Разговор с Б. Н. во время очередного «Интерпресскона» меня не успокоил. Классик был вполне благодушен, хотя, как я и подозревал, поначалу действительно отнесся к идее Проекта негативно. Однако, судя по всему, лихие питерские парни уговорили его не противиться. Не исключаю, что в Б. Н. проснулся интерес естествоиспытателя — посмотреть, как лабораторные мыши будут сновать по кирпичному лабиринту, полагая, что каждая из них движется своим уникальным путем. Надо сказать, что реакция на пересказ моего «лагерного» варианта была вполне адекватной. Б. Н. согласился, что время политических приколов давно ушло, политической же аффектацией никого сейчас не удивишь. Все это унылое пережевывание мифов «совка» навязло на зубах читателей. На мои же вопрошения, нет ли в Проекте изначального «обнажения наготы отца своего», Б. Н. ответил в том смысле, что очень уж большого хамства в этом не видит.
      Это меня на некоторое время вдохновило. По возвращении начал окончательно выстраивать вариант, в котором хитроумно связывал сюжетные линии разных произведений. Позже я сообразил, что это вроде бы не по правилам — одно дело оперировать в рамках конкретного произведения, другое — шнырять по книгам, выуживая там то, здесь это… Но причины такого шакальства лежали, очевидно, глубже. Как стало видно из первой стадии реализации Проекта, крепко сколоченное Мироздание по Стругацким обладало такой логической непротиворечивостью, что втягивало любого с потрохами, стоило только пальцем дотронуться до врат. Но в этом и таились ловушки. У «продолжателя» возникал соблазн выпалить из ружья, которое висело все действие вроде без особой необходимости. Человеческие судьбы, которые и являлись движителем творчества Стругацких, задвигались почти всеми продолжателями на второй, третий и далее план, а то и вовсе игнорировались. Судьбу заменили событием, что способствовало легкости текста необычайной. Волны вокруг Проекта раздули ветер эпигонства, который развернул мохнатое знамя с начертанным лозунгом «Нэ так все было!». В древко плотно вцепились крепкие пальцы версификаторов. Естественно, и я не избежал соблазна и побрел, держась за шершавый кирпич стены, к этому позорному стягу.
      Центральной фигурой на этот раз был Штирнер, большая шишка на венерианской орбитальной станции. Сработала фамилия. Штирнер, как известно, являлся героем-злодеем в незабвенном «Властелине мира» А. Беляева. В беляевском финале ему перековывают извилины и пристраивают к службе на благо мирового пролетариата. Штирнера и я назначил главным злодеем. Он является изобретателем первого гипноизлучателя. На самом деле Венера была вовсе не таким уж и скверным местечком, просто этому мрачному негодяю для коварных замыслов надо было заполучить фотонный корабль. Все злоключения героев в раскаленных песках Урановой Голконды происходят не наяву, а в наведенном галлюцинаторном состоянии. Но наконец одному их них, разумеется, Быкову, удается каким-то образом проснуться: тяжелая пепельница случайно упадет на нужную кнопку, выключив гадский механизм. Быков разбудит остальных, они выберутся из гробовидных келий-кают, разомнут суставы, и тут начнется славный проход с пальбой и ломкой костей по секретным отсекам станции. Герои с боями прорываются к центральной рубке, оставляя за собой штабели из персонала, зомбированного злодеем. И на том месте, когда они врываются в командный сектор, дабы вершить праведный и скорый суд, творческий процесс забуксовал, а потом и вовсе застопорился.
      Простой финал, когда злодея схватывают, скручивают и обезвреживают, удручал своей примитивностью. Был вариант, когда злодей, несмотря на кажущееся поражение, все-таки добивается своего. Многослойный гипноз и так далее… Герои как бы с победой возвращаются к Земле, на подлете собираются докладывать, как положено, партии и правительству, но после выхода на связь срабатывает глубинная программа-детонатор. Хлоп, плюх: и вот они уже не отважные космонавты Страны Советов, а верные наймиты Штирнера. Злодей предписывает им нанести фотонный удар по столицам, дабы… дабы… Снова зависло!
