Глава 10.

Тори пролежал без сознания шесть дней. Впервые в жизни у него поднялась температура, которая теперь редко спускалась ниже тридцати девяти. Он постоянно бредил, бессвязно воя, шипя, и, когда приходил в себя на короткое время, все время махал руками, пытаясь мне что-то сказать. Приехал Том. Он не отходил от постели и сидел ночами, чтобы во время очередного припадка быть наготове. Я чуть не поседел за эту неделю, но все обошлось. На восьмой день стало ясно, что Тори поправляется, а когда он, впервые за это время улыбнулся, мы с Томом облегченно вздохнули. Когда он окончательно пришел в себя, он сразу попросил карандаш и бумагу. Он несколько минут рисовал что-то в альбоме, а затем протянул это нам.

Это была птица. Но какая!! Ничего подобного я до сих пор не видел. Я бы принял ее за чайку-альбатроса, что и сделал по началу, но Тори изобразил рядом для сравнения кошку, и я понял что этот альбатросик не менее четырех метров в размахе!

По объяснениям Тори я понял что это не сон и не галлюцинация, и он действительно где-то эту птичку видел. Он указал на крылья этой бестии и рядом нарисовал лезвие бритвы. Я спросил, имел ли он в виду, что крылья острые, но он отрицательно мотнул головой и поставил знак сравнения.

— Чушь! — воскликнул Том, недоверчиво заглядывая в рисунок через мое плечо. — Ничего подобного здесь не водится, да и где либо, наверно, тоже. Немыслимо себе представить четырехметровую чайку, да еще и с крыльями из бритв. Ты, мальчик, просто долго пролежал в беспамятстве. Мало ли что привиделось! Да еще и эта штука в тебя…

Я оборвал Тома взглядом. Том понял, что сболтнул лишнее. Тори вопросительно на меня посмотрел.

— Том хотел сказать, что ветка дерева тебя ударила по голове и ты упал, — сказал я и посмотрел на Тома.

— Да, конечно! Так все и было. Твой отец все видел, когда побежал тебя искать.

Но произошло совсем не то, о чем мы говорили Тори. Я действительно побежал искать его. Шторм застал меня в дороге. Я сразу же вспомнил, что Тори пошел гулять на аллею, и у меня екнуло сердце в нехорошем предчувствии. Когда я приехал обратно, как я и ожидал, Тори в доме не было. Я бросился к аллее. Хлестал ливень, гром грохотал почти непрерывно. Я бежал среди деревьев, и вдруг заметил Тори, стоящего под деревом.

Каждый знает, что в грозу нельзя стоять под деревьями. Молния, а их было множество, может запросто ударить в ствол, и тогда человек погиб. До него оставалось еще примерно метров сто, когда в том месте, где стоял Тори, полыхнуло голубым отсветом и, едва я успел пригнуться, шарахнуло именно то, что я и ожидал.

Ослепительно белый веер раскрылся в том месте, где только что был Тори, и в небо изогнулась белая дуга. Все вокруг побелело, как снег в солнечный февральский день, и огромная огненная полоса ударила через море в горизонт. Секунд пять я ничего не видел, хотя и успел закрыть глаза, а когда проступили контуры деревьев, я вдруг подумал, что бежать уже будет незачем. Когда обычная молния попадает в человека, от него остается горстка пепла, но оказаться в центре удара этого электрического монстра было слишком! У меня еще хватило доли секунды, чтобы успеть удивиться тому, что я никогда не слышал, чтобы молнии били из земли в небо. Но в следующую секунду я увидел Тори! Он стоял в том самом месте, где только что полыхало зарево ада, затем он пошатнулся и рухнул на землю. Все это я видел, когда уже бежал к нему. Протянув руку к шее, я ощутил биение сердца. Он был жив! И только тогда я вспомнил о его матери, которая таким же образом лишилась рассудка…

Восемь дней я сидел у кровати Тори и ждал. Я был почти уверен в исходе этого прошествия и готовил себя к тому, что Тори очнется (если вообще очнется) невменяемым. Его мать лечили вплоть до самого рождения Тори, и никаких результатов это не принесло. Последние два месяца она так и просидела с раскрытыми от ужаса глазами и перекошенным ртом, и я был почти убежден, что мальчик повторит ее судьбу. Но странности Тори проявились и здесь. Чудовищная молния не только не убила его на месте, но и не оставила никаких видимых следов не на здоровье, не на психике мальчика. Правда, первые недели ноги плохо его слушались, но и это со временем стало проходить.

