Согласно Версальскому договору, Германии были запрещены разработки и производство новых видов авиационной, артиллерийской и другой техники вооружения, известной во время первой мировой войны как наступательные средства. В перечень запретов не вписывалось ракетное оружие. Авторы Версальского договора и не думали о возможности использования ракет как оружия нападения.
      Это обстоятельство привело весьма инициативного сотрудника военного министерства капитана артиллерии Дорнбергера к идее использования ракет с жидкостными двигателями для военных целей. Дорнбергер привлек к практическим исследованиям Вернера фон Брауна, который в 1929 году девятнадцатилетним студентом написал работу «Теория дальних ракет».
      В 1933 году с приходом к власти Гитлера были отброшены все ограничения, накладываемые на вооружение Германии Версальским договором. Национал-социалисты поощряли активную деятельность промышленности по восстановлению немецкой военной мощи.
      Уже в 1935 году фон Браун предложил Управлению вооружений проект жидкостной ракеты, позволяющей достичь дальности стрельбы в 50 км. Для этой разработки была задумана экспериментальная ракета под индексом А-3. Стартовая площадка для ракеты была оборудована на небольшом острове в Балтийском море Грейфсваль-дер-Ойе. Все четыре летные испытания А-3 оказались неудачными из-за отказов в системе управления. Однако впервые была решена принципиально новая задача: вертикальный старт свободно стоящей на стартовом столе ракеты.
      Имевшие хорошие связи в Управлении вооружений Дорнбергер и фон Браун не преминули воспользоваться весьма благоприятной обстановкой для реализации предложений по разработке новых военных изобретений. Они поняли, что экспериментальная база в Куммерсдорфе не пригодна для работ того масштаба, который ими задуман, и начали поиски нового места для строительства большого научно-исследовательского центра, совмещенного с испытательным полигоном.
      Дорнбергер и фон Браун добились начала проектирования исследовательского центра на выбранном ими острове Узедом на Балтийском побережье рядом с курортом Цинновиц у рыбачьей деревушки Пенемюнде. Военное министерство согласилось щедро финансировать создание такого центра при условии, что будет разрабатываться ракета дальнего действия, несущая большой заряд взрывчатки.
      Бурное строительство центра началось в 1936 году. В 1937 году в Пенемюнде в Исследовательский центр сухопутных войск переселились первые 90 сотрудников. Разработки, исследования и испытания шли параллельно со строительством, которое в основном было закончено всего за три года. Фирму, осуществлявшую основные строительные работы в Пенемюнде, возглавлял будущий президент ФРГ Генрих Любке. В 1945 году мы убедились, что к качеству построенного нельзя предъявить претензий даже после бомбардировок.
      В Европе шла подготовка к войне, но ни одна из разведок союзных стран, в том числе и английская, не представляла себе целей и масштабов работ в Пенемюндском центре.
      В 1937 году фон Браун предложил Управлению вооружений вместо ранее обещанной ракеты на дальность 50 км ракету на дальность более 200 км. Этот проект и был обозначен как «аппарат А-4».
      В 1940 году впервые начались огневые испытания камеры сгорания 25-тонного ракетного двигателя, предназначенного для А-4. Здесь впервые была применена турбонасосная подача в камеру сгорания спирта и жидкого кислорода вместо вытеснительной системы сжатого азота, использовавшейся на первых двигателях в Куммерсдорфе под Берлином.
      С началом второй мировой войны фронт исследований и конструкторской деятельности в Пенемюнде быстро расширялся. Создавались новые службы, и требовалось привлечение большого количества новых специалистов. Они направлялись в Пенемюнде в порядке мобилизации. Многие отзывались из армии. Кроме того, были вовлечены в исследовательскую деятельность и работали по заданиям Пенемюнде высшие школы Дармштадта, Берлина, Дрездена, Ганновера, а позднее Вены и Праги.
      В период с 1937 по 1940 год в собственно строительство центра Пенемюнде было вложено свыше 550 миллионов марок. Сумма по тем временам огромная.
      Оснащение центра новейшей измерительной аппаратурой и специальным испытательным оборудованием осуществлялось всеми ведущими электро – и радиотехническими фирмами Германии. Здесь необходимо, при всем нашем антифашистском настрое, отдать должное энергии и уверенности, с какой действовали руководители работ и, в первую очередь, Дорнбергер и фон Браун.