      Другой вариант показался более перспективным, этот ход вроде бы снимал противоречие между картиной коммунистического (или, если угодно, коммунарского) будущего и тем, во что мы сейчас вляпались. Штирнер, припертый героями к стенке и немного помятый, рассказывает им о строго секретных планах высшего партийного руководства по размещению на геостационарной орбите нескольких гипноизлучателей. «Хиус» как раз должен был послужить транспортным средством и энергетической базой для этих громоздких устройств. Излучатели, естественно, споспешествовали бы не только бескровной немедленной и окончательной победе коммунизма в планетарном масштабе, но и вечно поддерживали бы иллюзию всеобщего благополучия. А буде сыщутся каковые упрямцы, то означенные упрямцы да вразумятся фотонным ударом главного калибра, то бишь отражателем «Хиуса». Тут как раз где-то в Сибири изнуренные голодом колхозники восстали против власти и на товарных поездах двинулись на Москву. К ним присоединяются войска, посланные на усмирение. Из Кремля поступает команда — остановить, перерезав лучевым ударом с орбиты коммуникации, а заодно и спалить бунтовщиков, без различия пола и возраста. Герои, узнав про эти зловещие замыслы, недолго мечутся между партийным долгом и человеческой совестью…
      Но тут я вовремя остановился, боясь закончить произведение этаким попурри из «Обитаемого острова», «Конгресса футурологов» С. Лема с психоделической приправой из ф. Дика. И этот сюжет пришлось свернуть.
      А когда снова объявился Чертков и сказал, что первый том фактически собран и речь о моем участии в Проекте может идти только относительно второго, я понял, что шел не тем путем. И тогда впервые задумался, а кто такой на самом деле Чертков?
      Чертков буквально на глазах вырос из нормального фэна в главного редактора одного издательства в Санкт-Петербурге. Причем, что отрадно, фэнская сущность его не была поглощена и переварена должностью. Скорее наоборот. Но суть не в этом. Казалось, какие-то силы перемещают его по стране и во времени для выполнения некой миссии, о которой он, возможно, и не подозревает.
      Добротная паранойя стоит дюжины мелких фобий, но к тому моменту я до нее еще не созрел. Поэтому первые мысли в духе прикладной конспирологии были вполне примитивными — раз в нашей среде обитания появились светлые личности (АБС), то неизбежно должны возникнуть и контрагенты темных сил. Что говорить, черная клякса поганит лилейность одежд, но она вполне уместна для мировой гармонии и вселенского равновесия. При этом, конечно, игра должна вестись тонко. Многолетние наезды, наскоки и прочие подлянки тоталитарных аппаратчиков в застойные годы привели только лишь к росту популярности АБС. Поскольку мракушникам следовало разрушить харизму, то лучше всего это сделать, надругавшись над монолитом книг, а именно: разбавить, задробить, замазать, сделать произведения неотличимыми от ряда отражений — кривых и потешных. А для этого достаточно индоктринировать коварной идеей энтузиаста и искреннего почитателя АБС. Идею проекта могли как бы случайно проговорить в угарном застолье, а там иди вспомни, кому она первому пришла в голову! Остальное — вопрос техники. В итоге мы имеем энтузиаста, Имеем Проект, имеем его неофитов. Потом, конечно, я посмеялся над собой — если бы такой «молодогвардейский» заговор в действительности имел место, то в Проекте непременно должна была принять участие хотя бы пара-тройка засланных казачков из почившего в бозе ВТО, филиала приказавшей ныне долго печатать «Молодой гвардии».
