Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Миры братьев Стругацких. Время учеников - Миры братьев Стругацких. Время учеников 1

ModernLib.Net / Чертков Андрей / Миры братьев Стругацких. Время учеников 1 - Чтение (стр. 33)
Автор: Чертков Андрей
Жанр:
Серия: Миры братьев Стругацких. Время учеников

 

 


      Кажется, впервые у Рудольфа Сикорски появился реальный шанс встретиться с противником лицом к лицу. Была надежда, хотя и слабая, что какая-то часть первично инициированных смогла пережить войну, разруху и репрессии, пребывая ныне либо в коридорах власти, либо в числе легальных «выродков», либо в подполье, либо вообще за пределами контролируемой Неизвестными Отцами территории (например, в стране мутантов на Юге). Было предположение, что Странники могут еще вернуться и возобновить работу. Как бы там ни было, но Сикорски настоял, чтобы вся деятельность землян на Саракше, формально оставаясь в ведении Комиссии по Контактам, на деле была подчинена Галактической Безопасности. Здесь, увы, не обошлось без накладок: сведения о планете, например, были засекречены непоследовательно, что и привело в конце концов к утечке информации — молодой сотрудник ГСП Максим Каммерер не обнаружил в каталоге планет запретительного знака, посчитал этот мир необитаемым и надумал его посетить…
      Это, впрочем, случилось позже. А в конце 52 года Рудольф Сикорски отправился на Саракш лично. Сначала он всего лишь хотел разобраться в ситуации на месте, однако разбирательство это затянулось на добрый десяток лет. Прогрессоры действительно мало чем могли помочь пережившей ядерную войну планете, здесь требовались соединенные усилия многих ведомств Земли при одновременном сохранении режима секретности. Сикорски взял на себя работу по координации этих усилий. Он боролся с надвигающимся голодом, помогал отражать десанты подводных флотов обнаглевшей сверх меры Островной Империи, делал еще тысячу дел — и ждал. Он ждал, что, может быть, когда-нибудь некто попытается пробраться к генераторам и вернуть их к первоначальному режиму. И вот тогда…
      Засаду надлежало разместить как можно ближе к генераторам — значит, следовало войти в ближайшее окружение властителей страны, а в идеале — взять под контроль все разработки, связанные с излучением. Сикорски смог — не без труда и не вдруг — решить и эту задачу. Впрочем, и работу в Комиссии по Контролю он не оставил, время от времени появляясь на Земле. Официально, кстати, Рудольф Сикорски Землю как бы и вообще не покидал, а на Саракше трудился скромный Прогрессор Карл-Людвиг Вайзель…
      (У него вообще было много имен — и до, и после этих событий. Для пользы дела. Но неожиданной и мрачной издевкой казалось ему, наверное, то, что в сложившейся при Неизвестных Отцах «табели о рангах» посту Сикорски в тамошней иерархии соответствовала не какая-нибудь иная кличка, но — Странник. Именно Странник.) Он не дождался на Саракше эмиссара Странников. Зато в 57 году до планеты добрался неофит ГСП Каммерер, который вскоре стал решать проблему башен отнюдь не в духе планов Галактической Безопасности. Впрочем, эта история хорошо известна. Теперь, задним числом, можно даже догадываться, за кого вполне мог сначала, еще не располагая всей информацией, принять этого необычного по здешним меркам и неуязвимого молодого человека Сикорски, уже предельно утомленный постоянной готовностью к контрудару. Впрочем, и прибывший инкогнито инспектор Мирового Совета (появлялась, по слухам, и такая странная версия) едва ли сильно обрадовал бы шефа СГБ: делами на Саракше он заправлял круто, не считаясь ни с сантиментами, ни с прогрессорскими канонами, а лишь со своей совестью да со своими представлениями о мере лежащей на плечах ответственности…
      Сидение Рудольфа Сикорски на Саракше еще продолжалось (после уничтожения Каммерером генераторов там хватало забот и без Странников), его помощники на Земле прилежно надзирали за разбросанными по планетам Периферии «подкидышами», Горбовский спорил с Комовым о пределах компетенции Галактической Безопасности, а между тем, пишет автор, в начале 60-х Странники вновь занялись земным человечеством. Действовали они, однако, предельно тихо и аккуратно, не потревожив до поры бдительного покоя СГБ. Причины такой тишины и аккуратности заключались не только в нежелании беспокоить ведомство Сикорски — перед Странниками на какой-то срок вдруг возникли и технологические трудности.
