». Это моя любимая косметика.

— Правда? — просиял он. — Какой у вас тип кожи? Скоро у них завязалась оживленная беседа о косметике.

— Это потрясающе! — воскликнул Харли часом позже. — Такая реакция потребительницы!

Я думала о том, уйдет ли когда-нибудь Триш, как вдруг она поднялась.

— Ладно. — Триш подмигнула. — Мне пора. Оставляю вас наедине друг с другом, голубки.

Когда я провожала ее до двери, она вытащила из сумки кипу бумаг — ксерокопии фотографий Синди и Триш, позировавших возле ресторанчика Марти.

— Если не возражаешь, — с надеждой проговорила она, — подпиши их. Я буду продавать копии возле ресторана «У Марти» по десять баксов за штуку.

— Гм… оставь их мне, — пробормотала я, торопливо запихивая их в ящик от треха подальше. — Посмотрю, что можно сделать.

— Знаешь, Синди, — сказал Харли в тот же вечер, — думаю, я ошибался насчет твоей подруги. Оказывается, она славная, если узнать ее поближе. Разумная девушка. Может, будешь приглашать ее почаще?

— У нас поживет Дэвид, — объявил Харли на следующий день за ленчем.

— А что за причина? — удивилась я. — Мне казалось, что он живет поблизости.

— А разве для этого нужна причина? — Харли положил большой коричневый конверт в электрический открыватель конвертов. — Дэвиду нравится иногда менять место жительства, как и всем другим людям, и к тому же нам надо обсудить кое-какие дела. — Харли посмотрел на меня с упреком: — Знаю, ты не очень любишь его, Синди, но он мой брат. Постарайся быть с ним милой.

Устройство на столе загудело и начало резать конверт на узкие ленты.

— Черт возьми! — Харли попытался извлечь документ из машины. — Кто-то неправильно запрограммировал его.

— Что-то случилось? — спросила я, видя, что он нахмурился, извлек мятую бумагу из агрегата и начал читать.

— О, это все люди из «Лапинетт», — отрешенно сказал он. — Эта конкурирующая фирма имитирует нашу продукцию и продает в десять раз дороже, чем та стоит. Мы сделали анализ их крема для лица, и оказалось, его ингредиенты точно такие же, как у подлинного. — Харли подергал себя за выбившуюся из прически прядь волос, потом покрутил ее между пальцами. — Хотел бы я выяснить, как они узнали нашу формулу.

Я навострила уши. Впервые Харли обсуждал со мной дела фирмы «Лапиник». Значило ли это, что он начал принимать меня всерьез? Или стал относиться ко мне как к равной ему по духу?

— А что особенного в этой формуле? — поинтересовалась я. — Каково действие крема?

Харли снова подергал себя за волосы, отбросил их с глаз и принялся за следующее письмо.

— О, все это слишком сложно. Ты все равно не поймешь. — Голос звучал решительно, и я поняла, что не стоит продолжать разговор.

Его ручные часы зазвенели, подавая сигнал.

— Тебе пора заняться гимнастикой, дорогая, — сказал Харли, глядя на дисплей. — Лучше всего беги в спортзал.

«Ах ты, надменный негодяй!» — подумала я. С трудом сохраняя самообладание, я встала и вышла из комнаты. Мной овладело ледяное бешенство.

— О, Синди, — добавил Харли, когда я уже переступила порог. — Занимайся как следует — не ленись. Дай нагрузку своему трицепсу. Ладно? — Он бросил на меня проницательный взгляд. — Право же, не стоит лениться, солнышко. Ведь в конечном итоге ты надуваешь себя.

Я провела целый час наверху в прескверном настроении, сердилась и дулась, а потом все-таки решила пойти в спортзал — не все ли равно где дуться? Когда мне не хотелось заниматься на снарядах, ради спокойствия Харли я всегда могла поставить нужное мне число миль на машине, регистрирующей количество шагов.

Проходя мимо открытого окна, я услышала голоса на террасе.

Дэвид уже прибыл. Выглянув в окно, я увидела, что он развалился в шезлонге возле открытой двери купального павильона. Харли лежал на другом в тени навеса, подсоединенный проводами к прибору для измерения холестерина в крови.

Я уже собралась продолжить путь, но тут услышала свое имя — они говорили обо мне.

— Не знаю, Дэвид, захочет ли Синди повторить это, — неодобрительно заметил Харли. — Сначала ты утверждал, что ей придется позировать только раз. Тогда я согласился на съемки рекламного ролика в Италии, а теперь ты заявляешь, что хочешь снять новый видеоклип. Потом будет еще… и еще… когда же это кончится?

— Ты, видно, не интересуешься цифрами продаж? — удивился Дэвид. — И не убеждай меня, что разучился читать балансовые ведомости.

Харли пробормотал что-то неразборчивое, чего я не расслышала.

— Одних только духов мы продали больше, чем за несколько предыдущих лет. Мы побили все прежние рекорды, — добавил Дэвид. — Наши данные просто невероятны! В них трудно поверить! Около восьмидесяти процентов покупателей, как свидетельствует опрос, сделали свои покупки потому, что увидели рекламные материалы — плакаты и фотографии в журналах. — Он сунул кипу бумаг под нос Харли. — Да посмотри сам! Эта девушка сделает нам состояние, если мы правильно используем ее.

— Она моя жена, черт возьми! — возмутился Харли, срывая провода со своих запястий и сражаясь со стулом, с которого попытался встать. — Я не желаю, чтобы все пялились на ее тело! Я не допущу этого!

— Прежде чем примешь окончательное решение, большой братец, — отозвался Дэвид, — советую тебе вспомнить, откуда берутся денежки на все это. — Он сделал широкий жест, обводя рукой все окружающее. — Думаешь, немножко лишних денег нам помешает, когда начнут приходить счета за твою свадьбу?

Харли открыл рот, чтобы возразить, но его отвлекла борьба со складным стулом.

Закрыв окно, я, взбешенная, двинулась вниз по лестнице. Они говорили обо мне, будто я была вещью, товаром, неодушевленным предметом, собственностью, новым приобретением, за обладание которым братья соревновались. А как же мои чувства? Никто не поинтересовался, согласна ли я снова сниматься.

Во мне кипела ярость, когда я направлялась к двери на террасу. Это эксплуатация в чистом виде. Я не рабыня Харли. Ради всего святого, им следовало посоветоваться со мной. Я имела на это право. Уж если я и сделаю кому-то состояние, то только на своих условиях.

Я вышла на террасу как раз в тот момент, когда стул под Харли сложился, весьма неизящно выбросив его с сиденья, как кучу тряпья.

— Как вы смеете так говорить обо мне? — обрушилась я на братьев. — Только я могу решать, сниматься мне в коммерческом рекламном ролике или нет. Кем вы себя вообразили?

— Я твой муж! — возмущенно сказал Харли, поднимаясь с пола.

— Привет, сестренка! — саркастически улыбнулся Дэвид.

— А уж если я соглашусь сниматься в твоем ублюдском коммерческом ролике, — обратилась я к Дэвиду, — если мне предстоит «сделать для вас состояние», как ты выразился, не кажется ли тебе, что ты должен обращаться со мной, как со своими другими служащими и выплачивать мне хотя бы минимальные деньги за работу? Ты когда-нибудь слышал о минимальной оплате труда?

— Я улажу это, Дэвид. — Харли нахмурился. — Полагаю, лучше предоставить решать это нам.

Дэвид не спеша, лениво поднялся с шезлонга, постепенно распрямляясь, как змея разворачивает свои кольца одно за другим.

— У меня есть еще кое-какие дела. — Он собрал свои бумаги. — Ну что, сестренка? — ядовито добавил он, стараясь поймать мой взгляд. — Тебе не хватает денег Харли, поэтому ты хочешь получать жалованье? Или тебе не нравится мысль о том, что кто-то другой будет вести игру за тебя?

— Гнусный эксплуататор! — бросила я ему вслед.

— А теперь скажи мне, в чем дело, Синди? — спросил раскрасневшийся от гнева Харли. — Почему, черт возьми, ты не желаешь вести себя вежливо с Дэвидом? Неужели это так трудно?

— Ты разве не слышал, что он говорил обо мне? — возмутилась я. — А что говорил ты сам? Я не собственность, которую ты можешь одалживать своим друзьям и родственникам!

— Не понимаю, о чем ты! — возразил Харли. — Ты, должно быть, плохо расслышала. Я заявил Дэвиду, что не хочу, чтобы ты снималась в рекламном ролике. Я на твоей стороне, любимая!

— Но ведь это… — Я беспомощно уставилась на него. Харли был не в состоянии понять меня. И, как я убедилась, никогда не поймет. — Возможно, мне придется нанять агента, — сказала я наконец. — Кого-то, кто сможет руководить моей карьерой. Агент обязан знать, стоит ли мне принять то или иное предложение.

— Агент? Карьера? — Харли схватился за голову и теперь смотрел на меня безумным взглядом. — Что это на тебя нашло, Синди? Разве тебе не приятно следовать моим советам?

— А вдруг мне предложит работу кто-то другой? — невинным тоном осведомилась я. — Не «Лапиник», а другая компания? Не приведет ли это к конфликту интересов?

— Не верю своим ушам! Чтобы ты работала для кого-то другого? С чего ты решила, что я тебе это позволю?

— Вопрос вовсе не в том, позволишь ли ты мне это, Харли. Я человеческое существо с такими же точно правами, как и ты, и если захочу работать моделью, то буду работать! И не важно, одобришь ты это или нет!

Он побагровел.

— Я не разрешу! Я не…

— Отцепись от меня, Харли. От всего сердца благодарю тебя, но я сама решу, что делать.

— Как ты смеешь так говорить со мной?! Маленькая сучка!

Схватив мобильный телефон, ближайший к нему предмет, Харли швырнул его в бассейн. Телефон камнем пошел ко дну.

Я повернулась и не спеша направилась к двери в дом, слишком разгневанная, чтобы говорить.

— Синди! Куда ты? — Он бросился к двери, пытаясь преградить мне дорогу.

— Оставь меня в покое! — Проскользнув мимо него, я направилась в гимнастический зал.

Добравшись до него, я достала из-за цветка в горшке заранее припрятанную там отвертку и несколькими ловкими движениями довела показатели на тренажере до нужной мне цифры в пятнадцать миль. Потом я пошла к компьютеризованному монитору упражнений Харли и стерла все показатели бега трусцой за месяц.

«Осторожно! — предупредила меня надпись на экране. — Опасно для здоровья! Ломается весь план экстренных упражнений по поддержанию формы…»

Предоставив тренажеру, изумленному беспечностью Харли, гудеть, я заперлась в одной из гостевых ванных, единственном месте, где чувствовала себя в уединении. Там я держала бутылку водки и несколько томов Диккенса, спрятанных мной в шкафу для полотенец.

Я провела там остаток дня, дочитав «Тяжелые времена» до середины, прежде чем водка сморила меня. Вынырнув из ванной и не совсем твердо держась на ногах, я тотчас же споткнулась о человеческое тело, распростертое на лестничной площадке.

— Синди, это ты? — Харли сел, моргая и протирая глаза. — Ты, наконец, вернулась! — Он протянул ко мне руки. — Я прощаю тебя, дорогая. Знаю, ты была расстроена и вовсе не хотела обидеть меня. Ты, конечно, говорила это не всерьез.

Он меня прощает? Я была совершенно серьезна. Это я могла простить или не прощать его в свое время.

— Я ложусь спать, — пробормотала я.

— Но, Синди! — Харли догнал меня в спальне. — Ты что, не слышала меня? — Он снисходительно улыбнулся. — Все забыто и прощено. Мы снова друзья.

— Я устала, — сказала я, забираясь в постель.

— Но надеюсь, не слишком для того, что я собираюсь тебе предложить? — Харли приблизился к кровати с плотоядным видом.

Я уже истощилась оттого, что мое тело эксплуатировали подобным образом. Со мной обращались, как с игрушкой, как с куклой в человеческий рост, и ребенок-переросток Харли мог заниматься ею в свое удовольствие. Слишком поглощенный собой и слишком тщеславный, он не попытался заглянуть за красивую упаковку, не подумал установить душевный контакт с живым существом, скрытым внутри.

— Отстань! Отцепись от меня, Харли! Я не в настроении. Лицо Харли выразило глубокое страдание.

— Что ты хочешь этим сказать? — обиженно спросил он. — Я больше не удовлетворяю тебя?

Я отвернулась и притворилась спящей, но Харли грубо встряхнул меня.

— Ты чего-то недоговариваешь, Синди? — Он насторожился. — У тебя есть кто-то еще?

В ту ночь мне так и не удалось выспаться. Харли бесился и метался до рассвета, гневно требуя объяснить, почему я пренебрегаю своими супружескими обязанностями.

— В наших отношениях есть что-то глубоко неправильное, — заявил он наконец и бросился в свой кабинет, чтобы предаться там гневу и печали. Это было первое разумное слово, которое Харли произнес за всю ночь. Неужели монетка начала поворачиваться ко мне другой стороной?

Харли дулся, куксился, брюзжа, бродил по дому весь следующий день. Он ревниво наблюдал за каждым моим шагом и становился все подозрительнее по мере того, как учащались мои визиты в ванную комнату.

— Чем ты там занимаешься? — спрашивал Харли, дергая дверную ручку.

— Звоню своему любовнику! А ты что думал? — ответила я раздраженно, ставя бутылку с водкой в потайное место под бледно-голубые полотенца.

Сколько еще я смогу терпеть Харли? Мне необходимо что-то предпринять, найти способ выбраться из ловушки, привести свою жизнь в порядок. В мои размышления вторгся язвительный и глумливый смех Мефисто.

«Ты очень скоро поймешь, какую ошибку совершила. Ты будешь просить меня прийти и спасти тебя. Подожди — и сама увидишь…»

— О нет! Я не обращусь к тебе! — сердито бормотала я себе под нос. — Я не доставлю тебе этого удовольствия.

— Синди? — Харли нетерпеливо барабанил в дверь. — Я слышу голоса! Кто у тебя там?

Чтобы не встретиться с ним, я ускользнула из дома через заднюю дверь и долго плутала по бесчисленным коридорам, как привидение бедной миссис Рочестер[13], прежде чем смогла выбраться наружу.

Неужели и я, плененная Харли и запертая им на чердаке, окончу свои дни, как потерявшая рассудок женщина? Я теперь мечтала о том, чтобы он обзавелся работой и уходил в офис, как другие мужчины. Тогда я обрела бы хоть крошечную частицу покоя и мира вдали от него. Во всяком случае, днем.

В тот вечер нас пригласили на торжество в дом Нэнси ван Эсперн, столь значительной личности в сообществе Голливуда, что Харли никогда не посмел бы пренебречь приглашением и обидеть ее. Мы должны были появиться там как любящая пара. На этот счет он сурово проинструктировал меня через дверь ванной.

Поступи приглашение от кого-нибудь другого, я сказала бы Харли, чтобы он убирался прочь, но Нэнси ван Эсперн была идолом моего прошлого. В молодости, когда я еще была Хариэт, я видела все ее фильмы. Она играла обычно в паре с самыми привлекательными мужчинами Голливуда, и я считала ее несравненной красавицей. В своих детских мечтах я представляла себя такой же и думала, как изменилась бы моя жизнь, если бы я походила на нее. Сейчас, по моим подсчетам, Нэнси было около семидесяти. Похожа ли она на ту женщину, которой я поклонялась?

На вечер нас вез Джордж. По пути Харли изображал счастливого женатого мужчину и весело щебетал о домашних делах до каньона Топэнга.

— А как выглядит Нэнси ван Эсперн? — спросила я. — Мне так хочется на нее посмотреть.

— Умерь свои восторги, дорогая. Теперь она живет затворницей. Даже на своих собственных вечерах Нэнси появляется не часто.

Озадаченная и разочарованная, я осведомилась:

— В таком случае зачем она их устраивает?

— Думаю, по привычке. Злые языки утверждают, что Нэнси не хочет показываться на людях потому, что лишилась своей красоты. — Харли рассмеялся. — Не осуждай ее. Видишь ли, она была настоящей красавицей, а теперь у нее три подбородка, а лицо похоже на тушеный чернослив.

Я посмотрела на него ледяным взглядом.

— А ты, полагаю, в семьдесят лет будешь выступать словно пава? Да? И на лице у тебя не будет ни единой морщинки, а на твоем совершенном теле ни одной лишней унции жира.

— Я не говорил ничего подобного, — смутился Харли. — Я хотел сказать…

— Что женщины определенного возраста не должны показываться на людях, чтобы не портить пейзаж? Что старость — преступление и что ни в коем случае нельзя выглядеть соответственно возрасту? — Голос мой становился все громче, но мне было наплевать. — Возможно, теперь у тебя совершенное тело, Харли, но, увы, твои мозги не соответствуют ему. Иначе ты понимал бы, что когда-то и с тобой произойдет то же самое!

— Успокойся, Синди! — зашипел он. — Что подумает Джордж? — В отчаянии Харли запустил пальцы в волосы и сердито посмотрел на меня. — Я говорил совсем о другом. Я не могу понять, почему некоторые женщины доводят себя до подобного состояния. Ведь есть столько способов сохранить привлекательность и молодость — образ жизни, диеты, упражнения, косметика и даже пластическая хирургия. Необходимо прилагать усилия к тому, чтобы сохранить свой облик.

— А по-моему, нельзя осуждать людей за внешность. Ведь ты знаешь, Харли, что не каждый рождается красивым. Не всем удается изменить свою внешность.

Я так разбушевалась, что готова уже была выболтать ему всю правду о себе. Интересно, заключил бы Харли соглашение с дьяволом ради сохранения красоты и молодости? Внес бы и этот способ в список рецептов сохранения молодости?

Я вздохнула. Какой смысл открывать ему правду? Харли все равно не поверил бы мне.

Когда мы прибыли на вечер, я направилась прямо в бар в поисках крепких напитков. Я уже приготовилась к длительным переговорам с целью выпросить себе хорошую порцию чего-нибудь достойного но, к своему изумлению, заметила целый ряд привлекательных бутылок на одной из полок.

— Пожалуйста, порцию вот этого, и побольше. — Я указала на бутылку бурбона.

Бармен заколебался.

— Этого? — Он поднял брови. — А вы знаете, что это такое?

— Конечно, знаю, молодой человек. Если бы не знала, то заказала бы бокал газированной мочи, как и все остальные!

Вокруг меня воцарилось напряженное молчание. Потом все заговорили разом и громко. Молодой человек? Да он старше меня! И что я себе позволяю?

— Прошу прощения. — Бармен поспешил налить мне большую порцию бурбона. — Просто я проявляю осторожность. — Он понизил голос: — Однажды я попал в переплет, когда жена одной большой шишки, киномагната, потребовала у меня пинту коктейля «Маргарита», вообразив, что это безалкогольный напиток. — Бармен ухмыльнулся: — Видели бы вы ее лицо, когда она опрокинула его, как какую-нибудь колу!

Взяв свой бокал, я проскользнула на террасу в поисках спокойного местечка. Мне было наплевать, если бы Харли и увидел меня за этим занятием, особенно после нашего скандала, но мне совсем не хотелось выслушивать его нудные нравоучения.

Через несколько минут появилась Элинор и уселась рядом со мной.

— Не думайте, что я не заметила, как вы прокрались сюда. Что у вас с Харли? Проблемы?

— Вовсе нет. — Я постаралась спрятать свой бокал с бурбоном среди цветов, пока она не заметила его. — Он что-нибудь сказал вам?

— Нет, но я умею читать между строк. Бросив ца него взгляд, я сразу поняла: у вас что-то не ладится.

Я смотрела на нее, размышляя, можно ли ей довериться, и наконец робко сказала:

— Я несчастлива. Харли не понимает меня, Элинор.

— Несчастлива? — изумилась она. — Да у вас есть все, о чем только может мечтать женщина: красота, деньги, известность, хороший муж, — неужели этого мало? Не верю, чтобы при всем этом вы чувствовали себя несчастной! Да кто теперь счастлив?

— Но я никогда не просила ничего этого.

— Разве? — Брови Элинор поднялись, и лицо ее выразило укор. — Не припомню, чтобы вы просили разрешения вернуться к вашей ужасной работе, к работе официантки, и к этим вашим приставучим друзьям! Не припомню, чтобы, идя к алтарю, вы брыкались, кричали и отказывались венчаться. — На губах ее мелькнула усмешка. — «В богатстве и в бедности» — помните? По-видимому, вы считали, что эта сделка не распространяется на вас. Постойте! Может, вас не устраивает то, что приходится «оставить всех других»? Не в этом ли ваша проблема?

— Не понимаю, о чем вы, — пролепетала я.

— Вам предстоит еще многому научиться, моя девочка, — тихо сказала Элинор. — Может, вы еще не сознаете, что большинство голливудских браков — не более чем удобное для обеих сторон деловое соглашение: это сделки, основанные на денежных интересах, положении, ловкости и красоте. Такой ингредиент, как любовь, не входит в число условий брака. — Она скрестила руки на груди и бросила на меня проницательный взгляд: — Так кто же он?

— Что вы имеете в виду?

— Кто ваш любовник? Думаю, это единственное объяснение вашего странного поведения.

Я с негодованием посмотрела на нее. Элинор вздохнула:

— Ладно. Я и не жду, что вы мне скажете. Храните свой маленький секрет, если он у вас есть. Но сначала выслушайте совет женщины много старше вас. В этом городе считается преступлением не то, что вы делаете, а то, в чем позволяете уличить себя. В вашем положении, моя дорогая, вы не можете рисковать тем, что вас поймают с поличным. Смотрите, что произошло с Эприл де Виней.

— Вы говорите о жене Теда де Виней?

Я уже углядела возле бара стареющую рок-звезду в обществе молодой, легкомысленно одетой женщины. Элинор кивнула, и лицо ее омрачилось.

— Эприл застали в комнате для садового инвентаря с парнем, который чистил у них бассейн, — прошептала она мне на ухо. — Но конечно же, вы помните! В «Лос-Анджелес тайме» были даже фотографии. А все потому, что Эприл была настолько глупа, что поделилась своей тайной с маникюршей. — Элинор осуждающе покачала головой и поцокала языком, выражая неодобрение. — Все это было крайне неуместно. — Она огляделась, желая удостовериться, что нас никто не подслушивает. — Оказалось, что маникюрша — невеста этого чистильщика бассейнов. К тому же у нее был роман со свободным художником — фотографом. — Элинор сурово смерила меня взглядом. — Теперь Эприл вычеркнули из всех списков, вплоть до выпускного бала в средней школе в Беверли. Она уже переплатила своим адвокатам целое состояние, чтобы добиться хоть каких-нибудь алиментов. А Тед тем временем рыщет в надежде найти новую модель, хотя все знают, что он играет своей салями с горничной-мексиканкой. — Элинор печально покачала головой. — Наша система несправедлива, но вы не в силах контролировать свои вкусы я аппетиты. И если вам захочется перекусить между двумя трапезами, то следует проявлять осторожность и внимательно смотреть, что едите.

— Но я не…

— Выбирайте себе любовника очень тщательно, — продолжала она, не слушая меня. — Есть масса ковбоев, которые не откажутся повеселиться с вами в надежде на то, что это даст им возможность нажать на нужные кнопки и сорвать крупный куш. Все они начитались романов Джеки Коллинз и воображают себя удачливыми шантажистами.

— Но я вовсе не собираюсь заводить адюльтер.

— Сейчас вы, возможно, говорите правду, моя дорогая, — пробормотала Элинор тоном утомленной светской дамы, — но в конце концов придете к этому. Я вижу это по вашим глазам. Мой совет пригодится вам и через двадцать лет, поэтому рекомендую вам запомнить его. Существуют определенные правила: будьте предельно скромны. Никому не доверяйте и ни с кем не откровенничайте. Особенно же со своими ближайшими друзьями. Следите за слугами. Не помышляйте о том, чтобы завести дневник, не пишите писем. И что бы вы ни делали, никогда, никогда не вступайте в сексуальные отношения с тем, кто потеряет меньше, чем вы, если вас накроют.

Она встала и подала мне напиток, спрятанный мной среди декоративных растений. — Это, вероятно, ваш.

Я должна бежать, а вам рекомендую поразмыслить над моими словами.

Попивая бурбон, я чувствовала себя несчастной. Скрытая тенью, в этом укромном уголке, я хорошо видела тех, кто выходил из комнаты на просторную террасу, где теперь включили разноцветные огни и где начали собираться люди. Я видела, как Харли, полный сознания собственного достоинства, вышел на веранду, оживленно беседуя с Кристал Келли. Тед де Виней проследовал за ними со своей нимфеткой, должно быть, это и была последняя модель, которую он привез сюда на пробу. Эту юную особу можно было принять за его внучку. Я видела Сильви и Уоррена, Элинор и Арни, Джессику и ее ужасных родителей. Все были в сборе.

Женщины в вечерних платьях, казавшиеся хрупкими и уязвимыми, сжимали в руках стаканы с водой «Эвиан» и переходили с места на место, постукивая каблучками по каменному полу. Они были в самых дорогих платьях, какие только можно купить за деньги, — от Шанель, Армани, Версаче, но эти дамы выглядели худыми. Их запавшие глаза и чрезмерно покрытые косметикой лица наводили на мысль о страшном оскале черепов. Почему пошла столь странная мода на женщин, похожих на жертвы голода? Пока я разглядывала их, заиграла музыка. Кристал Келли пошла танцевать с Арни. На вид им было лет по пятьдесят, а то и по шестьдесят, и я, внимательно присматриваясь к ним, вспомнила слова Харли.

Конечно, Кристал Келли не могла позволить себе выглядеть неухоженной: ее облегающее короткое платье без рукавов не оставляло никаких сомнений в том, что она стройна. Но было нечто неприятное и вызывающее в неумеренном использовании косметики, в тощих руках и шее, поэтому весь облик Кристал Келли и дорогое модное платье казались вызывающе непристойными. Зачем она оделась так, будто была лет на сорок моложе? Глядя на то, как напрягались икроножные мышцы Кристал, когда она с видимым усилием балансировала на шпильках, я вспомнила о своей бабушке, которую она мне чем-то напомнила. Однако моя бабушка в этом возрасте носила удобные фетровые шлепанцы с разрезами, предназначенными для того, чтобы ослабить давление на подагрические шишки на пальцах ног.

Оба эти образа были жестко очерченными стереотипами. «Что хуже, — думала я, — быть шаркающей старой женщиной с распухшими от подагры пальцами или такой нелепой фигурой, как Кристал, „овцой, маскирующейся под ягненка“? Неужели нет какого-то среднего пути, облика, который стареющая женщина могла бы принять с достоинством?»

— Печально! Не правда ли? — произнес рядом со мной голос, от звука которого я подпрыгнула в воздух на несколько дюймов. — О, прошу прощения, что напугала вас! Я не хотела этого.

Я увидела пожилую даму в черном тренировочном костюме и легких туфлях.

— Откуда вы появились?.. Я не слышала, как вы подошли…

Я уставилась на нее. Сходство было безусловным.

— Вы не… Нэнси ван Эсперн? Она протянула мне руку:

— Должно быть, вы Синди Брайтмен. — Брови ее слегка поднялись. — Лицо «Лапиник»?

— Ну, гм… да.

Я почти утратила дар речи, ошеломленная встречей с идолом своего детства, и с любопытством разглядывала ее. Как и сказал Харли, лицо ее было покрыто морщинами, однако оно выражало доброту и свидетельствовало о сильном характере. Нэнси говорила чуть хрипловатым голосом.

— Признаться, — продолжала она, — я полагала, что вы такая же, как все эти пустоголовые болваны, наводнившие наш город. Но потом вы потребовали у моего бармена хороший бурбон, И я, услышав об этом, решила познакомиться с вами поближе. У вас есгь вкус, моя девочка.

— М-м… спасибо, — пролепетала я.

— Я принесла вам еще. — Нэнси подала мне полный стакан. — Давайте же выпьем вместе и насладимся напитком. И плевать на всех этих чопорных типов с их подсчетом калорий.

— Готова выпить за это, — оживилась я.

Темп и ритм музыки изменились — она стала громче и веселее. Кристал Келли закружилась в танце.

— Я с грустью наблюдала за ними, — сказала Нэнси. — Печально видеть, что они не желают смириться с очевидными фактами — ведь годы-то идут. Ну посмотрите, она ведет себя так, будто ей шестнадцать. Вы не поверите, но мы одного возраста.

Мой мозг лихорадочно заработал — я пыталась произвести простейшие подсчеты и примирить очевидное с только что услышанным.

— Я не имею ничего против того, чтобы люди веселились, — добавила Нэнси, закуривая сигару. — Просто не переношу притворства. Ради всего святого, разве так уж плохо, что тебе стукнуло шестьдесят пять?

— Не знаю, — отозвалась я. — В конце концов, с каждым происходит такое. Так почему бы не принять этого?

— Взгляните на нее! — повторила Нэнси. — Она не больше нас верит в то, что сохранила красоту. Так почему же воображает, что ей удается сбить нас с толку? Сейчас даже такая молодая женщина, как вы, не всегда уверена в своей привлекательности. Верно?

— Будь я безобразна, — задумчиво сказала я, — я продала бы душу, чтобы стать такой, как теперь. Но, обретя красоту, начинаешь бояться, что потеряешь ее. И это наводит на мысль о том, что игра не стоит свеч. — Я вопросительно улыбнулась ей, словно ища поддержки. Если бы она знала правду обо мне!

— Пожалуй, вы правы, — согласилась Нэнси. — Вы создаете для себя идеал красоты, недостижимой ни для кого, а потом убеждаете всех в том, что если как следует постараться, ну, например, каждый день перед завтраком делать упражнения для таза или какие-то еще, то получишь шанс добиться такого результата. А потом вы стоите в сторонке и посмеиваетесь, глядя, как потеют эти бедняжки. Она глубоко затянулась сигарой и выпустила круглое колечко дыма. — Вся эта чертова суматоха — всего лишь мужской заговор, направленный против женщин, с тем чтобы они чувствовали себя неловкими и неуклюжими, и мы обе это знаем. Верно?

— Неловкими, неуклюжими, неуверенными в себе и в конечном счете бессильными, — пробормотала я.

— Да, именно то, чего хотят эти мерзавцы-мужчины — загнать нас в угол. И совершенно не важно, модель ты или сотрудница Красного Креста и чего ты добилась в жизни, — все пойдет прахом, когда наступит срок окончательного испытания, то есть появится возможность проверить, соответствует ли твое тело нелепому образу, безоговорочно и деспотично выбранному мужчинами.

— Если бы только нам удалось заставить их прыгать через те же самые обручи. — Я с улыбкой оглядела публику. — Хотелось бы посмотреть, как общество спишет их и отправит в архив, как лишит их возможности работать и преуспевать, если окажется, что они потеряли прежнюю привлекательность, а то, чем эти люди более всего кичатся, не стоит под определенным углом, а уныло свисает. Нэнси усмехнулась:

— Да, было бы интересно посмотреть, как эти жирные мужчины пытаются проложить дорогу на экран своим членом, то есть прибегают к тому же способу, что и мы. Недалеко бы они ушли, если бы я отбирала актеров и распределяла роли. — Помолчав, Нэнси с горечью добавила: — Только став старой и уродливой, находишь в себе храбрость бросить им вызов, сказать, что все это не важно. Но к тому времени уже слишком поздно что-либо изменить.

— По-моему, вы еще красивы, — робко заметила я. — К тому же вы блестящая актриса. Мне так нравились ваши фильмы.

— Они выходили давным-давно, когда вы были еще слишком маленькой, чтобы оценить их, моя дорогая, — ворчливо возразила Нэнси, стараясь не показать, что мой комплимент ей приятен.

— Позвольте спросить, почему вы не появляетесь на собственных вечерах? А если вы так не любите их, то зачем устраиваете?

Нэнси рассмеялась:

— Я отвечу вам, чтобы напомнить себе, как мне повезло. Иногда я впадаю в благодушие и забываю, что люди бывают ужасны. Тогда я убеждаю себя быть более общительной. Когда такое находит на меня, я понимаю, что пора устроить ежегодный бал. Обычно после такого сборища у меня надолго отпадает охота к светской жизни, не менее чем на год. Мне достаточно на пять минут окунуться в эту атмосферу, чтобы проникнуться отвращением к ней. Поэтому я просто брожу по комнатам и наблюдаю, но держусь в тени, как и сегодня. — Нэнси похлопала меня по руке. — Так больше шансов встретить интересных людей.

Пронзительный голос прервал нашу беседу:

— Эй, Дуэйн, иди сюда скорее! Здесь кто-то курит! Наглая блондинка в облегающем платье вдруг возникла из темноты.

— Сейчас же прекратите! — зашипела она. — Разве вам не известно, что теперь никто уже не курит? — Она сделала еще один шаг к нам. — Ох! — воскликнула девица. — Это сигара!

— Убирайся, маленькая задница! — твердо сказала Нэнси.

— Как вы смеете так говорить со мной?! — завопила блондинка. — Кем вы себя вообразили?

— Нэнси ван Эсперн, — спокойно представилась моя собеседница. — Хозяйка этого дома. Рада познакомиться.

— Ха-ха! Как забавно! — не унималась блондинка. — Все знают, что эта старая кошелка никогда не появляется на своих вечерах. — Она вглядывалась в темный угол, стараясь рассмотреть нас. — Черт возьми! — выдохнула она. — Дуэйн! Скорее сюда! Иди и посмотри! Я нашла Синди Брайтмен!

Нэнси поднялась:

— Думаю, мне пора. И полагаю, этого вечера мне хватит на ближайшие два года.

— Дуэйн! Да поторопись ты! Чем ты там занимаешься?

— Мое знакомство с вами, дорогая, — добавила Нэнси, — придает смысл сегодняшнему вечеру. Не будь я такой нелюдимой старой сукой, я бы сказала, что у нас с вами родство душ. Вы не по возрасту зрелы и умны. А сейчас мне пора идти, не то мой будильник начнет подавать сигналы тревоги. Мне хотелось бы пригласить вас на ленч, но это не в моих правилах.

Нэнси исчезла в темноте, и я услышала, как захлопнулась за ней дверь. Однако кто-то вновь приближался ко мне. Вероятно, Дуэйн. Поэтому я решила что-нибудь предпринять.

— Харли! — завопила я. — Иди сюда скорее! Здесь обижают меня! Эти люди ведут себя грубо!

— Синди! — донесся из темноты голос моего мужа. — Где ты? Я весь вечер ищу тебя!

Глава 14

Утром, страдая от похмелья, я искала в ванной лекарство от головной боли. В стенном шкафу, где обычно люди держат одежду, Харли хранил лекарства. Здесь были хорошо представлены витаминные комплексы, фиброзаменители, а также гомеопатические средства, количество которых удовлетворило бы потребности всего сообщества Нового Века, но аспирина я там не обнаружила. Интересно знать — почему? Может, от аспирина толстеют? Или он оказывает на организм какое-нибудь иное нежелательное действие? Или Харли так дьявольски здоров, что никогда не испытывает в нем нужды? А что, если вчерашний вечер так ужасно сказался на его здоровье, что он успел побывать здесь до меня и поглотил все запасы лекарства? Я не помнила всех подробностей вчерашнего вечера, но подозревала, что Харли пришлось выпить стаканчик-другой, чтобы справиться со мной и примириться с моим поведением после того, как я рассталась с Нэнси. Я содрогнулась, внезапно вспомнив, как танцевала на столе с барменом, когда получила от него очередную порцию бурбона.

Я направилась к Джорджу спросить у него аспирин, когда из двери гостевой спальни послышался знакомый голос:

— Как это ты не знаешь, что будет? Я послал тебе уведомление об отгрузке два дня назад. Ради Христа, я поеду завтра!

Это Дэвид вершил по телефону свои дела в обычной манере мачо. Я представила, как он вышагивает по комнате в костюме от Армани, доводя какого-то несчастного служащего до слез. Я уже начала спускаться по лестнице, когда уловила знакомое имя.

— Не спрашивайте меня, что с ним случилось, — агрессивно потребовал Дэвид. — Я отправил его по электронной почте фирме «Лапинетт» по адресу, который вы мне дали.