      Собственно, дело не только в энтузиазме и организаторских способностях руководителей Пенемюнде. Они отлично понимали, что энтузиазма и гениальных способностей ученых-одиночек далеко не достаточно. Требовалось ясное представление о предстоящих масштабах всех работ для достижения поставленных целей и смелость в создании сильнейшей государственной научно-технической, производственной и военно-испытательной инфраструктуры. Все это было задумано до, а уточнялось и реализовывалось уже во время войны в условиях тоталитарного гитлеровского режима, который не жалел средств на создание предполагаемого секретного оружия массового уничтожения: отчитываться перед парламентариями не требовалось. Это в значительной мере способствовало успехам в столь новом деле.
      В 1943 году численность основного персонала Пенемюнде составляла свыше 15 000 человек. Новые стенды позволяли вести огневые испытания двигателей на тягу от 100 кг до 100 т.
      Пенемюндовские аэродинамики гордились самой крупной в Европе аэродинамической трубой, созданной всего за полтора года, крупнейшим заводом для получения жидкого кислорода, просторными и отлично оснащенными конструкторскими залами.
      С самого начала строительства на острове Узедом были предусмотрены стартовые позиции для ракет, бункеры для управления пуском. Соответствующим образом была оборудована средствами контроля и наблюдения за ракетой вся трасса возможных пусков в направлении северо-северо-восток.
      В 1940– 1941 годы в военных программах создания новых видов вооружения очень острой была проблема приоритетов. Наибольшим приоритетом в Германии пользовалась программа «Люфтваффе» «Ю-88» -организация массового производства среднего бомбардировщика, необходимого для фронтовых операций, для бомбардировки городов и стратегически важных целей противника. Руководство «Люфтваффе» очень хорошо понимало, что организация крупносерийного произодства А-4 может помешать выполнению многочисленных заказов в промышленности для программы «Ю-88». «Люфтваффе» имели несомненно веские претензии на высший приоритет, ибо новые бомбардировщики направлялись непосредственно на фронт в действующие авиачасти.
      Ракеты А-4 предназначались для нападения на Англию, а слабым местом немецких ВВС были именно бомбардировщики. Естественно, что борьба за степень приоритета разгорелась именно между этими двумя программами.
      К концу войны программа А-4 была названа программой «возмездия» («Фергельтунг»), а ракета получила обозначение Фау-2 (V-2). Новому секретному оружию был придан высший приоритет среди всех заказов в промышленности и на транспорте. Дорнбергер, фон Браун и поддерживавшее их руководство сухопутных сил оттеснили на второй план программу «Ю-88».
      Это существенно снизило боевые возможности немецкой бомбардировочной авиации. В то время, когда англо-американская авиация разрушала один за другим немецкие города, Германия не в силах была нанести ответные удары. Не было достаточного количества скоростных высотных бомбардировщиков нужной дальности. Все надежды теперь для такого удара возлагались на оружие возмездия Фау-2 – аппараты А-4.
      Такой поворот в пользу программ Пенемюнде в период, когда Германия стояла уже на грани военной катастрофы на Восточном фронте и проиграла воздушную битву за Англию, можно объяснить только слепой верой Гитлера и его ближайшего окружения в чудодейственную силу нового ракетного оружия как средства массового уничтожения и нового средства противовоздушной обороны.
      Это была именно вера, а отнюдь не уверенность. Эта вера не только ускорила поражение Гитлера, но в какой-то мере способствовала устранению страшной угрозы создания до конца войны немцами атомной бомбы. Масштабность работ над программой А-4 и в особенности поглощение ею при массовом производстве многих остродефицитных материалов косвенно помешали немцам создать атомную бомбу.
      Знаменитый немецкий физик, лауреат Нобелевской премии Гейзенберг после войны вспоминал: «… в сентябре 1941 года мы увидели открывшийся перед нами путь, он вел нас к атомной бомбе».
      Американский исследователь и журналист Д. Ирвинг в своей книге «Вирусный корпус» пишет «… в июне 1940 года, когда во Франции смолкла битва и на четыре года воцарилась оккупация, позиции Германии в ядерной гонке были весьма внушительными и даже устрашающими: у нее не было больших запасов тяжелой воды, но зато она захватила единственный в мире завод тяжелой воды, она стала обладательницей тысяч тонн весьма чистых урановых соединений, установила контроль над почти построенным циклотроном, она располагала еще не обескровленными тотальной войной кадрами физиков, химиков, инженеров, а ее химическая промышленность была самой мощной в мире».
