Поступление в Архив — 11.02.174
      Извлечение-копия из личного архива генерала Фрагга, Алайское Герцогство, Гиганда
      Совершенно секретно.
      Лично.
      Сохранять не более суток.
      Копирование запрещено.
      Старший наставник Кригг, лагерь «Заггута» — генералу Фрагга, штаб «Алогг».
      Содержание: о событиях в полевом лагере Его Высочества закрытой Гуговской военной школы.
      Брат-воин! Еще с тех времен, когда я был для тебя просто Волком, а ты для меня — Ястребом, ты знаешь: Кригг не терпит болтунов и паникеров. Это к тому, что фактов у меня мало, можно сказать — одни подозрения. А напуган я более чем всерьез. Именно напуган. Так что ты уж поверь старому Волку — дело не дутое, и масштабы его — не школьные.
      Наши тритончики, птенцы и волчата с котятами, сам знаешь, не просто сопливые пацаны-воспитанники. Это — элита, будущая верхушка армии. И если здесь запахло гнильцой, то давай бояться быстро и по-деловому. И пусть лучше потом мы назовем себя трусами и перестраховщиками, чем… Нет, без всяких «чем»!
      Итак. Сегодня я могу уверенно констатировать: в школе действует тайная организация курсантов подразделения «А», то есть младшего звена (11–13 лет). Именно так, в точном смысле: не игры какие-нибудь и не вербовка детей взрослыми резидентами врага, а детская замкнутая и отлаженная группа. И немалая. И действует давно.
      Помни, пожалуйста, с чего я начал это письмо. Поверь, мне не до шуток. Знаю, так не бывает. И все же — есть!
      За последний месяц я предпринял две попытки внедрения в организацию наиболее доверенных курсантов. Оба — дети моих боевых товарищей, высших чинов штаба. (Ты их знаешь, конечно, но ведь бумага имен не терпит.)
      В обоих случаях действовали их отцы, мое имя не упоминалось, секретность предельная. И в обоих случаях внедрение как будто удалось.
      Как будто… Переход на сторону организации обоих «резидентов» ныне не вызывает сомнений. Все поступающие от них — через отцов — сведения — явная дезинформация.
      Деятельность организации: достоверных фактов нет. Предположительно — направленность пацифистская. Структура, похоже, примитивнейшая: нет «пирамиды», нет «троек» или иных принятых в подполье схем. Все знают всех. При этом конспирация на удивление действенная: само существование группы как бы не очень и скрывается, о деятельности же ее — ничего. Ни одного «перебежчика» и ни одного согласившегося что-либо сообщить. И ведь ты понимаешь, чьи у нас учатся дети. Это тебе не рядовая воинская школа. Так что в средствах воздействия я ограничен, чтобы не сказать связан по рукам и ногам.
      Состав группы мне известен более чем на треть. И что с того? Нет данных о главарях, о способах вербовки, истоках идеологии, уставе, целях…
      Твердые же факты таковы. Все достоверные члены организации — отличники учебы и боевых дисциплин, лидеры по всем видам тестов. Причем это не метод «их» отбора: показатели начинают расти именно после вступления в группу. Для конспирации, согласись, это было бы слишком сильно. А вот идея внедрения в высшие военные сферы «снизу» просто напрашивается.
      Далее: достоверное отставание членов группы в росте и весе от средних показателей. Гипотеза о самоограничении в питании или об отказе от части продуктов не подтвердилась. Все виды нагрузок. — общие. Тайные изнуряющие тренировки практически невероятны. Курение, как и прием любых токсинов или стимуляторов, абсолютно исключаются.
      Как тебе такое, брат-воин? Однако и это еще не самое… «Работаю» я над темой уже не первый месяц. И могу ручаться: обычные виды связи с внешним миром, особенно в условиях полевого лагеря, — под абсолютным контролем. Общие собрания или хотя бы собрания части группы почти невозможны. Связь внутри группы перепиской — исключается…
      Тем не менее организация несомненно действует и растет — это подтверждает и психотестирование, и мнение опытных контрразведчиков из числа наставников школы. Да и просто нюх — не мне тебя учить, что это значит, — когда подполье есть, тут уж не усомнишься, просто знаешь, и все.