«Лапинетт»? На происки этой фирмы совсем недавно мне жаловался Харли. Почему Дэвид ведет с ними переговоры? Я внимательно прислушалась.

— Да, могу зачитать вам данные. Они все у меня под рукой. Не бросайте трубку!

Послышался шелест перелистываемых страниц.

— Вы хотите сказать, что вам нужен этот чертов документ? Как, черт вас возьми, я могу переслать вам его отсюда? Я же сейчас в доме брата! Ради всего святого! Неужели вы мне, так вас разэтак, не верите? — Послышалась барабанная дробь — его пальцы нетерпеливо постукивали по столу. — Да… да… — Дэвид испустил преувеличенно тяжкий вздох. — Ладно… хорошо. Если это успокоит вас… Думаю, здесь где-нибудь есть компьютер. Я отправлю бумагу по электронной почте. — После долгой паузы он снова заговорил: — Уверяю вас, больше я ничего не могу достать. Во всяком случае, за такое вознаграждение. Они здесь начинают кое-что подозревать, поэтому лучше нам сделать перерыв на месяц-другой.

Снова пауза.

— Ладно, — сказал он наконец. — Через час я отправлю вам его. Но на этот раз предоставьте мне позаботиться о пересылке и не спрашивайте о деталях. Это мой личный счет, понятно? В банке на Каймановых островах. Я не хочу, чтобы Служба внутренних доходов снова напустилась на меня.

Послышался щелчок. Это означало, что телефонная трубка легла на рычаг. Тяжелые шаги направились к двери. Испуганная, я отскочила и ринулась в первую же дверь, которая привела меня в комнату для прислуги. Я стояла в темноте, дрожа и боясь перевести дух, пока не услышала, как открылась дверь соседней комнаты. Потом шаги замерли далеко в коридоре.

Похоже. Дэвид приложил руку к утечке важных данных о формуле «Лапиник». Вероятно, он продает информацию конкурирующей компании. Пока я не понимала смысла его деятельности, но догадывалась, что действует он не в интересах брата.

Осторожно выйдя в коридор, я направилась вниз на поиски аспирина. Я знала, что единственный в доме компьютер находится в кабинете Харли.

Как только Дэвид отправит свое сообщение, я освежу в памяти краткий курс обращения с компьютером и электронной почтой.

Ни Харли, ни Дэвид не подозревают, что я умею обращаться с компьютером. И уж само собой разумеется, они никогда бы и не подумали советоваться со мной, если бы имели хоть смутное представление о Десятичной системе классификации Дьюи[14]. Откуда им знать, что лицо компании «Лапииик» принадлежало библиотекарю высшей квалификации?

Живя в Гилдфорде, я всегда досадовала на то, что мне не представилось возможности должным образом использовать свои таланты. Когда эта вертихвостка Анетт Бэйкер, проучившись три дня на компьютерных курсах, вернулась и начала трещать о преимуществах современного технического прогресса, для нее приобрели портативный компьютер и предоставили неограниченные финансовые возможности для развития внутренней информационной системы. Начальство каким-то образом (вероятно, потому, что так ему было удобно) не заметило того, что я посещала вечерние курсы и уже много лет свободно пользовалась преимуществами современной технологии.

Только потому, что у Анетт Бэйкер ноги росли из-под мышек, а сиськи торчали вверх, она считалась компьютерным гением библиотеки. Мне велели прекратить жалобы и запомнить, что более молодые мозги лучше справляются с новыми технологиями. Черта с два!

Это было совсем не так. Однажды я посмотрела через плечо Анетт и поняла, что ее так называемые высокие познания — чистой воды блеф. Она едва одолевала первую главу руководства по обращению с компьютером.

Когда я вошла в кабинет Харли, сиденье стула перед компьютером было еще теплым. Я не посещала эту бледно-голубую комнату с того самого дня, как впервые вступила в этот дом, но она ничуть не изменилась. Как наивна я тогда была! Подумать только — воображала, что брак с Харли обеспечит мою свободу! Теперь я утратила даже ту свободу, которой когда-то обладала.

Включив компьютер, я скоро добралась до программы электронной почты, но не обнаружила никаких следов недавно отправленного послания. Программа факсов ничего мне не дала. Дэвид стер свое сообщение, как только отправил его.

Однако на этом история не закончилась. В корзине я обнаружила файл, открытый не более получаса назад. За несколько секунд я полностью восстановила его и вывела на дисплей.

Читая его, я поняла, что Дэвид и в самом деле продавал формулы продукции «Лапиник» конкурентам по бизнесу. Сообщение с данными формулы Б «Полного ухода за кожей» было отправлено по указанному адресу, где-то на окраине Лос-Анджелеса, в обмен на солидную сумму, которую обещали перевести на депозит личного счета Дэвида в Национальном банке на Каймановых островах.

Я уже потянулась к принтеру, чтобы отпечатать этот интересный документ, когда услышала за дверью тихое покашливание. Охваченная тревогой, я поспешила выключить компьютер, но оказалось, что это не Дэвид.

— Я нашел немного аспирина в аптечке «Бентли», мэм, — произнес елейный голос. За моей спиной. Джордж потрясал флакончиком с таблетками. — Вы всегда можете положиться на британских производителей, когда возникает непредвиденная потребность в лекарстве.

— Благодарю вас, Джордж. — Я быстро бросила носовой платок на клавиатуру компьютера. Это должно было навести Джорджа на мысль, что я вытирала с нее пыль.

— Как видите, мэм, надпись на ярлычке несколько стерлась, — продолжал он, — и я не знаю, истек ли срок годности. Но восковая печать не тронута.

Восковая печать? Он что, дурачит меня! Я бросила на Джорджа пытливый взгляд, но лицо его оставалось бесстрастным. Я сбросила свой платок, осознав, что выгляжу глупо. Ведь вытирать пыль входило в обязанности Джорджа. Прогуливаясь по террасе, я пыталась принять решение. Как долго мне удастся утаивать информацию о Дэвиде? Я была не в состоянии терпеливо выжидать подходящей возможности. Мне хотелось начать действовать немедленно. И я отправилась на поиски Харли. Теперь посмотрим, что он скажет о своем драгоценном братце.

— Право же, Синди! — воскликнул Харли, поправляя ремни тренажера, имитирующего движения пловца. — Неужели это так важно, что стоило прерывать меня, когда я имитирую заплыв через Геллеспонт?

— Пойди и взгляни сам. — Я потянула его за рукав. — Боюсь, иначе ты не поверишь мне. Я покажу тебе, как эти люди из «Лапинетт» получают твои формулы.

Наконец он выключил свой кислородный баллон и вылез из тренажера.

— Ну? И где твои доказательства?

Я потащила его в кабинет и включила компьютер.

— Ну, — предупредила я, — соберись с силами, Харли! Тебе это, возможно, не понравится.

— Что ты, черт возьми, делаешь? — завопил он. — Ты нажимаешь не на ту кнопку! Оставь ее в покое!

— Придержи язык, Харли! — пробормотала я, щелкая переключателями и просматривая список файлов. — Сейчас я кое-что покажу тебе, и ты сам решишь, важно ли это.

Я покачала головой и снова просмотрела список документов.

Последнего в нем не было.

— Кто-то стер информацию, — сказала я, не веря себе. — Я видела ее всего час назад.

— Кто и что стер? О чем ты толкуешь, Синди? Джордж. Да, это сделал он. Я перевела курсор на значок «корзина», но Харли схватил меня за руку.

— С меня довольно твоих глупых штучек! Разве я не просил тебя не прикасаться к компьютеру?

— Но…

— Компьютеры — сложные машины, — продолжал он, сталкивая меня со стула и усаживаясь на него. — Ты можешь нанести ему непоправимый ущерб, если будешь неумело обращаться с ним. — Харли начал орудовать мышью, потом нажал на одну из кнопок. — О! Вот оно!

Неожиданно компьютер обрушил на нас океан звуков, достойных стать музыкой к фильму Диснея, и на экране появилась колода карт.

— Что это? — удивилась я.

— Это «Солитер», — ответил Харли, взяв мою руку и направляя ею мышь. — Позволь показать тебе. Ты должна держать ее вот так, и когда эта маленькая стрелка окажется на карте, нажми на кнопку — вот так — и перемести карту точно так же, как играешь в жизни.

Чтобы доставить ему удовольствие, я подвигала карты по экрану.

Какой же идиоткой он считает меня!

— Послушай, Харли, — сказала я. — Кто-то стер файл, который я собиралась показать тебе. Поэтому мне придется объяснить все на словах. Это Дэвид. Я подслушала его телефонный разговор…

— Что? Подслушала? Ты стояла у его двери и слушала разговор? Да ведь брат гостит у меня в доме!

— Дело не в этом… Я вовсе не собиралась подслушивать. — Меня охватило отчаяние, когда я поняла, что объяснить ему ситуацию невозможно. — Видишь ли, Харли, это Дэвид продает секреты твоей компании «Лапинетт». Он продает им формулы кремов.

Харли уставился на меня с разинутым ртом:

— Но это чудовищно!

— Не спорю. Не очень хорошо обманывать родного брата. Харли выпучил глаза:

— Чудовищно выдвигать против него подобное обвинение! Право же, Синди! Это мой родной брат! Как ты могла такое придумать? — Он встал и начал ходить по комнате, качая головой. — Не понимаю, что на тебя нашло, Синди. Может, тебе следует показаться доктору? Может, записать тебя на прием к моему психоаналитику? — Харли взял телефонную трубку.

— Нет! — завопила я. — Я не пойду к психоаналитику! — Я схватила трубку и, швырнув ее на рычаг, выбежала из комнаты. Я с ужасом думала о том, какие тайны выудил бы из меня психоаналитик. И как он интерпретировал бы странный коктейль из двух разных личностей, составивших теперешнюю меня. Я не хотела провести оставшуюся жизнь в психиатрической лечебнице даже в обличье Синди.

Ринувшись на террасу, я столкнулась с Дэвидом.

Он поймал меня за руку.

— Куда ты так спешишь, сестренка? — спросил он покровительственным тоном — Надеюсь, ты не расстроила моего брата?

— Заговаривать зубы ты мастер. — Я сердито вырвала руку. — Думаешь, он не расстроится, узнав, что ты обворовываешь его? Что продаешь формулы «Лапиник» конкурентам?

— Какого дьявола… — Он с яростью уставился на меня. — Как, черт возьми… — Овладев собой, Дэвид спросил: — Говоришь, формулы? Я не ослышался?

— Не ослышался. Ты прекрасно понял меня. Он расхохотался:

— О Господи! Неужели ты считаешь, что существует какая-то формула? Хоть одна? Это самый обычный кольдкрем с ароматическими добавками. Ну может, еще несколько безобидных овощных экстрактов, чтобы бригада микробиологов не была в обиде!

— Дело не в этом, — возразила я. — Ты не должен был заводить шашни с соперничающей компанией за спиной у Харли.

Дэвид нахмурился:

— Право же, мне казалось, что ты сообразительнее, Синди. Едва ли можно назвать компанию «Лапинетт» конкурирующей. Это горсточка халифов на час, собравшихся на дальнем конце рынка косметики.

— Но Харли сказал… — Неужели я и правда ошиблась?

— Не имеет значения, что сказал Харли. Если уж ты хочешь иметь доступ к семейному бизнесу и принимать в нем участие, тебе предстоит многому научиться. Ты не знаешь элементарных вещей, касающихся современной практики коммерции. Самое обычное дело — продавать излишки продукта, когда надо от них избавиться.

— Все-таки это кажется мне воровством, — мрачно заметила я.

— Только потому, что ты мало разбираешься в нашем деле, — вздохнул Дэвид. — Право, не знаю, зачем я тебе это все объясняю, будто обязан давать отчет. На самом деле я экономлю кучу денег. Ты имеешь представление о том, сколько ежегодно выжимает из нас Служба внутренних доходов? Так называемый заговор, который привиделся тебе, не более чем рутинное перераспределение фондов, с тем, чтобы избежать слишком больших налогов. Это совершенно законно, и большинство людей постоянно так поступает.

Я наблюдала за выражением его лица — оно становилось все спокойнее и благодушнее, по мере того как Дэвид убеждал себя, что я поверила всей этой галиматье. Видимо, он считал, что мне неизвестно о его персональном счете в банке на Каймановых островах. Возможно, я не поняла частностей того, откуда должны поступить деньги, но зато отлично поняла, куда они должны поступить.

— Когда в следующий раз захочешь обвинить меня в мошенничестве, — продолжал Дэвид, — советую тебе вспомнить, кто оплачивает твою расточительную жизнь, к которой ты так быстро привыкла. Вспомни, кто платит за твою одежду и твой отдых и откуда появляются предметы роскоши, без которых ты уже не можешь обходиться. Подумай, прежде чем укусить руку, которая кормит тебя. Ты ведь теперь одна из Брайтменов, Синди.

Я кивнула.

— Надеюсь, ты не выставишь себя дурой перед Харли? Не станешь ему рассказывать эту чушь? — В его голосе я услышала угрозу. — Ты ведь не захочешь, чтобы он понял, как ты глупа?

Я покачала головой, стараясь показать ему, что достаточно наказана. Дэвид подумал, что я проглотила его ложь. «Тем лучше, — сказала я себе. — Жизнь будет намного легче, если он перестанет видеть во мне угрозу».

Опохмелившись из своих запасов в шкафу для полотенец, я попыталась собраться с мыслями. Все эти дела с Дэвидом отвлекли меня от собственных проблем, оттого, что мои отношения с Харли зашли в тупик.

Он обращался со мной как с ребенком, никогда не слушал меня, не позволял мне распоряжаться моей жизнью. Следовало предпринять что-то немедленно, заставить его дать мне независимость и оказывать должное уважение. Иначе я превращусь в такого члена общества, каких презираю, к кому питаю отвращение, чьи ценности мне глубоко чужды. Я не желала пополнить ряды хитрых льстецов и лицемеров, постоянно льнувших к Харли и во всем потакавших ему.

Мне следовало серьезно поговорить с мужем и не сдавать позиций при первых же признаках сопротивления с его стороны. Да, нам необходим долгий и откровенный разговор.

Я убеждала себя, что на этот раз не уступлю ему, и для храбрости глотнула еще из своей бутылки. Я объясню ему, почему несчастлива, и скажу, что он должен все исправить. Я изложу Харли, как представляю себе наши будущие отношения, то есть считаю, что они должны быть основаны на взаимном сотрудничестве и доверии. Я доведу до его сознания, что для этого нам обоим придется приложить усилия.

Разве брак не предполагает подобных отношений? Подстегнув свою отвагу новым глотком водки, я покинула ванную и отправилась вниз на поиски Харли. Я была готова взять свою судьбу в свои руки.

Мне не пришлось долго искать его. Как только я добралась до холла, он появился у двери оранжереи.

— Не заглянешь ли сюда на минутку, Синди? Я хочу поговорить с тобой.

— Хорошо. Мне тоже хотелось бы поговорить с тобой. — Я последовала за ним. Вероятно, он догадался, что я собираюсь предъявить ему ультиматум. Меня радовало это. Может, Харли решил извиниться за свое бездумное отношение ко мне и восстановить со мной правильные отношения?

— Мы подумали, — продолжал он, — и решили, что все у нас идет неладно. Все вышло из-под контроля.

— Знаю! — горячо ответила я. — Я размышляла о том же самом… — Внезапно я осеклась. — Ты сказал «мы»?

— Дэвид и я.

В эту минуту я увидела, что Дэвид развалился в кресле, и бросила на него не слишком дружелюбный взгляд.

«Мы» решили? Как они посмели обсуждать меня, будто я их общая собственность?

— Мы решили, — продолжал Харли, — что ты в последнее время находишься в состоянии стресса. С нашей точки зрения, тебе нужен отдых, каникулы.

Каникулы? Это было последнее, в чем я нуждалась. Зачем уезжать, если все наши проблемы можно решить и дома?

— Мы отправимся в Италию, Синди, — возбужденно продолжал Харли. — Помнишь, что мы собираемся снимать новый рекламный ролик? Съемки начнутся на следующей неделе. Я забыл сказать тебе об этом из-за того, что происходило здесь. Дэвид снял дом, и, по-моему, нам стоит приехать туда немного раньше и отдохнуть. — Он вздохнул и бросил на меня задумчивый взгляд: — Тебе там понравится, Синди. Портофино — романтическое место.

— Подожди-ка минутку, — оборвала я Харли. — Значит, ты ожидаешь, что на следующей неделе я буду сниматься в Италии в рекламном ролике, но даже не подумал сначала поговорить об этом со мной? А вдруг у меня другие планы и я намерена заняться чем-то иным?

— Не глупи! — Харли снисходительно рассмеялся. — Чем же еще тебе заняться?

Я дрожала от гнева. Как он смеет так разговаривать со мной? Я открыла рот, чтобы раз и навсегда дать ему отпор, высказать все, что думаю о его гнусном и мерзком шовинистическом поведении.

— К тому же мне пришло в голову, что по пути туда мы могли бы остановиться в Лондоне, — небрежно добавил он. — Ты ведь всегда хотела побывать в Англии. Разве не так, Он щи?

Я закрыла рот, так ничего и не сказав. Лондон. В моем мозгу лихорадочно метались мысли. Это так близко от Гилдфорда, что я смогла бы улизнуть туда на денек. У меня там было одно неоконченное дело, которое мне следовало завершить, прежде чем начать новую жизнь. Возможно, это единственный шанс сделать то, что я собиралась.

Я с благодарностью ухватилась за эту возможность, тем самым избежав выяснения отношений, полагая, что с этим можно подождать несколько дней. Я не решилась вступить в спор с Харли именно сейчас. Если я расстрою его, он может передумать.

— Это было бы славно, — сказала я с вымученной улыбкой. — Мне действительно хотелось бы побывать в Лондоне.

Харли лучезарно улыбнулся Дэвиду:

— Что я говорил тебе? Я знал, что Синди согласится, если попросить ее как следует.

В ту ночь Харли был особенно настойчив в постели.

— Синди, дорогая, я хочу тебя, — бормотал он голосом, охрипшим от страсти. Я пыталась притвориться спящей, но Харли не отставал.

В конце концов, он сломил мое сопротивление, и я скрепя сердце уступила ему.

Это было ошибкой. Что-то изменилось во мне, и я больше не могла притворяться.

Я чувствовала себя так, будто меня изнасиловали. В мое тело вторглись насильственно. И дело было вовсе не в том, что тело принадлежало Синди. Это насилие затронуло какую-то часть моей личности. Убеждая себя, что неравнодушна к Харли, я кривила душой. Я приняла кратковременное возбуждение, вызванное интимными отношениями, за подлинную любовь. Теперь я поняла, что Харли навсегда останется мне чужим. Я не любила его, более того, презирала. Презирала за то, что этим пустоголовым плейбоем манипулировал его безжалостный и беспринципный брат. К тому же Харли был настолько безвкусным, что полюбил такую особу, как Синди.

— Моя дорогая Синди! — Он задыхался, вторгаясь в мое тело. — Ты снова вся моя!

«О нет, вовсе нет, — думала я, собирая все свои силы, чтобы заставить себя испытать оргазм, — я вовсе ничья Синди. Да я вообще не Синди. Мне нужно в Англию, чтобы снова соприкоснуться со своей собственной личностью, с собой настоящей и узнать, кто же я на самом деле».

Когда на следующий день мы сели за ленч, к моему величайшему удивлению, выяснилось, что Дэвид и Джордж собираются путешествовать с нами. Жозе отвез нас в аэропорт, радуясь, что избавляется от Джорджа на несколько недель. Однако его бесило то, что Джордж ехал в салоне лимузина вместе с нами.

— Как хорошо, что Дэвид предложил вам ехать с нами, Джордж, — бодро сказал Харли, нарушив затянувшееся мрачное молчание. — Вы навестите дорогие вам места, о которых так тоскуете.

— Признаться, сэр, я с наслаждением предвкушаю это путешествие, — чопорно ответил Джордж. — Мне будет очень приятно снова появиться в Хэмптон-Корте и Виндзоре. Хочу посмотреть, как там мальчики.

— Всегда приятно повидаться со старыми друзьями, верно, Джордж? — Харли покровительственно улыбнулся: — Вы говорите о тех местах, где жили до того, как переехали в Штаты?

— Да, можно сказать и так, — ответил Джордж с задумчивой улыбкой. — Раньше я любил попутешествовать — Бат, Аскот, Сандаун. Любое место в Англии… Стоит вам назвать его, и окажется, что я там был.

— Лингфилд? — пробормотала я. — Гудвуд? Фонтуэлл?

— Миссис Синди, да вы знаете… — изумился Джордж.

— Юг Англии? — подсказала я. — Вчера вечером я рассматривала карту.

Мы свернули на бульвар Сансет, и, когда проезжали мимо рекламной афиши «Лапиник», я увидела себя взирающей на тротуар и идущих по нему людей. Пожалуй, я не сразу сообразила, кого пытаюсь отыскать глазами, пока не заметила ту самую женщину с объявлением. С того времени, когда я в последний раз видела ее, она потеряла свою тележку для покупок, стала еще более унылой и совсем сгорбилась.

Когда мы поравнялись с женщиной, она сошла с тротуара на мостовую и начала неуверенно пробираться между медленно движущимися машинами. Послышались гудки клаксонов.

— Господи! — раздраженно воскликнул Дэвид. — Когда они наконец очистят улицы? Избавятся от всех этих паразитов?

— Когда найдут для таких, как эта женщина, место обитания. — Я бросила на Дэвида возмущенный взгляд. — Она не виновата, что ее вытеснили из жизни такие, как ты, жадные негодяи.

Жозе нажал на тормоза, а женщина, пытаясь спастись от «кадиллака», не уступившего ей дорогу, неуклюже отскочила и ударилась о капот нашей машины.

— Стойте! — закричала я, пытаясь открыть дверцу. — Выпустите меня! Я хочу убедиться, что с ней все в порядке.

— Поезжай! Не жалей эту суку! — зашипел Дэвид. — Она сама напросилась на это.

— Синди, оставайся на месте! — закричал Харли. — У нее может быть оружие! Она убьет тебя!

Джордж неодобрительно сдвинул брови, а Жозе в знак капитуляции бессильно поднял руки. Я открыла дверцу машины и вышла. Женщина лежала на асфальте — голова ее была в нескольких дюймах от колеса.

— Я не хотела сделать ничего дурного, мэм, — начала оправдываться она. — Я только собиралась перейти через дорогу. Пожалуйста, не зовите колов. Я ничего не сделала…

— Знаю, — шепотом ответила я, пытаясь успокоить ее, и протянула руку, чтобы помочь ей подняться. — Вы можете встать?

Она отпрянула от меня и боязливо съежилась.

— Ну же, попытайтесь! — Я взяла женщину за руку и всмотрелась в ее черты, зачарованная сходством с Хариэт. Что происходит со старыми женщинами? Почему все они выглядят на одно лицо?

Загудело еще несколько клаксонов.

— Должен же кто-нибудь позаботиться о том, чтобы эти старые клячи не торчали на дороге! — злобно крикнул кто-то из машины.

«Что бы это ни было, — продолжала размышлять я, — но это „что-то“ заставляет остальную часть человечества дружно презирать пожилых женщин. В старении есть нечто такое, что пугает окружающих, особенно мужчин».

Встав наконец на ноги, женщина с подозрением посмотрела на меня. Она, безусловно, не привыкла к участию и доброте.

Я открыла свою сумочку, где лежало несколько стодолларовых бумажек, скатанных в рулон. Харли убеждал меня носить их с собой на всякий случай.

— Держите, — прошептала я, встав так, чтобы никто ничего не заметил. Отделив одну бумажку от остальных, я сунула ее в руку женщине.

Она попятилась, глаза ее вылезли из орбит.

— Вы пытаетесь подставить меня? Ведь все подумают, что я их украла!

— Они ваши. Пожалуйста, возьмите их! Купите себе поесть или потратьте на что хотите.

— Садись в машину, Синди! — завопил Харли, опуская стекло. — Что ты там делаешь? Я не желаю, чтобы моя жена якшалась с уличными бродягами!

Я обернулась и с яростью посмотрела на его изнеженное лицо. Неужели в нем нет никаких человеческих чувств? Ни малейшего сострадания к людям, которым меньше повезло в жизни, чем ему?

— Постойте! — прошептала я женщине, не отпуская ее руки, сунула ей в карман свернутые трубочкой купюры — не менее двух тысяч долларов. — Возьмите и эти! И побалуйте себя!

Она ощупывала свой карман, глядя на меня с крайним изумлением и недоверием.

— Лучше не шутите со мной! Потому что, как только мы расстанемся, вам станет жалко своих зелененьких и вы захотите вернуть их. — Вскрикнув от неописуемого волнения, женщина исчезла за машинами.

«Что за черт! — думала я, сев в машину и обдав ледяным взглядом спутников. — Ведь у Харли куча денег. Вероятно, мне пора заняться благотворительностью. Пусть ои поделится своими баксами с теми, кто нуждается в них больше, чем он».

Большую часть полета в Англию я притворялась спящей, чтобы не разговаривать с Харли. Он же проводил время за чтением дамских журналов, кипу которых купил в аэропорту, подолгу задерживаясь на рекламе «Лапиник». Поглядывая на мужа сквозь полусомкнутые веки, я замечала, что и он украдкой бросает на меня взгляды, вероятно, сравнивая с изображением на страницах журналов. Думал ли Харли о том, что случилось с лицом компании «Лапиник»? Интересовало ли его, почему большеглазая и наивная двадцатилетняя девушка, на которой он женился, так быстро повзрослела?

Когда мы приземлились в Хитроу, я испытала невероятное облегчение оттого, что снова оказалась в Англии. Конечно, аэропорт не самое живописное место на свете, но, только увидев знакомый пейзаж, я поняла, как ненавижу Америку.

Наконец-то я снова дома!

Шофер такси, который вез нас в Лондон, говорил так, будто сошел со страниц «Истэндцев».

— Странно, — прошептал мне на ухо Харли. — Считается, чтобы иметь такой выговор, надо с колыбели слышать язык Боу-Беллз[15].

Боу-Беллз? Чего он начитался? Дурацких туристических справочников? Неужели Харли воображает, что Лондон полон бифитерз[16] и красных телефонных будок? Дальше он начнет рассказывать мне, что лондонские мостовые вымощены золотом?

Выглянув из окна нашего номера-люкс в отеле «Дорчестер», я припомнила, как приезжала в Лондон прежде. Один раз я проплелась пешком половину Парк-лейн с тяжелыми сумками, полными покупок, прежде чем поняла, что иду в неправильном направлении, и остановилась перед зданием отеля, чтобы по справочнику проверить, куда мне следует двинуться. Я вспомнила, как зачаровал меня вид людей в дорогой одежде, входящих в вестибюль отеля и выходящих из него, и как я гадала, что значит чувствовать себя богатой. Мне казалось, что эти люди ощущают себя отличными от других, обычных граждан, таких, как я.

Теперь, став женой Харли, наверное, и я казалась принадлежащей к кругу избранных, однако это было не так. Вероятно, надо родиться богатой, чтобы с пеленок усвоить высокомерие и научиться смотреть на мир как на средоточие благ, призванных удовлетворять твои потребности. Ни Хариэт, ни Синди не родились в богатых семьях. Может, поэтому нам с Харли так и не удалось понять друг друга?

Я долго размышляла, как улизнуть в Гилдфорд. Сказать, что я хочу разыскать родственников? Это не так далеко от правды. Или лучше солгать, что мечтаю в одиночестве побродить по Лондону?

Инстинкт подсказывал мне, что Харли никогда не согласится на это. В конце концов я решила просто удрать, оставив все объяснения на потом. Я не могла рисковать, оказавшись так близко от дома.

На следующее утро я дождалась, когда Харли отправится в ванную, и ускользнула из отеля. На подушке я оставила записку: «Ушла на весь день по своим делам. Не волнуйся. Вернусь поздно. Люблю тебя. Синди».

Мне трудно было написать «Люблю», но скрепя сердце я все-таки сделала это. Пока я не хотела возбуждать его подозрений.

Доехав на такси до вокзала Ватерлоо, я увидела, что поезд в Гилдфорд уже стоит на платформе. Едва поезд тронулся, я выглянула из окна, чтобы увидеть знакомые места: здание парламента, Биг-Бен, новое здание, предназначенное для MI-6[17], и поняла: мои духовные искания послужат и практической цели. Пока я не знала, куда отправлюсь дальше, но уже знала точно, что в Штаты я не буду спешить. Но как мне жить в Англии одной, без Харли? Я ведь больше не гражданка Великобритании. О законах об эмиграции я никогда раньше не задумывалась, предполагая, что они не будут иметь отношения ко мне. Если отсутствие Хариэт еще не заметили, ее документы сослужат мне неоценимую службу. С их помощью я начала бы новую жизнь. Правда, возникли бы кое-какие проблемы, например, разница в возрасте и во внешности, но, поразмыслив о том, как обойти эти препоны, я справилась бы с этим. Через сорок минут поезд затормозил, подъезжая к Гилдфорду, и я испытала приступ меланхолии.

Сколько раз в своей прежней жизни я прибывала сюда из Лондона после одинокого похода по магазинам или театрам — печальная старая дева, возвращающаяся в свою пустую квартиру.

Теперь я была молодой замужней женщиной. Но разве у меня появилась надежда на счастье?

Выйдя со станции, я потащилась вверх по холму, по знакомой привычной дороге, мимо толп покупателей на Хай-стрит. Пока что рекламные плакаты фирмы «Лапиник» не добрались до Соединенного Королевства — я выяснила это у Харли. Поэтому до поры до времени меня здесь не узнают.

Оглядывая встречных, я думала, не увижу ли кого-нибудь из своего прошлого. Каково было бы столкнуться лицом к лицу с Салли или Эндрю? Ведь они не догадаются, кто я?

Запасной ключ оказался там, где я его оставила, в углублении в каменной стене сада. Войдя в общий для всего дома холл, я тихо начала подниматься по лестнице, чтобы старая леди с первого этажа не услышала меня. Дрожащими руками я отперла дверь своей квартиры.

Переступив через груду хлама и писем, я вошла в гостиную.

Прошло не менее трех месяцев с тех пор, как я покинула свою квартиру, но мне казалось, что это произошло вчера.

Я посмотрела на знакомые предметы, и воспоминания нахлынули на меня: книги на столе, грязные кофейные чашки, пустая бутылка из-под виски — свидетельства моей жизни в образе Хариэт.

Увидев свое отражение в зеркале над камином, я вздрогнула — мне почудилось, будто я потеряла ориентиры.

Сколько раз я смотрелась в это зеркало и видела совсем другое лицо!

Сердце мое заколотилось, когда я отворила дверь спальни. Я ожидала увидеть там разлагающееся тело Хариэт, но комната была пуста. Я осмотрела незастланную кровать, сорвала смятые простыни, надеясь обнаружить какую-нибудь зацепку и понять, что здесь случилось, но ничего подобного не было. Желая убедиться, что я ничего не упустила, я прошлась по всей квартире, проверила подсобные помещения, чуланы, платяные шкафы, заглянула даже под кровать, но не нашла следов телесного присутствия той, кем некогда я была.

Убедившись, что не разделяю квартиру с трупом, я взяла необходимые мне вещи — кредитную карточку Хариэт, чековую книжку, паспорт и другие документы. Я проверила календарь на стене. Оказывается, квартирная плата была внесена заранее, и у меня оставалось еще несколько недель до следующего платежа. К этому времени я уже приму решение относительно своего будущего. А пока постараюсь избегать встречи с соседкой снизу, и тогда у меня будет убежище, где я смогу скрыться на несколько дней.

Прежде чем уйти из квартиры, я просмотрела кипу циркулярных писем и счетов на коврике возле двери. Счета могли подождать, как случалось и прежде, но на одном из коричневых конвертов была знакомая мне надпись:

«Погрузись в хорошую книгу — воспользуйся услугами библиотеки». Я вскрыла конверт и нашла в нем чек на имя Хариэт, выходное пособие. Я совсем забыла об этом. Конечно, такие деньги не состояние, но на них можно было прожить несколько месяцев.

Осторожно закрыв за собой дверь, я вышла из квартиры и спустилась с холма на Хай-стрит. Положив деньги в банк на счет Хариэт, я свернула в узкий переулок и миновала кафе на Нор-стрит. Пора навестить мою библиотеку.

Коридор был полон. Проложив себе дорогу сквозь толпу и оказавшись в главном холле, я испытала шок при виде знакомых лиц за письменными столами. Синтия Хоскинс, одна из немногих коллег, постоянно проявлявшая ко мне дружеское расположение, заметила, что я смотрю на нее, и ответила мне злобным взглядом.

Саймон Доусон, помощник директора, напротив, плотоядно улыбнулся:

— Чем могу быть вам полезен?

Его взгляд путешествовал по моей фигуре вверх и вниз. Прежде, отчитывая меня утром за опоздания, он никогда так не смотрел на меня.

Я обольстительно улыбнулась:

— Не скажете ли, как пройти в отдел «Живи и учись»?

— Это в заднем холле. Позвольте проводить вас. — Он поднялся.

— Не заблудитесь, — пробормотала Синтия, яростно собирая бумагу. — Иначе что я скажу вашей жене, когда она зайдет за вами?

Отдел «Живи и учись» занимал большое помещение, прежде заставленное стеллажами, а теперь свободное от них. Мягкие стулья с ножками и спинками из стальных трубок стояли живописными группами, перемежаясь низенькими столиками и растениями в горшках. Книгам было отведено место на открытых полках вдоль двух стен, а на нескольких вращающихся подставках красовались дешевые издания в мягких обложках. У третьей стены размещались ряды компьютеров, а у четвертой — стенды с газетами, журналами и видеокассетами. Сама Анетт Бэйкер восседала за столом с надписью «Справки».

Все вместе гораздо больше походило на комнату отдыха в аэропорту, чем на библиотеку, и я с трудом подавила желание спросить, когда следующий рейс. Что особенно удивляло, так это то, что, несмотря на толпы в главном холле, эта часть библиотеки выглядела как пустыня. Похоже, проект «Живи и учись» не возымел того оглушительного успеха, на который надеялось начальство.

Я села за один из компьютеров, предназначенных для свободного пользования. Выбрав отдел «Поиск по каталогам», я просмотрела тематический и нашла название, подходившее для моей цели.

Когда я подошла к письменному столу Анетт, она настороженно оглядела меня.

— Есть ли у вас книга «Племенные мифы: исследования общественных групп в сельской части Западной Африки»? — спросила я.

— Нужно посмотреть. — Она раздраженно повернулась к дисплею своего компьютера. Усталая Анетт казалась старше и далеко не такой обольстительной, какой я ее помнила.

Ее «элегантный» костюм, тот же, что и в последнюю нашу встречу, имел поношенный вид в сравнении с моим дорогим и хорошо сшитым.

— Боюсь, она в резервном фонде, — ответила наконец Анетт, будто этим исчерпывался вопрос. Я могла бы сказать ей, что по этой причине и выбрала книгу.

— Могу я посмотреть книгу? Будьте любезны! Анетт бросила на меня раздраженный взгляд.

— Чтобы найти ее, мне придется спуститься в подвальный этаж.

— Ничего страшного, — улыбнулась я. — Я подожду. Едва она удалилась, я села на ее место и начала торопливо нажимать на кнопки. Разумеется, мой пароль устарел, но мне удалось подобрать новый. Оглядевшись и убедившись, что за мной никто не наблюдает, я получила доступ к генеральной программе и отстукала несколько команд.

«Внимание! — отреагировал компьютер. — Вы уверены, что хотите стереть все файлы в отделе справок „Живи и учись“?»

Трепеща от удовольствия, я нажала на кнопку V и, для уверенности, на кнопку «Возврат». После этого я опустошила «корзину», чтобы восстановить информацию было невозможно. Через несколько минут я смешалась с толпой покупателей, фланировавших по Норт-стрит, и привлекала любопытные взгляды всех, кто замечал на моем лице широкую улыбку удовлетворения.

Мне не хотелось покидать Гилдфорд, не установив хоть какого-нибудь контакта с Салли и Эндрю. Я желала бы увидеть их хоть издали и убедиться, что они еще существуют и никуда не уехали.