      Если бы немцы успели создать атомную бомбу раньше американцев и вооружить двумя-тремя бомбами две-три ракеты А-4 из числа многих сотен, пущенных по Англии, мир сегодня мог выглядеть совсем по-другому.
      Удивительно, что основными причинами медленного разворачивания работ в гитлеровской Германии по атомному проекту были вовсе не технические препятствия, а помехи, которые создавали ученым сами власти, их высокомерно-снисходительное отношение к науке, которая не умела рекламировать свои цели столь искусно, как это делали инженеры-ракетчики. С самых первых дней войны немецкая экономика была всецело поставлена на удовлетворение непосредственных нужд одного блицкрига за другим. Военные успехи немцев в Европе и в начале войны в Советском Союзе привели к выводам о полном превосходстве их военной техники. А если так, то зачем тратить средства и отвлекать силы на новые трудоемкие разработки и научно-исследовательские работы, направленные на создание еще более совершенного оружия.
      Но и это не единственная причина неудачи немецких физиков. Сошлюсь на уже упомянутое очень квалифицированное исследование Д. Ирвинга. «Еще в конце 1940 года немецкие физики не предвидели сколько-нибудь серьезных трудностей на пути военного применения атомной энергии… Забраковав в январе 1941 года графит, немецкие ученые совершили роковую ошибку. Теперь это хорошо известно». Эта ошибка пошла на пользу ракетчикам, ибо графита на оба направления в Германии явно не было. Графитовые рули для управления ракетами использовались и нами, и американцами вплоть до середины 1950-х годов. Теперь-то известно, что газоструйные рули, из какого бы материала они не изготавливались, лучше заменить другими методами управления. Но чтобы перейти к этому методу, потребовалось 10 лет упорного труда специалистов СССР и США.
      «Кто знает, как обернулось бы дело,– пишет Д. Ирвинг,– если бы ошибка была своевременно исправлена. Эта ошибка, роковая для судеб немецкого атомного проекта, оказалась счастливой для всего человечества. Она стала главным препятствием и помешала немцам создать критический реактор на графите и уране, то есть реактор такого же типа, как первый в мире действующий реактор, созданный американцами два года спустя…».
      Насколько можно судить по имеющимся публикациям, послевоенные американские и наши исследования не оценили в полной мере спасительное для человечества изобретение ракетчиков Пенемюнде – графитовые рули, на которые Германия вынуждена была расходовать свои крайне ограниченные запасы чистого графита.
      В августе 1945 года, находясь в Тюрингии, мы услышали по радио о сбросе атомных бомб на Хиросиму, а затем на Нагасаки. Мы попытались прежде всего понять сами, о чем идет речь.
      Хотя среди нас – советских офицеров – в то время не было ни одного хоть в какой-то мере причастного к атомным исследованиям специалиста, тем не менее наши познания в физике позволили при коллективном обсуждении предположить, что американцам удалось создать бомбу, в которой используется эффект превращения части массы вещества в энергию в соответствии со знаменитой формулой Эйнштейна Е = mc . Мы тут же начали расспрашивать Гельмута Греттрупа, что было известно в Пенемюнде о работах в Германии по созданию атомной бомбы. В какой мере немецкие руководители программой ракет дальнего действия, в частности Дорнбергер, фон Браун или их ближайшие сотрудники, были знакомы с возможностями создания атомной бомбы?
      Длительные разговоры с Греттрупом позволили нам понять, что работы над каким-то сверхмощным взрывчатым веществом в Германии велись.
      Имена Гейзенберга и фон Арденне, которые я называл как возможных ученых в области работ над атомной бомбой, Греттрупу были хорошо знакомы. Более того, он сказал, что летом 1943 года в Пенемюнде под большим секретом руководители говорили о каком-то новом мощном взрывчатом веществе. Для пенемюндовцев это было очень важно. Они-то отлично понимали, что обычный тротил, которым начинялись боевые головные части ракет А-4 в количестве 700-800 кг, не дает большего эффекта, чем обычная авиационная бомба в 1000 кг.