      Итак, резюме: официально запрашиваю о разрешении на электронный контроль и, соответственно, о выделении полной схемы аппаратного обеспечения высшей категории и техперсонала к нему, снабженного чистой легендой. Выходи на высшую контрразведку и сочиняй что хочешь, но добудь.
      Генерал, главная угроза сегодня — не с Запада! Она здесь. Ну и чтобы не быть голословным и дать тебе почувствовать мои дела, прилагаю одно письмо: тринадцатилетнего Волчонка, несомненного члена организации — родителям и младшему (10 лет) брату. Год назад этот курсант был категорически против появления брата в школе, входил в список «Z» — кандидаты на отчисление по нелояльности к идеалам школы. Последние месяцы — резкое изменение. Скачок в учебе, контактен, полное исчезновение признаков депрессии. Впрочем, суди сам. (Для справки, информация не секретная: отец — заместитель начальника штаба группы «Арихада» Северо-Западного округа. Ты его должен помнить — шел на два курса старше нас — Кузнечик.) Приложение. Письмо родителям. Фотокопия.
      Мама, отец, Фанг, здравствуйте. Из лагеря пишу второе письмо, а от вас пока ничего. Жду. Мои дела прежние: все в норме. Как и обещал, взысканий не имею, получил значок за успехи в спорте — первое место в беге и третье на полосе препятствий. Наш Белый Волк, кажется, наконец перестал удивляться и думать, будто я морочу ему голову, а сам вот-вот снова служить расхочу. Верьте и вы: лесным егерем, офицером я стану. И бригадиром стану, и генералом. Если будет нужно. Во всяком случае, учиться я буду столько, сколько нужно, чтобы знать и уметь много.
      Фанги, малыш, я не шучу. Помнишь наш разговор ночью, когда я приезжал в отпуск? Так вот, все, что я рассказывал — сбылось. И это ты сможешь получить только здесь, в Гуговской школе. Таких знаний, таких перспектив настоящего роста ни на какой гражданке нет. Пока нет. Надеюсь, ты меня понима-ешь. Вот мы научимся, нас станет больше — и тогда мы сможем принести эти знания другим — тем, кто захочет помогать Алаю победить его настоящих врагов и сделать жизнь на Гиганде счастливой. А пока — поступай в Гуговскую, и нас уже станет больше. Давай. Жду тебя.
      С приветом и жду писем.

Ваш Бригг.

* * *

      Как видишь, генерал, если не знать, не вчитываться в мелочи — письмо как письмо. Веселый, уверенный, спокойный парень. Любой психолог с легким сердцем занесет его в список «А» — искренне лояльные, в коррекции не нуждаются. Но когда ищешь, понимаешь то, чего цензор, конечно, не заметил. Братишка-то уже в курсе, и Волчонок этот ему едва ли не прямым текстом сообщает: дело, мол, идет, все хорошо, присоединяйся. Дорого, ох дорого я бы отдал, чтобы услышать, что он говорил младшему брату той ночью — когда бригадный с женой спали, счастливые и гордые, что воспитали такого сына: вот, перебесился и теперь выйдет в люди, станет опорой отечества…
      Но тот разговор — ладно. Ведь не последний же он был такой. Так что нужны «клопы» — и не какие-нибудь списанные, а самый высший класс! Наши ребятишки — это тебе не деревенщина-дикобразы, которые не замечают микрофонов величиной с орех.
      Короче. Надеюсь на твою быстроту, но — без спешки! Привлекать ли к этому делу кого-нибудь еще — смотри сам, тебе там виднее. Однако Лиса я бы пока не беспокоил: он ведь не электронику пришлет, он сам заявится. А дело хоть и серьезное, но не из таких, где нужно гнать. Я уж на что дышать боюсь, а по три раза на дню все же думаю: спугнул или пока нет? Из активных действий только на «засылку» двоих ребят и решился — так ведь тихонько как, они и сами не знают, на что пошли, папочки аккуратно сработали, дело не новое для них. А Лис, он, конечно, мастер, не нам чета, но — ты ж его знаешь — ждать он не любит.
