12

Петр услышал шаги мальчика сзади себя, когда уже был готов пересечь гребень холма. Он повернулся прямо на ходу и подумал, подталкиваемый самыми честными побуждениями, наличие которых у него старик отказывался даже признавать: он должен приказать мальчику немедленно вернуться к Ууламетсу.

Но в следующий же момент он подумал и о том, что мальчик сделал свой выбор значительно раньше, выбор между двумя людьми, и если Петр позволит себе бессмысленно погибнуть здесь и сейчас, то Саша окажется еще в большей опасности, оказавшись под властью Ууламетса.

Поэтому он остановился и ждал, пока Саша не поднимется вверх, и только после этого начал спускаться вниз по склону к реке, перекладывая из руки в руку до невозможного горячий маленький горшок.

— Почему ты не разрешил мне… — начал было Саша.

— Нет, — сказал Петр. — Это совсем не так.

— Ты знаешь, что старик пытался сделать из тебя сумасшедшего?

— А я и есть сумасшедший.

— Будь осторожен, Петр.

«Подходящий совет», подумал тот и сказал:

— А ты умеешь управляться с мечом?

— Нет, — сказал Саша.

— Но, в любом случае, возьми его. — Он снял пояс, на котором висел меч, и протянул его Саше, как раз в тот момент, когда они достигли подножья холма и подошли к зеленоватой, заросшей водорослями водной поверхности. — Запомни главное. Неважно, что ты будешь делать: колоть или рубить, старайся только попасть в глаза, и ничего кроме этого. Возьми его! Я не хочу, чтобы он мешал мне и давил на ребра. Ведь у меня и так одна рука уже занята.

Саша взял меч и повесил себе через плечо.

— Постарайся быть очень осторожным…

— Я и так осторожен, помилуй Бог.

Берег реки в этом месте был очень чистым, за исключением, пожалуй, одиноко растущей молодой ивы, и как нельзя лучше подходил для устройства берлоги, которая, несомненно, должна была находиться под водой, если учесть, что холм, где был еще один вход в берлогу, обнаруженный ими во время падения в яму, находился на значительном расстоянии от склона, по которому сейчас спускался Петр.

И кроме того, это было самое подходящее место, чтобы легко и удобно было прятаться такому змеевидному существу. Когда Петр подошел ближе, то увидел, что не ошибся: меж корней ивы виднелось темное пространство, напоминавшее углубление, при виде которого он почувствовал в груди слабое волнение.

— Ну что ж, — сказал он, — если я швырну дедушкин гостинец не в то место, которое ему нужно, то он не будет радоваться такому исходу, а я даже не знаю, как ему сказать об этом. — Он поставил ногу на торчащий вверх корень ивы и крепко ухватился рукой за пучок свисающих веток, которые оказались гибкими и прочными, хотя на вид были безжизненными, и только при ближайшем рассмотрении можно было ощутить тлеющую в них надежду на будущую жизнь.

— А ведь это дерево живое, — сказал Саша, как только убедился в этом. — Это дерево…

Петр начал оглядываться по сторонам, неожиданно натолкнувшись на бледное лицо, которое принадлежало явно не Саше. Он вдруг пронзительно закричал и отпрянул назад, чтобы найти опору для ноги, когда почувствовал, как что-то захлестнуло его лодыжку.

Он закричал снова в тот момент, когда его дернуло и потащило под воду, а крик превратился всего лишь в струю пузырей, и он почувствовал, как что-то сильное и мускулистое обернулось вокруг него. Когда он попытался освободиться, то ощутил, как новые кольца охватывают его, и в тот же момент он оказался снова на воздухе, в полной темноте. Так продолжалось достаточно долго: он то поднимался вверх, то падал вниз, находясь все время в объятиях мягкого и мокрого существа, форма которого, казалось, меняется с каждым мгновеньем. Он задыхался, отплевывался, чертыхался и как только мог бил облегавшее его мягкое тело, и когда наконец мерзкое существо слегка угомонилось, видимо само устало, оно быстро завертелось, увлекая его с собой. Резкий холод и отвратительная вонь болотистого дна ударили его в лицо.