      С конца 30-х существовавшие ранее раздельно процедуры биоблокады (прививки вакцины «бактерии жизни») и фукамизации (растормаживания гипоталамуса) волею Мирового Совета были объединены в одну, причем обязательную для выполнения. Все фукамизированные по новой схеме на длительное время оказались непригодны для целей Странников, потенциальный контингент которых могли теперь составлять лишь рожденные до 38 года включительно. Но от главной цели своей Странники не отступились, хотя им и пришлось менять тактику. В начале 60-х, как это теперь известно, были осторожно активированы первые несколько десятков так называемых «люденов», в их числе и будущий герой Большого Откровения Даниил Логовенко.
      В 63 году Сикорски вернулся на Землю. Находка двумя годами раньше охранного спутника Странников над Ковчегом привлекла, конечно, внимание Галактической Безопасности, но куда больше Рудольфа Сикорски обеспокоили события на Надежде. Исследователи и интерпретаторы могли вволю спорить о целях, ради которых Странники осуществили почти полную эвакуацию населения планеты, а затем устроили изощренную охоту на уцелевших детишек — работникам СГБ это было знакомо еще с Пандоры. Конечно, были и особенности: попытка Странников провести селекцию то ли еще больше подхлестнула уже начавшуюся пандемию «генного бешенства», то ли сама эту пандемию и вызвала.
      Можно предположить, пишет Т. Вандерер, что процент пригодных для метаморфоза людей оказался чрезвычайно высок. Поэтому Странники, не располагая уже из-за всепланетной катастрофы временем на борьбу с болезнью, пошли на отчаянный шаг — тотальную, без разбора, эвакуацию населения в прежнем, неизмененном облике. Может быть, несчастным аборигенам пообещали здоровую и долгую жизнь в ином, куда более совершенном теле. Может быть, им посулили поголовное исцеление в некоем исполинском космическом госпитале. Детали исхода противоречивы и до конца неясны, судьба же немногих оставшихся на планете столь же незавидна, как у их собратьев по несчастью с Пандоры.
      Собственно говоря, в уже знакомую СГБ схему действий Странников теперь добавлялись детали, существенно не меняющие главного принципа. Подобно тому, как земные Прогрессоры пытались поднять как можно большее число несовершенных гуманоидных рас до социального уровня Земли, Странники должны были ощущать неодолимую потребность поднять максимальное число носителей разума до их, Странников, биосоциальной стадии.
      Сходство с земным Прогрессорством выглядело чисто внешним (недаром автор считает нонсенсом само понятие «прогрессорская деятельность Странников»): там — ускорение и облегчение естественно текущей социальной эволюции (по крайней мере — в теории), здесь же — не только крутой поворот биологической эволюции вида, но по сути уже начало новой эволюции, имеющей с прежней разве что видимость причинно-следственной связи. Для Рудольфа Сикорски это было равноценно резкому насильственному прекращению течения человеческой истории, прекращению самого существования человечества, чью безопасность он был призван отстаивать.
      Возвратившись домой, Сикорски стал укреплять именно земные службы, в первую очередь Комиссию по Контролю: главных событий он ждал теперь не в космических далях, а здесь, рядом. Вскоре в КОМКОНе-2 оказался Максим Каммерер, доставивший когда-то Сикорски столько хлопот, а затем ставший надежным (хотя и не посвященным во все тайны) помощником. Чуть позже в эту организацию перешел и Михаил Сидоров, еще тридцать лет назад пообещавший добраться когда-нибудь до хозяев «амазонок» не со скальпелем, а с чем-нибудь посущественнее. Отныне все внимание Сикорски было приковано прежде всего к Земле.