Когда же Тори окончательно поправился, он уговорил нас сходить на то самое место. Странные птицы не вылезали у него из головы. Он постоянно о них твердил, а иногда садился у окна и, глядя на падающий снег, тихо звенел маленьким колокольчиком, который он отрезал у своей игрушки, и теперь не расставался с ним.

Мы дождались, когда Том приехал с поселка, закутались в шубы и направились осмотреть то место, где Тори чудом остался жив.

Я сразу с точностью определил дерево, так как дорога к нему просматривалась именно по направлению, если бы я стоял, где стоял тогда. Подойдя, мы не заметили ничего необычного. Обыкновенное дерево, если не считать излишней его зачерненности вследствие разряда молнии. Тори с опаской стоял в стороне и `вслушивался`. Я подошел вплотную к дереву и положил на ствол руки. Ничего. Дерево было мертвей мертвого, лишь ветки раскачивались в стороны с жалобным скрипом. Однако, Тори, поежившись, решил не особо доверять таким впечатлениям. И когда он подошел и прислонил ухо к дереву, то выражение его лица стало явно испуганным. Он ясно показал, что что-то `слышит`, только очень слабо. Я в свою очередь тоже прислонил ухо, но естественно, кроме стука собственного пульса ничего не услышал. Я вопросительно показал знак, которым мы договорились обозначать `переход`, но Тори не спешил с ответом. Любопытство перебороло страх, и он снова прислонился к дереву и попросил нас помолчать. Стоял он довольно долго. Том, притоптывая от нетерпения и мороза, стоял рядом на случай чего-либо непредвиденного. Через минут пять Тори отошел и объяснил, что он что-то слышит, но это что-то, очевидно, далеко, и, что самое странное, постоянно. Как будто кто-то делал `переход` далеко отсюда и, практически, все время, не закрывая его. Тогда у меня мелькнула мысль, что и сам переход может оставлять подобные ощущения. Стало быть, было возможно, что перед нами находилась некая не зарастающая дыра в что-то.

Странное дело. Иногда всю жизнь вот так ждешь чего-то, ждешь, надеешься на чудо, и когда уже совсем не остается надежды, оно сбывается, но уже нет той радости, того безумного восторга, какой возникает при мгновенном исполнении твоего желания. Размышляя над этим, можно предположить, что если есть где-то такое место, где задуманное автоматически сбывается, то наверняка, люди, живущие там, просто дохнут от скуки с таких чудес. Но дело совсем не в этом. Я стоял и пялился на это дерево, и все больше понимал, что именно этого я так долго ждал. Ну если не этого, то нечто в этом роде. Неужели никто из вас никогда не хотел найти дверь, которая уведет вас в некую страну чудес, в сияющую сказку? Да я просто уверен, что каждый. И вот теперь эта дверь была передо мной. По крайней мере, я хотел верить, что это именно она. Немного смущало только то, что судя по характеру гостей оттуда, нас там, видимо, никто не ждал, не говоря уж о приглашении.

— А если попытаться эту штуку вскрыть? — осторожно спросил я.

Тори, было видно, боялся и с сомнением качал головой.

— А ты попробуй! Эх, мне бы…-протянул Том.

Тори обиженно сконфузился, а затем решительно кивнул и попросил, чтобы мы отошли подальше.

Спустя пять минут, в течении которых Тори мысленно `боролся` с деревом, мы решили оставить попытку.

Ужасные проклятья так и прыгали у меня на языке. Вот она, перед тобой, это чудо, невиданное людьми, дверь в неизведанное, и у тебя нет ключа ее открыть! Я чувствовал себя полным идиотом. Я дал себе слово, что потом я постараюсь раскопать секрет этого `замочка`. Я притащу сюда десятки, нет, сотни приборов, буду сидеть днями и ночами, буду…

Стоит ли говорить, что у меня ничего не вышло. Втихую от Тори, я провел на этом месте многие часы. Я ископал его вдоль и поперек, срезал кору с дерева, исследовал его сок, внутреннюю древесину, электричество, электромагнитные колебания и многое другое, но результат был один и тот же. Ничего…Ничего. Словно кто-то играл с нами в какую-то чудовищную игру, издевался как хотел. Нас завлекало в какую-нибудь мистическую чехарду, а когда мы пытались что-либо понять, все исчезало, и мягкий издевательский голос говорил: `Вам показалось, это переутомление, надо немного отдохнуть, и все пройдет!`

Воздушный замок рухнул. Дзинь! Полетели зеркальные осколочки. Осталась кучка разгоняемого тумана, да гадкое хихиканье где-то за спиной…

Глава 11.

— Какой славный человек, такой маленький! -обратилась одна из Птиц к другой.