— Будь ты проклят! — в испуге закричал Петр, и ударил его из всех сил. Он даже потерял горшок, который до этого все время был у него в руке, ударился о мягкое грязное дно пещеры и соскользнул по гладкому ее склону в воду.

Тяжелые кольца заскользили мимо него и, как бы срывая зло, колотили слева и справа от него.

Он начал выбираться из воды, задыхаясь и отплевываясь, стараясь ухватиться за все, что попадалось под руки, и наконец вылез на твердую землю, зацепившись рукой за что-то острое и твердое, что попалось ему среди множества мелких предметов, которые дребезжали и постукивали, напоминая по звуку кости скелета. От этого звука он застыл на мгновенье, хватая ртом воздух и прислушиваясь.

Затем он решил слегка изменить свою неудобную позу. Скелет мягко погромыхивал. Петр ухватился вновь, и на этот раз не услышал никаких звуков, кроме собственного дыхания, но почувствовал, как его руки и ноги начинает охватывать мелкая дрожь.

Он подумал о том, что существо, напавшее на него, не производило никакого шума. Оно могло подстерегать его, свернувшись кольцами на другой стороне пещеры. Все пространство было погружено во мрак, вокруг была холодная вода и плавающие в ней кости. И чем дольше он медлил, тем ужаснее становилось от одной мысли о том, что придется умереть в подобном месте. Он различал слабое свечение воды там, где по его представлениям должна была быть река, и, сделав глубокий вдох, нырнул в воду, стараясь изо всех сил придерживаться этого направления, где в воде был виден свет. Неожиданно в этом месте его пальцы наткнулись на что-то мягкое и липкое, и он тут же успокоил себя тем, что это была всего лишь обычная грязь. Но в следующий момент он ощутил присутствие там странных твердых предметов, которые явно напоминали остатки скелетов, рассыпанных по дну. Кое-где его рука ощущала даже отверстия глазниц на сохранившихся черепах. Он с содроганием отшвырнул их прочь, мучительно стараясь отыскать выход из пещеры и увидеть спасительные корни.

Вдруг что-то зацепилось за него, и он в отчаянии начал бороться, не видя ничего перед собой и лишь стараясь сопротивляться, когда неожиданно понял, что это был всего-навсего мокрый и испуганный мальчик.

— Боже мой! — закричал он изо всех сил, хватаясь за корень ивы, пытаясь удержаться в таком положении и одновременно дотянуться до Саши, который задыхаясь и шлепая по воде, старался подать ему руку, размахивая в воздухе другой, сжимавшей меч.

— А я думал, что ты уже погиб! — воскликнул он.

— И что же ты собирался делать в таком случае? — пронзительно закричал Петр, подталкивая мальчика вверх, на сколько это было возможно, чтобы он смог ухватиться за ветки ивы.

Саша вскарабкался наверх, швырнул меч на твердую землю, и начал подтягиваться сам, удерживая при этом рукой Петра за кафтан, чтобы помочь и ему забраться на относительно высокий берег.

— Дурак! — закричал он на мальчика, потряхивая его, хотя сам все еще дрожал от недавнего испуга.

Но постепенно он прозрел, глядя на Сашу, который был без кафтана, с бледным лицом и с мечом, который он изо всех сил старался не выронить из руки. Все увиденное так подействовало на него, что Петр уселся на землю, все еще не выпуская из сжатого кулака мокрой рубашки мальчика, а тот смотрел на него, будто ожидая быть тут же убитым, и не мог двинуться с места. Но Петр лишь закашлялся и отпустил Сашу.

— Не смей больше делать ничего подобного! — сказал Петр, когда смог вновь обрести дыхание. — Ради Бога, прошу тебя, малый.

Саша лишь молча смотрел на него, постукивая зубами, а его губы при этом имели синеватый оттенок. Петр обхватил его подрагивающими руками и слегка подтолкнул туда, где на берегу лежал его кафтан.

— Укутывайся, — сказал он, все еще вздрагивая. — И пойдем. Ты еще успеешь умереть…

Он подобрал меч и здесь же, на берегу, отыскал и ножны. Его кафтан насквозь промок, побывав в воде, холодной, какую как раз и любила дочь колдуна…

Он все-таки обернулся и взглянул на куст ивы, единственное живое дерево среди этого леса, и почему-то вспомнил о костях, которые ему попались в глубине пещеры.