      Тем не менее все эти предположения побудили меня в очередной раз громогласно заявить об этической сомнительности Проекта. Со многими коллегами по перу за последний год говорил я на эту тему, нудно и монотонно твердя одно и то же, в глубине души надеясь, что меня разубедят. Проще всего было окончательно отказаться и выйти из Проекта, но я тянул, оттягивал решение, обещал дать точный ответ не сегодня так завтра в лучшем виде. Что-то мешало обрубить концы. А тут еще и первая книга Проекта вышла в свет и практически в одночасье была раскуплена. Успех книги был несомненный, что, впрочем, не помешало какому-то придурковатому критику с добрым лицом идиота, не прочитав, обругать ее с непринужденностью базарного хама!
      Следующая попытка что-то сотворить со «Страной Багровых Туч» провалилась не менее позорно, чем все предыдущие.
      На этот раз ключевой фигурой должен был стать Богдан Спицын. В поздней версии его воплощением явился Евгений Славин из «Полдня». Но эта коррекция, вероятно, возникла в результате деятельности неких сил, о которых будет сказано в свое время.
      Спицын исчез без следа на Венере во время подрывных работ при строительстве посадочной площадки. Раз уж авторы решили не спасать его, то придется это делать самому, решил я. Ретивое взыграло, и меня понесло.
      Разумеется, Спицын не погиб. Он ведь не просто рядовой космонавт, но ко всему еще первый человек, родившийся на Марсе, а это означает… Что, собственно говоря, означает? Ага, тут же сообразил я, на Марсе ведь впервые были обнаружены следы Странников, вот они за все и ответят! Итак, руины Странников, как было выяснено впоследствии, вовсе не руины. Никто не знает, что они из себя представляют на самом деле. Мало ли что похожи на строения! Родители Богдана, естественно, не раз и не два хаживали по этим местам, целовались и вздыхали под лунами, подвергаясь воздействию «руин». Даже если врач, принимавший роды, и счастливые родители заметили у маленького Богдаши родимое пятно странной формы, то вряд ли они обратили особое внимание на сей факт. А зря! Он, Спицын, не просто был первым из «подкидышей». Дело в том, что Странники забрали его с Венеры и использовали в качестве исходного органического материала для создания питомцев знаменитого «Саркофага». Разумеется, сей живодерский вариант я отверг, но именно тогда всерьез задумался о Странниках.
      Все встало на свои места, когда поздно ночью, работая на кухне, я придавил пепельницей нагло выползшего на свет таракана. «Попался, малыш!» — ласково сказал я, и тут меня осенило. Ключ к разгадке — гигантские тараканьи «усы», наблюдавшие за космическим Маугли, пресловутым Малышом из одноименной повести. Тоже своего рода «подкидыш», только наоборот. Кстати, некоторые персонажи этой повести смутно подозревают, что носители усов и есть Странники, которые угомонились и свернули свою активность во Вселенной.
      Что же получается? Странники — это сверхцивилизация тараканов? Почему бы и нет! Наши рыжие и вездесущие генералы пищевых карьеров — их недоразвитые предки. В весьма отдаленном будущем они переживут всех нас и разовьются в супертараканов. Овладеют хронотехнологией и начнут путешествовать во времени, помогая своим предкам сформироваться в расу истинных господ космоса и его окрестностей. Типа данеллиан П. Андерсона. Все это откроется Богдану во время его приключений на Леониде, когда он примется втолковывать аборигенам, как гордо звучит человек. А ему в ответ и откроют глаза (прочистят уши) на то, как именно он звучит на самом деле. Очень красочно можно расписать роковую беседу Спицына и пернатого аборигена-мудреца в буколическом раю под сенью кущ на берегу прозрачного ручья близ серых коробок-инкубаторов. Лениво выщелкивая паразитов из оперения, мудрец ему и выложит всю ядовитую правду.
