ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

СТАНЦИЯ СЫТИН: ТЕРРИТОРИЯ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ; 8.9.52

Марш где-то задерживался, не появлялся и его багаж. Эйриса поселили вместе с остальными, предоставив ему на выбор одну из четырех комнат, в которые можно было попасть из общей гостиной через раздвижные перегородки. Собственно, все стены гостиной, были белыми перегородками на серебристых колесиках. Мебель тоже была на колесиках — массивная, спартанская, неудобная. За последние десять дней им уже в четвертый раз пришлось сменить жилье. Эта квартира находилась рядом с прежними и ничем особым не выделялась, и в коридорах точно так же стояло множество вездесущих манекенов с оружием.

Они даже не знали толком, где находятся — на какой-нибудь станции поблизости от Викинга или на орбите самого Сытина. На их вопросы отвечали уклончиво: «Меры безопасности. Спокойствие». Спокойствие давалось Эйрису легче, чем его коллегам, поскольку его чаще водили к штатским и военным (если только в Унии различались эти понятия) сановникам, и он поднаторел в общении с ними. Допрашивали посланников и поодиночке, и всех скопом. Призывая униатов заключить мир и излагая доводы и условия, Эйрис довел интонации и мимику до автоматизма, пока эти беседы не превратились в спектакль, в дурацкую комедию, которую можно было играть до бесконечности, испытывая терпение негостеприимных хозяев. Если бы торг шел на Земле, Эйрис и его коллеги давно отказались бы от переговоров, или возмутились бы, или по крайней мере избрали другую тактику. Но здесь они были слишком уязвимы и не имели выбора.

В этой тяжелейшей ситуации спутники Эйриса держались неплохо… за исключением Марша. Он все чаще нервничал и раздражался.

И, конечно, именно Маршу униаты уделяли особое внимание. Он постоянно куда-то исчезал, и все четыре раза, когда посланников переселяли, Марша приводили в новое жилище последним. Бела и Диас воздерживались от комментариев, Эйрис тоже помалкивал, усаживаясь в гостиной перед видом, чтобы получить свежую порцию пропаганды, которой их усиленно пичкали. Кое-какие удобства униаты им предоставляли, в том числе приемники ближнего вещания. Правда, постановки были рассчитаны на зрителя со сверхъестественным иммунитетом к скуке: старые исторические пьесы, документальные фильмы о зверствах, приписываемых Компании и ее Флоту.

Они затребовали доступ к записям их бесед с представителями местных властей, но получили отказ. Сами же они не могли протоколировать переговоры: все записывающие устройства и даже письменные принадлежности были изъяты из багажа, а протесты ни к чему не приводили. Униаты вовсе не испытывали пиетета к дипломатическим конвенциям… типичная, считал Эйрис, черта власти, которая опирается на подростков с глазами безумцев, мальчишек и девчонок с ружьями в руках и цитатами из уставов в головах. Больше всего Эйрис опасался их, этих детей, слишком похожих друг на друга. Фанатиков, знающих лишь то, что им вдолбили в мозги. Приученных исполнять приказы, не рассуждая. «Не разговаривайте с ними, — предупредил Эйрис своих коллег. — Делайте все, чего бы они ни потребовали, а с возражениями обращайтесь только к их начальству».

Эйрис давно упустил сюжетную нить передачи. Он поднял глаза, повел ими в сторону Диас, которая сидела, уставясь в экран, и Белы, коротавшего время с самодельной китайской головоломкой. Исподтишка глянув на часы, им самим кое-как синхронизированные с униатскими (униатская система измерения времени отличалась и от земной, и от пелльской, и от стандарта Компании), он подумал: уже поздно. С того момента, как их привели в эту квартиру, минул час.

Покусывая губы, Эйрис упорно силился сосредоточиться на передаче. Посланники уже давно привыкли к клевете, и это было неважно — лишь бы отвлечься.

Наконец раздвинулась входная дверь и в гостиную, не поднимая глаз, шагнул Марш с двумя чемоданами; Эйрис успел заметить в коридоре силуэты двух юных охранников. Все двери в спальни были закрыты. Маршу пришлось остановиться и спросить:

— Которая?

— У тебя за спиной, — ответил Эйрис.