— Никогда не думала, что на Третьем райдере могут быть такие смешные созданья! -подтвердила Вторая.

Обе сидели на краю плывущего по небу студенистого островка, которые так многочисленны зимой на южной территории Второго райдера.

— А как страшно то было! — вспоминала одна, — мы чуть не погибли!

— Да. Еще бы немного и `переход` закрылся перед нами!

— Я еще успела увидеть море. Оно у них такое страшное! Все в пене, клокочет, молнии сверкают, и небо темное, мрачное, как склеп.

— Да уж, местечко не из приятных!

Мимо просвистела пара Птиц. Рассекая плотный воздух, они, лавируя между островами, направились к видневшимся невдалеке полям дурманящей травы.

— На ночевку полетели.

— Пора. Скоро солнце зайдет. Все никак не привыкну к здешней темени.

Взмахнув крыльями, они соскользнули вниз. Последние лучи прятали свои голубые нити в горизонте, и с востока уже ползла черная непроглядная тьма, разливаясь липкой лужей по бескрайним полям…

Птицы. Я лежал и вспоминал их. Конечно, они были огромны и страшны, но, вместе с тем, очень красивы. Я представил, как они тогда висели передо мной, подобно двум огромным колибри, и вертели головой. Глаза. Странные глаза, как будто понимающие тебя, они прямо источали любопытство. Предавшись мечтам, я представил себе, как я бегу по полю, а рядом со мной летят птицы, как бы охраняя меня. А потом мы играем, загоняя воображаемого кролика, или запрыгнув на спину к одной из них, я лечу над травой, поднимаясь все выше, выше…

— Тори! — голос отца рассыпал мои чудесные картинки. Я слез с кровати в тапочки и пошел вниз.

— Смотри, что я привез!

Это был велосипед!

Надо ли говорить, что отец правильно все рассчитал, и это событие вытеснило из моей головы абсолютно все. Теперь, едва рассвет освещал дорожку, я садился на своего двухколесного друга и начинал объезд окрестностей. Колеса давали большие возможности. Например, я теперь мог проехаться по дороге, что вела в поселок, и получше ознакомиться со здешними местами. Когда мы ездили на машине за продуктами, я заметил множество тропинок, ведущих от дороги к горам. При первой же возможности я решил разузнать, куда они ведут. Воображение услужливо начертило карту, по которой я непременно отыщу клад, и мое желание переросло в непреодолимую натянутую тетиву.

Спустя три дня я так и сделал. Я доехала по грунтовой дороге до шоссе и направился к поселку. Доехав до третьей или четвертой тропинки, сворачивающей от асфальтовой ленты к горам, я съехал на обочину и остановился. Надо было еще раз все взвесить. Неожиданно появилась мысль, о которой я и не помышляла. Раз существовала тропа, то кто-то ее протоптал. Следовательно в конце ее вполне могли оказаться люди. Это было крайне не желательно. Сначала я решил ехать на велосипеде, так как, в случае опасности, я мог быстро смыться. Но тут же подумал, что в этом случае мне не удасться незаметно подкрасться, если там действительно кто-то окажется. После минутной борьбы победило второе. Я отвел велосипед в небольшой овраг и, забросав его ветками кустарника, пометил место, привязав к кустам обрывок веревки.

Далее следовал долгий путь к подножию гор, которые находились в этом месте на достаточном расстоянии от дороги. Идти было легко и приятно. Солнце лизало спину, от тянувшейся вдоль дорожки полосы благоухающей травы веяло пряным запахом разгара дня. Когда, спустя минут сорок, я приблизился к, кажущимся неприступными, стенам гор, обнаружилось, что вблизи они представляли довольно сносный путь наверх. Нагромождение огромных валунов и обломков скал, упавших сверху, образовывали естественные ступени, теряющиеся в камнях. Отсвечивающие блики слепили глаза, от поверхности камней веяло жаром. Подумав и взвесив все за и против, я ступил на первый уступ и, подтянувшись на руках, оказался на втором. В конце концов, искатели приключений не останавливаются на пол пути.

Каково же было мое изумление, когда я наконец выбрался на вершину пика. Вокруг раскинулось такое пространство, несоизмеримое ни с чем. У меня захватило дух, когда я глянул в сторону океана. Там, вдалеке лежало сверкающее зеркало, отбрасывающее тысячи искр своими блестящими чешуйками. Огромное воздушное море раскинулось передо мной. Лучи солнца, словно иглы, пронзали это колышущееся прозрачное варево, которое, несмотря на свою прозрачность, так и ползло на тебя своей плотностью. Казалось, достаточно прыгнуть в эту бесконечную перину, чтобы упруго погрузиться в солнечную ванну, и нестись, гонимым ветрами, в неизвестном направлении.