Саша подхватил его руку и сказал, лязгая зубами:

— Идем.

Петр оторвался от своих мыслей и заспешил вверх по холму, насколько быстро позволяли его силы.

Ууламетс все еще не загасил свой костер. Он взглянул на них с явным удивлением, и Петр подумал, что возможной причиной было то, что он увидел их вдвоем. А еще он подумал о том, что было бы неплохо прямо сейчас свернуть ему шею, но, видимо, эти мысли очень хорошо понял дворовик, который тут же начал лаять и шипеть, когда они, дрожащие и промокшие с головы до ног, спотыкаясь, подходили к подножью холма.

— Пошел прочь отсюда! — прорычал Петр и попытался с силой ударить его мечом. — Пошел!

Тот плюнул в него и зашипел, но тем не менее держался на расстоянии все время, пока они не подошли к Ууламетсу.

— Я доставил этот твой чертов горшок, — сказал Петр. — И еще, я думаю, что мы нашли ее дерево. Оно находится здесь, за холмом. Я думаю, что тебе должна понравится та компания, которая его охраняет.

Ууламетс встревожено посмотрел на него, затем быстро встал, забыв про свои горшки, про мешок, про все на свете и, захватив лишь один посох, устремился к гребню холма. Черный шар отправился следом за ним. Саша смотрел на них с явным участием, но Петр обнял его за плечи и повел к огню.

— Побереги его, — сказал он мальчику, бросая ему меч, а сам подошел к краю ямы, лег на землю и вытащил наверх сухие ветки.

Все, что он мог наломать и бросить в костер, давало вполне достаточный огонь, чтобы согреться и даже попытаться отжать свою одежду, чтобы освободиться от пропитавшей ее воды и слегка просушить хотя бы рубашку, прежде чем вновь одевать на себя. Он только начал делать то же самое с сашиной рубашкой, как с вершины склона спустился старик, раздраженный и злой. Он с силой ударял по траве своим посохом, а дворовик бежал за ним по пятам, словно собака, принюхиваясь к следу.

Петр хмуро взглянул на Ууламетса, когда тот подошел к костру, готовый изложить ему слово в слово все, что он о нем думал. Но старик был молчалив и, немедленно присев на корточки, начал перебирать свои горшочки. Он был хмур, как грозовая туча.

— Так что же мы будем делать теперь? — спросил его Петр.

— Оставайся здесь и не делай ничего! — прорычал Ууламетс едва слышно, подхватил свой мешок с горшками и исчез, вместе с черным шаром, который суетливо заспешил вслед за ним.

— Тем лучше, — сказал Петр, с ожесточением отжимая сашину рубашку и нанизывая ее на длинную ветку, чтобы было удобнее держать над огнем, тем временем, как Саша стоял в его кафтане. — Снимай штаны и сапоги и подержи вот это.

Петр сходил и принес еще охапку сушняка, стараясь согреться еще и от этой работы. Он проделал это несколько раз, поручив Саше следить за огнем, и вскоре костер разгорелся чуть ли не втрое сильнее.

— А ты не проглядишь, когда вернется Ууламетс? — спросил его Саша, явно обеспокоенный. — Если он вернется…

— Пусть затушит его. — Петр уселся поближе к огню и снял свои промокшие сапоги, выливая воду на траву, где вскоре образовалась целая лужа. Он вдруг громко чихнул, высморкался и надел по-прежнему мокрые штаны.

— Я сейчас даже и не думаю, что где-то есть дом, — сказал Саша. Это была весьма мрачная мысль для такого момента. Неожиданно Петр слегка выставил подбородок в сторону реки. — Река, как любая дорога, показывает нам, где мы находимся. Напряги свои мозги, парень. Ты ничего не добьешься одними лишь желаниями.

Саша покраснел, и Петр вспомнил, как назвал его дураком и едва не утопил, когда выбирался из реки.

— Ты сделал все хорошо, — сказал он, снял его кафтан и положил на траву, посчитав, что пожалуй только рубашка может полностью высохнуть за относительно короткое время. Он отжал ее еще раз, нашел пару хороших веток и разложил ее на них, удерживая над огнем. — Но только, ради Бога, скажи мне, что же все-таки ты собирался делать?