      Таких бомб англо-американская авиация уже сбросила на немецкие города несчетное количество, тем не менее Германия продолжала воевать и даже наращивала темпы создания новых видов оружия. Греттруп вспомнил, что, услышав о новом взрывчатом веществе, фон Браун направился в Берлин для обсуждения с военным командованием сухопутных сил возможных перспектив повышения мощности боевой части ракет.
      С кем встречался фон Браун в Берлине, он по возвращении не рассказал, но Греттруп улыбаясь, вспоминал, что им было приятно услышать от своего шефа, что хотя физики-теоретики работают над очень интересной проблемой, но они не имеют никакого инженерного опыта и в отличие от ракетчиков не представляют себе, как нужно организовать дело, чтобы от голой теории перейти к «живым» агрегатам.
      Кроме того, и это было прямо сказано Греттрупом, немецкая физика и наука в целом была сильно ослаблена уже начиная с 1937 года. От работы в университетах было отстранено более 40 % профессоров за нелояльность по отношению к режиму или неарийское происхождение. В этом отношении немецкой науке не повезло – травля ученых дорого обошлась Германии. Но все, что относилось к проблемам ракетной техники, почти не пострадало, ибо, как это ни удивительно, за все время работы в Пенемюнде, кроме одного инцидента с гестапо, Греттрупу припомнить гонения на специалистов не удалось.
      Отношение военных и политических руководителей Германии к атомному проекту резко контрастировало с их вниманием к работам в Пенемюнде. И это несмотря на то, что в июне 1942 года на совещании у Альберта Шпеера – одного из высших руководителей рейха, который во многом определял экономику Германии, Гейзенберг без обиняков заговорил о военном использовании атомной энергии и объяснил, каким образом можно изготовить атомную бомбу. По-видимому, авторитет всемирно известного физика Гейзенберга для военных руководителей был недостаточен, чтобы атомным проектам дать приоритет, подобный тому, что получили управляемые ракеты и самолеты-снаряды.
      На фельдмаршала Мильха, который отвечал за технику вооружения авиации, доклад Гейзенберга не произвел должного впечатления, и он вскоре одобрил решение о начале серийного производства нового «оружия возмездия» самолетов-снарядов Фау-1 и не поддержал нужным образом Гейзенберга. Тут проявился общепризнанный «генеральский синдром „по отношению к новой непонятной науке. Фау-1 -детище авиации, Фау-2 -оружие сухопутных войск. Это наглядно, доходчиво и понятно: можно посмотреть и «пощупать“. А превращение массы в энергию – это абстракция. Лучше подождать!
      Но и в работах, проводившихся в Пенемюнде с широчайшим размахом, одна за другой возникали серьезнейшие технические проблемы.
      В конце 1941 года впервые были проведены стендовые огневые комплексные испытания ракеты А-4. При этих испытаниях из-за невнимательности персонала произошел взрыв, ракета и стенд были разрушены.
      Только в 1942 году начались первые экспериментальные пуски. Первый квалифицируемый как удачный пуск состоялся 3 октября 1942 года. Это была четвертая по порядку постройки ракета А-4. Она пролетела 192 км и достигла высоты 90 км. Сам Оберт, находившийся тогда в Пенемюнде, поздравил фон Брауна и других разработчиков ракеты. Двигатель и система управления впервые проработали сравнительно нормально.
      По случаю долгожданной удачи в уже упоминавшемся «Швабес-отеле» был дан банкет. А у стартовой площадки был водружен большой валун с надписью: «3 октября 1942 года этот камень упал с моего сердца. Вернер фон Браун». (Такой рассказ мы слышали, но, посещая Пенемюнде, на камень никто из нас не обратил внимания.)
      Однако далее следовали серии неудач. Тут были и взрывы при запуске, взрывы уже в воздухе, отказы рулевых машин, отказы гироскопических приборов, клапанов в магистралях топлива и окислителя, выходило из строя бортовое электропитание.
      В конце 1941 года военное министерство начало усиленно интересоваться проблемами крупносерийного производства А-4. При этом предлагалось большое число исключающих друг друга вариантов, большинство из которых отвергались еще на бумаге. Однако в эту работу было втянуто такое большое количество специалистов, что отработка А-4 сильно замедлилась.