Я не вполне представляла себе, как это сделать, и потому бродила по улицам, ломая голову над тем, что предпринять. Наконец, собравшись с духом, я набрала номер Салли из телефонной будки.

— Меня зовут… м… Брайтуотер, — сказала я. — Мне рекомендовали вас как дизайнера по интерьерам. Мой большой дом в Лос-Анджелесе нуждается в полном обновлении.

— В Лос-Анджелесе? — удивилась Салли. — Прежде я не работала в Штатах, но почему бы мне не попробовать? Может, вы расскажете поподробнее, чего вы хотите?

— Дело в том, что я в Гилдфорде проездом и хотела бы заглянуть к вам и посмотреть, что вы предложите.

— Что ж, — отозвалась Салли. — Когда вам удобно?

— Ну, скажем, сейчас. Вы заняты?

Я выждала полчаса в ближайшем пабе, а потом пешком добралась до дома Салли. Это было совсем недалеко, но мне не хотелось насторожить ее своей поспешностью. Только в последнюю минуту я сообразила, что следует спросить адрес.

— Скажите, — она пригласила меня войти, — откуда вы узнали обо мне? Ведь у меня нет рекламы. Я большей частью консультирую заинтересованных людей.

— Кажется, от общей знакомой, — ответила я, усаживаясь на кухне за знакомый сосновый стол. — Мне рекомендовала вас леди, которую я встретила на Барбадосе. Она отзывалась очень тепло о вас.

— А как ее имя? — Салли озадаченно нахмурилась.

— О, это вопрос, — пробормотала я, снимая пальто. Салли бросилась мне на помощь и аккуратно повесила его на спинку стула.

— Кофе? — волнуясь, предложила Салли. — Или вы предпочитаете чай?

Обманывая подругу, я чувствовала себя виноватой. Но что еще я могла сделать? Она никогда бы не поверила мне, если бы я сказала ей правду.

— Кажется, — начала я, будто припоминая, — ее звали Хариэт.

— Хариэт! — воскликнула Салли, и глаза ее округлились. — А что, собственно, она делала на Барбадосе?

— Помнится, она что-то говорила о кругосветном путешествии…

— Черт возьми! Значит, Хариэт все-таки решилась на это! Славная старушка Хариэт… — Салли бросила на меня испытующий взгляд. — Как она? С ней все в порядке? Хариэт получила удовольствие от путешествия?

— О да!.. — Я невозмутимо продолжала, тогда как голос в моей душе кричал: «Салли, это же я, Хариэт! Неужели не узнаешь меня?» Эта встреча оказалась для меня гораздо мучительнее, чем я ожидала.

Стремясь поскорее уйти от скользкой темы, я заговорила о работе, которую будто бы собиралась предложить, и изложила свои идеи переустройства лос-анджелесского особняка Харли.

— Сейчас вошло в моду нанимать британских дизайнеров, — заверила я Салли. — Вам следует расширить контакты, поработать за границей. Вас будут рвать на части.

Если когда-нибудь я вернусь в Штаты, то непременно дам ей эту работу. Харли, безусловно, следовало привести дом в порядок и покончить с эклектикой и безвкусицей, пока особняк не стал притчей во языцех.

— Я уже побеседовала со многими известными дизайнерами, — добавила я. — За неделю-другую я все решу, а пока оставляю за собой право выбора.

Салли кивнула, и внезапно лицо ее показалось мне усталым.

— Вы здоровы? — встревожилась я. — Та леди, которую я встретила, Хариэт, кажется, беспокоилась о вас. Она очень просила меня повидаться с вами.

— Правда? — Салли вздохнула. — У меня трудные времена с тех пор, как Данкен ушел…

— Данкен ушел? — воскликнула я. — Гм-м! А кто такой Данкен? — быстро осведомилась я, стараясь не выдать свою осведомленность.

— Мой муж. Точнее, бывший муж. На прошлой неделе я выставила его.

— А что случилось?

Она с любопытством посмотрела на меня:

— Вам действительно интересно? Ведь мне не очень удобно говорить о личных делах. Да и какое дело такой удачливой, преуспевающей женщине, как вы, до моих проблем? Тем более что вы собираетесь предложить мне работу.

— Не волнуйтесь из-за работы, — беспечно сказала я. — Эта работа уже ваша. И я вовсе не процветающая женщина. Это мой муж — человек с деньгами.

Я полагала, что сумею убедить Харли обеспечить Салли работой, когда вернусь в Штаты — с ним или без него.

— Что ж, все началось, когда Данкен вернулся домой с новым «БМВ»…

Постепенно, ободряемая мной, она раскрыла мне свою душу. Через два часа, когда мы опорожнили бутылку вина, я узнала всю правду о «сказочном браке» Салли. Я услышала о том, как Данкен заставил жену заниматься делом, к которому у нее не лежала душа и которое ей совсем не нравилось, как он все свое время проводил на работе, предоставляя Салли сидеть с детьми, которых она никогда не хотела иметь, о том, как не интересовался ничем, кроме денег, денег и престижа. Салли уставала и выбивалась из сил, стараясь вести образ жизни, навязанный ей Данкеном. А он устраивал вечера и сорил деньгами, уверенный в том, что это впечатляет людей. Салли мечтала только о покое и о том, чтобы заниматься тем, чем ей хотелось. И только теперь она впервые почувствовала себя нормально.

— Хариэт была права, — печально заключила Салли. — Ну, та женщина, которую вы встретили на Барбадосе. Помните? Она была такой независимой. Ей никогда не был нужен мужчина, чтобы укрепить уважение к себе.

— Хариэт просила меня передать вам, что она любит вас.

Я покинула дом Салли со слезами на глазах. Как неправильно я судила о ней, как была слепа! Как ошибалась! Будь я настоящим другом, мне следовало давно узнать все это и помочь ей.

Прежде чем вернуться в Лондон и разобраться в своих отношениях с Харли, я должна была повидать Эндрю.

Глава 15

Разговаривая с Салли, я вспомнила, что сегодня у Эндрю вечерние занятия в университете по литературному мастерству, и посмотрела на часы. До начала вечерних классов оставалась еще уйма времени.

Я побродила по кампусу, пока не набрела на нужный корпус. Энергичная женщина за конторкой сразу попыталась записать меня на занятия по гончарному искусству и по работе с рафией[18].

Потом она направила меня не в тот класс, и я оказалась на лекции по квантовой физике.

Вернувшись к ней, чтобы получить дополнительные указания, я наткнулась на Эндрю и выбила у него из рук ворох бумаг.

— О, прошу прощения, — пролепетала я, помогая ему собирать бумаги, разлетевшиеся по полу.

— Все в порядке, — пробубнил он, шаря по полу где-то возле моих ног. — Я сам виноват. Мне следовало смотреть, куда я иду.

— Я заблудилась, — сказала я. — Вы не знаете, где класс по литературному мастерству?

— Конечно, знаю. — Эндрю вытащил листок из-за радиатора. — Я и сам туда иду. — Он поднялся, стряхнул пыль с брюк и впервые посмотрел на меня. — Дело в том… — Эндрю осекся и, хмурясь, разглядывал меня. — Вы новенькая, да?

Я смотрела в лицо, которое знала так хорошо. Неужели что-то во мне показалось ему знакомым? Не голос ли?

— Пожалуй, можно сказать и так, — протянула я, стараясь подчеркнуть свой американский выговор. — Я здесь с коротким визитом. И просто полюбопытствовала, как у вас проводятся такие занятия, хотела посидеть на одном из них.

— Ну-ну… — Эндрю, как мне показалось, смутился. — Видите ли, класс переполнен…

— Так это вы преподаватель? — Я изобразила удивление. — Вот это совпадение! — Я одарила его игривой улыбкой. — Вы разрешите мне побыть у вас на уроке? Да?

Эндрю был явно польщен.

— Гм… ну, пожалуй, отчего же не сделать исключение, — сказал он с таким видом, будто согласился серьезно нарушить университетские правила. — Думаю, вреда от этого не будет. — Он бросил взгляд на часы: — О, нам надо поспешить, а то начнется бунт на корабле. Я и так задержался на десять минут.

Его группа состояла в основном из женщин среднего возраста. Они умолкли, как только Эндрю вошел в аудиторию, и обожающие глаза устремились на него и неотрывно следили за ним, пока он усаживался на свое место.

— На наши сегодняшние занятия, леди, пришла новая студентка, — сообщил он, бросая на меня лукавый взгляд и сопровождая его загадочной улыбкой.

Несколько пар глаз уставились на меня, и я прочла в них раздражение.

— Это… — Он запнулся. — Как вас зовут?

— Синди, — жеманно протянула я, хлопая ресницами.

— Я полагала, что наш класс укомплектован. — заметила полная женщина в роговых очках с подкрашенными синькой седыми волосами. Она просверлила меня взглядом. — Моя подруга Дженис уже давным-давно ждет, пока здесь освободится место.

— Синди здесь гостья, — пояснил Эндрю, шурша бумагами на столе. Он поднял голову и улыбнулся: — Не стоит отказывать ей в удовольствии посидеть на занятиях, поскольку Синди проделала столь долгий путь… от… откуда?

— Из Лос-Анджелеса, — доверительно промурлыкала я, — точнее, из Беверли-Хиллз. — Я оглядела ряды самодовольных, хорошо одетых матрон. Они принадлежали как раз к такого рода женщинам, которые терроризировали меня в мою бытность Хариэт. — В нашем округе есть несколько писателей, — добавила я снисходительным тоном, позаимствовав его у Элинор. — Я их частенько встречаю на наших маленьких вечерах.

— Вы знакомы с Джеки Коллинз? — с трепетом спросила одна из женщин.

— А как насчет Квентина Тарантино? — усмехнувшись, осведомилась другая.

— Ну-ну! — встревожился Эндрю. — Не надо затруднять нашу гостью. Давайте приступим к чтениям. Кто будет первым?

Восстановив тишину, он добился их внимания и теперь нежился в нем. Я молча прослушала с дюжину опусов, в которых было представлено все, начиная от душещипательных излияний и кончая неудобопонятными словоизвержениями о смысле жизни. Время от времени Эндрю комментировал эти писания, вызывая у дам приступы взволнованного красноречия, когда они пытались поразить его своим критическим мастерством.

— Меня не убеждает, — небрежно заявила одна из них, — реакция героини Рози, заставшей своего мужа в постели с другой женщиной.

— Но все случилось именно так, — возразила Рози.

— Не лучше ли было бы, — вставила другая, — представить это иначе, например, как внезапное озарение или как вещий сон?

— Нет, полагаю, здесь нужен диалог, — заметила подруга Дженис.

— А почему не изложить события с точки зрения мужа? — злорадно предложила четвертая.

— Вы должны говорить взвешенно, — прервал дам Эндрю самым вкрадчивым тоном, — поскольку речь идет об автобиографическом материале. Возникает искушение изложить его уж слишком буквально, однако при этом теряется роль автора в построении сюжета. Шестнадцать страниц брани по адресу женского персонажа, возможно, И выражают истинные чувства… гм… героини художественного произведения, но отвлекают нас от гм… подлинного драматизма ситуации.

— Но разве мы не должны излагать на бумаге события жизни? — спросила подруга Дженис. — Разве мы не стремимся показать вещи как они есть?

— В известной мере да, — согласился Эндрю. — Но будет довольно скучно, если вы просто запишете все, что случилось. Большинство из нас ведут очень скучную жизнь. — Поймав мой взгляд, он улыбнулся. — А вы что думаете, Синди?

Дюжина пар враждебных глаз уставилась на меня.

— Я не уверена, что вы полностью правы, — отважно ответила я. — Ведь порой правда удивляет больше, чем вымысел. Если вы запишете все, что происходит, вам могут не поверить.

— Синди, — усмехнулся Эндрю, — видимо, ведет в Америке гораздо более волнующую жизнь, чем мы здесь, в скучном Гилдфорде.

Класс предался бурному веселью.

— А вы сегодня ничего не принесли почитать? — спросила Рози мерзким голосом. — Чтобы показать нам, как это следует делать? Я… гм…

— Ах! — воскликнул Эндрю, посмотрев на часы. — Уже девять! — Он лукаво подмигнул мне. — Вас спас звонок!

Заскрипели стулья, и дамы положили свои блокноты в хозяйственные сумки.

— Хочет кто-нибудь заглянуть в паб? — непринужденно и как бы невзначай спросил Эндрю, вызвав смятение в рядах внезапным нарушением рутины. — За мной должен заехать Дерек, но я могу позвонить ему и попросить, чтобы он подождал меня.

— Я должна быть вовремя дома, чтобы включить для Брайана программу «Дикая природа», но на несколько минут, пожалуй, могу задержаться.

— Мне, право, не стоит… Сегодня я приехала на новом «БМВ», так что, пожалуй, ограничусь безалкогольными напитками.

— Синди, не составите ли нам компанию? — предложил Эндрю. — Может, расскажете о жизни литературных кругов Лос-Анджелеса.

Эндрю, я и стайка женщин направились в ближайший паб. Эндрю заказал для меня двойное виски, дамы между тем спорили возле бара, выясняя, чья очередь заплатить за напиток для него.

— Надеюсь, вам доставило удовольствие наше сегодняшнее занятие, Синди? — спросил Эндрю, провожая меня к столику. — Скажите, а сами вы много пишете?

— Я… гм… я пока еще не начала писать. Все обдумываю, как это сделать.

Эндрю сел на своего конька и начал рассуждать о терапевтическом значении литературного творчества, а я слушала его с отсутствующим взглядом и застывшим лицом, вспоминая те времена, когда слышала от него подобные речи.

Интересно, произносил бы он их с таким же энтузиазмом, если бы знал, кто я такая?

Женщины подошли к столикам, держа в руках подносы с напитками. Видимо, их споры благополучно разрешились. Они поставили перед ним несколько полупинтовых кружек пива.

— О Боже! — рассмеялся он. — Похоже, я должен выпить все! Не означает ли это некоторый фаворитизм?

— Я купила вам к пиву хрустящий картофель, — сказала Рози, положив на стол пакет и нежно поглаживая его. — С солью и уксусом. Кажется, это ваш любимый?

Я посмотрела на нее. Она была примерно такого же возраста, как Хариэт, хорошо одета и держалась так чопорно и чинно, будто считала поход в паб рискованным делом. Но лицо у нее было привлекательное, а улыбка добрая. Может, она моя соперница и пытается завоевать симпатии Эндрю?

Я взглянула на Эндрю, ощутив укол былой ревности. Почему он так и не понял, какие чувства я питала к нему? И почему даже теперь они почти не изменились?

Беседа продолжалась почти в том же ключе, что и на занятиях. Эндрю кокетничал и сыпал темными по смыслу цитатами из Шекспира.

К несчастью для него, я знала, как он обычно ведет себя. В прошлом он практиковался на мне, угощая меня чаем и сдобными лепешками.

Когда я точно назвала источники пяти или шести цитат подряд и привела в противовес им другие цитаты, которые, как знала по опыту, Эндрю приберег на потом, он посмотрел меня с обожанием и недоверием.

— Да, вы знаете Шекспира, Синди. Вы изучали литературу?

— Только в библиотеке, — со смехом ответила я.

Одна за другой женщины покидали паб, чтобы сесть на автобус или на поезд, нарочито игнорируя меня, тогда как с Эндрю прощались подолгу. Рози ушла последней, с задумчивым выражением лица.

У меня оставалось мало времени, чтобы успеть на последний поезд в Лондон. Как отнесется Харли к тому, что я не явилась ночевать? И вдруг я почувствовала, что мне все равно. У меня осталось незавершенное дело с Эндрю, и я хотела покончить с ним. Я хотела преподать ему урок, показать, что значит быть соблазненным, а не соблазнителем, человеком, не обладающим властью и силой.

В баре делались последние заказы. Эндрю опорожнил последнюю полупинтовую кружку и поставил в ряд с уже пустыми.

— Еще по одной? — кокетливо предложила я. — На дорогу?

— Я принесу. — Эндрю с готовностью поднялся и достал деньги из кармана. — То же самое?

Я кивнула, протянув ему свой пустой стакан с той же обольстительной улыбкой. Когда он вернулся от стойки бара, я подвинула свой стул ближе к нему, подалась вперед и протянула руку так, что едва не коснулась его.

— Мне нравятся английские мужчины. Они такие мужественные, — промурлыкала я, выразительно глядя ему в глаза. — Мне говорили, что за вашей знаменитой британской сдержанностью вы скрываете страстность натуры.

— Ах вот как? Право? — спросил он, видимо, очень удивленный. — Признаться, сегодня вечером вы были как дуновение свежего ветерка, Синди. Мы в нашем классе несколько застоялись без… гм… без притока свежего воздуха.

— Вы настоящий преподаватель, Эндрю. — Кончиком пальца я начала чертить линии на тыльной стороне его ладони. — Возможно, вы могли бы чему-нибудь научить меня.

— Я очень бы хотел этого, — ответил он, явно польщенный. — Не знаю, надолго ли вы здесь, но надеюсь, что на следующей неделе еще раз придете на наши занятия…

— Зачем же ждать до следующей недели? — Я сжала под столом его гениталии.

Его глаза выкатились из орбит от изумления. И все же он продолжал разговаривать, будто ничего не произошло. Но через несколько минут я почувствовала, как Эндрю осторожно прикоснулся к моему колену. Крепко сжав его руку, я уверенно направила ее себе под юбку.

— Не хотите ли зайти ко мне и выпить кофе? — прошептал он, не в силах скрыть возбуждения.

Итак, это случилось. Приглашение, которого я ждала все эти среды.

«Ты бабник, Эндрю, — с горечью думала я. — Ты ничего не знаешь обо мне, но готов прыгнуть со мной в постель под воздействием нескольких строчек из Шекспира. Со сколькими своими студентками ты проделывал это прежде?»

Оказавшись в его квартире, я ждала на диване, пока он варил кофе. Знакомая обстановка заставила меня вспомнить о моем последнем визите к нему в образе Хариэт. Ощутив, что теряю прежнюю уверенность, я напомнила себе, что теперь Эндрю имеет дело с Синди. Однако когда Эндрю вернулся, я заметила, что он нервничает еще больше, чем я.

— Не робейте, — пробормотала я и похлопала по диванной подушке, приглашая его сесть рядом со мной, так как он колебался, не зная, выбрать кресло или софу. Когда Эндрю сел, я подалась вперед и прошептала ему на ухо фразу, услышанную от Мефисто:

— «Нескромность наша иногда с собою не несет вреда».

— Это ведь из «Фауста», да? — спросил Эндрю, бросив на меня изумленный взгляд. — Так это Марло или Гёте? — Он поскреб затылок. — Забавно, что вы запомнили именно эту цитату.

— Почему?

Эндрю покачал головой и удивленно моргнул.

— Да так, ничего. Просто она напомнила мне кое-что… Кое-что или кое-кого? Но эта мысль, недолго занимала его. Подвинувшись ближе к Эндрю, я обвила рукой его шею и крепко поцеловала в губы. О таком поцелуе я мечтала долгие годы, пока была Хариэт.

Он ответил на поцелуй — сначала робко, потом со все возрастающим жаром, когда понял, что я не оттолкну его. Дыхание Эндрю все учащалось, пока он изучал верхнюю часть моего тела, лаская мои груди сквозь тонкую ткань блузки.

— М-м-м… — пробормотала я, завладевая его рукой. — Где спальня?

Я собиралась унизить Эндрю, довести его до края, до последнего предела, а потом оттолкнуть, изобразив притворное негодование и отвращение к тому, чем мы намеревались заняться. Я извинилась бы, сказав, что всему виной — напитки. Я сказала бы, что не знаю, что со мной произошло, сказала бы, что он годится мне в отцы. Я спросила бы, неужели он вообразил, что такая молодая женщина, как я, сочла его привлекательным. После этого я бы ушла, оставив Эндрю в полной растерянности и сомнениях.

В его спальне, в этом святилище, куда в моей прежней жизни я никогда не заходила, он долго целовал меня, прежде чем сделал попытку раздеть. Я не могла заставить себя остановиться. Пока не могла. Сначала я хотела удовлетворить свое любопытство.

В свою бытность Хариэт я много раз представляла эту сцену, прокручивая ее снова и снова, придумывая разную обстановку и диалоги, пытаясь вообразить, как это могло бы быть. Я старалась представить себе, как выглядит Эндрю без одежды, найду ли я его стареющее тело привлекательным или нет. Меня волновало и то, каким он сочтет мое тело, способен ли мужчина любить женщину с дряблыми бедрами и отвисшей грудью.

И вот это наконец случилось. Это случилось с Синди, а не с Хариэт, но когда Эндрю сбросил последнее, что на нем было, и наши обнаженные тела соприкоснулись, что-то во мне мгновенно изменилось, и я снова почувствовала себя Хариэт. Забыв о планах мести, я привлекла его к себе и теперь ласкала с нежностью, которую всегда жаждала проявить к нему.

Тело Эндрю оказалось именно таким, как я представляла, — слегка обрюзгшим, однако я обожала его. Я все еще была влюблена в Эндрю, влюблена в человека, заключенного внутри этого тела.

Мне хотелось прошептать: «Я люблю тебя», — но это прозвучало бы странно, поскольку он встретился со мной лишь несколько часов назад. Вместо этого я сосредоточилась на наслаждении, которое испытывала в эту минуту. Ласки Эндрю оказались более страстными, чем я ожидала, хотя и несколько сумбурными.

— Прошу прощения, — сказал он, когда мы столкнулись носами.

— О, я тоже виновата. — Наши зубы клацнули в момент страстного поцелуя.

— Я кое о чем вспомнил, — вдруг сказал Эндрю (голос его исходил откуда-то снизу, от моего пупка).

Он смотрел на меня с выражением искреннего ужаса. — У меня нет презервативов.

Я ожидала, что у такого старого волокиты, как Эндрю, куча этих штуковин возле постели.

— Не важно, — выдохнула я и потянулась к своей сумке. — Думаю, у меня здесь кое-что есть.

Я извлекла упаковку из трех кондомов, которую нашла в сумочке Синди, когда очнулась в больнице.

Потом я держала их на всякий случай. Эндрю с сомнением взирал на пакетик, потом зубами разорвал целлофан и приступил к делу.

Я услышала тихий стон наслаждения, когда Эндрю испытал его пик. Это так отличалось от мелодраматических вскриков Харли! Потом тело Эндрю содрогнулось, и он издал какой-то странный звук, похожий на всхлипывание.

— В чем дело, Эндрю?

— Прошу прощения, — пробормотал он, протянув руку к своей сорочке. — Мне не следовало этого делать. Я воспользовался ситуацией.

— Ничего подобного, — возразила я. — Ты даже не представляешь, каким наслаждением это было для меня.

— Дело в том. Дело в том…

— Все в порядке, — попыталась я успокоить его. Обнимая и привлекая Эндрю к себе, я старалась продлить эти минуты.

— Я почти не знаю вас. — Он отстранил меня, встал и начал одеваться. — Прежде со мной никогда не случалось ничего подобного. Я увлекся…

Эндрю быстро оделся и вышел из комнаты. Я села на постели, чувствуя себя несчастной и напряженно соображая, что именно сделала не так.

Наконец я тоже оделась и вернулась в гостиную. Эндрю сидел у камина в своем любимом кресле, задумчиво вертя в руках вилку для поджаривания тостов.

— Хотите поговорить? — спросила я.

Он вздохнул.

— Вы не поймете… Такая молодая девушка, как вы… У вас впереди вся жизнь…

— Я попытаюсь.

— Я сожалею, что вел себя так. Дело в том, что у меня много студенток, молодых девушек, но нет ни одной такой привлекательной, как вы. А мужчина моего возраста не в силах совладать со своими мыслями и фантазиями о том, что могло бы быть и как… Ну, понимаете, о чем я? Когда вы прикоснулись ко мне там, в пабе, я просто не устоял. Это показалось мне слишком прекрасным, чтобы быть правдой. И я не переставал думать о последствиях.

— О каких последствиях? И зачем о них думать?

— Конечно, для вас их не существует, — устало сказал он. — Мы, как корабли в ночи, встретились и разошлись. Но проблема совсем в другом. В моем возрасте эмоции иногда могут сыграть с человеком забавные шутки. Откровенно говоря, вы кое-кого мне напомнили — женщину, которую я когда-то знал. Главным образом своим голосом, хотя не могу понять почему. Она ведь не была американкой. Кроме того, вы сказали что-то, напомнившее о ней. Я сижу здесь с вами, а думаю о ней.

— Вы любили ее? — спросила я, задрожав.

— Да, — печально ответил Эндрю. — Я никогда прежде не сознавал этого, а теперь слишком поздно. Она уехала, И, вероятно, я больше не увижу ее. — Он быстро посмотрел мне в лицо. — Прошу прощения. Я не могу ожидать, что вы поймете это. Но у меня такое чувство, будто я предал ее.

«Ах ты глупый недотепа, Эндрю! — мысленно воскликнула я. — Почему ты не задумался об этом раньше? Если бы ты сказал мне хоть словечко, если бы хоть намекнул, если бы ты дал мне хоть какую-нибудь надежду, об остальном я позаботилась бы сама. Я не стала бы слушать Мефисто. И ничего бы со мной не произошло. А теперь… теперь слишком поздно».

— Послушайте, Эндрю, — сказала я. — Я так же, как и вы, виновата в том, что произошло. Я хочу сказать, я сама это затеяла.

— Что, черт возьми, вы нашли во мне? Я колебалась.

— Такое трудно объяснить, — наконец ответила я. — Просто это иногда случается.

— Вы показались мне такой понимающей, так тонко чувствующей. По правде говоря, я не заслужил этого. Смогу ли я еще увидеться с вами? Заслужить ваше прощение?

— Нет, — твердо ответила я. — Это не сработает. Во всяком случае, сейчас.

Что же я делаю? Я отвергла человека, которого любила! Но я знала, что у нас ничего не получится. Даже если забыть об огромной разнице в возрасте. Теперь Эндрю не мог любить меня по вполне понятной причине.

— Есть две вещи, которые вы можете сделать для меня, — добавила я.

— Что это?

— Позволите мне лечь спать на этом диване?

Последний поезд давно ушел, а я не хотела ночевать в пустой квартире Хариэт.

— Конечно. — Он удивленно посмотрел на меня. — Если хотите. А что еще?

— Как звали ту женщину, которую вы любили?

— Зачем вам, ради всего святого, знать это?

Мне хотелось услышать, как Эндрю произнесет имя.

— Пожалуйста, скажите.

— Хариэт, — тихо пробормотал он. — Может, когда-нибудь она вернется.

— Кто знает? — отозвалась я, пытаясь его утешить. — Может быть, и вернется.

Если бы только он знал!

Одетая, я спала на диване Эндрю, перед камином, где в былые времена мы поджаривали сдобные лепешки. Память об этих временах казалась мне драгоценной, хотя отчетливо я помнила одно — как была несчастна. Представив, как могли бы сложиться наши отношения, я испытала острое чувство горечи. Став Синди, я добилась материального благополучия, о котором всегда мечтала. Но эта победа оказалась пустым звуком, поскольку счастье с Эндрю было для меня невозможно.

На следующее утро я уехала, пока он спал, и вернулась в Лондон первым же поездом. Что скажет Харли о моем отсутствии? И что еще важнее — что я скажу ему? Я уставилась в окно на унылый пригородный пейзаж. Для меня он был полон воспоминаний и ассоциаций. К этому месту прикипело мое сердце. Я никогда не почувствую себя дома в крепости, сооруженной дизайнерами Беверли-Хиллз. Поезд загромыхал, и мне вспомнились слова Мефисто. Они непрошеными пришли мне в голову.

«Никогда не забывай о том, что красота способна развращать и губить».

Мефисто прав. Я уже развращена. Я готова пожертвовать всем, что имеет значение, — любовью, правдой и дружбой ради материальных благ, предложенных мне Харли. Не удовлетворенная дарованными мне красотой и юностью, я пожелала славы и богатства.

Чтобы достичь этих благ, я соблазнилась очарованием образа жизни Харли и приняла желание любви за само чувство.

Вернувшись же в Гилдфорд, я снова встретила человека, которого любила по-настоящему, и теперь не могла вернуться в Америку с Харли. Что же мне делать? Я припомнила реплики, доносившиеся до меня на свадьбе: «Дешевая маленькая потаскушка… очистит его карманы, когда дело дойдет до развода…» Нет, я совсем не такая. Мне не нужны деньги Харли. Не нужна сомнительная известность лица «Лапиник». Новизна этой ситуации быстро приелась мне.

Я хотела одного — быть счастливой. Я не знала своего будущего, но, если моя цель — найти любовь, настоящую, а не поверхностную, мне следовало бы оставить Харли и зажить собственной жизнью.

В Англии никто не узнал бы меня. Документы Хариэт могли теперь сослужить мне хорошую службу. Мое выходное пособие даст мне возможность продержаться, пока я не придумаю, как построить свою жизнь дальше — где жить, как зарабатывать, как обойти иммиграционные законы. К тому времени, когда появится новая реклама фирмы «Лапиник», я изменю свою внешность и стану неузнаваемой.

Найду ли я свою любовь, человека, с которым захочу прожить до старости? Я сознавала, что моя красота станет препятствием для любви и настоящих отношений. Мужчины охотились за мной, женщины завидовали мне и ненавидели меня, но никто из них не относился ко мне всерьез. Никто не пытался установить контакт с личностью, заключенной в моей оболочке.

Вернувшись в «Дорчестер», я тихо прокралась в наш номер, надеясь оттянуть момент встречи с Харли, но он появился в дверях спальни.

— Синди! — Он показался таким измученным, будто не спал целую неделю. — Где, черт возьми, ты была? Я просто заболел от беспокойства!

— Я… гм… я опоздала на поезд. Мне, конечно, следовало позвонить. — Я помолчала. Мне нелегко давалось это объяснение. — Послушай, Харли. У нас не очень-то складывается жизнь. Верно? Нам надо серьезно поговорить.

— Так где же ты провела ночь? — с подозрением спросил Харли, не обратив внимания на мою последнюю реплику. — Или мне следует спросить — с кем? Ты была с другим парнем?

Я покачала головой, только теперь осознав, что прошлой ночью изменила ему.

— Я ночевала в отеле. Видишь ли, Харли, мне надо побыть какое-то время одной. Я несчастлива сама и не приношу счастья тебе…

— В отеле! — взорвался Харли. — Ты хочешь сказать, что я женат на дешевой шлюшке, которая проделывает фокусы в отелях? — Он заходил взад и вперед по комнате и совершил это путешествие несколько раз… и каждый раз, доходя до стены, хлопал по ней рукой. Потом круто повернулся ко мне. — Кто этот тип? — мелодраматически спросил он. В его голосе появилась брезгливость. — Какой-то незнакомец, которого ты подцепила на улице?

— У меня никого нет, — возразила я, выдержав его взгляд. — Мне просто надо на время уехать.

Харли с недоумением смотрел на меня. Похоже, наконец до него начало что-то доходить.

— Что ты хочешь этим сказать? Куда уехать? — Он пересек комнату и остановился у дивана, на котором сидела я. — О чем ты?

Я набрала в грудь воздуха.

— Дело в том, Харли…

— Как ты можешь говорить, что мы несчастливы? — сердито перебил он меня. — Разве я не забочусь о тебе? Разве не даю тебе все необходимое? — Харли снова заходил по комнате, теперь описывая крути вокруг кофейного столика. — Как ты можешь быть такой неблагодарной?

— Я благодарна тебе, Харли, за все, что ты сделал для меня. Просто…

— Я не позволю тебе сделать это! — Он остановился перед диваном и теперь сурово смотрел на меня сверху вниз. — Не знаю, кто подал тебе эти безумные идеи, но лучше сразу же забудь их! — Харли скрестил руки на груди. — Ты моя жена, Синди, и останешься рядом со мной.

— Ты не можешь заставить меня.

— Разве ты не слышала, что я сказал? Я не допущу этого. — Он потрепал меня по плечу. — А теперь пойдем, — сказал Харли примирительным тоном. — Ты слишком устала. Тебе пора отдохнуть. Мы сделаем вид, что ничего не случилось.

Зачем ему было слушать меня? Стряхнув руку Харли со своего плеча, я встала и посмотрела на него:

— Все не так просто, Харли. Мы не любим друг друга. Какой смысл притворяться?

В глазах его появилось странное выражение — недоверия и боли.

— Конечно, любим! — взорвался он. — И каждую ночь в постели мы доказываем это! — Харли подошел к окну, потом снова вернулся ко мне — Ты хочешь сказать, что я недостаточно хорош? Может, я не удовлетворяю тебя? — Лицо его приняло страдальческое выражение. — Ты нашла кого-нибудь лучше меня?

— Я же сказала, Харли, что у меня никого нет.

— Я не верю тебе! — Он сжал руками голову и посмотрел на меня дикими глазами. — Как же иначе объяснить твое невероятное поведение?

— Но ты не понимаешь…

— Черт возьми! Думаешь, я вчера родился? Я знаю, как вы ведете себя, тупые шлюхи! — Он надвигался на меня — его лицо и жесты таили в себе угрозу. — Я думал, ты другая, Синди. А теперь ты предала меня…

— Но…

Харли грубо схватил меня за плечи и заставил подняться на ноги.

— Скажи мне правду! — завопил он. — Я не позволю тебе делать из меня дурака!

Я открыла рот, чтобы возразить.

— Замолчи! — закричал Харли. — Подожди! Не говори ничего! — Он с силой швырнул меня на диван. — Я не могу этого вынести — даже мысль о том, что ты можешь быть с каким-нибудь другим парнем… Это слишком… — Его лицо исказилось, и он бросился к двери. — Я никогда не думал, что ты дойдешь до такого! — орал Харли, сражаясь с дверной ручкой.

Послышался звук шаркающих ног, дверь распахнулась, в комнату ввалился Джордж и с размаху упал на пол.

— Всюду предательство! — воскликнул Харли, грубо отталкивая его. — Больше я никому не доверяю!

Он исчез в коридоре, продолжая возмущенно кричать. Джордж метнул на меня злобный взгляд, поднялся с пола и последовал за Харли.

— Подождите меня, сэр!

Его голос затихал по мере того, как он приближался к лифту.

— Вернитесь!

Оставшись одна, я направилась в спальню, потирая плечо. Харли не причинил мне сильной боли, но его бурная реакция напугала меня. В известном смысле я заслужила это. Я вышла за Харли замуж, убедив себя, что люблю его, тогда как на самом деле это было не так. Я чувствовала себя виноватой и размышляла о том, кого больше обманула — Харли или себя. Сев на кровать, я задумалась, и наконец решение пришло ко мне. Я открыла один из своих чемоданов и быстро упаковала его, переложив туда кое-что из других чемоданов с одеждой. Лучше всего было бы уйти немедленно, пока Харли нет. Зачем делать расставание еще более болезненным?

Стоя у двери с чемоданом в руке, я услышала голоса в коридоре. Разговаривали вполголоса. Харли и Джордж вернулись, но что было сущим проклятием — к ним присоединился Дэвид.

— О'кей, — сказал Харли, и теперь голос его звучал гораздо спокойнее, чем когда он уходил. — Если ты считаешь, что так лучше, я предоставляю тебе уладить дело.

— Эти ваши контакты, Джордж, должны быть надежными, — заявил Дэвид. — Мы не можем допустить огласки, когда наша продукция начнет продаваться в Соединенном Королевстве.

Джордж пробормотал что-то невнятное. Я напрягала слух, чтобы разобрать, о чем они говорят, но все трое ушли в номер Дэвида, расположенный рядом.

Потом я снова услышала голос Харли:

— Я только узнаю, как она.

Я отскочила от двери и вернулась в спальню, по дороге запихнув чемодан ногой под кровать.

— Синди, солнышко. — Смущенный Харли стоял в дверях. — Мне очень жаль. Я вовсе не хотел быть грубым. Простишь меня?

Ну почему он не задержался всего на несколько минут?

Скрепя сердце я слабо улыбнулась ему. Я не выдержала бы еще одного препирательства, еще одной сцены, Харли отправился бы за мной, если бы я попыталась улизнуть. Лучше ускользнуть потихоньку, когда никто не будет ожидать этого.