      Все. Не звони! Только так — пакет с курьером.
      Здоровья и силы!

Волк

 

Ево Вакудиан, младший кандидат Храма Времени, Йядра, Надежда

      …вот ведь чепуха какая опять они меня запутали пятый день я здесь завтра говорят и испытательный срок кончается а как не знал ничего так и до сих пор… болтовни об этом Храме было столько и все разное поди-ка проверь а интересно же вдруг хоть что-то правда вряд ли конечно хорошее и вдруг правда редко и обычное-то хорошее случалось а уж сказки эти нет не бывает да и страхи тоже если честно сказочные и всегда всегда разное как же верить если ничего почти не совпадает то будто в Храме нет времени то есть нет вообще живут там значит кто попал а время у них не идет…а как в Храм этот попасть а никак он сам выбирает но только чтоб дети не очень большие но и не мелочь и они там не растут и понятное дело не заболевают и не надо ходить за едой в эти их лагеря где пока анализ не сдашь и лекарство не проглотишь еды не дают или в город где еды почти уже и нет… только никто ведь из знатоков этих крысоголовых сам ни Храма ни дороги к нему не видал байки одни а те кто видел якобы те совсем другое говорят только верить-то им мало кто торопится больно уж складно выходит прямо хоть бросай тут все и рви во все лопатки за ними сам-то дороги никто пока что не находил а пытались и не раз и я сколько раз пробовал вслед за ушедшими нет в Храм дороги… а те что соглашались и увести себя давали их потом долго никто не видал так что ясное дело слухи всякие идут дескать наоборот все и ничего этот Храм не спасение на самом деле там детей в жертву Духу Времени приносят а коли так что ж тогда они потом ходят и зовут туда других если в жертву а это не они ходят это куклы ходят точь-в-точь как они но куклы вроде тех плохих людей с бубенчиками вид один…да мало ли еще наболтают и понятно что врут все а только интереснее делается вот я и пошел как один остался дней с десять протерпел без сестры и пошел пусть в жертву а все-таки вдруг правда лечат там какая у меня жизнь что одному что в Общину податься все одно через год заболеешь как все илп ходи каждый день за таблетками этими от которых потом не голова а орех пустой и ноги ватные зато говорят дольше будешь здоровым а зачем дольше… психовал конечно когда меня вели тоже ребята и с виду люди как люди а все-таки страшно плохие люди они тоже ведь с виду… когда входили стыдно стало что трушу ну их думаю пусть хоть съедят а бояться не буду мы и не такое видали даже запеть себя заставил но это все так видимость одна а как карабин велели отдать все скис не человек я без оружия даже вспотел все кругом обычное дом как дом а меня колотит все равно как голый по гнездам змеиным идешь… сейчас-то смешно вспоминать и стыдно никто меня тут понятно не съел и никому в жертву не принес да и некому тут жертвы приносить и вообще ничего тут нет то есть дом есть большой огромный даже дом и где они его прятали…ребята есть пацаны в основном а волшебства или хоть чего-то эдакого ни на чих и чего они это Храмом называют чтоб мы что ли шли сюда так я бы лично и так пошел за одной надеждой только…сперва я думал прячут главное срок испытательный проверка понятное дело а теперь вижу нет вот кончится завтра этот срок и все так и останется как в том лагере за озером когда еще почти все наши были… утром значит тут бегать и плавать потом еда тоже обычная кстати потом не как в лагере вместо стрельбы книги и кино больше всего про то как жили до Болезни и Угона какие были города моря страны в общем история ох и тошно от этого всего хоть и интересно ужасно и читать и особенно смотреть хоть плачь… нас жалко себя была же жизнь красивые места просто мурашки по спине какие красивые и никаких ни у кого карабинов а людей-то всюду полно и выходит сами они все это запачкали сожгли и испортили а потом и Болезнь и Угок…так ведь не