      Тем не менее в 1943 году число экспериментальных пусков уже достигло 20. При этих пусках были выявлены и устранены основные недостатки двигателя, системы подачи и автоматики. Началась серьезная работа над достижением необходимой точности стрельбы.
      В начале 1943 года обнаружилось сильное отставание в разработке наземного оборудования и наземных служб, контролирующих и обеспечивающих летные испытания. Одновременно с основным составом испытателей и разработчиков Пенемюнде опытные пуски начали войсковые части, которые должны были не только освоить это новое оружие, но и отработать методы прицеливания для обеспечения точности стрельбы. Для обеспечения исследований по баллистике и точности стрельбы потребовалась разработка специальной бортовой и наземной радиоаппаратуры. Кроме того, было усилено оснащение трассы полета оптическими средствами контроля траектории. В результате пусков выявлялось много недостатков в электрических схемах и конструкции аппаратуры системы управления. Удачные пуски на номинальную дальность до 287 км чередовались со взрывами, пожарами в хвостовой части и снова отказами системы управления.
      Ракета была крайне ненадежной, недоведенной и требовала существенных улучшений. Но политическое и военное руководство рейха, по мере ухудшения общего положения на фронтах, со свойственным Гитлеру авантюризмом все больше связывало свои надежды с появлением нового оружия – ракет.
      После Сталинградской битвы, поражения на Курской дуге обстановка на Восточном фронте складывалась таким образом, что использование такой ракеты, как А-4, в условиях нестабильности линии фронта не могло бы остановить наступление Красной Армии. Другое дело – Англия. При отсутствии второго фронта можно было рассчитывать на использование побережья Северного моря или Ла-Манша для создания стационарных стартовых позиций с целью обстрела Англии. Теплилась надежда, что англичане, сосредоточив внимание на своей собственной территории, не осмелятся на участие в десантных операциях, а американцы одни ничего не предпримут. Фюрер дал совершенно фантастическое указание – начать операцию против Англии с запуска тысячи самолетов-снарядов и ракет в день. Затем следовало постепенно увеличить число запусков до пяти тысяч в день!
      В мае 1943 года должен был быть решен вопрос о приоритете: самолет-снаряд Фау-1 или ракета А-4 – Фау-2. К этому времени было проведено уже более 25 запусков А-4, последние из которых оказались успешными. По точности попадания и дальности самолет-снаряд и ракета А-4 были примерно одинаковыми – это было оружие для стрельбы по целям площадью с большой город. В этом отношении Лондон был целью, по которой трудно промахнуться. Но английские средства ПВО научились очень эффективно бороться с медленными и низко летящими самолетами-снарядами Фау-1 (по сегодняшней терминологии это – крылатые ракеты). Их сбивала зенитная артиллерия, истребители ПВО, они натыкались на аэростаты заграждения. Новые английские радиолокационные средства позволяли обнаруживать Фау-1 задолго до подлета их к Лондону. Руководители вермахта понимали, что, запуская ежемесячно около тысячи Фау-1 с 800-килограммовым зарядом, из которых до цели доходило едва ли 40 %, вряд ли можно было сломить Англию. Всего по Англии было выпущено около 12 000 Фау-1.
      Другое дело Фау-2. Против этой ракеты были бессильны все средства английских ПВО. Скорость и высота полета исключали даже мысль о каком-либо предупреждении и объявлении воздушной тревоги.
      Требовалось организовать крупносерийное производство А-4. В начале создания Пенемюнде предполагалось, что производство ракет А-4, во всяком случае их окончательная сборка и испытания будут осуществляться здесь же, на острове. Для этого было построено довольно мощное производственное здание, богато оснащенное различным технологическим оборудованием. Однако вскоре стало ясно, что крупносерийное производство требует совершенно других масштабов и поточной технологии, которую невозможно осуществить в Пенемюнде. Поэтому построенный завод был переименован в опытный «Ферзухверк» (FW). На нем в общей сложности было собрано около 100 ракет.
      В июле 1943 года Гитлер лично принял руководителей Пенемюнде и объявил ракетную программу первоочередной для всего вермахта и всей промышленности. Такая задача требовала разработки технологии и организации массового производства ракет. Началось строительство в Тюрингии близ Нордхаузена огромного подземного завода с проектной мощностью выпуска до тридцати ракет А-4 в сутки. Этот завод, именовавшийся «Миттельверк», к середине 1944 года выпускал уже до шестисот А-4 в месяц.