А пока мне придется примириться с упреками.

— Возможно, — продолжал Харли, — я виноват в том, что не сделал тебя счастливой. Мой консультант по биоэнергетике обнаружил во время нашего последнего сеанса, что моему телу сложно вступать в общение. Давай полечимся вместе. Как ты думаешь? Говорят, врач совершает чудеса, если вместе дойти до сути вещей — это избавляет от подавленной в детстве боли и ярости.

Я в ужасе смотрела на него, надеясь, что он пошутил.

Харли взглянул на часы:

— Пока еще слишком рано звонить в Лос-Анджелес, но я свяжусь с клиникой, как только она откроется, И потребую, чтобы специалист вылетел немедленно. Уверен, мы найдем звуконепроницаемую комнату и будем там заниматься.

Я сглотнула. Нельзя позволить втянуть себя в эти сентиментальные новомодные упражнения!

Неужели я способна разгневаться только из-за того, что в десять лет мне не подарили нового велосипеда на день рождения?

Едва ли это изменит мое отношение к Харли и убедит меня в том, что я люблю его. Я сладко улыбнулась:

— Если ты действительно этого хочешь…

К чему укреплять его подозрения? Если мне хоть чуточку повезет, когда появится мозгоправ, меня уже здесь не будет.

— А пока что, моя сладкая, — продолжал Харли, — я хочу повести тебя куда-нибудь пообедать. Должно быть, последнее время я уделял тебе недостаточно внимания, поскольку был перегружен работой и другими делами.

По правде говоря, я не замечала, чтобы его обычная праздность была чем-то нарушена в последнее время. Он покровительственно улыбнулся мне:

— Синди, мы должны справиться со своими проблемами. Нам обоим следует постараться укрепить свой брак, если мы хотим сделать его счастливым.

Где, черт возьми, Харли набрался этой чепухи: «мы сможем — мы не сможем», «мы должны — мы не должны»?

Остальную часть дня он вел себя со мной безукоризненно, но я чувствовала: что-то здесь нечисто. С телесной терапией или без нее, я не поверила, что ярость Харли, продемонстрированная мне чуть раньше, исчезла так быстро. Я не была экспертом по части мужской психологии, но понимала: они что-то затевают против меня.

На следующее утро я проснулась рано и нащупала под кроватью свой чемодан. Зачем выяснять, что замыслили против меня Харли, Дэвид и Джордж накануне? К тому моменту, когда они проснутся, я буду уже на пути в Гилдфорд и навсегда исчезну из их жизни.

Глава 16

В комнате стояла тишина. Бросив прощальный взгляд на спящего Харли, я на цыпочках вышла из спальни и открыла дверь нашего номера.

— Прощай, Харли, — нежно прошептала я, выходя в коридор. После всех моих душевных мук и колебаний уйти оказалось гораздо легче, чем я ожидала. На улице я подозвала такси, и оно доставило меня на вокзал Ватерлоо. Часом позже я стояла в вестибюле гилдфордского вокзала уже второй раз за три дня, размышляя о том, что делать дальше. Наконец-то начиналась моя новая жизнь. Мне нужно было составить какой-то план дальнейших действий.

Я опасалась возбудить подозрения, проводя слишком много времени в прежней квартире Хариэт. Поэтому предстояло поскорее найти другую квартиру и какую-нибудь работу. Выходное пособие Хариэт не могло обеспечить меня навсегда. Горя желанием взяться за решение этих проблем немедленно, я оставила свой чемодан в камере хранения и пошла через мост в центральную часть города.

Первым местом, которое я вознамерилась посетить, был Центр обеспечения занятости в конце Хай-стрит.

Внимательно изучив доски объявлений, я поняла, что мне придется получить какую-нибудь квалификацию, чтобы начать новую жизнь, лучшую, чем вела Синди. Я больше не хотела быть моделью, но не знала, насколько мне придется снизить свои запросы и до какой ступени дойти, чтобы устроиться на работу, не требующую слишком больших знаний и навыков. «Уборщица на неполный рабочий день»… «помощница па кухне»… «приемщица в гараже» — все это не сулило блестящей новой карьеры. «Требуется помощник в выборе и доставке продуктов для ресторана в американском стиле в местном парке» — это объявление стало не самым приятным напоминанием о ресторане «У Марти», а почасовой оплаты за эти занятия не хватило бы, чтобы свести концы с концами и не умереть с голоду. Смущенно и нерешительно оглядев стоящих в очереди людей, готовых ринуться на меня, если я подойду ближе к конторке, я решила переждать несколько дней, чтобы проверить, обеспечивают ли мои документы возможность устроиться на работу. Покинув Центр занятости, я купила местную газету и отправилась в кафе на Норт-стрит.

Я рассеянно перелистывала страницы газеты, иногда бросая взгляд в окно на внешний мир со своего удобного места у окна. Потягивая горячий кофе, я наслаждалась новым для меня чувством независимости. Наконец-то я была свободна и вольна определить свою жизнь. Я начну все заново — найду новых друзей, завяжу новые взаимоотношения. Если мне повезет, я встречу кого-нибудь особенного, кто мне понравится, избавит меня от мук одиночества и озарит мою жизнь светом надежды на будущее.

Объявления о работе, опубликованные в газете, были ненамного соблазнительнее, чем те, что я нашла в Центре занятости, но я знала, с чего начинать. Позже я найду какие-нибудь вечерние курсы, конечно, не связанные с литературным творчеством, что-нибудь более полезное, что поможет мне развить природные способности. Я умела работать с компьютером. Возможно, мне удастся углубить свои знания и навыки в этой области. Я обвела кружками несколько объявлений, показавшихся мне чуть более обещающими и заманчивыми, чем другие. Потом начала просматривать объявления о сдаче комнат.

Взглянув в окно, я заметила, что с противоположной стороны улицы на меня смотрит мужчина задиристого вида, краснолицый и плешивый. Несмотря на довольно холодную погоду, он был в рубашке с короткими рукавами и согревался тем, что размахивал руками и переступал с ноги на ногу. Он показался мне чем-то знакомым, но я никак не могла понять, чем именно. Прикрывшись газетой и украдкой наблюдая за мужчиной, я заметила, что он вынул из кармана джинсов мобильный телефон и набрал номер. И тогда я вспомнила, что видела его сегодня утром на вокзале Ватерлоо. Он выглядывал из-за какой-то перегородки и держал телефон у уха. Должно быть, мы с ним прибыли в Гилдфорд одним поездом.

Я снова вернулась к своей газете и прочла колонку объявлений о сдающихся квартирах. Когда я подняла голову от газеты и снова посмотрела в окно, мужчина был все еще там. Кажется, он потерял интерес к кафе, потому что оживленно жестикулировал, делая знаки кому-то, кто, очевидно, был на этой же улице. Заинтересовавшись, я посмотрела в ту сторону и увидела человека в просторном теплом пальто, бежавшего ему навстречу. Обменявшись несколькими словами, они уставились на окно кафе. Мое сердце сделало прыжок и пропустило следующий удар: вторым мужчиной был Джордж.

Спрятавшись за газетой и поразмыслив, я поняла: он уже знает, что я здесь. Первый мужчина, вне всякого сомнения, следовал за мной от вокзала Ватерлоо, а возможно, и от самого дома, поддерживая связь с Джорджем по мобильному телефону. Я вспомнила, что сказал Харли накануне Джорджу: «Предоставляю вам организовать это…» Значит, он думал, что я приведу его к своему гипотетическому любовнику? Или они собирались силой заставить меня вернуться? Как бы то ни было, мне стало ясно, что Харли не даст мне уйти без боя.

Утешало меня только то, что я не отправилась на квартиру Хариэт. Значит, у меня еще остается укрытие при том условии, что я незаметно ускользну отсюда. Оставив деньги за кофе на прилавке, я встала и затесалась в стайку женщин, выходивших из кафе. Если бы мне удалось быстро и не привлекая к себе внимания выйти отсюда, прежде чем Джордж и его сообщник догадаются, что я заметила их, я скроюсь от них в лабиринте переулков, соединяющих центральные улицы города.

Женщины столпились у двери, надевая пальто и разбирая хозяйственные сумки, а потом высыпали на улицу. Опустив голову, я присоединилась к ним.

— Привет, — сказала мне одна из женщин, настороженно разглядывая меня.

— Привет, — весело откликнулась я. — Прелестная погода для этого времени года.

Мы все перебежали через дорогу и, пройдя довольно близко от того места, где стоял Джордж, направились на восток, туда, где возвышался холм.

— Напомните, дорогая, — обратилась ко мне одна из женщин, — где я вас встречала прежде? Вы здесь на каникулах?

Я размышляла, что ответить, когда все мои спутницы вдруг остановились перед Музеем армии и флота и начали обмениваться поцелуями. Клюнув друг друга в щеки, они разошлись в разных направлениях.

— У меня сестра во Флориде, — продолжала моя спутница, удерживая меня рукой в перчатке. — Из какой части Штатов вы приехали? Мне так хотелось бы когда-нибудь отправиться туда.

Оглянувшись, я увидела Джорджа, который внимательно оглядывал улицу. Лицо у него было раздраженное. Не успела я сделать шаг, как он повернул голову и наши взгляды встретились.

— Простите. Мне надо бежать, — пробормотала я, ныряя в дверь магазина.

— Она там! — закричал Джордж мне вслед. — Задержите ее!

Промчавшись через отдел чемоданов и сумок, я бросилась дальше.

Пробегая через отдел косметики, я столкнулась с продавщицей в белой униформе.

— Прошу прощения, — задыхаясь, сказала я.

— Все в порядке, мадам, — усмехнулась та, оглядев меня с головы до ног, — мне все равно пришлось бы остановить вас. Это моя работа. Позвольте предложить вам косметику бесплатно. На этой неделе мы рекламируем новую продукцию…

Я, не отрываясь, смотрела на знакомую эмблему на ее поясе: «Лапиник». Неужели нет спасения от этой чертовой продукции?

— Да скорее я сгорю в аду, — сердито сказала я, толкнув ее на пирамиду бледно-голубых флакончиков. В моих ушах зазвенело разбитое стекло, а я побежала дальше. У меня не было времени оглянуться и полюбоваться своей работой.

Слыша топот Джорджа за спиной, я выскочила на Хай-стрит, помчалась с холма и стрелой метнулась в переулок. Мне навстречу шли две женщины с детскими колясками, загородившие всю дорогу.

Чертыхнувшись, я с безумным видом огляделась. Где же мне укрыться? Прямо перед собой я увидела приоткрытую ярко окрашенную дверь. Я толкнула ее и ворвалась внутрь.

Тотчас же горячий, пропитанный табачным дымом воздух ударил мне в ноздри. У меня зашипало в горле, заслезились глаза. Сфокусировав зрение и осмотревшись, я тотчас заметила сидевших перед телевизионными экранами мужчин. При моем появлении их внимание мгновенно переключилось на меня. Я попала в заведение, где заключали пари в надежде на хороший выигрыш на скачках. Я невольно улыбнулась: меня никогда не станут искать здесь.

— Привет, дорогуша! — На лице одного из мужчин появилась плотоядная улыбка.

— Ты уже положил глаз на эту маленькую кобылку, да, Фрэнк? — подмигнул приятелю другой.

Я бросила на них сердитый взгляд, поскольку имела такое же право, как и они, находиться здесь. Гордо подняв голову, я прошествовала мимо них в свободный угол и сделала вид, что чрезвычайно увлечена чтением газеты, приколотой булавками к стене. Сделав еще несколько малопонятных замечаний, мужчины потеряли ко мне интерес и снова вернулись к своему занятию. Я решила переждать здесь минут двадцать, потом проскользнуть по одному из переулков к замку, а оттуда окольными путями добраться до дома Хариэт.

Газета на стене ознакомила меня со списками скаковых лошадей, участвовавших в сегодняшнем дневном заезде. Кроме того, она содержала загадочную информацию, набранную мелким шрифтом, совершенно непонятную для меня. Однако кличка одной лошади привлекла мое внимание — Танец Дьявола. Этой лошади предстояло участвовать в заезде в 3. 30 в Ньюмаркете. Я не имела ни малейшего представления о том, как делать ставки, иначе непременно поставила бы на нее, ибо чувствовала, что мне должно повезти.

В комнату вошел мужчина с мобильным телефоном, и все головы повернулись к нему. На лицах отразилось внимание и ожидание.

— Пока ничего, — бросил он, сунув телефон в карман. — Босс просит подождать его, прежде чем звонить снова.

— Черт возьми! — воскликнул один из присутствующих. — Ради всего святого! Сколько нам еще околачиваться здесь в ожидании? Сегодня днем мне надо быть в Хэмптон-Корте.

— Я же говорил, что мне не нравится, как здесь все делается, — отозвался другой. — Это не то что наша обычная работа. Нас тут доведут до изнеможения, а сидеть придется до рассвета…

— Перестаньте хныкать! — рявкнул человек с телефоном. — Машина готова?

— Пит поведет ее в один конец, как договорились, — заявил мужчина с плотоядным взглядом. — Похоже, у него кончится бензин до того, как что-нибудь случится. Это полное фиаско, если хотите знать мое мнение.

С минуту я внимательно смотрела на него, потом наши взгляды встретились. Куда меня занесло? Может, они выжидают благоприятного момента, чтобы ограбить банк?

— Никогда еще мне не приходилось участвовать в похищении, — тихо промолвил один из мужчин. — И какова цена?

Похищение? Меня охватило страшное подозрение.

— Да тише ты, малый! — оборвал его человек с телефоном. — Я же говорил вам, все честь по чести. Это вовсе не похищение. Мы просто должны вернуть ее домой, к мужу. Спроси Уилки, если не веришь мне.

— Кто такой, черт возьми, Уилки? — спросил первый собеседник. — Дьявольщина! Не знаю я никакого Уилки!

Глаза человека с телефоном приняли мечтательное выражение.

— Король разрешения щекотливых дел. Так его называют. Вернее, так называли в восьмидесятых, до того как он уехал в Америку. Вчера вечером он вдруг позвонил мне и сказал, что за это можно срубить хорошие бабки. — Мужчина вздохнул. — Мы с ним давно знакомы, проворачивали хорошие делишки в Ньюберри, старина Джордж Уилкинз и я.

В желудке у меня забурлило, когда я поняла, о чем они говорят.

Я должна исчезнуть до того, как они узнают во мне свою жертву. Джордж не поскупился на то, чтобы нанять себе в помощь крепких парней, и я угодила прямо им в лапы.

Не успела я двинуться с места, как зазвонил телефон.

— Это, должно быть, он.

Мужчина извлек из кармана мобильник, послушал с минуту, потом издал звук, выражавший, видимо, недовольство.

— Он возвращается, — сообщил мужчина. — Похоже, они потеряли ее.

Бочком продвигаясь к выходу, я осторожно обогнула стойку и направилась к задней двери.

— Уже покидаешь нас, дорогуша? — усмехнулся один из мужчин.

Когда я добралась наконец до двери, она внезапно распахнулась и появился Джордж. За ним следовал его сообщник в рубашке с короткими рукавами. Увидев меня, они изумленно переглянулись.

— Какого черта! — выдохнул Джордж.

Я бросилась через всю комнату к противоположному выходу. Мужчины стояли в оцепенении.

— Остановите ее, идиоты! — завопил Джордж. — Это та, за кем мы охотимся!

Добравшись до двери, я попыталась открыть ее, но тут они наскочили на меня. Я сопротивлялась, изо всех сил лягала своих врагов, но их было много. Они скрутили мне руки, вытолкнули меня в переулок и прижали к стене. Я хотела закричать, но мой рот закрыла чья-то рука.

— Может, задать ей трепку? — с надеждой спросил один из моих врагов.

— Заткнись! — оборвал его человек с телефоном. — Пит! Где ты, черт тебя дери?

В течение нескольких минут мужчины окружили меня, чтобы скрыть от глаз прохожих, при этом поглаживая Й пощипывая разные части моего тела. Один из них оторвался от других, бросился в переулок и вернулся с большой картонной коробкой, вмещавшей прежде гамбургеры из «Макдоналдса».

— В чем дело, босс?

— Открой дверцу машины, задница! — зашипел человек с телефоном, выбивая коробку из рук сообщника и рассыпая гамбургеры.

— Поднимите их, молодой человек, — пискнула проходившая мимо женщина. — Разве вы не знаете, что мусорить на улицах запрещено?

— Ммммгр! — попыталась я привлечь внимание женщины, но тщетно.

Меня протащили по переулку и запихнули в ожидавшую в стороне машину. Оглянувшись, я увидела, как по мостовой ползают двое мужчин, собирая гамбургеры, а женщина, мстительно улыбаясь, стоит над ними.

— Чего вы ждете?! — рявкнул Джордж, усаживаясь рядом с шефом. — Те двое сами доберутся до дома.

Машина рванулась вперед и остановилась, поскольку впереди оказалась пробка.

— Мерзавец! — пробормотал шофер, роясь в кармане в поисках сигарет. Машина тотчас же наполнилась дымом. Зажатая на заднем сиденье между двумя головорезами, я боролась с приступом тошноты и беспомощно смотрела на знакомые картины, мелькавшие за окном. Головорез справа от меня начал ковырять в носу и с интересом изучал содержимое, прежде чем вытереть руку об обивку машины.

Джордж сунул мне мобильный телефон.

— Звонят вам, миссис Синди, — сказал он самодовольным и неуместно игривым тоном. — Кажется, ваш муж хочет сказать вам несколько слов.

Я прижала трубку к уху:

— Харли!

— Синди! Слава Богу, ты жива и невредима! — Его голос был каким-то шипением. — Что ты позволяешь себе? Почему сбежала?

— Надеюсь, ты хорошо понимаешь, что делаешь! — сердито возразила я. — Почему ты послал за мной этих головорезов?

— Головорезов? Прошу прощения… Плохо тебя слышу! Послушай, Синди!..

— Не смей так обращаться со мной! — закричала я. — Скажи им, чтобы оставили меня в покое! Пусть убираются!

На линии что-то потрескивало, потом я снова услышала его голос:

— Это для твоей же пользы, Синди. В последнее время ты была сама не своя. Едва ли ты знаешь, что творишь. Что тебе нужно, так это хороший отдых. Пока мне не удалось связаться с лучшей клиникой в Лос-Анджелесе, но я нашел доктора здесь…

— Не желаю показываться твоему долбаному доктору!

— Что ты сказала? Плохо слышно…

Я прошипела что-то сквозь зубы… Потом добавила:

— Прости, Харли, связь прерывается… Я тебя не слышу…

Не в силах совладать с гневом, я швырнула телефон в ветровое стекло. Он с глухим стуком отскочил от стекла обратно, к шоферу. Тот увернулся, сделав резкое движение головой, а Джордж с угрожающим видом посмотрел на меня.

— Ах ты, маленькая сучка…

— Отделать ее, шеф? — спросил головорез слева от меня, сжимая кулаки.

Я возмущенно взглянула на Джорджа:

— Не забывайте, что мы все еще будем жить в одном доме, когда вернемся в Штаты. Я умею обращаться с ножницами. К тому же я лунатик и хожу во сне. Если не хотите проснуться однажды утром с отрезанными и заткнутыми в уши причиндалами, посоветуйте этим бандитам оставить меня в покое.

В машине прозвучал невеселый смех.

— Заткнитесь вы, сброд, — проворчал Джордж и повернулся к окну, чтобы оценить размеры нанесенного мной ущерба. Остальная часть нашего путешествия прошла без инцидентов.

Когда мы подъехали к отелю, Харли ожидал на мостовой у входа.

Он вглядывался в меня сквозь стекло машины с суровым выражением лица.

— Поднимись наверх, — сказал он. — Думаю, тебе надо полежать.

Под неусыпным надзором Джорджа головорезы препроводили меня в вестибюль отеля, а потом в лифт.

— На помощь! — закричала я. — Меня похищают!

Ко мне повернулось несколько голов, но никто не двинулся в мою сторону.

— Надеюсь, ей скоро полегчает, — проговорил администратор, придерживая дверцы лифта открытыми, чтобы мы могли войти. — Я пришлю доктора.

Когда мы добрались до нашего номера, меня бесцеремонно впихнули в спальню, и в замке повернулся ключ.

Я упала на постель и зарыдала.

Из холла до меня доносились размытые голоса: это Харли договаривался о чем-то с Джорджем и его сообщниками.

Различив голос Дэвида, я встала, подошла к двери и попыталась разобрать слова, но говорили слишком тихо.

Я принялась трясти дверь.

— Харли! — крикнула я. — Выпусти меня! Я хочу поговорить с тобой!

Ответа не последовало. Судя по тому, что голоса становились все глуше, они уходили. Вконец разозлившись, я начала дубасить в дверь кулаками.

Выпустите меня! — орала я что есть мочи. Как они смеют так обращаться со мной?!

Примерно через час вошел Харли и запер дверь, а ключ положил в карман.

— Мерзавец! — Я с яростью набросилась на него.

Он схватил меня за запястья с такой силой, какой я в нем не подозревала.

— Успокойся, лапочка, — нежно сказал он. — Скоро придет доктор. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как тебя вылечат.

— Мне не нужен доктор. Со мной все в порядке. Почему ты не хочешь отпустить меня?

— Тише, тише. Все будет хорошо.

Удерживая меня за запястья, Харли усадил меня на кровать и посмотрел мне в лицо со страдальческим видом. Похоже, этот несчастный идиот и вправду позволил убедить себя, что я съехала с катушек. Иначе он не примирился бы с моим поведением.

— Я только что разговаривал с Дэвидом, — сообщил он наконец. — Мы решили, что тебе нужно переменить обстановку. Мы поедем прямо в Италию. В первую неделю ты не будешь им нужна — они будут заниматься декорациями, реквизитом, фоном и прочими вещами. Поэтому у тебя будут каникулы. — Он обнадеживающе улыбнулся мне. — Это будет славно. Правда?

Меня охватила неодолимая усталость. Разве у меня был выбор?

— Ладно, — проронила я. — Согласна, если мне не придется показываться твоему дураку доктору.

— Вот и замечательно, дорогая, — оживился Харли. — Я знал, что ты поймешь меня, если мы серьезно поговорим. Пойду и попрошу Дэвида уладить дело с билетами. Он так обрадуется, узнав, что тебе лучше. Если нам удастся достать билеты, мы вылетим завтра.

Харли снова запер меня на ключ и минут через десять вернулся с чашкой чаю.

— Выпей, тебе полегчает. А потом поговорим еще.

Я помню то, как Харли тряс меня за плечи, пытаясь разбудить. Сквозь задернутые занавески в комнату проникал солнечный свет. Видимо, я проспала весь остаток дня и всю ночь.

— Вставай, детка, — шептал Харли. — Тебе надо кое-что упаковать. Мы ведь летим в Италию. Помнишь?

— Что случилось? — спросила я сонным голосом. — Этот чай, который ты дал мне…

— Это было всего лишь мягкое снотворное, — сообщил Харли, стараясь успокоить меня. — Доктор решил, что в данной ситуации это лучше всего. Когда вернемся домой, тебя обследуют.

— Но…

— Никаких «но». — В голосе Харли прозвучала железная решимость. — Доверься мне, и все будет отлично. — Он посмотрел на часы. — А теперь поторопись, солнышко. Мы должны успеть на самолет.

Упаковать вещи оказалось сложно, потому что большая часть моей одежды все еще находилась в камере хранения на вокзале Гилдфорда. Я собрала немногие оставшиеся вещи и уложила их в саквояж. Похоже, мне придется доиграть роль в этой комедии до конца, пока не удастся убедить Харли предоставить мне некоторую самостоятельность. И уж тогда я найду способ сбежать.

Когда Харли вышел из ванной комнаты, я проверила внутренние карманы своей дамской сумочки, опасаясь, не потеряла ли во время вчерашней борьбы паспорт и чековую книжку Хариэт. Однако они оказались на месте. Вынув паспорт на имя Синди, я раскрыла оба и положила на туалетный столик. Для нервной системы оказалось большим испытанием разглядывать эти два столь непохожих лица. Впервые я смотрела на них беспристрастно и объективно. Хариэт вовсе не выглядела такой старой и уродливой, как мне запомнилось, тогда как внешняя красота Синди оставляла впечатление пустоты и полного отсутствия характера. Я знала этих женщин изнутри и снаружи, изучила вдоль и поперек, но вдруг испытала шок, осознав, что ни одна из них не была мной.

Посмотрев в зеркало, я заметила, что теперь я не вполне похожа на Синди, запечатленную на фотографии. Теперь я выглядела чуть старше и серьезнее. Лицо мое стало более задумчивым и уже не выражало удивленного простодушия, запечатленного камерой фотографа. Я больше не чувствовала себя и Хариэт. Ощущение мрачной беспросветности, свойственное ей и влиявшее на ее поступки, исчезло. Я и сейчас не была счастлива, но теперь знала, к чему стремиться, верила, что моя жизнь изменится к лучшему.

Я вглядывалась в отражение в зеркале, стремясь проникнуть под внешнюю оболочку и увидеть подлинную сущность этой личности. Если я не Хариэт и не Синди, то кто же, черт возьми? Неужели Мефисто бездумно создал новую личность, совсем новую, нечто большее, чем составляющее двух прежних, сумма их черт?

У меня снова забурлило в желудке. Должно быть, я все еще страдала от последствий зелья, подмешанного в чай. Сунув паспорта в сумку, я бросилась в ванную. Харли спрыгнул с унитаза со штанами, спущенными до лодыжек, и с ужасом наблюдал, как меня рвет.

Во время перелета до Генуи я, сидя рядом с Харли, боролась с приступами тошноты и мысленно клялась себе впредь проявлять осторожность в отношении еды и выпивки. Я не позволю этим негодяям подчинить меня своей воле. Не сдамся. Теперь, когда они следят за каждым моим шагом, мне придется быть осмотрительной и изворотливой. Рано или поздно я убегу, тщательно спланировав свой побег и предусмотрев все варианты. В следующий раз я не совершу ошибки.

Должно быть, прошлая ночь далась Харли нелегко. Он сидел мрачный, уставившись в одну точку. Под глазами у него залегли темные тени. Вскоре после взлета Харли уснул.

Через несколько минут в проходе между рядами возле моего кресла появился Дэвид.

— Привет, сестренка! — Он уселся на ручку кресла. — Жаль, что мы не можем сидеть все вместе. Да?

Я ответила ему хмурым взглядом.

— У нас будут недолгие, но веселые каникулы. — Дэвид фамильярно коснулся моей руки. — Там будем только мы трое. Уверен, мы прекрасно поладим.

— Мы поладим еще лучше, если вы оба исчезнете из моей жизни. — Я стряхнула его руку со своей.

— Я надеялся, что мы станем друзьями, Синди. — Дэвид понизил голос. — Убежден, что у нас гораздо больше общего, чем ты думаешь. — Многозначительно помолчав, он склонился ко мне и, почти вплотную прижав губы к моему уху, язвительно добавил: — Тебе лучше вести себя осмотрительно! Помнишь, что я говорил? Если вы с Харли разведетесь, я позабочусь о том, чтобы тебе не досталось ни цента.

— Может, я вовсе и не хочу его денег.

Дэвид посмотрел на меня презрительно и недоверчиво.

— Почему же в таком случае ты вышла за него? Не трудись убеждать меня рассказами о неземной любви. — Взмахом руки Дэвид отмел возможное возражение. — Достаточно посмотреть на тебя, и становится ясно, что ты ненавидишь его.

Смущенная этими словами, я отвернулась. Неужели это так очевидно?

Когда я снова подняла глаза, Дэвида уже не было. Я увидела, что он удаляется от меня по проходу.

Однако вместо него появилась новая фигура.

— Помнишь меня?

Я вжалась в сиденье своего кресла. Дыхание у меня перехватило. Это был Мефисто.

— Чего ты хочешь?

Я с трепетом смотрела на него. На нем был черный тренировочный костюм, на ногах — непомерно большие и модные спортивные туфли, состоявшие, казалось, из одних шнурков и свисавших язычков и лопастей. Подбородок его украшала темная щетина. Пара наушников на шнурке висела на шее, и от них исходил металлический ритмичный звук.

— Я просто хотел узнать, в какие игры ты тут играешь? — злобно прошипел он. — Помогаешь старым леди на улице? Раздаешь им щедрую милостыню? Пытаешься сбежать от богатого мужа, когда могла бы обобрать его до нитки? Да что с тобой, Хариэт?

— Оставь меня в покое, — пробормотала я, оглядываясь и пытаясь сообразить, видят ли его остальные пассажиры. Рядом со мной мирно похрапывал Харли. — Тебя это не касается.

— А вот тут ты заблуждаешься, Хариэт. Я поставил на тебя, и ты можешь испортить мою репутацию. Не говоря уж о том, что я заключил пари на приличную сумму. И рассчитывал выиграть.

Послышался треск, и свет в салоне померк. По проходу стремительно пробежала стюардесса и, как мне показалось, прошла прямо сквозь него. Я содрогнулась, подумав о том, что между нами и землей много миль пустого пространства.

— Как мне удастся доказать твою порочность, если ты, черт возьми, разыгрываешь добрую самаритянку? — укоризненно спросил он. — Твое подчеркнуто примерное поведение начинает привлекать к тебе нежелательное внимание.

— Что ты называешь «примерным» поведением? — хмуро осведомилась я. — А как насчет моего адюльтера? Разве ты этого не знаешь? Неужели это недостаточное доказательство моей испорченности? Я думала, тебе это понравится.

— Да-да, я растроган до слез! — ядовито возразил Мефисто. — Однако мне сказали, что это, черт возьми, не в счет. Твоя измена не считается доказательством развращенности, потому что ты любила его. — Губы Мефисто скривились от отвращения. — Право же, Хариэт, ты слишком сентиментальна! Он годится тебе в…

— Никакой сентиментальности в этом нет, — начала я, но осеклась. Мне стало любопытно узнать подробности. — Кто тебе сказал, что это не в счет?

— Те, кто занимает в нашей иерархии более высокое положение, — с горечью ответил он. — Те, кто правдами и неправдами, с помощью всевозможных интриг и ухищрений, обманом и ложью пробрались в высшие эшелоны власти, хотя у них не хватает отваги даже на то, чтобы устроить хороший фейерверк во время церковной службы. Из-за древности нашего пакта они проявляют к нашему фаустовскому соглашению повышенный интерес. Они относятся к нему как к некой мыльной опере, стараясь каждый день узнать, что происходит и что достигнуто. Должен сказать, что ставки снижаются и стандарты падают.

Я попыталась изобразить подобающее случаю раскаяние, но мысль о том, что Мефисто пресмыкается и ползает на брюхе перед своим начальством, вызвала у меня улыбку.

— Это вовсе не смешно, — бросил он. — Они грозят свести мою власть к минимуму, если в ближайшее время я не представлю им веские доказательства твоей распущенности. — Мефисто раздраженно уставился на меня: — Почему бы тебе не перестать дурить и не сделать что-нибудь по-настоящему безнравственное? Христа ради! Тебе это не принесет никакого ущерба, а мне очень облегчит жизнь.

— А кто сказал, что это не принесет мне ущерба?

Он вздохнул:

— Послушай, у меня нет времени околачиваться тут и обсуждать с тобой все детали. Если не будешь со мной сотрудничать, нам придется без конца жевать эту резину, пока ты не придешь в чувство. А в конце концов… вот только подожди, увидишь сама. Ты будешь рада сделать то, о чем я прошу.

— Не трать понапрасну красноречие.

— Я и не трачу. Я просто подожду, пока ты сама позовешь меня. — Мефисто встал и двинулся по проходу, потом остановился и оглянулся. — Если ты так уверена в себе, — он лукаво улыбнулся, — почему вчера не проявила решимость? Если бы ты доверилась мне, это не принесло бы тебе никакого вреда.

— Что ты хочешь сказать?

— Разве не помнишь? Лошадь по кличке Танец Дьявола? На скачках в Ньюмаркете? В пятнадцать тридцать? — Мефисто с явным разочарованием смотрел на меня. — Не говори, будто не поняла, что все это для тебя подстроил я. Лошадь пришла с результатом тридцать три к одному.

Он продолжил свой путь по проходу пружинистым шагом, точно как астронавты, которых я видела по телевидению, и исчез, пройдя сквозь стену кабины. Снова на мгновение огни в салоне померкли, потом опять ярко загорелись.

— Черт возьми! — пробормотала стюардесса, пролив кофе на мужчину, сидевшего впереди меня, и осторожно двинулась вперед, толкая перед собой тележку с напитками. Проходя мимо, она бросила на меня взволнованный взгляд. — Вы здоровы, мадам? Может, хотите чего-нибудь выпить?

Я с трудом овладела собой.

— Двойной скотч. — Я метнула быстрый взгляд на Харли, желая убедиться, что он все еще спит. — Без льда.

В аэропорту Генуи нас ожидала машина с шофером, и тут впервые я заметила, что Джорджа с нами не было.

— Джордж остался в Лондоне, чтобы навестить старых друзей в каком-то местечке под названием Пентонвиль, — ответил Харли на мой вопрос. — А потом он вернется в Лос-Анджелес, чтобы присмотреть за домом. — Харли ухмыльнулся: — И чтобы помешать Жозе ввязаться в какую-нибудь неприятную историю.

Из Генуи мы следовали вдоль побережья по серпантинным дорогам, мимо извилистой череды утесов и скал.

Сидя на заднем сиденье между Харли и Дэвидом, я размышляла о том, почему мне все время приходится путешествовать против воли.

Внизу под нами сверкало ярко-синее море, а склоны холмов были покрыты рощами масличных деревьев. Пейзаж походил на иллюстрацию в популярном путеводителе «Почему бы вам не отдохнуть в полной неги и красоты Лигурии?». Я вспоминала о фильмах, которые видела в юности, в моей прежней жизни. О фильмах с Шоном Коннери, Майклом Кейном, Кэри Грантом[19].

Этот пейзаж так напоминал то, что я видела в кино. Они все проезжали по этим местам, таким красивым, что от них захватывало дух, в роскошных и быстроходных машинах к своей таинственной цели. Как я им завидовала, пойманная, как в ловушку, в вечную английскую зиму, без денег и любви. И вот теперь я здесь, но все совсем не так, как мне хотелось бы, и я не наслаждаюсь этим.

— Тебе понравится дом, — обратился Дэвид к Харли, игнорируя меня. — Он так романтично примостился на вершине утеса, и вид оттуда великолепный. — Я почувствовала, как его колено нажимает на мое. — К тому же он неприступен.

Проехав еще с полчаса, мы свернули в сторону от дороги в тупичок и остановились.

— Вот! — сказал Дэвид торжествующим тоном, как ребенок, предвкушающий приятный сюрприз. — Чего же ты ждешь? Выходи!

— Но где… — Харли стоял у обочины и с изумлением озирался.

— Идем со мной. — Дэвид повел его к калитке, почти сливавшейся с отвесной стеной утеса. — Оставь багаж. Джорджио принесет его.

Дэвид нажал на какие-то кнопки на панели в стене, и калитка, скользнув в сторону, позволила войти. Мы оказались перед холмом, заросшим густой зеленью. Странного вида сооружение, напоминавшее стеклянный куб на колесах, стояло на наклонно идущих рельсах, отвесно и круто поднимавшихся вверх по желобу, прорубленному в скальной породе.

— Это фуникулер, подъемник, — гордо пояснил Дэвид, ступив в застекленную кабину. — Входите. Это совершенно безопасно. Вот фасад нашего дома.

Как только мы оказались внутри, Дэвид снова начал манипулировать кнопками, нажимая одну за другой. Послышалось негромкое гудение механизма, и кабина начала подниматься по рельсам под невероятно острым углом. По мере того как мы поднимались по стене, становилось видно море, простиравшееся до горизонта, и мы видели отсюда мили и мили извилистого морского побережья, а также дорогу, по которой приехали.

— Фантастическое зрелище, правда? — улыбнулся Дэвид. — Смотри, здесь меняется угол наклона.

Меня прижало к Харли, когда машина замедлила движение, и я невольно уцепилась за него, испугавшись, что мы сейчас рухнем в бездну, и закрыла глаза. Когда я снова открыла их, мы все еще поднимались вертикально вверх, и вид отсюда был прекрасным.