Марш повернулся, пересек гостиную и поставил чемоданы у двери в спальню. Выглядел он неряшливо: воротник измят, прическа в беспорядке: жидкие пряди волос закрывают уши. На Эйриса и остальных он не смотрел, дергался и явно нервничал.

— Где ты был? — отрывисто спросил Эйрис, прежде чем Марш успел скрыться.

Марш ответил быстрым взглядом.

— Ошибка в компьютере. Меня переселили в другое место.

Остальные подняли глаза, прислушались. Потея, Марш старался смотреть им в глаза.

«Обвинить во лжи? Выразить озабоченность?» — подумал Эйрис, не сомневавшийся, что квартира прослушивается. Он мог бы назвать Марша лжецом, но тогда кое-кто понял бы, что игра перешла на новый уровень. «Мы втроем, — от этой мысли у него мороз пошел по коже, — не хуже униатов можем вытянуть из Марша правду. Вопрос в другом: кому это окажется на руку? А что, если Марш пытается перехитрить униатов, но вынужден молчать перед нами? Впрочем, сомнительно. Но одно ясно как день: его решили взять в оборот. Марш не трус, просто он самый слабый из нас четверых».

Марш оглянулся, внес чемоданы в комнату и закрылся изнутри.

Эйрис не рискнул обменяться с коллегами даже взглядом, допуская, что квартира не только прослушивается, но и просматривается. Он смотрел передачу.

Главное — выиграть время. Каким способом — несущественно. Можно торговаться с униатами, можно часами сидеть у вида. Когда есть цель, можно и потерпеть. Днем земляне вели переговоры с многочисленными официальными лицами, сменявшими друг друга, как на параде. Униаты изъявляли принципиальное согласие с предложениями, демонстрировали интерес, спорили между собой, отсылали предложения в какие-то комиссии, изощрялись в составлении протоколов. Протоколов! И это после того, как из багажа посланников забрали все, чем можно писать!

На самом деле обе стороны водили друг друга за нос. И Эйрису очень хотелось бы знать, зачем это нужно Унии.

Наверняка идут военные действия. Униаты рассчитывают силой оружия получить то, чего не получат от торговли. Чтобы потом, на критическом этапе, припереть посланников к стенке и вынудить к уступкам.

Конечно, речь пойдет о Пелле… это вероятнее всего. И всего нежелательнее. Еще, возможно, потребуют выдачи многих офицеров Компании — их ждет революционный суд Унии. Это, конечно, абсурд… хотя компромисса ради можно составить какой-нибудь бессмысленный документ — например, объявить этих людей вне закона. Эйрис не испытывал желания заступаться за наглецов из Флота, да и вряд ли от этого был бы прок, но протестовать против судебного преследования станционных чиновников… на это пойти, наверное, стоило.

В любом случае Уния поступит, как сочтет нужным, а Земля останется «при своих». На ее политическую жизнь никоим образом не повлияют события в столь далеких краях. Интерес общественности сразу угасает, если его постоянно не подпитывать средствами массовой информации. Статистические исследования показали: большинство обывателей по тем или иным причинам не пользуются другими, менее доступными, источниками сведений. Нет видеокадров — нет новостей. Нет новостей — нет событий. Нет событий — нет сочувствия публики. А если нет сочувствия публики, то и пресса теряет интерес к теме. Круг замыкается благодаря тонкому расчету Компании, не желающей рисковать потерей великого множества своих сторонников, которых она приобрела за полвека осторожного лавирования и методичной дискредитации изоляционистов… приобрела ценой великих жертв. А сколько их еще суждено принести…

Он смотрел идиотский вид, пытаясь найти в пропаганде крохи истины, которая прояснила бы ситуацию. Он слушал заведомо лживые отчеты о росте благосостояния граждан, о выполнении широкомасштабных социальных и экономических программ, но интересовало его нечто совсем другое: далеко ли простираются владения Унии в иных, нежели земное, направлениях? Велико ли число ее форпостов? Что происходит на захваченных станциях? Осваивают ли униаты новые планеты, или все ресурсы отданы войне? Эти сведения были недостижимы, как и информация о пресловутых родильных лабораториях — сколько человек в год они производят и какое образование и воспитание получают гомункулусы.