      Строительство и производство ракет А-4 на Миттельверке под Нордхаузеном, пожалуй, одна из самых мрачных и трагических страниц в истории немецкой ракетной техники. Для строительства и производства под руководством немецких специалистов и гестаповских надсмотрщиков использовались иностранные рабочие, военнопленные, заключенные концлагерей.
      Все они до начала работы под землей свозились в концлагерь «Дора» созданный специально для этой цели, непосредственно у живописной с виду лесистой горы. Внутри этой горы был установлен жесточайший режим: за малейшее нарушение порядка и дисциплины на заводе – смерть. Труба крематория лагеря «Дора» дымилась круглосуточно. Рабочие лагеря умирали от побоев, пыток, болезней, истощения и казней при малейшем подозрении в саботаже. Ни один из заключенных лагеря «Дора» не должен был выйти живым за пределы зоны, где производилось сверхсекретное оружие возмездия. Тем не менее в лагере работал подпольный центр антифашистского Сопротивления.
      Для работы на Миттельверке в порядке трудовой повинности концернами АЭГ, «Сименс», «Рейнметалл-Борзиг», «Динамит-АГ», «Крупп» и «Тиссен-Хиттон» были направлены 9 тысяч квалифицированных немецких рабочих. Гестапо направило из разных концлагерей более 30 тысяч заключенных.
      Подпольный лагерный комитет, в который входили русские, чехи, французы и немецкие коммунисты, организовал на заводе саботаж под лозунгом «чем медленнее работаешь, тем ближе к миру!» Заключенные находили способы приведения в негодность наиболее тонких агрегатов ракет.
      Гестапо удалось напасть на след подпольного антифашистского комитета, которым руководил немецкий коммунист Альберт Кунц. Среди арестованных и брошенных в застенки гестапо для допросов были французские офицеры, польские партизаны, чешские ученые, немецкие коммунисты, советские военнопленные. Для нас имена этих героев ракетного подполья остаются неизвестными. Но, несмотря на массовые казни, саботаж продолжался. Были антифашисты и среди немецких рабочих подземного завода. Одному из них, квалифицированному слесарю Йозефу Цилинскому, работавшему в Пенемюнде, а затем направленному в Миттельверк, удалось установить контакт с советскими военнопленными. Он был схвачен гестапо и брошен в карцер казармы Нордхаузен. Его ожидала виселица, но во время налета англо-американской авиации казарма была разбомблена. Ему удалось бежать и скрываться до конца войны. От таких, как он, чудом уцелевших людей удалось узнать много подробностей о страшном подземном ракетном производстве.
      В октябре 1992 года мне удалось побывать в мемориальном музее, созданном на территории лагеря «Дора». Молодые люди, работающие в этом музее, собрали очень интересный материал об истории лагеря, строительстве Миттельверка и героях Сопротивления. Они заняты поисками имен героев саботажа на Миттельверке и жертв лагеря «Дора».
      Первые же встречи в Нордхаузене и затем в Бляйхероде с немецкими специалистами дали возможность узнать основные характеристики серийной ракеты А-4, выпускавшейся на подземном заводе и поступавшей оттуда прямо в войсковые части:
      –Стартовый вес 12,9 – 13 т
      –Максимальная тяга двигателя
      –у земли 26 т
      –на большой высоте 30 т
      –Общая длина 13,9 м
      –Диаметр 1,6м
      –Масса боевой части 900 – 1000 кг
      –Максимальная дальность полета 250 – 300 км
      –Масса топлива (80 %-ный этиловый спирт) 3,6 т
      –Масса окислителя (жидкий кислород) 5 т
      –Время работы двигателя 64 – 65 с
      –Максимальная скорость 1500 м/с
      –Максимальная высота над землей 95 км
      –Скорость при встрече с целью 800 м/с
      Стоимость А-4, несмотря на применение бесплатного труда заключенных, составляла свыше 300 000 рейхсмарок! За штуку! Не считая стоимости наземного оборудования, содержания войсковых частей, топлива и окислителя!
      В сентябре 1944 года начался обстрел ракетами А-4 Лондона. Налеты Фау-2 вызывали у англичан большой страх. Ракеты приближались без всякого предостерегающего шума и действовали, как гром среди ясного неба. Подлетающий снаряд с его огненным острием можно было заметить лишь случайно за несколько секунд до разрыва.