— Автоматическая корректировка, — пояснил Дэвид и усмехнулся, заметив наш страх. — Новейшая и самая совершенная технология. В основании этого механизма вращающаяся ось.

— Этот дом будто перенесен сюда из фильма о Джеймсе Бонде. — Харли с беспокойством посмотрел вверх. — И сколько нам еще подниматься?

И тут я увидела цель нашего путешествия — не слишком привлекательное строение, примостившееся на склоне холма, там, где кончались рельсы.

— Не поддавайся первому впечатлению. — Дэвид посмотрел на Харли. — Внутри гораздо лучше. Вспомни, что я рассказывал тебе об этом парне, армянском финансисте, который хочет получить франшизу на нашу формулу Б. Это его летняя резиденция, спроектированная лучшим архитектором. В прошлом году я был здесь у него. Конечно, обычно он не сдает свой дом, но сейчас путешествует на яхте и сделал мне любезность, позволив нам пожить в этом доме.

Дизайн прохладного и просторного дома был очень странным и сложным. Он словно повторял очертания холма, на котором располагался. К тому же комнаты находились на разных уровнях, и сразу трудно было понять, наверху ты или внизу. Моя комната, отдельная от спальни Харли, соединялась с ней дверью и представляла собой помещение, выступавшее на кронштейне над крутым склоном холма. Осмотрев окно, я тотчас же поняла, что бежать через него невозможно.

Мы рано пообедали в столовой со стеклянными стенами и с видом на море. Нам прислуживала старая и сморщенная итальянка.

Сочные оливки в соусе из прованского масла и чеснока таяли во рту. Главное блюдо, запеченная в духовке рыба, было подано с ароматными средиземноморскими соусами. Крепкое местное вино наливали в высокие бокалы из глиняного кувшина.

Все было превосходно и напоминало воскресное приложение к модному журналу, рекламирующему достижения цивилизации как самые обычные и доступные для рядового, мало-мальски культурного человека. Много лет я мечтала провести отпуск в Италии. И вот теперь я провожу здесь каникулы по самому высокому разряду и все же желаю только одного — снова оказаться в квартирке Хариэт в Гилдфорде. Хорошая еда и прекрасный пейзаж не заменяют свободу.

После еды Дэвид курил на балконе сигару, а мы наблюдали, как застекленная кабина медленно спускается через оливковые рощи к дороге. В ней сидели старая женщина, прислуживавшая нам за обедом, и несколько мрачных молодых людей.

Глядя на них, Дэвид называл обязанности каждого: экономка, повар, садовник, разнорабочий. Все они на ночь отправлялись домой.

— А Джорджио? — спросил Харли.

— О, он большей частью здесь, — ответил Дэвид. Тишину нарушило фырканье машины. — Впрочем, сегодня его не будет, — улыбнулся Дэвид. — У него свидание с одной молодой леди в Санта-Маргерите.

— Так сюда можно добраться и машиной? — удивился Харли. — А я думал, что подъемник — это единственный способ.

Дэвид рассмеялся:

— Только Джорджио настолько лихой малый, что решается добираться сюда на машине. Ты ведь видел, какая здесь крутизна! Боюсь, когда-нибудь он свернет себе шею на крутом повороте, если случайно наклюкается. Странно, почему ему не приходит в голову припарковаться где-нибудь внизу, как все люди?

Когда пришло время ложиться спать, Харли проводил меня в мою комнату.

— Я знаю, ты очень утомлена путешествием, дорогая. — Он клюнул меня в щеку. — Дам тебе отдохнуть.

И Харли исчез за дверью, осторожно притворив ее за собой. Несколько минут спустя я услышала, как в замке повернулся ключ, и на цыпочках подкралась к главной двери наших апартаментов,—но и она не поддалась. Я стала узницей.

В ту ночь я слишком устала, чтобы волноваться по этому поводу. У меня еще будет масса времени, чтобы составить план бегства, когда я основательно изучу территорию. Испытывая огромное облегчение оттого, что мне не придется ни с кем делить постель, я улеглась и скоро уснула.

Глава 17

На следующее утро, после завтрака, Харли и Дэвид заперлись в кабинете, чтобы обсудить расписание предстоящих съемок.

— Можно мне погулять? — спросила я с надеждой, заглянув в кабинет. — Хочу подышать свежим воздухом.

— Чувствуй себя как дома. — Дэвид благосклонно улыбнулся. Потом заверил Харли: — Не волнуйся, далеко она не уйдет. Все место огорожено надежным и прочным забором.

Бродя по дому при ярком солнечном свете, я убедилась, что возможности бежать отсюда весьма ограниченны. Несколько маленьких террас и балкончиков лепилось к фасаду дома, выходившему на море. Располагаясь на разных уровнях, они соединялись друг с другом лестницами. Под ними скала круто уходила вниз, переходя в почти отвесный утес, спускавшийся к дороге. Единственным способом выбраться отсюда был фуникулер, но я знала, что ворота заперты.

Обогнув дом по узкой дорожке, я вышла на посыпанный гравием двор, огороженный с трех сторон. Там в терракотовых горшках росли пахучие травы, и сквозь открытую дверь доносился запах кофе.

Осторожно заглянув внутрь, я увидела ту старую женщину, которая прошлым вечером подавала нам обед. Сгорбившись над доской, она обрабатывала большим ножом огромный кусок мяса, вырезая из него филейную часть, и при этом все время что-то мрачно бормотала себе под нос по-итальянски.

Я тихо ретировалась во двор. С одной стороны он не был огорожен. Узкая дорожка терялась среди кустов. На земле я увидела отпечатки шин.

Оглядевшись и убедившись, что за мной никто не следит, я решила посмотреть, куда ведет эта дорожка. Там, где тропинка делала поворот, начинался спуск вниз. Дорожка извивалась по крутому склону холма. Вероятно, Дэвид именно ее назвал опасной, но по сравнению с той дорогой, по которой мы поднимались накануне, она казалась вполне обычной и безобидной. Может, он просто пытался отпугнуть меня? Я продолжила свой путь по просеке, прорубленной в кустарнике. Мои глаза постепенно адаптировались к полумраку, царившему здесь, в кустах. Минут через десять я, моргая, вынырнула из тени на яркий солнечный свет.

Впереди до самого горизонта простиралось море, а дорожка делала крутой поворот и переваливала через утес, выступавший углом над морем. Она не была защищена никаким барьером. Посмотрев с обрыва вниз, я увидела, что дорожка, изгибаясь, идет вдоль моря и вплотную подступает к утесу. Ниже, между последним витком и предыдущим, был отрезок очень крутого спуска, после чего дорожка проходила у самой кромки воды, а волны, разбиваясь о темные зазубренные утесы, окатывали ее брызгами. У меня закружилась голова, и я стремительно отступила от края обрыва. Теперь я поняла, что нельзя бежать и этим путем.

Спускаясь, я набрела на пересекавшую дорожку узкую тропу, которая поднималась вверх по склону холма. Идя по ней, я обнаружила наверху место, откуда были видны все окрестности.

Я очутилась на гребне холма между домом и дорогой. Дом оказался справа от меня и чуть ниже. На одной из террас я увидела Харли и Дэвида, погруженных в беседу. Левее дорога спускалась вниз к широким воротам, похожим не на вход в частное владение, а скорее на проходную завода. Приглядевшись получше, я различила высокую проволочную изгородь. Дэвид не солгал. С таким же успехом я могла пытаться бежать из концентрационного лагеря. Я оглянулась, готовая увидеть в склоне холма бойницы с торчащими из них пулеметными дулами. Этот армянин, построивший цитадель, видимо, был помешан на своей безопасности.

Тишину внезапно нарушил звук работающего мотора. Посмотрев вниз, я заметила, что ворота открыты. Потрепанная старая машина приближалась ко мне. Ворота бесшумно закрылись за ней, управляемые с помощью дистанционного контроля. Я достигла дороги в тот самый момент, когда мимо промчалась машина, и, бросив взгляд в салон, увидела за рулем мужчину с безумными глазами. Похоже, Джорджио опаздывал на работу.

Когда я вернулась во двор, машина стояла у двери в кухню. На гравийной дорожке отпечатались следы широких шин. Из радиатора поднималась струйка пара. Я осторожно подошла к машине и, заглянув в мутное от пыли окно, заметила связку ключей зажигания.

— Не советую даже и пытаться, — услышала я голос сзади. Я виновато отпрянула от машины и обернулась. Дэвид стоял у двери в кухню.

— Тебе не удалось бы уйти далеко, — пояснил он со злорадной улыбкой. — Ворота из толстой стали. Сделаны так, что и танк их не сдвинет с места. Поэтому скорее ты окончишь свои дни, утонув в море.

Тем же утром мы отправились в Портофино, чтобы осмотреть место натурных съемок. Джорджио, выглядевший значительно более опрятным, чем в нашу предыдущую встречу, повез нас туда в арендованной машине и вел ее с умеренной скоростью.

— Тебе понравится Портофино, Синди, — оживленно сказал Харли. — Это очень приятный маленький городок, не испорченный цивилизацией. Мне он нравится, пожалуй, больше любого другого города на свете.

После поворота мы угодили в пробку, и теперь наша машина ползла как черепаха. Впереди виднелись вспышки огней.

— Что случилось? — спросила я.

— Все в порядке, — заверил меня Харли. — Это просто система предотвращения пробок. Портофино имеет успех у туристов, а эта дорога заканчивается тупиком. Если не принять мер, машины устремятся в город и образуется пробка, мешающая встречному движению.

Мы миновали дорожный знак, на котором то вспыхивала, то гасла надпись на нескольких языках: «Добро пожаловать в Портофино! Подождите несколько минут, прежде чем въехать в город! Всего 10!» Цифра то загоралась, то гасла, сменяясь нулем. Наконец машина тронулась, мы выскочили на главную площадь и по знаку служащего в форме поднялись на пологий скат, а с него спустились на подземную парковочную площадку.

И Харли назвал это место невинным и не тронутым цивилизацией? То, что я увидела, очень напоминало описания Диснейленда. Получив парковочные квитанции и предоставив Джорджио развлекаться самостоятельно, мы вышли в город. Узкая улочка с множеством магазинчиков привела нас в гавань, где гуляли толпы людей. Одни позировали перед любительскими фотокамерами, другие разглядывали меню у входа в рестораны.

Городок и впрямь показался мне приятным, но когда мы обогнули гавань, что заняло у нас не более пяти минут, я тотчас же заметила его недостатки. Если в Диснейленде посетитель знал, чем заняться, то здесь делать было решительно нечего.

Мы пообедали в ресторане в центре площади, где качество пищи было примерно таким же, как в любом английском придорожном кафе, но порции значительно меньше. Елейный официант тотчас распознал в нас людей, у которых куда больше денег, чем здравого смысла, поэтому предлагал нам самые знаменитые блюда ресторана и непомерно дорогие билеты на лодочную прогулку. Я заказала «pasta al pomodoro», блюдо, оказавшееся именно таким, как я и предвидела, — переваренные и клейкие спагетти со скудной приправой из консервированных помидоров.

После обеда мы отправились в церковь, возвышавшуюся на склоне холма. Перед нами шла вереница туристов с рюкзаками за плечами и родители, тащившие писклявых, едва научившихся ходить малышей. Нам частенько приходилось уступать дорогу на узкой тропинке, чтобы разминуться с людьми, двигавшимися в противоположном направлении. Я поняла, что и эта тропинка, должно быть, заканчивалась тупиком. Когда же и здесь установят светофор?

Возле церкви слышалось жужжание кинокамер.

— Посмотри, какой вид! — воскликнул Харли. — Ну разве не красота?

Я без всякого восторга смотрела на хорошенькие, чистенькие, оштукатуренные и окрашенные в пастельные цвета домики, теснившиеся на склоне холма и служившие прекрасным фоном для кипящей движением гавани. Все выглядело таким совершенным, будто было спроектировано командой дизайнеров, и поэтому казалось подделкой, фальшью. Гавань, некогда служившая прибежищем для рыбацких лодок, теперь была заполонена роскошными яхтами. В домах, прежде жилых, разместились рестораны и отели. Кто мог бы жить в месте, где в магазинах ничего не продавалось, кроме сувениров и дешевых побрякушек, где постоянно возникали пробки из-за обилия транспорта, мешавшие вам проехать?

Здесь и улиц-то не было в обычном смысле: склоны холмов поднимались круто вверх позади зданий, поэтому из окон домов ничего не было видно. Весь городок казался декорацией. Харли мог бы выбрать лучшее место для натурных съемок очередной рекламы «Лапиник».

Мы шли по узкой тропинке, руководствуясь указателями, сулившими нам скорую встречу с маяком. В этой части местности людей стало меньше, возможно, потому, что подъем был все круче. Цепляясь за хлипкие перила, я предалась фантазиям. Я представляла, как толкаю Харли и Дэвида через перила вниз, в пропасть. Будто прочитав мои мысли, Дэвид с силой сжал мою руку.

— Прелестная прогулка, — заметил он. — Но она была бы еще приятнее, если бы мы стали друзьями…

Внезапно Харли остановился и начал похлопывать себя по карманам.

— Мои пилюли от несварения желудка! Я оставил их в машине! — Он прижал руку к груди. — Чувствую, что приближается приступ изжоги! Этот ленч…

Посовещавшись с Дэвидом, Харли пошел назад и скоро исчез из виду.

— Вот мы и остались одни, крошка, только ты и я. — Дэвид завладел моей рукой. — Давай-ка рассмотрим церковь получше!

Мы двинулись к церкви и скоро добрались до нее. Дэвид открыл небольшую калитку в стене и пропустил меня вперед. Мы оказались на кладбище в полном уединении. Боясь предстоящего разговора с Дэвидом, я изобразила интерес к итальянским обычаям погребения и направилась к могилам. На многих памятниках красовались фотографии усопших, кое-где даже по две — мужа и жены. Приглядевшись внимательнее, я заметила, что женщины, как правило, выглядели старше мужчин. Видимо, их вдовство длилось долго после смерти мужей.

Вздрогнув, я вспомнила о своем настоящем возрасте и вообразила, как смотрелась бы фотография Хариэт рядом с портретом Харли. Что подумали бы люди, увидев нас рядом?

— Тебе придется платить штраф за твои мысли, сестренка! Дэвид незаметно подошел ко мне сбоку. Его рука обвила мою талию.

— Оставь меня в покое! — Я раздраженно стряхнула с себя его руку.

— Да брось ты, — миролюбиво отозвался он. — Не валяй дурака. Ты ведь знаешь так же хорошо, как и я, что нас тянет друг к другу. — Дэвид обнял меня крепче и притянул к себе. — Для меня не секрет, что у вас с Харли в последнее время не все ладится. Почему бы в таком случае не попытать счастья с другим членом семьи?

— Пусти меня, извращенец! Я расскажу Харли…

Я старалась высвободиться из его объятий, но он прижал меня к могильному камню. Я ощутила всхолмление между ног «другого члена семьи», а рука его скользнула мне под юбку.

— Да брось ты, сестренка, — задыхаясь, бормотал Дэвид. — Ты же хочешь этого. У нас с тобой много общего. Мы станем отличной командой. Подумай, сколько мы сможем наворотить вдвоем! А Харли ничего и не заподозрит.

Я огляделась в поисках какого-нибудь оружия, но ничего не нашла. Дэвид теснил меня все сильнее и настойчивее, напоминая мне Чака Вудкока.

Тяжело дыша, Дэвид начал ритмично двигаться.

— О Синди! — стонал он. — У тебя такое потрясающее тело…

— Немедленно перестань, Дэвид, — прошептала я. — Иначе я поставлю в известность Службу внутренних доходов о твоих делишках с «Лапинетт». А также о твоем счете на Каймановых островах.

Встревоженный, Дэвид отпрянул от меня.

— Что ты хочешь сказать? Я думал, что все тебе объяснил!

— Оставь меня в покое, Дэвид. Или я выполню свою угрозу. И к тому же расскажу обо всем Харли. Посмотрим, как он отнесется к тому, что ты таким образом распоряжаешься капиталами компании.

— Ах ты, маленькая сучка! — Дэвид, нахмурившись, надвигался на меня. — Ты ничего не докажешь. Тебе никто не поверит!

— Даже если я представлю доказательства? Он с яростью уставился на меня:

— Какие доказательства?

Дэвид точно не знал, что у меня их нет. Не появись Джордж, когда я колдовала над компьютером, мне удалось бы отпечатать его сообщение по электронной почте.

— А вот увидишь, — сказала я тихо.

— Ах ты, кусок дерьма!

— А что, если я все-таки сделаю это? Ты готов рискнуть?

— Я припомню тебе это!

— Давай, братец, действуй. — Я взяла его за руку. — Не пора ли нам поискать Харли?

Дэвид куда-то отправился сразу же после обеда. Я стояла в дверях рядом с Харли и видела, как его брат спускается вниз на фуникулере.

— Куда он? — спросила я.

— Не знаю. — Харли с мученическим видом потирал живот. — Иногда Дэвид ведет себя странно. — Он тихо рыгнул и смущенно взглянул на меня. — После ленча мне как-то не по себе. Пожалуй, пойду в ванную.

— Так тебе и надо, ведь ты обожрался устрицами, — пробормотала я, когда он направился в туалет. Едва Харли скрылся, я всмотрелась в темноту, стараясь уследить за движением подъемника. Застекленная кабина скрылась из виду, но механизм гудел. Чтобы добраться донизу, требовалось, по моим расчетам, минут пять, и я догадалась, что сейчас Дэвид находится в самом крутом месте спуска.

Оглядев панель управления подъемником, я не нашла кнопки с надписью «остановка». Меня очень порадовало бы, если бы Дэвид повисел час-другой на почти отвесной стене. Я нажимала на разные кнопки, но, судя по всему, это не повлияло на движение подъемника. Через несколько минут монитор камеры, помещенной над панелью управления лифтом, показал, что подъемник благополучно спустился. Смутно различимая фигура Дэвида появилась из кабины, и он проследовал к воротам.

Я внимательно разглядывала экран монитора, пытаясь понять, на какие кнопки нажал Дэвид, чтобы выйти, но не могла различить его жесты. Добравшись до середины кода, он оглянулся через плечо на камеру и изменил позу, загородив от меня плату с цифрами.

— Ах ты, негодяй! — тихо воскликнула я. Должно быть, он догадался, что я наблюдаю за ним.

Из туалета до меня донеслось бульканье.

— Харли! — крикнула я, постучав в дверь, — С тобой все в порядке?

— Это ты, Синди? — ответил он придушенным шепотом. — Не найдешь ли для меня… рулон… гм…

— Туалетной бумаги?

— Ш-ш-ш! — зашипел он, забыв, что мы в доме одни. Джорджио рано утром послали выполнить какое-то поручение, и он пока не вернулся. — Да, пожалуйста, — жалобно ответил Харли. — Я знал, что мне не следовало есть эти устрицы. Наверное, они были несвежими.

— Подожди, — сказала я. — Сейчас вернусь.

Я направилась в заднюю часть дома и толкнула наугад какую-то дверь. Это оказался чулан для провизии. Полки ломились от продуктов. С крюков на потолке свисали огромные куски пармской ветчины.

В помещении стоял сладкий и чуть затхлый запах.

Я оглянулась — в коридоре была еше одна приоткрытая дверь, напротив чулана, куда, как я видела прежде, заходил Джорджио. Поняв, что мне едва ли представится другая возможность обследовать дом без помех, я распахнула дверь и заглянула внутрь.

В маленькой комнате стояли только письменный стол и стул, а также размещался внушительный пульт со множеством кнопок, переключателей и мониторов, предназначенных, вероятно, для включения и выключения охранной системы дома, дверей и ворот. У меня появился шанс выяснить, как открываются ворота.

Я чувствовала себя персонажем из фильма о Джеймсе Бонде. Впрочем, в этих фильмах герои всегда точно знали, какую кнопку нажимать, ибо кнопки, к большому облегчению героев, были снабжены яркими наклейками со значками, и потому чужак, не знающий их назначения, мог взорвать дом и лишиться жизни сам. Я не имела понятия, что означают эти кнопки, поэтому нажала их наугад.

Но ничего не произошло. Вскоре я заметила еще несколько клавиш в углу панели. На небольшом дисплее рядом с ними была надпись «Ввод кода пользователя».

Я с ненавистью уставилась на него. Без кода я не могла Даже включить эту чертову штуку, не говоря уже о том, чтобы работать с ней. Подумав, что кто-то мог записать код на всякий случай, я начала рыться в ящиках письменного стола.

В верхнем была всякая дрянь, которая скапливается даже в домах самых аккуратных и педантичных хозяев, — ручки без колпачков, эластичные ленты, огарки свечей, всевозможные батарейки и сломанный лентоноситель от пишущей машинки. Я обнаружила также несколько обрывков бумаги с непонятными каракулями на итальянском, но ничего даже отдаленно не походило на код.

В следующем ящике лежали журналы, гнусная коллекция порнографии, весьма неумело скрытая под выгоревшим экземпляром местной газеты. Должно быть, таким образом Джорджио развлекался в те ночи, которые проводил дома.

Нижний ящик открывался туго — похоже, им давно не пользовались. Открыв его, я обнаружила и в нем порнографические журналы, покрытые пылью. Под ними лежало нечто мягкое, тщательно упакованное в пластиковый пакет.

Я развернула пакет. В нем находился светлый парик, по цвету почти неотличимый от моих волос. Я внимательно осмотрела его. К нему было привязано нечто непонятное, мягкое, по цвету и текстуре напоминавшее кожу.

С ужасом представив искромсанные человеческие тела, разбросанные по участку вокруг дома, я все же заставила себя как следует разглядеть странный предмет. Вскоре я поняла, что это надувная кукла в человеческий рост с настоящими волосами. Я разложила на полу эту жалкую карикатуру на женское тело. Только мужчины способны видеть его таким! Волосы куклы были не единственной чертой, имевшей подлинный вид, но мне не хотелось рассматривать ее в подробностях. Я могла только гадать о назначении этой вещи.

И тут меня осенило. Забыв о своем намерении выяснить, как открываются ворота, я снова уложила куклу в пластиковый мешок и поднялась по лестнице в свою комнату.

Я еще не вполне отчетливо представляла, какую роль сыграет эта кукла в моих планах побега, но уже смутно сознавала, что она поможет мне бежать. Тщательно спрятав ее на дне своего платяного шкафа, я села на постель и задумалась. Услышав плаксивый голос, взывавший ко мне откуда-то снизу, я вспомнила, что Харли все еще ждет туалетную бумагу.

На следующее утро Харли оправился от недомогания и объявил, что мы вместе с Дэвидом снова едем в Портофино посмотреть на первые приготовления к съемкам.

— У меня ужасная головная боль. — Я медлила у двери. — Нельзя ли мне остаться и полежать?

— Ты должна поехать. — Харли взглянул на часы и провел пальцами по волосам. — Сегодня я приготовил для тебя сюрприз, нечто особенное.

— Какой сюрприз? — насторожилась я.

Ни один сюрприз, кроме билета на самолет до Англии, не обрадовал бы меня.

— Увидишь, — улыбнулся Харли. — Поверь, это очень порадует тебя, взбодрит и поможет сесть в седло.

Из дома вышел Дэвид в сопровождении Джорджио. Последний, открыв дверь подъемника, придерживал ее для нас.

— Входи, глупая сучка, — прошипел он мне прямо в ухо. Я встревожено посмотрела на Джорджио, но он ответил мне хмурым взглядом и что-то сказал Дэвиду по-итальянски.

Возможно, Джорджио заметил исчезновение своей надувной куклы и теперь тосковал по ней?

Я попыталась разобрать, что ответил ему Дэвид, но Харли наклонился ко мне.

— Держу пари, я знаю, о чем сговариваются эти двое, — усмехнулся он. — Думаю, вчера Джорджио устроил Дэвиду свидание с какой-нибудь девушкой и теперь спрашивает, как оно прошло.

Закончив беседу с Джорджио, Дэвид громко рассмеялся и сделал непристойный жест.

— Похоже, он не остался внакладе, — пробормотала я, жалея бедняжку, не избежавшую судьбы, уготованной мне Дэвидом во время нашей прогулки по кладбищу.

Харли издал звук, видимо, означавший неодобрение.

— Мне хотелось бы, чтобы Дэвид остепенился, — прошептал он мне, пока мы спускались. — Он должен жениться и перестать дурить.

Я молчала, проверяя время нашего спуска по своим ручным часам. Спуск занял четыре минуты, а это означало, что пройдет минимум восемь, пока подъемник вернется наверх, к дому. За эти восемь минут может произойти многое. Теперь мне недоставало только одного — пароля к компьютеру в комнате Джорджио.

Когда мы прибыли в Портофино, там царили суета и оживление. Значительная часть территории гавани была огорожена и отделена от остальной фургонами и трейлерами, из которых доставали оборудование. Туристы толпились возле барьеров и фотографировали человека с мегафоном, убеждавшего их на нескольких языках податься назад и не напирать на барьер.

Мы проложили путь сквозь густую толпу. Люди напирали на Харли, и Дэвид пришел ему на помощь: он гордо и важно прохаживался сбоку от толпы и выкрикивал по мобильному телефону распоряжения. Между тем Харли нерешительно отступал назад, не выпуская моей руки.

— Ты продержишься одна несколько минут? — с беспокойством спросил он меня. — Мне надо поговорить с продюсером.

Харли препроводил меня на огороженное канатами пространство, где стояли столы и стулья, и поспешил к Дэвиду.

Довольная тем, что меня оставили в покое, я, тем не менее, удивлялась, почему никто не оказывает мне никакого внимания. Ведь мне предстояло стать звездой этой мыльной оперы! Казалось, все куда больше интересовались Дэвидом и Харли. Я продолжала размышлять о бегстве. Удастся ли мне незаметно раствориться в толпе? Опасаясь, что они все же поймают меня, я предпочла усыпить их бдительность и сделать вид, будто отказалась от мысли о побеге. Вокруг меня царило необычайное оживление, и я ожидала развития событий, однако вскоре я поняла, что ничего особенного не случится. Люди со скоросшивателями в руках давали указания скучающим сонным техникам, направляя их от одной группы к другой. Оборудование для съемок то устанавливали, то демонтировали, переходя на другое место, к другой сцене натурных съемок, и все повторялось. В каждой операции участвовали один-два человека, а полдюжины других стояли и смотрели на них. Ничто не свидетельствовало о том, что фильм и в самом деле снимается.

* * *

На площадь въехало такси и, вызывая любопытство зевак, ныряло между изгородей, веревок и барьеров. Харли оживился и бросился ко мне с ликующей улыбкой.

— Помнишь, я говорил тебе о сюрпризе? — весело спросил он. — Вон, смотри! — Схватив за руку, Харли потащил меня к такси. — Я подумал, что ты, наверное, скучаешь одна. Ведь мы с Дэвидом, занятые подготовкой к съемкам, не уделяем тебе должного внимания.

Дверца такси открылась.

— Сюрприз! — послышался знакомый голос, и из машины выскочила Триш, прижимая к груди фирменные пакеты из беспошлинных магазинчиков в аэропорту.

Она устремилась ко мне, но ее высокие каблуки застревали между булыжниками мостовой.

— Ну, Син, привет! — Триш простерла ко мне руки, как к давно потерянному любовнику. — Не ожидала увидеть меня здесь?

— Привет, Триш, — вяло ответила я. На меня пахнуло джином.

— Ой! — Триш оглядела площадку сияющими глазами. — Ведь тут снимают фильм! А есть кто-нибудь из знаменитостей? Ну… кроме тебя?

Я повела ее к укромному месту, где сидела прежде, и попыталась объяснить, что снимается всего лишь рекламный ролик, но она не слушала меня. Приложив руку козырьком к глазам, Триш оглядывала пеструю толпу.

— А кто тот парень с телефоном? Он немного похож на Ричарда Гира.

Это был Дэвид.

— Брат Харли, — ответила я. — На твоем месте я держалась бы от него подальше. Он не слишком приятный человек.

— Ой, да брось ты, Син! Не жадничай. Нельзя же захватить одной два таких лакомых куска. Это несправедливо.

— Не говори потом, что я не предупреждала тебя.

— В таком случае объясни, почему ты так скоро пресытилась ими? — осведомилась Триш. — Твоя проблема, Син, в том, что ты вечно недовольна и постоянно жалуешься. Ладно, вот что. Я больше не желаю слышать ни одного плохого слова о твоем Харли после всего, что он сделал для меня. — Глаза ее приобрели мечтательное выражение.

— Что ты имеешь в виду? Она вздохнула:

— Это как раз то, что мне доктор прописал, Син. Шикарный отпуск. Харли взял на себя оплату всех расходов. Оплатил путешествие первым классом и дал мне карманные деньги. Это все равно что выиграть по телевидению в «Колесе фортуны».

— Гм, Триш, и долго ли ты будешь здесь?

— Вот это я и пытаюсь втолковать тебе, Син, — обрадовалась Триш. — Твой Харли по-настоящему порядочный малый. Он сказал, что я могу оставаться здесь, сколько захочу.

Харли оказался умнее, чем я считала. Триш — лучший тюремщик, чем свора головорезов. Она будет повсюду следовать за мной и трещать без умолку. Она не даст мне даже спокойно подумать, а уж тем более составить план бегства. Этот день превратился для меня в нескончаемый кошмар.

Триш потащила меня по всем сувенирным лавкам Портофино и растратила кучу денег из своего «персонального содержания», выделенного ей Харли. Покупала она в основном дешевые и низкопробные побрякушки. Между тем мы регулярно возвращались на съемочную площадку, чтобы проверить, не появился ли кто-то из знаменитостей.

Триш почему-то была убеждена, что рано или поздно здесь появится Ричард Гир, и что бы я ни говорила, это не оказывало на нее действия.

Когда, наконец, мы обошли все сувенирные лавки, Триш начала с вожделением разглядывать витрины ресторанов и выставленные в них еду и напитки. После того как мы выпили по нескольку порций спиртного, я сказала:

— Триш, это вовсе не то, чем кажется. Я хочу оставить Харли, но он не отпускает меня, держит как узницу.

— Как узницу? — Не донеся до рта вилку со спагетти, она уставилась на меня.

— Ты мне поможешь бежать, Триш?

— Ты спятила? — изумилась она. — Почему тебе хочется бежать от всего этого? — Триш махнула вилкой в сторону гавани и съемочной площадки, закапав соусом людей за соседним столиком. — У тебя есть все, чего душа желает, и Харли — потрясающий парень… — Она недоумевающе покачала головой: — Ты не понимаешь своего счастья, Син, и сама не знаешь, чего хочешь. В этом твоя проблема.

— Но я несчастлива!

— Послушай, Син. В такое время, как сейчас, ты нуждаешься в друге, который лучше, чем ты, понимает, что для тебя важнее. Отныне я буду присматривать за тобой и не позволю тебе сделать глупость, о которой ты впоследствии пожалеешь. Я должна защитить тебя от тебя самой.

— Но…

— Знаю, — перебила меня Триш. — Вероятно, ты считаешь, что я сурова к тебе, но когда-нибудь ты поблагодаришь меня. Все, больше я не хочу слышать этой чепухи. Вспомни, что у меня отпуск! Надо получить от него удовольствие.

В тот вечер Триш надела платье, расшитое блестками, выпила невероятное количество вина и все время флиртовала с Дэвидом, с отвращением взиравшим на нее в течение всего обеда. Едва мы покончили с десертом, он извинился и исчез, спустившись вниз на фуникулере.

— Дэвид вернется, — прошептала Триш. — Я знаю таких типов. Он притворяется «мистером льдинкой», но в нем горит огонь желания. Я вижу, как Дэвид смотрит на меня.

— Будь с ним осторожнее, — предупредила я. — Ты можешь получить не то, на что рассчитываешь. Не нарывайся на неприятности.

— Так чем мы займемся теперь? — весело спросил Харли. — Кажется, сегодня я в ударе: такие потрясающие леди к моим услугам!

Расположившись на диване, мы стали смотреть видео. Здесь была огромная коллекция фильмов, но Харли нашел «Красотку» и настоял на том, чтобы мы снова посмотрели картину.

— Такая романтическая история! — мечтательно вздыхала Триш, по мере того как дело двигалось к развязке. — О если бы что-то подобное произошло со мной!

— Никогда ничего нельзя знать наперед. — Харли смахнул слезу. — Когда-нибудь может случиться и такое.

— Если бы Ричард Гир появился на твоей съемочной площадке… — задумчиво пробормотала Триш, — он, конечно, заметил бы меня. Особенно если бы я надела свое розовое платье…

Харли бросил взгляд на часы и нахмурился.

— Уже поздно, дорогая, — многозначительно заметил он. — Не отправиться ли нам спать?

Триш деловито рылась в коробке с видеокассетами.

— Я не могу найти больше ни одного фильма с Ричардом Гиром, но здесь есть еще один с Джулией Роберте. — Вытащив кассету из коробки, она оглядела ее со всех сторон, будто это давало представление о содержании фильма.

— Синди? — Харли уже стоял, нежно глядя на меня, и я поняла, что он все еще под обаянием «Красотки». Сегодня я не испытывала никакой тяги к страстному и бурному примирению, более того, я предполагала, что она никогда у меня не появится.

— Я… гм… приду к тебе позже, — отозвалась я. — Триш хочет посмотреть еще одну картину.

Его лицо омрачилось — он был явно разочарован. Потом Харли обратился к Триш:

— Могу я перемолвиться с тобой словечком? Ну, насчет того, где ты будешь ночевать?

Между ними завязалась беседа, которой я не слышала, потому что они говорили шепотом, и Триш вышла из комнаты вслед за ним.

Она вернулась через несколько минут, прижимая к груди бутылку «Стреги».

— Смотри-ка, что я нашла на кухне! — Триш с торжеством откупорила бутылку и наполнила до краев наши опустевшие стаканы, потом, вставив кассету в видеомагнитофон, снова плюхнулась на диван. — Только мы вдвоем, Синди, детка. Как в добрые старые времена. — Она отхлебнула большой глоток желтоватой жидкости.

— Что Харли сказал тебе? — спросила я.

— Брр! — Триш сплюнула, уставившись в свой стакан. — Это пойло воняет скунсом.

— Что он сказал, Триш? О чем вы говорили, когда ты вышла с ним?

Она вытерла рот и опасливо сделала еще один глоток.

— Да ни о чем особенном. Харли Предупредил меня, чтобы я запирала на ночь дверь.

Триш нажала на кнопку пульта дистанционного управления, и телевизионный экран ожил.

— Что ты имеешь в виду? Он платит тебе, чтобы ты стерегла меня? Чтобы помешала мне сбежать?

— О Син! Не начинай ты все сначала. Я-то думала, мы будем смотреть фильм.

Я вырвала у нее пульт и выключила телевизор.

— Значит, сегодня вечером ты должна запереть меня на ключ в моей комнате? Я думала, ты мне друг.

Триш отвернулась от пустого экрана и посмотрела на меня, непонимающе моргая, будто пыталась вникнуть в смысл моих слов.

— Конечно, я твой друг, Син, но это для твоей же пользы. Я здесь для того, чтобы помочь тебе.

— Чтобы «мне стало лучше»?

— Ах, Син, я не должна тебе говорить, но Харли мне все объяснил. Он рассказал о твоей болезни. О том, что из-за нее ты говоришь и делаешь всякие глупости. Совсем не то, что думаешь и что хочешь сказать и сделать. — Триш печально покачала головой. — Если хочешь знать мое мнение, то все это из-за той катастрофы, в которую ты попала до того, как встретилась с Харли. — Она налила себе еще стакан «Стреги». — О таких вещах постоянно слышишь. Люди, выписывающиеся из больницы после контузии головы, иногда выглядят совсем здоровыми и думают, что выздоровели. А потом наступает день — и вдруг бух! Они врываются в «Макдоналдс» с автоматом «узи» и зараз убивают человек тридцать. А иногда падают замертво прямо на улице.

Я молча и безнадежно смотрела на нее.