Я присел на камень, положил голову себе на колени и, расслабившись, закрыл глаза. Просачивающееся сквозь веки, солнце рисовало у меня в глазах цветные искры и завитушки. Было тепло и спокойно. Это было чертовски похоже на то место, которое люди называли раем. Вот оно, высшее блаженство, сидеть на вершине горы, когда солнце греет тебя в спину и ласковый ветерок треплет твои волосы.

Я открыла глаза и чуть не свалилась со своего насеста от удивления. Я и не заметила, как и когда это сделала, но мир вокруг пылал зеленоватым светом и багрово-красные тучи величественно плыли по голубовато-зеленому небу. Я даже не сразу поняла, что вокруг меня стоит мертвая тишина. Бескрайнее пространство замерло в чудовищной тишине, наклонив вопросительно голову и сощурив глаза.

Я замерла на месте. Чувство испуга быстро прошло. Успокоившись, я склонил голову на бок и улыбнулся. Мы вели молчаливый разговор с небом, с ветром, который беззвучно кружил вокруг меня травинки и всяческий мусор, и, конечно, с солнцем, которое спрашивало каждую секунду: `Тепло ли тебе?`

Я неожиданно поймал себя на том, что испытываю огромную благодарность этой огромной стихии, которая так ласково и нежно лелеет меня. Наверно, мир всегда был бы также добр и светел, если бы все люди хоть раз в жизни поняли его заботу и внимание и отплатили бы ему тем же. Я представила себя на месте этого огромного доброго и всесильного существа, и ясно представила несовместимость этой красоты и покоя с ничтожными злыми людьми, которые даже не позаботились никогда подумать о цели своего пребывания на этой Земле и по чьей прихоти они здесь появились. Я подумал о том, что будь я Богом, я бы никогда не допустил присутствие этих злобных людей на этом свете, и тут же осознал, насколько же сам Бог действительно милосерден, что способен терпеть и заботиться о тех, кто его же поносит. Это действительно страшное оружие — доброта. Прости своего врага — и ты его уничтожишь. И о чем бы я не думал, везде вставала двойственность положения о защите. Действительно, Зло всегда пыталось уничтожить своих врагов физически, Добро — морально, а последнее намного страшней.

В таких размышлениях я провел не один час на этой скале, и спохватился только когда заметил, что солнце уже собралось отправляться на покой. Я почувствовал непреодолимое желание встать и поклониться этому огромному миру, что так открыто принял меня.

К дому я приехал, когда уже темнело. Отец поинтересовался где я был. Я объяснила ему, что я гуляла в горах и рассказала ему о своей `беседе`, на что отец ответил:

— А ты уже совсем взрослый. Мой маленький мальчик стал большим мудрым мужчиной!

Если бы он только знал, как я был горд услышать это!

— Завтра мы поедем навестим Тома. Он наверно совсем заскучал. Да и о празднике Лета надо поговорить, уже совсем немного осталось.

А я и забыл, что скоро праздник! Ух, ну и повеселимся мы! Интересно, что же придумает на этот раз Том?

— Иди поешь и спать. Завтра рано поедем, — сказал отец и пошел осматривать лодку.

Засыпая, я приоткрыл глаза и посмотрел в окно.

— Спокойной ночи! Мысленно улыбнулся я всему огромному миру за окном, этому теплому, мохнатому, большому мурлыкающему котенку…

Глава 12

Тори исполнился двадцать один год. К этому моменту он был стройным и красивым юношей. Развитый хорошо физически он теперь с трудом сдерживался дома, норовя все время ускользнуть на улицу. Все было бы хорошо, но непонятные предчувствия все чаще и чаще стали посещать меня. Неожиданные приступы тоски заставили меня совершенно по новому взглянуть на окружающий нас мир. За эти годы, проведенные в заточении на этом маленьком клочке земли, я успел полюбить этот пляж, эти скалы, наш маленький дом, и все чаще появлялось чувство, что скоро мы всего этого лишимся. Тори в свою очередь, по-моему, тоже испытывал нечто подобное. Все чаще я стал замечать его печальный взгляд, когда он вдруг неожиданно останавливался и оглядывался то на море, то на дом. Мы, по молчаливой договоренности, не обсуждали эти проявления депрессии. Казалось, мы понимаем друг друга без слов. Согласитесь, в подобные минуты самое умное — это не лезть в душу человеку. Обычно, это ни к чему хорошему не приводит, а только раздражает и без того напряженное состояние. Поэтому я совершенно спокойно относился к его прогулкам по ночам, отнеся их к еще одним его странностям, а уж об их числе беспокоиться не приходилось. Например, в свои двадцать один, он совершенно не интересовался девушками. Наоборот, любые разговоры или обсуждения на эту тему его раздражали и портили настроение. Том тоже стал замечать наше `странное` поведение. `Посмотрев на вас, я бы не сказал, что у меня возникают хорошие мысли,` — как-то сказал он, — `Уж не собрались ли вы меня тут оставить на старости-то лет?`