— Я хотел подать тебе меч, — сказал Саша. — Когда это страшилище вылезло из норы. Я знал, что оно вышло, еще до того, как полез в воду. — Он опять начал дрожать, и от этого язык совершенно не слушался его. — Так что же там было?

Петр пристально смотрел на пламя, стараясь держать рубашку на безопасном расстоянии от огненного жара.

— Кости и скелеты. Множество костей. Мне кажется, я знаю, что случилось с его дочерью.

— Ты думаешь, что и он знает это? — Петр пожал плечами, вспоминая хорошенькое лицо, принадлежавшее девушке сашиного возраста. Сейчас перед ним был не призрак, а лишь его собственные воспоминания. — Может быть, — сказал он. — Ведь он знал про водяного. И, скорее всего, он не был удивлен, разве не так?

— Но он говорит, что может вернуть ее назад.

— Костям чертовски трудно придать прежний облик, да еще вернуть все остальное. Удастся ли ему это? — Он припомнил, как Саша говорил на следующее утро после той тяжелой ночи, что Петр умирал, а старик вернул его к жизни…

Но сейчас ему не хотелось вспоминать об этом. Он не хотел знать, что, на самом деле, мог делать старик по другую сторону холма, так же как не хотел вспоминать все, что видел внутри пещеры, тем более вспоминать ощущения, которые вызывало прикосновение скользкого тела водяного и грязь, смешанную с тиной у самого входа в пещеру, где торчали многочисленные кости скелетов.

Наконец он проговорил, нарушив затянувшееся молчание:

— Придет время, и мы выберемся отсюда. Теперь старик должен помочь нам, потому что явно у нас в долгу и ему не удастся сказать, что мы не пытались выполнить его просьбу.

Почему-то путь вдоль берега реки казался ему теперь наиболее безопасным, чем было до этого. По крайней мере, если здесь было такое существо, как водяной, то от него можно было легко отделаться: для этого следовало идти только днем, а ночью разводить яркий костер. Водяной проводил все свою жизнь под водой или в темных пещерах, и яркий свет был для него хуже всякой смерти. Что же касается огня, то они могут получать его таким же образом, как это делал старик Ууламетс, извлекая тлеющие угли из глиняного горшка.

— Мы войдем в лес, — продолжал Петр, обращаясь к Саше, — и сможем совершенно точно выйти там, где нам нужно.

— Но нам все еще нужна его помощь, — почему-то шепотом сказал Саша, как если бы их разговор можно было слышать по другую сторону холма. — Только, пожалуйста, пожалуйста, прошу тебя, не пытайся враждовать с ним, не зли его попусту.

Петр видел лицо мальчика, когда тот разговаривал с колдуном, и хорошо запомнил отражавшееся на нем уважение, если не преданность старику. Это обстоятельство очень злило его. Ведь он по-прежнему убеждал себя в том, что дворовик был самой обыкновенной собакой, и временами именно так и выглядел. Что же касается водяного, то он считал это лишь плохим сном. Относительно же сашиных желаний он мог бы сказать лишь то, что они не были более вероятными, чем желания обычного человека, но он видел при этом еще и то, что старик Ууламетс был вдвое упрямее его и, настаивая на своем, очень легко мог запугать такого молодого парня, как Саша, который был к тому же убежден, что его злые намерения могут принести непоправимое несчастье, имеющее тяжелые последствия.

— Я думаю, что старик очень часто проклинает меня, — сказал Петр. — Если в этом горшке что-то было, то как ты думаешь, могло это существо, там, внизу, куда-то сбежать?

— Конечно, он и хотел, чтобы оно сбежало.

— Бог ты мой, — с недоверием сказал Петр, снимая с веток свою рубаху. Она была горячая, так что обжигала руки. — Вот черт возьми!

— Пожалуйста, не надо. Не ругайся здесь. Сейчас не время. — Саша вновь задрожал, и старался сжать коленями руки, чтобы унять дрожь. Слова вновь с трудом поддавались ему.