      Оказывается, человек во времена незапамятные был эволюционно продвинут (а то и вообще генетически сконструирован) теми же Странниками для того, чтобы подготовить тараканам идеальные условия для развития. Таким образом, жилье всякое — дома и города — нужны были для защиты от птиц и прочих насекомоядных тварей, переход от собирательства к охоте и земледелию — для формирования пищевого изобилия в виде крошек, технологические и научные революции — для скорейшего завершения человеком своей миссии и ухода со сцены посредством самоликвидации. Клопы-симбионты тоже должны были вымереть вместе с людьми. И так далее в духе «Сирен Титана» К. Воннегута. Разумеется, все эти большие и малые откровения звучат не просто для удовлетворения праздного любопытства Б. Спицына. Растерявшегося от чудовищной истины Богдана плавно и без нажима склоняют к сотрудничеству, благо люденовские качества превращакИ его в великолепную боевую единицу с неограниченными возможностями. Леонидяне, крайне недовольные могуществом Странников-тараканов, готовятся к долгой и изнурительной борьбе с ними, полагая насекомых своими естественными врагами и воплощением сил Великого Мрака. Их цель — загнать этих усатых хозяев Вселенной обратно во тьму чуланов, сумерки антресолей и сырость щелей меж плинтусом и полом. «Вавилон-6».
      Тут мне вспомнился расхожий в фантастике сюжет о насекомых как о пришельцах из другого мира. У них, мол, и зрение и дыхалка совершенно неадекватны гравитации Земли, воздушной среде и оптическим параметрам Солнца. Ладно. Ладно, допустим, что действительно путь Странников — это путь тараканов. Но что теперь делать Богдану? Вступить в борьбу со Странниками и их напыщенными клевретами — люденами? Присоединиться к реальной тараканьей силе и пощипать перья мятежных леонидян, лелеющих под кроткой личиной птичек небесных реваншистские замыслы? Я вдруг обнаружил, что всерьез начал крутить сюжет, аккуратно прорабатывая детали, подыскивая нужные психологические обертоны для того, чтобы показать трагедию отсутствия выбора. А там пошло-поехало! Красивая сцена ночного полета десятитысячного истребительного звена леонидян… Самоубийственная битва люденов, внезапно и непонятно из-за чего свихнувшихся марионеток Странников, друг с другом в одиннадцатимерном пространстве… Прорыв Д-транспортника «Акка Кнебекайзе», под завязку груженного мясными консервами, к блокированной киборгами Радуге… В финале Богдан ценой неимоверных потерь пробирается в цитадель Странников и в лучших книжных традициях жертвует собой, взорвав склад с боевыми генераторами Роршаха. Вспышка разносит по квантам не только бренную плоть храбреца, но и заодно с ним минимум половину обозримой Вселенной. Спицын был ходячей «машиной конца света», реализовавшей программу крутого Высшего Разума, который учинил грандиозную дезинсекцию, очистив Мироздание от насекомых.
      Меня спасло от этого маразма воспоминание об одной старой хохме. В свое время в нашей компании была в моде такая добрая шутка: приходишь на новоселье, нормально пьешь-гуляешь, а прощаясь со счастливыми новоселами, задаешь вопрос: тараканы в доме уже есть? Хозяева гордо отвечают: мол, нет. Будут, сообщаешь им, и с демоническим (скорее, идиотским) смехом вытряхиваешь из спичечного коробка специально принесенных с собой усатых ползунов. Главное после этого — быстро унести ноги, пока у хозяев не прошел шок.

4

      Черту подвести никак не удавалось. Питерцы с завидной регулярностью концентрировались в Москве каждую пятницу по своим издательским делам. Чертков же с неотвратимостью скверного анекдота домогался рукописи либо определенности. Велик был искус просто сказать «нет» и поставить на этом деле жирную точку. Но, как и в прошлом году, что-то мне мешало.