Эх, Том, кабы я мог что-либо вразумительное ответить на твой вопрос. Я и сам ничего не понимал. К тому же мы с Томом стали опасаться за Тори по поводу его способностей. Они стали проявляться все чаще и совсем не к месту. Например, сидя за рулем машины, я оборачивался к Тори, чтобы что-нибудь спросить или сказать, и обнаруживал что его нет. Через минуту он появлялся, а через минут пять исчезал снова. Как-то он `сказал` мне: `Мне все больше нравиться там.` Не могу сказать, чтобы эти `перемещения` сказались на нем отрицательно. Я, по правде, побаивался за него, когда он находился `по ту сторону`, но Тори, казалось, неплохо там себя чувствовал. Правда, он избегал находиться в этом состоянии близко от аллеи, так как наши таинственные друзья изредка донимали его, когда он появлялся вблизи от них, и, хотя они не могли причинить ему серьезный вред, но несколько раз его довольно сильно перетряхнуло от случайных разрядов этих `милых` облачков. Как выяснилось, они не проявляли к Тори особого интереса и лишь отпугивали его, если он появлялся `в чужой территории.`

В таком, не очень приятном настроении, мы провели конец лета. Осень не заставила себя долго ждать и желтыми листьями и дождями постучала к нам в окошко. Мои надежды на смену эмоционального настроя с приходом осени не оправдались.

Как— то вечером мы с Тори, сидя за столом, завели разговор.

— Тори. Если я не ошибаюсь, что-то явно происходит. Может у тебя какие-либо соображения есть на этот счет?

Тори покачал головой, обдумывая ситуацию. Затем пожал плечами и вопросительно показал знак `уходить.`

— Куда уходить?!

Опять последовало недоуменное выражение лица. Затем Тори `сказал`, что нужно время.

— Для чего? Лично мне кажется, что скоро произойдет что-то, что я не хотел бы. По крайней мере меня это пугает.

Тори был тоже испуган. К тому же он знал не больше моего, хотя какие-то догадки у него теплились на лице. Он взял карандаш и нарисовал облако.

— А это-то тут причем? — я все больше нервничал.

Рядом он нарисовал дерево, затем уже знакомые мне `огоньки` и помедлив с полминуты, изобразил рядом… молнию!

— Я думаю, что ты преувеличиваешь! Не стоит валить все на загадки природы. Да и молния тут при чем?

Тори задумчиво чирикал что-то на листе.

— Какая же связь между всем этим? — спросил я — Может сходить туда хочешь? Хочешь, я схожу с тобой.

Он улыбнулся, но отрицательно покачал головой. Затем он показал на молнию и описал руками большую дугу.

— Ну это я понял. Кстати и время подходит. Надо спросить у Тома когда будет день…

Тори перебил меня рукой и выложил свой листок поверх первого. На нем была нарисована уже знакомая мне чайка-монстр. Тори указал на нее, а затем постучал себя пальцем по голове. `Я слышу` — показал он.

— Кого слышишь? Чаек?

Он утвердительно кивнул. Затем чайку перечеркнул молнией.

Теперь мне становилась понятнее линия его размышлений.

— Ты думаешь что это все как-то взаимосвязано?

В ответ он взял все рисунки и многозначительно смял их вместе. Потом махнул устало рукой и выкинул скомканную бумагу в мусорницу.

— Тори. Я пожалуй наведаюсь завтра к Тому. Ты со мной?

Он показал `нет` и объяснил что будет спать.

— Ну, как хочешь.

На этом наш разговор закончился. Не могу сказать, что он меня успокоил, но кое-какие мысли поселились у меня в голове.

На следующее утро я отправился к Тому. Он вышел меня встречать, хитро улыбаясь.

— Ну?

— Что?

— Вы же болтали вчера с мальчишкой, не правда ли?

— А ты откуда знаешь?

— У меня сердце, что твой метеоцентр, все знаю наперед. Да ты выкладывай.

— Да я толком ничего и не понял. Единственное, что ясно, Тори ждет момента появления `дороги в рай.`

— Я так и думал. Уж слишком много всего странного скопилось в одном месте. Не к добру это. Как говориться — собака к собаке тянется!