В тысячный раз Эйрис проклинал непокорство Флота, в частности — Сигни Мэллори. Сомневаясь в правильности своего курса, он вынужден был списать Флот со счетов. Но если бы Мациан и подчинился, что изменилось бы? Эйрис и его спутники неизбежно оказались бы здесь же, в этой квартире с белыми стенами, неотличимой от остальных квартир, в которых они побывали за последнее время. Они делали то, к чему их вынудили обстоятельства, а Флот едва ли оказал бы существенную поддержку на переговорах — скорее, с неодолимым упрямством и чудовищной непредсказуемостью гнул бы свою линию. Не способствовало делу и своеволие Пелла, избравшего тактику задабривания Мациана. Окажи он должную поддержку Компании, земляне сумели бы, наверное, повлиять на Мэллори и ей подобных. Хотя, опять же, — можно ли убедить в чем-либо флотских, выше всего ставящих собственные интересы? Нет, Мациан и его люди не согласятся подчиниться Земле, не помогут ей выиграть время для создания пояса обороны и накопления сил. Они, напомнил себе Эйрис, родились не на Земле. Флотские, по его личным впечатлениям, не были приучены к порядку и подчинению. Как тот технический персонал, который на призывы ограничить эмиграцию отреагировал чуть ли не поголовным бегством на родину… дезертирством из Дальнего Внеземелья, что в итоге привело к появлению Унии… Или как Константины, настолько вошедшие в роль самодержцев своей крошечной империи, что утратили всякое почтение к Земле.

И еще (как он ни гнал от себя эти страшные мысли, они упрямо возвращались) — Марш… Эйрис был застигнут врасплох, он полагал, что психика униатов либо ничем не отличается от психики землян, либо отличается коренным образом. Истина оказалась где-то посередине. Униаты затеяли сломить волю посланников… игра с Маршем, безусловно, построена по принципу «разделяй и властвуй». Следовательно, доверять Маршу нельзя. Диас, Бела и Марш не посвящены в подробности плана, они — простые служащие Компании, сведения, которыми они обладают, не представляют опасности. Двух посланников, знавших, как и Эйрис, слишком много, он отправил на Землю с депешей: Флот неуправляем, станции гибнут. Теперь эти двое на свободе, а Эйрис и остальные участвуют в навязанной им игре, хранят молчание, как монахи, беспрекословно терпят переселения и волокиту, рассчитанные на то, чтобы лишить их душевного равновесия, измучить неопределенностью и склонить к сговорчивости. Эйрис изо всех сил убеждал себя: униаты не опустятся до физического насилия, напротив, самое плохое позади и переговоры завершатся успехом. Вот только Марш…

Вместе со всеми Марш бывал на переговорах, сидел, слушал — небритый, жалкий, лишенный моральной поддержки спутников (потому что расспрашивать его или предлагать помощь означало рушить защитную стену молчания). «Что?» — вывел однажды Эйрис пальцем на пластиковой поверхности стола, надеясь, что надпись останется недоступной для объективов. «Почему?» — дописал он, не дождавшись ответа. Марш стер оба слова и отвернулся, пряча дрожавшие губы. Видя, что он на грани истерики, Эйрис оставил его в покое.

Теперь Эйрис наконец встал, подошел к двери Марша и раздвинул ее, не постучав.

Полностью одетый. Марш сидел на кровати и, обхватив самого себя руками, смотрел в стену.

Эйрис приблизился, наклонился и чуть слышно шепнул ему на ухо:

— В двух словах. Как ты думаешь, что происходит? Тебя допрашивали? Отвечай.

Спустя секунду Марш медленно покачал головой.

— Просто волокита, — сбивчиво заговорил он. — То одно не в порядке, то другое. Заставляют сидеть и ждать часами. И все, сэр.

— Понятно, — Эйрис похлопал Марша по плечу. На самом деле он слегка кривил душой, но ничем этого не выдал. Марш зарыдал, по лицу, искаженному отчаянием, потекли слезы. Он все-таки не выдержал.

«Видеокамеры…» — с тоской подумал Эйрис. О них нельзя было забывать ни на минуту.

Его потрясла догадка, что они сами, возможно, мучают Марша, так же как униаты. Он вернулся в гостиную, кипя гневом, остановился в центре и запрокинул голову.

— Я протестую! — резким тоном произнес он прямо в замысловатый хрустальный осветительный прибор — главное подозреваемое в слежке устройство. — Это издевательство! Вы не имеете права!..