      Тогда же в одной тесной компании вроде бы в шутку я предположил, что Чертков не так прост, как кажется, а на самом деле он своего рода змей-искуситель, некая демоническая сила, неизбежно возникающая в компенсацию силам светлым, а именно — АБС. Кто-то мне ответил, что я этой борьбой светлых и темных сил всем уже мозги заполоскал, а один издатель, знакомый с Чертковым, высказался в том смысле, что сей Чертков на змея-искусителя не тянет. В лучшем случае ему пристала роль мелкого беса. На это я возразил, что субтильность фигуры — признак несущественный. Как известно, нечистый редко является в виде дюжего амбала, наоборот, росту он, как правило, порой невысокого, да еще ко всему и прихрамывает. «Так Чертков же не хромает!» — удивился собеседник. На это у меня был ответ. Да, сам лично не хромает, но зато те, кто имел с ним дела, калечили ноги. Вспомним легендарного, а потому, вполне вероятно, именно по этой причине в действительности не существующего фэна Б. Завгороднего. Поработал Завгар с Чертковым в Питере — и на костыли. А когда выздоровел — писатель Е. Лукин принял эстафету. Лукин выздоровел, захромали дела. Дела выправились — сломал ногу знатный библиограф Е. Харитонов, имевший неосторожность выпить с Чертковым рюмку или две. И так далее… Шлейф ноговредительства тянется за ним, как алименты за новобрачной. Гипотеза эта была встречена добродушным смехом, кто-то даже задел локтем пепельницу и уронил ее на пол. Один шибко эрудированный писатель сказал, что эта конструкция напоминает ему эпизод в электричке на Петушки у незабвенного В. Ерофеева. Речь там шла о великом Гете, который сам по жизни не пил, но зато как бы напивался посредством возлияний своих персонажей. Все гонят, мрачно подытожил издатель, и на этом разговор увял.
      Но мысли у меня закрутились в нужном направлении. Не прошло и двух дней, как мне словно кто-то подсказал: так ведь Чертков — это Чичиков и есть, в натуре! Ну, во-первых, фамилии из одной колоды, во-вторых, один скупал мертвые души, а второй занимается практически тем же самым, скупая души литературные. Аналогия, конечно, была притянута за длинные хрустящие уши, но почему-то вдохновляла на творческие подвиги. И я принялся обкатывать новый сюжет.
      Действие должно было разворачиваться в наши с вами дни. Место действия — Москва. Герой, от лица которого ведется повествование, запутался в делах. В свое время он увлекался фантастикой, даже пописывал, ходил на всякие сборища типа семинаров и тому подобного. Это для того, чтобы не было вопросов, почему он с ходу врубается в нюансы. Когда начались послабления, решил издавать фантастику. Этому порыву, помнится, в свое время многие последовали. В общем, один из нас. Со временем, как водится, издательский бизнес у героя разбух, он обзавелся надежной «крышей». Торговал чем ни попадя — мочевина и сухое молоко, пластиковые пакеты и программные продукты, чуть было не толкнул в «горячую точку» старый крейсер, но покупатели вовремя вспомнили, что водоемы в их краях тянут в лучшем случае на бронекатер. Надувной. Разумеется, герой лезет в сомнительные авантюры из самых высоких помыслов, дабы издавать хорошие книги. Тут пошли отмывки, прокрутки и иные атрибуты частного предпринимательства, густо замешенного на криминале. Семью растерял, отдохновение вкушает с секретаршей. Экспозиция начиналась с того, что герой узнает о покушении на одного средней руки политического деятеля. Герою это вроде бы до груши, но тут у него объявляется мафиозный дон районного значения и объявляет, что ситуация чревата крутыми разборками. На этом политике, мол, аккуратно выстраивали систему, теперь же придется систему ломать. А это большие потери, дело-то завязывалось на нефть, оружие и драгметаллы. Братва нервничает, будет море крови. Советует герою на время исчезнуть, поскольку мочилово пойдет без разбора. Передел, он и в Африке передел. Герой слегка накладывает в штаны. Секретарша исчезает.