— Да ну же, Син, приободрись! — вздохнула Триш. — Тебя будто молнией садануло. Если возьмешь себя в руки и будешь вести себя нормально, мы начнем устраивать вечера и посещать их, а не сидеть на месте. — Она посмотрела на часы. — Как думаешь, Дэвид скоро вернется?

Впав в полное отчаяние, я снова включила телевизор и нажала на кнопку «быстрая перемотка», чтобы поскорее промелькнули титры. Появилось его название — «В постели с врагом». По какой-то иронии судьбы сюжет напоминал мою ситуацию: картина была о женщине, пытающейся сбежать от мужа.

— Не понимаю, в чем соль, — призналась Триш, — почему она не может уйти от него?

— Возможно, он не отпускает ее, — ответила я, заинтригованная сходством сюжета с моей ситуацией.

— Ох! Смотри! — завизжала она через минуту. — Он бьет ее! — Триш с любопытством взглянула на меня. — Харли тебя когда-нибудь бил?

Я покачала головой, желая, чтобы она заткнулась.

— Не понимаю, как она может мириться с этим, — фыркнула Триш. — На ее месте я бы сразу напустила на него копов. Ты только погляди на их дом! При разводе она могла бы получить половину.

Жена затевала какую-то сложную интригу, чтобы избавиться от мужа, и я, затаив дыхание, следила за ее ухищрениями.

— Что задумала эта глупая сучка? — раздраженно вопрошала Триш. — Такой идиотской картины я еще не видела! — Она потянулась к пульту и включила какую-то итальянскую ерунду.

— Эй! — возмутилась я. — Дай мне досмотреть! Триш плеснула себе в стакан еще «Стреги».

— А знаешь, это зелье не так уж плохо, если к нему привыкнуть. — Невнятно произнося слова, она отбивала такт ногой. — Скверно, что нам приходится сидеть взаперти. Я бы сейчас побродила по городу.

— Едва ли ты ушла бы далеко в таком состоянии.

— Ччч-то ты говорр-ришь? — Триш смотрела на меня, пытаясь сфокусировать взгляд. — Я не пьяная.

Я терпеливо слушала ее бормотание под аккомпанемент поп-музыки, струившейся из телевизора. Ее речь становилась все более нечленораздельной, и вскоре Триш погрузилась в необычное для себя молчание. Посмотрев на нее и заметив, что она обмякла и у нее раскрылся рот, я поняла, что Триш заснула.

Взяв пульт управления из ее липкой ладони, я досмотрела фильм до конца. Вынув кассету, я положила ее в свою сумку. Из фильма я почерпнула идею бегства и не хотела, чтобы кто-нибудь еще увидел его.

Я уже собиралась выйти, как вдруг Триш зашевелилась.

— Эй, Син, ты куда? Ночь ведь только началась. Разве у нас не будет вечеринки? — Она нащупала бутылку и поднесла ее к губам.

— Спокойной ночи, Триш, — отозвалась я.

Она затихла. Когда я выходила из комнаты, Триш громко храпела, а из угла ее рта стекала струйка ярко-желтой жидкости.

Глава 18

Я долго не спала, обдумывая варианты спасения, возникшие у меня после фильма. Только на рассвете я впала в глубокий благодатный сон. На следующее утро я встала рано и спустилась в гостиную посмотреть, что с Триш.

Она являла собой не слишком приятное зрелище. Я нашла Триш примерно в той же позе, что и оставила, и от нее разило перегаром.

Помада и тушь были размазаны по всему лицу Триш, а одежда выглядела так, будто она пыталась раздеться, но потом бросила эту затею. Триш открыла глаза и посмотрела на меня мутным взглядом, затем, вздрогнув, приняла сидячее положение.

— Где Дэвид? — Встревожено оглядев комнату, она оправила платье, задравшееся до бедер.

— Дэвид? — удивилась я. — Зачем он тебе?

— Син! — Триш вцепилась в мою руку. — Угадай, что случилось, когда ты ушла спать? Среди ночи сюда явился Дэвид и…

При виде ее всклокоченных волос и смятого платья меня осенило:

— О нет, Триш, не говори мне, что ты…

— Проблема в том, Син, что я почти ничего не помню. Не знаю, действительно ли… Ой, подожди минутку. — Она начала лихорадочно шарить по дивану и по полу вокруг него.

— Что ты ищешь?

— Он должен быть где-то здесь, — бормотала Триш, нащупывая что-то под платьем. — Постой, где-то здесь… О, вот он!

Я с отвращением отшатнулась, увидев в ее руках использованный презерватив.

— Ну, что скажешь, Син? — Триш торжествующе улыбнулась. — Кажется, и мне повезло! — Лицо ее приняло задумчивое выражение. — Эй, Син, как по-твоему, может случиться так, что он предложит мне выйти за него замуж? Ну ведь случилось же это с тобой и Харли! — Должно быть, догадавшись, что я отвечу, Триш помрачнела. — Это всего лишь предположение. Что ты на меня так уставилась?

Выйдя на террасу глотнуть свежего воздуха, я наткнулась на Дэвида.

— Свинья! — бросила я. — Как ты мог? Он посмотрел на меня с наглой усмешкой.

— Знаешь, мне приходилось задерживать дыхание, чтобы не задохнуться. Я мог просто упасть в обморок от смрада. Она выдула всю бутылку «Стреги»!

— Мерзавец, — пробормотала я, — ты воспользовался тем, что она была пьяна до бесчувствия.

— Эта сука сама напросилась. — Дэвид отвратительно ухмыльнулся. — Она получила то, чего заслуживает. Ты получишь то же самое, если не поостережешься.

— Только через мой труп. — В глазах моих полыхнула ненависть. — Только посмей дотронуться до меня!

— Что тут у вас происходит? — Харли вышел на террасу, щурясь от яркого солнечного света. — Прекрасное утро! Вы не находите?, — Он потер руки. — Ну что, готовы отправиться в путь? Сегодня мы начнем натурные съемки.

Триш горела желанием снова попасть на съемочную площадку, хотя лицо ее имело болезненный зеленоватый оттенок.

— О Боже! — Она рухнула в кресло на террасе. — Я не очень хорошо себя чувствую. — Триш жалобно взглянула на Дэвида, но тот повернулся к ней спиной и удалился.

— Ничего, Триш, я останусь здесь с тобой, — сказала я. — Скоро ты почувствуешь себя лучше, и мы отправимся с тобой по магазинам или придумаем что-нибудь еще. — Я бросила на Харли вопросительный взгляд. — Можно, дорогой? Ты ведь помнишь, что мне надо купить кое-что из одежды? Пришли Джорджио, и он отвезет нас на машине в Санта-Маргериту.

— Не знаю. — Харли неуверенно посмотрел на меня. — С тобой ничего не случится?

— Не беспокойся, дорогой, — прошептала я самым сладким голосом, на какой была способна. — Позволь доказать тебе, что ты можешь мне доверять. Обещаю, что не сбегу.

Сидящая рядом со мной Триш тихонько стонала, пока Харли бродил взад и вперед по террасе, ероша волосы. Он никак не мог принять решение.

— Ладно, Синди, — наконец сказал Харли. — Надеюсь, я могу тебе доверять. Ты хочешь купить новое вечернее платье для завтрашнего вечернего приема? Я как раз собирался предложить тебе это.

— Приема? — оживилась Триш. — А кто там будет?

— О, лишь те, кто снимает фильм. — Харли бросил на нее снисходительный взгляд. — Это будет небольшой прием. Право же, ничего особенного. — Он нежно посмотрел на меня: — По-моему, дорогая, нам не помешает немного пообщаться с людьми. Это приободрит тебя.

— Эй, Син! — Триш вцепилась в мой рукав, тогда как я наблюдала за Харли и Дэвидом, садящимися в кабину подъемника. — Как ты думаешь, Ричард Гир появится там?

Я отправила Триш отсыпаться после бурной ночи и мучительного похмелья, а сама обошла дом и участок, детально продумывая план своего побега.

Все идеи, приходившие мне в голову прежде, имели одно уязвимое место. Оно заключалось не в самом плане побега, а в том, что ожидало меня потом. Харли, богатый и влиятельный человек, не пожалел бы денег, чтобы выследить и вернуть меня. И рано или поздно преуспел бы в этом.

Теперь я нашла решение. Харли не предпримет поиск, если сочтет, что я погибла.

В фильме, который я посмотрела накануне, Джулия Роберте, сбежавшая от мужа-садиста, осуществила это, изобразив свою мнимую смерть. Она устроила это, по-моему, довольно неуклюже — во время катания на лодке.

Это был якобы несчастный случай, но героиня могла утонуть и в самом деле, если бы что-нибудь не сработало. Я не хотела рисковать. Ведь Синди даже не умела плавать, а времени учиться не было. Я придумала кое-что получше. Мне оставалось обмозговать только мелкие детали, но в целом план был беспроигрышным.

Джорджио прибыл в обеденное время и отвез нас в Санта-Маргериту, находившуюся в нескольких километрах отсюда. Я оставила Триш в дорогом бутике, разрешив воспользоваться моей кредитной карточкой, и сама отправилась делать покупки.

Приобрести большую часть вещей, значившихся в моем списке, не составляло труда. Это были темные джинсы и свитер, легкая дорожная сумка с ремешком через плечо, удобные туфли и вязаная шапочка. Сложнее всего оказалось раздобыть прочную веревку, потому что в моем разговорнике такого слова не было. Испробовав все подручные средства, то есть жесты и мимику, и установив контакт с изумленными продавцами, я купила моток бечевки, несколько катушек ниток, рулон лески и даже цепь для затычки ванны. Напоследок я нашла лавчонку, где торговали всем необходимым для оснастки яхты и владелец которой говорил по-английски, и там приобрела все, в чем нуждалась.

Вернувшись в бутик, где оставила Триш, я увидела, что в новом наряде она смахивает на Скарлетт О'Хара.

— Как ты думаешь, это слишком для дневного времени? — спросила Триш, не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале. — Если мы поедем на съемочную площадку, я не сниму его, а продавщицу попрошу завернуть и отдать мне платье, в котором пришла.

— Сегодня мы не поедем на съемочную площадку. И на твоем месте я приберегла бы этот туалет для завтрашнего приема.

— О Син…

— Сними его. — Я подтолкнула Триш к примерочной кабинке. — Иначе не дам тебе кредитную карточку.

Избавившись от подруги, я начала торопливо примерять платья. Выбрав одно из них, я подошла к продавщице со своим разговорником.

— Гм… Due di questi, per favore[20].

— Due? — удивилась продавщица.

— Due, — решительно ответила я.

Пожав плечами, она ушла в заднюю комнату и минутой позже вернулась со вторым таким же платьем. Заворачивая их в упаковочную бумагу, продавщица бросала на меня взгляды, свидетельствующие о том, что, по ее мнению, я свихнулась. Я нетерпеливо барабанила пальцами по прилавку, мысленно внушая девушке, что очень спешу. Мне хотелось, чтобы она покончила с этим делом до возвращения Триш.

— Что ты купила, Син? — спросила Триш, появляясь в тот момент, когда продавщица укладывала завернутые платья в пакет. — Почему у тебя две вещи, а у меня только одна?

— Вторая покупка — сюрприз, — сказала я, расписываясь. Я истратила много денег Харли. — Только потерпи и сама увидишь.

Во второй половине дня время тянулось бесконечно медленно. Готовясь к ночи, я закончила пару мелких, но важных для меня дел. Теперь мне оставалось только ждать. Вернувшись, Харли был приятно удивлен тем, что я не сбежала, и в награду решил повезти нас в местный ресторан.

— Я знал, что перемена обстановки принесет тебе облегчение, дорогая, — радостно сказал он, когда официант наполнил три наших бокала дешевым искристым вином, которое выдал Харли за низкокалорийное шампанское. — По-моему, мы начинаем справляться с нашими проблемами. Правда?

Я кивнула, заставив себя улыбнуться.

Триш, сидевшая напротив, прожигала меня взглядом. Одетая в платье Скарлетт О'Хара, она дулась с того момента, как Дэвид, извинившись, оставил нас и отбыл вместе с Джорджио в неизвестном направлении.

— Мне так приятно смотреть на вас. — Харли поднял бокал и подмигнул Триш. — За прелестных леди, занимающих особое место в моей жизни!

«Наслаждайся нашим обществом, — думала я, отхлебнув большой глоток кислой пузырящейся жидкости. — К завтрашнему вечеру одной из нас рядом с тобой не будет».

Поздним вечером я решила принять его, когда он постучал в мою дверь.

— Входи, — сказала я устало, зажигая свет.

Харли заглянул в комнату и неуверенно вошел. На нем был его любимый бледно-голубой халат.

— Синди, — прошептал он, приближаясь к кровати. — Теперь, когда наши отношения наладились… — Он замялся. — Ты еще любишь меня, дорогая?

Я не могла притворяться и заниматься с ним любовью, зная, что на следующий день покину его. Поэтому поднесла руку к животу и тихо застонала:

— Эта пища… то, что мы ели сегодня… боюсь, она была не совсем свежая… — Я скорчилась на постели. — Мне что-то не по себе.

— О, дорогая! — Харли бросился ко мне и схватил меня за руку: — Вызвать доктора?

Я покачала головой:

— Нет-нет, уверена, что к утру все пройдет. — Я издала громкий звук, имитирующий отрыжку или позыв на рвоту.

— Подать тебе таз? — Встревоженный Харли метнулся к двери.

— Не волнуйся. Если понадобится, я дойду до ванной. — Я лукаво улыбнулась ему. — Ведь ты всегда предупреждал меня, чтобы я не посещала модные рестораны.

— Я не подумал об этом, — пробормотал Харли с виноватым видом. — Мне следовало быть осмотрительнее…

— Ничего, дорогой. К утру я буду здорова. После приема ты узнаешь, как я люблю тебя.

В конце концов мне удалось избавиться от него, но долго еще не удавалось уснуть. Меня одолевали сомнения. Правильно ли я поступаю? Что произойдет, если я в чем-то ошиблась? А если все-таки мне удастся бежать, смогу ли я начать самостоятельно новую жизнь?

Вокруг было полно людей, семейная жизнь которых сложилась несчастливо. Возможно, грубая и жестокая правда состояла в том, чтобы терпеть это. Ведь такие, как Триш, отдали бы правую руку, лишь бы оказаться на моем месте. Так почему бы и мне не принять этого и не воспользоваться преимуществами, предоставленными общественным и финансовым положением Харли? Не слишком ли я самонадеянна и высокомерна, воображая, что заслуживаю чего-то лучшего?

Ведь во всех книгах, прочитанных мной, счастливые концы означали брак. Будь я честна с собой, мне пришлось бы признать, что меня все еще не покидает надежда встретить человека, предназначенного мне судьбой. В образе Хариэт я упустила свой шанс на счастье с Эндрю. Где же найти того, кто способен сделать жизнь Синди более полной?

А вдруг такого вообще нет на свете? Буду ли я счастлива, проводя дни и ночи в одиночестве? Обычные люди способны справиться с этим. Но ведь я не принадлежу к числу обычных людей, поскольку продала душу Дьяволу.

Поглощенная планами побега, я совершенно забыла о Мефисто. А между тем он подслушивал мои мысли и довольно потирал руки.

Если я действительно хочу найти свое счастье, то дело не ограничится побегом от Харли. Мне предстояло еще положить на обе лопатки Мефисто.

По мере того как приближалось время званого вечера, я все больше нервничала. Я почти надеялась, что Мефисто, внезапно возникнув из ниоткуда, помешает моим планам.

Задолго до назначенного срока я надела одно из двух купленных мной платьев. После того как я тщательно наложила макияж, мне уже больше было нечем заняться. Я пошла в комнату Триш помочь ей одеться.

— Сегодня ты немного не в себе, Син, нервничаешь, — заметила она, пока я помогала ей облачаться в платье Скарлетт О'Хара. — Уверена, что сегодня не появится никто из знаменитостей? Может, ты забыла о ком-нибудь?

Первыми прибыли на вечер английский продюсер коммерческих фильмов, рекламирующих продукцию «Лапиник», и его супруга. Билл Беллман, человек с лицом хорька, отрастил щетину на щеках и подбородке, чтобы выглядеть живописнее. У него был выговор, как у Майкла Кейна.

— Ты нашел славное местечко, Харл, — сказал он, выходя из подъемника и оглядывая дом. Потирая руки, он повернулся ко мне и одобрительно улыбнулся: — Наконец мы встретились со знаменитой Синди Брайтмен. — Билл пожал мне руку и зажал ее в своей. — Вот оно, лицо «Лапиник». Вы так же красивы, как и на фотографиях, моя дорогая.

— Ты еще здесь, Билл? — Его жена неуверенно топталась у двери подъемника, боясь выйти. — От этой штуки у меня мурашки по коже. Из нее не опасно выходить?

— Прекрати кривляться, Берил, безмозглая корова. — Нехотя выпустив мою руку, Билл взял бокал шампанского с подноса, предложенного Джорджио, и подмигнул Дэвиду: — Посмотрел бы ты на нее на лыжном подъемнике в Гштад.

Харли бросился на помощь женщине, пока Дэвид разговаривал с Биллом и хвастался своими светскими знакомствами в Сент-Моритц.

— Чтоб мне провалиться! — негодовала Берил, поправляя свою модную прическу и все еще вися на руке Харли. — По-моему, я попала в фильм о Джеймсе Бонде.

— Потрясена, но не тронута, да? — Билл сопроводил свою шутку громким хохотом.

Триш нервно рассмеялась.

— Я боюсь высоты, — призналась Берил, вертя пудреницу в унизанных кольцами пальцах и озабоченно разглядывая свое отражение в зеркальце.

Подняв голову, она впервые заметила Триш.

— О Боже! — воскликнула Берил. — Я снова все перепутала. Почему нам не сказали, что это костюмированный вечер?

Гудение возвестило о прибытии новых гостей. Дэвид поговорил с кем-то по интеркому и, нажав на кнопку, отправил подъемник вниз.

— Это, должно быть, Ричард, — сказал Билл, передав свой бокал Берил и взяв себе другой. — Мне показалось, что я обогнал его, когда ехал сюда.

— Ты слышала? — прошептала мне Триш. — Никогда ничего не знаешь наверное. Может быть, это «он»!

Ричард оказался маленьким лысоватым человечком в темных очках и кожаной куртке.

— Привет, дорогие! — Впав в экстаз, он расцеловал всех присутствующих в обе щеки. — Какое фантастическое сооружение! У меня такое ощущение, будто я…

— Джеймс Бонд, — хором подхватили Харли, Билл и Триш.

— Да, в самом деле, — засмеялся гость, мелкими шажками приближаясь к подносу с напитками. — Я собирался сказать — Пусси Галор[21].

— О Господи! — вздохнул Билл. — Он снова отличился! — Билл отстранил Джорджио. — Сегодня, Джузеппе, тебе лучше побыть в сторонке — Он многозначительно подмигнул: — Сотргепёег? Он вас, темнокожих, терпеть не может!

— Ричард — наш художественный руководитель, — пояснил мне Харли. — Он очень талантлив. В постановке коммерческих фильмов ему нет равных. Не обращай внимания на его эксцентрические выходки.

Одна из них заключалась, вероятно, в том, что Ричард не счел нужным представиться людям, с которыми собирался работать.

Посмотрев на меня с выражением умеренной скуки, он о чем-то заговорил с Джорджио по-итальянски.

Следующим гостем был плотный бизнесмен лет пятидесяти. Его сопровождала высокая ослепительная блондинка лет шестнадцати. Пожав руки Биллу, Дэвиду и Харли, он уединился с ними и завел беседу об акциях и фондах. Берил о чем-то перешептывалась с Триш, не обращая внимания на смущенную блондинку, которая в замешательстве озиралась по сторонам. Меня охватило сочувствие к ней.

— Хелло, я Синди.

— О! Право? — воодушевилась она. — Лицо «Лапиник»! Уилбер сказал, что мы встретимся здесь с вами! — Она улыбнулась. — Надеюсь, вы не слишком скучаете здесь взаперти?

Внезапно все в комнате смолкли и все взгляды обратились к нам.

— Я сказала что-нибудь не так? — простодушно осведомилась блондинка, взглянув на Уилбера. — Ты сказал мне, дорогой, что все об этом знают! О том, что их брак не ладится и что она хочет удрать с деньгами.

— Разрешите предложить вам что-нибудь! Не хотите ли подкрепиться? — Я подала бокал шампанского и тарелку с канапе. — Вот эти особенно хороши, — добавила я, взяв целую пригоршню и впихнув ей в открытый рот. — Вы не согласны?

— М-м-ф! — залопотала она, пролив шампанское на свое белое платье.

— О Боже! — воскликнула я. — Вам надо замыть пятно. Идемте со мной. — Я подвела блондинку к двери и направила в самую дальнюю ванную. — Не спешите, — шепнула я. — Мы как-нибудь обойдемся без ваших остроумных реплик.

Когда двери лифта отворились, выпуская опоздавших гостей, у меня захватило дух от изумления.

— Синди, моя дорогая! — Элинор отцепилась от руки Арни и бросилась ко мне. — Вы выглядите божественно! Я говорила Харли, что перемена климата — именно то, что вам нужно.

— Что вы здесь делаете? — изумилась я.

— Мы на яхте Арни, — ответила Элинор. — Сегодня утром встали на якорь в Портофино.

Я вглядывалась в ее лицо. В нем появилось что-то странное. Что она сделала с собой?

— Я лежала в специальной косметической клинике во Франции, — пояснила Элинор, заметив мое удивление. — Меня лечили каким-то новым способом, вышелушивали кожу с применением химических средств. Благодаря этому вместо старой, морщинистой кожи появляется новая, свежая и молодая. — Она подалась ко мне. — Я уже начинаю чувствовать эффект лечения. А вы видите?

Я внимательно вглядывалась в нее. С близкого расстояния кожа Элинор казалась покрытой какими-то хлопьями и воспаленной. Под слоем косметики были заметны пятна. Выглядела она ужасно. Неужели на свете нет средства, к которому она не решилась бы прибегнуть, чтобы казаться привлекательнее?

— Гм… да, — нерешительно сказала я. — Безусловно, эффект заметен.

— Правда, сначала шелушение происходит слишком быстро. — Элинор задумчиво коснулась щеки. — Но долговременный эффект, говорят, потрясающий. Очень скоро я буду выглядеть на десять лет моложе.

Билл в ответ на какой-то вопрос Харли разразился смехом, похожим на ржание.

— Это хороший вопрос, Харл. — Давясь смехом, он потянулся за другим стаканом. — Будь я проклят, если знаю!

Ричард внезапно прервал свой тихий разговор с Джорджио.

— Правильно ли я расслышал? — осведомился он. — Это что, приглашение, Билли-бой?

Лицо Элинор омрачилось.

— Скажите, дорогая, — прошептала она мне, — кто все эти ужасные люди?

— Эй, Син! — окликнула меня Триш. Лицо ее выражало глубокое разочарование. — И это все? Еще кто-нибудь придет?

Элинор, одарив ее презрительным взглядом, проплыла мимо, чтобы поздороваться с Харли и Дэвидом. Триш посмотрела ей вслед.

— Что здесь делает эта старая сука? — воинственно спросила она. — И почему ты не пригласила парня для меня? Я не собираюсь сидеть рядом с этим педиком.

— Успокойся, Триш, — отозвалась я. — Может, в следующий раз нам удастся залучить Ричарда Гира.

Даконец гости перешли в столовую. Триш не спешила занять место, должно быть, выбирая, с кем из мужчин лучше сесть.

Уилбер занял место рядом с Дэвидом, все еще бормоча что-то о финансах. К нему присоединилась болтливая блондинка, вернувшаяся из ванной. Арни, в глазах которого вспыхнул охотничий блеск, устроился рядом с ней. Ричард удалился в другой конец комнаты, где Джорджио ставил на отдельный столик закуски, а Элинор оказалась между Биллом и Берил по другую сторону стола.

Триш пришлось примоститься рядом с Ричардом. Она уже опускалась на стул, когда Джорджио, издав возмущенное восклицание, с озабоченным видом выбежал из комнаты.

— Он не может сказать, что я не предупреждал его, — загоготал Билл.

— Простите? — ледяным тоном осведомилась Элинор. Он наклонился к ней и что-то прошептал.

— Арни! — Элинор поднялась и обогнула стол. — Поменяйся со мной местами! Пожалуйста! Здесь свет режет мне глаза.

Арни уступил свое место Элинор, а отчаявшаяся Триш рухнула на освободившийся стул. Поскольку Арни стоял, все вскочили, стараясь потесниться и уступить место ему. Лишь через несколько минут все уселись снова.

— Ладно, — сказал Харли, — пора начинать. — Он сделал знак Джорджио, вернувшемуся в комнату.

— Прошу меня извинить, — сказала я, поднимаясь с места. — Мне нужно срочно в ванную.

Все застонали.

— О, начинайте без меня, — попросила я их. — Через минуту я буду здесь.

Закрыв за собой дверь, я прошла через холл к парадной двери и выскользнула на площадку, где оставался подъемник. Уже стемнело, и фонари по обе стороны дорожки бросали мягкий отсвет на склоны холмов подо мной. Проверив, видно ли меня из окон столовой, и убедившись, что нет, я спустилась по лестнице на террасу и добралась до кустарника. Вещи, оставленные мной там, были на месте.

Взяв свою дорожную сумку, я прокралась во двор и обогнула угол дома. Из открытой двери кухни вырывалось облако пара, слышался грохот передвигаемых кастрюль и какие-то непонятные скрежещущие звуки. Заглянув внутрь, я увидела старуху домоправительницу. Она сновала по кафельному полу, будто танцевала какой-то примитивный танец доисторических племен.

В одной руке старуха сжимала крышку соусника, а другой — с зажатой в ней скалкой — делала какие-то магические кругообразные движения над головой. Из большого горшка, кипевшего и пускавшего пузыри на плите, исходил странный свист.

Дверца машины Джорджио, припаркованной в обычном месте, была приоткрыта. Проверив, на месте ли ключи зажигания, я бросила свою сумку на заднее сиденье и вернулась ко входу в дом.

Второй предмет, оставленный мной в кустах, был не тяжелым, но громоздким и неудобным. Взяв его из тайника, я осторожно добралась до лифта, придала предмету нужное положение и отступила, чтобы полюбоваться своей работой. Удовлетворенная результатом, я улыбнулась. Я хорошо видела оставленный в лифте предмет сквозь стекло подъемника. Теперь все было готово. Глубоко вздохнув, я вернулась в столовую.

Открыв дверь, я услышала взрыв хохота и вспыхнула. Не надо мной ли они смеются? Но нет, их развеселила очередная шутка Билла.

— Как бы то ни было, — продолжал он, давясь от смеха, — тогда пакистанец повернулся к ирландцу и сказал: «Посмотри теперь, как обезьяна пытается вставить пробку на место!»

— У-у! — заверещал Ричард. — Похоже, это была моя обезьяна!

— И об этом все узнали! — воскликнул Уилбер.

— Я знала парня, который однажды свалился в резервуар с нечистотами… — начала Триш.

— А почему, собственно говоря, кому-то захотелось вставить пробку в задницу свинье? — спросила придурковатая блондинка.

— Потому, почему всем хотелось бы вставить ее в рот вам, милочка, — ледяным тоном ответила Элинор. — Уж лучше бы вам помолчать.

Никем не замеченная, я вернулась на свое место за столом и сидела молча. Увидев, как Джорджио ушел за очередным блюдом, я задержала дыхание и взмолилась, чтобы он не заглянул в лифт. Когда он вернется, я начну действовать.

Едва он вернулся, я поняла, почему так суетилась кухарка. Гвоздем ужина были омары, и, судя по размеру дымящегося блюда, каждому полагался целый. Джорджио обходил стол, наполняя тарелки.

— Берегитесь клешней, — усмехнулся Ричард, когда Джорджио, обслужив его, двинулся к следующему гостю. — Мяу!

— Я предпочел бы заднюю часть, — хмыкнул Билл, глядя маслеными глазами на сногсшибательную блондинку, сидевшую напротив.

— Не пялься на нее! — рявкнула Берил, сделав под столом стремительное движение ногой.

— Ой! — завопила Триш, потирая ушибленную ногу. — Ты нарочно ударила меня, стерва!

Я и сама намеревалась спровоцировать суматоху, прежде чем выбежать из комнаты и начать приводить свой план в действие, но подумала, что при сложившихся обстоятельствах меня никто не заметит.

— Оставьте меня в покое! — завопила Берил, когда Триш стала надвигаться на нее, размахивая вилкой.

— Сядь, глупая сучка! — зашипела Элинор. — Неужели не понимаешь, что ставишь себя в дурацкое положение?

— А теперь, девочки, — воззвал Харли, поднимаясь со своего места во главе стола, — успокойтесь.

— Я ничего такого не делаю, дорогой, — отозвался Ричард, игриво похлопывая Арни по колену.

— Руки прочь от меня, педик! — заорал Арни, вскочив.

— Сейчас я его отделаю, — пригрозил Уилбер, закатывая рукава и обнажая бицепсы.

— Нет, перестань! — взвыла сногсшибательная блондинка, вцепившись в него. — Твое сердце не выдержит!

Но идти на попятную было уже поздно.

— Заткнитесь вы все! — заорала я, поднимаясь. Внезапно в комнате воцарилась тишина, и все глаза устремились на меня. Я вся дрожала. Вот он, великий момент!

— Хватит! — истерически взвизгнула я. — Не хочу участвовать в этом ублюдском кошмаре! Я ухожу!

— Но, дорогая, — начал увещевать меня Харли. — Ты не можешь… — он смотрел на меня с ужасом. — Ты не можешь…

— Плевать мне на вас всех! Еще как могу! — Взяв со своей тарелки омара, я бросила его через комнату в Харли. Прощай!

Омар, не долетев до цели, с глухим хрустом приземлился в центре стола. Я бросилась бежать, сопровождаемая возмущенными и ошарашенными возгласами гостей.

Выскочив из комнаты и захлопнув за собой дверь, я кинулась к лифту. Нажав на кнопку с надписью «вниз», я сняла туфли и понеслась на кухню. Машина пришла в движение и загудела, а застекленная кабина начала спуск.

Остановившись на мгновение в коридоре, я услышала отдаленный гул голосов, доносившийся из столовой. Потом дверь столовой открылась, и люди высыпали оттуда.

— Она спускается вниз на фуникулере! Я вижу ее в кабине!

— Не волнуйтесь! — отозвался другой голос, кажется, Дэвида. — Она не уйдет далеко. Я остановлю подъемник до того, как она выйдет из него.

Старая карга сидела сгорбившись за кухонным столом, должно быть, сраженная усталостью после борьбы с омарами, и даже не подняла головы, когда я кралась мимо кухонной двери. Закрыв дверь, я проскользнула по гравийной дорожке к машине Джорджио, села в нее и дрожащими руками ощупала незнакомую приборную доску. Машина пробудилась к жизни со второй попытки. Вцепившись в руль, я осторожно выехала со двора и двинулась по дороге к спуску. У меня было ровно восемь минут до того, как лифт остановится, поднимется и откроется. Тогда их взорам предстанет надувная кукла Джорджио в таком же платье, какое было на мне.

Глава 19

Когда я добралась до начала ложбины, точнее, до начала спуска, мрак рассеялся, и дорога предстала передо мной в ярком лунном свете. Я сбавила скорость до минимума, и теперь машина ползла, преодолевая последние ярды до поворота.

Я все время держала ногу на тормозе, боясь совершить роковую ошибку.

В фильмах, которые я видела, все это делалось легко. Там просто машину останавливали под нужным углом, отпускали ручной тормоз, выпрыгивали и стояли позади машины, любуясь результатом. Больше всего меня смущал предстоящий прыжок из машины. В моей голове теснились воспоминания о дверях, которые заклинило, об одежде, зацепившейся за ручку двери, о ремнях безопасности, обвившихся вокруг щиколоток, о беспомощных телах, волочащихся за машиной по утесам. Высшая справедливость вершит свой суд над теми, кто пытается извлечь выгоду из своих коварных планов.

Я не верила в правосудие такого рода: при одном взгляде на Дэвида становилось ясно, что это маловероятно.

Но мои-то планы не были ни коварными, ни злокозненными.

Однако мне не хотелось рисковать. Выбросив свою сумку на обочину дороги, я остановилась возле машины, надежно упершись в землю ногами и тщательно высвободив свою одежду, чтобы она ни за что не зацепилась, и отпустила ручной тормоз.

Сделав это, я отскочила назад, потеряла равновесие и зашаталась на каменистой осыпи, однако сумела устоять.

Увы, ничего не произошло. Машина стояла там же, и мотор ее нежно урчал. Я обошла ее с тыла и начала толкать изо всех сил, но так и не сдвинула с места. Заглянув вниз, в пропасть, я поняла, что ручной тормоз не сработал. Его заклинило. Я двинулась к открытой дверце машины, намереваясь снова сесть за руль и повторить всю операцию, когда услышала скрежет металла. Шины тихо зашелестели по гравию, и машина медленно тронулась с места.

Я ощутила прилив нежных чувств к Джорджио, и, пока машина катилась к краю утеса, меня охватила жалость к нему. Между тем машина набрала скорость и наконец исчезла из виду. Возможно, Джорджио оказался невольным соучастником заговора против меня, но не совершил ничего такого, что дало бы мне право погубить его собственность.

Несколько громких хлопков, похожих на взрывы, привели меня в себя. Я бросилась вперед и заглянула вниз с утеса. Увидев яркую вспышку пламени, я обрадовалась, что машина упала не на дорогу, а на камни внизу. Волны загасили дымящиеся останки машины и смыли их в море.

Когда из дома до меня донеслись отдаленные голоса, я забрала свою сумку и пошла к воротам. Не дойдя до них, я нырнула в кусты и начала карабкаться вверх по холму к лощине, замеченной мной накануне. Оказавшись в безопасности, я поняла, что выбрала укрытие правильно, ибо обрела удобный наблюдательный пункт, тогда как меня здесь никто не мог увидеть с дороги.

Открыв свою дорожную сумку, я сменила вечернее платье на будничную и более практичную одежду, которую заранее купила в Санта-Маргерите. Веревки, раздобытой с таким трудом, в моей сумке уже не было. Утром я поместила ее в определенном месте. Теперь я видела ее сквозь кусты: она свисала с ограды недалеко от ворот.

Голоса становились все громче — люди приближались ко мне.

Скоро я услышала топот ног там, где дорога делала крутой поворот.

Первым я увидела Харли, за ним следовал Дэвид.

— Не понимаю, — сокрушался Харли, — откуда взялась эта надувная кукла? И куда делась моя Синди?

— Да она не входила в лифт, дурак, — отозвался Дэвид. — Благодаря этой уловке она выгадала время, и мы не успели погнаться за ней, дав возможность уехать на машине от черного хода. Надо поспешить, Синди, наверное, внизу, неподалеку от ворот.

За ними появился Джорджио. Он бормотал с безумным видом:

— Al ladro! Vi hanno rubato![22]

Когда эти трое поспешили вниз, к воротам, и скрылись из виду, из-за поворота высыпала целая толпа. Впрочем, гости не торопились. Среди них не было только Уилбера и его сногсшибательной блондинки, и на мгновение я ощутила обиду: они даже не делали вид, что ищут меня. На званых обедах гости не так уж часто забывают о хозяйке, а я хотела иметь как можно больше свидетелей своего звездного часа.

— Эй, Син! — громкий и хриплый голос Триш разнесся далеко по холмам. — Перестань дурить. Обед остывает!

За ней семенила Элинор.

— Потише! — крикнула она. — Вас услышат люди!

— Какие еще люди? — осведомилась Триш. — Я никого не вижу.

— Там, в бухте, стоит на якоре яхта наших друзей. Право, не понимаю, какой бес вселился в нее? Вести себя подобным образом! Это так неприятно и неудобно!

— У-у! Джорджи-порджи! Где ты прячешься? — завопил Ричард. Нетвердо ступая, он следовал за другими, размахивая над головой бутылкой вина. — Какое приключение!

— Перестань ныть, Берил, — осадил свою супругу Билл, прислонившись спиной к скале и вытряхивая камешки из башмаков. — Подождем и посмотрим. Вот увидишь, это окажется просто игрой, придуманной для увеселения гостей. Попомни мои слова!