Он отвернулся, опустился в кресло и снова замер перед экраном. Его товарищи только слегка приподняли головы. Опять наступила тишина.

Наутро манекены, принесшие листок с распорядком дня, ни словом не обмолвились о протесте Эйриса.

«Встреча в 08:00», — стояло первым пунктом. С кем встреча, где, по какому поводу — об этом ни слова. Вопреки обыкновению не было даже упоминания о часе и меню ленча.

Из своей спальни появился Марш. Глубокие тени под глазами красноречиво свидетельствовали о бессонной ночи.

— Поспеши, сейчас будем завтракать, — сказал ему Эйрис. До половины восьмого, когда им должны были принести завтрак, оставались считанные минуты.

Второй раз за это утро над дверью мигнула лампочка. Створки раздвинули снаружи, не постучав. В гостиную вошли трое вооруженных охранников.

— Эйрис, — буркнул один без тени почтительности в голосе, — на выход.

Эйрис проглотил гневную реплику. Прекословить манекенам не имело смысла, он сам говорил об этом коллегам. Смерив солдат презрительным взглядом, он неторопливо подошел к вешалке и снял с крючка пиджак. Он решил действовать методами униатов — всеми способами тянуть резину и злить противника. Сочтя, что провозился достаточно, он направился к выходу.

Под конвоем молодых революционеров он дошагал прямиком до лифта, проехал в кабине мимо нескольких неотличимых друг от друга коридоров, прошел через залы совещаний и офисы и наконец очутился в знакомой приемной. Мрачные предчувствия отступили. Этот офис использовался для переговоров, Эйрис уже успел побывать во всех трех его кабинетах.

На сей раз в одном из кабинетов его дожидался военный. За круглым столиком сидел человек с серебристой шевелюрой; металла на воротнике и клапанах его черного мундира хватило бы на пять-шесть высокопоставленных офицеров из тех, с кем Эйрис имел дело раньше. Землянин сдержал усмешку. Обилие побрякушек означало власть и могущество, и это было вовсе не смешно.

— Посол Эйрис? — Судя по едва заметным морщинам на волевом лице, офицер прошел курс омоложения. Внеземелье не испытывало недостатка в подобных средствах… а на Земле можно было раздобыть только суррогаты низкого качества.

Эйрис торжественно пожал протянутую руку.

— Себ Азов, — представился офицер, — из директората. Рад встрече, сэр.

Центральное правительство. Эйрис знал, что директорат состоит из трехсот двенадцати подразделений. Какие же планеты и станции ему подвластны, оставалось только догадываться. Не имел Эйрис представления и о том, по каким признакам подбираются для директората кадры. Вне всяких сомнений. Азов был военным.

— Гражданин Азов, — холодно произнес Эйрис. — Мне очень досадно начинать наше знакомство с заявления протеста. Я отказываюсь вести переговоры до тех пор, пока вы не решите один вопрос.

Азов, успевший сесть, поднял белесые брови.

— Какой вопрос, сэр?

— Я имею в виду унижения, которым вы подвергаете одного из моих сотрудников.

— Какие унижения, сэр?

Эйрис понял: от него ждут, когда он потеряет терпение и сорвется. «Черта с два!» — мысленно произнес он.

— При переселениях посланника Марша ваш компьютер регулярно испытывает какие-то затруднения. Это весьма странно, поскольку мы должны находиться вместе. Вам не убедить меня в некомпетентности ваших техов. Разве это не унижение, когда моего сотрудника вынуждают часами дожидаться «устранения неувязки»? Что это, как не изощренная пытка? С ее помощью вы рассчитываете измотать нас, подавить волю к сопротивлению. А как прикажете понимать отказ обеспечить нас условиями для отдыха и гимнастическим залом? Почему ваши подчиненные упорно не отвечают, где мы находимся? Как мы можем быть уверены, что имеем дело с полномочными представителями власти, а не с мелкими чиновниками, пускающими нам пыль в глаза? Гражданин Азов, мы проделали большой путь, чтобы решить весьма и весьма сложную проблему, и встретили крайне холодный прием.

Эйрис не импровизировал. Речь была приготовлена заранее, просто на всякий случай, и сейчас явно оказалась очень кстати. Азов заметно стушевался. В груди у Эйриса бухало сердце, он боялся, что на лице проступили красные пятна.