ради же этого меня так в Храм звали-тянули змеиный хвост нет узнавать все интересно книг-то у них ото у нас даже тогда за озером и сотой доли того не было а фильмов я таких и вовсе отродясь не видал в старом доме была установка но дряхлая и записей мало а потом и она сломалась я-то не умею чинить сестра раньше копалась когда еще могла… и все-таки Храм для чего-то же если бы нас просто учить собирали зачем тогда все эти секреты, тайны… ладно день еще потерплю дольше терпел а там пойду к этому Арвиану он сам говорил спрашивай только как спросишь смешно вроде у такого же пацана вот в лагере был из колдунов один он не заболел и теперь такой как все были до Болезни он много знал и учил всех а тут дети одни правда если приглядеться Арвиан этот все-таки малость не такой его тут слушают все но не как мы подчинялись старшему в лагере или там дежурному а вроде как самого умного что ли и он так и ведет себя не командует спокойно так скажет а они уже глядишь и пошли выполнять… говорят надо привыкнуть не знаю похоже кое-что все-таки есть в этих рассказах про время которое не идет не бывает таких мальчишек…как ни верти а Арвиан и еще эти трое его помощники должны быть старше меня хотя бы лет на пять но ведь это даже если все они такие что не заболели все равно видно бы было не может же человек не расти если только и вправду время тут не остановилось…короче запутали меня совсем вроде и нет ничего о чем болтают ни храма никакого ни молитв ни жертв ни колдовства а вроде что-то и есть хоть и без чудес особенных а необъяснимое и даже без оружия вполне можно…все так и я так ну раз никто не боится и ничего не случается… первые дни я не решался так думать даже и про себя а теперь вижу карабины и там снаружи были не так уж нужны сколько времени никто ни одного плохого человека не видел только готовность всегда была а сами они вроде как попрятались так что выходит здесь я только жить и стал нормально и учиться…не стрелять учиться во все незнакомое а чему-то интересному другие кто здесь давно учатся больше намного и даже уходят куда-то в другое здание странно только домик совсем маленький а ребят туда влезает человек тридцать и долго там целый день иногда а ведь почти будка что за фокусы… ладно терпи все узнаешь другие тоже терпят…пацаны молча девчонки ясное дело сплошная стрекотня но все равно как-то чувствуется что всем здесь лучше видно же ни богов здесь нет никаких ни Духа этого Временного только мы ну и хорошо и ладно подождем…а пока кино начинается сегодня про войну…

 
      Поступление в Архив: 24.04.173
      Извлечение-копия из документации КОМКОН-2 Ян Елитов
      Зона ответответственности: юго-восточный материковый сектор
      Фрагмент отчета.
      Стилевая манера: «артист» консультант-наблюдатель. Надежда
 
      Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, изрезанные, словно бы ранами, глубокими трещинами. Весь пейзаж был залит желтым бледным светом, делавшим местность еще более унылой. Ни строения, ни даже деревца не виднелось до самого горизонта.
      Близился рассвет, следовало бы двигаться скорее. Мой сопровождающий, однако, спешить не думал. Казалось, обо мне он вовсе позабыл. Поторопить же его не было никакой возможности: языка я по легенде не знал вовсе. Кроме того, мне не вполне было ясно, должен ли вожатый видеть во мне человека или же только беречь как груз. За всю ночь он ни разу не поглядел в мою сторону.
      А ведь я знаю, что гость с лицом, подобным моему, и моей манерой в этих краях — явление нечастое. То есть лицо такое тут встретить можно. То же — и манеру поведения. Но не в одном человеке, а только по раздельности. Ибо внешностью по здешним меркам я похожу на пятнадцатилетнего, а значит, и держаться должен соответственно. А отнюдь не так, будто мне за сорок. Чего, впрочем, тут вовсе не бывает, если не считать «колдунов».