      Тут по первоначальному замыслу должен был появиться бес-искуситель, который в лучших традициях ранних фэнтези предложит герою слинять в альтернативную реальность. Каковая реальность окажется не обиталищем магов и драконов, а миром ранних АБС. Герой должен был пройти сквозь череду смешных и страшных приключений, пытаясь спасти Спицына, Дауге, Юрковского и др. от их литературной судьбы, но против рока художественного вымысла он оказывается бессилен. В финале упоминается фамилия героя, и читателю остается лишь вспомнить, что он тоже — один из персонажей АБС. Но я почему-то отверг этот вариант, а если быть точным — забыл сразу же, как только начал работать по этому направлению.
      Итак, герою надо срочно лечь на дно. Он вовремя вспоминает знакомого лечилу, которого в свое время поддержал материально. После должного нажима знакомый врач устраивает героя в спецбольницу типа психушки.
      На всю эту завязку я отводил несколько страниц. Герой как бы вспоминает, кто он такой есть и по какой причине сюда попал, стоя у окна с крепкими стеклами и созерцая стоящую во дворе больницы здоровенную статую вождя мирового пролетариата с отбитыми носом и ушами. Все идет нормально, поскольку заведение то ли под Министерством обороны, то ли под более крутой «крышей». Парочка забавных ситуаций, столкновение с истинными или притворяющимися истинными психами, молниеносный флирт с сочнейшей санитаркой. Сцена полового акта на операционном столе в мощных лучах бестеневой лампы под ритмичное дзыньканье хирургических инструментов на стеклянных полочках — дань хорошему тону в современной прозе. Потом я добавил одну или две ночные оргии в лучших традициях Тинто Брасса с намеком на кое-какие смачные места из «Улитки на склоне». На фоне пьянства и беспорядочных соитий происходят не вполне понятные события, мелкие нестыковочки в диалогах, исчезновение одних врачей и появление других, изменение цвета халатов и прочая мерцающая ерунда на периферии восприятия. Но герой не обращает на это внимания, поскольку немного злоупотребляет барбитуратами. Беззаботно вкушает он радостей земных в полный рост, совершенно забыв о существовании мира вне больницы.
      Однако ненадолго. Поток воспоминаний у окна прерывает странное движение на крепкой лысине статуи. Герою кажется, что из яйцевидной макушки Ильича вылупилась большая обезьяна и пристроилась тут же по нужде. Пародируя исторический жест, она картинно выставила руку перед собой, а потом развернула вытянутую руку к окну. Заинтригованный герой видит слабый лунный блик на этой «руке», инстинктивно нагибается. В этот же миг над его головой пуля делает дырку в стекле. Снайпер пытается убежать, однако у ограды его догоняют сторожевые псы и долго едят. Герой облегченно переводит дыхание.
      Но это только начало. Вскоре в больнице появляются какие-то неприятные типы, один устраивается медбратом, другой в морг, а там еще пара-тройка злодеев подваливает. Означенные злодеи вычислили убежище героя и устраивают в психушке мышеловку для своих конкурентов. Заодно хотят убрать героя, чтоб под ногами не путался. Им помогает купленный и запуганный персонал.
      Тут предполагалась кульминация первой части — беготня, поножовщина, массовый отстрел правых и виноватых, несанкционированное использование подручных средств вроде электропилы для трепанации черепа или скальпелей для резекции желудка. Героя практически загоняют в угол, по всем раскладам карачун выходит. Один из негодяев отлавливает его и привязывает к гинекологическому креслу, невесть как оказавшемуся в этом заведении. И когда сексуально дезориентированный медбрат хочет воспользоваться беспомощным положением героя, санитарка бьет в негодяйское темечко хрустальной — тьфу ты, вот привязалась! — пепельницей. Она (санитарка, а не пепельница) помогает герою сбежать. Оказывается, время от времени за особо безнадежными пациентами приходит спецмашина, и этих бедолаг увозят. Машина в аккурат и приехала. Героическая санитарка обкладывает нашего бедолагу парочкой натуральных психов, обколотых до бесчувствия убойным коктейлем из аминазина, галоперидола и прочей дряни, и вывозит его на каталке из здания. Погрузившись в дуровозку, они долго трясутся по колеям и рвам отечественных дорог и наконец добираются до пункта своего назначения. На этом криминальный триллер заканчивался, начиналось базовое действие.