— Все будет улажено, — произнес Азов через некоторое время.

— Я бы предпочел более конкретное обещание.

Азов ощупал посла изучающим взглядом.

— Слово офицера. — Голос его дрогнул. — Вы будете удовлетворены. Не угодно ли присесть, сэр? Нам с вами надо уладить несколько мелких вопросов. Примите мои личные извинения за беспокойство, причиненное послу Маршу. Я разберусь и приму меры.

«Может, уйти? — подумал Эйрис. — О чем с ним говорить?»

Он опустился в предложенное кресло и смотрел военному в глаза, пока в них, как ему показалось, не мелькнуло уважение.

— Надеюсь, вы сдержите слово, сэр.

— Я очень сожалею, но давайте перейдем к делу. Проблема требует немедленного решения. Возникла довольно щекотливая ситуация. — Он нажал клавишу настольного кома. — Будьте любезны, приведите господина Джекоби.

Эйрис смотрел на дверь, скрывая охватившую его тревогу. Створки разъехались, в кабинет вошел человек в партикулярном костюме. Все остальные, с кем Эйрис имел дело в Унии, носили одежду военного или полувоенного стиля.

— Господин Эйрис, господин Дэйин Джекоби со станции Пелл. Насколько мне известно, вы уже встречались.

Эйрис встал и с ледяной вежливостью поклонился. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше.

— Возможно, хотя, к сожалению, я вас не помню.

— Господин Эйрис, я депутат. — Незнакомец ухватил посла за кисть и тотчас отдернул руку. Азов указал ему на третье кресло за столиком.

— Трехсторонние переговоры, — пробормотал военный. — Господин Эйрис, вы заявили о намерении опекать Пелл и расположенные поблизости от него станции. Похоже, это не согласуется с пожеланиями граждан Пелла и с вашим собственным утверждением, будто бы Земля привержена принципу самоопределения.

— Этот человек, — вымолвил Эйрис, не глядя на Джекоби, — не принадлежит к влиятельным кругам Пелла и не уполномочен вести переговоры. Советую проконсультироваться с господином Анджело Константином и направить соответствующий запрос в совет станции. Я действительно не знаю господина Джекоби, а что касается его утверждения о принадлежности к совету, то не выглядит ли оно голословным?

Азов улыбнулся.

— Мы получили предложение от станции Пелл и принимаем его. Согласитесь, это ставит под сомнение ваши притязания. Получается, что вы заявляете о своих правах на территории Унии. Поймите, Эйрис, у вас нет владений во Внеземелье. Никаких.

Эйрис не шевелился, ощущая, как от конечностей отливает кровь.

— Я бы не назвал наш диалог конструктивным.

— Сэр, отныне у вашего Флота не осталось ни одной базы. Мы его полностью отрезали от Земли. Предлагаю совершить акт человеколюбия — известить Мациана об этом событии и о его неизбежных последствиях. Ну, какой смысл ради несуществующих колоний жертвовать кораблями и людьми? А мы, сэр, по достоинству оценим ваше сотрудничество.

— Это возмутительно! — воскликнул Эйрис.

— Возможно, — кивнул Азов. — И все же я надеюсь, что ради спасения человеческих жизней вы измените свое мнение и выступите с обращением к Флоту.

— Пелл не сдается, гражданин Азов. Очень скоро вы обнаружите, что реальная ситуация не имеет ничего общего с желаемой. И тогда вы пожалеете, что оттолкнули нашу дружественную руку.

— Земля — это всего лишь одна из планет.

Эйрис не нашелся с возражениями. Да и вообще, в разговорах с униатами он старался избегать этой темы.

— Пелл для нас не проблема, — сказал Азов. — Вы же знаете, насколько уязвима эта станция. И вопрос стал совершенно пустяковым, как только мы узнали волю ее населения. Мы не уничтожим Пелл — это нам, поверьте, ни к чему. Но потеря этой базы существенно скажется на успехах Флота… а вы останетесь с пустыми руками. Мы подпишем предложенные вами пункты, в том числе и о переоборудовании Пелла в центр космической торговли. Но управлять им будем мы, а не вы. В сущности, разницы никакой, зато в этом случае соблюдается принцип самоопределения, к чему, судя по вашим словам, вы так стремитесь.