      Несколько времени спустя мы выехали на неширокую полосу сухой глины между двумя оврагами. Двигаться стало легче. Вдруг сопровождающий стал посматривать в сторону и наконец, оборотившись ко мне, сказал безо всякого выражения: «Следует здесь объехать, краткий путь опасен». Я же, как и полагается, его не понял, а только изобразил на лице по возможности добродушное выражение.
      Увидев причину его беспокойства, я про себя согласился с его намерением. В стороне от нашего пути одна из овражных расщелин была с водою. Выглядела эта вода, или, точнее, жижа, неприветливо, и мы наконец свернули.
      Между тем час от часу становилось светлее. Первые лучи, предвещавшие восход, уже облизывали верхушки дальних гор, делая их словно бы хрустальными. Ехать стало веселее.
      Обогнув опасное место, мы вновь вернулись на прямую дорогу. Солнце показалось над горами, и я увидел невдалеке лагерь. Несколько убогих хижин, обнесенные частоколом, да два дозорных шалаша на подходах составляли его весь. Впрочем, такую примерно картину я и ожидал. Эх, видно, и тут мне ничего не сыскать — решил я про себя. Распрощавшись жестами с вожатым, я направился к наиболее пристойному из строений, полагая в нем дом местного «колдуна» или иного начальства. Проход между хижинами служил единственной здесь «улицей». Он был неширок и зажат между тяжелых старинных заборов, поставленных, наверное, еще в те времена, когда здесь верили в действенность столь убогой защиты.
      Хозяину было, наверное, за сто — на вид. Он едва ходил, так что я помог ему подняться по ступеням крыльца. Внутри дома было, впрочем, чисто и ухожено, и имелась вполне приличная аппаратура для связи — нашего производства. Нашлись и более молодые с виду аборигены. Толку от них, правда, было ненамного больше, чем от старшего, каковому оказалось то ли двадцать пять, то ли двадцать шесть лет. Не то чтобы никто из них не хотел мне помочь. Желание-то было, да вот знать о моем деле они ничего не могли. Выяснил я у них лишь то, что своего колдуна в лагере нет, редкость это — колдун, не в каждом и большом поселке имеется, а есть таковой у соседей с севера, и можно ему позвонить, ежели есть такая надобность, потому что просто так, без дела беспокоить колдуна никак нельзя, очень он на это, значит, сердится. Так что вот тут видеофон и вот его номер, да вот беда, как его набирать, знает один только Охотник, а он как раз сейчас ушел, змеиный хвост, вчера еще ушел или даже третьего дня — видать, охотиться он ушел, потому что зачем же еще Охотнику вдруг уходить, как не на охоту; нужно, чтобы каждый делал свое дело, иначе что же тогда получится, если, скажем, Охотник возьмет и станет просто так вот, змеиный хвост, уходить — ведь если вдруг человеку позвонить надо, а как номер набирать, никто здесь, кроме Охотника… Ну и так далее. Одно слово — лес. Лагерь.
      Это не солдаты из города — из тех-то, наоборот, слова не вытянешь.
      Что ж, и это была удача. На экране появился обычный человек; я настолько отвык тут от подобного явления, что в первые секунды «не включился», а просто смотрел на него и улыбался. Со стороны это, вероятно, выглядело довольно глупо, но я ничего не мог с собой поделать. Он и вправду ничем особенным не выделялся и в других условиях вполне бы подошел под столь любимое писателями и нашими психологами определение «незаметный». Но это — в других условиях. Здесь же вид спокойного, немного усталого пятидесятилетнего мужчины, без всех этих атрибутов непрекращающейся игры в войну, без этой всеобщей ауры клиники для неизлечимых шизофреников, когда уже на второй день тебе начинает казаться, что, кроме совсем маленьких детей, кругом нет ни одного нормального — здесь вид такого человека все же поражал.