      Сначала герою кажется, что его подло обманули. Он уверен, что машина колобродила по проселкам и вернулась обратно в ту же психушку, где его ждут на предмет убить. Правда, почти сразу же он понимает, что это другое место, хотя очень похожее. Даже статуя Ильича один к одному такая же, только с целым носом, да и уши на месте. Когда героя в сумерках быстро ведут к дверям, он успевает заметить, что это и не Ильич вовсе.
      Какой-то сюжетный выверт с этой статуей я держал в памяти, но пока собрался записать, начисто забыл.
      Психушка, как сразу же выясняет герой из вроде бы случайно подслушанного разговора, вовсе не заурядный дом для скорбных головой, а суперзасекреченный объект для исследования паранормальных явлений. Герою это не нравится, он вспоминает массу сюжетов фантастических романов и фильмов, где обыгрывается эта тема. Ему не хочется быть персонажем действия, в финале которого он L будет испепелен взглядом какой-нибудь адской малолетки, практикующей пирокинез, или окажется заброшенным в джунгли палеозоя озверевшим от социальной несправедливости хронопатом.
      Фрагменты, где ученые в белых халатах нудно жалуются на невыплату зарплаты, предлагают задешево купить технологии, редкоземельные элементы или мозги на вынос, стреляя при этом у героя чинарики, я вычеркнул недрогнувшей рукой — это слишком отдавало дешевой журналистикой.
      На третий день пребывания на новом месте герой, утомленный интенсивным выказыванием благодарности санитарке за свое чудесное спасение, прячется от ее ласк в местной библиотеке. И с этого момента в нарушение всех канонов остросюжетной литературы действие практически должно было остановиться. Дальнейший текст я собирался оформить в виде долгих и бессвязных диалогов между героем и библиотекарем. С похвальной регулярностью герой время от времени спохватывается — надо срочно решать свои проблемы. Он хочет покинуть это вместилище книг, но, побродив меж полок, вспоминает всякий раз нечто важное, о чем срочно и всенепременнейше надо поговорить с библиотекарем. Снова возвращается в закуток, к большому столу под газетным абажуром, к скрипучему креслу, в котором уютно устроился старый книжный червь, к электрическому чайнику, к пепельнице, набитой черствыми окурками… В тот момент, когда я задумался, а почему, собственно говоря, наш герой не может выбраться из библиотеки, где он питается и как справляет нужду, и кто, вообще, на самом деле этот роковой библиотекарь — я понял, что тень Борхеса нависла над моими файлами. Ко всему еще это унылое брожение сильно напоминало известные попытки Переца выбраться в Лес, а Кандида — наоборот. Пришлось прекратить. Чертоги помыслов обратились в руины замыслов. Или что-то в этом роде, только менее высоким слогом. В глазах питерцев читался уже и не упрек, а нечто невысказуемое. Сроки истончались, неопределенность становилась неприличной. Но я держался как десять партизан.
      Работа над эпизодами в психушке зашла в тупик. То есть сюжет развивался сам по себе, возникали и исчезали несуразные личности, героя медленно оттеснял на периферию повествования отмороженный персонаж по фамилии Синебородый. Ничего общего даже в метафорическом смысле не имевший, прошу заметить, с Жилем де Ре. Это заведующий отделением — циничный жизнелюб и хамоватый альтруист. Синебородый вовлекает санитарку и героя в авантюру с медикаментами. Пользуясь халатностью персонала, они вывозят грузовик, под завязку набитый ящиками с морфием, промедолом, амфетамином и псилобицином. Грузовик с этой повеселевшей компанией долго блуждает по неопрятной местности, перебирается на паромах через реки и озера, а в итоге оказывается на унылой и безлюдной каменистой плеши посреди бескрайней серой воды. На вопль героя: «Куда нас занесло?» санитарка, внезапно преобразившись в пышногрудую валькирию, отвечает: «Это Гарсигк».