Это было лучше, чем ничего, и едва ли стоило рассчитывать на большее.

— Здесь нет официальных представителей Пелла, — сказал Эйрис, — а есть только самозваный оратор. Мне бы очень хотелось увидеть его верительные грамоты.

Азов положил перед ним кожаный бювар.

— Вероятно, вас это заинтересует, сэр. Предложенные вами соглашения подписаны правительством, директоратом и советом. Расхождений с вашим текстом никаких, за одним несущественным исключением: управление станцией отныне будет в наших руках. Есть еще несколько оговорок, но по сравнению с проблемой Пелла они малосущественны. Слова «под контролем Компании» вычеркнуты вот здесь и в договоре о торговом сотрудничестве. Всего три слова. Зато все остальное — в точности, как вы предложили. Насколько я понимаю, отправляя вас в такую даль, правительство и Компания уполномочили вас подписывать подобные соглашения.

Эйрис готов был ответить отказом, но в последний миг сдержался. У него давно вошло в привычку взвешивать каждую свою фразу.

— Все документы я обязан передавать правительству для ратификации. Изменения в тексте могут вызвать разногласия…

— Надеюсь, вы сумеете убедить свое правительство. — Азов положил бювар на стол и придвинул к Эйрису. — Почитайте на досуге. Наши условия очень мягки. Вы получаете все, о чем просите… Говоря откровенно, едва ли вы можете желать большего. Не забывайте: ваших владений во Внеземелье больше не существует.

— Сомневаюсь.

— Это ваше право. Но сомнения ничего не изменят, сэр. Советую остановиться на достигнутом… Торговый договор выгоден и нам, и вам, он исцелит старые раны… Ну, подумайте, господин Эйрис, о чем еще вы можете нас просить? Чтобы мы отказались от предложения Пелла?

— Нельзя ли называть вещи своими именами?

— Вы не в состоянии получить от Пелла подтверждение или опровержение слов господина Джекоби. Вы утверждаете, что политика земного правительства, полномочным представителем которого вы являетесь, за последние годы существенно изменилась, а следовательно, мы должны отбросить былые обиды как неуместные. Что же получается? Мы принимаем ваш текст договора, а ваше «обновленное» правительство сразу предъявляет новые претензии? Сэр, информация, которой мы располагаем, позволяет предположить, что ваш военный потенциал оставляет желать лучшего… что во Внеземелье вы ни от кого не получили подтверждения лояльности, а сюда прибыли на фрахтерах со многими пересадками, не столько по своей воле, сколько по прихоти купцов. Поверьте, враждебная позиция не принесет Земле никакой выгоды.

— Это угроза?

— Всего лишь умозаключение. Правительство без кораблей, без контроля над собственным военным флотом, без ресурсов… В подобной ситуации разумно ли настаивать на сохранении каждой буквы договора? Ведь речь идет об абстракции, три слова «под контролем Унии» в действительности означают форму правления, которую пожелают установить сами граждане Пелла. Неужели эта проблема стоит того, чтобы ломать из-за нее копья?

— Я должен проконсультироваться с остальными членами миссии, — произнес Эйрис, выдержав паузу в несколько секунд. — Но едва ли я стану это делать под объективами ваших «жучков».

— В вашей квартире нет никаких «жучков».

— Я сомневаюсь.

— Опять тот случай, когда вы не можете ничего проверить. Сообразуйтесь с обстоятельствами.

Эйрис взял бювар…

— Избавьте нас сегодня от новых встреч. Мы будем совещаться.

— Как вам будет угодно. — Азов встал и протянул руку. Джекоби остался в кресле — он демонстрировал Эйрису свое пренебрежение.

— Подписи не обещаю.

— Понимай, сэр. Совещайтесь. Поступайте как знаете. И все же я настоятельно советую серьезно подумать о последствиях отказа. Сейчас мы считаем, что наша граница проходит через Пелл. У вас остаются Тыловые Звезды, при желании вы их восстановите и получите выгоду. Если же вы не подпишете договор, мы проведем границы по своему усмотрению и станем близкими соседями.

Сердце Эйриса забилось с такой силой, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Обсуждать с униатом перспективу соседства никоим образом не хотелось.