      Но следующие без малого пятнадцать лет оказались временем затишья. Новых видимых опасностей не прибавилось, достоверной информации о вмешательстве Странников в земные дела не поступало. Сотрудники Сикорски занимались рутинными делами по контролю научных исследований да обработкой прежних данных. А сам Сикорски все ждал подвоха, ловушки, заранее спровоцированной случайности — и не спускал глаз с «подкидышей». Впрочем, как теперь известно, и Леонид Горбовский не оставлял своих метаний в поисках источника будущих потрясений, которые — он был почему-то в этом убежден — просто не могли миновать человечество Земли.
      …Потом был июнь 78 года — развязка затянувшегося ожидания, конец дела «подкидышей», конец профессиональной карьеры Рудольфа Сикорски, конец его детища — Совета Галактической Безопасности, а заодно и начало конца Прогрессорства, по которому рикошетом ударило общественное мнение, старательно подогретое Айзеком Бромбергом и лихими журналистами. Сикорски, которому официальные и неофициальные расследователи припомнили очень многое, добровольно ушел со всех постов и провел остаток жизни сугубо частным лицом, никогда более не пытаясь открыто выступать в профессиональном качестве. (Тем не менее, по свидетельствам Каммерера и других, экс-руководитель КОМКОНа-2 и СГБ до конца жизни своей частенько возвращался мыслями к угрозе, которую он теперь не сможет предотвратить, и к делу Абалкина, которое он даже иногда начинал считать чуть ли не специально подстроенной хитроумной провокацией противника, увенчавшейся полнейшим успехом.) Сохранившиеся «детонаторы» перешли, как утверждали данные проверки, в стойкое латентное состояние, а уцелевшие «подкидыши» так никогда и не проявили, кажется, каких-либо свойств, выходящих за рамки сугубо человеческих представлений. Для общественного мнения теперь, после разоблачения «синдрома Сикорски», проблема Странников окончательно перекочевала в область исторических анекдотов и случаев из психиатрической практики. Желающих открыто и всерьез разрабатывать эту тему не находилось более даже среди самих комконовцев, а если даже кто-то из них и думал иначе — он молчал.
      Так Земля встретила начало 80-х.
      Все дальнейшие события принадлежат, собственно говоря, уже истории Большого Откровения и в основном достаточно изучены. Автор, разумеется, не упускает случая заметить, что первые пятнадцать лет (до 95 года) грандиозные игрища могучих космических сил на Земле и вокруг нее совершались не только абсолютно беспрепятственно, но и при полнейшем пренебрежении к ним со стороны всех служб, призванных заботиться о благополучии и безопасности землян. Получить диагноз «синдром Сикорски» по-прежнему не хотелось, как видно, никому.
      Перечисляя происшествия тех лет, Тим Вандерер называет и самоубийство Камилла. Авторская версия основана на факте, не привлекшем в ту пору никакого специального внимания. Незадолго до гибели Камилл для чего-то озаботился снять ментограмму, которую затем без всяких пояснений переслал старому своему знакомому — Горбовскому. Выяснить смысл непонятного подарка Леониду Андреевичу было уже не у кого. Он честно сообщил о странном случае сотрудникам КОМКОНа-2, на чем, собственно, дело и закончилось. Дальнейшая судьба ментограммы не вполне ясна, однако автор утверждает, что в числе прочих экзотических и аномальных деталей имел быть и пресловутый зубец Т. Можно допустить, пишет Т. Вандерер, что мощнейший интеллект Камилла сумел правильно интерпретировать все происходящее вокруг, а затем и понять смысл ментограммы. Киборгизированный организм, естественно, никакой трансформации в Странника не подлежал. Видимо, это и стало последней каплей…
      Так вышло, что осторожно повернуть (пусть даже частично) работу КОМКОНа-2 к некоторым прежним задачам ученики покойного Сикорски Михаил Сидоров и Максим Каммерер решились только в середине 90-х, в тот самый момент, когда в организацию пришел новый сотрудник — Тойво Глумов. Все, что произошло затем и окончательно похоронило интерес к Странникам, описано и рассказано несчетное число раз. Тима Вандерера интересует вовсе не Глумов (которого автор считает таким же непонятым героем-одиночкой, как Сикорски и его ближайшие соратники по СГБ) и не инсинуации вокруг имени Глумова (опровергать которые автор полагает ниже своего достоинства), а совсем иные персонажи истории Большого Откровения.