      Сразу же после боевого применения Фау-2 англичане повели разведку и затем организовали воздушные налеты на стартовые позиции ракет, которые трудно было замаскировать. Другой борьбы со снарядами Фау-2 не существовало. Старты ракет оказались наиболее уязвимым звеном ракетного комплекса.
      В 1970– х годах идея использования подвижных железнодорожных стартов усиленно разрабатывалась в США для ракет «Миджитмен», а до этого -«Минитмен». В СССР также разрабатывались варианты стартов межконтинентальных ракет с использованием подвижного состава железных дорог. Но немцами подвижные железнодорожные старты как средство защиты от воздушных налетов разрабатывались еще в 1944 году в Пенемюнде.
      Ракета А-4 должна была стартовать из простого по конструкции реечного устройства, смонтированного на железнодорожной платформе. В состав подвижного старта включались цистерны со спиртом и жидким кислородом, а также все необходимое для предпусковой проверки и пуска оборудования. Однако довести подвижные старты до возможности боевого использования немцы не успели.
      Все пуски производились со стационарных позиций, со стартовых «столов», на которые ракеты подвозились и затем устанавливались так называемым «Майлервагеном».
      Для боевого применения А-4 был создан фронтовой артиллерийский дивизион «485». По данным ответственного за все пункты управления Фау-оружием генерал-лейтенанта войск СС доктора-инженера Каммлера, который командовал «артиллерийским корпусом», в течение сентября 1944 года в день удавалось пустить до 15 ракет. По мере освоения техники эксплуатации ракет удалось сократить цикл предстартовой подготовки. 30 октября стартовало 29 ракет, и только 26 ноября и 26 декабря число пусков поднималось до рекордной цифры – 33 пуска в день!
      По данным, которые, очевидно, близки к достоверным, с 5 сентября по 31 декабря 1944 года всего была пущена 1561 ракета А-4. Из них по Лондону – 447, по базам дислокации и сосредоточения войск союзников, открывших столь долгожданный второй фронт,– 43 (по Нарвиху и Ипсвиху в Голландии).
      С начала 1945 года бомбардировки с воздуха и наступление англоамериканских войск лишают немцев наиболее выгодных позиций для обстрела Лондона. Большинство ракет направляются на цели континентальной Европы. 924 ракеты были пущены по базам снабжения в районе Антверпена, 27 – на Лиеттих, 24 – на Лилль, 19 – на Париж и в долину Мааса и 2 – на Диест.
      В различных мемуарных источниках, подводящих итоги второй мировой войны, нельзя обнаружить упоминания о сколько-нибудь существенных потерях союзников в результате ракетного обстрела. Ракеты, имевшие ошибку по цели в десятки километров, оказывали гораздо большее моральное воздействие на мирное население, чем приносили реальный ущерб экономике или вооруженным силам.
      По различным источникам, 2000 ракет, выпущенных за семь месяцев по Лондону, привели к гибели свыше 2700 человек. Достоверных данных о жертвах А-4 в других местах, подвергавшихся обстрелу, нет. Но если судить по средней лондонской статистике убитых на один пуск, то следует принять общую цифру погибших от ракет А-4 около 7,5 тысяч человек.
      К этим первым жертвам боевых операций ракетной техники следует добавить всех сожженных в крематории лагеря Дора и уничтоженных при строительстве Пенемюнде и ракетного полигона в Польше, погибших в застенках и казненных антифашистов. Их число намного превосходит число погибших непосредственно от взрывов А-4 как оружия.
      Таковы трагические страницы истории первой принятой на вооружение баллистической управляемой ракеты дальнего действия.
      Ну, а что же делали в эти годы разведки союзников и наша?
      Нашей разведке, дважды разгромленной сначала при Ежове, затем при Берии, еще можно простить полное неведение о размахе работ в Германии по ракетному вооружению. Но знаменитые западные разведки тоже проглядели тайну, о которой в Германии знали уже десятки тысяч гражданских и военных специалистов. Заказы Пенемюнде и Миттельверка выполнялись многими десятками фирм, разбросанными по всей стране.
      Экспериментальные пуски ракет в Балтийское море проводились начиная с 1940 года, а на полигоне в Польше – с 1943 года.