— Тогда пожелаю ему удачи, — сказал Петр, чтобы водворить мир. — Он нуждается в ней. — И, будто поддавшись благостному настроению, добавил: — Ему нужен кто-то, кто сумел бы разубедить его по поводу этого леса, вот что ему необходимо, на самом деле, и ему следовало бы идти к реке в окружении здравомыслящих людей. Может быть, он и колдун. Может быть, все это и происходит лишь потому, что он колдун, и только в этом и все дело. Что ты скажешь на это? Может быть, он всего лишь заставляет людей видеть подобные вещи, воображать их.

— Ты просто безнадежен! — воскликнул Саша с такой яростью, какую Петр едва ли мог даже предполагать в нем. — Неужели ты думаешь, что все это пойдет тебе на пользу? Это не шутки, Петр! Его дочь умерла! И тебе не следует смеяться над ним!

С этими словами Саша поднялся, натянул на себя кафтан и направился в сторону реки, успев сделать только три шага, как Петр поймал его, побросав ветки и рубашку на траву.

— Не будь дураком! Хорошо, хорошо. Он — колдун, он — все, что ты хочешь, только прошу тебя, держись подальше от этого места, и я поверю во все, во что ты только захочешь. Хорошо?

Саша остановился, задыхаясь и не переставая сопротивляться.

— Что-то случилось там, что-то плохое, — сказал он, пытаясь высвободить свои руки и бросая настороженные взгляды в сторону холма. — Что-то случилось со стариком. Ты так сказал о нем… и все сразу пошло не так…

— Но ведь я вовсе не колдун, — сказал Петр. Холодный ветер продувал ему спину, а вздор, который говорил мальчик, вызывал пустоту и тревогу в груди. — И, кроме того, он не поблагодарит тебя за то, что ты сейчас явишься туда. Ведь если бы ты был ему нужен, он давным-давно позвал бы тебя. Прошу тебя, не вмешивайся в это.

— Я только поднимусь наверх и посмотрю, — сказал Саша. — Только до вершины холма, не более.

Мальчик все-таки настоял на своем. Петр двинулся следом за ним, ощущая постоянную дрожь, которая преследовала его до самого гребня, откуда уже был виден ивовый куст.

Старик лежал на земле, будто застыл в движении в сторону холма, а вокруг были разбросаны все его горшки. Саша сразу побежал вниз, а Петр последовал за ним, чертыхнувшись про себя, когда вспомнил, что оставил меч около костра. Он скользил вниз по заросшему травой склону, стараясь использовать след, оставляемый мальчиком.

Дворовик лежал поверх старика и немедленно начал рычать, заметив их приближение.

Старик дышал, и Петр почувствовал жестокое сожаление, глядя на него. Дворовик не переставая рычал, пока Петр стоял, занятый своими мыслями.

Саша начал очень мягко разговаривать с черным шаром, который, в конце концов, прилег, поскуливая, как собака, и вцепился в кафтан хозяина крохотными, похожими на человеческие руки лапами.

— Будь осторожен! — сказал Петр, когда Саша подошел еще ближе к старику.

Но черный шарик стремительно покинул свое место, и, казалось, стал еще меньше. Теперь он устроился на земле и спрятал свою мордочку за рукав кафтана старика.

Ууламетс покачивал головой и не мигая смотрел на огонь: это все что, Саша мог добиться от него, несмотря на всяческие тщательные расспросы. Все горшочки были разбросаны и перебиты, а все, что старик приготовил, смешивая их содержимое, теперь было рассыпано вдоль берега реки и безвозвратно пропало.

Солнце было уже в самом зените.

— Я думаю, что нам лучше отвести его домой, — сказал Петр, не переставая хмуриться. — И отправляться следует прямо сейчас. Это существо из прибрежного подземелья любит темноту. А кто знает, сколько мы еще можем просидеть здесь вот так?

Старик ничего не сказал на это, ни да, ни нет. Саша безнадежно переводил взгляд с одного на другого, не в силах определить, почему все это свалилось на него и почему Петр спрашивает его о том, что они должны делать.

Разумеется, подумал он, просто потому, что больше не к кому обратиться за советом. Старик Ууламетс едва ли мог знать, что произошло с ним у реки, и каждый должен был согласиться, что в этом и было все дело.