      В книге очень обстоятельно рассматриваются детали пресловутого собеседования Комова и Горбовского с Даниилом Логовенко 14 мая 99 года. Как известно, стенограмма этой встречи стала решающим аргументом при определении политики руководства Земли в отношении так называемых люденов (которых автор «Всплеска в тишине» считает, разумеется, просто очередным частным проявлением все тех же Странников). Если раньше, пишет Т. Вандерер, у Геннадия Комова и Леонида Горбовского и были еще какие-то сомнения и колебания, то в ходе исторической встречи места для них не осталось. Непроверенные рапорты, сомнительные гипотезы и туманные легенды получили теперь решающее подтверждение: Странники находились на Земле и действовали.
      Полностью скрыть от общества свершившийся факт было уже немыслимо — времена Галактической Безопасности миновали. Человечество находилось меньше чем в одном шаге от небывалого унижения, от осознания полнейшей своей беспомощности перед неизбежным, от гигантского психологического шока, от благоприобретенного комплекса лабораторного животного, внезапно открывшего, что всю жизнь обитало в вольере. (Наверное, в те минуты Леонид Андреевич вспомнил, каково ему было когда-то, много лет назад, хотя бы ненадолго почувствовать себя таким вот подопытным существом, сделавшись источником непонятных радиосигналов.) Никакого удовлетворительного решения, казалось, не существовало. Но решение нужно было находить, и тогда Леонид Горбовский вдруг очень осторожно, сам еще до конца не поняв всех деталей, попытался сформулировать некое предложение. После недолгого размышления идею уточнил Геннадий Комов и счел приемлемой Даниил Логовенко. Коль скоро факт нельзя было скрыть, оставалась еще его интерпретация. Короче говоря, высокие стороны договорились представить происходящее неким сугубо внутренним делом Земли, а несколько сотен отобранных к тому моменту Странников — закономерным (пусть и не для всех приятным) результатом естественной эволюции вида Хомо Сапиенс. Участники совещания полагали (и как потом выяснилось, вполне справедливо), что в условиях всеобщего упадка интереса к проблеме Странников новейшие события просто не увяжутся без специальной подсказки с этим именем и что вопросы типа «У кого учился первый люден?» не станут занимать озабоченное куда более существенными делами человечество.
      Так впервые прозвучала официальная версия Большого Откровения, придуманная ради высших интересов Земли. Так с помощью Логовенко и по настоянию двух членов Мирового Совета в записи беседы образовались лакуны, призванные скрыть опасные намеки и подробности. Кстати, Логовенко позаботился, чтобы впредь Комов и Горбовский могли не опасаться ни ридеров, ни сколь угодно глубокого ментоскопировання, запомнив из беседы ровно столько, сколько требовалось для пользы дела…
      У читателя, видимо, давно уже вертится на языке вопрос об истоках столь поразительной осведомленности автора. Впрочем, последний эпизод Тим Вандерер откровенно признает реконструкцией, основанной на логике всех предшествующих событий и на достаточном числе косвенных доказательств. Что же касается событий в целом… Возможно, так оно все и было. Сам я не берусь судить об этом. Теперь уже — не берусь. С какого-то момента магия авторской логики подчиняет себе читающего и незаметно заставляет поверить — хотя бы пока книга перед глазами — в то, что поначалу выглядело не более чем псевдодокументальными «страшилками». Поэтому и к финалу «Всплеска в тишине» хочется отнестись без излишнего легкомыслия.