      Мой собеседник, видимо, понимал это и молча терпеливо ждал, пока я освоюсь. Наконец, увидев, что я «включился», он склонил голову в приветствии.
      — Мы ждали тебя, Ян. Ваши, из Центра, мне сообщили. — Голос у него был тоже обычный: усталый голос усталого человека лет пятидесяти. Человека, измученного грузом постоянной ответственности за тысячи других, помочь которым он не может почти ничем.
      А мы? Что можем здесь мы?..
      — Приветствую тебя и желаю здоровья, — произнес я готовую формулу. — Прости, но твое имя мне неизвестно.
      — Для всех здесь я гаттаух. Однако ты можешь называть меня по имени: Багуан, ведь для них ты тоже незаболевший, один из нас. Как ты добрался?
      — Благодарю, — я поклонился и прикрыл глаза, — мне дали сопровождающего и транспорт.
      — Что ж, будем кратки. Боюсь, о твоем деле мне известно мало. Что-то связанное с этой легендой о «Храме Времени»?
      — Да, с легендой. — Я помолчал, подбирая слова. Мне очень нужна была его помощь, и я слишком хорошо знал, как легко обидеть и без того издерганного, вечно невыспавшегося «колдуна». К тому же — годы абсолютной власти…
      — Багуан, мы имеем основания думать, что эта история с Храмом — не легенда. Во всяком случае, не совсем легенда. Что-то все же происходит реально — есть факты. — Я помолчал выжидающе, но он только поморщился при слове «факты», ничего не сказав. Что ж, попробую надавить на святое — не забыл же он за эти пару лет, чего они тут все так боятся.
      — Ты гаттаух, ты за них отвечаешь, за всех. Они могут лишь знать, а ты — помнишь. Помнишь Всеобщий Угон, помнишь, как они охотились за детьми. Последнее время этого нет — ни «плохих людей», ни прочего. Вас стало больше, и болеете вы меньше — мы уже кое-что можем. И мы, и вы немного расслабились. Начали надеяться…
      — Да, будь они прокляты, мы — начали! — вдруг выкрикнул он, весь подавшись к визору, так что его лицо заполнило экран — я даже отпрянул. — Да, вы продлеваете жизнь тем, кто к вам приходит. Но прошу тебя, думай, прежде чем говорить дальше! Ибо если ты скажешь, что они снова взялись за наших детей и что эти легенды — не легенды… — Он замолчал и прикрыл глаза, заставляя себя успокоиться. — Прости, землянин, я тебя слушаю.
      — Тебе не за что просить прощения. Это твой мир, и мы слишком мало можем вам дать, чтобы иметь право вмешиваться. — Я снова поклонился. — Поэтому без полной уверенности я бы не пришел. Храм Времени — или что-то подобное — существует. И это — нечто действительно новое в их арсенале. Если, конечно, это они…
      Багуан поднял глаза и спокойно выдержал мой взгляд.
      — Полная уверенность! — Он горько усмехнулся одним уголком рта и покачал головой. — Дорого бы я отдал за уверенность хоть в чем-то, что творится в этом полумертвом мире. Что ж, давай свои факты, что там такого нового, и будем думать вместе.
      — Факты таковы. Во-первых, дети действительно уходят. Но — и это во-вторых — многие из них позже возвращаются — чтобы увести за собой других. При этом для увлечения новых адептов они сами пользуются сказкой о Храме, в котором никто якобы не взрослеет. Пока что мы располагаем только этим. Точное местонахождение Храма неизвестно. Возможно, их несколько, или же, что более вероятно, он меняет положение. Тем не менее дети туда дорогу находят. Последние вот сведения — из ваших краев.
      Мы помолчали. Потом гаттаух медленно заговорил:
      — Ян, мы знаем, ты здесь уже не чужой. Наши беды тебе не безразличны. Не обижайся на меня, но все же, может быть, ты ошибаешься? — Вежливые интонации в его голосе едва скрывали раздражение. Ну да, конечно, «не чужой»… И все-таки пришелец, благополучный человек из благополучного, здорового мира. Что он может понимать в наших делах, как ему почувствовать боль того, кто все видел, все помнит…
      — Я хотел бы ошибаться, — ответил я, — но факты точны.