— Мне кажется, что мы должны сделать иначе, — с тяжелым вздохом произнес Саша. — Я лучше сбегаю вниз и попытаюсь собрать хоть что-нибудь из его вещей…

— И не думай об этом, — резко сказал Петр. — Мы не можем рисковать, попадая в очередную ловушку. У нас уже было достаточно приключений, так что спасибо… Пошли, дедушка. — С этими словами он очень осторожно взял старика под руку и так же осторожно помог ему встать на ноги. Ууламетс не протестовал, а Петр только сказал: — Забери его посох, кажется, он очень дорожит им.

Саша поднял с земли посох и с его помощью засыпал золой тлеющие угли, старательно перемешав их. У них не было ничего, чтобы закопать остатки костра, поэтому Саша подошел к самому краю ямы, лег на землю зачерпнул полные пригоршни земли, быстро вернулся к костру и засыпал прорывающиеся вверх слабые огоньки. Он проделал это несколько раз, едва не задыхаясь от спешки. Покончив с костром, он подхватил посох и бросился бегом к гребню холма, где стояли Петр и Ууламетс, поджидая его.

— Пошли? — спросил Петр. Саша кивнул головой, задыхаясь на ветру и ожидая, что Петр найдет какие-то недостатки в его действиях. Но он так ненавидел огонь, так не доверял ему: ни на кухне, где всегда горела огромная печь, ни в конюшне, где иногда бывала зажжена свечка. Когда он думал о том, что они возвращаются в дом целыми и невредимыми, то тут же начинал думать и о том, как огромное пламя несется сквозь лесную чащу, уничтожая все вокруг. И он посылал страстные желания, чтобы там, у подножья холма, костер, засыпанный землей, никогда бы не разгорелся вновь. Это было последнее, что он мог сделать, уходя из этого места, и он старался изо всех сил, так что едва не задохнулся.

— Все в порядке, малый? — Он кивнул еще раз, опираясь на посох, и только тогда смог перевести дух. Петр ухватил его за плечо и слегка встряхнул. — У нас еще много времени, и мы в хорошей форме. Ты слышишь меня?

Он кивнул в очередной раз, способный говорить не больше чем старик Ууламетс. Это, должно быть, все еще действовал страх перед оставленным в лесу огнем, а может быть, страх перед водяным, который преследовал их. Это мог быть страх перед призраком, или страх перед всеми мертвецами, о которых говорил Петр и которые были в этом месте.

Его не покидало странное тревожное чувство, что он оставляет здесь что-то жизненно важное, не доведенное до конца, а может быть, и не выясненное, даже после того как он старательно пытался свести концы с концами в своих рассуждениях.

— Учитель Ууламетс, — сказал он, опуская свою ладонь на руку старика, — нужно ли сделать что-нибудь еще? Может быть, я забыл что-то?

Старик не ответил, он даже не покачал головой и не кивнул, как частенько делал это раньше. Он стоял на гребне и смотрел назад, на холм. Скорее всего, он даже не слышал, о чем его спрашивали.

Петр взял его руку и осторожно положил на свои плечи. Саша подхватил его с другой стороны, и они пошли вниз по склону.

Где-то за лесом прогремел гром.

— Все еще думаешь про огонь? — спросил мальчика Петр. Он бросил в его сторону взгляд, так чтобы не заметил старик.

Было полезно узнать, что Петр и теперь мог по-прежнему несерьезно относиться ко всем их неприятностям и бедам, но Саша был сейчас слишком напуган и охвачен беспокойством, чтобы оценить это в данный момент. У него не было никакого желания затевать сейчас спор, чтобы еще и Небесный Отец вступал с ними в очередную сделку.

— Не смей…

—… делать это, — тихонько сказал Петр, все еще подшучивая над ним.

— Извини, но я очень боюсь.

— А ты находчивый малый, — сказал Петр. — Лучше бы ты почаще думал о своих ногах.

Старик взял протянутую ему чашку трясущимися руками, которые сейчас стали намного сильнее, когда он отогрелся около очага, где пылал сильный огонь, и распространившееся по всему дому тепло постепенно разогнало холод. Саша наполнил еще одну чашку и протянул ее Петру, который, несмотря на тепло, не раздеваясь уселся около самого огня. Он покашливал и выглядел изнуренным: сил у старика было недостаточно, и Петр почти весь путь до дома помогал ему идти.