      Людены покинули Землю, пишет Т. Вандерер. По крайней мере, так принято сейчас считать. Человечество пережило несколько не самых приятных для своего самолюбия лет. Но в конце концов беда оказалась не такой уж страшной, беспокойство — не таким уж обоснованным, а последствия — не такими уж неприятными, как это виделось вначале. Человечество узнало о люденах, переболело этим своим знанием, рассталось с ними — и уцелело. В сущности, иначе и быть не могло, пишет автор: обитатели тихого водоема вряд ли станут долго убиваться о своей участи из-за одной навсегда покинувшей родной пруд лягушки, пусть и наделенной многими новыми свойствами н умениями. А если кого-то такая аналогия задевает, то можно сформулировать то же самое по-иному: сотни и даже тысячи люденов со всеми своими сверхъестественными возможностями — сила, слишком несоизмеримая с мощью многомиллиардного человечества.
      Все в порядке. Людены ушли. Человечество осталось. Но ведь и Странники остались тоже!
      Пропорция отбора оказалась невероятно удачной для нас, землян: число обладающих третьей импульсной системой безмерно далеко даже от одного процента потенциальных Странников на Саракше, не говоря уже о подавляющем большинстве социумов Пандоры или Надежды. Оставшихся настолько много, что уходящие почти незаметны. Так-то оно так. Но не рано ли мы радуемся? Не рано ли забыли мы о дремлющих в наших организмах других системах, терпеливо ждущих, когда их активирует… Что? Или кто? Естественный ход эволюции человека? Непредсказуемая цепь взрывных мутаций? Или нам снова раз за разом предстоит еще проходить через умело подготовленное кем-то сито?
      Этими вопросами без ответов заканчивается книга. Читатель, осиливший «Всплеск в тишине» до конца, остается в некоторой растерянности. Что перед ним? Крепко сколоченная мистификация? Своеобразная притча о последствиях равнодушия и нелюбопытства? Или все же рассказ о действительных событиях и реальных тревогах? Я и сам не могу ответить уверенно — мне попросту не хватает ни знаний, ни доступной информации.
      А впрочем, надежда получить точный ответ есть. В следующем году, как это положено делать по прошествии ста лет, должна быть предана гласности вся закрытая ранее информация КОМКОНа-1 по Тагоре, затем придет черед и других старых архивов с истекшим сроком секретности. И если реконструкции найдут подтверждение… Если решатся заговорить оставшиеся еще в живых бывшие сотрудники Галактической Безопасности… Что ж, тогда мы, возможно, все узнаем наверняка. Правда, еще до этих пор в любой момент подтвердить сказанное в книге могут ее главные действующие лица — Странники.
      Кстати, я совсем забыл пояснить: по-английски псевдоним автора тоже означает «Странник»…
      Саратов 93, сентябрь-декабрь 96, февраль

Андрей Чертков Неназначенные встречи

      Признаюсь честно: сев за компьютер, чтобы написать послесловие к этой книге, я привычно возложил длани на клавиши, взглянул на чистый еще экран монитора и… совершенно неожиданно для себя испытал чувство полнейшего ступора. Несколько лет подряд говорил я об этой книге — приватно и прилюдно, по телефону и даже по компьютерной сети; я разъяснял замысел сборника, основные принципы и критерии отбора произведений; я убеждал, уламывал, уговаривал, аргументировал и спорил. А вот теперь — я просто не знал, о чем надо (а также можно и стоит) писать!
      О том ли, что книги Стругацких — это не просто великолепная литература, это целый кусок жизни десятков и сотен тысяч, быть может, даже миллионов людей?
      О том, что книги Стругацких учили читателей жить согласно афористично сформулированным нравственным императивам: «там, где царствует серость, к власти приходят черные», «думать — не развлечение, а обязанность», «работать интереснее, чем развлекаться», «жизнь дает человеку три радости — друга, любовь и работу», — и многим-многим другим?
      О том, что вся современная отечественная фантастика (та, которая имеет право называться литературой) вышла из «шинели Стругацких» — из «Стажеров» и «Полдня», «Понедельника» и «Пикника», «Улитки» и «Миллиарда», — и что целое поколение отечественных фантастов отнюдь не случайно считает Стругацких своими Учителями?
      О том, что великие художники Стругацкие, отсекая из своих замыслов, как из глыбы, мрамора, все, что по их мнению было лишним, оставили за «открытыми финалами» своих повестей великое множество нераскрытых загадок, незавершенных сюжетных линий, не прослеженных до конца человеческих (и нечеловеческих) судеб?
      О том ли, наконец, что из любого правила есть исключения, и ставшее в последнее время жупелом заграничное словечко «сиквел» («продолжение») далеко не всегда означает откровенно второсортную, коммерческую халтуру — особенно если пишется такой снквел «не корысти ради», а из любви и уважения?
      Так ведь обо всем об этом — и куда лучше и доходчивее меня — написали в своих вступлениях авторы включенных в сборник произведений, а о том, о чем умолчали они, сказал Борис Натанович Стругацкий в своем предисловии.
      Тем временем дни шли, срок сдачи книги в типографию неумолимо приближался. Я принимал редактуру, проверял корректуру, просматривал иллюстрации и элементы оформления, а по ночам, тупо уставившись в по-прежнему первозданно чистый экран, все пытался связать воедино ускользающие мысли. Лишь тогда, когда времени осталось совсем ничего, — пришла, наконец, спасительная идея, выручавшая прежде многих и многих: если не знаешь, о чем написать, пиши именно об этом.
      Так родилась первая фраза этого послесловия. А затем — затем пришло в голову и название: я позаимствовал его у многострадальной книги Стругацких, мариновавшейся в издательстве «Молодая гвардия» с 72 по 80 год. И сразу все стало предельно ясно. Я понял, о чем можно, нужно и стоит писать — а именно о том, как создавалась эта книга. Книга, о которой я мечтал с самого детства. Книга, ставшая для меня своеобразной «неназначенной встречей». Или, точнее, одной из.
      Странным образом все узловые события — моей жизни оказались связаны со Стругацкими. С полным основанием берусь утверждать: их творчество стало той «рукой судьбы», что безошибочно провела меня через минное поле случайностей*. Право слово, есть в этом что-то мистическое.
      Судите сами.
      Почему в то время, когда круг моего чтения — а следовательно, и интересов — еще только определялся, отец, который фан-
      * «Рука Судьбы п поле случайностей» — так называлось мое интервью с С.Витицким в журнале «Если», 199.5, № 11–12.
      тастику не очень-то жаловал, посоветовал мне прочесть именно «Отель «У Погибшего Альпиниста"» в выписываемой им «Юности», а сразу за тем — «Малыша» и «Пикник на обочине» в «Авроре»? Нет ответа. Но есть итог: круг чтения (и поисков этого чтения) определился сразу и очень-очень надолго.
      Почему книги Стругацких, бывшие в те далекие времена большущим дефицитом, тем не менее попадали мне в руки исправно и с редкостной периодичностью? В итоге — миры братьев Стругацких стали для меня более реальными, нежели окружающий мир, в них я пребывал постоянно, лишь изредка покидая для дел, что называется, житейских. По мере добывания новых книг миры эти постепенно расширялись, а по мере перечитывания старых (скажем, «Понедельник» я прочел раз, наверное, пятьдесят) становились все более осязаемыми.
      Почему восторженное и наивное письмо кумирам, отправленное в 75 году юным фэном «на деревню дедушке» (на адрес журнала «Аврора») не затерялось по дороге и не оказалось в редакционной корзине, а было передано непосредственно Борису Натановичу, который доброжелательно — хотя и коротко — ответил на него? В итоге — письмо «от самих Стругацких» ощутимо подняло мой авторитет среди приятелей, учителя же стали гораздо более терпимо относиться к тому, что во время уроков вместо формул и уравнений я пишу в тетрадке нечто совсем иное.
      Позднее, когда я уже заканчивал Николаевский пединститут, «рука судьбы» продемонстрировала мне и «оборотную сторону медали»: в 84 году после полутора месяцев «бесед» в КГБ меня с треском вышибли из орденоносного Ленинского комсомола за «аполитичность и идейную незрелость», а по сути — за КЛФ «Арго», который я создал в стремлении расширить круг своего общения. Областная партийная газета «Южная правда» разродилась по этому поводу большой «подвальной» статьей под названием «Гадкий утенок». Помимо прочих забавных обвинений было там и такое: мол, «отдельные» любители фантастики, начитавшись «Гадких лебедей», «смотрят на мир сквозь очки ископаемого белогвардейца». М-да. Однако нет худа без добра: с той поры я окончательно избавился от иллюзий относительно мира, в котором мне довелось родиться.
      Да и в дальнейшем узловые точки на моем жизненном нуги отрабатывались «рукой судьбы» с завидным постоянством. Свое первое, как я считаю, по-настоящему профессиональное интервью я взял в 87 году именно у Аркадия Натановича Стругацкого — затем оно было напечатано в нескольких молодежных газетах от Симферополя до Хабаровска. А когда в 88 году я начал выпускать фэнзин «Оверсан» (слово для названия, кстати, тоже было почерпнуто у Стругацких), то надо же было такому случиться, что один из его номеров попал к Николаю Ютанову, писателю из Семинара Бориса Стругацкого, осваивавшему в то время профессию издателя. Результат: я перебрался из Севастополя в Ленинград, сам стал членом Семинара, профессионально занялся редактурой и много чего с тех пор наиздавал, включая книгу, которой особенно горжусь. Нетрудно догадаться, что это тоже были Стругацкие — первое издание повестей «Понедельник начинается в субботу» и «Сказка о Тройке» в полном авторском варианте.
      А теперь вот и эта книга — самая главная на сегодняшний день из моих «неназначенных встреч».
      Впервые идея сборника произведений «по мотивам Стругацких» зародилась у меня, насколько я помню, весной 91 года. Надо сказать, поначалу даже мне самому эта идея показалась несколько… э-э… крамольной. Но, во-первых, я вспомнил свое детство, когда пытался дописывать полюбившиеся вещи Стругацких — крайне неумело и неизобретательно, зато искренне. А что, если за это возьмутся настоящие мастера? Во-вторых, в то время я активно изучал американский книжный рынок и убедился, что там подобные издания — дело обычное. Помимо многотомных романизации типа «Звездных войн» и многочисленных «коллективных романов» (американцы называют этот жанр «shared worlds»), можно привести и более достойные примеры — скажем, мемориальные антологии «Друзья Основания» и «Брэдберианские хроники», в которых коллеги-писатели отдали дань уважения Айзеку Азимову и Рэю Брэдбери.
      Я высказал свою идею Борису Натановичу. Однако его реакция была, скорее, негативной. «Андрей, — сказал он, — уважающий себя писатель не будет пользоваться чужими мирами. Ему это не интересно. Ему интересно придумывать свои миры и своих героев». Согласен: замечание справедливое, вот только к моей идее, на мой взгляд, оно отношения не имело. Однако и Андрей Столяров, и Вячеслав Рыбаков, с которыми я переговорил на ту же тему, отнеслись к моему замыслу без особого энтузиазма. Разочарованный, я переключился на другие дела, благо всех нас тогда переполняли отличные идеи, одна другой грандиозней, — правда, лишь немногие из них были осуществлены впоследствии.