      Тут я понял, что дела плохи, а вопрос героя в полной мере относится и ко мне. Какое отношения все эти блуждания в джунглях архетипов имеют к «Стране Багровых Туч», я уже не смог бы ответить и под пыткой.
      В поисках сюжетных хвостов я вытянул цепочку слабо мотивированных ассоциаций. Жиль де Ре, от которого я сперва решительно отмежевался, по созвучию вытянул из памяти Ивана Жилина. Приключения Жилина в заброшенном метро, когда он ждет, холодея, столкновения с гигантопитеком, а встречает старого робота, натолкнули на совершенно дурную идею. Действительно, почему бы в запале современного фэнтезийного угара не объявить Жилина воплощением Конана, лица киммерийской национальности? Такой же богатырь, силен, а схватка с роботом в Старом Метро из «Хищных вещей века» — это карнавализация схватки Конана, по большому счету — нашего земляка, с серой обезьяной-людоедом из «Часа Дракона» Р. Говарда. Именно генетическая память его достославного предка и подсказала Жилину, что это может быть гигантопитек. Впрочем, если бы даже в метро оказалась обезьяна, Жилин повторил бы подвиг Конана. Победные аккорды. Памятник Конану в городе Кимры в лучах восходящего солнца. Финальные титры. В главной роли — А. Шварценеггер… Чума!
      Позже я вспомнил, откуда взялся Синебородый. Он был персонажем очень старой, почти тридцатилетней давности заготовки, так и не прописанной до законченного произведения. Тогда я ходил под большим впечатлением АБС раннего и среднего периода и сочинял историю в духе «Второго нашествия марсиан». Действие происходило в наше время (то бишь в те годы). На Земле появились странные существа, напоминающие сожженный комок бумаги. Эти Пеплы летают где хотят, они совершенно неуничтожимы, могут проникать сквозь любые преграды, и с каждым годом их становится все больше и больше. Все попытки контакта провалились, логики в их перемещениях нет. К ним постепенно привыкают, на них делают научные и политические карьеры. Синебородый был, если мне память не изменяет, жизнерадостным циником наподобие Рэма Квадриги. Он уводит у героя возлюбленную, а взамен сообщает ему в утешение, что Пеплы — это суть души умерших инопланетян, каковые посланы на нашу адскую планетку в наказание за грехи, нам неведомые, да и недоступные. Разумеется, он врал. Там еще много было всяких версий, забавных и не очень. В финале герой приходит к довольно-таки плоскому выводу — Пеплы концентрируются в тех местах, где человеческая ложь достигает большой плотности. Заключительная сцена: возлюбленная с ребенком возвращаются в лоно семьи, а увечное дитя и Пепел гоняются друг за другом по загаженной лужайке, и оба, герой готов в этом поклясться, счастливы. Все рыдают от умиления.
      В результате этих археологических раскопок я как-то приободрился и понял, что этическая сомнительность Проекта должна нейтрализоваться маразмом его реализации. И к очередному приезду питерцев я заявил, что да, приму участие в этой безумной акции, но при этом как бы и не приму. Иными словами — вместо продолжения «Страны Багровых Туч» я напишу эссе, в котором объясню, почему я не написал означенного продолжения. Что, собственно говоря, сейчас и делаю.
      Итак, продолжаем: а) исповедь; б) проповедь; в) отповедь, — ненужное вычеркнуть.
      Сииебородый был решительно секвестирован, санитарка лишена хтонических атрибутов. Герой возвращен в библиотеку, его унылые попытки выбраться из нее тоже элиминированы. На санитарку рука не поднялась. Библиотекарь тоже остался. Сохранил я и кое-какие фрагменты диалогов героя с хранителем книг, на скорую руку связав их с сюжетом.