      — Однако послушай и меня. — Он снова говорил ровно, без эмоций. — За эти годы — годы эпидемии — нас не просто стало мало. Нет — нас нет вообще. Я и еще горстка долгожителей — это же ничто, ты понимаешь. Но в этот мир пришли они, наши дети, и они заполняют его на глазах, словно… Ладно, не о том речь. Они ведь ничего почти не знают и не умеют — только выживать, плодиться и ждать, надеясь, что их детей — или внуков, правнуков — болезнь когда-нибудь отпустит. Теперь вот есть вы, и надежда стала реальнее. Но главное-то — главное осталось: они — не мы. Нашего мира нет, он не вернется, и даже мы, те, кто помнит, давно забыли о нем, заставили себя забыть. А у них свой — странный, больной, дикий — но свой, новый мир. Большинство из них неграмотны. Все, чему они успевают научиться — не считая инстинктов, — это выживать, добывать пищу… Ну, теперь — еще и выращивать. Но ведь человеку этого мало! Вот они и создают дикие, нелепые суеверия, страшные сказки — и сами в них верят. Слышал ты о культе Черного призрака?
      — Это под Приной, когда они себя сожгли? — Я прикрыл глаза и закинул голову в знак скорби.
      — И там тоже. Мы ничего не могли сделать: не было еще даже ваших видеофонов, не то что летающих машин. И это — только самое страшное. Поклонялись чему угодно и играли во что угодно. Пойми же, Ян, это не дети, но это и не взрослые. Они уже и до болезни растут в сумасшедшем мире, они стрелять по живому учатся раньше, чем читать — те немногие, кто вообще учится читать. Да по сравнению с нашими дикари из ваших фильмов о прошлом Земли — уже цивилизация! Боюсь, мне тебя не переубедить, но, честное слово, этот твой Храм Времени — мелочь, эпизод. Ну да, слышал я о нем, давно уже слышал. — Он поморщился. — Так ведь я тут о таком слышал и такое повидал… Ну хорошо. Я обещал помочь — и помогу. Что ты, собственно, предлагаешь?
      — Предлагай ты, я готов слушать, — сказал я.
      — Ладно, Ян, — он просто улыбнулся, — будем считать, что этикет ты знаешь. Забудем эти глупости, я с тобой не с первым работаю из землян.
      — Принято, Багуан. И все же — сначала ты.
      — Что ж, — он обернулся и подозвал кого-то жестом, — тогда ты, Ян, подожди моего человека, он привезет тебя сюда. А мы тут пока попробуем выйти на свидетелей. Поедешь на юг, в лагерь Гелидиана, привезешь вот этого человека, — обратился он к появившемуся в поле зрения парню лет пятнадцати — с поправкой на наши лекарства. Выглядел он, соответственно, вдвое старше. — Спеши.
      Багуан снова повернулся ко мне:
      — А ты помоги мне пока своими фактами. Легенда — плохой источник информации. Правда ли, что в Храм берут только старших из детей до болезни?
      — Да, у нас такие же данные. К детям младше восьми адепты не обращались, и никто из них в Храм не уходил.
      — Ладно, будем искать среди старших. Но скажи, землянин, ты сам-то, просто сам — ты веришь?
      Я помолчал. Очень хотелось его успокоить, ведь я его отлично понимал. После нескольких лет тишины появилась надежда — и принесли ее мы, земляне. А теперь прихожу я и сообщаю ему, что все начинается снова. Или — еще хуже. Потому что раньше детей можно было оградить, научить, предупредить. А что делать, если за ними начнут приходить не куклы — пусть сколь угодно мастерски выполненные, — а их знакомые, настоящие, живые сверстники? Что, снова стрелять? В кого, друг в друга?.. Не удивительно, что он так много говорил. Не меня же он надеялся переубедить… И все же я сказал правду: