… декабря 200… года, среда

Родина снилась мне, малая родина: корабли, сопки, горбатые улицы, океан как темное стекло. Повалялся в постели, помусолил «Кладбище домашних животных». Кафка великий гений, а Стивен Кинг – просто хороший макулатурщик; тем не менее, а может, именно вследствие этого, мир Кафки не может воспроизвести никакая реальность, а вот соскользнуть в мир Кинга – легче легкого, я еще в юности это почувствовал. Да разве я не побывал в том мире, когда развлекался с кокаином? Завязал, однако – везучий я… И здесь как?нибудь обойдется.

Днем мне позвонил Олег Холодов.

– Извини за вчерашнее, – почти трезвым голосом произнес он. – Послушай… она тебе случайно не звонила?

– Татьяна? – изумился я. – С какой стати она мне будет звонить?

– Нет ее нигде! И на работу не пришла.

– Может, в милицию заявить надо? – предложил я. – Вдруг с ней случилось что?

– На смех поднимут. Если б ее месяц не было! – резонно отвечал Олег. – В больницы?морги я уже звонил… Ладно, прости, что побеспокоил…

А ведь я ждал от семейки Холодовых чего?то подобного! В глубине души, сам себе не признаваясь. Только я ставил не на него, а на нее. Мне казалось более вероятным, что с ним что?нибудь случится. Вот и приехали! Тогда, ночью, я подумал – не избавиться ли от Татьяны… как я выразился? Превентивно? Но это же было просто в шутку. Она могла попасть под машину. Или сама броситься. А паспорт потерять. Или уехать к подружке. Или загулять с каким?нибудь случайным знакомым, при ее душевном состоянии это вполне вероятно.

Но что, если Татьяна почувствовала намерение мужа от нее избавиться? А поскольку она верила во всякие паранормальные штучки, то с ней и случилось плохое?! Поддалась самовнушению, как у колдунов вуду? Глупость, вздор, бред!

Разложим все по полочкам. Ряд случайностей, совпадений. Десять лет назад: если человек ведет преступный образ жизни, ничего удивительного, что в конце концов его самого пришили, я тут абсолютно не при чем. Два года назад… о господи! Не нужно было связываться. Таких, как он, на пушечный выстрел нельзя подпускать к таким, как я. Ну, грозился он, что покончит с собой, но я не верил, ведь если кто об этом постоянно говорит, значит, не сделает, правда же?

Возможно, это он был сильный, а я слабый: ведь для самоубийства необходимо изрядное мужество, я бы никогда не смог. Что за странный инстинкт заставляет человека цепляться за свою никчемную жизнь? Почему заключенные в концлагерях не кончали с собой? Терпеть постоянные муки, боль, ужасы; казалось бы, куда проще уйти и закрыть за собой дверь с той стороны. Ладно, он поступил как смелый человек, не захотел терпеть ту мучительную участь, что я ему навязал. Не буду больше вспоминать об этом.

Теперь Артем. Допустим, вас кто?то обругал в очереди, вы пожелали этому грубияну провалиться в тартарары, а потом узнали, что он и впрямь туда отправился – неужели всерьез сочтете себя виновником? Люди постоянно злятся друг на друга по ничтожным поводам, а потом забывают об этом. И вообще, Артем жив, он просто подстава, актер. А если нет, так это совпадение.

Танька? Сбежала к родителям в Екатеринбург и попросила не говорить Олегу, что она у них. Молодец девка, решилась. Боюсь только, она побудет дома, сделает аборт да опять вернется.

Итого: я абсолютно не верю ни в какое вуду, ни в какие мысленные убийства. А если все же они существуют, пусть пропадет… ну, допустим, Гена. Он неплохой мужик, но остальных больше жалко. Но это же шутка, просто шутка!

Марина Юрьевна позвонила в шесть, веселая, деловитая, пригласила заходить. Пока выбирал рубашку, думал: общение с ней вроде наркоты. Маешься, места себе не находишь, а как услышал ее дикторский голосок, сразу приход, на сердце потеплело, эйфория и так далее. Я сошел с ума, мне нужна она? Ах, бросьте, Дориан! Но кто ж приходил к ней в тот вечер, когда я стоял и смотрел на темные окна?

У Маринки я застал Лизу Переверзеву. Они, оказывается, всерьез решили судиться с телевизионщиками, слупить с них за моральный ущерб по полной программе. Сидели в Сети и изучали законодательство. Юрист хороший у Маринки был, но в городе сейчас отсутствовал, так что они пока готовились. Вот так! Пока мы с Олегом водку пьянствуем да бесполезные разговоры разговариваем, женщины спокойно занимаются реальным делом. Неужто мы все ошибаемся, и матриархат когда?нибудь наступит вновь?

Мы поговорили об Олеге Холодове: как оказалось, он уже всем по двадцать раз звонил и спрашивал, не видал ли кто его жену.

– Конечно, к родителям уехала, – сказала Лиза. – Раз она там прописана – сможет сделать аборт, а в Москве за это можно хороший срок получить. И молодец, что нашла мужество для решительного шага. Мне не верилось, глядя на нее, что она сумеет от Олега уйти… Иван, когда он тебе сказал о Таниной беременности – какое у него было выражение лица?

– Досада и злость, – сразу ответил я. – Вообще он о Татьяне говорил с омерзением – ясно, что она ему здорово обрыдла. Но потом он искренне беспокоился, когда она задержалась и не пришла домой. Вроде бы искренне, – добавил я, подумав.

– Но вдруг с ней что?то случилось? – неуверенно сказала Марина. – Маньяк напал, кирпич на голову свалился…

– Возможно, но маловероятно, – отмахнулась Лиза. – Уверена, что она просто уехала. Эх, как наши телевизионщики лоханулись! У одних семейные драмы, другие вообще играть отказываются. Принцип случайного подбора участников не оправдывает себя. Даже не проверили, что Олег с Танькой живут вместе, увидели разные фамилии и на том успокоились.

Мы еще посидели, потрепались, разогрели в микроволновке магазинную пиццу. Вскоре к нашей компании присоединился Алекс. Первый раз увидел его при костюме. На любом другом эта бледно?лиловая рубашка выглядела бы претенциозно, но с его смуглой кожей и вишневыми глазами – просто класс. Я ничуть не был удивлен его приходом: в этот дом всех тянет. Но не как бабочек на огонь, а как промерзшего путника к теплому камину. Я бы, например, мог здесь торчать целыми днями. Просто так. А он – просто так или не просто так?

– Олег запил, – сообщил Леха новость, которую все уже знали. – Звонил мне – в стельку. Переживает. Может, зайти к нему надо было?

– Что толку? – досадливо сказала Лиза. – Мы ему посоветовали заявление в ментовку отнести, а он говорит, неудобно, стыдно, и не примут они, раз ее всего сутки нет.

– И никто ни на минуту не допускает мысли, что Олег ее прикончил? – спросила Марина.

– Марусенька, с какой стати Олегу ее убивать? – Лиза пожала плечами. – Она ему даже не жена. Если всякий будет мочить надоевшего партнера… Съехал бы на другую квартиру.

– Но он же пьет! Пьяный на все способен.

– Какой из Олега убийца? – Лиза презрительно скривила тонкие губы. – Программисты по статистике совершают убийства реже, чем представители других профессий. Мозги у них не так устроены. Если компьютер барахлит, его ведь не станешь разбивать молотком, правда? Просто перезапустишь Windows.

– А покончить с собой она не могла? – спросил Алекс.

– Могла, наверное, – вздохнула Лиза. – Она, если честно, малость того. Ой, Лешка, ты ведь не слыхал, какую она историю рассказывала по пьяни. Будто бы она своего первого – то есть, собственно говоря, единственного, – мужа мыслью убила…

Пока Лиза пересказывала Татьянины душераздирающие бредни, я не спускал глаз с Лехи: мне было очень интересно, как он, с его склонностью к «метафизическим» объяснениям, отреагирует на эту информацию. Я хотел понять: была ли в его словах об иных мирах реальностях хоть крошечная доля искренней веры, или же он, как все присутствующие, сделал актерство и стеб единственно приемлемым для себя стилем общения. Хотел понять, но не смог.

Неужели Татьяна действительно покончила с собой? Что ж – уважаю. Уважаю самоубийц. Если обстоятельства не позволяют человеку жить, как он хочет, а переломить эти обстоятельства нет объективной возможности, – он не смиряется, он гордо уходит. Интересно, смог бы я, если б оказался в какой?нибудь безвыходной ситуации? Ведь это ложь, что выход имеется всегда. То есть зачастую смерть и есть этот единственный выход. Нет, я бы все?таки не решился.

Лиза завершила свое повествование: в ее ироническом пересказе Танина история выглядела просто смешной и ничуть не зловещей. Кажется, на Леху она не произвела ни малейшего впечатления. Если он и верит в какие?то паранормальные явления, то мысленное убиение рассерженной женой своего алкоголика?мужа к ним не относится. Слишком приземленно. Антураж не тот. Алекс – парень интеллигентный, книжный, ему подавай что?нибудь потоньше.

– Как там наш Геныч? – поинтересовалась Лиза. «Наш!» Хотели мы все того или не хотели, но ощущали себя частицами некоего целого, едва ли не членами семьи: странный список связал нас крепче, чем связали бы годы знакомства. – Давно о нем ничего не слыхать.

Я вздрогнул и весь подобрался, помимо воли вспомнив свою сегодняшнюю шутку. Если сейчас окажется, что о Генке никто ничего не знает, я не успокоюсь, пока не выясню, жив ли он. И если мертв – дальше страшно думать…

– Почему не слыхать, он мне час назад звонил, – жизнерадостно доложил Леха.

Я почувствовал, как в моей груди разливается покойное тепло. Сердце еще раз тяжело подпрыгнуло и улеглось на место, и я уже вполне спокойно осведомился, как «наш» Гена поживает. Леха охотно удовлетворил мое любопытство:

– Вроде успокоился, понял, что никакие мафиози на него не покушаются, поверил, что это шоу. Только я не стал ему ничего говорить о наших решениях: про отказ играть и про суд. Пусть человек поучаствует. Он бывшей жене все оставил, и машину и квартиру. Ему нужно…

Дальнейшая беседа в основном вертелась вокруг запившего Олега и его сложных отношений с женами. Я был сыт по горло этим Олегом и почти не участвовал в общем разговоре, лишь изредка подавал голос, чтоб о моем существовании не забывали. Когда стали расходиться, Алекс ушел, конечно, с Лизой. Все правильно – соседи. Неужто, Дориан, он должен был бросить даму и вас через дорогу провожать?

Нехай Геныч выигрывает и покупает квартиру. Ему действительно нужно. Хотя мы так и не знаем размера призового фонда. Может, сумма такая маленькая, что ему и на квадратный метр не хватит. В Москве метры дорогие, лишь чуть?чуть подешевле, чем во стольном граде Ленинбурге. Кстати, о Питере: Лиза сказала, что завтра туда летит – в командировку. А я давно не был. Надо как?нибудь проведать отцову вдову. Она хорошая тетка, хоть мы с ней никогда особо близко не общались. Но зимой скучно. Белые ночи будут – поеду. Что, если позвать с собой…

… декабря 200… года, четверг

Загорал на озере. У озера стоял дом, белый и веселый, было лето. Ромашки, васильки, пчелы жужжат, банально, но приятно. Я уже много раз видел это озеро и этот дом, и мне всегда было там хорошо. Вообще?то я предпочитаю видеть во сне кошмары. После них особенно радостно проснуться: чувствуешь такое облегчение, точно заново на свет родился. Но страшилки редко меня посещают. Ромашки и тому подобная карамель снятся гораздо чаще.

Где же мы находимся, когда спим, что это за мир такой? И отчего мы так уверены, что просыпаемся в том же самом мире, в каком накануне уснули? Озеро, белый домик – все это было со мной где?то, и я тоскую по ним до сих пор?

Малость позанимался ненавистными хозяйственными делами. Может, жениться? Иветта, Лизетта, Жанетта, Жоржетта, ах! полковник Соболев, прощайте, женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки… Если жениться, то на Маринке. Только она не согласится, потому как у меня ни кола ни двора… Прогулялся, пообедал, растянулся на диване. Позвонить Гене? Вчера он был живой, но это было вчера. Нет, с какой стати я ему буду звонить?! Я же просто пошутил. Ничего сверхъестественного не произошло, не происходит и произойти не может. Чушь какая!

Ну так позвони и убедись, что чушь. А если все же… Как Марина рассказывала? И сказать вслух: «Форзи, заберите меня», – глупо, и промолчать – глупо; раз уж такая мысль посетила, получается, будто молчишь из страха. Так что глупей – отныне и во веки вечные ежечасно справляться о Генкином здоровье или притвориться перед самим собой, что не боишься?

Который день сердце покалывает. Это только с виду мне все те же двадцать, а внутренним органам, небось, за пятьдесят. Три года на коксе. Шесть лет с алкоголем. Не то что о спорте – о физзарядке давно забыл, только знаю на диване валяться. Напрасно пытался отвлечься от мыслей о Геныче. Не удержался – позвонил. Домашний не отвечает, это ясно, мужик на работе. Мобильный молчит, тоже ничего особенного в этом нет. А рабочий все занят и занят. Хватит глупить. Лучше поинтересуюсь у Олега, не нашлась ли Таня.

…Выяснил: до сих пор ни слуху о ней ни духу! А Олег наш снова пьян. Угрызениями совести мучается или празднует освобождение от семейных уз? В последний раз попробую Генке на работу позвонить. Самое мерзкое, что в каком?то дальнем уголочке сознания хочется, чтобы он… чтоб убедиться в своем тайном могуществе…

Геннадий не приходил сегодня, оказывается… Ну, загулял. Ну, запил. Ну мало ли что! Решил с бывшей женой помириться и уехал!

Седой сказал, останется только один – это значит, что вслед за Геной я должен и других… Нет, Генка просто запил, загулял! И что я так дергаюсь от дверного звонка?

Лампочка на площадке опять перегорела. Привалившись плечом к стене возле дверного косяка, стоял маленький, тонкий парнишка – в темноте белели кроссовки и кепка. Фигурка отделилась от стены и ступила на порог, ворча:

– Ну и подъезд! Какой?то свинюшник. Натуральные питекантропы…

Марина скинула мне на руки бесформенную куртку, не глядя, швырнула кепку – та упала точно на рожок вешалки, покачалась, как мяч в волейбольной корзине, и повисла.

– Скажи, друг мой! – начал я с места в карьер, – ты бы не могла выйти за меня замуж?

– Зачем это, друг мой? – Она рассеянно прошлась вдоль книжных полок взад?вперед, провела пальцем по корешкам, обнаружила пыль и скорчила досадливую гримаску.

– Я одинокий, как… как больной волк. Случись что – меня даже похоронить некому.

– Больной волк звучит уже лучше, чем загнанная лошадь, – заметила она. – И значительно ближе к истине. Иван, ведь если твое тело умрет – ты будешь далеко отсюда, во всяком случае, так Лешка утверждает. Какая тебе разница, похоронят ли тебя в здешней реальности или нет?

– Ну, как?то приличнее… – вздохнул я. – Так ты не согласна?

– Я подумаю…

Она встала на цыпочки, пытаясь достать что?то с верхней полки, короткий свитер задрался, открывая спину с глубочайшей ложбинкой. Какая хрупкая! Косточки бедер спереди выдаются, даже когда она стоит. Трогательные косточки. Моя Кармен! Не нравится мне этот генерал. Я как собака на сене… Навязчивые образы собак и генералов преследуют меня, о чем бы я ни думал. Не свидетельствует ли это о легком психическом расстройстве?

– Послушай, Мусенька, – сказал я, – вот если бы ты все?таки стала играть в эту игру… и надо было бы соперников по одному ликвидировать – в каком порядке бы ты от нас избавлялась?

– Иван, я не хочу это даже гипотетически обсуждать.

– Маринка, прошу тебя, скажи.

– Зануда чертов! Ну, хорошо. Учти, я говорю с точки зрения симпатий?антипатий, а не тактики?стратегии или справедливости?несправедливости. Первым я бы убрала Геныча.

– За что? – сердце мое тяжело екнуло.

– Да ни за что, – покусав губы, сказала Марина. – Просто других жальче. Потом Олега – меня бесит, как он с Татьяной поступает. Потом саму Таньку, уж больно от нее много бесполезных эмоций. Потом Лизу.

– Почему Лизу? – спросил я.

– Потому что дальше мне трудно выбрать… Тебя грохнуть или Лешку? Не знаю. С тобой мы ближе, откровеннее, будто с детства знакомы; с тобой мы похожи, оба изломанные и с тараканами в голове. Он мне за другое нравится, он относительно правильный, хоть и не без заморочек, относительно невинный, с ним я про многие вещи никогда не стану говорить, как с тобой. Он классный. Только не бойся, не собираюсь тебе дорожку переходить…

– Муся, послушай… Когда мы с тобой только познакомились и рассказывали друг другу о своем темном прошлом, ты в два счета разоблачила мое вранье. Но сама ведь тоже лгала? Только я не такой умный, не могу определить, что именно не так было в твоей истории.

Марина потянулась и закусила нижнюю губу. На лице ее не было неудовольствия.

– Как и ты, всех персонажей ролями поменяла! Я говорила про интеллигентного сутенера, так вот: на самом деле я была не «работницей» его, а женой. А рэкетир Серега – моим любовником. Он мужа моего убил.