      В октябре 91 года умер Аркадий Натанович. Это был сильнейший удар — братья Стругацкие казались вечными, и свыкнуться с тем, что такого писателя больше нет и никогда уже не будет, было просто невозможно. И тогда я пообещал себе, что обязательно доведу свой замысел до конца. И постепенно, сами собой, сформулировались два главных принципа проекта, получившего условное название «Миры братьев Стругацких».
      Принцип первый. Участники проекта — писатели «четвертой волны», чью творческую судьбу во многом определили книги Стругацких. При этом — никаких ограничений по возрасту, именитости и количеству опубликованного. Каждый, кто считает, что он имеет право участвовать в проекте, может в нем участвовать. Главный критерий — качество самого произведения. Оно может не нравиться мне как читателю, но если оно сделано крепко, профессионально, талантливо — оно должно быть включено в книгу.
      Принцип второй. Никакой обязаловки. Авторы имеют полную свободу в выборе мира, героев, времени и места действия. Если кто-то найдет ход, позволяющий ему совместить миры «Страны Багровых Туч» и, скажем, «Улитки на склоне» — то почему бы и нет; главное опять-таки — чтобы это было хорошо сделано. И никакого догматизма: мэтров можно дополнять, можно с ними спорить, а при желании можно даже иронизировать над их героями — разумеется, в меру присущего данному конкретному автору такта. В конце концов, литература — не пансион для благородных девиц. Каждый писатель смотрит на мир по-своему. И лучшие ученики — это те, кто, усвоив преподанное им учителями, смогли найти свой собственный путь.
      Второй этап раскрутки проекта начался в 93 году. На очередном «Интерпрессконе» в Репине я вновь, но уже более настойчиво провел среди знакомых мне писателей рекламную кампанию. Кроме Рыбакова со Столяровым при сем присутствовали Андрей Лазарчук, Михаил Успенский, Эдуард Геворкян и Владимир Покровский. На этот раз идея была воспринята гораздо более благосклонно. Геворкян, помнится, загорелся настолько, что тут же начал составлять списки, с кем еще стоит переговорить по этому поводу.
      К сожалению, еще на первоначальной стадии проект требовал серьезного финансового обеспечения. Дело даже не в гонорарах — просто авторы хотели быть твердо уверены, что книга действительно выйдет в свет и их труд не пропадет понапрасну. Однако твердых гарантий я дать не мог — в то время ситуация на книжном рынке для отечественной фантастики была неблагоприятной. И поэтому работа над антологией была заморожена.
      А два года спустя, в июне 95 года, у меня дома раздался звонок из одного нижегородского издательства: мол, они, услышали краем уха о моей идее и заинтересовались. Вскоре после этой беседы я произвел массовый обзвон всех потенциальных авторов — и тех, с кем беседовал прежде, и тех, кому рассказал об этом в первый раз. Не скажу, что работа сразу же закипела, однако «подвижка льда» явно произошла. И когда три месяца спустя до меня дошел слух, что вероятный заказчик вот-вот даст течь, это уже никого не могло устрашить. Ситуация изменилась, и издателя на столь необычную книгу найти было бы уже несложно.
      Так оно и произошло. В сентябре 95-го я познакомился с Николаем Науменко и Светланой Герцевой из московского издательства «ACT», которые сами оказались большими любителями фантастики. Они оценили идею по достоинству и оказали необходимую помощь. Именно тогда и был сделан последний решающий шаг к тому, чтобы сборник действительно увидел свет.
      Оставалось только собрать рукописи. Увы, это тоже оказалось непросто. Жизнь — штука суровая, а творчество — вещь хрупкая. Особенно, когда приходится писать одновременно и на заказ и для души. Неудивительно, что многие писатели, обнадежившие меня на предварительном этапе, просто не уложились в установленные сроки. Последние две вещи — повести Успенского и Лукьяненко — пришли по электронной почте в начале марта, когда над будущей книгой уже вовсю шла работа.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34