— Но ты ведь знаешь, Билл, что я не переношу высоты, — возразила Берил. — Ты только посмотри вниз! Какая глубина!

Харли, Дэвид и Джорджио добрались наконец до ворот.

— Синди! — Вцепившись в решетку ворот, Харли тряс ее. — Где ты?

— Она не могла выйти, — отрезал Дэвид. — Ворота заперты.

— Погоди-ка минутку. — Харли указал вниз. — Что это там?

— Похоже на веревку, — пробормотал Дэвид, карабкаясь по краю пропасти.

Я отступила поглубже в кусты.

— Mia maccina! — возопил Джорджио, стоя посреди дороги и растерянно озираясь.

— Ей никогда не удалось бы перелезть. — Рассмеявшись, Дэвид снял веревку с ограды. — Взгляни, она даже не привязана как следует!

— Что он говорит? — спросил Харли, кивнув на Джорджио.

— Я всегда считал Синди туповатой, — пробормотал Дэвид, пробираясь по краю пропасти к дороге с веревкой в руке.

— Mia maccina! — упрямо повторял Джорджио.

— Погоди-ка! — воскликнул Дэвид. — А где машина Джорджио?

— Боже милостивый! — Билл указал вниз, в пропасть. — Смотрите! Смотрите туда!

Когда Джорджио бросился к нему, отдаленный вой полицейских сирен разрезал тишину ночи. Бросив взгляд на другую сторону бухты, я увидела, что к нам по дороге, идущей вдоль берега, приближается несколько полицейских машин с синими мигалками.

— Что это? — испугался Харли и бросился бежать.

— Mia maccina! — снова взвыл Джорджио.

— Мять твою! — заорала Триш. — Это Синди! Она пыталась сбежать и угробила себя!

Харли ринулся вперед с отчаянным воплем, выражавшим, вероятно, страдание, и на мгновение мне показалось, что он собирался броситься в бездну вслед за машиной.

— Синди! Синди! — кричал Харли. — Вернись ко мне!

— Успокойся, Харл. — Билл схватил его за руку и оттащил от обрыва, на краю которого тот балансировал с риском для жизни.

— Может, она еще жива! — задыхался Харли. — Я должен быть рядом с ней!

— Хотел бы я разделять твои надежды, приятель. — Билл посмотрел вниз. — Чтобы выжить, упав с такой высоты, надо быть резиновой.

— Что происходит? — осведомился Дэвид, вынырнув из тьмы. — Кто вызвал копов?

— Она погибла! — рыдал Харли, рухнув на обочину дороги. — Моя Синди мертва!

Его слова наполнили меня ликованием. Я испытала пьянящую радость. Наконец-то я избавилась от Синди, и теперь женщина, погибшая в автокатастрофе несколько месяцев назад, могла быть должным образом оплакана. Харли достойно похоронит ее, так и не узнав, что та, которую он, как ему казалось, любил, все это время была мертва. Я не сочувствовала Харли. Ведь, в конце концов, это была его вина. Если бы тогда, на повороте на Пасадену, он не подал машину назад, настоящая Синди была бы сегодня жива и невредима.

— Не могу взять в толк. — Билл оглядел дорогу. — Если ворота заперты, зачем ее сюда понесло? Она ведь не смогла бы выбраться.

— Должно быть, Синди собиралась бросить машину и выбраться пешком — перелезть через изгородь или подняться вверх по склону холма, — пробормотал Дэвид, задумчиво теребя веревку. — Глупая сучка! Не знаю, где она раздобыла веревку, совершенно непригодную для ее цели. Она не продумала деталей. Даже если бы Синди удалось перелезть, что бы она стала делать потом? Мы очень скоро поймали бы ее.

— Но почему, ради всего святого, Синди вздумалось бежать? — спросил Ричард, размахивая недоеденным омаром, завернутым в салфетку. Он усмехнулся: — Должно быть, вы сделали что-то ужасное, если довели ее до такого отчаянного поступка.

— Не лезь не в свои дела! — оборвал его Дэвид, отворачиваясь.

— Заткнись, старый гомик! — воскликнула Триш. — Ты говоришь о моей подруге! — Помолчав, она добавила: — О моей бывшей подруге. — И в голосе ее прозвучала печаль.

Харли стоял на дороге, в отчаянии сжимая голову руками.

— Я знаю, что ты чувствуешь, Харли. — Триш потянула его за рукав. — Синди ведь начинала поправляться, и вот поди ж ты! — Она разразилась слезами. — Это так несправедливо. Я ведь хорошо присматривала за ней, как и обещала тебе, а теперь меня отошлют домой!

— Мы с Арни обсудили ситуацию, — сказала, подойдя, Элинор. — Это, конечно, ужасная трагедия, но если мы все подцепим пневмонию, стоя здесь на ветру, все равно не поможем Синди. Давайте вернемся в дом и подождем полицию там.

— Нам пора возвращаться на яхту, — заволновался Арни. — Сегодня вечером я ожидаю очень важный факс из Штатов.

— Ой-ой! — заметил Билл, взглянув на Дэвида. — Похоже, копы уже тут как тут.

Все повернули головы в сторону ворот, где мигал синий свет полицейских машин.

Дэвид подошел к Джорджио, печально стоявшему и смотревшему на обломки, и о чем-то заговорил с ним по-итальянски.

— Пошли, — обратился он к остальным. — Джорджио все объяснит им. Нам надо войти в дом, чтобы открыть ворота. Панель дистанционного управления там. Мы подождем их внутри.

Им не сразу удалось убедить Харли прервать свое бдение на дороге, но, в конце концов, он внял уговорам Триш и Элинор. Дэвид шагал впереди, за ним следовали Арни и Берил. Ричард и Билл тащились позади, то и дело прикладываясь к бутылке.

— Все это наводит на размышления, — философствовал Ричард. — Как мало надо, чтобы задуть трепетную свечу жизни.

— Говори о себе, приятель. — Билл потянулся к сосуду. — Господи! Лучше поскорее вернуться в дом и убрать резиновую куклу до появления полиции. А то копы сочтут нас компанией извращенцев.

Едва они скрылись из глаз, я выбралась из своего укрытия и, соблюдая все меры предосторожности, двинулась к воротам. Затаившись в нескольких метрах от обочины, я слушала, как Джорджио переговаривался с полицейскими через решетку ворот.

Потом механизм заскрипел, и ворота медленно открылись. Полицейская машина, остановившись, захватила Джорджио и медленно начала вползать на холм. Ворота стали закрываться. Выждав, я бросилась к воротам и проскользнула наружу сквозь узкую щель. Наконец-то я была свободна!

Неподалеку от перекрестка я заметила оживление. Темноту прорезали вспышки синих полицейских мигалок. Машина «скорой помощи» ожидала, пока копы прочешут дорогу выше места катастрофы. Никто не заметил женской фигуры, повернувшей к Санта-Маргерите и старавшейся не привлекать к себе внимания.

До города было менее трех километров, и я рассчитала, что доберусь туда за час. Я отступала в тень утесов каждый раз, когда на дороге появлялась машина. Между тем я предалась размышлениям о своем недавнем прошлом. Мне даже не верилось, что все это случилось со мной. После всего, что я недавно пережила и выстрадала, я, несомненно, заслужила свободу.

Приблизившись к повороту, я увидела грузовик с ярко горящими фарами. Он на предельной скорости приближался ко мне. Я бросилась в тень, но, споткнувшись, упала в неглубокую придорожную канаву и съежилась от страха. Грузовик промчался мимо в нескольких дюймах от меня. Поднимаясь, я ощутила острую боль в лодыжке.

Я могла стоять на этой ноге, но идти было мучительно больно. Медленно заковыляв по дороге, я забыла обо всем, кроме своей ноги.

Если мне не удастся попасть в Санта-Маргериту до того, как уйдет последний поезд в Милан, где я проведу ночь?

Следующие несколько часов стали для меня сущей пыткой. Несколько раз я видела манящие городские огни, но надежда постоянно обманывала меня, потому что за одним поворотом появлялся другой. Мне казалось, что я не приближаюсь к своей цели, а топчусь на одном месте. Но, глядя на часы, я видела, что времени прошло гораздо больше, чем я предполагала. За двадцать минут до отхода поезда я не добралась даже до окраин Санта-Маргериты. И я призналась себе, что не доберусь туда вовремя.

Оказавшись наконец на окраине города, я поняла, что не в силах сделать даже шаг. Посетив железнодорожный вокзал накануне, я не разобралась в расписании и не знала, есть ли сегодня другие вечерние поезда. Пульсирующая боль в лодыжке убедила меня в том, что лучше всего остановиться на ночь в маленьком отеле. В моей сумке было полно денег, поскольку вчера я взяла их из банка. Для меня не составило бы проблемы расплатиться наличными и зарегистрироваться под чужим именем.

Войдя в вестибюль отеля в дальнем конце набережной, я увидела за столом администратора девушку лет двадцати восьми, покрывавшую ногти лаком.

— Dica?[23] — спросила она, оглядев меня.

— Una camera singola?[24] — нерешительно сказала я.

— Il passaporto, per favore[25]. — Девушка подула на свои ногти, покрытые свежим лаком. На предплечье ее правой руки я заметила большой кровоподтек.

— Passaporto?[26] — растерялась я. В моей сумке лежало два паспорта — Синди и Хариэт, но без крайней необходимости я не хотела предъявлять ни один из них.

— Ah, domani[27], — сказала вдруг девушка, порывшись в ящике письменного стола.

— Domani?

— Domani! — рявкнула она, толкнув через стол ко мне регистрационный бланк: — La sua firma qua[28].

Потом со вздохом раздраженно перевела свою фразу:

— Распишитесь здесь.

Поколебавшись, я коряво расписалась: «Анетт Бэйкер».

—Quante?[29] — спросила я, протянув девице пачку банкнот.

Она с улыбкой пересчитала их, вытащила из пачки одну мелкую и вернула мне.

— Terzo piano[30]. — Она бросила на стол ключ.

Я попыталась заставить старый лифт сдвинуться с места, но, как только мне это удалось, он, видимо, вознамерился показать всю свою прыть: поднял меня на четвертый этаж, спустил в подвальное помещение, потом предоставил возможность снова полюбоваться вестибюлем и только после этого доставил на третий этаж.

В самом обычном номере я нашла все необходимое, включая ванную. Нежа усталое тело в горячей воде, я массировала распухшую лодыжку в надежде на то, что не причинила своей ноге непоправимого урона. Позже, завернувшись в теплое махровое полотенце, я выключила свет и выглянула в окно, выходившее на море.

Вдоль побережья я видела вспышки света — это над местом ухода Синди из бренного мира кружил вертолет. Я считала удары колокола, доносившиеся из церкви: девять, десять, одиннадцать. И вдруг, задрожав, вспомнила строки из Марло, которые Эндрю однажды процитировал мне:

Взглянув вниз на гуляющих, я увидела, должно быть, нечто типичное для поздней ночи в маленьком итальянском городке. Влюбленные или флиртующие пары рука об руку не спеша прогуливались по широким тротуарам, а группы молодых людей сидели за столиками прямо на улице возле открытых ночных баров.

Все выглядело таким надежным и безопасным, таким обычным.

Конечно, Мефисто не последовал сюда за мной?

Я наблюдала за ночной жизнью, когда подъехала машина и остановилась возле отеля. Дверца открылась, и я с ужасом увидела Дэвида. Крайне встревоженная, я отступила от окна в глубь комнаты. Что ему понадобилось в Санта-Маргерите?

Отважившись выглянуть снова, я заметила, что девица, которая поселила меня в отеле, присоединилась к нему, и они оба стояли на тротуаре. Обняв его за талию, она крепко прижималась к нему в ожидании поцелуя, потом отступила, разразилась по-детски громким смехом и сунула голову в окно машины, чтобы поболтать с шофером.

У меня закружилась голова. Ну почему, ради всего святого, из всех отелей в этом Богом забытом месте я выбрала тот, где обосновалась таинственная подружка Дэвида? Не странный ли это каприз судьбы? И как Дэвид мог ускользнуть из дома, чтобы встретиться со своей потаскушкой в ту самую ночь, когда его невестка столь трагически погибла?

Машина отъехала, а Дэвид и его девица остались. Они медленно шли вдоль моря, держась за руки, и мне были видны их удаляющиеся фигуры. Я размышляла, что предпринять дальше. Вернутся ли они сюда или проведут ночь где-нибудь в другом месте? Расскажет ли ей Дэвид о событиях этого вечера? А если так, свяжет ли она эти события с появлением одинокой женщины в подозрительно поздний час?

Я так и не решила, что делать, когда снова увидела их: они остановились, о чем-то яростно споря, потом двинулись назад к отелю. Девушка протянула руку к Дэвиду, пытаясь остановить его, но он отбросил ее руку и помчался вперед.

В смущении я опять отступила от окна. Необходимо что-то предпринять. Я должна бежать, прежде чем он найдет меня.

Но куда бежать с моей ногой? Ведь придется идти быстро.

Не успев как следует одеться, я накинула на нижнее белье пальто, которое захватила с собой в дорожной сумхе. Застегнув молнию на сумке, я вышла из комнаты, закрыла за собой дверь и заковыляла по коридору, не зная, можно ли рискнуть и спуститься на лифте? Я все же решила спуститься по лестнице.

Добравшись донизу, я выглянула в оконце, выходившее в вестибюль. Он показался мне пустым, но не успела я сделать шаг туда, парадная дверь отворилась и вошел Дэвид. За ним следовала девушка.

— В каком номере, говоришь, она поселилась? — спросил он. — Che camera?

Бормоча что-то по-итальянски, девушка потянулась к своему столу, вытащила ключ и направилась к двери лифта, который со скрипом остановился. Однако, похоже, она не собиралась сопровождать Дэвида наверх.

— Входи, глупая шлюха! — бросил Дэвид и, отступив, пропустил спутницу вперед. Дверцы лифта закрылись, и он двинулся наверх.

Понимая, что это мой единственный шанс, я заковыляла к парадной двери и ухватилась за ручку, но дверь не поддавалась. Там была какая-то сложная система запоров с задвижками и рычажками. Когда я нагнулась, чтобы получше рассмотреть их, сзади что-то затрещало.

— Что с этой чертовой машиной? — услышала я сердитый голос Дэвида. Дверь лифта хлопнула, открываясь. — Нам надо…

Он осекся, и я почувствовала, что его взгляд буравит мою спину.

Дрожа от страха, я обернулась. Дэвид вышел из лифта и направился ко мне.

— Ну и ну! — тихо сказал он. — Да неужто это моя маленькая сестренка воскресла из мертвых?

— Дэвид, — прошептала я. — Пожалуйста, отпусти меня.

— Я так и знал: что-то с чем-то не сходится. Шарада, которую ты для нас разыграла, была слишком чисто сработана, чтобы оказаться правдой.

— Пожалуйста, — повторила я. — Мне ничего от вас не надо. Я хочу только свободы.

— Свободы? — с горьким смехом повторил он. — Тебе следовало подумать об этом до того, как ты произнесла дурацкие брачные обеты. Нечего было бросаться в брак очертя голову. Полагаю, в тот момент ты думала лишь о том, чтобы запустить свои грязные маленькие ручонки в наш большой карман.

— Ты знаешь, что это неправда, — сердито возразила я, все еще пытаясь открыть дверь.

— И твои разговоры о шантаже тоже неправда, — сказал Дэвид, наступая на меня. — Неужели ты воображаешь, что я отпущу тебя? Ведь ты выболтаешь мои секреты!

— Меня не интересуют твои грязные секреты, — мрачно ответила я. За моей спиной что-то щелкнуло, и дверь начала открываться.

— Убери руки от двери! — Дэвид бросился ко мне, грубо схватил за руку, оттащил меня от двери и захлопнул ее. — Ты никуда не уйдешь!

— Оставь меня в покое, ублюдок! — кричала я, отбиваясь.

— Заткнись!

Мое лицо обожгла затрещина, и перед глазами заплясали искры. В голове моей зашумело, и тупая боль отдалась во всем теле, особенно в ушибленной лодыжке. Не в силах сопротивляться, я со стоном упала на пол.

Девушка вскрикнула. Дэвид повернулся к ней и что-то быстро сказал по-итальянски. Я притворилась, что потеряла сознание, надеясь избежать дальнейшего насилия, хотя вся кипела от ярости и страдала от унижения. Боже!

Попасться в ту минуту, когда свобода была столь близка! Какая глупость! Будь я персонажем романа или фильма, мне следовало бы предусмотреть все возможности и заранее принять меры. Сейчас я должна была бы опустить руку в карман и нащупать там рукоятку своего маленького пистолета, постоянно находящегося при мне.

«Славная попытка, Дэвид, — сказала бы я, а он в ужасе обернулся бы ко мне, глядя на обращенное к нему дуло. — Но есть одна мелочь, которой ты не предусмотрел».

Мягкое нажатие на курок, и вот он пошатнулся и медленно осел на пол, схватившись за грудь. Ударившись спиной о стену, он удивленно посмотрел бы на струйку крови, которая, стекая из груди, запачкала его пальцы. И тогда все мои проблемы были бы решены.

Или все-таки нет? Не представляю, что бы я делала, если бы меня арестовали за убийство. Да еще в чужой стране. Возможно, даже лучше, что в моем кармане не оказалось ничего, кроме полупустого пакетика мятных конфет и бумажных салфеток.

Закончив горячий спор над моим простертым на полу телом, Дэвид и девушка потащили меня через вестибюль к лифту и впихнули туда. Капризный механизм, как бы для того чтобы искупить свои прежние ошибки, домчал нас до третьего этажа с неправдоподобной скоростью и объявил о своем прибытии несколькими довольно музыкальными звонками.

Когда мы снова оказались в комнате, Дэвид грубо швырнул меня на стул, сорвал с постели простыню и располосовал на ленты, вызвав у девушки крики протеста.

— Убирайся, тупая сучка! — Он схватил девушку за руку и вытолкнул из комнаты. Закрыв за ней дверь, Дэвид попытался сплести из разорванной на полосы простыни некое подобие веревки.

— Пожалуйста, Дэвид, — попросила я. — Отпусти меня, и я дам тебе все, что ты пожелаешь. — Сбросив пальто, я показала Дэвиду, что под ним нет ничего, кроме нижнего белья.

— Уверена, мы можем найти какое-то решение. — Я приняла соблазнительную позу.

— Славная попытка, Синди. — Дэвид презрительно усмехнулся. — Но есть одна мелочь, которую ты не предусмотрела.

— И что это?

— Если я позволю тебе сбежать, все решат, что ты мертва, глупая сучка. — Он схватил меня за запястье. — Тогда мне не будет от тебя никакой пользы. Я не смогу использовать тебя даже для рекламного фильма.

— Но… — Я пыталась выдернуть руку, но Дэвид держал ее очень крепко и холодно смотрел на меня.

— Неужели тогда, на кладбище, ты и впрямь вообразила, что мне нужно твое тело? Да таких шлюшек, как ты, пруд пруди, и стоите вы недорого, не больше цента за пару. Да они все и всегда к моим услугам. Речь идет совсем о другом — куда более ценном и прибыльном, деловом соглашении. Но теперь слишком поздно. Я понял, что тебе нельзя доверять.

Я сопротивлялась, но Дэвид связал мне запястья самодельной веревкой.

— Но я подумала, что ты…

— Да. — Он пожал плечами. — Конечно, было бы весьма приятно познакомиться ближе с женой моего братца, с драгоценной маленькой Синди. Это лучше, чем путаться с обычной продажной девкой. — Дэвид сосредоточил внимание на моих ногах, связывая их. — Но это ничто по сравнению с удовольствием, которое я испытаю, увидев выражение лица Харли, когда он войдет сюда.

Едва я открыла рот, чтобы возразить, Дэвид заткнул мне его кляпом из лоскута простыни, заглушив мои стоны и крики ярости.

— Полагаю, — пробормотал он, завязывая лоскуты у меня на затылке, — что мой дорогой братец не проявит к тебе снисходительности, узнав, как ты провела его. — Дэвид остановился у двери. — Я скоро вернусь. Не пытайся удрать.

Едва он вышел, я начала сражаться со своими путами. Если бы не кляп, я перегрызла бы веревки на руках зубами, но Дэвид так затянул полосы простыни у меня на затылке, что малейшая попытка открыть рот вызывала мучительную боль. Я огляделась, надеясь увидеть мебель с острыми углами. Это дало бы мне возможность перетереть о них свои путы. Попытавшись передвигаться по комнате на стуле, я чуть не перевернулась и оставила свою затею. Теперь мне стало ясно, что мое положение безнадежно.

«Дэвид мог бы, по крайней мере, накинуть на меня пальто», — думала я, дрожа от холода в своем неглиже. Я заплакала, но слезы не принесли мне облегчения, напротив, у меня заложило нос и стало трудно дышать. Овладев собой, я собралась с мыслями. Наверняка был какой-то способ выбраться отсюда. Вероятно, я что-то упустила.

Когда зазвонил церковный колокол, мои мысли и надежды невольно обратились к последнему средству спасения — к Мефисто.

Ведь он сказал, что будет ждать, когда я позову его, но мне и в голову не приходило, насколько нетерпеливым было это ожидание. Не успела я подумать о нем, как Мефисто соткался передо мной прямо из воздуха. Постукивая ногой, он потирал руки, будто разминался после длительного бездействия.

— Меня интересовало, когда ты обратишься ко мне. Тебя забавляет, что я слоняюсь без дела и жду, пока ты решишь, стоит ли вспомнить о моем существовании?

Я молча смотрела на него. Черный костюм из кожи, украшенный металлическими заклепками, молниями и цепочками, делал Мефисто похожим на гибрид рокера и панка.

Я промычала что-то, нетерпеливо дернула головой, давая понять Мефисто, чтобы он вытащил кляп. Мефисто развязал импровизированную веревку у меня на затылке, прикасаясь длинными пальцами к моей шее. Я выплюнула скомканную ткань и передернулась от отвращения.

— Пожалуйста, развяжи меня! — Я протянула к нему руки, связанные в запястьях.

— Не так быстро. Почему я должен помогать тебе? Ты-то что-нибудь сделала для меня?

— Пожалуйста! Я сделаю все для тебя…

— Прости. Я не совсем понял.

— Я сделаю все, о чем бы ты ни попросил, — мрачно закончила я, злясь на себя за то, что он вынудил меня произнести эти слова.

— Да уж, пора об этом подумать. Ты даже не догадываешься, какие неприятности мне причинила?

Я покачала головой, пытаясь сообразить, сколько осталось времени до возвращения Дэвида и Харли, что навсегда положит конец моим мечтам о свободе. Как мне тогда жить, как справиться с последствиями того, что я сделала?

— Ты ведь считала себя умной, да? — с горечью спросил Мефисто. — Строила все эти замечательные планы и так далее. Едва ли ты забыла обо мне и о том, что я из-за тебя поставил на карту свою карьеру и оказался в ужасном положении! — Он начал расхаживать по комнате. — А я-то обрадовался, что ты попалась мне на крючок, когда вышла замуж за этого кретина из-за денег. Я надеялся, что ты готова к падению, готова брать взятки, лгать и погрязнуть в разврате, как и все прочие смертные, внезапно получившие хороший куш. Но нет, ты оказалась не способна на это. — Мефисто круто обернулся и ткнул в меня пальцем в перчатке. — Ты должна была делать то, что и все женщины. Что дает тебе право думать, будто ты особенная? Будто ты исключение и не подвластна человеческим законам?

— Но я не…

— Не перебивай меня! — рявкнул он. — Ты хочешь продолжать все портить? Да? Тебе понадобилось совершать благие дела, купаться в своих сантиментах и сюсюкать из-за своего драгоценного английского приятеля? У тебя какие-то нелепые идеи. Ты мечтаешь о счастье! Что за чепуха? — Его лицо выразило гадливость. — Я решил, что это недолгое заключение здесь, в Италии, отрезвит тебя, научит здравому смыслу. Но ты стала еще хуже. А потом совершила невероятную глупость, из-за которой я оказался в полном дерьме!

— Но какое тебе дело до этого?

— Они все наблюдают за мной! Поняла? Я имею в виду тех, кто стоит выше меня в иерархии. Ты, черт тебя возьми, героиня адской мыльной оперы. Они все просто заклинились на тебе, и никто больше не работает. В последнюю неделю они заняты только тобой. У нас есть черный список, где регистрируются несовершенные грехи. По сравнению с этим любой ваш самый захудалый государственный департамент кажется эффективным и кипящим энергией. — Дернув молнию, Мефисто вытащил металлическую фляжку из одного из своих многочисленных карманов и отвинтил крышку. — И мне приходилось все это время сидеть и слушать, как они судачат о честной и нечестной игре и о том, какое шоу ты тут устроила. — Он сделал глоток из фляжки. — Дурацкая доморощенная философия, болтовня об актах человеческой доброты, перевешивающих греховность. И они уже поговаривают о том, будто мне следует признать, что меня положили на обе лопатки, и отпустить тебя с миром. Он презрительно усмехнулся:

— В добрые старые времена такого никогда бы не случилось. Тогда на них излился бы дождь из смолы и серы, и они отправились бы прямиком в ад без всяких разговоров. От этих слюнявых либералов меня того и гляди вырвет.

— Но разве это не означает, что ты мог бы отпустить меня восвояси, если бы пожелал? — с надеждой спросила я.

— Заткнись! Ты еще не услышала почти ничего о моих затруднениях. Ты вызвала такое смятение в наших рядах, что некий «мудрец» из нашего департамента, ведающего персоналом, проснулся от своего двухтысячелетнего сна и начал махать у меня перед носом красным флажком. Он обвинил меня в злостном нарушении всех законов и нес околесицу насчет того, что я превысил свои полномочия, заключив с тобой пакт. Они даже раскопали какой-то древний документ, где говорится о том, что с женщинами запрещено заключать соглашения подобного рода. — Мефисто фыркнул. — Прежде никто не сообщал мне об этом. А теперь они намерены лишить меня всех полномочий и заставить заниматься самыми ординарными делами. — Он бросил на меня гневный взгляд. — Будь я проклят, если соглашусь провести остаток вечности, толкая старых дам под автобус и загоняя кошек на деревья! Я Мефисто…

— Верховный командир и повелитель духов. — Я рассмеялась.

— Не смейся, глупая сучка! Неужели не понимаешь, что это означает для нас обоих? — Сделав большой глоток из фляжки, он протянул ее мне: — Думаю, тебе это тоже понадобится, когда ты услышишь все до конца.

— Сначала развяжи меня, — попросила я, снова протянув к нему руки.

Поставив фляжку, Мефисто начал распутывать узлы.

— Черт, — пробормотал он, взглянув на мои часы. — У нас мало времени.

— Для чего? Он вздохнул.

— Все еще не усекла, да? Если они отнимут у меня власть, все волшебство исчезнет с ней. И мы оба придем к тому, с чего начали: к нам вернется наш подлинный возраст. — Мефисто, рванув узел, освободил мои запястья и сунул мне в руку фляжку. — А это означает, что ты снова станешь старой женщиной, Хариэт.

У меня занялся дух, и я сделала большой глоток из его фляжхи. Это оказалось виски. Я уставилась на Мефисто.

— Но…

— Я подумал, что это пробудит твой ум, — нахмурился он.

— Но… — Из глаз моих брызнули слезы. После всех моих усилий, после всего, что вынесла, пытаясь сбежать от Харли, я окажусь у разбитого корыта, вернусь к тому, с чего начала. Это показалось мне несправедливым. — И ты ничего не можешь сделать?

— Есть только один способ поправить дело, — ответил Мефисто, наслаждаясь своей властью надо мной. — Но, как мы договаривались прежде, теперь твоя очередь проявить инициативу. И в таком положении ты едва ли позволишь себе привередничать.

Мой ум пришел в смятение.

— Что ж я должна сделать?

— Неужели не догадываешься? — Мефисто бросил взгляд через мое плечо. — Они дали мне время до полуночи. Я должен доказать, что этот фаустовский пакт не был пустой тратой сил и ресурсов. Я должен убедительно продемонстрировать им, что в конце концов мне удалось совратить тебя.

Обернувшись, я увидела часы на стене за своей спиной и чуть не свалилась со стула, потому что ноги мои все еще были связаны. До полуночи оставалось несколько минут.

Я услышала звук скользнувшей молнии и посмотрела на Мефисто. Дрожащими пальцами он шарил у себя в штанах. Лицо его налилось кровью, на висках пульсировали жилки.

— У нас нет времени совершить что-либо иное, — бормотал он, манипулируя со своим бельем.

В поле моего зрения появился гигантский член величиной с башню, похожий на цеппелин.

— Нет! — закричала я.

— У тебя нет выбора. — Мефисто угрожающе наступал на меня. — Сейчас здесь появится Харли. И ты не сможешь ускользнуть от него без моей помощи.

— Подожди! — Я выставила вперед руки, чтобы оттолкнуть его. Если я сделаю это, не надует ли меня Мефисто? Поможет ли мне избавиться от Харли? Неужели существует лишь эта чудовищная альтернатива?

— Ради Бога, Хариэт, — задыхаясь, шептал он, стоя передо мной на коленях. — Не подведи меня сейчас. Пожалуйста…

Стрелки часов неумолимо двигались.

Фауст не имел выбора. Он был обречен с самого начала. А я внезапно осознала, что у меня есть возможность избавиться от Харли раз и навсегда, если только я решусь сделать выбор. Хватит ли у меня сил отказаться от молодости и красоты ради свободы? Снова стать Хариэт, после того как я вкусила славу и удачу?

Времени на раздумья больше не было.

— Я не сделаю этого, — задрожав, сказала я.

— Что?! — Мефисто смотрел на меня с величайшим недоверием. — Но ты не можешь…

— Еще как могу! — Скрестив руки на груди, я с вызовом взглянула на него: — Ты не имеешь права заставить меня. Ведь насилие не в счет. Верно?

Я почти слышала, как бежит время — секунда за секундой.

— Ах ты, сука!

Мефисто рванулся ко мне, но тут раздался бой церковных часов. Послышался какой-то треск. Перед моими глазами заплясали искры, а Мефисто поплыл в медленном танце, а потом замер. Мы смотрели друг на друга, пока звонил колокол, медленно отсчитывая последние минуты этого дня… десять, одиннадцать, двенадцать. Полночь!

С глухим криком он рухнул на пол. В мои ноздри ударил запах серы. Охваченная ужасом, я увидела, что на полу у моих ног лежит, извиваясь в странных конвульсиях, Мефисто. Казалось, плоть отделяется от его костей, будто под кожей копошились сотни насекомых. Голова Мефисто клонилась набок, и я невольно вскрикнула, поняв, что передо мной сморщенное лицо старика.

Струйка слюны вытекала из его беззубого рта.

— О черт! — прошамкал он еле слышным голосом. — Смотри, до чего ты дошла и что сделала…

Ощутив непонятный зуд во всем теле, я посмотрела на свои ноги и поняла в полной мере, что случилось. Мефисто сказал правду: волшебство исчезло. Он вернулся к своему естественному возрасту (уж не берусь судить какому) и к свойственной этому возрасту внешности, но и со мной произошло то же самое.

Взглянув на знакомое мне расплывшееся тело, я с облегчением выдохнула. Кошмар закончился. Я снова стала Хариэт.

Не успела я привыкнуть к этой мысли и к внезапному изменению в моей жизни, как в замке повернулся ключ и дверь распахнулась. Харли и Дэвид бесцеремонно вломились в комнату.

— Вот она! — Дэвид, указал на меня пальцем. — Теперь ты мне веришь? — Он посмотрел туда, где я сидела, и замер с открытым ртом.

— Боже мой! — воскликнул Харли. — Это же публичный дом! — Он с яростью накинулся на Дэвида. — И это ты считаешь остроумной шуткой?

— Прости. — Дэвид сделал шаг к двери. — Должно быть, я ошибся комнатой.

Я слышала, как они препираются в коридоре. Через минуту дверь снова распахнулась.

— Прошу прощения, — сказал Дэвид. — Простите, что побеспокоил вас. — Он оглядел комнату. Глаза его на миг с подозрением остановились на мне. Потом Давид покачал головой: — Не понимаю. Кто-то сыграл со мной шутку.

— Думаю, твоя фантазия! — истерически взвизгнул Харли. — Ты понимаешь, какое потрясение я пережил сегодня? Моя жена лежит мертвая на дне пропасти, а ты пытаешься утешить меня какой-то нелепейшей историей о том, что она осталась жива! Ты мешок с дерьмом, тебе надо обратиться к мозгоправу!

— Не называй меня так! — заорал Дэвид.

— Буду, черт бы тебя побрал! Я слишком долго терпел твою болтовню и твое наушничество, но теперь сыт тобой по горло! Пора мне внести в свою жизнь серьезные изменения…

Их голоса уже были едва слышны — они удалялись по коридору.

Выждав некоторое время, я развязала свои лодыжки. Сорвав путы с ног, я бросилась к зеркалу.

Оно не разочаровало меня.

— Привет, Хариэт, — сказала я, с нежностью вглядываясь в столь хорошо знакомые черты. — Не волнуйся так! Обещаю теперь обращаться с тобой гораздо лучше!

Я одевалась, ощупывая тело и удивляясь тому, что так легко приспособилась к своему прежнему состоянию. Поражало меня и то, насколько точно был воспроизведен мой прежний облик — каждая морщинка, каждое пятнышко, каждый шрам оказались на своем месте. Почему я была так несправедлива к своей — пусть и несовершенной — оболочке, к этому сочетанию плоти и костей и этому вместилищу моего духа, верно хранившему его в течение пятидесяти лет? Ведь мое тело никогда не подводило меня. Почему я так стремилась сменить его на новое?

Взяв дорожную сумку, я с облегчением отметила, что моя лодыжка больше не болит. Я чувствовала себя здоровее, чем в течение всех последних месяцев.

Я остановилась у двери. Мефисто все еще лежал на полу с расстегнутой ширинкой, а сморщенные останки горделивого цеппелина вяло угнездились у него в паху. Он тихо застонал, когда я дернула его за руку, чтобы проверить, жив ли бес.

— Пошли, дедушка. — Я усадила его и подала ему фляжку. — Приведи себя в приличный вид. Нам надо выбраться отсюда, прежде чем начнут задавать вопросы. Похоже, ты утратил способность проходить сквозь стены. Так не хочешь ли опереться на мою руку, чтобы дойти до лифта?

Глава 20

Я повела Мефисто в ночной бар на набережной и заказала две большие порции граппы[31].

— Не оставляй меня здесь, — попросил он, сжимая стакан костлявыми пальцами. У него едва хватило сил поднести стакан к губам. — Я не умею…

Голос его прервался.

— Не умеешь чего? — Я подалась вперед, чтобы лучше расслышать его, и меня обдало несвежим старческим дыханием, в котором уже чувствовался запах тлена.

— Я даже не умею говорить по-итальянски, — задыхаясь, пробормотал Мефисто и встревожено ощупал свою тощую шею со складками обвисшей сморщенной кожи. Казалось, даже за последнюю минуту он постарел на много лет. Мефисто будто разлагался, распадался на моих глазах.

— Тебе следовало подумать об этом раньше. — Я подняла стакан. — За твое здоровье, — добавила я, проглотив хорошую порцию огненной жидкости.

— Но, Хариэт…

— Мне пора.

Я встала, бросив на стол пригоршню мелких монет.

— Этого хватит, но, боюсь, отныне тебе придется самому заботиться о себе.

Он замахал руками в лихорадочной, но тщетной попытке подняться и удержать меня, но это усилие доконало его. Задыхаясь, Мефисо снова упал на стул.

— Подожди! — Налитые кровью глаза сверкнули бессильным гневом.

— Пока, дедушка, — усмехнулась я. — И не вставай, не утруждай себя, не пытайся заставить меня делать то, чего я не могу.

Я прошла по берегу моря до стоянки такси и с облегчением заметила, что мужчины больше не глазеют на меня. На меня вообще никто не обращал внимания. Я стала самой обычной женщиной средних лет, надежно укрытой своей анонимностью.

Я нашла такси, и шофер, немного говоривший по-английски, отвез меня в аэропорт Генуи. Когда я расплатилась с ним, у меня остались деньги только на билет домой. Я не смогла бы купить его, оставшись в облике Синди. Предъявив ее паспорт, я подверглась бы риску: Дэвид или Харли могли бы выследить меня.

Сначала я предполагала поехать поездом через Европу в надежде на то, что к тому времени, когда доберусь до Ламанша, найду какой-нибудь способ пересечь его без паспорта. Но теперь я снова стала Хариэт и могла вернуться домой любым способом.

Ждать самолета целую ночь в аэропорту было не слишком соблазнительно, но мне не хотелось ночевать в отеле. Я жаждала поскорее тронуться в путь и вылететь в Лондон первым же утренним рейсом.

Когда такси тронулось вдоль набережной, я в последний раз увидела съежившуюся фигуру Мефисто, сидевшего у столика возле ночного бара в той самой позе, в которой я оставила его, Я вытянула шею, чтобы получше разглядеть Мефисто, но так и не поняла, жив ли он.

На следующий день к ленчу я была уже снова в Гилдфорде. Забрав свой второй саквояж с одеждой, вовсе не подходившей человеку моего возраста и габаритов, из камеры хранения на вокзале, я направилась на Хай-стрит. Солнце отражалось от булыжной мостовой, придавая нежность и теплоту знакомому пейзажу и поднимая дух покупателей обещанием приближающегося лета. Несмотря на усталость, я испытывала небывалый подъем. Теперь никто уже не будет охотиться за мной. Мое превращение возвратило мне свободу, которой я была лишена, пока находилась в теле Синди. Я обрела свою утраченную жизнь. Получила новый шанс.

Моя квартира оставалась точно такой же, как тогда, когда я покинула ее. Однако на коврике возле двери появилась гора коричневых конвертов с гневными напоминаниями от тех, кому я задолжала. Там же я нашла и письма от домовладельца: он требовал платы за квартиру. Запихнув все под стопку книг, я немедленно улеглась в постель. Все это подождет, а я займусь более важными вопросами и решу их. Не для того я вырвалась из когтей Дьявола, чтобы впасть в панику при виде счетов за газ.

Я проспала весь день и большую часть ночи. На следующее утро я долго лежала в ванне, нежась в горячей воде. Это было для меня ритуалом очищения от испытаний последних нескольких месяцев. Я нагишом прошла по квартире. Мне доставляло удовольствие быть одной и ни перед кем не отвечать за свои действия.

Почувствовав, что снова готова выйти в мир, я отправилась навестить Салли.

— Хариэт! — Она заключила меня в объятия. — Ты вернулась! Я думала, ты исчезла навсегда.

— И я так думала, — пробормотала я, тоже обнимая ее.

— Но ты чудесно выглядишь! Каникулы пошли тебе на пользу. Ты помолодела лет на десять!

Это было преувеличением, но зеркало сказало мне, что я выгляжу лучше, чем прежде. Моя кожа приобрела здоровый вид, глаза оживились.

— За время твоего отсутствия кое-что произошло, — сказала Салли, приглашая меня в дом.

Она рассказала мне о том, как выгнала Данкена, добавив немногие подробности, которых я не знала. Я с готовностью откликнулась на ее исповедь и сказала слова утешения, так и не сорвавшиеся с моего языка в предыдущий визит.

— Не надо меня уж слишком жалеть, — засмеялась Салли. — Признаться, сначала мне было скверно, но сейчас худшее позади, и теперь я чувствую себя счастливее, чем прежде.

— Почему ты никогда не говорила мне об этом? Я всегда считала, что ты счастлива с Данкеном. Вы казались прекрасной парой.

— Ну знаешь, как это бывает… Никому не хочется признавать, что его жизнь — сплошная ошибка.

— Ты и понятия не имеешь, как я завидовала тебе, — импульсивно отозвалась я.

— Но, Хариэт… — удивленно возразила Салли, и глаза ее округлились, — ведь это я завидовала тебе. Ты была всегда свободной и независимой, тогда как я оказалась пленницей своего неудачного брака. Я связалась с этим дерьмом — Данкеном, потому что боялась одиночества, боялась жизни, не знала, как смогу построить ее одна…

Салли умолкла, глядя на меня и надеясь найти во мне поддержку.

— Продолжай, — сказала я.

— Если бы не ты, Хариэт, едва ли у меня хватило бы храбрости пойти на это. Мне хотелось походить на тебя. Хотелось жить самостоятельно, не полагаясь на другого человека, не считать, будто он способен решить за меня мои проблемы. — Она вздохнула. — А теперь выходит, что я все понимала неправильно. Ты действительно несчастлива?

— Теперь уже нет, — улыбнулась я. — Путешествуя, я кое-чему научилась.

— О, забыла тебе рассказать! — воскликнула Салли. — Об одной американке, которую ты встретила на Барбадосе. Миссис Брайтуотер или что-то в этом роде. Она приходила ко мне и почти пообещала порекомендовать меня кому-нибудь как дизайнера. Эта дама сказала, что ты хорошо отозвалась обо мне. Пока из этого ничего не вышло, но кто знает? Это очень мило с твоей стороны, Хариэт. И что же ты рассказала обо мне такого, что столь сильно впечатлило ее?

— Ничего, кроме правды. — Меня охватило чувство вины. — Уверена, ты сделала бы для меня то же самое.

— А Эндрю знает, что ты вернулась? — внезапно спросила, Салли с многозначительным видом. — Уверена, он будет счастлив видеть тебя.

— Пока не видела, но собираюсь позвонить ему. Мне хотелось бы сделать Эндрю сюрприз.

Прежде чем отправиться с визитом к Эндрю, я решила посетить библиотеку и оживить воспоминания. На следующее утро я вошла в знакомое здание на Норт-стрит. Женщина за передним письменным столом сразу узнала меня.

— Хариэт! — Синтия Хоскинс возбужденно помахала мне рукой и, передав печать для формуляров своей помощнице, бросилась ко мне. — Где ты была? Мы все гадали, что с тобой случилось!

— Я не думала, что, уйдя с работы, должна сообщать о себе, — сухо отозвалась я.

— О, Хариэт! — Она покраснела. — Все это было такой ужасной ошибкой. Нам так тебя не хватало. И все в один голос говорят, что маленькая мисс «Зуд в штанишках» совсем не годится для своей работы, и конечно, оказалось…

— Мисс «Зуд в штанишках»?

Синтия засмеялась:

— Ну, Анетт Бэйкер! Ты же помнишь ее? Она всегда виляла задом при ходьбе — вот мы так ее и прозвали. Однако когда разразился скандал и — все это попало в газеты…

— Скандал?

— Неужели ты не читала об этом? Первые страницы «Адвертайзера» были посвящены этому. Так ты не знаешь об этом?

— О чем? — спросила я, стараясь скрыть нетерпение. — Ты забываешь, что меня не было здесь. В книжных киосках Лос-Анджелеса едва ли продают «Сарри адвертайзер».

— Лос-Анджелеса? — ахнула она. — Так ты была в Лос-Анджелесе? О, Хариэт! Ты должна рассказать мне об этом!

— Да что случилось? — допытывалась я. Только одно не изменилось за время моего отсутствия — Синтия постоянно отвлекалась от темы разговора.

— Отдел «Живи и учись» был расформирован, — сообщила она, взяв меня за руку и увлекая к лестнице. — Позволь показать тебе. — Синтия помолчала. — Впрочем, ты ведь не видела, каким он был, поэтому, вероятно, не заметишь разницы. Все здесь теперь так же, как было при тебе.

Мы прошли в главный зал, и я увидела, что она сказала мне правду.

Книжные полки и стеллажи вернулись на свои места, и о научном проекте Анетт Бэйкер напоминали лишь зачахнувшие растения в горшках, уныло и неуклюже расставленные в конце каждого ряда стеллажей.

— У нас не хватило духу выбросить их, — смущенно сказала Синтия. — Наш новый директор любит растения.

Новый директор? В конце концов мне удалось узнать от Синтии все подробности этой истории. Мои подозрения относительно Анетт Бэйкер и директора подтвердились — однажды их застала на диване в отделе «Живи и учись» директорская жена, давно настороженная сверхурочными занятиями мужа в нерабочие часы.

Местная газета ухватилась за эту скандальную историю, что вызвало взрыв негодования со стороны уважаемых граждан Гилдфорда, которые потребовали провести расследование работы библиотеки и проверить, как ею руководят. Когда инспектора созданной для этой цели комиссии начали изучать компьютерные файлы, оказалось, что система пришла в полный упадок.

— Выяснилось, что у нее полная неразбериха, — с презрением заметила Синтия. — Исчезла половина файлов, отражавших состояние генерального каталога. И до сих пор еще не все приведено в порядок. Нам пришлось вернутъся к прежней системе ручной обработки. — Она фыркнула. — Если бы спросили меня, я сказала бы, что не стоило и огород городить. Я предпочла бы сохранить прежнюю систему индексов вместо всей этой путаницы.

Я ощутила укол совести, поскольку не подозревала, что совершила такие разрушения и стерла так много.

— Поэтому теперь у нас все перевернуто с ног на голову, — продолжала Синтия. — Здесь не хватает людей, и неизвестно, когда мы найдем замену Анетт. Новый директор слишком занят, чтобы разобраться в этой компьютерной каше, должным образом все отладить и организовать. Мы просто не знаем, что делать.

— Замену? — спросила я. — Значит, Анетт ушла?

— Ее тотчас же уволили. — Синтия удовлетворенно улыбнулась. — И я бы не сказала, что об Анетт здесь скучают.

— Но я думала… — начала я, однако вовремя сообразила, что прежняя Хариэт имела весьма нечеткие представления о мире. Если бы не горечь и жалость к себе, у меня было бы гораздо больше друзей.

— О, Хариэт! — воскликнула Синтия. — Кстати, о работе! Ты так умело справлялась с компьютером. К тому же ты знаешь систему работы библиотеки. Это все как раз для тебя!

— С чего ты взяла, что меня возьмут обратно? — усомнилась я. Конечно, я нуждалась в работе, но не помышляла ни о чем подобном.

— Наш новый директор очень славный. — Синтия с энтузиазмом взяла меня за руку. — Пойдем поищем его и сразу спросим. Что в этом дурного?

Возвращаясь домой из гилдфордской библиотеки, я уже догадывалась, что недолго буду безработной. Мою кандидатуру должен был одобрить библиотечный комитет, но директор уверил меня, что это чистая формальность. Я радовалась тому, что скоро вернусь к своей прежней деятельности, но не останусь простым библиотекарем, а буду менеджером систем информации. Этот новый, только что учрежденный пост обеспечивал жалованье, значительно превышавшее мое прежнее.

Я позвонила Эндрю, желая проверить, дома ли он, но, услышав его голос, повесила трубку. Я не хотела даром терять время, стараясь добиться приглашения, как делала прежде.

— Боже милостивый, Хариэт! — воскликнул он. — Я думал, вы уехали навсегда!

Он так долго и пристально смотрел на меня, что моя уверенность начала испаряться. Я помешала чему-то? Один ли Эндрю?

— Я могу прийти и в другой раз…

— Господи, да нет же! Входите, пожалуйста, входите! — Эндрю посторонился, пропуская меня. — Я просто… просто удивился, увидев вас. Где вы, ради всего святого, пропадали?

— Просто путешествовала. Побывала в таких местах, как Лос-Анджелес и Барбадос.

— Барбадос? — изумился Эндрю. — Да это настоящее приключение! — Он улыбнулся. — Должно быть, это было разительным контрастом по сравнению со скучным старым Гилдфордом.

— Верно. — Я улыбнулась.

— Похоже, путешествия пошли вам на пользу, — смущенно пробормотал Эндрю. — Сначала я не узнал вас. Вы выглядите на десять лет моложе.

Я оглядывала знакомую гостиную. Последний раз я видела эту комнату глазами Синди, а теперь глазами Хариэт. Я смотрела на Эндрю, платонического друга Хариэт. Неужели мы вернемся к нашим прежним отношениям, которые ограничивались сдобными лепешками с маслом и беседами о литературе? Или теперь я стала другой? Человеком, способным преодолеть рутину?

Сейчас, с наступлением теплой погоды, камин не топился, и на решетке ничего не жарилось. Рядом праздно лежала вилка для тостов, атрибут светской жизни, помогавший Эндрю развлекать меня и мешавший настоящему общению.

— Хотите чаю с бисквитами? — Он взволнованно теребил бороду, нуждавшуюся в ножницах парикмахера. Я бросила взгляд на кипу газет на столе.

— Я помешала вам?

— О Господи, нет же! Все это может подождать.

Я смотрела, как он собирает непременные аксессуары чаепития, пожилой мужчина с засыпанными перхотью плечами, окруженный своими книгами и посудой. Едва ли он внушал романтическое и страстное чувство, но я взирала с глубокой нежностью на этого несветского человека, не умевшего отличать даже по ярлычку одежду, выполненную модным дизайнером, от готового платья. Для Эндрю имели значение высшие ценности, те, о которых Харли и понятия не имел. Книги на полках Эндрю были потрепанными, с загнутыми страницами. Не оставляло сомнений то, что ими постоянно пользовались, и уж тем более то, что они были очень дороги их владельцу.

Большую часть первого дня, проведенного здесь после возвращения из Италии, я размышляла об Эндрю, предвкушая нашу встречу с надеждой и страхом. Ведь я многое узнала от него, представ перед ним в облике Синди. Я репетировала в уме наш первый разговор — и мои, и его реплики, — мысленно проигрывала варианты счастливой концовки, о которой столько мечтала. Теперь, столкнувшись с реальным и живым Эндрю, нервно суетившимся у меня перед глазами с чайником в руке, я почувствовала себя по-прежнему скованной. Хочет ли он что-нибудь сказать мне? А вдруг Эндрю встретил другую, пока я отсутствовала? Что, если я опоздала?

Меня снова охватили привычные сомнения. Вилка для тостов по-прежнему дразнила меня воспоминаниями о моих прошлых ошибках. Если я промолчу, значит, ничем не отличаюсь от прежней Хариэт. И ничего не изменится.

— Эндрю, — тихо сказала я.

Он поднял голову, застигнутый в середине сложного процесса развертывания вязаной салфетки, предназначенной для укутывания чайника для заварки.

Я взяла его за руку, теплую и сухую, и потянула от стола.

— Забудьте о чае. Есть более важные вещи. — Я нежно обвила руками его шею, потянула его к себе и поцеловала в губы.

Мгновение Эндрю колебался, и я подумала, что все нафантазировала, поэтому мне следует немедленно извиниться, иначе я навсегда разрушу нашу дружбу. Но Эндрю ответил мне поцелуем, его руки обвились вокруг моего стана, и он прошептал мое имя мне на ухо.

Послышался звон фарфоровой посуды, когда мы наткнулись на стол, и я, вслепую протянув руку, поймала чашку, упавшую с подноса.

— Забудьте о чае, — сказал Эндрю, взяв у меня из рук чашку и бросив ее в корзину для бумаг. — Все эти годы я готовил для вас чай, Хариэт, вместо того чтобы делать то, чего я действительно хотел.

Мы занимались любовью на диване перед холодным камином и при этом чувствовали себя так легко и непринужденно, что я даже не задумалась о том, снял ли он носки.

— Я люблю вас, Хариэт, — прошептал Эндрю.

— Я тоже люблю вас, — ответила я. И это чувство было подлинным и не имело ничего общего ни с Мефисто и его штучками, ни с моим смехотворным браком с Харли. Наконец-то я была счастлива. Меня оценили за мои подлинные достоинства. Оценил человек, знающий, что скрыто под моей оболочкой, человек, которого я любила.

Потом я позволила ему заварить свежий чай.

— Вы выйдете за меня замуж? — спросил Эндрю, передавая мне чашку с блюдцем.

— Нет, — твердо ответила я.

— Но…

Он был явно расстроен и удивлен.

— Думаю, нам надо сначала проверить чувства, посмотреть, как будут развиваться наши отношения. Я ждала все эти годы не для того, чтобы стирать ваши грязные носки.

Мне показалось, что Эндрю испытал облегчение.

— Нам обоим нужно пространство, нужна самостоятельность и независимость. Путешествуя, я кое-чему научилась.

Эндрю улыбнулся:

— Пожалуй, изменения в наших отношениях несколько неожиданны для нас обоих. А может, пообедаем сегодня вместе?

Мы и прежде, случалось, обедали вместе, но на этот раз все было иначе. По-видимому, физическая близость опрокинула барьеры респектабельности и сдержанности, всегда разделявшие нас прежде, и в тот вечер я узнала об Эндрю больше, чем за все долгие годы нашей дружбы. Я осознала, что все эти годы томилась и сохла по неопрятному и красивому профессору — романтический стереотип, придуманный мной, — по человеку, знающему ответы на все вопросы.

Я почему-то считала, что близость с Эндрю откроет мне тайну источника мудрости, из которого черпал он, дарует мне силу уверенно, не нуждаясь ни в чьей помощи, плыть по житейскому морю. Как я поняла теперь, настоящий Эндрю был одинок и боялся жизни не меньше, чем я, поэтому мы не так уж сильно отличались друг от друга. Эндрю не мог даровать мне чудесное исцеление от жизненных проблем, но его присутствие дало бы мне возможность справиться с ними.

В следующие несколько месяцев у меня не было времени на размышления и самоанализ. Комитет библиотеки одобрил мое назначение, и я окунулась в свои новые обязанности, что потребовало много сил и внимания. Освоив компьютер, я впервые за много лет стала получать удовольствие от своей работы. Коллеги стали относиться ко мне с куда большим уважением, чем прежде.

Я испытала облегчение, убедившись, что путаница в файлах не только моя вина. То, что я в сердцах стерла, было мелочью по сравнению с упущениями и неразберихой, внесенными в систему Анетт Бэйкер.

В свободное время я изучала справочники и узнала то, чему до сих пор никто не потрудился научить меня.

— Просто удивительно, как быстро вы все схватываете, — говорил новый директор, с интересом глядя через мое плечо на экран. — Я и сам пытался колдовать над компьютером, но, признаться, для меня все это так и осталось тайной.

Я подняла голову и посмотрела на него. Это был молодой человек со свежим цветом лица, питавший страсть к ботанике и археологии.

— Не знаю, как вы это делаете, — продолжал он. — Наши сотрудники очень неохотно овладевают новыми технологиями и новыми методами работы. Они говорят, что нельзя научить старую собаку новым фокусам.

— На вашем месте я не списывала бы сотрудников в архив так быстро. Вы удивитесь, узнав, как много они могут сделать, если их заинтересовать. Все зависит от отношения к делу.

Однако в каком-то смысле директор был прав. Если бы не встреча с дьяволом, я не избавилась бы от консервативного образа мыслей. Сколько женщин моего возраста прозябали и чувствовали себя несчастными, потому что не имели моего опыта? Мне хотелось бы разыскать их, рассказать им, что жизнь рядом и надо только протянуть руку и взять ее. Мне хотелось бы сказать им, что внешность не имеет значения, поскольку истинная красота — внутри.

Сами по себе молодость и красота не даруют счастья, хотя все убеждены, что это именно так.

От Мефисто я получила кое-что еще, чего не оценила, пока не посетила своего доктора. Беспокоясь, не повредило ли мне мое двойное превращение, я прошла обследование.

И с облегчением узнала, что здоровье у меня отличное. Я получила лишь одну рекомендацию — урезать количество потребляемого спиртного.

— Вы в блестящем состоянии для вашего возраста, — сказала мне доктор, женщина лет пятидесяти. — Не вижу никаких отклонений. — Она смотрела на экран компьютера, задумчиво сверяя то, что видела, с записями в моей медицинской карте. — Вы счастливее большинства женщин. Никаких неприятных ощущений от наступления менопаузы. Похоже, вы проскочили этот неприятный период в рекордно короткое время.

— Менопауза? — Я удивленно взглянула на нее. — Но я не…

— Хотела бы я быть на вашем месте, — пробормотала она. — Если бы вы только знали, что такое приливы, головные боли, ощущение, что ты стала бомбой с часовым механизмом, готовой взорваться… — Доктор покачала головой и с улыбкой повернулась ко мне. — Вам незачем беспокоиться обо всем этом. Вы все это благополучно миновали. Продолжайте жить и радоваться жизни.

Однажды Салли позвонила мне, и голос ее звучал радостно и возбужденно.

— Помнишь ту американку, о которой я тебе рассказывала? — спросила она. — Ну, ту, которую ты встретила на Барбадосе и просила навестить меня?

Я ответила что-то неопределенное, судорожно соображая, не вторглось ли что-то из моего недавнего прошлого в мою теперешнюю жизнь.

— Видишь ли, сначала мне не удалось дозвониться к ней, потому что я неправильно записала ее имя. Оказывается, она Брайтмен, а не Брайтуотер. Это та знаменитая модель, что разбилась несколько месяцев назад. Ты, конечно, помнишь — лицо «Лапиник»? Ты знала, кто она, Хариэт, но никогда не говорила мне.

— Я… гм… Это как-то вылетело у меня из головы.

— О, Хариэт, ты безнадежна, — рассмеялась Салли. — Ее мужем был Харли Брайтмен, владелец компании «Лапиник». Неужели ты не читала отчетов в газетах о том, как он влюбился в нее, когда она работала официанткой в кафе? Как женился на ней и сделал ее знаменитой моделью? Очень похоже на историю…

— Ту, что показана в фильме «Красотка»? — Я улыбнулась, ибо не подозревала, что Салли с таким вниманием следила за моей карьерой.

— Откуда ты знаешь, что я собиралась сказать именно это? — насторожилась Салли. — Ты действительно ничего не читала о ней? Хоть ты и корчишь из себя большую интеллектуалку, но уверена, как и все простые смертные, порой заглядываешь в колонки сплетен.

— Возможно, что-то и попадалось мне на глаза, — пробормотала я. — А почему ты заговорила об этом?

— Он позвонил мне! Сам Харли Брайтмен! И предложил мне работу — обставить заново весь его дом в Беверли-Хиллз! Видимо, теперь там последний крик моды нанимать дизайнеров из Англии, а он нашел мою карточку среди вещей своей жены.

Я почувствовала слабый укол совести при мысли о Харли, живущем в своем дворце в полном одиночестве. Может, нынешняя обстановка невыносима для него, потому что постоянно напоминает о покойной жене?

— Он готов оплатить мне перелет в Лос-Анджелес и просит прибыть на следующей неделе и все осмотреть. Я так взволнована, Хариэт! Ведь я столько времени искала возможности начать все сначала самостоятельно, и вот все получилось будто само собой!

— Я очень рада, Салли.

— А этот Харли — расторопный малый, — продолжала она со смехом. — Он уже снова женился. Кажется, у его новой жены вполне определенные идеи насчет того, как должен выглядеть дом. Она хочет, чтобы все обили красным бархатом и парчой с золотыми листьями. — Салли сплюнула. — Не понимаю, почему богатые люди всегда такие безвкусные?

Снова женился? На ком? На мгновение задумавшись, я поняла, что была только одна претендентка на его руку.

— Салли, ты, случайно, не знаешь, как имя его новой жены?

— А зачем тебе? — Она вздохнула. — Не вешай трубку. Сейчас посмотрю. Я его где-то записала. — Я услышала, как Салли перебирает бумаги. — Патриция, — сказала она наконец, — миссис Патриция Брайтмен. Звучит очень подходяще для богатой сучки, рожденной в рубашке.

Патриция? Я расхохоталась. Конечно, Триш не стала терять времени даром и вцепилась в мужчину своей мечты.

— А что в этом смешного? — холодно осведомилась Салли. — Хариэт? С тобой все в порядке?

Следующее утро я провела в библиотеке, изучая газеты из архива с помощью только что подключенной связи Интернет.

Раньше мне не позволяло заняться этим суеверное чувство, но теперь я чувствовала себя в безопасности и спокойно читала о реакции мира на смерть Синди Брайтмен.

«ЛИЦО „ЛАПИНИК“ СОВЕРШАЕТ СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРЫЖОК В ПРОПАСТЬ» — гласил один из заголовков.

«ТРАГИЧЕСКИЙ КОНЕЦ СКАЗОЧНОГО БРАКА» —сообщал другой.

НАСТОЯЩАЯ, А НЕ ПРИДУМАННАЯ «КРАСОТКА» ПОГИБАЕТ В АВАРИИ.

Описания несчастного случая не оставляли повода для сомнений.

Синди не справилась с управлением машиной и сорвалась в пропасть с отвесного утеса. Никто не намекал на то, что дело нечисто, не упоминал сцену за обедом, не писал о надувной кукле. Газеты не проронили ни слова о женщине, похожей на Синди и появившейся в Санта-Маргерите в ночь ее гибели. Кто-то основательно просеял факты и удалил все сомнительные места.

Просматривая статьи, посвященные трагедии и появившиеся в газетах через неделю после несчастья, я пробежала глазами несколько из них.

ПОИСКИ ТЕЛА БЕЗРЕЗУЛЬТАТНЫ. РОЖДЕНИЕ ЛЕГЕНДЫ: ТРАГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ЛИЦА «ЛАПИНИК». ТОЛПЫ СКОРБЯЩИХ НА МЕСТЕ ИТАЛЬЯНСКОЙ ТРАГЕДИИ.

Я прочитала ту часть истории Синди, явно не соответствующую действительности, где говорилось о том, что она выросла в доме-трейлере и будто от жизни на улицах Лос-Анджелеса ее спасла подруга детства Патриция. На фотографии группа пожилых женщин возлагала букеты цветов в целлофановых пакетах к неприступным воротам дома в горах.

— Она так много значила для нас всех, — сказала одна из интервьюируемых. — Ее духовная красота трогала простых людей. Почему-то захотелось прийти сюда и ощутить свою духовную связь с ней.

Далее в статье описывался подъем индустрии туризма, связанный с потребностью «пилигримов» посетить городок Санта-Маргерита и его окрестности. На обочинах дорога, ведущей к этому городку, стояли прилавки, где продавались куклы «Синди Брайтмеи» и горшочки поддельных кремов с поддельными наклейками «Лапиник», а в многочисленных отелях в этих местах стали во время уик-эндов проводить курс особой «терапии красоты». Начали циркулировать слухи о «чуде», случившемся с домохозяйкой из Бейкерсфилда, которая, умывшись морской водой на месте трагедии, мгновенно помолодела и похорошела.

Через несколько недель эта история всплыла в газетах снова.

ВДОВЕЦ БРАЙТМЕН ЖЕНИТСЯ ВТОРИЧНО. БУДЕТ ЛИ ЕГО НОВАЯ ЖЕНА НОВЫМ ЛИЦОМ «ЛАПИНИК»?

На нечеткой фотографии Триш выглядела так, будто всю ночь пила «Стрегу». Авторы нескольких колонок сообщали о великом возмущении публики столь поспешным браком. Я узнала, что Триш вынудили согласиться на тихую и скромную свадьбу и заставили провести медовый месяц дома в знак уважения к покойной жене Харли. Я улыбалась, вспоминая ее огромную коллекцию журналов, посвященных браку и свадьбе. Должно быть, Триш чувствовала себя обделенной.

Но последний пункт в моих исследованиях, касавшихся семьи Брайтменов, не имел никакого отношения ни к Триш, ни к ее свадьбе.

Я нашла эту статью в разделе бизнеса в одном из сайтов Интернет, посвященных новостям в этой области.

ДЭВИДУ БРАЙТМЕНУ ПРЕДЪЯВЛЕНО ОБВИНЕНИЕ В ЖУЛЬНИЧЕСТВЕ И УКЛОНЕНИИ ОТ УПЛАТЫ НАЛОГОВ

Прочитав статью, я узнала, что связи Дэвида с «Лапинетт» расследуются Службой внутренних доходов. Факты о его нечистоплотности просочились в прессу благодаря Джорджу Уилкинсу, бывшему слуге Брайтменов. Он не поладил с нанимателями, вышел в отставку и теперь жил на покое в Англии, в графстве Сарри.

Итак, Джордж тоже восстал против Брайтменов. Похоже, у нас с ним оказалось больше общего, чем можно было предположить. Интересно знать, сколько ему заплатили за предательство? Вероятно, он получил достаточно, чтобы безбедно дожить до конца жизни. Кто знает, может, я еще встречу его однажды, в Хэмптон-Корте.

Судя по всему, Салли твердо решила принять предложение Харли.

— Мне плевать, если это выглядит так, будто меня купили, — сказала она. — Я знаю, что эта работа не выдвинет меня в первые ряды дизайнеров, но деньги мне не помешают.

Вернувшись после теледебатов с миссис Патрицией Брайтмен, Салли излила свои чувства.

— Я выстрадала каждый пенни, который получу от них, — сказала она. — Ты имеешь представление о том, как ужасна эта женщина?

Я издала невнятный звук.

— Она желает все оправить в золото, вплоть до чертова сиденья унитаза. — Салли скорчила гримасу, означавшую крайнее неодобрение. — В спальне она хочет обить мебель атласом, затканным розовыми сердечками. Ты слышала о чем-то подобном?

Я с улыбкой подала ей чашку кофе. Похоже, что бледно-голубые цвета «Лапиник» найдут себе достойную компанию.

— И все же я с нетерпением жду поездки в Лос-Анджелес, — оживилась Салли. — Данкен завидует. Во всяком случае, так говорят дети. Он хотел бы поехать туда на несколько лет, но теперь средства не позволяют ему, потому что ему приходится платить алименты. — Она задумчиво помешивала ложечкой свой кофе. — Ты ведь была в Лос-Анджелесе, Хариэт? Посоветуй мне: что там стоит посмотреть? Я хочу получить максимум удовольствия от этого путешествия.

Я избегала рассказывать о своем «кругосветном путешествии» в деталях, чтобы не попасть впросак. Салли бросила на меня любопытный взгляд.

— Признайся, Хариэт, в Калифорнии ты, случайно, не лежала в какой-нибудь из специальных клиник, занимающихся омоложением? Ну, в одной из тех, о которых мы читаем? Ведь правда ты выглядишь лет на десять моложе.

— Ну, не совсем так. Думаю, я просто нуждалась в каникулах.

— Если это путешествие окажет на меня хоть отчасти такое благотворное воздействие, то оно стоит того, чтобы продать Дьяволу мои принципы дизайна.

— Сомневаюсь, — возразила я, испуганная мыслью о том, что Салли столь же легко поддается тлетворному влиянию. — На твоем месте я проявила бы осмотрительность.

Сколько женщин сделали бы то же, что и я, если бы им представилась такая возможность?

Салли бросила на меня лукавый взгляд:

— Не думала, Хариэт, что ты будешь читать мне мораль. Кстати, когда вы с Эндрю поженитесь?

— Я бы предпочла не распространяться на эту тему.

— Да брось ты, Хариэт. Почему бы и нет? Я всегда знала, что вы предназначены друг для друга.

— Едва ли я создана для брака. Кроме того, статистика браков не очень утешительна.

— Не делай неправильных выводов на основании моей неудачи. — Салли пожала плечами. — Я ничего не имею против брака, если муж не такая свинья, как Данкен. Мне просто не повезло.

— Лучше держать некоторую дистанцию в отношениях. Ты способна приблизиться к другой личности? Ты делилась с Данкеном самым сокровенным?

— Жалею, что делала это, — печально ответила Салли. — Он никогда ничего не говорил мне. Я бы рассталась с ним много лет назад, если бы знала, какой он.

Когда Салли ушла, я с облегчением перевела дух. Каждый раз при виде подруги я испытывала отчаянное желание рассказать ей свою историю. Это желание жгло меня изнутри. Пока мне удавалось противостоять искушению.

Кому еще я могла рассказать об этом? Не Эндрю — он никогда не поверил бы в это. Кроме того, у него были свои секреты — никакими ухищрениями мне не удавалось добиться от него признания в том, что он провел ночь с Синди.

Эндрю понятия не имел, что в его постели побывала знаменитая модель, поскольку никогда не слышал о «Лапиник». Я получила экземпляр женского журнала. Там была помещена реклама компании «Лапиник» с моим лицом. Я хранила его как сувенир и однажды, уступив искушению, открыла эту страницу так, чтобы Эндрю увидел Синди, а сама притворилась, будто читаю журнал.

Тайком наблюдая за ним, я заметила, что его глаза то и дело возвращаются к фотографии.

— В чем дело? — спросила я. — Хочешь почитать мой журнал?

— Нет-нет. — Эндрю отстранился. — Я просто увидел лицо, которое мне кого-то напомнило.

Я уставилась на изображение Синди с преувеличенным вниманием.

— Одну из твоих студенток? — спросила я с невинным видом. — Или старую подружку?

На следующее Рождество Эндрю преподнес мне флакон духов от «Лапиник». И это был лучший подарок, какой я когда-либо получала.

И все же я не сказала ни ему и никому другому правды о случившемся. Я понимала, что лучше молчать. Я не нарушила своего соглашения с Мефисто. Это он не сдержал своего слова. Иногда меня посещают кошмары, в которых Мефисто является за моей душой.

В прежней жизни я была так несчастна, что не боялась смерти, но теперь часто размышляла о ней. Наверное, потому, что теперь была счастлива и мне было что терять.

Фауст Гёте был вознесен на небеса в тот момент, когда признался, что счастлив. Таково было условие его договора с Мефистофелем.

Я была рада, что не давала никаких необдуманных обещаний. Теперь, наконец, я научилась ценить жизнь и хотела подольше оставаться здесь, чтобы насладиться отпущенным мне временем.

Действительно ли я перехитрила Мефисто, или он все-таки может претендовать на мою душу? Я, вероятно, так никогда и не узнаю, каков мой подлинный возраст, получила ли я еще несколько лет жизни или потеряла их. И какую пользу все это принесло мне.

Разве дано кому-нибудь узнать, сколько ему отмерено?

Едва ли стоит тратить время на размышления о смерти и тревожиться из-за этого. Нужно жить и радоваться жизни. Поняв это, я решила забыть о прошлом и, налив себе двойную порцию виски, выпила за свою новую жизнь.

КОНЕЦ

1

Французское блюдо из расплавленного сыра, масла и белого вина. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Джордж Элиот — псевдоним английской писательницы Мэри Энн Эванс (1819—1880), романистки, критика и поэта

3

Кристофер Марло (1564—1593), английский драматург, современник Шекспира. Здесь и далее упоминается его философская драма «Доктор Фаустус»

4

Имеется в виду рассказ Рэя Брэдбери, американского писателя-фантаста, «И грянул гром»

5

Намек на популярный американский фильм «Красотка» и его героев

6

«Песнь о нибелунгах» — произведение древнескандинавского и германского эпоса

7

Валгалла — в древнеисландском эпосе: «чертог убитых»; в скандинавской мифологии — пиршественная обитель павших в бою храбрых воинов

8

Фэншуй — геомантическое определение благоприятности среды обитания. Геомантия — гадание по природным признакам, насколько это место благоприятно для обитания

9

Персонаж романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение»

10

Агорафобия — боязнь открытого пространства

11

Имеются в виду знаменитый роман английского писателя Томаса Харди «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» и его персонажи

12

Популярные американские киноактеры, сыгравшие главные роли в фильме «Красотка»

13

Персонаж романа английской писательницы Шарлотты Бронте «Джен Эйр»

14

Джон Дьюи (1859—1952) — американский философ, создатель так называемой недоцентрической теории и методики обучения

15

Звон колоколов лондонской церкви Сснт-Мэри ле Боу

16

Королевские гвардейцы

17

Британская военная разведка (Military Intelligence)

18

Рафия — волокно особой породы мадагаскарской пальмы, используемое для плетения шляп и корзин

19

Известные киноактеры: Шон Коннери и Майкл Кейн — английские, Кэри Грант — американский

20

Два таких, пожалуйста (ит.)

21

Одна из героинь фильма о Джеймсе Бонде

22

Воры! Меня обокрали! (ит.)

23

Что вам угодно? (ит.)

24

Есть ли однокомнатный номер? (ит.)

25

Паспорт, пожалуйста (ит.)

26

Паспорт? (ит.)

27

Ах, завтра (ит.)

28

Заполните бланк (ит.)

29

Сколько? (ит.)

30

Третий этаж (ит.)

31

Граппа — итальянская виноградная водка